Боб проснулся утром нового года. Дверь на кухню была закрыта, оттуда доносилась негромкая музыка. Ему показалось, что он на дне: сквозь толщу воды и металлический скафандр что-то бубнило, воздух большими пузырями стравливался через клапан, поигрывал живыми, кипящими шариками, искажал звук.

Боб попытался различить слова и не смог.

Вчерашняя овчарка умерла при исполнении служебных обязанностей и сейчас разлагалась во рту. Так ему показалось. Словно паралитик, он привстал на руке, перекатился на бок и сел на кровати.

Надо заново учиться ходить. Прошаркал на кухню. Василич стоял у плиты, что-то жарил. Запах еды вызвал тошноту:

– Отлично, – бодро улыбнулся Василич, – сейчас будем завтракать. Сегодня у нас «фирменное блюдо» с солёным огурчиком, морс клюквенный, а также щи из кислой капусты, потому что так рано водку пить вредно, а полечиться надо.

– Какой он бодрый! – с завистью подумал Боб. – Когда ты это всё сварганил? – спросил, испытывая сложное чувство, будто трое суток в шторм он блевал за борт, теперь подташнивает, но и кушать вроде бы уже хочется – требует организм, оживает, возвращается к обычному ритму.

– Встал пораньше, не спится. Одного миллионера спросили: почему вы такой богатый, в чём секрет? А он отвечает – секрета нет, я встаю очень рано! Обычно я просыпаюсь и сразу встаю! Иначе весь день будешь, как варежка вяленая.

Василич накрывал на стол: поставил два прибора, остатки вчерашнего «оливье», из сковородки разложил по два жареных ломтя белого хлеба с начинкой.

– «Бирмингемы» – внутрь ломтя заливается яйцо, зажаривается, потом переворачивается на другую сторону. Можно туда накрошить остатки вчерашней колбасы, ветчины, зелень, сыр, а из серединки делается румяная гренка, на которую можно совершить «утренний намаз» маслицем, потом аккуратно подобрать золотистый желток! Однако для начала я бы порекомендовал кислые щи из кефали, они уже два часа томятся. Рецепт: варишь два часа квашеную капусту, картошку стругаешь соломкой, лук без пассеровки. Морковь не надо. Минут за двадцать до того как снять с огня, закладываешь порционными кусками рыбу. Знаешь, почему-то именно с похмелья лучше всего эти щи идут! Ты выпей морс! Больным для поднятия аппетита первым делом морс дают.

Боб залпом выпил ароматный клюквенный морс, спросил без выражения:

– Откуда это изобилие, Василич? Дед Мороз обронил? Или ты с утра колядками занимался?

– С вечера припас – клюквы взял, капусты, картошечки, кефаль – кстати, очень хорошо чистится столовой ложкой – чешуя крупная, не разлетается по всей кухне! Ложбинкой к чешуе – скоро и прекрасно! – Василич налил полную тарелку, положил ложку сметаны, мелко нарезанную зелень.

Боб хлебнул пару ложек.

– Великолепно! Кажется, реанимация началась, – он попытался изобразить улыбку.

– Ты знаешь, квашеную капусту и солёные огурцы на соляночку, рассольник – можно варить часа три-четыре, и ничего им не будет. Лёгкая хрусточка останется, а бульон будет насыщенный, ароматный. А потом уж и заправку можно делать.

Ягодная кислинка бодрила, возбуждала аппетит, было необыкновенно вкусно. Боб быстро съел щи, прислушался к себе – вроде бы улеглось нормально.

– Соскучился? – Василич поставил тарелку с двумя «бирмингемами», сбоку – красиво нарезанные солёные огурчики, веточка петрушки.

– Конечно. Да и кого радовать? Наварганишь кастрюлю, а кому есть-то? Неделю ешь, ешь, а оно не кончается. – Боб вытер пот со лба и продекламировал:

Мозг начинал работать, организм явно оживал.

– Сам сочинил? – Василич удивился. – Хорошие стихи, я подумал – Олег Григорьев, а оказывается, ты тоже балуешься.

Он полез за окно, достал кастрюльку из бабулиной «выгородки» на жестяном отливе, поставил с краю стола.

– Перед тем как морс с огня снимать – кладу пакетик ванили. О! Смотри, – показал он на открытую кастрюльку.

Боб увидел благородно-бордовую жидкость, почувствовал тонкий аромат ванили.

– Ну как же, – досадливо поморщился Василич, – поэту надо быть внимательнее, присматриваться к деталям! Я клюкву всё утро тёр, тёр на дуршлаге, кажется – всю стёр! А видишь – две-то ягодки – уцелели! Вот так и в жизни. Это я к чему? Да к тому, что «Надежда»… Иванннна должна умирать последней. Всегда есть шанс! – Василич подлил в бокал морса.

