Нина проснулась утром в субботу. Какая-то чепуха снилась всю ночь. Пустая, зряшная, как разноцветные фантики без конфет.
Неделя была заполнена эсэмэсками, короткими звонками. Нина с нетерпением ждала выходных. Она скучала и думала, как они проведут вместе целых два дня.
Вечером пойдут в гости к Галке, пусть умирает от зависти. Лучшая и самая опасная подруга, но надо, давно не общались!
А Боб придёт утром! Большой, прикоснётся свежестью на губах.
Он принесёт ей в постель вкусный кофе. Сосредоточенно глядя на чашку, чтобы не расплескать, хмуря брови. Утренний, бодрящий аромат. Сильные, надёжные руки. Потом выйдет и вернётся: глаза смеются, руки за спиной – что-то спрятал! Скажет – это тебе! И подарит ей ночнушку в мелких синих цветочках льна по белоснежному полю.
Или ещё что-нибудь придумает!
И будет радоваться, как мальчишка, накрывший кузнечика ладошкой-домиком.
Она тоже приготовила ему сюрприз – халат. Пусть знает, что она думала о нём. Даже и говорить ничего не надо, он всё поймет. Он такой славный!
Потом, наверное, приготовит что-нибудь вкусненькое – ему это нравится.
– Это от систематического недоедания в детстве! – улыбнётся ей, словно в оправдание.
Неспешно, уверенно нарежет на доске. Мыщцы – словно кто-то лепит его руки прямо сейчас, и всё время меняет очертания в поисках совершенства.
Нос наморщит, прогоняя слезу от лука. Забавно, как ребёнок, большой такой мальчишка.
Была ли она права, занявшись с ним любовью в первый вечер? Не зная, что за человек перед ней? Один вечер ухаживаний. Всего один. Нет – всё хорошо!
Она быстро выпросталась из-под одеяла, достала из шкафа шёлковую пижаму с короткими свободными штанишками, быстро облачилась. Включила светильник на четыре рожка и закрутилась перед зеркалом.
Чуть-чуть виден изгиб, плавный переход ноги, округлость попки. Попка у неё красивая. И шея не короткая. Это хорошо! И кожа хорошая.
Мужчина видит то, что ему показывают. Женщина видит мужчину всего – и сразу.
Он потянется к ямочке, к ложбинке груди, или неожиданно чмокнет в крутой склон бедра. Вспомнит про три родинкиь – они ему очень нравятся.
– В «шестьдесят», – вспомнила Нина и улыбнулась, – потом в «девяносто», и снова в «шестьдесят»!
Все эти милые глупости наполнены важным, глубоким смыслом – она желанна, нужна ему. Жизненно необходима, чтобы думать, дышать, работать, быть мужчиной! Она – рядом, его женщина. А он вообще один такой – Бо-о-об!
Она улыбнулась себе в зеркало, повела плечиком. – Надо родить ему девочку! Нет – доченьку! Девочка – это вообще, а доченьька – это конкретно! Красивую, как Боб! Сын у него уже есть!
Он научит её готовить, будет любить и баловать. Разве любовь может разбаловать? Любовь рождает любовь, и доченька растёт рядом, набирается от нашей любви.
Смотрит и начинает понимать, что это главное. Доченька!
Нырнула под одеяло, задохнулась. Прохлада шёлка скользнула по телу. Она натянула одеяло до подбородка, согрелась.
Да! Она правильно сделала, что надела эту пижамку, бордовую, с широкими рукавами. Ну и что же, что старенькая.
Он проденет свои руки в рукава – «навстречу», погладит её грудь. Она для него – одушевлённая, а не просто часть тела. Он придумывает смешные истории про красивую Девушку-грудь, которая встретила в метро то, что так долго искала, но почему-то сразу не приметила, а потом они чудесным образом встретились.
Ласковый морок доброй сказки. Они сотворили её вдвоём, только для себя, а если записать – исчезнут пауза, взгляд, касания, и получится скучно. Как стенограмма.
Они только познакомились и узнают друг друга.
Вдвоём будут придумывать свой язык, чтобы радоваться общению. Это будет простой и сложный язык, и в нём будут жесты, взгляды, звери и птицы, листья, ягоды и трава. Терпкий, упругий ветер. Они будут слагать свою историю, предания – то, что они передадут дальше.
– Интересно, какого сорта было запретное яблоко? Белый налив? Он такой вкусный!
Может быть, вообще какой-то райский сорт. Никто этого не знает, – подумала Нина и улыбнулась. Всё-таки он романтичный! Так нежно целуется. И голос – завораживает!
Нет, она точно теряет голову! Может быть, в ней уже прорастает неведомое «зёрнышко»? Как начинается беременность? Вполне возможно, что уже началась, просто узнает она об этом позже.
Спешить некуда. Сладкое, как шоколад к кофе, забытьё. Плед в красно-зелёную клетку. К чёрту надоевший телик! Закутаться, превратиться в уютный тёплый ком. Боб рядом.
Этот мужчина сразу и уютно поселился здесь, словно веками жил. Не захватчик, нет.
