Подул южный ветер, и сразу потеплело. Толстый снежный покров подтаял, разлезся, как прогнившая рубаха, и обнажил жаждущую, трепещущую плоть земли. Тяжелый серый свод неба стал как будто выше, и с него сквозь серую пелену туч, как сквозь занавес, проглядывал мутный лик солнца. А южный ветер, такой тихий и кроткий, незаметно, но жадно поглощал последние остатки твердого, как камень, снега.
Однажды ночью тетка Колювица проснулась очень рано. Она нарочно тяжело перевернулась на другой бок, чтобы разбудить мужа, но он, чуть приоткрыв рот, спал так крепко, как никогда. Его нос издавал тонкий и протяжный свист, как будто там сидел сверчок. Размышляя о том, как разбудить мужа, тетка Колювица приподнялась с подушки и посмотрела в окно. По стеклам широкими полосами стекали струи воды. Она встала и подошла к окну, протерла рукавом рубахи стекло и посмотрела во двор. Густой, плотный мрак покрывал все. Вода, журча, стекала со стрех. Сквозь щели в окне в комнату проникал кисловатый запах влажной земли и деревьев. Тетка Колювица вернулась на кровать, забралась под одеяло и настойчиво позвала:
— Коля, ну Коля же!
— А! — дядя Коля громко всхрапнул, захлебнулся и продолжительно закашлялся. — В чем дело?
— Стаял весь снег.
— Что там еще случилось?
— Говорю тебе, за ночь весь снег стаял.
— Ну и пусть себе тает на здоровье!
— Не к добру это. Хлеба вымерзнут.
— Ну вот еще, вымерзнут! — ответил все еще сквозь сон дядя Коля. — Если еще продержится такая погода…
— Может продержится, а может и нет. А если ударит мороз, смотри, чего доброго…
— Молчи, давай поспим еще часок. Что это ты растарахтелась, как пустая бочка!
— Так ведь уже день на дворе, куда ж тебе еще спать, — сказала тетка Колювица и всем своим телом повернулась к нему. Хотелось ей рассказать мужу свой сон, но она не знала, как начать.
— Ох, не знаю, Коля, от погоды ли или от чего другого, только с каких пор уже не могу сомкнуть глаз и все верчусь.
— А мне кажется, что ты ни разу даже не шевельнулась, — неохотно промямлил дядя Коля.
— Я не двигалась, чтобы тебя не будить. А если б ты только знал, какой ком засел у меня в груди и так и душит. А какие страшные сны мне снились! Не дай бог другой раз такое увидеть!..
Она замолчала, ожидая, что скажет дядя Коля, но он не отозвался. Сверчок опять засвистел у него в носу. Тогда тетка Колювица слегка ткнула его, будто устраиваясь по удобнее, и прижалась губами к самому его уху.
— Боже, боже, вот так сон! — и она даже попробовала улыбнуться. — Снилось мне, Коля, что Нонку крадут, а она кричит, кричит так, что у меня сердце кровью обливается. Петр ее выкрал. Пинтеза сын. Она плачет, разрывается, а он оскалил белые зубы, смеется. Я просто чуть с ума не сошла, черт бы его побрал.
— Ну и что ж, украл он ее? — спросил, помолчав немного, дядя Коля и заворочался.
— Украл, проклятый, утащил, как волк овечку.
— Ты, уж действительно, все какие-то сны видишь. Только не бывать этому, — проворчал он хриплым голосом и зевнул. — Ты, право, к старости совсем стала выживать из ума. Вот уж голова садовая! Нашла, какие сны видеть.
Тетка Колювица обиженно замолчала. Как заблудившийся во тьме путник, ощупью искала она дорожку к сердцу мужа. Она знала его характер и не решалась говорить с ним прямо. Он, уж как скажет что-нибудь, так, как ножом, отрежет. Потом, может, и хочет отказаться от своего решения, да стыдно. У самого вся душа измается; ходит он, охает, но не скажет: не прав я. Таким он всегда был. От своего не отступит, другого не послушает.
