редневековая система кафедр в монастырских и университетских библиотеках, где выставлялись прикованные цепями книги, эволюционировала по той же причине, по которой это происходит с технологией вообще: в меняющемся контексте эта система перестала удовлетворять пользователей, и они поняли, что ее можно улучшить. И библиотекари, и читатели находили все новые изъяны в кафедрах, которые из монастырей перешли в университеты. Библиотекари, которые должны были хранить и беречь книги, а также обеспечивать доступ к ним читателей, видели, что собрания постоянно расширяются. Тот, кто пытался получить новые помещения для расширения библиотеки, наверняка сталкивался с теми же проблемами, что знакомы нам и сегодня. Если власти, отвечавшие за городское или монастырское пространство, были согласны, что библиотеке действительно требуется больше места (а то и новое здание), то часто найти такое место и ресурсы было нелегко, и строительство шло небыстро.

А пока библиотекам приходилось довольствоваться имевшимися кафедрами. Поначалу библиотекари, вероятно, втискивали новые книги между старыми. Книги по-прежнему лежали на наклонной поверхности обложками вверх. Все это должно было создавать неудобства для посетителей, особенно если двое читателей хотели обратиться к соседним книгам. Неуступчивые цепи не позволяли уносить книгу далеко от места, где она лежала. Должно быть, в какой-то момент книг стало так много, что нельзя было открыть одну, не заслонив обложкой другую.

Когда в 1444 году Оксфордский университет обратился к Хамфри Ланкастерскому, герцогу Глостеру, с прошением о помощи в строительстве новой библиотеки, там подчеркивались проблемы, связанные с перегруженностью старого библиотечного зала. По словам просителей, «если кто из учащихся занят, как часто случается, одною книгой, три или четыре из прочих он сдвигает на сторону, зане прикованные книги громоздятся чересчур близко». В дальнейшем такая ситуация будет возникать снова и снова: посетителям придется доставать книги из высоких стопок, а в больших читальных залах, например в старом читальном зале Британского музея или главном читальном зале Нью-Йоркской публичной библиотеки, будет не хватать мест. (В конце XX века с той же проблемой столкнулись пользователи компьютеров в библиотеках и школах. Компьютерные терминалы часто были закреплены кабелем или другим аналогом цепи; кроме того, требовалось место, чтобы разместить вспомогательную аппаратуру, коврик для мыши, наконец, руководства по пользованию, книги и бумагу. Компьютерами пользовалось все больше людей, и вскоре в библиотечных залах для техники не хватало места: приходилось выискивать новое пространство. Для этого в библиотеках часто убирали книги в дальние хранилища или заменяли тяжелые и толстые словари и справочники на компакт-диски. По мере роста популярности компьютерных услуг в библиотеках накапливались груды компакт-дисков с энциклопедиями и другими крупными базами данных — всем им требовалось место; электронная почта и интернет постепенно становились главными средствами связи. Из-за всего этого библиотеки и другие учреждения начали вводить ограничения по времени пользования компьютером.)

Даже если библиотекари в XV и XVI веке находили место для новых книг, по крайней мере некоторые из них ясно понимали, что скоро свободного места не будет. Над кафедрами и под ними (или и там, и там) стали устанавливать горизонтальную полку: это оказалось быстрым, но временным решением, а кроме того, упраздняя одни трудности, оно создавало другие, не менее неприятные. Хотя менее ценные книги в скромных переплетах могли лежать на полке одна на другой, но, скорее всего, чем выше становилась стопка книг, тем больше запутывались цепи. Вероятно, читатели не могли сразу разобраться, к какой из сдвоенных кафедр относится та или иная книга. Порядок, в котором библиотекари раскладывали книги, быстро превращался в неразбериху. Наверняка бывали случаи, когда читатель не мог найти нужную книгу, потому что она перекочевала на соседнюю кафедру.

Кроме того, вероятно, читатели часто заливали поверхность соседней кафедры чернилами. Легко представить себе, что случалось, когда один читатель ставил на полку чернильницу, а другой клал туда же книги. Должно быть, многие библиотекари и читатели думали: «Вот бы устроить все удобнее!»

В итоге появилось то, что мы теперь называем «перпендикулярной» системой. Первый исследователь библиотечной истории Джон Уиллис Кларк пишет, что избавиться от кафедры, на которой выставлялись книги, было нельзя, пока книги продолжали приковывать цепями, что делалось еще в XVII веке (а кое-где, как уже отмечалось, и в XVIII). Было необходимо сохранить поверхность кафедры и цепи, но при этом дополнить библиотечную мебель новым элементом. Кларк полагает, что решение нашел какой-нибудь столяр, обладавший хорошим воображением. Он сообразил, что было бы полезно «разделить две половины кафедры не несколькими дюймами пространства, но более существенным промежутком или же широкой полкой, над которою надстроена еще одна или несколько полок». Идея изобретательного столяра привела к появлению сдвоенного книжного шкафа, который разделял две кафедры. Читатели сидели за своими кафедрами спина к спине, как секретарши в современном офисе.

Стритер не согласился с теорией Кларка о происхождении книжных полок. Он считал, что современная библиотечная мебель происходит от объединения кафедры с армарием. По мнению Стритера, книжные полки XVI столетия по характеристикам были схожи со средневековыми армариями, многие из которых были разделены и по горизонтали, и по вертикали — получались отсеки, в которых книги хранились по отдельности; в противном случае «из-за скученности повреждались бы обложки, а читателю приходилось бы подолгу вынимать нужную книгу». Но вне зависимости от того, как именно книжный шкаф оказался между сдвоенными кафедрами, это событие стало важнейшим звеном в эволюции книжной полки и способов хранения книг. Стритер считает, что новшество появилось в конце XVI века.

