Целую неделю друзья ходили по городу, обошли сотни домов, но так ничего толком и не узнали о Фасольке. Все божились-клялись, что видели её, разговаривали с ней, однако это была явная ложь.

После недели напрасных блужданий приятели стали умнее: что бы ни советовали им горожане, они делали всё наоборот.

Но и это не помогало. Потеряв всякую надежду, они подошли к площади Щедрости, посредине которой высился гигантский памятный камень, а на нём огромный висячий замок. Он, по-видимому, символизировал невероятную щедрость жителей Великого Я, ибо высеченные на камне буквы гласили:

На столбах вокруг памятника висели привязанные вместо ламп светлячки.

— И вы ещё светите этим скупердяям? — возмутился Горох.

— А что же делать, если тебя привязали? — грустно ответил старый Светляк. — Неволя — не сахар.

Горох взобрался на столб и перерезал державшие бедняков верёвки. Жёлудь последовал его примеру. -Спустя несколько минут двенадцать благодарных светлячков весело махали крылышками над их головами.

— Может, вам что-нибудь известно о Фасольке? — спросили путешественники.

— Была здесь такая: кто-то из наших светляков видел её на улице Трудолюбия.

И снова приятели блуждали по запутанным переулкам города. На одном из углов они остановились как вкопанные, услышав какое-то посапывание, храп, свист… Поперёк улицы висели надписи: «Тихо!», «Бодрствуем!», «Внимание, бессонница!».

— Что бы это могло означать? — нахмурился Бегунок.

— Раз и навсегда научись всё в этом городе понимать наоборот. Разве ты не видишь, что это переулок засонь? — рассмеялся Жёлудь, осматривая доску почёта, на которой красовался портрет какого-то сурка, умудрившегося проспать двадцать пять часов в сутки.

Жёлудю стало совсем невмоготу. Он схватил кусочек мела и стал исправлять названия улиц, а на улице Трудолюбия под портретом какого-то лодыря, который прославился тем, что не двинулся с места, даже когда слон наступил ему на хвост, сын Дуба написал;

И так они вносили исправления, пока их не начала разыскивать городская стража. Заметая следы, приятели очутились на какой-то площади и увидели, что навстречу им бредёт Ячмень. Он с трудом перебирался через горы мусора и всю дорогу плакал.

— Что случилось? — спросил его Горошек.

— Приехал я в этот город пиво продавать. Здешние негодники всё выхлебали и заплатили мне листьями ольхи, уверяя, что это золотые монеты. А когда я не поверил мошенникам, они избили меня и сказали: «Ты солгал Великому Я!»

— Это не Великое Я, а большой город задранных носов и спеси, — утешил его Жёлудь.

— Тсс! Не говори так громко — попадёшь в беду. Хоть все и ходят здесь, задрав носы, но слух у них отличный. Тут и стены имеют уши.

Только прошли они ещё несколько шагов, смотрят, посреди дороги, размахивая кулаками, шагает Ржаной Колос и вслух возмущается:

— Когда ели мой хлеб, говорили, что ему место у стола Великой Мы королевы Кривдина государства, а когда пришло время платить, сунули пригоршню гравия: дескать, мы тебе драгоценными камнями платим!

— Погоди, погоди, расскажи нам, в чём дело? — заговорил с ним Жёлудь.

— Чтоб им сгореть! Город жуликов! — горячился Ржаной Колос. — Бедняга Овёс пытался правду найти, так теперь на площади Правосудия собираются отрубить ему голову.

Друзья поспешили на указанную площадь, а там бог весть что творится! Груды мусора выросли уже до самых окон. Посреди грязной площади установлена большущая колода, а на колоде стоит важная крыса с острой алебардой в руках. Две мыши тащат к этой колоде Овса, а тот причитает:

— Забирайте всё, только в живых оставьте… Площадь была до отказа набита жителями Великого Я. Всем хотелось принять участие в судилище.,

— Свидетель Хомяк, достойнейший и правдивейший житель нашего города, расскажи нам всю правду! — повелел судья Барсук.

— Пока я жевал, о справедливейший из справедливых судей, мне было очень вкусно. Моё сердце замирало от восторга, о будущий Хорь, я думал, что вкушаю невиданные заморские яства. А когда всё было съедено, этот жалкий Овсюг, этот ничтожный сорняк говорит: «Плати за хлопья». Мне даже дурно стало, когда я услыхал, чем он меня накормил. Он подло обманул меня!

