Стоял Дед в стронке от суетливой толпы, на часы не смотрел, вспоминал своё. И время незаметно побежало.

А тут уж и Зять подошёл с пакетом – коробку конфет прикупил. Большую, красивую – подарочную. Обнялись, расцеловались.

Зять предложил бутылку взять. Дед отговорил – там всё есть, только нас ждут!

У кассы поторговались недолго, однако Зять не позволил Деду билет купить, пять латов, бумажку зелёную подтиснул в окошко, опередил. Засмеялся – довольный.

Сели в поезд, разговорились. Зять давно в ту сторону не ездил. Дед ему рассказывал, какая станция следующая будет, переживал вслух – хоть бы встретил их Дидзис, муж его старинной знакомой, которую называл ласково – Хозяйка. А то уж больно неудобно добираться, а такси дороговато.

– А мы познакомились давно, – вспомнил Дед. – ВЭФ вовсю растаскивали ловкие людишки. Под видом металлолома оборудование вывозили с утра до вечера. Она тогда на проходной работала. Я к тому времени начал практиковаться в сапожном деле. Зарплата была не ахти какая. Ломал я голову, как инструмент вынести, хоть какой-нибудь. Подошёл к ней, честно всё рассказал. Потом выносил потихоньку в её смену. Никогда этим не занимался, а тут вот пришлось на старости лет в мелкое воровство подаваться. Да и она рисковала! А что делать? Как жить?

– Ты, Дед, бесхитростный, вот люди и не видят в тебе подвоха. Особенно женщины к тебе тяготеют.

Вагон старый, неуютный, сквозной и неласковый. Лавки до блеска отполированы многими задами, ножиками изрезаны глубокой клинописью.

– Если грамотно организовать – партизанскую войну невозможно остановить. Никогда! – сказал Дед.

– Тут рассказывали по ящику: японцы заслали младшего лейтенанта в сорок втором году к филиппинцам в тыл. С ним двое бойцов. Диверсии совершали. Те двое погибли, а этот воевал в тылу. Тридцать лет не могли взять. Разведшколу прошёл, отлично подготовлен был. Пока его командира не одели в форму майора и он не приказал сдаться своему бывшему подчинённому. По просьбе Токио его помиловали на Филиппинах, а должны были казнить. Он же грабил крестьян, убивал. Большой урон причинил. Хотя он и сам ожидал, что его расстреляют. Был готов к этому. Самурай!

– Японцы – фанатики! Тут же, на Кавказе – другая вера, совсем непохожая на христианскую, трудно внедриться. А свои мести бандюков побаиваются.

– В любой вере фанатиков хватает. Вот, генерал Ермолов в своё время. Войска окружают аул, спрашивают – вы «за» или «против»? Если «за», старейшине или главе тейпа – царским указом генеральское звание, полное довольствие в деньгах и содержании, а сыновей в военные училища в Москву, Петербург. Живите! А сыновья становятся заложниками власти. «Против» – пушки прямой наводкой, и нет аула!

– Счас выслеживают и под корень уничтожают конкретных террористов. Ладно – в лесу, в горах. А в городе? Смертельно опасно для других. Невиновные могут пострадать. Запросто! Но вот это и есть – партизанская война.

– Всегда так было – страдают невиновные, женщины, дети, старики, а войну начинают другие. Значит, вас поддерживали обычные люди. А их – что же? Никто из родственников про них не знал? Не догадывался? Хотя всех не перепроверишь поголовно, но не может же быть, чтобы не было следов.

– А как же! Террористов поддерживают! Не только свои, родичи. Бдительность хромает. Много обычных людей за деньги покупается. От бедности. Смертники – что же, бесплатно на гибель лезут? Нет, конечно! Деньги куда идут? В общий котел, на весь клан.

– Да и наверняка немалые деньги! Деньжищи! А вот ещё – только теракт ударил по людям, по нервам, и тут же вскорости: «личность смертника установлена»! Значит, где-то он уже был, в каком-то «списке» нехорошем? Что же не упредили? Всё понимаю – говорить – не ловить, но досада не оставляет! Люди ведь гибнут!

– Конечно! Что же, никто не видит, как они передвигаются, где живут, куда ночевать приходят. Квартиры снимают, машины. Одежда. Едят? Значит, в магазинах бывают. Или им приносят еду. Кто? По телефонам разговаривают. Снабжаются оружием, взрывчаткой. Ну не на облаке же они живут, по воздуху бесшумно перемещаются. Ими ведь руководят. И здесь, и с Востока. Каждая мелочь должна быть на учёте.