Со временем на горизонтальные полки, оканчивавшиеся вертикальными опорами, начали ставить книги вертикально; до распространения стеллажей так почти никогда не делали, но после это стало общепринятой практикой. Скорее всего, поначалу книги продолжали класть на полки горизонтально, как во времена армариев. Вероятнее всего, сперва верхняя из двух полок была предназначена для того, чтобы класть на нее прикованные книги, снятые с верхушки стопки на нижней полке. Если так, то читатель, который хотел добраться до нужной книги, был похож на человека, которому надо достать большое блюдо из-под стопки тарелок в серванте, или на игрока во вьетнамскую головоломку «Ханойская башня» (на один стержень нанизаны диски, которые нужно в том же порядке переместить на второй стержень), разве что у него не было раздражающего запрета класть бóльший диск на меньший. Полки между кафедрами были двойной ширины, поэтому не возникало опасности, перекладывая книги с полки на полку, столкнуть на соседнюю кафедру книги или чернильницу, но все же, когда книги складывали в стопки (бóльшие при этом могли лежать на меньших), наверняка случались различные недоразумения.

Разумеется, по мере того как в библиотеку поступали новые тома, нижняя полка заполнялась и книги начинали размещать на верхней, по-прежнему в горизонтальном положении. Рано или поздно над многочисленными книжными стопками не оставалось места, куда человек, желавший взять ту или иную книгу, мог переложить те книги, которые на ней лежали. Как и в наши дни, из-за силы притяжения вытащить книгу из-под стопки тяжелых томов было еще рискованнее, чем выдернуть скатерть из-под посуды на столе.

Наверное, мы никогда не узнаем, как и когда некоему библиотекарю — а может быть, читателю, который сражался с увесистыми томами, — пришло в голову поставить книги на полку вертикально. Эта выдумка не только освободила место для новых книг, но и позволила вынимать книги без серьезных усилий, без сопротивления соседних книг, которые больше не надо было перекладывать.

Полки между сдвоенными кафедрами

На таких полках можно было хранить книги, которым не хватало места на самих кафедрах. Если книги ставились вертикально, а не горизонтально, читатель мог вынуть нужную книгу без труда, и другие книги ему не мешали

Вертикально стоящая книга прикована к книжному шкафу

Ширина такого шкафа позволяла вмещать два ряда книг. Обратите внимание на корешки книг с другой стороны полки: это значит, что книги стояли передним краем наружу

Всем известна такая проблема: если вертикально стоящие книги не занимают всю полку целиком, то они падают. Избежать этого можно, если подпереть ряд книг еще одной, наклоненной, или стопкой книг, лежащих горизонтально, или книгодержателем, который еще не получил широкого распространения в Средние века и в эпоху Возрождения. На некоторых картинах и рисунках, изображающих частные кабинеты, показаны небольшие ряды книг, стоящих вертикально, но это, безусловно, исключения. Чаще всего книги ставили вертикально только тогда, когда хранить их в стопках было уже неудобно, то есть когда полки уже явно были перегружены.

Через некоторое время ученые и библиотекари стали предпочитать вертикальное расположение книг на полках. Книги не падали, потому что их было уже так много, что они заполняли полку с одного конца до другого. Но даже на этом этапе эволюция книжного шкафа еще не закончилась: поначалу книги ставили передним краем наружу, а корешком внутрь. Помимо того что корешок, на котором не было ни названия, ни автора, ничем не мог помочь читателю, у такого решения была и еще одна причина: книги по-прежнему приковывались к кафедрам цепями, а цепь можно было легко прикрепить к одному из трех краев передней или задней обложки, но не к корешку. Например, когда книги хранились на полках в горизонтальных стопках, цепи могли крепить к верхнему краю задней переплетной крышки. В этом случае цепь не могла повредить переднюю обложку — особенно богато украшенное «лицо» книги. Кроме того, прикрепленная так цепь не мешала читать книгу за кафедрой. Иногда цепи крепились к нижнему краю задней крышки: это было удобнее для книг, хранившихся под кафедрой (в некоторых библиотеках действовала такая система). Судя по всему, зачастую место прикрепления цепи было делом привычки или вкуса.

Засовы на книжных шкафах в Херефордском соборе достаточно велики, чтобы удерживать концы трех стержней, замкнутых одним ключом. На иллюстрации показано, что стержень частично вынут: с него можно снять кольцо

Когда книги начали ставить на полку вертикально, стало сложно их приковывать: если цепь крепилась к верхнему краю одной из крышек, она свисала вдоль переднего края книги или ее обложки и могла портить книги, попадая между ними или между страницами. Если цепь крепилась к нижнему краю, то царапала полку, когда книгу вынимали и ставили на место; кроме того, книга с прикрепленной таким образом цепью наклонялась, отчего мог повреждаться переплет. Более того, если за цепью не следили, она могла оказаться или под книгой (отчего том стоял криво, что портило страницы и переплет), или между двумя книгами (в этом случае страдали оба переплета). Таким образом, наилучшее место для прикрепления цепи к вертикально стоящей книге — передний край обложки. Чтобы цепь свисала перед полкой и не задевала других томов, книги и ставили передним краем наружу. Мы видим это на множестве иллюстраций в книге Кларка и исследовании Стритера; чаще всего цепи соединялись с верхней половиной передней обложки.

