Суть карандаша — его острие; все остальное — оснащение. Но без оснащения острие было бы невозможно держать в руках, точить, пользоваться им с удобством и уверенностью. Кончик карандаша выскользнет из пальцев или обломится и упадет на стол. Все артефакты требуют разработки оснащения и инфраструктуры. Современный автомобиль невозможно представить без сети автомагистралей, бензоколонок и парковок вместе со всем персоналом — обслуживающими и ремонтными бригадами, механиками и сторожами. Самолеты не смогли бы подняться в воздух без аэропортов, экипажей и авиадиспетчеров. К телефонам прилагаются телефонные столбы, провода, операторы, коммутаторы, поставщики услуг междугородней и международной связи. Телевидению нужны продюсеры, студии, актеры и сценарии.

Но это не означает, что инфраструктура должна предшествовать тому, что она обслуживает. Генри Форду приписывают фразу: «Сначала автомобили, потом дороги». Графит из рудника в долине Борроудейл долго использовался в природном виде — в форме дисков с заостренными краями, не разрезанным на стержни — до того как его начали вставлять в оправы и делать более сложные устройства, то есть карандаши, получившие широкое распространение как замена пера с чернилами. Графит попал в обиход благодаря местному открытию и похвальному любопытству к возможностям его практического применения, однако неудобства, возникавшие при использовании дефицитного, хрупкого и пачкающего вещества, раздражали людей примерно так же, как первые поездки по грязным и изрытым сельским дорогам на только что появившихся автомобилях — довольно дорогих, ненадежных и некомфортабельных.

Инфраструктура или оснащение могут принимать разные формы, но всегда необходимы как условие для эффективного функционирования, широкого распространения и признания изобретений, когда пропадает чувство новизны. Обеспечение требуемой инфраструктуры для устройства или инженерной конструкции может быть такой же необходимой частью инженерно-технических работ, как проектирование и изготовление базовой части артефакта. Даже чтобы просто производить и строить, требуется инфраструктура, хотя бы временная или недолговечная, и создание необходимых для этого инструментов, машин, литейных форм, опалубки или временных каркасов может потребовать больших производственных усилий.

Строительство моста Британия в конце 1840-х годов привлекло толпы народа к проливу Менай. На окончание строительства одного из крупнейших консольных мостов в Америке в 1927 году в верховья залива Сан-Франциско приехало двадцать тысяч человек. Шла установка последнего 750-тонного пролета моста Карквинез, и мало кто из наблюдателей не знал, что всего несколько лет назад подобная операция привела к обрушению Квебекского моста. Героем романа Уиллы Кэсер «Мост Александра» (1912) является главный инженер Квебекского моста, и в романе он погибает в результате этого несчастного случая. Однако в 1927 году пролет, масса которого равнялась массе десяти тысяч человек, был установлен быстро и безопасно, отчасти потому, что строители этого нового моста в Калифорнии учли ошибки, допущенные в Квебеке.

Когда инженера Дэвида Штейнмана стали спрашивать про строительство моста Карквинез, он ответил, что одной из самых сложных проблем были «торедо — черви, поедающие дерево». Первые деревянные сваи мостовых опор были уничтожены за несколько недель, и пришлось принять меры, чтобы «победить этих губительных маленьких древоточцев». Интервьюер продолжал расспрашивать его про скорость возведения мостов в 1920-е годы, и Штейнман подтвердил распространенную точку зрения, что они действительно строились быстрее, чем мосты аналогичных размеров прежних времен. Отвечая на вопрос, Штейнман продемонстрировал кое-что, доказывая значение инфраструктуры, а также то, что иногда ее необходимо удалить перед использованием артефакта. Иногда инфраструктура буквально поглощается в процессе эксплуатации, но достаточное ее количество должно сохраняться, пока артефакт находится в работе. Что же сделал Штейнман? Он «вытащил перочинный нож и начал точить карандаш».

Нож Штейнмана, потомок тех инструментов, которые использовались для очинки гусиных перьев, представлял собой не единственный элемент инфраструктуры карандаша; древесина, которую он срезал, до сегодняшнего дня остается необходимой оснасткой, без которой карандашный грифель — хрупкий кусок пачкающего графита, возможно, обернутый бумагой или бечевкой, но, бесспорно, совсем не тот популярный инструмент, которым сегодня пользуются инженеры, писатели и художники.

О художнике Соле Стейнберге, чьи работы часто появляются в журнале «Нью-йоркер», современники отзываются как о «чертежнике», и сам он характеризует себя так же. Он изучал архитектуру в Политехническом университете Милана, но никогда не работал по специальности, полагая, что «изучение архитектуры — это великолепная подготовка для чего угодно, но не для занятий архитектурой. Пугающая мысль о том, что твой рисунок может превратиться в здание, заставляет проводить только логически обоснованные линии». Будучи свободным от необходимости тщательно продумывать рисунки, он мог рисовать здания, которые не надо строить, и изображать произвольные чертежи. Стейнберг как художник часто обращался к теме артефактов. Автомобили, небоскребы, мосты, железнодорожные станции — всем этим были наполнены его рисунки; кроме того, в его инсталляциях фигурировали другие реальные артефакты — стулья, ванны, коробки, бумажные пакеты, а также куски дерева, которым он придавал формы карандашей.

