Газетный заголовок на пять колонок гласил: «Андреа Линори во главе «Сицилтекноплюса». Была помещена и фотография: Андреа садится в «Мерседес», а Давиде открывает ему дверцу. Корво раздраженным жестом отбросил прочь газету.
— Все кругом между собой сговорились. И Святейшая Троица тоже! Но я не отдам им себя на съедение. Я гиена еще почище их. Они от меня так просто не избавятся!
Адвокат сидел в кресле. Корво подошел к нему.
— Делай так, как я тебе сказал. Найди надежных людей, профессионалов.
— Я должен обратиться к вашим друзьям?
Корво бросил на него мрачный, исполненный горечи взгляд.
— К каким? Единственные друзья, которые у меня остались, это те, кого я могу себе купить.
Он взял чековую книжку и поставил подпись. Вырвал чек и протянул его адвокату.
— Держи, сумма не проставлена: я хочу самых лучших.
Нинни на берегу моря поднял камешек. Маленький гладкий и блестящий камешек. И с довольным видом стал его разглядывать. Потом бросился к отцу, который поджидал его, прислонясь к каменному парапету у частного причала их виллы. Нинни показал отцу свою находку. Андреа взял другой камень — темный, шершавый, с изрезанными краями и положил его на ладошку Нинни рядом с гладким камешком.
— Гляди, какой шершавый этот и какой гладкий тот, что принес ты. А ведь когда-то, очень давно, эти два камня были вместе, составляли одно целое, были частью одной скалы. Потом их что-то разлучило: один покатился сюда, на пляж. А другой упал у самого берега в море, там, где ты его нашел. И море постепенно день за днем, год за годом, полировало его, вот он и стал таким блестящим. То же происходит и с людьми. Поначалу они ни хорошие, ни плохие, ни печальные, ни веселые. Все зависит от того, куда забросит их жизнь, от того, куда занесет их судьба…
Нинни слушал это объяснение как зачарованный.
— А что такое судьба?
— Ну, это что-то вроде быстро текущей реки. Реки, которой, однако, не видно.
— А как же замечаешь, что она есть?
— По течению. Иногда ты его чувствуешь. Иногда оно тебя уносит вслед за собой.
Нинни поднялся и побежал к морю. Искать другие камешки.
Андреа увидел, как к Нинни подошла Глория, и направился к ним.
— Он такой маленький, а уже видел такое, что никому не приведи Господь увидеть в своей жизни.
Глория положила руку ему на плечо.
— Андреа…
Андреа ей улыбнулся.
— Ты должна меня извинить за то, как я вел себя в последнее время, ко мне невозможно было подступиться. Но я был очень встревожен.
— А теперь?
— Теперь постепенно все улаживается. Через пару месяцев я откажусь от своих постов в «Сицилтекноплюсе» и вернусь в Америку.
— Ты серьезно говоришь?
Андреа взял ее за руку.
— Я заказал два места, для тебя и для Нинни, на завтрашний рейс в Нью-Йорк.
— Но я не хочу уезжать без тебя.
— Я прошу это сделать ради меня. Я не чувствую себя спокойно, пока вы здесь. Со мной ничего не случится, я стал теперь слишком видной фигурой.
Глория положила голову ему на плечо.
— Ты обещаешь мне, что через два месяца действительно будешь дома, и у нас все пойдет так, как прежде?
Он крепко прижал ее к себе.
— Клянусь.
Глория подняла лицо, нашла его губы и крепко поцеловала.
Прежде чем выехать на ведущую в аэропорт автостраду, надо было пересечь один из окраинных кварталов города.
Машину вел Грилло — один из людей Карты, Давиде сидел рядом с ним на переднем сиденье. Сзади расположились Андреа, Нинни и Глория.
Самолет на Нью-Йорк вылетал через два часа. Наконец-то с лица Глории исчезло выражение беспокойства. Андреа молча смотрел в окно машины, Нинни тронул за плечо Давиде, улыбнулся и протянул ему камешек, который нашел у причала виллы.