Итак, библиотекари и читатели были вынуждены ставить прикованные книги, вне зависимости от того, куда именно крепилась цепь, на полки громоздких шкафов так, чтобы цепи оказывались снаружи. Это значит, что наружу могла смотреть любая сторона книги, кроме корешка. Владельцы частных библиотек и кабинетов тоже переняли привычку хранить книги корешком внутрь, даже если они были не прикованы. Поскольку собрания увеличивались, частные лица тоже ставили книги вертикально.

Весьма вероятно, что идея сделать вертикальные разделители для книжных полок, что было реализовано в конце XVI века, появилась благодаря устройству армариев раннего или позднего Средневековья, но возможно, что их стали делать из чисто конструктивных соображений. Если бы не они, книги еще долго не начали бы ставить вертикально, поскольку вертикальные опоры определяли, сколько книг можно класть на полку горизонтально, и, кроме того, являлись жесткими «книгодержателями», способными удерживать книги в вертикальном положении.

Книжный шкаф в Бодлианской библиотеке, Оксфорд. Заметно, что полки проседают под тяжестью книг

Длина средневековой кафедры, как правило, превышала два метра. Полка такой длины, поддерживаемая только с концов, скорее всего, ощутимо бы прогнулась, а может быть, и вовсе слетела с опор, особенно под тяжестью книг. Такой заметный прогиб был бы некрасив, а кроме того, он мог бы повредить книги — например, если верхняя полка прогибалась настолько, что касалась книг на нижней, из-за чего те оказались бы зажаты, как в тисках, и их было бы не так-то просто вынуть. Таким образом, чем короче был промежуток между вертикальными опорами, тем лучше.

Для современного инженера, у которого есть теории и формулы, неизвестные в Средние века, спроектировать приличный книжный шкаф — такая же задача, как проектирование моста. И полка, заполненная книгами, и мост, заполненный автомобилями, являются для инженера частными случаями равномерно нагруженной балки. Прочность таких балок рассчитывается по проверенной формуле: при удвоении пролета нагрузка, на которую должна быть рассчитана балка, вчетверо увеличивается, а при удвоении толщины эта нагрузка вчетверо уменьшается. Другими словами, повышая прочность полки, можно добиться одного и того же результата, укорачивая полку или утолщая ее на один и тот же порядок.

С прогибом, который инженеры называют деформацией, возникают свои сложности, потому что изменение длины и толщины не дает противоположного эффекта одинаковой силы. Если удвоить длину книжной полки, то при условии заполнения ее такими же книгами прогиб увеличится в шестнадцать раз. Если же удвоить толщину полки, прогиб уменьшится в восемь раз. Итак, существует способ сделать так, чтобы очень длинные полки не прогибались: для этого они должны быть непропорционально большой толщины. Это наверняка расходится с представлением большинства людей о том, что такое пропорционально спроектированный книжный шкаф.

Те, кто об этом задумывался, считают, что «вероятно, самая частая ошибка при конструировании книжных шкафов — пренебрежение фактором прогиба». Библиотекарь и метролог Мелвил Дьюи считал, что золотой серединой для полки будет длина сто сантиметров, «поскольку по опыту нам известно, что заполненные целиком полки длиннее метра прогибаются в центре под тяжестью книг. Мало того что эти прогибы портят внешний вид библиотеки: иногда полки слетают со своих опор. Кроме того, книги на просевших полках наклоняются к центру».

С помощью формулы для балки, которую студенты-инженеры проходят в начале обучения, можно произвести простейшее вычисление. Оно покажет, что поддерживаемая только с торцов длинная деревянная полка (длиной, скажем, 213 сантиметров, толщиной 2,5 и шириной 30,5 сантиметра — полками таких размеров, скорее всего, пользовались в Средние века), если ее нагрузить книгами не слишком внушительного общего веса (709 граммов на сантиметр толщины книги), будет прогибаться в центре больше чем на 63 миллиметра. Современная книжная полка длиной в 91 сантиметр, сделанная из сосновой доски толщиной в 1,9 и шириной в 20,3 сантиметра, поддерживаемая с торцов колышками и нагруженная такими же книгами, будет прогибаться лишь примерно на четыре миллиметра: это в пятнадцать раз меньше, но все же заметно. Если укоротить эту полку всего на 15,2 сантиметра, ситуация резко изменится: прогиб пропорционален длине полки в четвертой степени. Прогиб 91-сантиметровой полки в два раза больше, чем прогиб 76-сантиметровой, сделанной из такой же древесины и нагруженной такими же книгами. Чтобы большие прогибы не портили внешний вид шкафа и не лишали его функциональности, еще не знавшие нынешних формул и тяготевшие к излишествам средневековые мастера обеспечивали полкам опору через каждые шестьдесят — семьдесят сантиметров. Использование досок в качестве вертикальных опор тоже оказало влияние, причем благотворное, на то, каким образом книги расставлялись на полке. Инженер знает, что законы природы не обойти, вне зависимости от того, пытается ли он улучшить термодинамическую эффективность или конструирует идеальную книжную полку, но иногда он придумывает остроумное решение, обращающее природу против самой себя.