Разумеется, карандаши Стейнберга не предназначались для использования по прямому назначению, поэтому им не надо было придавать продуманные формы с тщательно заостренными концами или удобной оправой — гладкой цилиндрической или шестигранной. Они не предназначались для письма или рисования, и от древесины, из которой они были сделаны, требовалось только, чтобы ее можно было резать и красить. Если карандаши Стейнберга выглядели так, как ему требовалось для серии инсталляций «Столы», которые он делал в 1970-е годы, этого было достаточно. Вес, жесткость, прочность, цвет и буквально все остальные физические характеристики дерева — все это было несущественно для создания визуального эффекта, к которому он стремился. Дерево, которое выбирал Стейнберг для создания произведений искусства, должно было отвечать требованиям, которые предъявляются к материалу со стороны художника, и обеспечивать результат, которого он хотел добиться. Это было самоцелью, и дерево не должно было становиться оправой, инфраструктурой для куска графита.

В английском фольклоре есть загадка про карандаш: «Меня взяли из рудника и заточили в деревянный корпус, из которого мне никогда не освободиться, но при этом мною пользуются почти все». Однако самая настоящая загадка, касающаяся карандашей и в Америке, и во всем мире, всегда заключалась в том, как их делают, а именно: как стержень вставляют в дерево? Неужели в палочке просверливают сквозное отверстие, которое затем заполняют графитом, наподобие того как заполняют фаршем колбасную оболочку? Стержень заливается туда в растопленном виде или это хрупкий кусок графита, который надо осторожно вложить внутрь? Походит ли процесс заключения грифеля в деревянную оправу на то, как оборудование упаковывается для транспортировки? Мы видели, как на протяжении столетий менялся способ помещения грифеля в оправу, а благодаря современным технологиям его так же трудно отделить от оправы, как и разделить танцора и танец.

Независимо от того, каким способом сделана деревянная оправа для карандашного стержня, она всегда представляла собой оболочку, которая волшебным образом окутывает тайну. С тех пор как графит был впервые помещен в деревянную оправу, сначала всегда изготавливалась деревянная конструкция — в древесине прорезались канавки для укладки длинных стержней, напоминающих хрупкие обелиски. Когда на современном производстве карандашная дощечка накрывается сверху другой дощечкой, изделие еще не готово к использованию, пока с его конца не будет срезано и выброшено немного древесины. Обнажившееся короткое острие станет мостом между карандашом и бумагой — метафорическим мостом, который может перенести на бумагу идею строительства настоящего моста невиданной доселе конструкции, и смелые линии приведут всех в полное изумление. Или же по этому метафорическому мосту польются на бумагу строки нового философского учения, которое всех поразит. Но графит не всегда так легко сочетается с деревянной оправой, как говорит английская загадка.

Как и в карандашах Стейнберга, древесина настоящего карандаша должна как минимум легко обстругиваться. Но, помимо этого, она должна быть пригодной для формирования инфраструктуры вокруг заключенного в нее стержня. Древесина для настоящего карандаша выполняет очень любопытную роль, как об этом писал Чарльз Николс. Будучи техническим директором карандашной фабрики, он задумывался о требованиях, предъявляемых к древесине для производства карандашей. В отличие от художника Стейнберга, который мог рисовать горы, отвергая закон всемирного тяготения, инженер Николс не мог делать карандаши из дерева, не отвечающего технологическим требованиям, включая некоторые чисто эстетические аспекты:

Предназначение простых карандашей диаметрально противоположно той цели, с какой производится бóльшая часть деревянных изделий. Коротко говоря, карандаши предназначены для уничтожения, но при этом неиспользуемая часть карандаша должна оставаться прочной и приятной на вид. Поскольку дерево — это материал, образующий бóльшую часть карандаша, его надо выбирать по таким качествам, как прочность, недеформируемость и легкость в обработке [420] .

Деревянная оправа реального карандаша — это то, благодаря чему он выполняет свою функцию, так же как ванты обеспечивают функционирование подвесного моста. Хотя дерево, из которого сделана оправа, и сталь, из которой сделаны ванты, — не главное в этих артефактах, именно материалы придают им определенные когнитивные характеристики, благодаря которым предметы выглядят такими «прочными и приятными на вид». Но независимо от того, насколько замечательно выглядит артефакт, в конечном итоге важно, чтобы он хорошо функционировал. Мост не должен раскачиваться от ветра, ржаветь от дождя, провисать с течением времени. Карандаш, как указывает Николс, должен быть прочным, а древесина не должна коробиться, раскалываться или расщепляться при затачивании ножом или точилкой. Самый хороший стержень пострадает из-за некачественной деревянной оболочки, так же как пострадает мост, когда его деревянные сваи будут съедены древоточцами.