Несколько лет назад старшая дочка Мина влюбилась в Желязко Иванова и так и загорелась вся этой любовью. Однако отец воспротивился — ни плач, ни просьбы не помогли — он выдал, ее за Димитрия, теперешнего их зятя. Мина привыкла к нему, но тетка Колювица знала, что в сердце дочери еще теплится огонек любви к Желязко. Да и сама Мина еще и теперь, когда случалось ей быть среди подруг, говорила: «Ой, девушки, выбирайте себе мужа по сердцу, а то потом поздно будет». Не хотела тетка Колювица, чтобы и младшая дочка также маялась. Она была красивее старшей, расторопней, но и своенравней. Именно этого боялась тетка Колювица. Никогда-то не посоветуется Нонка ни с отцом, ни с матерью, как другие девушки, все своей головой. В прошлом году как сказала: буду работать на свиноводческой ферме, так никто и не смог ее переупрямить. И что это за ферма была — загнали в какой-то свинушник пять-шесть грязных свиней, вот и все. Как раз в пору деду Ламби возиться с ними — кормить и поить. А Нонка-то как расходилась — новую ферму нужно построить, то купить, это сделать. На свою голову правление кооператива связалось с ней. А в селе уже стали поговаривать: Колина свинарка сделала то-то, Колина свинарка поссорилась с тем-то. Тетка Колювица каждый вечер просила ее: «Слушай, дочка, сиди-ка ты дома, кровинушка ты моя! Брось ты этих проклятых свиней. Да поживи ты, как девочка, пока у отца с матерью, пока молода, другие девчата. Разве нет в кооперативе другой работы. Ведь у людей только и разговору, что про тебя».
Так говорила тетка Колювица, а Нонка лишь смеялась ей в лицо и делала по-своему. А отец вместо того, чтобы по-отцовски выговорить ей, только посмеивался; по душе ему все это было. «Жарь, Нона, нажимай, молодец! Придет день, тебя в пример люди ставить будут».
И верно, и теперь уже берут с нее пример. Как встретит председатель Марко тетку Колювицу, так каждый раз и говорит ей: «Ну, тетка, дай тебе бог здоровья, что такую дочку вырастила. Работа так и кипит у нее в руках». Да и все так говорили. Слушала тетка Колювица, как хвалили ее дочку, и было это для нее слаще меда. Но вместе с радостью появились и новые заботы. Выросла Нонка, заневестилась. Любит она все делать по-своему, того и гляди сунется куда не следует, споткнется, а потом всю жизнь будет каяться. Ну, а уже, если ошибешься, выбирая себе мужа, тогда конец: крест поставь на все, да и только. Поэтому тетка Колювица не спускала глаз с Нонки, подглядывала за ней, старалась выведать, не встречается ли она с кем-нибудь, — просто день и ночь была настороже. А с тех пор, как Нонка начала ходить на вечеринки и гулянки, тетка Колювица стала примечать, что она надевает, когда возвращается, веселая ли, грустная. Пугало ее Нонкино упрямство. Ведь она такая, что может вдруг взять свои вещички в узелок да и удрать с кем-нибудь.
Долго прислушивалась ко всяким толкам и терялась в догадках тетка Колювица, пока однажды — это было с месяц назад — Раче проговорилась, что Нонка и Петр Пинтезов любят друг друга. В шутку ли, всерьез ли сказала это Раче, тетка Колювица не решилась ее расспрашивать, но сердце тогда же ей подсказало, что Нонка и Петр поженятся. И с тех пор она немного успокоилась. Слава богу, парень хоть куда! Осматривала она его со всех сторон, прикидывала и так, и этак — по сердцу он ей пришелся. Да и семью его все уважали. Отец с матерью были люди хозяйственные. У них, куда ни заглянешь: во двор ли, в дом ли — нигде не заметишь непорядка. И сын пошел в них. Расторопный, бойкий. Только вернулся из армии, а уж его бригадиром поставили. «Лучше него не найти для нашей Нонки», — думала тетка Колювица с затаенной радостью и не знала, как начать разговор с мужем, как его подготовить заранее.