Один мой друг по колледжу, у которого я как-то раз гостил в Вест-Лафайете (штат Индиана), в свое время тоже озаботился прочностью и внешним видом своих книжных полок. Он только что въехал в новую квартиру-студию, которую хотел перегородить свободно стоящими книжными полками. Поскольку в недавнем прошлом он был студентом, сначала он хотел сделать полки из кирпичей и досок. Будучи инженером, он рассматривал книжную полку как структуру из деревянных балок, поддерживаемых кирпичными опорами. Мой друг хотел, чтобы его полки были как можно ровнее, желательно такими же ровными, как шоссейное покрытие на мосту. Он знал, что под тяжелым грузом все балки заметно прогибаются, и полагал, что так будет происходить и с его необычно длинными полками, на которые он собирался поставить пособия и справочники по инженерному делу. Он понимал, что, если подложить кирпичи под концы доски, полка ощутимо прогнется посередине. Разумеется, он мог поддержать доски посередине еще одной колонной из кирпичей, но то ли не хотел тратить лишние деньги и тащить в дом лишнюю тяжесть, то ли не хотел, чтобы эти кирпичи занимали то место, которое могли бы занять книги. Впрочем, полагаю, что он надеялся найти то, что инженеры называют более изящным решением.

Не нужно быть инженером, чтобы сообразить, что чем больше расстояние между кирпичными опорами, тем больше будет прогибаться доска. Таким образом, если столбы придвинуть ближе один к другому, то прогиб станет меньше, но когда в центре полки появятся книги, то боковые ее части поднимутся вверх, как крылья планера в полете. Полка получится заметно изогнутой. Если же книги расставить по бокам полки, они опустятся вниз, как крылья планера на земле. Но мой друг знал, что заполнит книгами всю полку. Прогибая доску в середине, центральная порция книг приподнимала боковые части полки. Но книги по бокам тоже давили на полку своим весом, а это, в свою очередь, приподнимало середину доски. Вооружившись теми самыми справочниками, которые он хотел хранить на полке, мой друг вывел формулу и рассчитал точное расстояние между кирпичными столбами, необходимое для минимизации прогибов и на концах доски, и в ее середине; если какой-то прогиб и оставался, стороннему наблюдателю было непросто это заметить. Про такой случай инженер скажет: конструкция была оптимизирована, по крайней мере в отношении прогиба и места для книг.

Еще один способ уменьшить прогиб — прикрепить достаточно толстую деревянную планку к переднему краю более тонкой полки, отчего она станет толще и крепче. Например, книжные полки в моем кабинете сделаны из фанеры толщиной в девятнадцать миллиметров; к верхней стороне каждой полки заподлицо крепится деревянный брусок толщиной приблизительно в 25 и шириной в девятнадцать миллиметров. Этот брусок не только, подобно шпону, украшает фанеру, но и укрепляет ее по принципу утолщения балки. Благодаря такому решению полки кажутся толще, чем на самом деле: вы можете работать с более тонкими или дешевыми досками и в то же время сохранять правильные пропорции полок по отношению к ширине шкафа и вертикальных опор. У построенных в XVII веке шкафов Сэмюэла Пипса, которые до сих пор стоят в кембриджском Колледже Магдалины, под некоторыми полками есть медные прутья: вероятно, когда эти полки прогнулись, их таким способом привели в горизонтальное положение.

В хранилище редких книг Университета Айовы есть шкафы, которые на первый взгляд кажутся частью частной библиотеки, потому что украшены красивыми карнизами. И букинистические магазины часто покупают книги вместе со шкафами; и особые собрания в библиотеках тоже наследуют шкафы (точно так же средневековые монастырские библиотеки в придачу к книгам покойного епископа получали и ларь, где эти книги хранились). Но шкафы в Айове выполнены из стали, отделанной под дерево. Если заглянуть внутрь, на полках из листовой стали, закрепленных в прорезях стоек из штампованной стали, можно заметить петли: значит, на эти шкафы когда-то навешивались дверцы. Некоторые полки в два раза шире остальных: вероятно, первый владелец ставил на них книги в два ряда, как делал Сэмюэл Пипс в XVII веке и как делается в этой библиотеке в конце XX века, или клал большие тома набок. Под полками из листовой стали, загнутыми, как обычно, по краям — для большей прочности, а также и для того, чтобы сохранять пропорции деревянных полок, — есть еще свернутый и спаянный лист стали во всю длину полки: эта коробчатая балка укрепляет шкаф. Владелец этих полок наверняка радовался тому, что даже под самым тяжелым книжным грузом они остаются совершенно ровными. Скорее всего, он был так же доволен, как и средневековые библиотекари.

Вертикальные доски-разделители, которые стали использоваться в конце Средневековья для того, чтобы полки не прогибались, тоже помогали сохранять больше места для книг и обеспечивать к ним доступ: книги теперь можно было ставить вертикально (возможно, этот эффект был случайностью). Когда полка была заполнена книгами и вертикальные доски служили книгодержателями, книги стояли вплотную и поддерживали друг друга; с каждой книги свисала цепь. Теперь было просто вынуть нужную книгу, не передвигая другие книги и не путая цепи. Никогда ранее книги не хранились так аккуратно: горизонтальные стопки книг довольно трудно привести в опрятный вид. Вероятно, полка с книгами одного размера, стоящими прямо, как солдаты во фронт, больше всего напоминала переплетный станок: книги в него укладывали с осторожностью, чтобы приклеенный переплет не отсох, а страницы не промялись под нажимом винта (тогда вся сложная работа пошла бы насмарку).

