К счастью, всадники, видимо, погорячились и набили в пушку гораздо больше пороха, чем требовалось. Конечно же, ствол не выдержал такой перегрузки и раскололся пополам. Поэтому и снаряд не умчался на Луну, а отскочил от первого плывшего над землёй облака и повернул обратно.

— Теперь конец! — схватился за голову Жёлудь. Снаряд плюхнулся в какое-то болото, подскочил, ещё раз плюхнулся и врезался в берег.

Очнувшись, приятели стали выглядывать в щели треснувшего снаряда. Вот когда пригодились им ордена и медали Тур-Боб-набоба. Выбрав несколько крестов покрупнее, они стали долбить твёрдую как камень оболочку бамбукового снаряда. И чем шире становилось отверстие, тем больше неистовствовал Жёлудь:

— Я им покажу! Я им не прощу!

Работали день, работали два. Вот прошла уже половина третьего дня, а приятели ещё маковой росинки во рту не держали. Сын Дуба окончательно выбился из сил, а Бегунок молчал и всё долбил и долбил. — Ты что молчишь? — не выдержал Жёлудь. — Я ведь не разгуливал в мундире набоба, чтобы ни с того ни с сего ругаться на чём свет стоит, — отрезал Горох и снова занялся своим делом, не обращая внимания на Жёлудя.

— Дай мне пощёчину-только не молчи, — не отставал тот.

— Ох, если бы это помогло, — вздохнул его зе-ленощёкий товарищ.

Когда отверстие стало достаточно широким, Горох первым вылез наружу и с трудом вытащил Жёлудя из тесного снаряда, чуть не ставшего для них могилой.

Выбравшись наружу, друзья увидели, что застряли в мшистой кочке, а вокруг раскинулось непроходимое заболоченное озеро.

— Ну, кому ты будешь мстить? — спросил Горох у Жёлудя.

Приятель пристыжённо опустил голову.

— Видишь, как нам пришлось поплатиться за твою неосторожность? — словно наждачной бумагой продолжал Бегунок счищать со своего приятеля ржавчину чванства и бахвальства. — Договорились, как люди, а ты, едва переоделся Тур-Бобом, тут же и голову потерял.

— Я не мог иначе.

Горох нашёл несколько оброненных птицами сухих ягодок и подал Жёлудю:

— Жуй! Может, пока будешь есть, помолчишь. Эх ты, всех бобовых господин!

Жёлудь замолк и стал потихоньку строить планы, как им выбраться с этой противной кочки, торчащей посреди болота.

— Вот так нам отплатили за добро, — снова вздохнул он.

И тут Горох не выдержал:

— Замолчи! А кто мы с тобой такие? Кому мы сделали добро? Фасолька нам жизнь спасла, а как мы её отблагодарили? Стали друзьями набоба пехотинцев, осматривали его подземелья, побрякушками любовались, а она, бедняжка, тем временем томилась в темнице! Нам ещё мало досталось за такие "заслуги". Не умеем мы с тобой ценить истинную дружбу. На сей раз Жёлудь не нашёлся что ответить. Так и сидели два друга на маленькой кочке и ничего не могли придумать. Прошло ещё несколько дней. Кончились ягоды. Сын Дуба всё что-то писал в своей тетради, а Горошек болтал ногами и плевал в воду. Вдруг он схватил товарища за руку:

— Ты ничего не видишь?

— Кто-то трепыхается, запутавшись в водорослях! Жёлудь отложил свою писанину, быстро снял берет и, нырнув в воду, увидел Карасика, который попал в беду.

— Братец, там сколько хочешь добычи, целая гора рыбьего мяса! — вынырнув, крикнул он товарищу. — Раздевайся, поможешь мне этого Карася на кочку вытащить.

— И не подумаю, — ответил Бегунок. — Я не привык кому-нибудь делать добро только для того, чтобы съесть его потом.

Жёлудь ничего не ответил и, нырнув ещё раз, кое-как помог бедняге выпутаться. Карасик выплыл на поверхность, шлёпнул хвостом по воде и, высунув голову, поблагодарил:

— Спасибо!

— Одним спасибо не отделаешься, — сказал Горох. — Лучше помоги нам выбраться из этого болота.

— С удовольствием, — согласился Карасик, — но вы не можете находиться под водой, а я — над водой.

