Судьба не спрашивает – сколько вам лет, в анкету не заглядывает.

Она подаёт знак – и дело ваше, как на это реагировать. Понятно, что взрослому легче его обнаружить, опыта жизненного больше, да и возраст – в помощь. А как быть, если совсем ещё пацан?

У Владимира по отцу два дяди. Один – старше, другой – моложе отца.

Очень разные.

Старший – Константин, высокий, видный, кудрявый, энергичный. Завуч в школе в Казахстане. Умница и красавец.

Младший – Пётр. Небольшого росточка, кругленький, редькой такой с хвостиком, будто намасленный. Шофёр. Работал по вербовке под Полтавой, женился на местной девушке и остался там.

Ездили в гости то к одному дяде, то к другому. Старались каждый год навестить.

Было Вовке уже лет восемь, когда вдруг затеялся большой переполох, и всей семьёй они срочно выехали к дяде Петру.

В дороге отец возмущался:

– Это ж надо, так охмурила! Совсем разума лишился! – Умолкал, смотрел в вагонное окно: – Н-да! Ночная кукушка любого перепоёт!

И выходил в тамбур курить.

Про кукушку мальчик не понял, ему всегда казалось, что она секретный счёт свой выдаёт днём, но из разговора отца с мамой стало ясно, что жена дяди Петра уговорила его сменить фамилию Пеньков и стать, на хохлацкий манер, Пенько.

Туда же срочно выехал дядя Костя. Братья хотели разобраться во всём на месте.

Жена дяди Петра – худая, работящая, немногословная деревенская женщина.

Двое детей – старшая Вика и младший, Виктор. Такая вот – семейная Виктория!

После приветствий три брата закрылись в горнице. На стол выставили большую банку самогонки, ковбасу с чабрецом, домашнюю снедь, обильно приправленную, до удушья – чесноком, пряными травами.

Детей тихими голосами уговаривали не шуметь и не бегать, женщины передвигались по дому осторожно, старались не смотреть друг другу в глаза. Наконец тихо улеглись спать.

Братья громко спорили всю ночь. Утром вышли в огород, поставили соломенное чучело, распылили его дробью из берданки и пошли в сельсовет восстанавливать временно попранную наследную фамилию.

Какую ни плохонькую, а – свою!

Пробыли в гостях неделю. Потом распростились и уехали.

– У-у, кацапы! – зло прошипел в спину Виктор. – Гэть! – Тихо, но внятно.

Взрослые, видно, не услышали, или сделали вид. Вовке слово показалось грубым, ругательным – по интонации. Он решил тогда, что это матерщина, только на украинском языке. И расспросить родителей постеснялся.

Однако слово застряло в памяти кривым гвоздём и нет, нет, да и раздражало.

Вскоре дядя Пётр с Виктором приехали в гости к Вовкиным родителям.

Было лето, каникулы. Стол накрыли на веранде. Мама пригласила всех. Стали рассаживаться.

Виктор ловко и незаметно убрал стул. Вовка грохнулся на пол. Было не больно, но обидно, и он полез в драку, а Витька причитал, хватался за голову:

– Ой, вжешь, горэнько! Так шож воно – не так и страшно, тож пошутил трошки, братко мий, ридный! Нэ журысь!

Глаза хитрющие, лживые.

Вовка не выдержал и расплакался.

– Кацап! – откуда-то из закоулков памяти выудил он ругательство.

– Тю! – вскинулся Витька. – Кто ж и кацап, так ото – ты! И москаль тожить!

– Дурак ты, Витя! Где Москва, а где мы! Полстраны!

Родители их разняли, успокоили. Но на улицу, играть с пацанами, Володя его не брал.

Так Витёк и слонялся по дому, где-то позади местной ватаги мелькал. Какая-то взрослая вредность, хитрованность была в нём, и простодушный Володька его избегал.

Неприметно они и уехали. Вовка даже специально пораньше из дома убежал, чтобы не прощаться. Так тот его обидел своим коварством.

Однако время шло, братья взрослели.

Владимир окончил институт, работал в престижном НИИ, женился. Новости изредка долетали от родни. Дядя Пётр на пенсии, Вика растит двоих деток, Грета часто болеет, а Виктор служит в милиции.

Перестройка задвигалась неуправляемой квашнёй из-под тяжёлой крышки, страна разъезжалась по разным углам. Многое забылось. Прежнее, детское Владимир не вспоминал.