В конце концов книги на цепях заполнили книжные шкафы до отказа. Считается, что эти шкафы в Херефордском соборе, построенные в конце XVI века, послужили образцами для мебели в Библиотеке герцога Хамфри (часть Бодлианской библиотеки). Заслуживает внимания деталь: крышка кафедры наполовину поднята и закреплена так, чтобы читатель мог добраться до нижних стержней с кольцами

Книги, аккуратно стоящие в книжном шкафу, вероятно, многим напоминали книги в переплетном станке (bookbinder’s press). Стало ли это сходство причиной того, что в английском языке слово press стало обозначать книжный шкаф, — загадка этимологии, но армарии начали называть book presses, и через какое-то время названия bookcase и press стали синонимами. Однако как бы ни назывались книжные полки, книг на них все прибавлялось, а места становилось все меньше. Вскоре появились книжные шкафы из трех полок; пространство под наклонным столиком, в который превратилась кафедра, тоже использовалось для хранения книг. Конечно, были и любопытные исключения — например, библиотека, основанная в XV веке в Чезене, на севере Италии, или библиотека XVII века в кембриджском Тринити-холле: там горизонтальная полка встраивалась под кафедру. Но, как правило, в большинстве библиотек место под кафедрой оставалось открытым и никак не использовалось (помимо того, что там размещались ноги читателя). Однако число книг и манускриптов все росло, и вскоре библиотекарям пришлось сначала просто хранить там лари с книгами, а затем и навести порядок, установив полки. Судя по всему, нужда в полках пересилила желание оберегать книги от пинков и грязи.

Если библиотекарь ставил книги на нижних полках корешками наружу, это защищало их передние края от башмаков и сапог студентов и ученых мужей. Корешок был самой уязвимой частью переплета, поэтому и раньше страдал в первую очередь. Но по мере развития печатного дела и разрастания собраний первоочередной проблемой стала именно нехватка места для книг. Новые книги, особенно маленького формата, теперь редко приковывали цепями. Это позволяло без труда ставить их на полку и корешком внутрь, и корешком наружу, хотя по старой привычке многие библиотекари продолжали ставить их корешком внутрь.

Библиотека с прикованными книгами в Лейденском университете, гравюра 1610 года. Книги расставлены по тематике; на полках они стоят вертикально. Обратите внимание на закрытый армарий на переднем плане справа и на другие книжные шкафы с дверцами, стоящие у задней стены

В 20-х годах XVII века, когда в Кембриджском университете был построен Колледж святого Иоанна (который Джон Ивлин в своем дневнике называет «наилучшим в сем университете»), новая библиотека была укомплектована книжными шкафами нового типа. Библиотечный зал колледжа был выдающейся длины: 33,5 метра. Но ширина у него была вполне обыкновенная: чуть больше девяти метров, и «в каждой из боковых стен было по десять остроконечных двустворчатых окон с ажурным узором наверху». Такое размещение окон хорошо зарекомендовало себя в прошлом, и поскольку против него никто серьезно не возражал, его применили и здесь. Ширина зала позволила установить перпендикулярно стенам два ряда книжных шкафов; между рядами располагался широкий центральный проход, в котором можно было поместить столы или кафедры. Шкафы находились между окнами, а расстояние от окна до окна составляло примерно 112 сантиметров: таким образом, между стоящими у шкафов столами можно было бы поставить скамьи. Но поскольку с началом эпохи массового печатного производства отпала необходимость приковывать книги цепями, уже не нужно было ставить столы вплотную к шкафам. Следовательно, и скамьи были не нужны — перед окнами освободилось место для низких шкафов, в которых можно было разместить больше книг.

Прикованные и неприкованные книги стоят рядом в шкафу (Колледж Мертон, Оксфорд). Книги на цепях поставлены корешками внутрь, а книги без цепей — корешками наружу

Мы не знаем, специально ли окна начинались на высоте 1,2 метра (чтобы стоящие перед ними предметы такой высоты не заслоняли свет) или сначала появилась идея ставить перед окнами «низкие книжные шкафы» вместо скамей, что и обусловило высоту подоконников. Вне зависимости, что было раньше — курица или яйцо, — эта система сослужила хорошую службу Колледжу святого Иоанна: вместимость библиотечных фондов повысилась больше чем на пятьдесят процентов. Изначально «низкие книжные шкафы» были «высотой в пять футов шесть дюймов [167,74 см], а на наклонный верх можно было класть книги». Образцами для этих шкафов послужили традиционные кембриджские «стоячие» кафедры. Шкафы были достаточно низкими, чтобы не загораживать свет из высоких окон, но в то же время и достаточно высокими, чтобы книги лежали на удобной высоте — на уровне груди. Эти книги читатель мог взять или из низкого шкафа, у которого стоял, или из высокого шкафа у себя за спиной, а затем читать стоя. (Позже «стоячие» кафедры станут выше, потому что к ним прибавят еще одну полку; а наклонный верх останется как рудимент.)

Когда книги больше не надо было приковывать, отпала надобность в столиках, прикрепленных к шкафам, и в скамьях. На иллюстрации — библиотека Колледжа святого Иоанна (Кембриджский университет), строительство которой завершилось в начале XVII века. «Стоячая» кафедра справа располагалась непосредственно перед окном. Табуреты служили для того, чтобы читатели, стоя на них, дотягивались до высоких полок или сидели перед низкими шкафами-кафедрами

В библиотеке Питерхауса (Кембридж) цепи с книг сняли в конце XVI века. Шкафы, изображенные на иллюстрации, построены в середине XVII века. Их отличают закругленные выступы, которые когда-то были торцами скамей, шедших вдоль стены между соседними шкафами. Эти сиденья называли также подиумами; на них становились, чтобы снимать книги с верхних полок

Если кто-то предпочитал читать сидя, «для удобства читателей предоставлялись табуреты». Эти табуреты были не закреплены, так что их можно было перемещать куда угодно. Но они явно служили не только для сидения: их ножки были расставлены, как распорки; если на такой табурет встать, он не опрокинется. Вероятнее всего, кембриджские табуреты были рассчитаны на такое использование. Это помогало читателям невысокого роста, а также тем, кто хотел повнимательнее рассмотреть содержимое верхних полок 240-сантиметровых шкафов.

