Глава первая. «Шабли и портвейн»

Саша сидел в привычном одиночестве рядом со стойкой бара, за тем самым столиком, где когда-то, очень-очень давно, они впервые встретились с Яном. Было почти так же шумно и почти так же накурено, как тогда. Впрочем, так здесь было каждый вечер. К Саше привыкли и официанты, и постоянные посетители. Иногда лишь (разумеется, за глаза) высказывалось недоумение, что, мол, этот блестящий молодой человек каждый вечер делает в этом второразрядном баре?

Тем более, что многие знали его как соучредителя фирмы «Ретро-люкс», головной ресторан которой — «Элита» давно и прочно завоевал репутацию самого высоко престижного и дорого валютного заведения Города и Зоны. У Саши был там свой кабинет, где он появлялся исключительно по служебной необходимости, или когда нужно было принимать иностранных гостей и партнеров. Вечера он предпочитал проводить здесь, выделяясь из массы посетителей «среднего» сословия выбором баснословно дорогих вин, которые специально для него доставлялись их «Элиты», да фантастической красоты бриллиантом в тонкой оправе на безымянном пальце. Пожалуй, только официант Алеша догадывался, что этот перстень — память о Яне, и что Саша проводит свое свободной время в этом баре, предаваясь размышлениям и воспоминаниям о своем безвозвратно исчезнувшем друге. Эти догадки подтверждались тем, что Саша неизменно, в один и тот же день в году, вместо милых его сердцу белых и шампанских вин, заказывал ту самую марку коньяка, которую они вместе с Яном пили в день своего знакомства. Естественно, Алеша ни разу ни словом не обмолвился о своих умозаключениях: это было не в его правилах. Однако, каждый раз, когда наступало 27 июли, он, не дожидаясь заказа, приносил бутылку коньяка «Курвуазье» и лимон, нарезанный дольками. Не забывал и второй прибор. Саша оценил это молчаливое внимание к памяти своего друга и предложил Алеше место в «Элите», на что тот ответил вежливым, но решительным отказом. «Видите ли, маэстро (так называли Сашу все официанты, метрдотели и шеф-повары Города), в нашем деле самое главное — коллектив. Здесь у меня нормальные отношения, серьезные связи. А это в нашем деле — все. Благодарю вас.»

…До очередной годовщины оставалось еще семь с лишним недель, поэтому Саша нынешним вечером пил шабли и закусывал дольками свежего ананаса, а второго прибора на столе не было. Саша курил сигареты очень редкой импортной марки — «Торейтон», единственной, которая ему нравилась. Он курил и размышлял о странных делах в городе. Вообще-то, Город — сердце Свободной экономической зоны — всегда был явлением сложным и противоречивым. Однако у Саши имелся очень чуткий барометр — ресторан «хай-класса» «Элита». По количеству, ассортименту и стоимости заказываемых банкетов можно было безошибочно судить и об обстановке в Бизнес-центре, где сосредоточились основные биржи и брокерские конторы, и в Зеленом доме — главном финансовом узле города, давшем приют офисам крупнейших банков, аккредитованных в Зоне, и во Дворце Города — средоточии административной и судебной власти. В последнее время «Элита» непонятным образом растеряла самых крупных своих постоянных клиентов, ряд фирм отозвал свои заказы на традиционные представительские банкеты, а несколько Белых Пиджаков, как называли в «кругах» главарей крупнейших теневых кланов Зоны, пировали почти беспробудно, словно во время чумы.

Единственным островком стабильности смотрелись на этом фоне только пакеты заказов с Красной улицы, где размещались иностранные представительства и консульства, да корпорация «Хундланд», дела которой, судя по банкетным заявкам, шли не просто хорошо, а блестяще. Что-то за всем этим крылось странное, но что — Саша понять не мог, и в который раз он вспоминал Яна: вот уж кто сумел бы разгадать любую головоломку Города! Однако, Яна не вернуть. И Саша в который раз мысленно обращался к своему другу с горьким упреком: «Зачем ты вторгся в мою жизнь, изменил ее безвозвратно, а затем оставил меня в одиночестве!» Некоторое время это заканчивалось тем, что Саша напивался в дым, с помощью Алеши добирался кое-как домой, где, перед тем как лечь спать, наносил несколько ударов руками и ногами огромной надувной кукле, выполненной в виде волка, обросшего белоснежной шерстью. При этом он поносил куклу последними словами, называя ее почему-то «старшим инспектором». Судя по его высказываниям, именно «монстр-фантом», как когда-то называл это чучело Ян, был виновен каким-то образом в их разлуке. Отведя душу, Саша, как правило, засыпал в обнимку с монстром прямо на ковре посреди комнаты.

