Степь похожа на море. Ветер несет волны на юг по бескрайнему зеленовато-серому простору. Катится, катится волна и скрывается за горизонтом, затухая на берегу реки и вновь беря начало за ней, и так до следующей реки, до следующей, до самого подножия стены. И осенние стаи перелетных птиц, пролетающие надо мной, смотрят на бескрайний океан степи и видят всю ее, целиком, со стальными жилами рек и голубыми и серыми глазами озер, с редкими скоплениями юрт и стадами скота, с одинокими цепочками припозднившихся караванов. Можно догнать волну и нестись вместе с ней, бросив поводья, широко раскинув руки, крича и завывая от восторга. Тогда, действительно, кажется, что отрываешься от земли вместе с конем и летишь, летишь на юг перелетной птицей, степным буревестником.

Сразу после зимовки, в начале весны, по традиции - на Востоке, я собрал большое семейное вече. Съехались все наши новые и старые родственники, неделю продолжался пир, а деловая часть была расписана так. В первый же день мною был сделан краткий обзор экономического состояния Монголии, затем все обменялись мнениями, ведь наши новые татарские родственники и союзники впервые видели северных монголов и венгров, заведующих в нашем государстве торговлей и караванными делами. Но, общий вывод из результатов обсуждений первого дня: все были приятно поражены. Отсутствовал только внезапно заболевший наш новый родственник - кляузник тангут, но не потому, что не пригласили, а по уважительной причине. Скоро отмучается, умрет - не жри, что не попадя. Его заменит сын, столь славно отметившийся на земляных работах. Его и будем иметь удовольствие видеть на следующих семейных собраниях, и даже флажком помечать не станем. А пока - доклад по тангутам сделал я: караваны с нашей долей прибыли поступали и продолжат поступать исправно, в оазисах никаких замечаний от следующих по великому шелковому пути нет, страна приходит в себя после принятия вассалитета перед Монголией. У венгров тоже все хорошо, сельское хозяйство цветет, торговля идет, народ сияет, вся наша канцелярия у них в руках и письменность во всей нашей общей стране с годами будет венгерской. Северяне доложились о росте добычи пушной продукции и даже снизошли до обсуждения возможности строительства первых городков на их территории. Моя цель - прививать ремесленнические навыки и создавать города ремесленников: резчиков по кости, кузнецов, народных модельеров - шубников и кожевенников. Будем давать в караваны не только сырье, но и готовую продукцию. По степи мне легко было отчитаться, это и так все знают. Так что, полезность принятых реформ признана всеми и, теперь, уже дружно обсуждаются дальнейшие планы экономического взаимодействия. Таким был первый день. Ну, я его так вижу...

Второй день я посвятил обзору текущего международного положения. У меня уже налажена приличная разведка, а наши родственники имеют данные, в основном, только по своему участку границы. Северяне вообще данных не имеют, поскольку ни с кем не граничат, только на западе, но им у себя в лесу - как-то не до того, на меня полагаются. Голову я им ерундой не забивал и дал расклад только по тем странам, с которыми наша страна имеет общую границу, или эти страны ведут свою внешнюю политику так, что такая граница может внезапно возникнуть. Про Европы и Африки промолчал, пока сам одними слухами питаюсь.

Итак, на Западе и Юго-Западе мы граничим с государством кара-китаев. Вполне приличное государство, сравнимое по мощи с нашими вассалами Сися, но для нас, пока, нейтрально безопасное. Было, если бы не приняло в эмиграцию беглого найманского подханка Кучлука, великолепного пловца. Эта мокрая мышь нас не интересовала, пока не заполучила руку дочери главы государства, старого осла. Пригревший змею на груди да будет ею ужален. В этом году Кучлук сверг своего тестя и вскарабкался на престол. Наш ненавистник Кучлук получил под свою руку армию целого государства. Какое-то время у него уйдет на укрепление своей власти и подавление всяческих внутренних волнений, но мы должны быть готовы к тому, что он придет на нашу землю с войной, как пытался придти, имея под рукой лишь жалкие банды отщепенцев, до двадцати тысяч численностью. Новая война может оказаться более серьезной и она не за горами.