Представим себе, что карандашная древесина не обладает прочностью. Тогда карандаш сломается не на конце, а там, где на него давят пальцы. Чтобы сделать более прочные карандаши из такой древесины, придется увеличивать их диаметр — как у толстых карандашей, предназначенных для развития моторики у детей. Для взрослых пальцев такие карандаши неудобны. Представим, что деревянная оправа коробится. Карандаш выглядит как дешевая деревяшка, а из-за деформации дерево и грифель отделяются друг от друга. Грифель гнется под давлением древесины и раскалывается внутри на короткие отрезки, которые выпадают наружу при попытке заточить карандаш. Теперь представим, что дерево расщепляется всякий раз, когда мы точим карандаш, вполне достойный во всех других отношениях. Карандаш имеет уродливый вид, при этом страдает деревянный конус, создающий опору для грифеля, и грифель легко ломается.

Таким образом, успешное усовершенствование карандаша, которое продолжалось, пока он не приобрел привычные нам вид и свойства, зависело не только от обнаружения природного графита, нужного сорта глины и технологии их смешивания и обработки, но также от наличия сортов древесины, из которой можно было сделать оправу для грифеля. Если бы у древесины отсутствовало хотя бы одно из требуемых качеств, то не было бы подходящего материала для оправы, куда можно вставить грифель. Невозможно пользоваться карандашом из прочной и недеформируемой древесины, которая не поддается затачиванию. С другой стороны, легко затачиваемая оправа, гнущаяся, как кусок пробкового дерева, не смогла бы прийти на замену металлическому стилосу. Любое дерево, не обладавшее в достаточной мере всеми нужными качествами, подходило бы для этой цели не более, чем металл для строительства моста, не обладающий одновременно прочностью, жесткостью и изломостойкостью. Успешное функционирование карандаша в его современном виде сильно зависит от наличия подходящей древесины, и неудивительно, что карандаши в деревянной оправе были впервые успешно изготовлены плотниками и столярами-краснодеревщиками. Естественно, им были известны свойства различных сортов древесины, поэтому они могли выбрать наиболее подходящий.

До появления первых современных карандашей английские мастера импортировали можжевельник из Вирджинии и Флориды для изготовления одежных сундуков. Когда возникла идея обрамлять древесиной палочки камберлендского графита, уже было известно, что можжевельник идеально подходит и для этой задачи. Считается, что можжевельник используется для изготовления карандашей еще с XVII века. Время от времени пробовали мебельную древесину других сортов, например сосновую и еловую, но превзойти можжевельник им не удалось.

В природе не существует неисчерпаемых источников древесины. Во многих странах с быстро развивающейся промышленностью древесина потреблялась в больших объемах — для изготовления строительных лесов при возведении каменных сооружений и просто в строительстве, не говоря уже о сжигании дров с целью растопки горнов для плавки железа и обогрева жилищ. Леса вырубались для расчистки земель, на которых они стояли, и для получения древесины, которая в XVIII веке стала в Англии настолько дефицитной, что пришлось искать альтернативы для изготовления железа и строительства мостов, и это привело к появлению новых технологий в металлургии и мостостроении.

Не только специалисты-технологи XVIII–XIX веков были озабочены поставками древесины для успешного продолжения промышленной революции и развития карандашной промышленности. В 1924 году Мелвил Дьюи, автор десятичной системы библиотечной классификации и поборник упрощения английской орфографии, жаловался, что «седьмую часть английской письменной речи составляют ненужные буквы; следовательно, каждое седьмое дерево, переработанное на бумажную целлюлозу, израсходовано понапрасну». А Генри Адамс, хотя и не волновался непосредственно о судьбе деревьев, высказывал озабоченность по поводу отходов и, обдумывая значение истории, писал о досаде, которую вызывали в нем некоторые экспонаты на выставке 1893 года в Чикаго:

Экспозиций-ретроспектив было немало, но они не были ни достаточно глубокими, ни хорошо проработанными. Одним из лучших был экскурс в историю пароходов «Кунард», однако и тут исследователю, жаждущему понимания, пришлось бы самостоятельно исписать карандашом несколько листов бумаги, чтобы рассчитать, когда габариты океанских судов достигнут предельной величины, используя имеющуюся информацию по приращению мощности, тоннажа и увеличению скорости. Судя по расчетам, это должно произойти в 1927 году [423] .

