«Во второй половине дня полиция ворвалась на склад, где происходил подпольный аукцион произведений искусства. Эта операция увенчала длительную работу по расследованию, в котором в тесном взаимодействии участвовали итальянские и американские власти».

Маленький холл мотеля «Карузо» был пуст. Развалясь в кресле, Давиде маленькими глоточками потягивал пиво из жестяной банки и слушал, как и каждый вечер, семичасовые последние известия по седьмому каналу. Свободной рукой он гладил Соломона — немецкую овчарку, положившую голову ему на колени.

На экране телевизора мелькали кадры, снятые около Окружного суда. Полицейские машины, толпа репортеров на ступенях, атака фотографов на участников громкого расследования. Потом телекамеры нацелились на Сильвию, которая, отстраняя протянутые к ней микрофоны, вошла в здание суда. Затем журналистке седьмого канала удалось преградить путь капитану из Отдела борьбы с наркотиками.

— Капитан Барт, это правда, что в числе задержанных есть человек, входящий в состав Купола — этого пресловутого руководящего коллективного органа сицилийской мафии?

Симон ускорил шаг.

— Возможно, возможно. Будем надеяться.

Давиде сразу узнал этого человека, показанного на телеэкране крупным планом.

Он отставил банку с пивом и встал с кресла.

— Симон…

Давиде узнал его, несмотря на то, что прошло двадцать лет, тот отрастил усы и волосы его тронула седина. Он узнал его интонацию, когда, повернув голову, Барт произнес несколько ни к чему не обязывающих слов. Ему казалось, что в ушах у него вновь звучит голос Симона: «Давиде, тебе надо ненадолго исчезнуть из Италии. Мы посадим тебя на самолет, улетающий сегодня ночью…»

…Потом он почувствовал пальцы Кэт, ласково перебирающие его волосы.

— Дэв, что с тобой?

Кэт склонилась над ним, нежно гладила его по лицу, заглядывала в грустные глаза. Давиде ей улыбнулся.

— Ничего, в самом деле ничего.

— Плохие вести по телевидению?

Давиде еле заметно покривился, по-прежнему с отсутствующим видом уставившись в телевизор. Лицо Симона растаяло на экране. Его поглотила лавина жареного картофеля, наполнившего гигантскую сковороду. Реклама…

— Да нет, только несколько минут назад… я увидел призрак.

Его револьвер много времени пролежал за кипой журналов в шкафу в кладовке в конце коридора мотеля. Давиде сдвинул журналы, взял оружие и привычным движением сжал рукоятку в ладони. Движение, которое он повторял тысячу раз и которое теперь, через двадцать лет, думал уж, что позабыл. Но лишь стоило ладони ощутить холодный металл револьвера, в памяти ожили слова и звуки, перед глазами вновь замелькали картины, которые не было сил отогнать…

…Комиссар Джорджи с пистолетом в руке прижался спиной к дверце машины, по белой краске стекает тонкая струйка крови… Из развалин дома неподалеку от порта неожиданно выскакивают четверо мужчин, и гремят автоматные очереди… двое его товарищей шатаются — одному пули попали в голову, другому в грудь… Улицу поперек перегородил грузовик… вновь трещат автоматные очереди, прошивают стенки автомобиля, на котором им вдвоем удалось вырваться из засады… лицо водителя Джорджи, склонившегося над рулем, потом голова падает на плечо… бегущая Марта, прижимающая к себе Стефано — их сыночка… Новые выстрелы… рука Марты, испачканная кровью… ее крик: «В него попали! Они ранили ребенка!»… Отчаянный плач Стефано, завернутого в одеяльце, по которому все шире растекается красное пятно… голос Симона, пытающегося успокоить его в больничной палате: «Ребенок вне опасности, пуля попала в шею, но только поцарапала. Слушай, Давиде, теперь тебе надо ненадолго исчезнуть из Италии, мы посадим тебя на самолет, улетающий сегодня ночью» …последние слова Марты: «Нет, я не поеду с тобой. Я не могу оставить Стефано»…

Давиде засунул револьвер сзади за пояс брюк, накинул куртку и вышел из мотеля.