Впрочем, в последнее время эти запойные вечера случались все реже и реже. Саша увлекся своей новой работой и в бар заглядывал уже больше по привычке.

…Спокойное течение вечера было нарушено появлением в баре новичка. Молодой человек в тонированных очках и джинсовом костюме в черным кейсом в руках внезапно возник из шума и дыма прямо перед Сашиным столиком. Несколько мгновений они разглядывали друг друга, и Саша почему-то новым, внезапно открывшимся чутьем понял, что эта встреча, видимо, очень существенно переменит его теперешнюю жизнь. Да и простого взгляда, брошенного на пришельца, было достаточно, чтобы понять: такие люди не каждый день встречаются и просто так не приходят. Грива волос до плеч была платинового цвета, что сразу наводило на мысль о парике, либо об искусственной окраске, так как ресницы и брови у него были смоляно-черными. На лице же его — лице классического Мефистофеля с гравюры Гюстава Доре — самой потрясающей деталью были глаза. Когда незнакомец снял свои очки, Саша с изумлением увидел, что радужка глаз золотисто-желтая, а зрачки такие, какие бывают только у коз и кошек — вертикально-щелевидные.

— У вас не занято? Можно упасть? — поинтересовался тигроглазый пришелец. И Саша, зачарованный немигающим взглядом этих необычных глаз, кивнул.

— Пожалуйста, буду рад разделить с вами компанию.

Парень по-хозяйски выхватил из табачного тумана пустой стул, подставил его к Сашиному столику и уселся. Тут же рядом с ним возник с недоуменным выражением на лице Алеша. Саша рукой сделал успокаивающий жест.

— Все нормально, Алеша, это ко мне. Что будете пить? Могу предложить вам шабли. Закуска — на ваше усмотрение. Из прохладительного рекомендую шампанское — глясе, лимонад, оршад, шербет…

— Лучше винца крепенького.

— Отлично. Херес? Мадера? Марсала? Портер? Медок? Сан-жюльен? Шато-лафит? Подогретый? Портвейн белый? Красный?

— Лучше азербайджанский. И пирожков каких-нибудь погорячее, но чтоб без соли!

— Вы с ума сошли! «Азербайджанский»! Закажите еще аккумуляторную кислоту! Значит так, Алеша, «Мартини» и пару расстегаев со свежими грибами. Ну, и в виде исключения, хотя к печеному и не положено, салат-ромен, только вместо помидоров, Алеша, будьте добры, положите швейцарского сыру, двести граммов.

— Мазово… — проговорил парень, глядя вслед удалявшемуся официанту. — Ты что — Губернатор?

— Нет. Я только лишь Главный консультант гастрономической фирмы «Ретро-люкс». Здесь этого ассортимента нет, для меня специально привозят из «Элиты» — это наш головной ресторан.

— Понятно. И столик закуплен.

— Разумеется, так удобнее. Здесь обычно никто кроме меня не сидит. Сегодняшний день — исключение. Впрочем, мы не познакомились. Александр.

— Виктор Шатанин.

Они пожали друг другу руки, и Саша отметил, что рука Виктора сухая и очень крепкая, а Виктор с удивлением подумал, что такие холодные пальцы могут быть только у покойника, а вот сила, заключенная в них, никак не вяжется с внешностью Александра, типичного хрупкого интеллигента.

— Не сказал бы, что ты похож на кулинара.

— Я историк по специальности. Увлекся старой российской кухней, написал диссертацию… Забавно получилось: писал одну, а защитил в двух институтах — Российской Исторической Академии и Институте Питания и Здоровья.

— Ага, ну и тебя привлекли как специалиста по историческим деликатесам.

— Примерно так.

— И хорошо платят?

— Не знаю, наверное…

— Как это?!

— Зарплату мне переводят на счет, а когда расписываюсь в ведомости, сразу забываю. Основные доходы у меня — коммерческие. Я, видите ли, соучредитель «Ретро-люкс».

— И с каким паем?

— Что-то около тридцати процентов.

— Неслабо. Сам нажил?

— Наследство.