Морс окончательно привёл Боба в норму. И глаза открылись, и «шестерёночки, пружинки, золотнички и мембранки» внутри заработали, закрутились, что-то зажурчало с удовольствием, возвращая к жизни.

– У меня отец готовил великолепно. Мосты строил, жили, как цыгане – в вечном движении, – Василич присел к столу, расправил на коленях бабкин передник. – Он из командировки, бывало, вернётся – идём вдвоём на базар. Мясо выбирал «со слезой», зелень, фрукты, всё – не спеша, обстоятельно. Потом готовил – залюбуешься! К пацанам на улицу не тянуло, так было интересно! Может, добавочку? Небольшой кусочек, – предложил Василич. – Что там кусочек! Мушки проглотить не могу! – засмеялся Боб в первый раз. – Может, не по специальности трудишься?

– Знаешь, есть новелла. Марку Твену приписывают. Жил один сапожник, хромой. Попал он за честный и доблестный труд – в рай, а в раю – идёт колонна знаменитых полководцев всех времён и народов. И во главе колонны – он, хромой сапожник. Мораль: если бы этот сапожник был полководцем, это бы величайший полководец!

– Да, пойди, узнай – где твое место в рабочем строю, – вздохнул Боб.

– Есть теория «пяти процентов», – объяснил Василич. – Говорят, что именно столько людей могут успешно заниматься бизнесом. Остальные – случайные! Я, когда узнал, погрустнел. Потом решил: ведь эти самые «пять процентов» – они же существуют и в других сферах человеческой жизни. Самое главное – узнать, в какой «пятёрке» конкретно – ты! А сейчас странная ситуация. Если ты не «бизнесуешь», значит, ущербный! Растерялись многие, пытаются наладить «купи-продай». Например, бразильцы классно играют в футбол! Эфиопы – отличные бегуны на дальние дистанции, в американском баскетболе почти сплошь – темнокожие, и так далее. А в бизнес лезут все! Ощущение быстрых денег, здесь и сейчас, а понятий – нет, и никто не учил. Хотя – я считаю, что евреи веками вырабатывали правила бизнеса, и весь мир их принял. Головы у них «светлые»! Так чего ж удивляться, что «бабки все у них».

– «Кесарю – кесарево, слесарю – слесарево»! – заметил Боб. – Я ещё при «совке», всегда возмущался – если ты не можешь «собрать-разобрать» легковушку «на время», значит – ущербный. А я, может быть, другое что-то делаю классно, и денег там заработаю и заплачу в автосервисе, где специалист всё сделает правильно! И вырастили целую страну дилетантов. А весь мир живет по законам профессионализма! Да.

Василич собрал посуду, сложил в раковину. Мыть Боб не дал – ожил, сам помыл, набрызгал вокруг.

– Вот смотри, вода – мокрая! – Вода вообще-то… она разная, – сказал Василич. – И мокрая вода бывает. И мёртвая, и живая. И «кривая», пьяная, значит. А вообще-то – да, вся она мокрая! Влажная. – Хорошо, когда это понимаешь, – продолжил он. – Сначала кажется – случайность! Потом проходит время, и понимаешь – э, нет, брат-мусью! Это было бы слишком просто, если бы было так просто! Вот взять, к примеру, меня. Один оказался в какой-то жизненный момент. Я тогда лейтенантом служил, двухгодичником. Девушки приходили-уходили, но – эпизодически. И вот однажды забрёл я в кинотеатр на окраине. Зал полупустой, январь, студёно, неуютно. Показывали «Зеркало» Андрея Тарковского. Его отец – поэт Арсений Тарковский – четыре стихотворения читает по ходу фильма. Выразительно, ритм особенный – авторская интонация:

– Одиночка, думаю – это ведь я. Одинокий! И желание загадал – встретить ЕЁ!

И позвала меня одна знакомая в гости, на день рождения. Пришёл. А хозяйка пригласила подругу. Этакая «графиня-вишенка», студентка физмата, умная, в очках! Ну и мне кадрит её. А я же Козерог: упёрся копытами – ни в какую! – Кофе будешь? – перебил сам себя Василич. – Для бодрячка.

– Можно! Там вот, натуральный молотый, – показал Боб, в шкафчике, в банке красивой…

– Э, нет – у меня фирменный напиток. – Василич пошуршал в сумке, достал пакетики, заварил. – Я зимой в кофе немного молотого имбиря кладу, буквально на кончике ложки. Аромат и профилактика от простудифилиса. Ну как?

– Интересное ощущение. Лимон и перец. Согревает изнутри!