Но есть одно "но". За спиной у Кучлука находится государство Хорезм во главе с хорезмшахом Мухаммадом, исповедующим крайне агрессивную политику по отношению к своим соседям. Войны идут с переменным успехом, но государство хорезмшаха постоянно расширяется. Несколько лет назад он очутился в плену у кара-китаев, бежал и сейчас яростно мстит им за перенесенные унижения. Летом прошлого года в степной битве он нанес серьезное поражение кара-китаям на Юге и захватил часть их земель. Думаю, смена правителя его не успокоит и Кучлук будет вынужден защищать свои границы от Мухаммада. Если Мухаммад захватит бывшее государство кара-китаев, следующими в очереди на расправу, автоматически, оказываемся мы. А не захватит - на нас нападет Кучлук. Не более чем в ближайшее десятилетие эта ситуация для нас разрешится войной.

Все вы знаете, как проходил и чем завершился наш позапрошлогодний поход на государство Сися. Но не все там просто. Верхушка правительства и весь народ в южной части страны, которому мы не дали наших прав и законов, ненавидит нас, как иноземных захватчиков и мечтает сбросить с себя позорное монгольское иго. Недалеко то время, когда там вспыхнут восстания молодежи, подогреваемой рассказами старших о подлости и мерзостях, творимых монголами на их благодатной земле. Мы столкнемся с национально-освободительным движением. Это произошло по моей вине, война была произведена не на подавление и включение страны и народа в наш великий Союз, где каждый чувствует себя свободным и защищенным, принимая наши законы, а на ее унижение и сохранение сырьевой базы экономики в стране, в дальнейшем существующей самостоятельно и лишь являющейся ресурсным донором для нашего Союза. Я отвожу те же десять лет существованию этого очага напряженности. При малейшем ослаблении Монголии, в связи с возможной агрессией на ее территорию и войной, этот нарыв лопнет.

Теперь перейдем к нашему южному соседу, империи Цинь. Произошедшие события привели к тому, что империя утратила сразу двух свои давних вассалов: нас и Сися. Я не жду от империи громких сиюминутных заявлений и решений. Тысячелетняя империя неповоротлива и привыкла измерять свое время десятилетиями и столетиями. Но то, что на нашей земле в любой год могут опять появиться войска чурдженов - неизбежно. Они еще не получали отпора, слова есть слова, только разгром в сражениях способен отрезвить горячие головы и охладить наполненные жадностью сердца. Империя Цинь погрязла в военных конфликтах с империей Сун, находящейся еще южнее, но дайте срок, и из-за стены в наши степи выплеснутся ее железные войска и, возможно, если мы будем обескровлены другими войнами - нам не удастся их остановить. Дети монголов снова будут продаваться на всех невольничьих рынках Китая.

Двое из противников превосходят нашу армию в численности: Мухаммад и Цинь. Мы милитаризированный народ, у нас каждый мужчина - воин с рождения. Сегодня нас около четырех миллионов и наша армия насчитывает сто тридцать тысяч всадников. Государство Сися я не беру в учет. Мухаммад уже сейчас может сосредоточить против нас до четырехсот тысяч воинов. Цинь имеет примерно шестисоттысячную армию, разбросанную по всей стране. Сун навряд ли меньше, но у нас нет общей границы, мы можем пока не думать о них.

Этими словами я завершил свой доклад, сообщив, что следующий день отводится для размышлений и консультаций по рассматриваемому вопросу, а на четвертый день я расскажу о своих предложениях и планах для всех нас.

Ну вот он и настал, последний день войны. С самим собой, с самим собой, с самим собой... Папарапам! Старая песня из кинофильма об Отечественной войне, пока даже некоторые слова помню. С самим собой - мое дополнение с учетом текущего момента. Сейчас изложу свое видение проблемы и ее решение и дальше - как судьба повернется. Сейчас прольется чья-то кровь... Сей-чаас. Сей-чааас! Всегда посмеиваюсь в напряженные моменты. Не то чтобы помогает, просто привык с детства держать хвост пистолетом. Начнем, все собрались, чего тянуть.