— Обвиняемый Овёс, величайший лжец из лжецов, скажи, зачем ты это сделал? — спросил Барсук.

— Я говорил правду и когда продавал, и когда просил плату. Разве у Овса можно получить что-нибудь другое? Я ведь только хлопья и умею делать.

Площадь всколыхнулась, загомонила. Все кричали, требовали обезглавить Овса.

— Ложь! — сказал судья. — Ты оскорбляешь жителей нашего города. Даже последний нищий столицы Кривдина государства не станет есть хлопья. Чем же заплатил ему ты, Хомяк?

— Я дал ему три волоса из моего хвоста. Это чрезвычайная драгоценность: от них стало светло вокруг. А он отказался их брать и назвал… вонючей щетиной!

Возмущению толпы не было границ. Дело Овса двигалось к печальному исходу. Его правдивые слова не производили впечатления на толпу жуликов.

— Он врёт! ~ пытался ещё доказывать свою правоту Овёс. — Смотрите, это самая обыкновенная щетина! — И он показал судье три волоса из хвоста Хомяка.

Барсук взял их, повертел в руках и сказал:

— Светятся.

— Они дороже золота и серебра уже только потому, что принадлежат жителю Великого Я, — подтвердили собравшиеся грызуны.

— Пускай они будут даже бриллиантовыми, но я продавал всего-навсего хлопья, — сделал Овёс последнюю жалкую попытку оправдаться.

Барсук пожевал несколько хлопьев, закатил очи и сказал:

— Это какое-то необыкновенное блюдо. Вкусом оно напоминает мёд, а запахом — розу. Отрубить голову обманщику!

Жёлудь не выдержал такой несправедливости и во всё горло закричал:

— Овёс правду говорит! Это вы первые на свете обманщики. Посмотрите себе под ноги, хвастуны несчастные! Какова страна, такова и столица. Это не Великое Я, а город задранных носов и спеси!

Судья вскочил и, почернев от злобы, закричал:

— Кто, кто произнёс это ужасное слово, которое начинается с буквы «С»?!

Он смотрел на летящих в небе ворон и ничего не видел.

— Я, Горох! — Бегунок принял на себя вину Жёлудя и, взобравшись повыше, продолжал: — Только безмозглые задаваки могут так бахвалиться!

Крыса, долго не мешкая, поставила Овса на колени и взмахнула алебардой. Однако Жёлудь тоже не дремал: он вскинул ружьё и, почти не целясь, выстрелил в древко этого большущего топора. Алебарда выпала у палача из рук, а Жёлудь крикнул обомлевшей от страха жертве:

— Беги, Овёс! Они боятся глянуть себе под ноги, поэтому ничего не видят!

Овёс повернулся и юркнул в какой-то заваленный мусором переулок. Опешивший Барсук схватил колокольчик и обеими руками стал трясти его над головой. Когда все замолчали, судья зачитал приказ о введении военного положения:

— «Именем королевы Великой Мы всем жителям Великого Я: ввиду чрезвычайных обстоятельств, сложившихся в результате проникновения в нашу среду чужеземцев, повелеваю горожанам смотреть себе под ноги и схватить этих гнусных проходимцев Гороха и Жёлудя, которые осмелились произнести страшное слово, начинающееся с буквы «С»…

Друзья не стали ждать, пока судья закончит, и пустились бежать к городским воротам. Однако им преградил дорогу усиленный отряд городской стражи. Друзья бросились в другую сторону, но и здесь были мыши. Тогда они шмыгнули в первый попавшийся дом и забаррикадировали дверь.

— Видно, на этот раз мы попались, — вздохнул Горох, глядя в замочную скважину. — Их набилось уже полон двор.

— Это мы ещё посмотрим, — ответил Жёлудь и несколько раз выстрелил в преследователей через скважину. — Зато Овса спасли!

— А Фасолька? Как же она?

— И её не забудем. Смотри, отступили, подлые! По узкому коридору друзья выбежали во двор и зажмурились от яркого солнца. А когда открыли глаза, то увидели посреди двора каменный колодец. К этому колодцу была прикована Фасолька! Она, как автомат, беспрестанно черпала воду и выливала её в мраморный бассейн.