– Так ведь в прессе постоянно сообщают – перекрыт денежный канал в таком-то банке. Где-то там, на юге, силовики уничтожили бандформирование. Сколько предотвратили терактов. Всё время об этом пишут.

– Да – вот, видишь! Теракты сплошные по всему миру. Настоящая война. Мировая. Третья мировая, первая террористическая, но тоже – мировая.

– Партизан победить очень трудно. Можно считать, что их и вовсе не победить. Я – знаю. А войну-то на Кавказе, смотри – никак не закончат! То тут, то там вспыхнет. То затихает, то с новой силой. Расползлось по всему миру.

– Партизаны – вольница!

– Дураки были, молодые. Лезли под пули.

– И не страшно?

– Почему же? И сейчас другой раз озноб находит.

– Как же люто надо было ненавидеть врага?

– Тут уж серединки быть не может. Иначе не победишь. Фашисты быстро сообразили, что победить партизан невозможно. И не совались в леса без особой надобности.

– Ты Библию читал?

– И в руках не держал. Только издалека видел. Не было к этому любопытства. Мама, бабушка были набожные. Мы, дети, все были крещёные. В партии состоял. Вот оно что.

– Это я помню. Разговоры про взносы. Коммунистом был.

– Как тебе сказать? Вот я – начальник участка. Вступил в партию, так было надо. Но особо на партийность не напирал.

– Командир производства, значит?

– А знаешь… Я бы отрядом сейчас покомандовал! Партизанским. Не очень большим. Человек на двести. Террористам скрытно противостоять. Управился бы. Трудно, да, не спорю. Но вот – знаю, что смогу. Уверен!

Они замолчали.

– Партизаны как хороший снайпер: никто не знает где он прячется, но страх подсказывает, что в любой момент, любой человек может оказаться под прицелом и будет убит. Это лишает храбрости и тогда смерть – избавление от страха – подумал Зять, глядя в окно.

– Терроризм, в отличие от продуктов, не имеет срока давности, – сказал Дед. – Такая теперь жизнь.

Гулко стучала пустая, неприютная электричка, вагон качался на стрелках. Кренился состав на поворотах, спешил к вокзалу.

Сидели, каждый думал по-своему про услышанное.

Вышли на перрон, толпа схлынула. Постояли. Шли не спеша: у Деда от долгого сидения суставы слегка «приржавели», шаркал по асфальту, надо было разойтись. Зятя взял под локоть.

– О! Вот тут, с краю, раньше стоял вагон-музей командующего Прибалтийским военным округом маршала Баграмяна Ивана Христофоровича. А куда он подевался, кому мешал? Хороший музей был. Ты, Дед, не знаешь, что Баграмян выговор от Сталина получил за то, что Памятник Свободы не взорвали.

– Молодец, не побоялся! – засмеялся Дед.

Вокзал справа обогнули, вышли на привокзальную площадь. Машин мало, пассажиры уже разбрелись.

– Да, похоже, придётся нам своим ходом добираться, – загрустил Дед.

– Ничего, возьмём такси. Не Москва. Лихо скрутим! Не смотри на деньги.

– Латика три так точно. Не меньше слупят.

А тут – Дидзис, муж Хозяйки, навстречу. В свитере, куртке короткой нараспашку. Полноватый, невысокий, крепко на земле стоит, основательный. Лицо круглое, усы белые, в сметане седины, кепка слегка назад сдвинута, улыбчивый, глаза серые, цепкие.

– А я постеснялся в таком виде на перрон выйти, встретить у вагона.

Обнялись, сели и поехали на старенькой «Мазде» странной фиолетовой масти. Должно быть, выгорела от времени.

Дед повеселел.

– Может, заскочим, чекушку купим? – спросил у Дидзиса.

– Не говори глупостей! Дома всё есть! Только вас пока нет!

Город быстро проехали, свернули на грунтовку. В неглубоких, влажных колеях поелозили. Возле высоченного дуба остановились – вот он домик, справа, небольшой, красного кирпича, словно лаком покрытый, на шести сотках.

Приехали!

Прошли по каменной дорожке. Грядки пустые, приподнялись над проходами сдобным пирогом, земля чёрная, пышная, ухоженная. Зелень ещё местами не скрутило увядание, кипятком мороза не ошпарило. Кусты кое-где, яблони. Около входа навес большой.

А тут уж и Хозяйка, Дидзиса жена, навстречу вышла. Стройная, в тёмных брюках, свитер тёмный под горло. Причёска высокая. Глаза карие, голос звонкий. Только лёгкая сутулость да руки возраст выдают.

Рады, смеются, целуются.

Обнялись, гостинцы вручили.