Вдруг – звонок на домашний телефон. Виктор. «Привет, братка!»

Поговорили, общими фразами обменялись, про родню порасспросили.

– Можно я приеду у гости? – неожиданно сказал Виктор.

– Приезжай, – ответил Владимир, на волне душевной приятности от звонка. И подумал – кто старое помянет…

Про стул тогда и не вспомнил. Мало ли шалостей – пацаны.

Приехал Витёк быстро. Границы только начинали обустраивать, резать по людям, связям, землям, рекам и озёрам. Можно было ещё ездить короткое время – так, без больших строгостей.

И вот он приехал – на пороге дома. Толстенький, невысокий, челочка какая-то казённая, дембельская. Глаза пучит, лобик морщит. Очень похож на отца, дядю Петра. Только чернявая, южная «жуковатость» – мамина.

Полная противоположность Владимиру – высокому, стройному, улыбчивому.

Стол накрыла Володина жена. Оказалось, что Виктор любит пиво.

Первое, что он сообщил – из милиции его выперли.

– Москали замучили! От, вжэ, не дохнуть вид них! – закатывал он в потолок красные кабаньи глазки.

– Ты сам-то кто? – спрашивал шутливо Владимир. – Полукровка! А туда же! Шовинист! – Посмеивался, чтобы не звучало обидно.

– Та ни боже ж мий! Сказився, чи шо? У мэнэ же мамо – вкраинка! Цэ богато значимо! Наипэрше!

Он горестно поведал, что жена забрала сыночка, ушла к другому. Сказала, что не его – сынок.

Теперь Витёк приживал у какой-то женщины, торговали вместе цветами. На нём привоз-доставка, на ней – прилавок, клиенты.

Рано утром Владимир убегал на работу. Виктор ходил по городу. Приценивался – почём местные цветы, удивлялся, что так дёшево, прикидывал, может быть, возить отсюда, а не из Киева.

Он всё время калькулировал, уточнял курс доллара, что-то чиркал на бумажках, мрачнел, пыхтел обидчиво, начинал пересчитывать.

Очень любил куриные окорочка. Мог съесть их полдюжины за раз. Возмущался, что Владимир и собаке даёт иногда курятину. Легендарные окорочка только завоёвывали рынок, и они ещё не успели надоесть.

Каждый вечер Владимир приносил домой банки и бутылки нескольких сортов пива. На дегустацию и чтобы порадовать гостя.

Виктор был доволен.

– Богатый кошт! – лоснился он гладкой мордой. – Крепко коштуете.

Однажды вечером жена Владимира, торжественно так, сказала:

– Поздравляю с днём рождения, Виктор! А тебе, Володя, – за компанию.

Развернула пакеты. Там были зимние куртки для братьев.

– Это сюрприз! Я уж и призабыл, когда у тебя день рождения!

Виктор деловито рассматривал свою, потом тщательно прощупал куртку брата.

– Твоя на тридцатку дороже, – пожал обиженно плечами.

– Дарёному коню в зубы не смотрят! – сказал Владимир. – Зато от души!

– Так-то воно так…

– Ну, как тебе мой братишка? – спросил Владимир жену перед сном.

– Редкостный жлоб! – отвечала.

– Но он же – брат.

– Пожалуй, это его единственное отличие от других жлобов.

Она была хорошей женой, терпела, улыбалась, чтила закон гостеприимства.

Витёк уехал в новой куртке и перед этим всё время норовил потрогать куртку брата, помять рукав, убедиться лишний раз и напомнить, что она – лучше. Молча укорял. Или надеялся, что брат отдась свою? Владимир отворачивался и терпел.

Старался не обращать внимания.

Вскоре Виктор позвонил, расспросил брата, как обстоит у них дело с оптовой закупкой рыбы.

Владимир пообещал узнать, отзвонил ему, выслал прайс-лист.

Витёк ответил очень быстро, попросил выслать контракт на двадцать тонн селёдки, но «трошки ж шоб» и его интерес, «маржа ж» присутствовала.

Владимир округлил стоимость за килограмм и заложил на Витька семьсот баксов. Наживаться самому посчитал неприличным.

Тот был доволен, весело смеялся по телефону, обещал «выставить богато горилки».

– Украина? Только по предоплате! – отрезал представитель норвежской компании.

Владимир предупредил Виктора.

– Усёк! – ответил тот. – Шеув у курсе, мы выезжаем удвох, на «Камазе». Пока добираемось, баксы до вас вже на счёт упадут.