– Вот – кладу на полочку пакетик. Как только почувствуешь, что соплегон начинается, – три кружки за день завари крутым кипятком, дай остыть и выпей. Всё нутро прогреет, и хворь – долой, без химии и антибиотиков! Даже когда писаешь – чувствуешь, что горячо! Есть такая болгарская поговорка: «Перец печёт два раза»! – Улыбнулся в усы. – Из этой же серии.

– Да! Значит, возвращаясь к теме – день варенья, зима, – напомнил Боб.

– Ну да! – заулыбался Василич. – Что это, думаю – я сам не найду, кого хочу! И приходит ещё одна подруга виновницы торжества, одноклассница её бывшая. Ну я, не так чтобы назло, а впоперёк, стал за ней ухаживать. И провожать пошёл. Тихо, снег крупными хлопьями падает. Валит и валит. Тротуары, дороги – всё прикрыл. Идём, как два сугроба, новую тропинку торим, а снег ресницы склеивает, шекочет по лицу. Улыбаться хочется. Она в шубке светло-коричневой, глаза огромные, лицо ясное. Щёлкнуло! Проводил до подъезда. Телефон взял рабочий. У неё домашнего тогда ещё не было. И – уехал в Ленинград в командировку, на всю рабочую неделю. В понедельник звоню ей на работу. Она смеётся:

– Ты куда пропал? – радостно так, а главное – искренне, без этих бабских закидонов.

Удивился: кому-то нужен я, кроме мамы и начальства! Договорились встретиться. Посидели в кафе, погуляли. Через некоторое время пригласил в гости. Осталась до утра. Милый человечек, не хищница! Продолжаем встречаться. Я ей заливаю, что инженер, мол, работаю на оборонку, много не могу рассказывать. А однажды не успел переодеться! Припёрся на свиданку в форме. Вижу по лицу – не рада. Так на душе неприятно, словно обманул хорошего человечка. И пропал я тогда на все выходные. Загулеванил с однополчанами, по пиву, то да сё! А сам всё про неё думаю. Позвонил – обрадовалась опять! Одним словом – «убегая, догонять» у меня получилось, не специально, конечно. И не случайно, думаю, потому что понял – и я ей рад! Был у меня боец, молдаванин. С такой смешной фамилией – Кышка! Родители к нему в гости приехали. Воскресенье, тишина, я – дежурный по части. В отсутствие командира имею полное право отпустить на трое суток в увольнение.

Ушли они. Проходит минут пятнадцать – возвращается он, с огромным пакетом, из целой газеты свёрнут! Это, говорит, вам, товарищ лейтенант! А там – черешня! Крупная, бордовая! Меня осенило – вот адрес, говорю, как раз тебе по дороге, завези девушке одной.

Потом она мне рассказывала. Читаю, говорит, книжку, одна дома – родители уехали, ты на службе. И так захотелось черешни! А тогда-то – не сейчас, когда на каждом углу и киви, и ананасы. И вдруг звонок в дверь! Открывает – стоит мой боец: вот, говорит, товарищ лейтенант прислал. И бегом с третьего этажа.

Этот самый кулёк и решил вопрос – пойдешь за меня замуж? А я сделал вывод на всю жизнь – надо женщин от текущих проблем отвлекать, чем-то удивлят приятным, не огорошивать, а – удивлять!

Свадьба скромная была. Но машину я заказал – кабриолет 1927 года! Ретро – высший класс. «Сувенирная шкатулка», не авто! Думаю – чем-то свадьба должна же запомниться!

Получил я «подъёмные» на дембель лейтенантский, и полетели мы в Сухуми, медовый месяц провести. Свидетель с моей стороны, Алик, тбилисский парень, работали вместе, дал нам рекомендательное письмо к своему другу – Отари. А у того сын только родился, наследник. Дружная абхазская семья. Сердечные люди. «Друг Алика – наш друг!» Отвели нам второй этаж.

Поставили у тахты десятилитровую бутыль великолепной домашней чачи, извинились – мол, не до вас. А нам никого и не надо!

Мандарины ниже по склону поспевают. Воздух влажный, терпкий. Ночи чёрные, звёздные, душные, только голышом и спать! Окна большие. В космос смотрим, в Вечность, желания загадываем.

Сухуми – город великолепный! В кафе напротив Гоглик, осетин, готовил нам завтраки. Я договорился с таксистом Шалвой, он каждое утро вывозил нас на «медицинский пляж», вечером – обратно. Сходим на набережную, кофе крепкого у грека Костаса выпьем. Можно на гуще погадать, но незачем – и так ясно, что хорошо!

Спрашиваю:

– Ты счастлива?

– Лет через двадцать отвечу. Можно?