Считается, что в первоначальной конструкции книжных шкафов Колледжа святого Иоанна был еще постамент под основанием шкафа; в результате нижняя полка была приподнята над полом. Такую же деталь мы находим у шкафов в библиотеке кембриджского Питерхауса; там ей нашлось применение: к книжному шкафу крепилась скамья, на которой читатели сидели, повернувшись к книгам спиной. Это стало возможно, потому что исчезли цепи, которые не позволяли уносить книгу далеко и вечно перепутывались. На скамью также можно было встать, чтобы увидеть книги на верхних полках. Позднее скамью убрали — возможно, затем, чтобы вместить в шкаф больше книг. Но и сегодня у многих книжных шкафов есть хотя бы намек на постамент и рудиментарное сиденье. О том, что на таких же постаментах когда-то стояли шкафы в Колледже святого Иоанна, мы можем догадываться, потому что высокие шкафы продолжали называть «большими скамьями», а по остаткам постаментов на торцах шкафов можно сделать вывод, что они могли достигать высоты, достаточной даже для сиденья со спинкой. Когда эти постаменты и сиденья сняли, появилась возможность встроить в шкафы новые полки.

Считается, что у книжных шкафов в Колледже святого Иоанна были пилястры посередине. Помимо других свидетельств на это указывает наличие центральной консоли под карнизом. Скорее всего, от пилястр отказались тогда же, когда и от сиденья со спинкой, освободив таким образом еще больше места для книг; без опоры в виде постамента или сиденья пилястра выглядела бы эстетически и конструктивно неоправданно. Кроме того, на четырех из пяти полок в этих шкафах имеются любопытные вертикальные перегородки — узкие, никак не украшенные. На верхних полках таких перегородок нет: это говорит о том, что их назначение было в первую очередь конструктивным: они нужны были для того, чтобы полки не прогибались, а не для того, чтобы формировать отдельные отсеки для книг и поддерживать их сбоку. В наши дни у книжных шкафов вертикальные доски идут снизу доверху, но делается ли это из конструктивных, функциональных или эстетических соображений — вопрос спорный.

Вертикальные перегородки не только не давали полкам прогибаться, но еще и делили старые книжные шкафы на секции, поэтому благодаря им книги не только стояли вертикально, но их было проще найти; в списке, вывешенном на боковой стороне шкафа, книги группировались по секциям для облегчения поиска. По словам Стритера,

к кафедре на самом деле добавились не полки — такие, как у современного книжного шкафа, — а разделы (partitiones), они же секции. Подобный взгляд подкрепляется еще и тем, какое большое значение придавалось этим partitiones. Об этом мы узнаем из каталожной системы. В Херефордском соборе еще в 1749 году каталоги не были сформированы по алфавиту; они представляли собой списки содержимого отдельных partitiones [124] .

Таким образом, неразделенная верхняя полка в библиотеке Колледжа святого Иоанна представляла собой уже более поздний этап развития: по мнению Стритера, явившиеся на смену прежним шкафам книжные стеллажи воспринимались уже скорее не как длинные полки, разделенные вертикальными перегородками, а как стоящие в ряд индивидуальные секции для хранения книг. Действительно, секции в книжных шкафах Херефорда пронумерованы по горизонтальным рядам, а не по вертикальным колоннам. Это подтверждает мнение Стритера о том, что именно секция, а не полка, представляла собой основную единицу для библиотекаря.

В отреставрированной библиотеке Херефордского собора, которая считается, возможно, «лучшим из сохранившихся в Британии собраний книг на цепях» (здесь полторы тысячи книг «прикованы к оригинальным шкафам XVII столетия»), книги хранятся так:

У каждой книги, как и принято в исторических библиотеках, есть уникальный шифр, обозначающий ее точное расположение на полке. Шифр состоит из трех элементов: буквы, обозначающей секцию (от A до P), номера полки и порядкового номера книги на этой полке. Полки пронумерованы начиная с верхней, слева направо, так что внутренние полки в трех рядах каждой секции имеют номера 1, 4, 7; на боках некоторых шкафов с краю до сих пор видны эти номера [126] .

Сегодня в библиотеках, книжных магазинах, частных книжных собраниях действует другая система. Вероятно, эти изменения произошли, когда ряды полок стали значительно длиннее. Когда мы ищем книгу и упираемся в вертикальный разделитель, мы возвращаемся налево и переходим на одну полку ниже. Поиск продолжается в пределах той же секции (американские библиотекари предпочитают слово section, а их британские коллеги — tier), среди книг, порядок которых не прерывается — неважно, расположены ли они по темам, по алфавиту или по номерам. Получается, что современные книжные шкафы устроены как столбцы текста в античных свитках, а не как длинные ряды полок, которые в больших библиотеках, книжных магазинах и квартирах-студиях приковывают к себе внимание, но не имеют упорядочивающего принципа. Даже сами книги отражают современный принцип организации: мы сначала читаем одну страницу от верхней до нижней строки, а затем переходим к верхней строке следующей. Нам и в голову не придет читать через разворот — после верхней строки левой страницы перейти к верхней строке правой, и только потом уже вернуться на левую страницу. Еще одну аналогию предлагает Мелвил Дьюи (этот реформатор правописания и систематизатор библиотечных знаний сокращал многие слова, и собственную фамилию Dewey безуспешно пытался сократить до Dui). Вместо слова section (секция) он использовал британский термин tier, а вместо press (шкаф) — face. Возможно, здесь тоже сказывалась тяга к сокращениям.