И снова расстроились друзья. Вдруг Горох вскочил и стукнул себя по лбу.

— Свей две верёвки из мха, — сказал он Жёлудю. — А ты, Карасик, пригони мне несколько кусочков камыша.

Целый день Жёлудь вил верёвки, а Бегунок, заострив одну из побрякушек набоба, прикрепил её к удобному черенку и вытесал из камыша водяные лыжи. Когда всё было готово, они подали концы верёвок Карасю, а за вторые концы ухватились сами.

— Ну, тяни! — воскликнул Жёлудь. — Теперь и тебе и нам можно двигаться.

И друзья помчались так, что только вода взметалась по сторонам. Жёлудю чрезвычайно понравилось путешествие, и он тут же стал строить новые планы:

— Послушай, Горох, а если мы таким способом- фьють! — и через океан?

— А Фасолька? — напомнил ему Бегунок и, резко повернув, обогнул плавающую ветку. Жёлудь замешкался, и ему пришлось прыгать через препятствие, Но он запутался и плюхнулся в воду. Карасик остановился.

— Что случилось? — спросил он.

— Ничего! Только чернила чуть пожиже стали, — рассмеялся Жёлудь и снова ухватился за верёвку.

На закате Карась доставил их к берегу и попрощался:

— Счастливого пути!

— Спасибо! — крикнули ему друзья.

— Это вам спасибо. Когда вы меня спасали, то ничего не требовали взамен! Он плеснул хвостом и исчез.

Друзья повалились прямо на траву. Усталые и счастливые, они беспробудно проспали ночь, а наутро встали, умылись и зашагали на поиски Бобового царства.

— Не такие уж мы благодетели, — вздохнул Жёлудь.

— Это ты мне? — спросил его Горох.

— Нет, Карасику, — ответил сын Дуба и ускорил шаг.

Через несколько дней им стали попадаться на пути небольшие отряды пехотинцев и всадников, двигающиеся домой с войны. Поначалу друзья их избегали, но, заметив, что те без оглядки несутся кто куда, не выдержали и остановили нескольких:

— Чего вы так спешите?

— И вы бы спешили! Кто-то выпустил из подземелья пехотного Тур-Боб-набоба, и он заново собирает войско для похода на Луну. Набоб командует теперь и пехотинцами и всадниками. Поворачивайте назад, если не хотите попасть в его руки!

Однако друзья не струсили. Они попросили у беглецов двух коней-кузнечиков, несколько ружей и мечей, решив во что бы то ни стало освободить Фасоль-ку. Почистили оружие, запаслись провиантом и стали седлать коней.

— Что же ты задом наперёд седло кладёшь, профессор? — усмехнулся Горох.

— А откуда ты знаешь, в какую сторону я поеду? — отрезал Жёлудь и продолжал делать по-своему.

Но кузнечик, видно, почуял неопытного всадника и так лягнул Жёлудя, что тот подскочил выше травы,

— Ну и упрям же ты! — рассмеялся Горох. — Как Орех Лесной.

Жёлудь даже побледнел от обиды при этих словах.

— Как ты смеешь меня!..

— …доктора писанины, хвастунины, чванины и прочих никчёмных наук называть упрямцем? — закончил за него Бегунок. — У меня от всех твоих титулов голова кругом идёт.

— Нет! — воскликнул Жёлудь. — Я хотел сказать: как ты смеешь меня, своего друга, высмеивать?

— Это, братец, уже другое дело. Ну не сердись. Давай руку. — Они ударили по рукам и помирились. — Ничего не поделаешь: я деревенщина, мне и седлать и запрягать приходилось больше, чем любому доктору наук. Так что этому у меня можно поучиться. Ну, вперёд! — крикнул он и помчался, не успев пригладить свой весёлый вихор.

Но друзья скакали недолго. С небольшого пригорка им открылся огромный палаточный город. Там бухали барабаны, гремели духовые оркестры и тысячи пехотинцев маршировали, задирая ноги выше головы и распевая сочинённую Жёлудем песню:

— Видишь, сколько ты "добра" сделал, — съязвил Горох и показал на всадников, которые на всём скаку рубили лозу и протыкали копьями чучела.

За ними, поднимая пыль, ползли улитки. На них восседали танкисты-фасоли и кричали громче всех:

— На Луну! На Луну! Да здравствует несравненный Тур-Боб-набоб — господин всех планет!