— Тогда понятно. Слышал о твоей фирме, солидняк — филиалы в С.-Петербурге, Лондоне, Париже, Лос-Анжелесе. Парижский — в первой десятке ресторанов Европы.

— У вас хорошая память, Виктор.

— Не жалуюсь.

Появился Алеша с бутылкой «Мартини» и блюдом, на котором в обрамлении свежей зелени покоились длинные — во все блюдо — расстегаи с такой аппетитной корочкой, что рот сама собой наполняла голодная слюна.

— Салат будет через минуту, — сказал Алеша, поставив заказ на столик. Судя по его взгляду, новый Сашин знакомый ему не нравился.

— Садись с нами, пригласил Виктор, подмигнув.

— Мне не положено! — почти с отчаянием от такой бестактности воскликнул Алеша и поспешно удалился.

— Он, случаем, не «голубой»? — с усмешкой полюбопытствовал Виктор, наливая себе вино.

— Меня это никогда не интересовало.

— А девочки? Девочки тебя интересуют, Шура?

— Как-то не задумывался. Как говаривал мой друг, «пока живой был — боялся».

— С юмором у тебя порядок. Выпьем?

— Пожалуй. За встречу.

Они подняли бокалы: Виктор — полный до краев, Саша — с порцией, ровно на толщину пальца превышающей европейскую. Виктор, не двигая кадыком, в один глоток влил в себя мартини, выдохнул и принялся за расстегаи. В мгновение ока покончил с одним, снова налил себе полный бокал, отсалютовал им Саше, проглотил и в два счета зажевал последний расстегай.

— Вкусно. Чего он там с салатом тянет? Еще по одной?

Саша только головой покачал и плеснул себе шабли.

— Удивляешься? Я всегда быстро ем и пью — чего с этим тянуть-то?

Виктор вытащил из нагрудного кармана черный портсигар из какого-то неизвестного Саше камня. В гладкую отполированную крышку был вмонтирован мрачно поблескивающий рубин в виде неправильной пятиконечной звезды.

— Красивая вещица.

— Мама говорит, что его оставил мне в наследство папаша. Закуривай.

— Благодарю, у меня «Торейтон», не хочешь?

— Не люблю «импортняк», воняет, как паленая тряпка.

Виктор достал из портсигара «Приму», зажал ее в губах и поднес к рубиновой звезде. Сигарета задымилась, Виктор затянулся и спрятал портсигар в карман. Заметив Сашин взгляд, усмехнулся.

— Удивляешься? Я и сам удивляюсь, как это получается. Понятия не имею, как эта штука устроена, но работает, сколько я себя помню, и никогда ничем ее не подзаряжали… У меня к тебе дело, Шура.

— Слушаю тебя.

— Мне нужно где-то остановиться, я только утром приехал.

— Могу предложить тебе комнату в моей квартире. Я живу один, а квартира огромная, так что меня не стеснишь.

— О’кей.

— С питанием тоже проблем не будет. Я люблю готовить, а сам практически ничего не ем. Только пью. Иногда.

— А я есть люблю, а к плите меня хоть кандалами приковывай, — яичницы не изжарю. Слушай, а как у вас тут с пропиской? Говорят — проблемы, если на постоянную?

— Да, специальный режим — Зона. Но у меня есть кое-какие знакомства. Кстати, если ты поступишь на работу в Муниципалитет, или в полицию… У тебя какое образование?

— Высшее, юрфак. В армии служил два года, по контракту.

— Подойдет. У нас недавно полковник обедал, начальник зонального Департамента Внутренних дел. Жаловался, что в прокуратуре и среди полицейских офицеров не хватает мужчин с высшим образованием.

— Подумаем в этом направлении. Еще по капле?

— За твое устройство.

Виктор осушил свой бокал и сразу же слил туда все, что осталось в бутылке. Алеша принес салат и, увидев, что все уже съедено и выпито, застыл в изумлении. Саша, которого все это начало забавлять, спросил: «Виктор, еще чего-нибудь выпить, покушать не хотите?»

— Да что я — жрать сюда пришел, что ли? — пробормотал Виктор с набитым ртом, соскребывая ложкой остатки салата с тарелки. Опрокинув в рот вино из бокала, полного почти на две трети, он сделал могучий глоток и достал новую сигарету.

— Сейчас покурю, да и пойдем. Может, вон его прихватим? — он указал раздвоенным подбородком на Алешу, близкого к состоянию соляного столпа.