Судя по всему, не только ретроспективы, в которых прослеживалась история развития артефактов от первых робких воплощений до исполинских примеров из будущего, не устанавливали никаких лимитов на дальнейшее увеличение, но и оформители выставки в 1893 году не задавались волновавшими Адамса вопросами о пределах для увеличения размеров; вероятно, даже выдающиеся историки позабыли, что те же вопросы волновали Галилея за двести пятьдесят лет до этого. В 1927 году исполнилось почти триста лет с тех пор, как Галилей, рассуждая с позиций инженера, пытался рассчитать предельные габариты кораблей и беспокоился о неэффективном расходовании материалов при изготовлении деревянных балок.

Но во времена проведения выставки, посвященной столетию открытия Америки Колумбом, размеры карандаша не увеличивались — они и так соответствовали его назначению, а вот объемы производства неуклонно росли. Карандаши изготавливались сотнями миллионов, а для этого нужны были деревья. Только пятая часть объема обычного дерева может быть использована непосредственно для изготовления карандашей. Его бóльшая часть превратится в опилки, а не в оправу. С развитием карандашной промышленности, а также других отраслей с потреблением больших объемов древесины возможности сохранения запасов карандашного дерева в конце XIX века были поставлены под сомнение точно так же, как в его начале — запасов камберлендского графита. Однако это не было сюрпризом; еще в 1750 году шведский естествоиспытатель Пер Кальм предсказывал прекращение поставок американской древесины. Немецкий карандашный магнат Лотар фон Фабер в 1860 году предпринял меры по обретению собственных источников древесины, засадив карандашным деревом 160 гектаров земель в Баварии. Но деревья растут очень медленно, и только на рубеже следующего столетия по результатам экспериментов стало понятно, что деревья из баварских посадок непригодны для изготовления карандашей.

Еще в 1890 году производитель карандашей мог сказать, что всю карандашную древесину, которая ему требуется, можно получить за счет упавших деревьев, и если их не использовать, то они просто сгниют в лесах Флориды. И в самом деле, лучшая древесина получалась из деревьев, упавших на землю от старости. Леса Флориды, Джорджии, Алабамы и Теннесси были настолько богаты можжевельником, что местные фермеры строили из него заборы и сараи. Но рост карандашной промышленности сопровождался постоянным увеличением объемов потребления можжевельника, и эти потребности уже нельзя было удовлетворить только за счет упавших деревьев. Ни одна отрасль промышленного производства не находилась в такой зависимости от одного-единственного вида деревьев, как американская карандашная промышленность от можжевельника:

Запасы постепенно сокращаются, и каждый год необходимо все дальше и дальше углубляться в девственные леса. Оценщики карандашной древесины знают все места в стране, где можно что-нибудь раздобыть. Рубщики снова возвращаются на старые лесосеки. Выкорчевываются старые пни. Разбираются даже старые деревянные хижины. В больших количествах закупаются старые можжевеловые доски от сараев и жерди изгородей. Среди производителей карандашей распространилась практика ставить новые изгороди из проволочной сетки тем фермерам, у кого много можжевельника в ограде, чтобы такой обмен имел смысл; те фермеры, у которых ограда сделана из можжевелового частокола, могут получить самое лучшее проволочное ограждение, какое только можно купить за деньги [428] .

Если в 1890 году производители могли хвастливо заявлять, что «изготовление обыкновенного карандаша для повседневного использования обходится примерно в четверть цента» и что они «довольствуются прибылью в сто процентов» от продажи карандашей торговым посредникам, которые, в свою очередь, продавали их по пять центов, то через двадцать лет «стоимость можжевеловой древесины в обыкновенном простом карандаше составляла три четверти цента». В рисовальных карандашах самого лучшего качества стоимость древесины составляла сорок процентов от себестоимости карандаша. В 1911 году в редакционной статье журнала «Нью-Йорк таймс», не отличавшегося сочувственным отношением к «жалобам» карандашной промышленности, утверждалось, что население «платит, и платит дорого» за отсутствие предвидения у производителей. В дополнение к скупке старых сараев и изгородей в этой статье предлагалось «сажать от двух штук до сотни саженцев можжевельника везде, где [производителями] срубалось одно большое дерево, а также во всех случаях, когда они хотели срубить большое дерево, но не могли его найти».

Издатели журнала хотели, чтобы производители карандашей сами решали проблемы, но в них оказалось вовлеченным правительство. К 1910 году вопрос будущей нехватки древесины для изготовления карандашей приобрел такую остроту, что Федеральное лесное управление США выполнило исследование возможности использования других видов деревьев помимо можжевельника виргинского (лат. Juniperus virginiana) и его ближайшего родственника барбадосского можжевельника (Juniperus barbadensis). Производители карандашей не видели почти никакой разницы между барбадосским и виргинским можжевельником и называли оба этих вида карандашным деревом. Руководитель Департамента использования древесного сырья при Федеральном лесном управлении писал в 1912 году в журнале «Америкэн ламбермен», что проведенное ими исследование было инициировано не только растущим дефицитом карандашного дерева, но и «тем обстоятельством, что в лесном хозяйстве США было большое количество малоиспользуемых деревьев, которые по физическим и механическим характеристикам казались подходящими для изготовления карандашей». Этот специалист описывал желаемые характеристики карандашной древесины следующим образом:

Хорошая древесина для карандашей должна иметь равнослойную текстуру (с малой разницей в твердости между летней и весенней древесиной); она должна быть однородной и прямослойной, мягкой и немного ломкой, довольно легкой по весу, без смолистых веществ, слегка ароматной, темно-красного цвета. Все эти качества в высшей степени присутствуют в можжевельнике виргинском, и на протяжении многих лет он был единственным деревом для производства карандашей…

Заготовки для карандаша называются карандашными дощечками, их размер — 7¼ × 2½ × ¼ дюйма. Такие дощечки изготавливают в южных штатах, где в основном произрастают эти деревья, и поставляют на карандашные фабрики в связках или деревянных ящиках. Раньше производители требовали, чтобы ширина всех дощечек составляла 2½ дюйма (при такой ширине из одной дощечки получается шесть половинок карандашей), но из-за возникшего дефицита древесины они с готовностью берут в больших количествах и более узкие дощечки — иногда такие, из которых можно сделать лишь две половинки карандаша вместо шести. Существует три сорта дощечек: первый сорт имеет темную окраску и совершенно чистую поверхность и используется для изготовления наиболее качественных карандашей; для второго сорта допустимо наличие некоторых дефектов; третий сорт содержит большое количество светлой заболони. Древесина второго и третьего сортов идет на изготовление более дешевых видов карандашей, перьевых ручек и так далее [433] .

Помимо разделения древесины на три сорта дощечки для лучших карандашей сортировались еще и по степени твердости, чтобы две половинки карандаша были выполнены из максимально однородного материала с одинаковыми свойствами при затачивании. В статье представителя лесного ведомства отмечалось, что из-за высокой цены можжевельника виргинского его перестали использовать где-либо, кроме производства карандашей и сундуков для одежды. Далее в ней описывался процесс изготовления карандашей, который в 1912 году мало отличался от общепринятого во второй половине XIX века. Обработка древесины до сих пор составляет основную часть производственных операций. Хотя ширина дощечек теперь составляет три дюйма, в них, как и раньше, сперва прорезают параллельные канавки для восьми или девяти стержней, отстоящие друг от друга на одинаковое расстояние, а затем накрывают сверху второй дощечкой, чтобы половинки склеились друг с другом. Потом такой «бутерброд» разрезается на отдельные карандаши, которые отделываются в соответсвии с сортом и качеством карандашей.

Согласно подсчетам, в 1912 году свыше миллиарда карандашей (почти половина мирового производства) было сделано из американского можжевельника, из них 750 миллионов — в Соединенных Штатах, что составляло около восьми карандашей на человека. Площадь можжевеловых насаждений продолжала сокращаться, и к 1920 году они практически исчезли в штате Теннесси, где некогда росли одни из лучших деревьев для изготовления карандашей. Тем временем производители продолжали скупать столбы и поперечные брусья от старых оград, железнодорожные шпалы и бревенчатые хижины из карандашного дерева. Разумеется, этот источник был также ограничен, и в конце концов для изготовления карандашей пришлось использовать другую древесину. Были проведены эксперименты с дюжиной различных видов деревьев, произраставших в Америке. Полностью равноценной замены не нашлось, но три вида были признаны «отличными заменителями». Это были можжевельник мексиканский, можжевельник толстокорый и можжевельник западный. В отчете отмечалось, что «все три вида деревьев произрастают на больших расстояниях друг от друга, и их использование будет обходиться очень дорого». Однако были обнаружены и другие заменители (если не лучшие, то по крайней мере достаточно хорошие) из числа более распространенных пород, а именно кипарисовик Лавсона, секвойя гигантская, секвойя вечнозеленая и кедр ладанный (Libocedrus decurrens). Последнему виду, который растет преимущественно в южной части штата Орегон и на севере Калифорнии, в конечном итоге и было отдано предпочтение, но его признание среди производителей карандашей происходило очень медленно.

Ладанный кедр на ощупь напоминал виргинский можжевельник и обладал такой же прочностью, но у него отсутствовали два качества, считавшиеся необходимыми для изготовления качественных карандашей: определенная окраска и аромат древесины. Хотя цвет и запах никак не влияют на физические свойства карандаша, эти чисто косметические факторы затрудняли продажи карандашей, изготовленных из кедра, с его белой древесиной, почти не имевшей запаха, название которого, однако, вводило в заблуждение производителей. Покупатели признавали такие карандаши только с крашеной и ароматизированной древесиной для маскировки под карандашное дерево. И до сегодняшнего дня кедр красят и пропитывают воском, выполняющим роль смазочного материала в процессе изготовления карандашей. Кроме того, вощеная древесина легче и лучше затачивается.