Они ещё не участвовали ни в одном бою и поэтому больше всех хотели воевать.

— Нечего нам средь бела дня лезть в это осиное гнездо, — сказал осторожный Горошек.

Но и ночью, прокравшись в военный лагерь, друзья увидели ту же картину. Взобравшись на бочку с порохом, освещённый тысячами факелов, уже успев нацепить несколько десятков новых орденов за сидение в подземелье, Тур-Боб-набоб держал речь:

— Солдаты, вас ждут кресты и медали! Где вы их заслужите? Только в бою! Выше головы, храбрецы! На Луне я вам обещаю золотые горы. Если бы там было плохо, то мой тёзка уже давно бы вернулся домой. Да здравствует союз пехотинцев и всадников!

Куда бы ни пошли друзья, куда бы ни глянули — всюду было одно и то же: старики урезонивали, старики плакали, старики рассказывали всякие ужасы о войне, а молодёжь только смеялась и шутила:

— Ничего вы не понимаете. За печкой сидя, мы крестов не заслужим. Да здравствует Тур-Боб-набоб!

Только поздно ночью закончились крики и факельные шествия. Палаточный город ненадолго затих. Воспользовавшись этим, друзья подкрались к палатке набоба и увидели, что его охраняет двойное кольцо стражи. В палатке горел свет. На мягком ковре сидели несколько тернучек и беседовали с Тур-Боб-набобом:

— Я вам ещё раз говорю: и этого доктора, и поэта мои бравые всадники посадили в снаряд и выстрелили против ветра. Скажите Шишаку, что их нет в живых.

— О-о, вы их не знаете, — объясняли тернучки, — это опасные преступники. Они и с Луны могут вернуться. Подумать только — они так запрятали ключ, что её светлость Шишка по сей день разгуливает прикованной к его сиятельству Шишаку!

— Это очень печально, — согласился набоб, — но вы не сидели в подвале и поэтому ничего не знаете. Всего доброго.

— Этого негодяя ни за что нельзя было выпускать оттуда, — прошептал Жёлудь Гороху, — он бы так и скончался в норе.

Друзья тихо отползли в сторону и повернули назад. Они без слов поняли друг друга: плетью обуха не перешибешь — вдвоём против такой силы не больно-то повоюешь.

Блуждая по лагерю, Горох и Жёлудь подошли к старому кротовому ходу. Здесь день и ночь шли восстановительные работы, так как после восстания от военных мастерских остались лишь жалкие развалины. Несколько самых упорных учёных ещё пускали здесь мыльные пузыри и старались прицепить к ним корзины, а творцы таинственного аппарата чертили пальцами на песке и спорили: можно очистить варёную картофелину без помощи машины или нельзя?

Эти мудрецы и поведали нашим друзьям, что перед самым восстанием Боб-набоб отправил всех пленников как дань в столицу Кривдина государства.

Жёлудь и Горошек выбрали самую широкую, самую утоптанную дорогу и поскакали во весь опор.

ГОРОД ПЛАКС

Звёзды бледнели. Предутренний холодок пробегал по коже. От зевоты раздирало рот. Жёлудь уже не чувствовал ног в стременах. А Горошек сидел как железный. Он всё время без устали скакал впереди.

— Ещё час — и я не выдержу, — стонал Жёлудь. — И откуда у него столько упорства?

Вдруг конь Горошка остановился как вкопанный, и Бегунок, взмахнув руками, полетел вниз головой. Раздался плеск воды, и слабый голос друга позвал на помощь. Жёлудь выскочил из седла, подбежал к отвесной круче и немедля бросился вслед за товарищем в бурные воды речки. Вынырнув, он огляделся. Горох преспокойно лежал на воде и не тонул. Вода свободно удерживала и Жёлудя.

— Хотя я плаваю как топор, но в такой реке мог бы купаться и свинец! отдувался Бегунок. Несколько капель воды попало ему в рот. — Ой, ой, ой, какая солёная! — стал отплёвываться новоявленный пловец.

— Солёная, — сморщившись, согласился Жёлудь. — Соль нас и выталкивает! Только я не могу понять, откуда она взялась тут? Моря нигде поблизости не видно. Странно!..

Поплавав и освежившись, друзья вышли на берег.

— Что будем делать дальше? — спросил Горох.