Позвонил Виктор дня через четыре, с границы. Оказывается, у него и водителя были туристические визы, поскольку так дешевле. Как потом оказалось. Их не пропускали.

– Братка, выручай, – кричал он в трубку, – штрафстоянка така дорогуща! У нас командировочных може трошки не хватить.

Пришлось Владимиру через знакомых дать двести баксов, чтобы их пропустили.

Утром Витёк уже был на пороге. Потемневший от копоти, пропахший солярой.

С ним – водитель. Оба усталые и голодные. Они покушали, вымылись и вместе с Владимиром поехали в таможенную зону, под загрузку.

Синие пластмассовые бочки, крышка с металлической стяжкой поверху. Сто килограмм нетто, сто сорок – брутто. Солёная селёдка. Виктор влез рукой в ледяной тузлук, выловил одну, с широкой спинкой, отгрыз возле головы приличный кусок, пожевал, зажмурился: – Добре! – Остальное завернул в газету, взял с собой ещё три селёдки.

К концу дня загрузили двести бочек. Виктор и водитель заночевали в машине.

Утром бухгалтерия созвонилась с банком, проверили – деньги не пришли продавцу на счёт.

По факсу прислали с фирмы Виктора копии платёжек. Трудно читаемый текст, мутными размывами печати. Какой-то неизвестный, банк в Велико Тырново переводил деньги за селёдку в адрес норвежской фирмы.

Владимир отвлекался от своей работы и один-два раза в день звонил на фирму – денег не поступало.

Дня через три забежал с работы вечером в таможню и ужаснулся. Виктор с напарником жили в кабине, боялись за груз. Покупали лапшу в столовке напротив и ели руками прямо из пакетов. Их пускали в посудомойку после закрытия. Были они чёрными от житья в тесной кабине, выглядели и воняли диковато.

Деньги у Виктора с напарником кончались. Или он решил утаить?

Был конец ноября. Морозы крепчали, входили в силу, и Владимир решил переговорить с тёщей о переселении бедолаг из кабины «Камаза» в её двухкомнатную квартиру.

Часто ему звонила секретарь шефа Виктора с Украины, уговаривала под честное слово отпустить машину с грузом, потом стал звонить и сам шеф, хамоватый мужик, густым басом гудел в трубку:

– Ты шо, не веришь ридному брату? Мы вжешь расписалы, кому, у какой магазин, люды жешь ждуть, шо вы тянете Яшу за луяшу? Отпускайте вжешь за ради бога! Я вас умоляю! Какие вы прямо… дотошные пунктуалисты – як нэмци, ей-богу!

Владимир уговорил тёщу, Виктор и водитель переехали к ней. До таможни пешком недалеко. Но предупредил, чтобы продукты покупали сами, потому что пенсионерка-тёща их не прокормит. И дал сто баксов на еду.

Подошёл Новый год. В аэропорту Владимира познакомили с нужным человеком, и за двести баксов Витька с водителем пустили в самолёт до Киева, праздновать и продлевать визы.

Перед отлётом пришлось их переодеть в ношеные, но приличные вещи Владимира и знакомых. Кое-что нашлось у тёщи в шкафу. Она хоть и сердилась на жлобоватых постояльцев, но пожалела странников.

Однако попросила их больше не присылать – подъели запасы основательно.

Похоже, Виктор сэкономил на тёще сотню баксов.

Опломбированный «Камаз» остался в таможенной зоне.

В середине января деньги пришли на счёт.

Получилось почти два месяца с момента загрузки. Таможенники успокаивали, говорили, что солёной селёдке мороз не страшен. Вскрыли пару бочек. Селёдка была деревянной, но выглядела бодро.

Владимир позвонил и передал в Украину долгожданную весть. На третий день примчался Виктор, но уже с другим водителем.

В таможенной зоне денег за стоянку не взяли, но Владимир пообещал угостить выпускающую смену.

Виктор долго, тщательно пересчитывал, перепроверял «свою маржу» – семьсот баксов. За вывод и обналичку этой суммы с Владимира взяли процент. Потом Виктор вздыхал, разводил руками, мол, тяжёлая такая жизнь. Как жить?

Владимир постеснялся выставлять ему счёт – всё-таки брат, давно не виделись, законы гостеприимства.

Они уехали. Часа через четыре Виктор позвонил с белорусской границы. Оказывается, они не проплатили залог за транзит через территорию Беларуси, их поставили на штрафстоянку.