— Нет, обойдемся, — засмеялся Саша. — Спасибо, Алеша, вы свободны.

Выражая всем своим видом молчаливое осуждение, Алеша с достоинством принял у Саши на чай обычную пятидолларовую купюру и исчез.

Виктор откинулся на спинку стула, затягиваясь сигаретой и пристально рассматривая Сашу.

— Ты знаешь, Шура, ты или лопух, или не тот, за кого себя выдаешь. Первого встречного вот так запросто приглашаешь к себе на квартиру. А у тебя вон, на пальчике, зарплата за восемь лет безупречной службы Президента США, да и дома, наверное, не голые стены.

— Ты прав, — засмеялся Саша, — я именно лопух, причем не тот, за кого себя выдаю.

Виктор неожиданно икнул, и Саша понял, что его начинает разбирать, хотя по внешнему виду этого никак не скажешь.

— В общем, так… — он начертил в воздухе сигаретой нечто. — Или ты говоришь мне правду, или мы расходимся по мастям.

— Придется сказать правду. Я — очень одинокий вампир и подыскиваю себе товарища. Выбор пал на тебя.

— И ты меня не боишься?

— Нет. Я же тебе уже сказал — «когда живой был — боялся». Меня пугает только одно.

— Что?

— Голод.

Виктор поперхнулся дымом, и некоторое время вынужден был откашливаться.

— Ну, Шурик, ну — уморил! По-моему, уж кому- кому, а тебе эта штука не грозит!

Саша без улыбки взглянул прямо в его странные глаза и ответил:

— А тебе-то откуда это знать?

Виктор, встретившись с ним взглядом, внезапно ощутил какой-то холодный толчок в сердце и негромко проговорил:

— Конечно-конечно. Это твое дело. Извини. Я просто хотел предупредить, что я — не подарок. Могу бабу привести, надраться, как свинья, гай-гуй устроить… Мыть полы, убирать — ненавижу, могу в карты ободрать дочиста, со всеми соседями перегрызться. А так вообще — я ничего, спокойный. Скучать не будешь, но и на шею не сяду. У меня свои понятия о порядочности. Их, правда, немного, но им я следую железно.

— само по себе это неплохо, однако для меня — совершенно не важно. Если ты меня не устроишь, я прямо тебе скажу об этом. Еще выпьем?

— Нет, лучше с собой. А то я как наберусь в кабаке — сразу приключения начинаются. Прямо сами меня находят.

— У меня дома кое-что завалялось в баре. Я думаю, тебе понравится.

— У суда возражений нет.

— Где твои вещи?

— Омниа меа мекум, как говорится, в портах. Сколько мы должны?

— Я же тебе говори — столик на постоянном заказе, все оплачивается с моего счета автоматически.

— Ну что же, если хочешь быть Рокфеллером — будь им. Пошли, Рокфеллер Пропеллерович!

На улице, в затененной аллее, куда не проникал свет фонарей, дорогу им заступили трое увесистых «металлистов» на предмет выяснения их симпатий к какой-то не то рок-группе, не то спортивной команде, не то партии. Виктор, не дав им договорить, положил ближайшим руки на плечи, от чего они сразу присели, будто их нагрузили железнодорожными рельсами, и негромким, но очень странным голосом сказал: «Ну-ка, железяки окаянные, быстренько собрались и сдренировали отсюда. В колонну по одному. А то глаз высосу!» Раздвинув их внезапно оробевший строй, Виктор взял Сашу под руку и повел по аллее. Пройдя несколько шагов, обернулся и, увидев, что они еще стоят, наклонился, поднял камень и вложил его в вытащенную из кармана джинсов большую хулиганскую рогатку.

— Вы еще тут, ходячий металлолом? Ну, берегите фары!

Парни молча вломились в кустарник, как стадо испуганных мотоциклов и исчезли из виду. Виктор усмехнулся и, не целясь, разрядил свое оружие в круглый железный знак на автостоянке. Знак загремел, будто в него угодила картечь. Виктор спрятал рогатку, взял свой кейс и повернулся к Саше.

— Я же говорил, что я — не подарок, и что со мной скучно не будет.