— Возьми, я оставляю его тебе. Пожалуйста, брось его потом в море.
Давиде взял камешек. Повертел в руках.
— Хорошо, конечно, я это сделаю. Но зачем?
— Для того, чтобы он был вместе с другими осколочками скалы, которые когда-то были его братьями.
Давиде с улыбкой кивнул. Потом поднял глаза, как раз вовремя, чтобы увидеть, как на середину дороги тащат с предвыборным плакатом, и успеть ухватиться за приборную доску. Грилло нажал ногой на тормоз. Машина подпрыгнула, ее слегка занесло, и, наконец, она остановилась. В тот же момент их сильно ударил в борт какой-то автомобиль. Давиде мгновенно выхватил пистолет. Но справа человек с лицом, закрытым альпинистским шерстяным шлемом лишь с прорезью для глаз, направил на него автомат и знаком приказал выйти из машины.
— Не шевелись, брось пистолет!
Другой бандит тоже с закрытым лицом и автоматом вырос из-под земли со стороны Грилло.
— Вылезай из машины, подняв руки. Да поживее! И все другие тоже! Быстрее! Все вылезайте!
Глория обхватила руками Нинни. В глазах у нее застыл ужас.
— Что вам от нас надо? Чего вы хотите?
Давиде выпустил пистолет, который скользнул вниз, ему под ноги.
— Делайте то, что он говорит. Не теряйте спокойствия. Все выходите из машины.
Давиде и Грилло вылезли из автомобиля под наведенными на них двумя автоматами. Потом также Глория с Нинни и Андреа.
Третий бандит, с пистолетом в руке и закрытым лицом, приблизился к Нинни и попытался вырвать его из рук матери:
— Нам нужен мальчик.
Андреа ухватился за Нинни.
— Нет, не трогайте его!
Глория набросилась на похитителя, как разъяренная тигрица.
— Нет, Нинни, нет!
Подбежал четвертый, схватил ее за волосы и ударил в спину прикладом автомата, потом отшвырнул на багажник таранившего их автомобиля. Давиде повернул голову и увидел, что бандит продолжает ее бить.
Андреа воспользовался моментом замешательства и бросился на того, что был с пистолетом, смог его обезоружить и выстрелил ему в упор в грудь.
В эту секунду один из бандитов, которые держали на мушке Давиде и Грилло, повернулся, чтобы ответить на огонь. Давиде ударил его по шее, вырвал автомат и начал строчить по нападавшим.
Нинни забился в щель между их машиной и дорожным ограждением и попытался на четвереньках доползти до матери. Давиде заметил его уголком глаза в то время как старался огнем не дать выйти на дорогу двум другим бандитам, которые били очередями из автоматов в сторону Андреа и Глории.
Он закричал:
— Нинни! Не трогайся с места, не шевелись! Стой там!
Но Нинни уже поднялся на ноги и во весь дух помчался к Глории.
Автоматная очередь настигла его, ударив в спину, когда он уже почти добежал до матери, раскрывшей ему объятия. Пули разорвали его синий пиджачок, рубашку, заставили высоко подпрыгнуть, чуть ли не перевернуться в воздухе. Потом, завертевшись волчком, Нинни упал лицом вниз на дорогу.
Глория подняла его, прижала к себе. Руки у нее были все в крови.
— Нинни!
Андреа уронил пистолет на землю, глаза у него вылезли из орбит. Он увидел тело Нинни, безжизненно свисавшее с рук Глории, и услышал ее крик:
— Нинни… мой Нинни… ну ответь же мне. … скажи мне хоть что-нибудь… Что они с тобой сделали? Что они с тобой сделали!..
За огромными распахнутыми настежь окнами Палаццо ден Приори ветер шевелил верхушки пальм в саду. Парламентская комиссия собралась в полном составе.
Перед членами комиссии сидела Сильвия, около нее лежал микрофон. Председатель комиссии смотрел на нее с нескрываемым волнением.