— Эх, да ведь это сон, ведь не правда же это. А тебе лишь бы накинуться на человека ни за что, ни про что! — упрекнула она его, желая подзадорить.
— Не лезь ты со своими снами — у дураков и сны дурацкие, — отрезал дядя Коля уже бодрым голосом, откашлялся и добавил: — Рано еще думать о таких вещах. Ведь ты же видишь, сама-то она ни о чем и не помышляет.
— Как бы не так! — приподнялась с подушки тетка Колювица. — Возрослой стала, как же ей не помышлять. Все бегает по вечеринкам и посиделкам. Управится с работой и прямо в клуб. А там все ребята собираются. Все думаю, не сманил бы ее кто. Ведь кто же его знает, что у девки на уме.
— Ну уж, так и сманят ее! Такую не сманишь! Ты лучше не болтай при ней, а то еще надоумишь.
— Подумаешь! Очень нужно! Я ведь только тебе… А она уже не маленькая у нас, Коля! — нежно и ласково сказала тетка Колювица. — После Димитрова дня, дай ей бог здоровья, девятнадцатый годок пойдет. Вот и постучится к нам в дом кто-нибудь. Кто не захочет посвататься к ней? — Во всем селе такой не найдешь.
— Правда, нет другой такой во всем селе, — согласился дядя Коля. В его голосе затрепетала радость и гордость. Нонка была его слабостью, и он всегда становился на ее сторону. Он гордился тем, что дочка пошла в него. Как скажет, так и сделает, своим умом живет. Но до сих пор дядя Коля еще никогда не замечал, что Нонка стала девушкой. Он видел, как она бегает по всяким своим делам, как вздорит то с тем, то с другим, как маленькая, и ему и в голову не приходило, что у нее уже могут быть свои девичьи мечты. А вот, выходит правду говорит жена, не сегодня-завтра постучится кто-нибудь к ним в дверь, и придется расставаться с Нонкой. Ревность вспыхнула в его сердце. Поэтому он рассердился, узнав про сон жены. Он и слышать не хотел о таких вещах. Дорога ему была Нонка, дороже всех других детей. Но молодость разве остановишь! Она свое берет. Вдруг его разобрало любопытство — не вскружила ли уже Нонка кому-нибудь голову? Мать, наверно, пронюхала кое-что, не зря она морочит ему голову разными снами. — Уж не нашла ли она кого-нибудь, а? — спросил он.
Тетка Колювица этого только и ждала. Но она не сказала ему сразу всего, что знала, а решила сначала выпытать, что он думает.
— Я слышала, что Иван Керезов увивается за ней.
— Кто, этот хворый? Как бы не так!
— И тракторист Недялко, — приврала тетя Колювица.
— Да ну его! — обозлился дядя Коля. — Все они одного поля ягоды. Я свою дочь такому не дам.
— Ну, ну, Коля, ведь Недялко неплохой парень. Его работу все хвалят.
— Похвалы одни! — уже не на шутку рассердился дядя Коля. — Ты присматривай за ней построже, а то, если услышу хоть слово, голову тебе оторву.
— Она не дура, с плохим человеком не свяжется, но кто ж ее знает! — прибавила тетка Колювица, притворяясь, что над чем-то раздумывает. — Третьего дня говорит мне Раче: «Что, тетенька, кажется, скоро будем плясать на свадьбе.» — «Чью свадьбу собираешься играть?» — говорю. — «Нонину», — говорит. — «А кто же зятем-то будет?» — «Петр. Ах, если б ты знала, как ему Нонка полюбилась». — «Ну, а он ей?» — спрашиваю я. — «И он, тетя, и о-о-н!»
Тетка Колювица сама испугалась своей лжи и замолчала. Молчал и дядя Коля, прислушиваясь к песне капели. Ему уже не спалось. Он встал и подошел к окну.
