Опять Мишка и Валентин поцапались. Как обычно в последнее время – из-за ерунды: не в том месте сложили товар. Сухое светлое в бутылках. Мол, ходят, задевают тару, звон стоит на весь склад.
Они теперь частенько орали. Как полоумные бегали друг за другом. А ещё совсем недавно были не разлей вода.
Мишка – хозяин фирмы. Купил всё и вся. Бизнес под себя подмял. И склад – настоящий, купеческий склад. Красного кирпича, три этажа с подъёмниками. Солидно!
Валю пригласил на двадцать процентов от прибыли – наёмником. За одну зиму Валентин контакты с поставщиками наладил. Пошла прибыль. Ходят все, улыбаются. Даже грузчики. А что? Фуры идут, только успевай выгружать. Товар – скоропорт: фрукты-овощи, разбирают быстро. За бананами с пяти утра торговки с базара очередь занимают, скандалят. Тыща сто коробок с фуры, растаскивают – не успеешь глазом моргнуть. На реализацию. Расторгуют – и снова бегут, кричат, мол, давай ещё, народ просит! Соскучились по бананам!
Быстрая реализация – это же самое главное для скоропорта!
Как без бананов раньше обходились? Наравне с хлебом – метёт народ! Будто в одной руке батон, а в другой – кривой стручок банана. Отъедаются, видно, навёрстывают за долгие годы отсутствия этого фрукта.
Вечером отчитываются торговки. Деньги несут, выгребают жменями из карманов халатов. У Валика всё строго, гроссбухи заведены – не надуришь. Учёт! Многое на́ слово тогда делалось, на доверии. Какие мы доверчивые! Учились по ходу. Разборок тоже хватало, куда ни сунься – «крыша» на «крыше», одна круче другой. Изучали рыночные отношения – на рынке.
Есть работа и приличные заработки – чего ещё надо в наше время непростое!
Только Валентина это не устраивало. По слухам, захотел он в компаньоны с Мишкой. А тот, пока Валя занимался поставщиками, грузом, складом и реализацией, наладил тёплые контакты с разными структурами – ментами, таможней, санэпидемстанцией.
Он-то тёртый был парень, «поселя» за спекуляцию за плечами. Правда, срок небольшой. Ну, вы-то в курсе, вам должно быть известно про это.
Они очень разные были. Мишка резкий, мог в глаз дать, если зазевался кто, попал под горячую руку, или не по его приказу сделали. Рисковый, очень спорт любил, всё знал: где, кого, когда, на какой минуте заменили. С каким счётом игра закончилась. Всё в голове держал. Подкован был насчёт этого очень сильно.
Валя – начитанный, немногословный, серьёзный. Семейный. Даже странно было – смотришь на него и понимаешь: случайный он здесь человек, на базаре. Не его это место. Ему бы лекции студентам читать. Да на базарах много всякого люда подъедается.
И пошли скандалы между ними – смотреть неприятно. Даже сердце щемит. Ходишь, думаешь – так всё это выстраивалось, с такими трудами налаживалось, складывалось по крохам – весь рынок завидовал, а похоже, идёт дело к разбегу.
Странно – пока было трудно, понимали друг друга. А когда попёрли денежки-бабульки, стало их немяряно – куда-то это всё пропало.
Собрался Валя уходить. Мишка брата на его место позвал. Стал Валентин дела ему передавать, обучать. Надо сказать, Эдик, не в пример старшему брату, бестолковый такой. Привык на всём готовом за спиной находиться. Ленивый и сонный.
Валю это злило очень, потому что хоть и отрезанный ломоть, но болел за дело. Чуть не до драки доходило. И так всё накалено до предела, а тут ещё Эдик – эта сонная тетеря!
Однажды Мишка на их крик прибежал, сцепился с Валентином, еле растащили, кричит – зарежу! Так и сказал при всех.
В тот день жарко было. Да уж всю неделю пекло ужасно. Но в складе прохладно, стенки, как в крепости, продумано у купца было, и кондиционера не надо. К концу дня сильный ливень хлынул. Гроза гремит! Облегчение! Столпились все под навесом, ворота растопырили – дышим полной грудью, воздух такой… ну, как после газовой сварки – озоном. Домой уж надо тихонько собираться.
А тут – крысак! Их там прорва была. Через дорогу мясной павильон, раздолье! И к нам наладились. Представляешь – ящики с вином, восемь вверх, десять в стороны. Пробку пластмассовую сверху сточил зубами, хвост свой драный опускает в горлышко, внутрь, потом резко так его выдёргивает, в пасть, облизывает и балдеет! Поддаёт! Так-а-аая хитрая тварина! Ну, мы давай в него кидать чем попало, кричим, прогнать пытаемся. А он сидит, как король на аманинах, глазки масленые, хитрые, пьяные, и всё ему до балды!
– Плохая примета, – главбух наша, Светлана Николаевна, говорит, – крысы к людям выходят – это какая-то чума на наши головы! Прости меня, Господи. – Сплюнула трижды.