— Другими словами, вы убеждены, что эти ужасные смерти, которые одна за другой обрушились на семейство Линори — последнее убийство произошло всего три часа назад, — не что иное, как результат борьбы мафии за захват двадцати тысяч миллиардов, уже ассигнованных во исполнение закона Респиги?
Сильвия утвердительно кивнула.
— Да, я так думаю. Недавно происшедшие ужасные события иначе объяснить нельзя. Даже мафия, прежде чем убить ребенка…
Председатель прервал ее:
— Кажется, его собирались только похитить…
— Послушайте, я очень устала. Кроме того, меня уже тошнит от того, что сейчас происходит. Как вы, несомненно, знаете, главный прокурор отстранил меня, во всяком случае в настоящий момент, от проведения следствия. Вы — председатель комиссии, расследующей отношения между политической властью и преступным миром. Вы требуете от меня улики. Но пока их у меня нет.
Председатель откинулся на спинку кресла и продолжал более спокойным тоном:
— Я только хотел бы, чтобы вы сказали нам все, что думаете об этом деле. Если нет улик, ну что же, ничего не попишешь. Пусть все вами здесь высказанное будет просто лишь вашими соображениями, которыми вы, опираясь на свой опыт, можете поделиться с нашей комиссией.
— Я полагаю, что Джованни Линори в свое время был деятелем, весьма тесно связанным с мафией. Думаю также, что в силу каких-то причин он помешал мафии наложить лапу на миллиарды, отпущенные по закону Респиги.
— То, что вы говорите, очень серьезно. Значит, Джованни Линори был связан с «Коза ностра»?
— Я сказала только свои предположения.
Председатель покачал головой.
— Извините, но я не понимаю. Как может мафия надеяться наложить лапу даже хотя бы только на первые двадцать тысяч миллиардов? Всякий, кто будет контролировать эти деньги, должен осуществлять запланированные государством проекты. А следовательно, не сможет использовать денежные средства на другие щели.
— Вот именно это-то я и пытаюсь раскрыть. Председатель посмотрел на других членов комиссии. Потом уставился на Сильвию.
— Каким образом вам все это стало известно, когда вы в то же время утверждаете, что не располагаете никакими уликами? Как вы пришли к сделанным вами выводам?
— Как раз этого я не могу вам сказать.
— Может быть, у вас имеется осведомитель внутри самой…
Сильвия резко поднялась со стула.
— Извините, господин председатель. Я не намерена отвечать на этот ваш вопрос.
Белый гробик был установлен в гостиной на вилле. Глория склонилась над ним. Лицо у нее было землисто-серое, глаза распухли от слез. Она говорила еле слышным голосом, обращаясь к лежавшему в маечке и коротких синих штанишках мертвому Нинни. Она сжимала в ладонях его ледяные ручки.
— Ты такой маленький… такой маленький… Как ты будешь там один, без меня, в этом холоде… в этой тьме… как ты будешь там без мамы?…
Позади нее стояли наготове двое служащих похоронного бюро, ожидая, когда смогут закрыть гроб. Но ждали молча, ничем не выдавая своего присутствия.
Андреа поглядел на них, взглянул на мать и подошел к Глории.
— Идем, Глория, идем. Прошу тебя.
Глория кивнула, но не тронулась с места. Андреа разъединил ее ладони и ручки Нинни, потом обнял ее за плечи.
Тут Глория начала кричать:
— Не уносите его… Он мой!..
Андреа отвел ее от гроба и передал под опеку Матильды. Потом в последний раз взглянул на сына.
— Не бойся, Нинни. Там, куда ты уходишь, все будет куда лучше, чем здесь.
И подал знак служащим похоронного бюро.
Давиде услышал из кабинета, как запаивают гроб, а потом как привинчивают деревянную крышку. Стоящий перед ним телекс выбивал одну за другой длинные серии цифр. Давиде подождал, пока принтер остановится, потом оторвал длинный кусок перфорированной ленты. Свернул в рулончик, сунул в карман и вышел.