* * *

…В это же самое время, в Оперном театре Города, блистающем всеми огнями и окруженном кольцом патрульных машин и полицейских в парадной форме, проходила церемония вступления в должность нового Губернатора Свободной Черноморской экономической зоны. Были произнесены с трибуны, установленной на большой сцене, вступительные речи Вице-губернатора, Бургомистра, Председателя Зонального Банка. С краткой речью обратился к собравшимся и новый Губернатор. Он выразил надежду на помощь и поддержку со стороны чиновного и делового мира Города, пообещал не оставить заботой бюджетные организации и малоимущие слои населения. После этого состоялся малый концерт труппы Оперного, и публика растеклась по буфетам и кулуарам, где были расставлены столы с вином и закусками а ля фуршет. Столы обеспечивала, естественно, «Элита» и «Ретро-люкс».

Новый губернатор стоял у специально для него сервированного столика в Большом фойе на втором этаже вместе с вице-губернатором, секретарем и телохранителем и принимал поздравления от первых граждан и ответственных руководителей Города и Зоны. Цель сего мероприятия была двоякая: со стороны городской верхушки — засвидетельствовать свое почтение новому голове и заодно быть ему представленными (что могло оказаться весьма полезным впоследствии); новоиспеченный губернатор же получал возможность хотя бы бегло познакомиться с административным и предпринимательским лицом Города и Зоны.

Губернатора звали Рудольф Францевич Гольдбах, по отцу он происходил из этнических немцев. В кулуарах вездесущие сплетники поговаривали, что он был одним из доверенных лиц Президента, но после последних политических штормов попал в сложное положение и был вынужден согласиться принять новое назначение, являвшееся, по сути, почетной и хорошо оплачиваемой ссылкой. Губернатор Зоны — должность весьма прибыльная и очень престижная, однако положение главы этого «государства в государстве» на настоящий момент довольно скользкое. Многие не без оснований считали его просто опасным. Об остроте ситуации свидетельствовал тот факт, что прежний губернатор был найден в рабочем кабинете во Дворце Города застреленным из своего служебного пистолета, который валялся тут же, на ковре. На столе, под пресс-папье, обнаружилась и записка, написанная, как утверждал секретарь, рукой губернатора, однако подписи на ней не было. Она гласила: «запутался, ничего не понимаю…» Ее подлинность была подвергнута сомнению вначале личной стенографисткой губернатора, а затем и судебными экспертами. На оружии не было обнаружено вообще никак отпечатков пальцев. Видимо, их кто-то стер, так как перчаток на руках убитого не нашли. Для выяснения всех этих странных обстоятельств был прислан из Центра следователь по особо важным делам, которого, по соображениям режима ведения следствия, разместили вместе с его ассистентами в санатории Государственного Департамента Безопасности, в поселке Графское. Микроавтобус, в котором везли основных свидетелей и вещественные доказательства, по дороге столкнулся с топливозаправщиком, и обе машины рухнули в ущелье и загорелись, а затем взорвались. К прибытию пожарных и спасателей из Города все уже было кончено. Оперативной группе и следователям, прибывшим на место происшествия впоследствии, так и не удалось установить, почему сейф, в котором перевозились вещественные доказательства и материалы предварительного следствия, оказался открытым. Уверенно утверждать, что секретарь похитил документы и вещдоки и каким-то непостижимым образом скрылся, не позволяло состояние машины, сейфа и трупов, которые в адском костре высокооктанового топлива сгорели почти дотла, а также утверждение экипажа полицейской машины сопровождения, оставшегося в живых: они настаивали в один голос, что сейф на их глазах был опечатан, в запертом виде вынесен из служебного входа Дворца Города и погружен в микроавтобус. Секретарь же Губернатора лично сопровождал сейф и тут же сел в автобус вместе с остальными. По дороге никаких остановок не делалось, никто никуда не выходил. Дополнительные следственные мероприятия ничего не дали, к тому же сам следователь по особо важным делам и вся его группа заболели каким-то странным гриппом, сопровождавшимся сильными головными болями, и следствие поспешно свернули, решив считать гибель губернатора самоубийством при не до конца выясненных обстоятельствах.

Гольдбах знал об этом. Знал он так же и то, что по каким-то таинственным, малопонятным причинам налоговая река, которая должна была, по замыслу создателей Черноморской зоны превратиться в валютно-финансовый водопад, наполняющий пересохшую российскую казну, напротив, оскудевала с каждым днем. В Зоне процветали сотни крупных компаний и тысячи мелких, на биржах бушевали товарно-денежные фонтаны и каждый участник уносил свой прибыльный процент. Ежедневно через Международный морской порт проходили товары на сумму до нескольких миллионов долларов и миллиард рублей. Заметную роль играл шоу-бизнес, рекламное и туристское дело. Налоговые службы же, проявляя чудеса изворотливости, отделывались хитроумными отписками, используя многочисленные законодательные бреши, и налогопоступление, вместо того, чтобы увеличиваться, неуклонно сокращалось с каждым годом.

