Назначено было на десять утра явиться к семейному врачу. Рецепты надо было выписать, лекарства.

Зять прождал почти час.

Потом поехал в социальную службу.

Задвинье. Тихий район.

Зять не был здесь несколько лет.

Особнячки. Некоторые безуспешно продаются, многие разваливаются и вряд ли будут восстанавливаться.

Между домов – большие пространства зелёных газонов, аллеи умирающих чёрных лип, старые кусты сирени вдоль поредевших заборов. Патриархально и тихо. Здесь ещё живут призраки двадцатых-тридцатых годов прошлого столетия. Очень краткого периода расцвета и зажиточности. Идеальная ностальгия из сегодняшнего дня.

Он представил некую старушку, чьи лучшие годы остались именно там. Присела в потраченной молью накидке к изящному столику, накрытому истлевающей скатертью с кистями. Лампа, чашка тонкого фарфора, плетёное кресло – скрипучий ровесник, покосившийся от времени. Всё ручной, тщательной выделки, привычно состарившееся вместе с ней и «ржавыми» фотографиями на стенах.

Жизнь замерла в какой-то точке времени и захирела в стоячей воде упадка.

Когда-то здесь, на берегах Даугавы селились племена латгалов, ливов, куршей. Сильные и доверчивые люди. Жили на своей земле, ловили рыбу, охотились и защищали семьи, племя, кров – хорошие воины.

Нельзя было победить такой народ. Помогли захватчикам шантаж и подкуп. Испытанные средства. Племена стравили в междоусобице, заставили убивать друг друга пришлые ганзейские колонизаторы, насаждая свою религию, культуру.

Обычное дело – новые земли в стратегически важной точке – чужими руками.

Позже – шведы, поляки, немцы, русские в разное время правили здесь, превратили в батраков.

Потом – сплошная цепь рабства. Веками. У рабов рождались рабы.

Очень краткие мгновения свободы. Свободы?

Остались – дайны. Вспомнил одну, хрестоматийную:

Справа, над деревьями, высится огромная новостройка – дорогущий, железобетонный вигвам Национальной библиотеки. Мрачный «Замок света». Вызывает много споров – спрятана ли там антенна прослушки?

Может быть, и впрямь когда-то были на том месте жилища пращуров и пылали языческие костры, а сейчас под новостройкой, на большой глубине покоятся их кости, почерневшие лодки, ножи, топоры, изделия из кожи, глины – то, что не сгнило и как-то сохранилось.

А глыбища эта гигантская для книг – через восемь с лишним веков вознеслась над прошлым. Найдётся ли столько книг, чтобы заполнить этакую махину? И зачем она в век сплошной компьютерной информатики?

Трамвай петляет во времени, по району, практически на одном пятачке, двигается к Каменному мосту.

Потом поехал к Деду, затеял щавелевый суп варить.

Дед сидел рядом, ел маслины без косточек.

Астриса ушла смотреть телевизор. Музыка громкая из большой комнаты.

– Щас самое время для такого супа, – сказал Дед, – весной особенная охотка на него, кисленький. Летом он не так идёт, другой азарт.

Кран прикрыт, чтобы счётчик не работал, холодная вода еле бежит в кастрюлю, тоненькой струйкой. Зять чистил лук, морковь, картошку.

– Дед, вижу, появляется реальный аппетит.

– Конешна.

– Не смешите меня! – хмыкнула Астриса. – Я вчера его еле из кровати вытащила! Не хотел вставать. И за волосы не схватишь, лысина. А надо же двигаться.

– С врачом пообщался утром. Побывала в Австралии и вернулась. Учёба там была, – рассказал Зять. – Патриотом оказалась, хотя там теплее, а вернулась в Латвию.

– Я слышал, что она осталась, – возразил Дед. – Там, говорят, большой дефицит молодых женщин. Нарасхват. А хорошо, что вернулась. Не так тревожно, она про меня знает, про все мои болячки за много лет.