Рассветало. По двору слонялись куры. Откуда-то выскочила собака и погналась за ними. Потом повалялась на спине и весело завизжала. «И она радуется, бедняга, слыша, как вода журчит», — подумал дядя Коля. Вдруг ему стало радостно, легко, по спине у него пробежала легкая дрожь, по жилам как будто потекла новая кровь. Он пригнулся, снова посмотрел во двор и долго не отходил от окна. Почудилось ему зеленое поле, а вдоль поля — дорога. По дороге едет телега. Колеса заплетаются в тяжелых зеленых колосьях. Проехала телега, а они, просмоленные, долго еще покачиваются над дорогой…
Он вернулся, лег на спину и только тогда спросил:
— Который Петр, Пинтеза сын, что ли?
— Он самый.
Тетка Колювица увидела, как дрогнули его усы, сморщились щеки и он улыбнулся.
Это придало ей храбрости, и она тихо добавила:
— А этот Петр, как погляжу я на него, неплохой он парень.
— Э, да ты к нему уже приглядываться стала, — неожиданно набросился на нее дядя Коля.
— Уф, ну уж и ты тоже! А чего мне к нему приглядываться? Никак в одном селе живем, знакомы. Он парень без изъяна, но это уж ее дело. Раче говорит: «Тетя, он у нее на сердце, и больше никто». — «Э, — говорю я, — может, у нее на сердце и Он, а в отцовском, может, и другой кто». Дядя Коля понял, куда метит жена, заложил руки за голову и долго смотрел на синеватый квадрат окна. И потому ли, что все еще мерещились ему крупные зеленые колосья, нависшие над мягкой дорогой, он ответил не так, как ему хотелось.
— Я не стану вмешиваться в ее дела. Она не то, что старшая сестра, поумнее будет. Верно, парень он стоящий. Но правду тебе сказать, эти Пинтезовы совсем мне не по сердцу. Бирюки какие-то. Особенно старый. Ходили мы раз с ним на стройку. Всю дорогу слова не сказал. Молчит, как пень. Важничает он, что ли, Не люблю я таких людей.
— Молодой не пошел в отца. Да и то говорят: слово серебро, а молчание золото.
— Да, это так. А вот в работе они молодцы.
— Скажу я тебе, Коля, — разоткровенничалась тетка Колювица, — лежит у меня сердце к этому парню. Нонка правильно сделает, если пойдет за него. Ты как думаешь?
Дядя Коля почему-то не решался спросить, как далеко зашли отношения Нонки и Петра, но понял, что дела у них на мази. Дошли уже до того, что спрашивают его согласия. И сердце у него сжалось от ревности, больно ему стало. «Кормил ее, растил ее с самых пеленок, а потом отдавай чужим людям. А какой человек попадется, один бог знает. Вот, хотя бы и этот Петр. Смотришь на него: всем, кажется, взял. Но не место Нонке у Пинтезовых. Душа у нее открытая, как ясное небо, с ней поговорить приятно. А Пинтезовы люди холодные, слова свои на вес золота ценят. Как цветок без солнца, будет жить у них Нонка». Дядя Коля не сомневался, что мать передаст Ноне каждое его слово, и не знал, как быть: тут и не смолчишь, и не скажешь. Не хотелось ему обижать Нонку, не хотелось, чтобы она думала: «Вот отцу-то он не по сердцу». Дядя Коля протянул руку к шкафчику, где лежали папиросы и спички, но не нашел их там. Тетка Колювица все бранила его за то, что он курит натощак и перед сном прятала папиросы. Но сейчас, как только дядя Коля потянулся к шкафчику, она вскочила, взяла спички и папиросы оттуда, где оставила их накануне, и подала ему. Принесла и пепельницу и поставила ее на стул у кровати. Потом тетка Колювица легла и повернулась к нему в ожидании. Он затянулся, выкурил полпапиросы, но не нашелся, что сказать. А она так и впилась в него глазами. Это его рассердило, но он промолчал. Ведь мать же она! Кому, как не ей, дрожать за судьбу Нонки.
— Я против ее слова не пойду! — сказал он наконец, подавляя печаль и сомнения. — Когда старшую выдавали, я слово свое сказал, верно. Но тогда были другие времена, другим был и я. Вот только это и скажу тебе. Он уставился в потолок и не проронил больше ни слова.