– Старухам не верьте. Они все представляются. Хотят, чтобы их все жалели.

Прошли через вестибюль. Поздоровались с гардеробщицами.

– Вы разве старуха? – засмеялся Дед. – Вон какая шустрая, и глаза сверкают. Что-то редко вас вижу на собраниях.

– Конечно, старуха. На людях почти не бываю в последнее время. Девяносто четыре годика. Едва дышу, а в девяносто ещё бегала… девочкой. В восемьдесят крышу смолила на даче. О как!

– По вам не скажешь, что столько годков.

– Старухи-то всё про болезни.

– А вам разве неприятно, когда жалеют? Особенно – мужчины.

– Я не хочу, чтобы меня жалели, хочу, чтобы уважали мою старость.

Они медленно поднимались на второй этаж по широким мраморным ступеням. Полумрак пыльного окна делал мрамор тёмным. Слушали гулкие свои шаги.

Дворец культуры сильно обветшал, и Дед всякий раз с грустью это отмечал. Из-за высоких торжественных колонн называл его – Рейхстаг.

Когда-то здесь день-деньской бурлила жизнь: более полусотни различных кружков, несколько тысяч участников, большой зал видел многих звёзд эстрады и кино. В торжественной обстановке вручали Деду награды, дарили приёмники с именными табличками. Ламповые, радиолы, потом транзисторные пошли. Знаменитая «Спидола». Магнитола «Сигма» до сих пор стоит дома на подоконнике.

Теперь на месте корпусов завода – огромный торговый центр. Бродят редкие покупатели по широким коридорам, экскурсантами дорогого музея.

Комбинат питания, гордость и радость, – снесли. В день выписки Деда из клиники.

Война! Тихая, ползучая, разрушительная и страшная.

Он поддерживал под локоть худенькую седую женщину. Одетую скромно в светло-коричневую кофту, юбку в тон. Волосы короткие, белым пухом. Слегка сутулая. На площадке между этажами постояли немного, отдышались.

– Спасибо, что мне попались так удачно.

– Это ничего. А вон тут сколько народа, – заулыбался Дед на пороге большого зала, пропуская вперёд спутницу, – да и народ боевой какой!

Они вошли в зал. В середине был большой стол, вокруг которого сидели люди. В основном старушки. Стариков совсем немного. Шумели, что-то рассказывали друг другу. Собирались не часто и теперь делились новостями в ожидании начала собрания.

– Ещё двое оказались живыми! – Крикнул дедок-подросток справа от двери, облокотившись на палочку.

– Шаркаем пока, – засмеялся Дед.

Вдоль стен зала высокие шкафы. За стёклами многочисленные сувениры. Их дарили некогда делегации разных республик и континентов. Больше сорока стран продукцию ВЭФа закупали.

На заводе трудилось около двадцати тысяч человек, а ещё филиалы по всей республике.

Дед уплатил взносы председателю, выправил членский билет, присел недалеко, чтобы лучше слышать.

– Теперь порядок с документами!

– Это не главное, – ответил председатель.

– Главное, чтобы все были здоровы, – подтвердил Дед.

– Согласен.

Дед всматривался в сидящих, оглядывался по сторонам, пытался вспомнить, кого же сегодня нет. И почему они отсутствуют – прихворнули или уже и не придут больше?

Председатель что-то сказал. Дед не расслышал, улыбнулся для приличия.

Как-то председатель рассказывал Деду: решили, что отец не вернётся из концлагеря, и назвали его в память об отце Арвидом. А тот чудом выжил, вернулся. Так и стал Арвид – Арвидовичем.

– Двойная радость, – пошутил тогда Дед.

Арвид засмеялся.

– Отец думал, что его не загребут, всё-таки пятеро детей, а его забрали фашисты и в концлагерь, потому что отказался идти в легионеры. Умудрился остаться живым. А его брат – ноги в руки и в партизаны, – рассказывал Арвид.