Полка соотв. строке в газете, секция — столбцу, шкаф — странице. Согласно непреложному библиотечному правилу, книги нужно располагать так, чтобы прочитывать их порядок как газету — слева направо, сверху вниз. Наш взгляд не должен перескакивать через вертикальную стойку, как он не перескакивает через промежуток между газетными столбцами. Нумеровать и располагать полки сверху вниз — такая же китайская методика, как нумеровать книги справа налево или вести карточн. каталог с конца ящика к началу.

Такое затруднение возник. оттого, что высокие полки располагаюца около пола, а впоследствии над ними надстраиваюца новые. Они нумеруюца, как этажи высотного дома. Под любую практику можно подобрать теорию, но здесь перед нами настолько явное противореч. здравому смыслу, что его надлежит отбросить [128] .

В строгом упорядочивании фондов нуждались в первую очередь крупные библиотеки, число которых в XVI веке начало расти. Оно не только способствовало экономии места на полках, но и помогало найти нужную книгу читателям и библиотекарям, которые чаще всего только хранили, но не читали вверенные им книги.

Как бы то ни было, когда в Средние века книги начали ставить на полки ровными рядами, их корешки поначалу были обращены внутрь (мы уже объяснили, почему). Кроме того, корешок был «черным ходом», и демонстрировать эту техническую деталь не полагалось. Помимо того, что к нему было неудобно прикреплять цепь, корешок почти наверняка считался наименее презентабельной частью книги, поэтому его нужно было убрать с глаз долой. Корешок был дверной петлей, а дверью — переплетная крышка, и, хотя иногда дверные петли бывают вполне презентабельными, их делают не для того, чтобы они обращали на себя внимание. Дверные петли, особенно скрипучие, могут нас раздражать, но они всегда прилагаются к чему-то более важному, то есть к двери. Дверные петли можно слышать, но их не должно быть видно, а в идеале их и не видно, и не слышно. Не предполагалось, что корешок книги — как и нижняя часть столешницы или задняя сторона компьютера — будет на виду. (Часто ли мы видим в рекламе компьютеров переплетение проводов и кабелей, с которыми нам приходится сражаться в домашних условиях?) Корешок собирает книгу воедино и придает ей прочность, но читатели книг (как и владельцы столов) едва ли это замечают или специально об этом думают. Конечно, мы постоянно видим корешки, как и дверные петли, потому что книгами и дверями нам постоянно приходится пользоваться. Поэтому корешки книг с богатым переплетом, подобно петлям парадных дверей, все же как-то украшались, но, конечно, не так, как обложка книги или дверное полотно. Корешок обращал на себя внимание, только когда истрепывался, и это было еще одной причиной задвигать его внутрь.

В больших библиотеках, где книги ставились корешками внутрь, а на передних краях редко встречались пометки, по которым их можно было отличить, порядок поддерживался благодаря спискам, которые вывешивались на боковых сторонах шкафов. Так делалось и в Херефордской библиотеке прикованных книг. Между стеллажами обычно был широкий центральный проход через весь зал. Напротив книжных шкафов стояли столы для читателей; так получались своего рода загончики. В списках книги каждого шкафа стояли по порядку; эти списки в рамах вывешивались на боковые стороны шкафов, стоящих вдоль центрального прохода. В документе XVI века большая библиотека епископа Рочестерского описывается как «преславнейшая библиотека во всей Англии, две протяженных галереи, и Книги стоят в своих шкафах, с реестром их заглавий на конце каждого шкафа». Если книгами обменивались с другими библиотеками, если их переставляли на другое место, список, составленный на пергаменте или на бумаге, было легко дополнить или переписать.

Во многих старых английских библиотеках на шкафах до сих пор сохранились места для списка книг, иногда искусно украшенные; они напоминают доски для объявлений или же гимнов и псалмов в церквях. Кое-где рамка, в которую вставлялся список, снабжалась даже одной или двумя деревянными дверцами: когда списком никто не пользовался, эти дверцы закрывались. Это не только придавало библиотеке изящества (и до сих пор придает: пример — Библиотека Рена в кембриджском Тринити-колледже, где, стоя в центральном проходе, вы видите лишь деревянные панели и между ними — ниши книжных полок). Благодаря дверцам поверх указателей библиотека не выглядела как выставка ресторанных меню. Возможно, дверцы на указателях были нужны и для того, чтобы чернила не выцветали под солнечными лучами: даже когда книгопечатание стало повсеместным, списки содержимого книжного шкафа, которое было уникальным и часто менялось, библиотекарь писал от руки.

Открытые или закрытые каталоги дожили до наших дней в форме ярлыков и указателей на торцах шкафов в библиотеках и книжных магазинах. Конечно, там перечисляются не все книги, но в книжном магазине ярлыки и указатели часто обозначают категории (например, «История» или «Техника»), а в библиотеке — шифры. Сегодня книги в рамках одной категории или шифра расставляются по алфавиту и нумерации, поэтому обычно мы быстро находим нужную книгу или же понимаем, что ее в этом собрании нет либо она сейчас недоступна. У себя дома мы хорошо знаем, что хранится в наших книжных шкафах, так что редко наводим там строгий порядок. Впрочем, как я не раз подчеркиваю в этой книге, особенно в приложении, есть исключения, а также некоторые исключительные библиофилы.