Губернатор держал бокал, с шампанским, и машинально кивая тем, кого ему представляли, бросал в ответ несколько вежливых фраз, а сам продолжал напряженно размышлять, с какой стороны ему взяться за узел проблем Города и Роны. Он понимал, что в его карьере это испытание будет решающим. Причем, в случае провала, дело может окончиться не только отставкой. Он чувствовал, что никак не может сосредоточиться:

Перед ним вереницей проходили любезно улыбающиеся господа и великолепно одетые дамы, успевшие за те немногие годы, что существовала Свободная Зона, окончательно растерять последние советские черты и детали внешности — начиная от качества исполнения маникюра и кончая манерой держать голову. Мимо шуршали, ошеломляя красками и расточая внеземные ароматы ожившие каталоги «Карден», «Диор, Бурда», «Лакоста», «Сен-Лоран», а так же другие, которых Губернатор опознать был не в состоянии. Количество и стоимость золотых и платиновых украшений и драгоценностей было таким, что на ум поневоле приходили балы и приемы пресловутого 191З года. У Губернатора промелькнула мысль, не здесь ли прячутся недоплаченные налоги… Второй чертой этого микропарада, поразившей Гольдбаха было количество собак. На белых холеных женских руках величественно восседали, снисходительно поглядывая на Губернатора: болонки, пекинесы, левретки, шпицы, той-терьеры, а у вице-губернаторши серебрился драгоценным мехом настоящий живой горностай. Ошарашенный всем этим великолепием, Губернатор пытался как-то осмыслить увиденное. С момента выступления у него постоянно ломило в висках, неотступная головная боль преследовала и сейчас, когда ему представляли очередную группу предпринимателей: старичка в смокинге, похожего на старую капюшоновую крысу, девушку, которую можно было бы назвать красивой, если бы она не выглядела такой сонной, и молодого человека с вытаращенными от старательности глазами. На руках у девушки сидела собачонка. Маленькие, навыкате глазки, пристально смотрели на Губернатора. Секретарь наклонился к его уху и забормотал скороговоркой, как переводчик.

— Президент корпорации «Хундланд», луанский Данил Сергеевич. Вице-президент, доктор ветеринарных наук, Франкенштейн Павел Петрович. Их главный секретарь — Люси. Корпорация «Хундланд», продукты питания и средства ухода за домашними животными. Крупнейший спонсор, финансирует Институт онкологии, Общество охраны и защиты животных, клуб собаководства, Зоологический сад.

— Очень приятно. Забота о животных — показатель нравственного здоровья общества. Простите, а кто этот молодой человек? Вице-президент?

— Нет. Вице-президент — Павел Петрович Франкенштейн, А это — их водитель-телохранитель, — Боря.

— Прошу прощения, значит, я не понял… А кто же тогда?..

Тут виски Губернатора прошил болевой разряд такой мощности, что он покачнулся и зажмурился.

— Что с вами, господин Губернатор? Гольдбах открыл глаза и увидел, что Люси, секретарь корпорации «Хундланд», настолько удивилась, что почти проснулась.

— Ничего, сударыня, благодарю вас. Наверное, переутомился. Он улыбнулся девушке, стараясь скрыть неловкость и пригубил шампанское Оно, наверное, из-за головной боли, показалось ему на вкус рассолом.

— Какая прелестная у вас собачка!

Губернатор протянул руку, чтобы погладить и тут увидел на тощей собачьей шее изящный ошейник, представляющий собой ожерелье из крупных голубых бриллиантов необычайной красоты.

— О, какая вещь! Полагаю, тоже ваша продукция? Где вы берете такие качественные стразы?

- Это настоящие бриллианты, Губернатор! — произнес кто-то и руководства корпорации «Худланд». И Гольдбах вновь зажмурился непереносимой головной, боли. Когда он смог снова контролировать себя, он обнаружил, что секретарь поддерживает его под одну руку, начальник охраны под другою и секретарь говорит кому-то, обернувшись: «Вызовите врача и подавайте машину к служебному входу — Губернатору нездоровится.»

- Вадим Пустовойтов

- Ярослав Петрашко

- !992 год