К середине 1920-х годов карандаши во Франции делали из липы и ольхи, которые специально обрабатывали после окрашивания. Качество карандашей из такой древесины нельзя было сравнить с карандашами из можжевельника, зато достигалась поразительная экономия. В то время заменители карандашного дерева после обработки можно было приобрести по цене около шестнадцати долларов за тонну, тогда как американский можжевельник стоил не менее ста пятнадцати долларов. В силу аналогичных причин английские производители карандашей разбивали можжевеловые леса на склонах горы Килиманджаро в Африке. Кенийский можжевельник имел местное название «мутаравка» и во Франции стоил примерно вполовину меньше, чем американский. В начале ХХ века стало известно, что на острове Литл-Сент-Саймонс, недалеко от побережья штата Джорджия, есть запасы карандашного дерева, и остров целиком куплен компанией «Хадсон ламбер», подконтрольной «Игл пенсил». Остров с давних времен был обиталищем индейцев, которые употребляли в пищу большое количество устриц, и выброшенные раковины образовывали известковые залежи в песчаной почве, что создавало отличные условия для произрастания можжевельника. Однако холодные океанские ветра заставляли деревья расти скрученными и искривленными, а доставка лесоматериалов на материк стоила дорого. Использование этих запасов было признано нецелесообразным, и остров со временем превратился в укромный уголок семейства Берольцхаймер, а принадлежащая им компания «Хадсон ламбер» заготавливает лес практически для всех американских карандашных фабрик, а также для четырехсот (если не больше) иностранных компаний.

В начале ХХ века некоторые европейские производители использовали для изготовления карандашей русскую ольху, сибирскую сосну и английскую липу. Однако их древесина была слишком твердой и имела неоднородную текстуру: она также нуждалась в предварительной обработке, а изготовленные из нее карандаши были хорошими, но далеко не идеальными. Согласно отзыву очевидца, «обработка придает дереву необходимую мягкость, хотя при механическом затачивании некоторых карандашей, изготовленных из такой древесины, было замечено, что весенняя древесина имеет выраженную тенденцию к образованию шероховатой поверхности — это доказывает, что обработка пока несовершенна. Более того, заболонь сохраняет белый цвет, что отчасти нежелательно, поскольку она быстро пачкается и придает карандашу неаккуратный вид. Кроме того, у такой древесины нет можжевелового аромата».

Поскольку найти доступную древесину, которая явилась бы хорошей заменой можжевельнику, было сложно, производители одновременно искали другие способы обрамления карандашного грифеля. В результате исследований и инженерных разработок, выполненных в конце XIX века, появились карандаши в бумажной оправе, впервые изготовленные компанией «Блэйсдел пенсил компани оф Филадельфия», отсылающие к графитовым стержням, обернутым бечевкой и бумагой, как это делали несколько столетий назад; новое использование старых технологий хорошо зарекомендовало себя с технической стороны и выглядело многообещающим. Производители начали вкладывать деньги в работы по созданию и использованию новых машин для изготовления карандашей без древесины, но покупатели их не приняли. «Пользователи карандашей хотели, чтобы там было что затачивать» — и карандаши в бумажной оправе так никогда и не получили широкого распространения, за исключением тех случаев, когда в ней находятся толстые цветные стержни, которые ломаются и дают большое количество отходов при попытке заточить их ножом или с помощью механической точилки.

К 1942 году в США производили почти полтора миллиарда карандашей в год, и таким образом, на каждого жителя страны, включая детей, приходилось более десятка карандашей, и практически все они были в деревянной оправе. Процесс производства очень усложнился; деревообрабатывающие станки на карандашных фабриках были, пожалуй, самыми высокоточными из всего оборудования подобного рода; отчасти это объяснялось необходимостью экономии древесины — материала, имеющего столь важное значение в производстве карандашей. Именно по этой причине не получили широкого распространения карандаши в трехгранной оправе: несмотря на привлекательный вид и удобство, вырезание трехгранных карандашей из склеенных карандашных дощечек очень расточительно, поскольку при этом образуется много отходов.

Два способа формирования треугольных карандашей с помощью карандашных дощечек — применяемый на практике способ расточителен

Когда в начале ХХ века компания «Диксон» захотела усовершенствовать технологии и повысить эффективность производства, она сконцентрировала усилия на операциях, связанных с деревообработкой. К этому времени машинное оборудование в основном делалось в Германии, однако американская компания — производитель деревообрабатывающих станков, «Эс-эй вудз машин компани» из Бостона, изобрела способ трехкратного увеличения скорости вращения фрезы. Кроме этого, немецкие станки отделяли шестигранные карандаши друг от друга, разрезая дощечки по ребрам граней, а компания «Вудз» предложила разрезать их по плоскостям — так образовывалось меньше опилок и из каждой пары дощечек получался один дополнительный карандаш. В общей сложности новое оборудование позволило добиться пятикратного увеличения производства. В настоящее время производители предпочитают делать не круглые, а шестигранные карандаши, потому что из одного и того же количества древесины можно сделать девять шестигранных карандашей вместо восьми круглых. Пользователи также предпочитают шестигранные карандаши круглым, поскольку на одиннадцать проданных карандашей приходится только один круглый.