— Поедем вдоль берега вверх по течению и рано или поздно кого-нибудь найдём.

Взошло солнце. Чем дальше скакали путники, тем бурливее становилась речка. Исчезли прибрежные деревья, кусты и, наконец, трава. Только изредка там и сям горько плакали одинокие кукушкины слёзки.

Ещё немного — и друзья очутились в какой-то пустыне. Насколько хватал глаз, везде блестели под солнцем пласты белой соли. Белели высохшие деревья и кусты, поблёскивала крупицами соли трава, всё скрипело, хрустело от малейшего прикосновения. Ужас охватил приятелей. Они невольно остановились.

— Вернёмся!.. — попятился Горох."…нё-ом-ся…а…а!.." — на все лады откликнулось эхо.

— А кого ты найдёшь, вернувшись? Тут соль, там Тур-Боб, а за ним Шишак… Эх, семь бед — один ответ! — махнул рукой сын Дуба. — Думаешь, Фасольке легче было? Вперёд!

Они проехали ещё немного, и речка скрылась в большой пещере, черневшей у подножия горы. Вся гора была обнесена высоким частоколом. Друзья осмотрелись и погнали коней к белым, покрытым слоем соли воротам. В воротах им встретился горько плачущий солёный Огурец.

— Какое несчастье, в этом городе все меня ненавидят только за то, что я зелёный!..

По другую сторону ворот сидел маринованный помидор и ревел ещё громче:

— А я красный, у-гу-гу! Словно какой-нибудь бурак весь красный, у-гу-гу!

— А тебя в этом городе ненавидят, наверное, за то, что ты красный?

— Нет, я плачу от радости, что все меня очень любят!

— Чудаки какие-то… — пожал плечами Жёлудь. По малейшему поводу, из-за каждой мелочи любой житель этого города тут же распускал нюни. Они так привыкли плакать, что и по ночам, если им что-нибудь снилось, обливали постель слезами. Поэтому во всех домах были устроены желоба; по ним слезы стекали в канавы, канавы сливались в ручьи, а ручьи текли в речку, которая по трубам отводилась за город и называлась Слезина. Плаксы давно бы уже захлебнулись в своих собственных слезах, если бы не эти устройства.

— Да это не город, а фабрика солёной воды! — возмутился Горох.

— А разве мы с тобой никогда не льём из глаз солёную воду? — подмигнул ему Жёлудь.

— В самом деле, как плохо, что человек не видит себя, когда плачет! воскликнул покрасневший Горох. — Если бы каждому плаксе сунуть под нос зеркало, то, увидев себя во всей красе, он немедленно замолк бы от стыда. Мне кажется, что зеркало — самое лучшее лекарство для тех, у кого глаза на мокром месте.

— Для таких плакс я даже сочинил песенку, — со-общил Жёлудь приятелю и во весь голос затянул:

Приятели распелись и не заметили, как к ним подошли два затянутых в мундиры блюстителя порядка — Лук и Чеснок.

— На каком основании вы поёте в этом городе?

— Просто у нас хорошее настроение, — ответил Жёлудь.

— Этого мало. В нашем городе на каждую улыбку требуется особое разрешение. Слезайте с коней. Вы арестованы.

— За одну только песню? — удивился Горох.

— Даже за один куплет! — отрезал Чеснок. Жёлудь повертел в руках заряженное ружьё, попробовал большим пальцем лезвие меча и лишь потом обратился к блюстителям порядка:

— И что вы нам сделаете, когда арестуете?

— Мы заставим вас выслушать самую печальную историю этого города.

— И всё? Мы охотно выслушаем её и без ареста.

— Нет, мы обязаны вас арестовать, ибо ещё ни один чужеземец не выслушал эту историю по-хорошему.

— Странно!.. — Друзья переглянулись, пожали плечами и слезли с коней.

Возле большого дома, очень похожего на опрокинутую бочку, висела огромная доска. На ней была надпись:

ГОСПОДИН ХРЕН,

СТАРШИНА ВЕСЕЛИНСКОГО УЕЗДА,

ШУТЕЙНОЙ ГУБЕРНИИ

КРИВДИНА ГОСУДАРСТВА

— Что же это за Веселинский уезд, — не мог надивиться Горошек, — если всё население утопает в слезах?

— Поживём — увидим, — ответил Жёлудь и, привязав коня, первым шагнул к дому.