Дед удивлялся, а Арвид, словно извиняясь, говорил, что тут каждому столько есть чего рассказать! Только вот уходят, так и не оставив воспоминаний. Ордена, медали во всю грудь, а за что награждён? Ведь не просто же так. Даже взять хотя бы серьёзные, боевые награды. Стесняются, что ли?

Изредка кто-то ещё подходил, Дед не мог различить без очков. Шум в зале нарастал.

– Так! – Встал председатель. – Вы пообщались, обменялись информацией, повеселились. Давайте будем начинать наше собрание. И надо поставить на голосование перевыборы председателя. Я уже хочу отдохнуть.

– Почему? – спросили из зала.

– Потому что мне восемьдесят по паспорту, а я себя ощущаю на сто.

– Отчего же так? – вновь спросили из зала.

– От хорошей жизни! В войну, а особенно после войны. И как босиком по морозу ходил в Ригу, по три-четыре часа стоял в очереди за буханкой хлеба, а потом назад десять километров пешком. И лесных братьев помню. Пришли, у мамы стали требовать масло, сало, яички, хлеб. Она говорит, нет. Семья большая, детишек пятеро. А он из «шмайсера» веером от пояса, и прострелил канночку с молоком. Чудом маму не застрелил. Пацаном я был, но всё помню.

– Ну, молодец. А всё время скрывал! Вот спасибо, что рассказал биографию! – Женский голос справа. – Я думаю, когда мы собираемся, о каждом здесь можно много рассказать интересного.

– Ладно. Давайте начнём. Посидим, повспоминаем. Когда все дела решим. Нам тут ещё пару раз собраться, и Дворец культуры закроется на капитальный ремонт, будем в другом месте встречаться. Давайте проверим списочный состав. Внимание! Прекратили все разговоры!

Шум не стихал, переспрашивали друг друга, что-то записывали на листочках в клеточку из старых тетрадок, выданных председателем.

– Тишина! – Председатель старался перекричать. – Дисциплинка хромает. Будем составлять список на праздничный приём 9 мая. Желающие могут записываться. По сто грамм, закуска. Концерт будет. Всего триста мест выделено на всю страну. Я буду проверять по списку, а вы говорите «да» или «нет». Ещё предлагают пансионаты для престарелых. Двухместные номера, на берегу озера, с питанием. В переводе на евро – шестьсот двадцать. Есть желающие? Подумайте. Если есть приватизированная квартира в Риге, вы её оставляете рижской Думе и переезжаете в пансионат, а Рига доплачивает разницу между вашей пенсией и содержанием.

– Я там через три месяца помру! Слава Богу, пока держимся с Зятем, – подумал Дед.

Записываться на праздничное застолье он не стал.

– Сегодня день рождения у нашего товарища, подруги. Разрешите преподнести от вашего имени шоколадку, – объявил председатель.

Старики в зале оживились, стали смеяться и аплодировать.

– Спасибо большое!

– А вот наша поздравительная открытка, с автографами ветеранов. На добрую память.

– Ой, как приятно! – раскраснелась давешняя собеседница Деда.

Достала из сумочки пакет с конфетами. Обходила собравшихся, дарила по две конфетки, шуршала синими фантиками, улыбалась.

– Теперь о молодёжи. Те, кому исполняется в этом году девяносто и девяносто пять лет, получат от России разовую помощь – сто долларов. Не сильно много, раньше было двести, но надо понимать обстановку и сказать спасибо. Латвия нам по такому случаю не даёт вообще ничего. А Россия перечисляет пенсии и пособия, несмотря ни на что, в двадцать одну страну мира, где находятся ветераны и участники Отечественной войны. Так что никакой изоляции России нет. Это американцы делают третью попытку стравить Россию с Германией и задавить. Но вряд ли у них получится. Тем, кто им помогает, я хочу задать вопрос – почему вы хаете страну и до сих пор живёте в России? Путина ругаете, законного президента, которого поддерживает значительное большинство!