Формирование шестигранных карандашей с минимальным отходом древесины: вид с торца

Какими бы эффективными ни были станки для производства карандашей, во время Второй мировой войны фрезерование карандашей было законодательно запрещено в Великобритании из-за большого количества отходов таких ценных материалов, как графит и древесина. Карандаши приходилось затачивать более традиционным способом — с помощью ножа. Однако необходимость экономии древесины возникла не с началом войны и даже не в связи с развитием карандашной промышленности — это становится ясным из биографии Марка Изамбара Брюнеля, великого инженера, построившего первый туннель под Темзой, и отца Изамбара, Кингдома Брюнеля. Брюнель-старший родился во Франции в 1769 году, а в 1790-е годы был архитектором и главным инженером Нью-Йорка, откуда в 1799 году переехал в Англию. Там он изобрел новые пилы с механическим приводом и внедрил эффективные технологии распиловки — это было одним из его первых подлинно новаторских изобретений. Он механизировал систему производства деревянных блоков и шкивов для Адмиралтейства Великобритании, позволявшую ежегодно изготавливать более ста тысяч штук этих изделий (изобретенное им оборудование производил Генри Модсли), но авторское вознаграждение за изобретение было поразительно ничтожным в сравнении с семнадцатью тысячами фунтов стерлингов экономии, которую оно ежегодно приносило правительству Великобритании.

Брюнель также разработал технологию использования циркулярной пилы, благодаря которой остатки древесины имели форму, пригодную для дальнейшего использования (вместо щепок, которые образовывались при старомодном прорезании разных пазов и канавок). В результате вместо щепы и опилок получались стружки, которыми заполняли шляпные и аптечные коробки; благодаря этому экономилась бумага и уменьшалась зависимость Великобритании от импорта для изготовления этих товаров. Таким образом, представляется вполне естественным, что станки, предшественники которых были изобретены Брюнелем, стали использоваться в карандашной промышленности с ее большими потребностями в древесине.

Сегодня процессы деревообработки в карандашной промышленности считаются такими же технически сложными, как в любой другой отрасли. Когда Чарльз Николс описывал процесс проточки канавок в карандашных дощечках, он обращал особое внимание на качество выполнения работ:

Допуски на этом этапе производства в силу необходимости должны быть очень малыми, поскольку точность последующих операций и качество конечного продукта зависят исключительно от тщательности и точности машинной обработки. Допустимое отклонение в расстоянии между центрами отдельных грифелей составляет плюс-минус 0,0005 дюйма, а допустимое отклонение для окончательной толщины составляет плюс-минус 0,001 мм. Диаметры канавок для укладки стержней должны выдерживаться в таких же пределах.

Поверхность дощечки с проточенной стороны должна быть абсолютно гладкой и ровной — это гарантирует получение первоклассного клеевого соединения, а необходимость выдерживания межцентровых расстояний между стержнями немедленно становится очевидной: это нужно для правильного совмещения верхней и нижней дощечек и для того, чтобы оси стержней в торцах располагались строго на одной линии [449] .

Язык описания может показаться чересчур техничным и насыщенным профессиональными терминами, но намерение автора понятно — представить технологию изготовления хорошего карандаша. Именно таково было назначение всех деревообрабатывающих станков, применявшихся в карандашной промышленности, — сделать хорошую оправу для хорошего грифеля. Торо мог воспользоваться отбракованной деревянной оправой, чтобы сделать себе перьевую ручку, но уже в середине ХХ столетия в распоряжении производителей карандашей было не так уж много древесины, и им совсем не хотелось производить лишние опилки или отбраковывать карандаши с неотцентрованными стержнями.

Поскольку запасы карандашного дерева были практически исчерпаны еще до того, как стала внедряться политика лесовозобновления, а поставки ладанного кедра с западного побережья тоже были не бесконечны, и потребовалось бы почти двести лет, чтобы вырастить на их месте новые можжевеловые деревья, то задача обнаружения альтернативных заменителей можжевельника не переставала интересовать производителей карандашей. После Второй мировой войны пошли разговоры о появлении «абсолютно нового вида карандашей». Руководитель одной из компаний, который, очевидно, не хотел, чтобы его имя упоминалось в прессе, но чьи слова приводились в статье, посвященной главным образом деятельности компании «Игл пенсил», поддразнивал журналиста: «Подождите, скоро вы услышите о карандаше будущего и о том, как его изготовить. Он будет сделан из пластмассы — возможно, с помощью экструдирования — и, не исключено, он будет цельным».