Что с пенсионерки взять.
Мишка злой стоит, набычился. Спрашивает Валентина:
– Я тебе говорил, чтобы санитаров пригласил на потраву? Насыпать им какого-нибудь говнища. Сплошные убытки от вас от всех – дармоедов.
Валя расстроился, побледнел даже. Приглашал – отвечает. Два дня уж как приезжали.
Тут сбоку откуда-то второй крысак – крупнее первого. Как назло! Выползает и в жёлоб каменный у нас на глазах ползёт еле-еле. Очумелый какой-то, счас, гляди, окочурится. Вода с крыши стекает, несётся по каменному жёлобу вдоль фундамента потоком, а крысак влез в него, в самую середину, пасть навстречу раззявил, словно воду через себя пропускает! И оживает на глазах! Видно, потраву из себя выгоняет. Встряхнулся и в склад – шасть!
Валя говорит Мишке – видишь, какие они хитрые! Управы на них нет! Рэкетиры! В шутку старается всё перевести.
Мишка плюнул в сердцах, ушёл в конторку.
Дождь стал утихать.
Тут Мишка вернулся, говорит – звонили, фура скоро подъедет, надо будет бананы выгрузить. Попросил не расходиться.
Не сильно обрадовались мы, но что делать. Эдик уже слинял под шумок, он после пяти редко когда задерживался. Значит, Валентину надо груз принимать. Он злой, голодный.
Пошли мы с ним в кафе напротив, червячка заморить, чего-нибудь в желудок кинуть. С фурой песня нескорая.
Салатики взяли, рыбку под маринадом. Валя пива две кружки принёс – себе и мне. Жуём, пивко потягиваем не спеша. Нет никого. Только нас двое.
– Помнишь, арбузы привозили узбеки, – спрашивает меня Валентин.
– Конечно. Спокойные такие. Лихо тогда – фуру за четыре дня продали!
– Ну да – дехкане. Крестьяне, значит. Так вот. Мы с ними считали-считали, считали-считали. Ну – вроде бы всё! Рассчитались, ударили по рукам. Здесь вот, в кафешке посидели, обмыли это дело. Разбрелись. Утром прихожу на склад к шести, как обычно, – сидит дедок старенький, в халате полосатом, кушак намотан, тюбетейка. Загорелый, сухой, как чёрная щепка. Ноги скрестил, галоши остроносые на нём. Старший. С узбеками приехал. Неприметный такой, прямо подросток. Но слушались его вся команда – беспрекословно! Тихо так скажет что-то на своём, и тут же кланяются ему, спешат исполнить. И вот он мне говорит – вы вчера ошиблись, когда считали. Не может быть, говорю. Мы же вместе считали несколько раз! Тут достаёт он из-за пазухи тетрадку. Школьную, замусоленную, сложенную пополам. Раскрывает, и давай мне снова рассказывать – приход-расход! Гляжу и не верю собственным глазам – точно ошиблись! Да ещё как! По-крупному! Согласился с ним, спрашиваю, что будем делать, а сам прикидываю – сколько надо «крыше» отдать за то, чтобы разрулили ситуацию, Мишка опять рот разинет, орать начнёт. Тоскливо стало. Тут он кушак снял, размотал и отдаёт мне пачку баксов. Бережно так, уважительно. Здесь пять тысяч, говорит. Я сперва не поверил, потом давай его благодарить, говорю – замечательный вы человек! Мудрый и справедливый. Смеюсь так… глупо и радостно. От таких геморроев меня старик этот избавил! Говорю – с меня ящик коньяка! Не надо, отвечает, пить – плохо, аллах не велит. А он с виду невозмутимый, только по глазам видно – тоже рад. Приезжай, говорит, к нам в Бухару, кок-чай угощу, дыня, пилав будим кушить. Тюбетейку поправил. А под ней кожа розовая, младенческая. Будто родился, надел эту тюбетейку и в ней по сегодняшний день, не снимая… Так забавно. Адрес у него взял. Хочу слетать в Бухару. Представляешь – вот мы с Мишкой вроде бы оба на русском разговариваем, но друг друга не понимаем, а тут – старый узбек, и так всё… по-человечески.
Валя пиво допил залпом, примолк, задумался.
Мишка влетел в кафе, кричать начал – какого хера вы тут жопы к табуреткам приклеили! Фура стоит, все вас ждут, мля! Руками машет, злой, как чёрт.
Валентин встал резко, даже стол сдвинул… Кружкой в висок его ударил. Коротко. Михаил рухнул, обмяк сразу. Кровища… Всё как-то… мгновенно. Валентин говорит мне – иди на склад, я тут один разберусь. Сел, голову руками обхватил. Потом мобильник достал. Руки дрожат. Сам не свой, потерянный… Тётки в кафе – повара, посудомойки – сбежались все, заголосили…
Так всё и было.
А куда мне идти? Я же прохожу как свидетель по этому делу.