Поскольку точное местонахождение книги можно определить по ее номеру на полке (если нужно, сверившись со списком), то отыскать ее на полке — или, вернее, в разделе — было просто. Благодаря такой системе вовсе не обязательно было искать имена и названия на корешках. Если на книгах, стоящих в шкафу, и обнаруживались какие-то отчетливые слова, они были написаны либо прямо на переднем обрезе страниц, либо на лентах, застежках или других приспособлениях, которыми книга стягивалась. (Такие приспособления были необходимы, потому что ничем не стянутые пергаментные листы начинали идти волнами, а книга от этого разбухала: передний край становился в два-три раза толще корешка. После появления печатных книг от завязок и застежек чаще всего отказывались; бумажные страницы более или менее плоско и компактно лежали между переплетными крышками, особенно если книги на полке стояли плотно.) Некоторые прикованные книги можно было опознать по ярлычкам на цепи (когда-то такие ярлычки привязывали к свиткам).

Книжный шкаф в Англии стал превращаться в привычный нам предмет мебели приблизительно в XVI веке, когда началась Реформация. Монастырские библиотеки на самом деле были «публичными библиотеками Средневековья», а крупнейшие обители — центрами культуры и образования своего времени. Например, именно там дети получали начальное образование и готовились в университеты. Но всего за три года, между 1536-м и 1539-м, «вся эта система была уничтожена напрочь, как будто ее никогда не существовало». Движение гугенотов во Франции проявляло ненависть к духовенству «вполне открыто, разрушая церкви и монастыри, и уничтожая то, что в них хранилось», а в Англии наблюдалось «подавление монашеских орденов и уничтожение, насколько было возможно, всего их имущества». В XVI веке протестантская Реформация нанесла сокрушительный удар по развитию библиотек и библиотечной мебели.

По некоторым оценкам, «репрессии коснулись более чем восьмисот монастырей, в результате чего погибли восемьсот библиотек разных размеров и значимости — от библиотеки Кентерберийского собора, насчитывавшей две тысячи томов, до небольших прихрамовых библиотек, где было мало книг, помимо обычных богослужебных». После такого разорения к 1540 году «в Англии остались только библиотеки в двух университетах и в старейших соборах». Во время Французской революции 1789 года книги из разграбленных монастырей переправлялись в соседние города, но при Английской Реформации никто не пытался организованно «спасать хоть какие-то книги из тех, что еще недавно наводняли монастыри». Более того: «здания сносили, а стройматериалы продавали; посуду отправляли на переплавку; книги же либо сжигали, либо подвергали гнуснейшему употреблению, на которое только годно потерявшее ценность печатное слово». По данным современных исследователей, среди примеров такого употребления — выдирание листов из манускриптов, чтобы завернуть еду, почистить ими подсвечники или надраить сапоги. Некоторые книги на кораблях вывозили в другие страны: выгода этих стран была для Англии горьким убытком. Страницы манускриптов использовали в качестве форзацев, прессовали из них картон для обложек первопечатных книг.

Само изобретение печати, возможно, повинно в том, что лишь немногие манускрипты уцелели до наших дней и нынче «дают нам несовершенное представление о том, каковы были остальные». В связи с экспансией печатных книг — а многие ранние печатные книги были перепечатками манускриптов и, значит, один тираж в сотни или тысячи раз умножал то, над чем месяцами корпели переписчики, — манускрипты, по крайней мере их содержание, теперь ценились мало. Кроме того, в то время было мало собирателей книг, поэтому не было рынка сбыта, даже с учетом низких цен.

У университетских библиотек дела шли немногим лучше. В оксфордской Бодлианской библиотеке, достроенной около 1480 года, к середине XVI века хранилось довольно много манускриптов; самыми важными из них были около шестисот манускриптов, пожертвованных Хамфри, герцогом Глостером, еще до строительства здания. Когда в 1549 году король Эдуард VI послал своих уполномоченных в Оксфорд и Кембридж для реформирования библиотек, они пощадили только три манускрипта. Среди погибших манускриптов некоторые действительно были богословской литературой, а во многих «не содержалось ничего подозрительного, кроме ярких буквиц», из-за которых они походили на религиозные труды.

Погибло столько книг, что полки, разумеется, оказались пустыми и ненужными. Члены Оксфордского сената должны были «от имени университета продать столы и шкафы из публичной библиотеки. Ежели книг более нет, какая нужда хранить полки и шкафы, содержимое которых никто не потрудился восполнить? Университет же от сей продажи может выручить честную, хоть и невеликую прибыль». В других библиотеках, где оставались какие-то книги или же начальство собиралось заставить полки печатными изданиями, продавать мебель не торопились, но еще долго там не требовались новые полки или перестановка мебели, чтобы вмещалось больше книг. «Понадобилось почти сто лет, чтобы производители библиотечной мебели изобрели какие-то новшества». Тем временем старая библиотечная мебель — как правило, одна-две полки над кафедрой с фиксированным сиденьем — оставалась стандартом, хотя когда-то ее облик обусловила необходимость приковывать книги цепями. Именно такая сила привычки придает форму многим окружающим нас предметам. Эта форма со временем меняется не потому, что она устарела, а потому, что перестала отвечать требованиям. В истории книжных шкафов такой момент наступил лишь тогда, когда полки вновь стали переполняться книгами.

Книги из монастырских библиотек, каким-то образом уцелевшие в годы Реформации, обрели новых владельцев, и после этого началась эра выдающихся частных собраний. Когда же люди стали проектировать и строить новые библиотеки, не обремененные грузом традиций таких средневековых учреждений, как Оксфорд или Кембридж, в этих библиотеках, как правило, ставились такие книжные шкафы, к которым мы сегодня привычны. Они не соединялись со столешницами, которые оказались не нужны, по мере того как книги становились все более доступными и их не нужно было приковывать.

#i_050.jpg