– Всегда лучше там где-то, где нас нет, кажется, что мы там нужны, – сказала Астриса.

– Дочь моя уже восемь лет в Ирландии. Муж, вся родня мужа уже скоро десять лет там, – ответил Зять.

– Скорей всего, они назад уже не вернутся. У каждого своя судьба, – посетовала Астриса.

– Да, это плохо, когда молодым приходится уезжать, – согласился Дед, – они бы здесь вполне пригодились.

– А вот ещё один рассказ. Летела со мной в самолёте женщина на свадьбу племянницы. От неё ушёл муж, оставил с маленькой дочкой. Лет десять тому назад было дело, может, больше. Ещё Латвия не была в Евросоюзе. В Риге работала зубным протезистом. Узнала, как ей сертификаты заполучить по специальности, подтвердить, курсы закончить. Оказалось, надо четыре тысячи евро и лет пять на это положить в Дублине. После приезда узнала. Откуда у неё такие деньги и возможности? Нашла в пригороде работу – овощи мыть и расфасовывать. Жильё дали, здесь же рядом, домик небольшой, немного из зарплаты вычитали за него, но приличное жильё. Вот она приходит утром, надевает сапоги, робу, перчатки резиновые до локтя – вода же кругом – и восемь часов вкалывает. Первые два месяца приходила и падала от усталости. Постепенно втянулась. Год прошёл. В отпуск полетела в Италию, отдохнула как человек, деньги есть. И вот много лет уже прошло. Прихожу, говорит, на работу, восемь часов отработала, и отдыхаю. Можно привыкнуть. И нормально себя чувствую, уже на минимальную пенсию заработала, восемьсот десять евро. Зарплата хорошая, вот летит на свадьбу, подарки хорошие купила. Дочка подросла, поступила в политехнический университет, машины у обеих, парень у дочери неплохой появился. Я её спрашиваю: а если бы сейчас пришлось это всё пережить? Не знаю, говорит, может быть, пять раз подумала, прежде чем ехать туда. Но люди едут. Просто они моложе, им легче. Готовятся, язык учат. Я вон на Рождество летел. Полный салон. В основном бабушки, дедушки, детки маленькие бегают. Воссоединяются семьи, хотят вместе отпраздновать. Везут неподъёмные чемоданы солений-варений – гостинцы домашние. И рассказы со всех сторон – мои там устроились, а мои там, а где ваши живут? Массовый исход. Налоги платят, выгодно оказывается налоги платить.

– Вот мы слушаем твои истории, уши развесили, а ты работаешь, – повинился Дед Зятю.

– Да мне не трудно супчик сварить из щавеля, под заказ. Сметанка есть, яйца отварю вкрутую. Ах, хорошо! Разрежешь его пополам, по краям серебро, а внутри золото. Укропчик! Ешь да радуйся. Скоро уже будет готово.

– А наши берут всякие займы, миллиарды уже взяли латов, – продолжила Астриса. – И растаскивают. Вон, Южный мост. Найти не могут, куда делись десятки миллионов латов. Ужас, как здесь всё воруют! И родственников поустраивали на тёплые места, на большие зарплаты. А народ голодует, не на что жить. В тюрьму за миллионы не садят. Вон, Репше, прежде чем возглавить правительство, говорит: денег мне соберите! Миллион. Чтобы не хотелось воровать? Для чего ему должны люди деньги собрать? Ты ещё ничего не сделал, авантюрист. У него больной мозг! И вообще, Саэйм сто человек, для такой небольшой страны. Зачем? Пятьдесят – много. Народ маленький, страна маленькая, а там сто человек! И разные бюро, агентства, помощники, советники. Для чего? Пристроить на тёплые местечки близких родственников, чтобы можно было что-то махинировать и никто не знал. Свой же не станет болтать, ведь он же зарплату от него получает. У бывших по десять советников! Получается, они сами ничего не соображает? Что они может соображать, бывшие механизаторы, пчеловоды, ветеринары?