Понимать это и просто молчать, в тишине узнавать друг друга. Праздник тишины и покоя. Что это – грусть? От избытка хорошего? Разве может быть хорошего – много? Особенно когда его так долго ждёшь!
Молчаливое притяжение. Потом, словно взрыв – неожиданное прикосновение. Мягкое касание его ладоней. Он погладит её по спине, просто и нежно, и это так много объяснит им обоим и мгновенно, незримо соединит.
Она прижмётся к его плечу. Лёгкий поцелуй, вспыхнувшее желание.
– Бо-о-б! – скажет она и покраснеет, заглянув в его глаза.
– Б-о-о-б! – откликнется он в тон.
И она засмеётся звонким, долгим переливом, как давно уже не смеялась. Потому что счастья не бывает много, как доброй влаги, которая поднимается выше, выше, но не переливается зряшно через край сосуда, только приближается, а край приподнимается волшебным образом. Смотри, молчи и не спугни.
Черепки потом не склеишь и уже не наполнишь сосуд бесценной влагой.
И так – безмерно и бесконечно, пока есть солнце, небо, мир вокруг, шум крови в жилах, он и она – рядом.
– Господи! Совсем голову потеряла, как девчонка! – подумала Нина, ощущая неожиданную влагу на ресницах.
Легко. Легко и свободно.
И словно не было этой изнуряющей каждодневной тягомотиной недели, бесконечного ожидания прихода Боба.
Мелодия мобильника вернула Нину в реальность.
* * *
Она повернулась, выпутываясь из тёплого уюта постели, подхватила трубку.
– Алло! Слушаю. – Вскрикнула, не веря и заранее радуясь: – Боб, это ты?
– Это Митя. От Бориса.
– Кто?
– Митя. Я по поручению Бориса, – пригасил её восторг мужской голос на другом конце.
– Митя? Какой Митя? Он ничего не говорил. Он должен был прийти. С ним что-то случилось? – забеспокоилась Нина. – Что с ним?
– Всё в порядке. Но он сейчас не может позвонить. Я должен забрать вас и отвезти на место встречи. У нас чуть больше часа. Вы собирайтесь, а я заеду. Одевайтесь теплее, поедем на мотоцикле. Да! И не забудьте инструкцию. По сборке. Ну – схему. Вы поняли?
– Да, – ошеломлённо ответила Нина. – К чему такая спешка? И… Боб… Борис – не звонил мне, – вновь забеспокоилась она.
– Так надо. Всё очень серьёзно. Но вы не волнуйтесь. Со временем всё придёт в порядок, определённый временем, – произнёс Митяй загадочно. – А сейчас – выключайте мобильник. К городскому телефону не подходите. Я буду у вашего подъезда, – он выдержал паузу, похоже, глянул на часы, – ровно через час и семь минут. Всё – хорошо! Окей?
Уверенно сказал, быстро, не оставив времени на вопросы и раздумье.
Мобильник отключился.
* * *
Нина потерянно ходила по квартире. Машинально складывала стопкой одежду. Потом какие-то вещи переменила, взяла попроще.
Пустой рюкзак лежал рядом.
– Надо бы погладить, – подумала она, наткнувшись на ворох свежестиранного белья. – К чему это сейчас?
Сварила кофе, закурила, сделала глоток, глядела задумчиво в окно.
– Как моментально всё может перемениться. Только что её переполнял восторг, а сейчас неясная тревога, граничащая из-за неизвестности со страхом. Кто он – Митя? Боб не рассказывал. Хотя – у него много друзей и сослуживцев. Может быть, так и надо? В том, что он задумал.
Тревога давила тяжёлой колодой, и не было сил её отодвинуть, чтобы легче стало дышать. Почему Боб не позвонил? Странно и не похоже на него.
Вспомнила про схему, которую Боб положил в энциклопедию. Встала, нашла, незряче глянула на линии и кружочки. Заплакала в голос, слегка подвывая, внутренним чутьем понимая, что эта бумага несёт опасность. Положила схему в передний карман рюкзака.
– Не раскисать! – приказала себе.
Встала, глянула в зеркало возле вешалки.
Глаза покраснели и припухли, делая лицо простым, некрасивым. Она замахала ладошками в лицо, нагоняя ветер, осушая влагу слёз, остужая горячие щёки.
– Не хватало, чтобы Боб увидел её такой размазанной!
Быстро оделась, оглядела квартиру и вышла.
Дверь подъезда мягко прищёлкнула кодовым замком. Послышался грохот. Со стороны крайнего подъезда летел великолепный чёрно-вишнёвый «Харлей». Белые внутренние обводы колёс, блестящие спицы. Сказочная мечта! И не только фаната-байкера!
В чёрной кожаной экипировке, немыслимом «космическом» шлеме, подняв руки к высоким рогам руля, восседал Митяй.
Он откинул тёмное стекло забрала. Исказил лицо, стиснутое с обеих сторон подушечками безопасности, в попытке улыбнуться. Снял с согнутого локтя второй шлем, передал Нине.
– Я – Митя! – Приложил ручищу в раструбе перчатки к левой стороне комбинезона, перекрикивая шум мотора.