В 1950-х годах, когда баррель нефти стоил три доллара, а слово «пластик» было модным словечком на слуху, по меньшей мере один из производителей сделал кое-что помимо разговоров. Сообщалось, что компания «Эмпайр пенсил» в течение двадцати пяти лет вела разработки новой технологии (при этом сумма, в которую они обошлись, не называлась), включавшей в себя 125 отдельных производственных процессов и в конечном итоге сводившейся к изготовлению карандаша, в состав которого входили гранулы расплавленной пластмассы, порошковый графит и древесная мука. В начале 1970-х годов компания представила результат усилий — технологию изготовления карандашей «Эпкон». Поскольку из обычного дерева, чей возраст составляет от двухсот до четырехсот лет, едва ли можно изготовить больше двухсот тысяч карандашей, то изобретатель технологии подсчитал, что «ежегодно многие, многие тысячи можжевеловых деревьев не попадут под топор дровосека, и это будет прямым результатом революции в изготовлении карандашей». Этот продукт называли «первым инновационным карандашом за последние двести лет». Компания «Эмпайр пенсил» сначала выпускала по этой технологии цветные карандаши, а потом к ним добавились обычные карандаши для письма, и к середине 1976 года было изготовлено полмиллиарда карандашей «Эпкон» на тщательно охраняемом заводе в конце улицы Пенсил-стрит в городке Шелбивилль, Теннесси; местные активисты дали ему название «Пенсилвилль». (Производство карандашей в Шелбивилле и соседнем Льюисбурге началось еще в первые годы ХХ века, когда виргинский можжевельник еще рос в этих местах в изобилии. Сегодня на эти карандашные фабрики завозят ладанный кедр из Калифорнии.)

«Берол корпорейшн», в которую была преобразована компания «Игл пенсил», также начала выпуск пластиковых карандашей в Коннектикуте. Они называли свою продукцию «первыми карандашами, выполненными целиком из пластика», так как, в отличие от карандашей «Эпкон», которые требовали окрашивания по традиционной технологии, карандаши компании «Берол» производились методом «тройного экструдирования», который включал и финишную окраску. Производство новых карандашей размещалось на площади, составлявшей всего десять процентов от общей площади, необходимой для изготовления деревянных карандашей, а себестоимость материалов для изготовления одного пластикового карандаша равнялась всего 0,4 цента, то есть половине стоимости древесины кедра, которая потребовалась бы для этой цели. В середине 1970-х годов «Берол корпорейшн» выпускала карандаши по лицензии, приобретенной у одного японского производителя, со скоростью пятнадцать метров (или восемьдесят пять карандашей) в минуту.

Могут ли пластиковые карандаши спасти деревья от уничтожения или же их постигнет судьба других нестандартных карандашей, решит рынок. Ясно одно: «Эпкон» как конечный результат любого поиска, нацеленного на воссоздание в другой среде, не является в точности таким же артефактом, который намеревался скопировать его создатель. Карандаши «Эпкон» обладают множеством замечательных свойств, таких как чрезвычайно гладко пишущий и идеально отцентрованный грифель, но у них есть и другие свойства. Так же как у старинных немецких карандашей, их кончики размягчаются, если поднести их к огню, а кроме того, «Эпкон» гнется сильнее, чем обычный деревянный карандаш. Производитель уверяет, что это может создать дополнительное удобство при письме, но на самом деле это вопрос мнения пищущего, так как комфорт возникает скорее в голове, нежели в руке человека, держащего карандаш. «Эпкон» можно сломать на две очень ровные части; при этом на месте слома не будет острых краев, какие получаются, если в гневе разломать деревянный карандаш. Но является ли это достоинством или недостатком? Вопрос опять-таки из области скорее психологии привычек, нежели технологии.

Психологические аспекты восприятия продуктов новых технологий часто недооцениваются, а то и вовсе игнорируются теми, кто интересуется влиянием технологий на общество. Но мост нельзя построить мост без политической и финансовой поддержки, и потребительский товар невозможно продвинуть на рынке, если он эстетически и психологически неприятен предполагаемым пользователям. Некоторые вещи могут функционировать очень эффективно чисто технически, но быть провальными с точки зрения бизнеса или политики. Известным примером такого рода являются автомобили марки «Эдсел» (дочернего подразделения компании «Форд»). Примером более позднего времени является внедрение «новой кока-колы»; он демонстрирует неспособность инженеров (неважно, в какой области, будь то изготовление карандашей, автомобилей или безалкогольных напитков) навязать обществу свой технический взгляд на вещи. Инженеры или не могут, или не хотят думать об этом, но, разыскивая новую древесину для карандашей или работая над формулой напитка, они не должны упускать из виду или игнорировать ни один фактор (физической, химической или психологической природы), который мог бы угрожать успеху проекта. Инженеры, так же как и все остальные люди, не хотят терпеть неудачи, но они сами или их маркетинговые партнеры могут настолько неправильно оценивать эксплуатационные качества изобретений или восторгаться качеством стержня в новом карандаше, что забудут о важности деревянного оснащения.