Владимир узнал на таможне, как это лучше сделать, и рассказал по телефону Витьку, чтобы быстрее оформили оплату. Посоветовал Виктору заплатить из своих, а потом разбираться на фирме.

Тот сказал – разберёмось! Через пару дней транзит проплатили, но набежала некоторая сумма в оплату за стоянку в Беларуси.

– Ты проплати, братка, я потом прилечу – отдам. Тут же курс – чума, а не курс! Раздягают! Ты же меня знаешь.

Владимир передал в Беларусь через знакомых двести баксов.

Через пять дней позвонил Виктор и сказал удручённым голосом:

– Ваша селёдка стоит у два раза’ дешевше.

– Почему ты так решил? – опешил Владимир. – Ты же видел оригинальный инвойс собственными глазами!

– То ж нэ я так решив. Я тута ничё’го нэ рэшаю. Секретарша шефа глянула у тую бочку и казала, шо такая риба стоит у два раза меньш. Шеф велит вернуть половину денег. Срочно, бо може стрястися огромное горе. Я нэ шучу, братик!

– Но ты же видел сам, был на фирме… ты всё видел. И потом – секретарь шефа, она кто?

– Та подстилка вона! Так шефа жешь подстилка! Шо я могу возразить? Надо подключать Интерпол, слышь, братка. Воны вже моего «форда’» отогнали на свою площадку. Батя не переживэ жешь, када узнае, шо воны моего «форда’» зараз увелы до сэ’бэ.

– Куда мне звонить? – спросил Владимир.

– Ну, шо я можу казать? Може, у Интерпол, чи куда? Нэ знаю, братка. Последние дни мои насталы! Ой, беда прийшла, горэчько миё, горечько, ридный мий братик!

Владимир был в ужасе.

Прошёл день.

Владимиру прислали на работу факс. Красивым дамским почерком, накатисто, видно, секретарша постаралась:

«Первым делом отрэжемо уши вашему братику, потом фаланги, потом другие видные части туловищча. Зараз приедемо вже и до вас. Братик пока улыбается и шлёт горячий привет усий родни».

Подписи не было.

Дома Владимира встретила жена. Её трясло.

– Только что звонил Виктор. Кричал в трубку, что его приковали к батарее, требовал переслать денег, что у него их нет! Кричал – спасайте меня!

– Вот негодяй! Раздал бандоте все наши телефоны!

Пришлось поднимать знакомых. Подключился киевский РУБОП. За работу они запросили пять бочек селёдки. Чуть больше пятисот баксов – по себестоимости. Ничего другого не оставалось – там же погибал брат. Хорошо, что вообще появилась возможность спасти!

Силовики оперативно селёдку у шефа Виктора отбили, вывезли в соседний город, там оказалась родня начальника РУБОПа. Было настоящее маски-шоу, так доложили Владимиру знакомые друзей.

Прошло ещё несколько дней.

– Звонила секретарша с фирмы Виктора, – сказала вечером жена, – ой, мне сейчас плохо станет!

– Ну что там опять? – тревожно вскинулся Владимир.

– Секретарша говорит – молодцы, что не поддались на провокацию Витька. Он с первого дня со знакомыми ментами обложил их фирму. Никто его и пальчиком не тронул! Да и не собирался! А все эти ужасы под диктовку творились. То есть он рядом стоял и наслаждался этим цирком! Ты представляешь, какой негодяй!

Вскоре позвонил Виктор. Слабым голосом мученика он стал рассказывать, что его спасло чудо, что «надо свечечки понаставить у храму, братик».

Владимир послал его открытым текстом, попросил не звонить и не приезжать. Без срока давности. Раз и навсегда!

– Тю! А шо же воно такэ? – искренне удивился тот. – «Золотая рыбка» получилась! Спасибо тебе за всё!

– Ты не знаешь телефона братика Димы, сына дяди Кости? – спросил Виктор вдруг окрепшим голосом. – Говорят, он дуже крепко вцепился за Москву. Бизнесует, я тебе дам!

Владимир бросил трубку и подумал:

«Грабли могут приобретать любую форму. Даже – стула. Главное, вовремя их разглядеть».

Владимир долго не мог простить Виктора, жаждал мести и ненавидел себя. Потом это прошло. Ведь Виктор – брат.

Через много лет Виктор позвонил, извинился за непростые девяностые годы.

Владимир молча выслушал, положил трубку.