– Ну вот. Разве хозяин нормальный станет у себя самого воровать? Ирландцы первое место в Евросоюзе держат по сельскому хозяйству. Потому что кредиты правильно используют и направляют в дело. И промышленность есть, работает. Современная. А главное – приняли английский язык как основной. Вся документация на английском, облегчили себе задачу. А здесь мусолят с государственным языком! И ничего не делают конкретно, чтобы ситуацию в экономике исправить. А в это время триста пятьдесят тысяч не самых ленивых рассеялись по миру. И кто остался здесь? Пятьсот тысяч пенсионеров, дети, сто восемьдесят шесть тысяч чиновников! Дай бог, чтобы полтора миллиона жителей набралось, как насчитали два миллиона?

– И предлагают с первого класса обучение только на латышском. Так же тоже нельзя, – возмущалась Астриса. – И когда уже начнут думать? Никогда не развивалась нормально та страна, у которой нет промышленности. Сельское хозяйство уже как пустыня, там же людей почти не осталось. И «рожайте больше детей», а их же надо как-то прокормить. А если ни отцу, ни матери работу нельзя достать. И как жить?

– Или как Швейцария развиваться, нейтральная страна, – туризм, банковский сектор, – подхватил Зять. – Латвия получала сорок процентов ВВП от транзита российской нефти, от трубы. Зачем портить отношения?

– Только на ВЭФе моём десятки тыщ народа работало! Представляешь! – добавил Дед.

– Прямо сердце болит! – Астриса покачала головой.

– Развалили, а теперь и сами не знают, за что сперва хвататься, – сказал Дед.

– Евросоюз прекратил деньги выделять из своих фондов до лета, – сказал Зять, – это же не просто так.

– Так они же видят, что деньги улетают, как дым в трубу, разворовываются, – возмутился Дед. – Сколько ни дай.

– Посмотрите на Грецию, – Астриса показала рукой в сторону окна, – они получили сумасшедшие кредиты, половину списали сразу же. И они вышли на улицы недовольные, а весь Евросоюз их поддерживать должен.

– А у нас все соки выжимают из нищих пенсионеров! – сказал Зять. – Вредность отменили по пенсиям, индексации не предвидится скоро, если будет вообще, льготы отменили, доплаты за стаж до девяносто пятого года отменили, налог на превышение минимальной пенсии назначили. Одна проблема у правительства – что ещё содрать с пенсионеров. Вот у греков восемьсот шестьдесят евро минимальная зарплата, пятьсот тридцать латов. В Латвии средняя около двухсот латов. В два с половиной раза меньше.

– Тарифы на всё какие высокие! И повышают, хотя уже есть прибыль большая. Они забирают от тех, с которых легче всего отобрать. Бюджет же у них, быстро решили, отобрали, – сказала Астриса.

– Обнаглели, – согласился Дед. – Рассказывают, что трудности, прикрываются этим. Ненасытные.

– Вот видите, опять как раньше, всё на кухне обсуждаем проблемы нашей жизни, – загрустил Зять.

– Нас же никто не хочет слушать, и не слушают, – ответила Астриса.

И ушла домой.

* * *

Дед в большую комнату ушёл, отдохнуть.

Зять присел в кресло напротив.

– Нашёл я в интеренте твой пароход «Балхаш», на котором ты с Камчатки возвращался после войны на материк. Большой, трёхмачтовый.

– Он по Охотскому, Японскому морям курсировал.

– Давай полежи, Дед, приободрись.

– Вот и сейчас я буду отдыхать, не отвлекаясь на другое. Нету сил вовсе. Полностью истощил силу в больнице за месяц. Чёрт его знает, кто мне приведёт в порядок организм? Лечили, лечили, толку ноль. Ноги как мёрзли, так и мёрзнут. Значит, сосуды в норму не привели. Почему носки, валенки? Фуфайку достал со шкафа. Согреваюсь, кровь плохо обращается.