– Кошмар! – вскрикнул седой ветеран с непропорционально большими ушами. – Некоторых уже лишили депутатской неприкосновенности и скоро, очень скоро они будут арестованы. Давно пора!

– Если кого-то интересуют вопросы коммунальных платежей и другие вопросы, принимает депутат рижской Думы.

– Повторите! – потребовал круглоголовый старик напротив.

– Что повторить?

– Всё.

– В следующий раз садись рядом. Запишите телефоны организации «9 мая ЛВ». Эту организацию создал когда-то Нил Ушаков, теперь он мэр Риги. Они собрали пожертвования для ветеранов. Пятнадцать тысяч.

– Восемнадцать, – поправили из зала.

– Вот видите! Работают волонтёры, для нас стараются. Звоните туда. В штаб. Этот телефон круглосуточный. Они помогают не только деньгами, но и по вашей просьбе придут, дома помогут, в аптеку сходят за лекарствами. И доплатят, если не хватает денег. Машину найдут к врачам отвезти. Вни-ма-ни-е, детский сад! Расшумелись! Последний вопрос. – Председатель постучал ручкой по столешнице. – Мне только трое сообщили, что получили материальную помощь. Кто ещё получил? По заявлению. Надо отметиться в журнале. Кто хочет в санаторий, возьмите бланк заявления, заполните. Сделать надо копию паспорта и ветеранского удостоверения. Это тем, кто может ходить, если лежачий, за сопровождающего отдельно полная оплата. Тридцать семь евро в сутки.

– Неплохо, но не по мне, – подумал Дед.

– И ещё. Активнее обменивайтесь телефонами, общайтесь между собой. Больше информации друг о друге, потому что люди пропадают с концами, а узнаём об этом поздно. Человек умер, а мы ничего не знаем. Только из России получаю сообщения, им ЗАГС Латвии подаёт сведения, и мы узнаём последними, хотя они наши товарищи. Всех обходить нет возможности, да и помощников мало, к сожалению. Есть несколько молоденьких девушек, за восемьдесят годков, вон они сидят, улыбаются. Они и бегают за всех. Если раньше было человек двадцать, то теперь всего четверо. Если нет вопросов, предложений, тогда заканчиваем собрание.

– Как летом?

– Каникулы до сентября. Потом будем собираться в Доме Москвы, здесь начнётся капитальный ремонт.

– А субботник когда?

– Будет зависеть от погоды. Автобус закажем. Но до Дня Победы обязательно должны провести. Всё? Будьте здоровы и счастливы.

Дед возвращался домой, чувствовал себя уставшим. Солнце выглянуло, словно дорогу ему показало.

Он поднял голову. Ажурный квадрат антенны на старинном корпусе ВЭФа блеснул в вечернем освещении. Дед долго смотрел. Подумал:

– Не всякий заметит. По мне, дак как маяк на высоком берегу. Ходил на его свет, знал, что он есть, и так было надо. Теперь остались ты да я. Ты погас, а я? Для кого-то голая арматура, а для меня полжизни символизирует.

Грусть от свидания с друзьями немного развеялась. Он смотрел на виадук в Чиекуркалнс, огромный торговый центр и пустые корпуса бывшего вагоностроительного завода. На противоположной стороне – магазин мясных деликатесов для избранных. Дальше старинный административный корпус времён «Всемирной электрической компании UNION». Зевс между колонн, словно в гроте, с приручённой молнией над головой. Выше – антенна над квадратной башней. Такой знакомый вид.

Вздохнул тяжело.

– Вам плохо? – участливо спросила женщина.

– Не волнуйтесь, я в порядке.

Он пришёл домой, сделал бутерброд с паштетом. Запил кружкой молока.

Вернулся в комнату. Смотрел в окно. Снова на глаза попалась антенна.

Расстелил постель. Глянул на медали и ордена на стенке, на чёрной суконке.

– Я знаю, что надо делать!

И уснул крепко и спокойно.