Она кивнула, взяла машинально шлем.
Вставила голову в мягкое, уютное нутро, слегка задохнулась от запаха дорогог парфюма. Мир за стеклом потемнел, стал безопасным, но суженным и менее интересным. Она опустилась на высокое сиденье, чуть-чуть съехала вперд и обхватила Митю руками за пояс.
Митяй опустил стекло, пригазнул. Чудесный аппарат, набирая скорость? уже летел к дороге? и Митяй быстро убрал ноги с асфальта, наморщив пластины-наколенники.
Выскочили на кольцевую, потом ушли с неё на Рябиновую. Закоулками выехали к небольшому частному домику рядом с градирней ТЭЦ, шумевшей водопадом. Забор из тонкого металлического профиля. Дом за ним казался нежилым.
Митяй достал брелок, нажал кнопку. Ворота отъехали. Подрулил к воротам гаража под домиком.
Они уехали вверх по направляющим салазкам. Мотоцикл мягко вкатился внутрь. Включился яркий свет. Ворота сзади плавно опустились.
Стало шумно от работающего двигателя. Загудел мощный вентилятор, выгоняя сизый дым выхлопа.
– Слезайте, – прокричал Митя.
Нина привстала и оказалась на ребристом металлическом полу.
– Схему давайте, – сказал Митяй, – времени в обрез! Нам надо успеть до подхода дежурной смены.
Нина вновь ничего не поняла. Достала схему, передала Митяю.
– А где Борис?
– Он уже ждёт нас в условленном месте. Сейчас сориентируемся и рванём навстречу! – Митяй подмигнул и озабоченно углубился в изучение схемы.
Нина успокоилась и слегка повеселела.
– Скоро они будут вместе, рядом. Авантюра эта закончится. Казаки-разбойники! К ночи вернутся домой, и уснут крепким сном. Конечно, она сначала пообижается немножко за эти волнения, всплакнёт. Потом… что потом? Простит. Она сможет его простить.
Митяй внимательно изучал схему, не обращая на неё внимания.
– Всё правильно! – засмеялся, – так и думал! Но меня опередили. Совсем чуть-чуть.
– Свернул листок, положил в нагрудный карман. Оседлал мотоцикл, скомандовал:
– Садитесь!
Нина двигалась, как в тумане, чувствуя, что устала и напряжена.
Митяй вновь воспользовался брелком. Пол под ними опустился. Они въехали в небольшой квадратный тоннель, похожий на подземный уличный переход. Площадка вернулась на прежнее место. Митяй покрутил ручку газа. Сизый дым быстро заполнил пространство. Свет фары исказился. Замерцали рубиновым лампочки габаритов.
В шуме и грохоте летели они под землёй в неведомое, и не спрыгнуть уже было с блестящей колесницы, не спрятаться, не защититься.
Минут через двадцать быстрой езды одна секция тоннеля, словно большая картонная упаковка без дна и крышки, неожиданно опустилась прямо перед ними. Мотоцикл на полной скорости въехал в бетонный торец, развернулся боком в приоткрышийся влажным чревом провал, отпрянул от удара. Сверху быстро и безостановочно сыпалась земля, давила, сплющивала, безжалостно и равнодушно сминала их тела в бесполезные, изломанные манекены.
Всё произошло мгновенно. Нина только успела почувствовать, что летит вперёд, даряясь о смертельную жёсткость бетона, мягкость осыпающейся земли, увидела яркую вспышку.
Кромешный мрак выключил этот мир и поглотил их.
Она короткое время ещё дышала в пространстве шлема. Не могла шевельнуть рукой или ногой, чувствуя дикую боль страшно изломанного тела. Могильная сырость начала проникать сквозь одежду.
Она заплакала, ощущая себя крохотной, спелёнутой и беззащитной, как в детстве. Свернуться клубком под спасительным душным одеялом и не дышать. Отгородиться от тёмных ночных чудищ. Но не скинуть полог земного покрывала, не освободиться от его вязких объятий, чтобы встать в полный рост, закричать, позвать маму. Спрятаться в её добрых руках, засмеяться сквозь слёзы, зная, что все страхи позади.
Она плакала беззвучно, глядя в зеркальный мрак шлема, с ужасом начиная понимать неотвратимость произошедшего, шепча обречённо, в бессильной апатии угасающей надежды:
– Б-о-об…
Едва слышно, издалека долетел звук сирены.
Он приближался, надвигался ближе, ближе, вот он уже почти рядом, неожиданно прервался и смолк. Захлопали дверцы. Голоса, много встревоженных голосов, гулко, словно через толстые стенки огромной деревянной бочки, откуда-то сверху.
– Грунтовка подмыла крепёж! Помпу врубай, на девятьсот, иначе не совладать – сильный поток! Шланг разматывай в ливнёвку, в колодец!
Она уже не слышала этой спасительной фразы.
Мрак небытия спеленал сознание, прервал дыхание. Поток потащил, закружил её, играючи развернул и, плавно покачивая, понёс посередине русла широкой подземной реки.