– Хорошо, – говорю, – подожду, куда спешить! Мы же только на краешек Вечности выбрели.

Вернулись, устроился я на работу. Живем у тёщи с тестем Они люди рабочие, простые. Душевные, скандалов – ни-ни. Жена моя – в положении.

Просыпаюсь как-то утром в воскресенье, словно окликнул кто меня нежным голоском. Смотрю – стоит у окна. Огромное такое окно, дом сталинский. Занавеска отодвинута, солнышко встаёт. Она в ореоле, словно сосуд прозрачный, золотистым светом облитый. Кажется – живот просвечивает. И увидел я там – девочку, дочку. Тепло ей, жмурится на солнышке. Любимая прислушивается и слышит дочкин голосок. Общаются молча. Чей у неё будет характер? Она будет подвижной любознайкой, как мама! Красивой и умной. Уравновешенной и успешной в жизни. И любимой! Вот это – обязательно! Они вместе будут гулять, и доверять друг другу секреты, уже сейчас, только одна – крохотная женщина, а другая – её мама! Но обе – женщины!

Я же вижу, как они замечательно общаются! Девчонки мои!

А я буду вместе с ними, рядом, не буду мешать. Любить и любоваться.

И загадал, чтобы родилась дочь! Девочка ближе к маме с папой – я так решил!

Лежу, не дыша, боюсь спугнуть видение. Ночнушка приподнялась спереди, коленки виднеются. Беззащитная такая, сама как девчонка, стоит моя жёнка, и живот её не портит, наоборот, солнце ушло, а она светится изнутри навстречу дню. В какое мгновение, в каком чудесном сосуде перемешались так вот неразделимо наши жизни, соединились, и радости добавилось, и ответственности.

Как вода переливается через край и бежит дальше светлым ручейком, слепит бликами весёлых зайчиков, тепло внутри от них, и думаешь – Господи, разве можно – так вот… такое… божественное – перед глазами! До слёз!

Василич немного помолчал.

– Так что – родилась у нас доченька. В день её рождения собрал я все газеты, сложил их на будущее: интересно же потом прочитать, что в мире происходило в этот день! Для нас – историческое событие!

Привёз их домой. Спит. Посередине ночи устроила жуткий крик. Успокоить не можем. Мы перепугались!

Чуть свет за врачом. Пришла участковая, старушка седенькая, мудрая. Столько пелёнок за жизнь повидала! Смеётся: она же у вас голодная!

А мы за суетой, сю-сю, ду-ду – и забыли!

И пошла наука! С утра на работу, потом бегом домой, на молочную кухню, потом гулять, потом купание, кормёжка и сон! Я в ванную, а она доверху набралась за сутки! Засучивай рукава, выполняй обещание – стирать первые два года!

Через полгода стали уже полностью по ночам спать, спокойней стало. А уж как говорить начала! Только успевай – записывай! Однажды приходим с работы, а дочь хмурая, заплаканная. Что, спрашиваю, за печаль? Тёща мнётся. Она первые три года с дочкой сидела. На пенсию вышла. Замечательная женщина, земля ей пухом. Говорит: я Катю в храм снесла, покрестить. Поставили нас в кружок, нескольких бабушек с детками. Батюшка ходит, псалмы распевает, и наша красавица взялась петь! Он её нахваливает – вот певица растёт всем на радость, а она за пламя свечки – хвать ручонкой! И обожглась. Рёв – на весь храм, купол вниз прогнулся. Вот и расстроенная.

Посмеялись. Тёща рада – не ругают!

Пошла дочка в школу. Получил я квартиру кооперативную, трёхкомнатную. Переехали. Жена готовить не умеет. Пока у тёщи жили – та готовила. Тут меня Бог надоумил! Давай, говорю, конвенцию с тобой заключим: в праздники и выходные готовлю я, а в будни – ты! Она согласилась. И вот мы по утрам каши едим с «желваками», омлеты «резиновые». Дочь выплёвывает, а я только нахваливаю! И однажды жена устроила мне сцену. Надоел мне этот цирк! – кричит. – Ты что – издеваешься?

– Если я не хочу, – отвечаю ей, – со мной никто никогда не поссорится! Запомни раз и навсегда.

Несколько лет у меня ушло на это, но сейчас – как в ресторане: от закусок до десерта! Очень горжусь, и помогаю, конечно, потому что самому интересно!

И вот собираемся мы восьмого мая тестя с Днём Победы поздравить. Стоим на пороге своей квартиры, звеним ключами, а из лифта – два мужика. Извините, говорят, мы из военкомата. Надо вам, как офицеру запаса, срочно мобилизационное предписание поменять.

И повестку вручают с красной полосой, мол – срочно!