Я предлагаю начать войну с Китаем. Не дожидаться, когда они на нас нападут, а самим приступить к военным действиям. Это будет Отечественная война, но наш народ будет мстить и воевать не с пришедшими на его землю захватчиками и поработителями, а с теми, кто мог бы придти на нашу землю и уже не раз на нее приходил. Не дадим им собраться с силами и подготовиться, нападем первыми. Сразу объясняю, почему это не Кучлук или Мухаммад. Разгромив Кучлука мы, уже ослабленными, попадаем на свежее войско Мухаммада, нас просто добьют раньше, чем это положено по судьбе. А почему Китай, то есть Цинь? Потому что из Китая мы никуда не уйдем, мы останемся там и Китай станет уважаемым членом нашего Союза, а дети теперешних китайцев будут играть в монголов. Не изображать, как они нас убивают, а играть, как мы все вместе отражаем нападение войск Мухаммада. Мы принесем в Китай наши законы и, через десятилетия, никто не будет смотреть: китаец перед тобой или монгол, только личные качества человека будут определять его судьбу. Да, сейчас будет война, и не только с Цинь, но и с Сун, когда дойдем. Нам нужен единый Китай, крупнейшая опора Союза, страна, на которую будут равняться не только у нас, но и во всем мире. У всех возникает вопрос, как сто тридцать тысяч монголов смогут победить армию, превосходящую их численностью в пять раз. Не более половины наших дивизий будут вести там войну, нам все равно - в пять или в десять раз нас превосходит враг, но смысл наших действий в том, что враг должен становится нашим искренним другом, переходить на нашу сторону - не предавать своих, а переходить на сторону добра, тех идей всеобщего равенства перед законом, которые мы несем. Никаких притеснений на религиозной или национальной почве, если это удастся - мы победим. Иначе нас размажут, но - что мы теряем? Это произошло бы позже, это неизбежно при оккупации нас Китаем. Значит, от правильности наших действий зависит, чтобы наша армия не растворилась на просторах этой страны, а многократно возросла и это даст нам шанс вместе противостоять Мухаммаду. Но это еще не все. Война очень затратная вещь, а наша экономика пока слабее экономики громадного соседа. Чтобы выдержать ее, мы должны разрушать экономический потенциал страны противника, не позволяя ей восстанавливать ресурсы для продолжения борьбы с нами. Только когда победа будет близка, мы сможем приступить к восстановлению китайской экономики. Она будет уже частью совместного экономического потенциала Союза. Подробности я разъясню позднее, а пока нам всем надо обдумать мои предложения и успокоиться. Предлагаю собраться послезавтра и обсудить окончательно принимаемые решения. Уф... Вспотел.

Наверно, историкам и археологам мы, с моим сватом онгутом-татарином, оказали неоценимую услугу. Будут они когда-нибудь копаться в бастионах великой китайской стены в поисках клада, выдернут снизу кирпич и - бац!!! Вся стена разрушилась, осела, только облако пыли над кирпичными и глиняными обломками висит! Сломали, гады, национальную святыню - от личной жадности, конец вам всем! Да, конец, если начальство сразу приедет, пока пыль не осела. А задержится - нет проблем у археологов. При чем здесь они? Это все Чингисхан переломал, когда конницей великую стену штурмовал. Лично своим медным лбом все разнес, года два бился, упрямая скотина.

Я это к тому говорю, что после нашего прохода через великую китайскую стену все стоит: ломай - не хочу. Стена осталась целая. Ну да, кто поверит? А все дыры - это раскопки любителей старины и сувениров. Мы, как нормальные люди, в ворота въезжали. И выезжали также. Я, конечно, для себя экскурсию на въезде провел, но ни единого кусочка на память не брал и экспонат не портил. Что я - дурак, такую вещь ломать, ее даже из космоса видно.

Идея состояла в проникновении за стену под видом онгутов, они имели пропуск, как состоящие на службе у империи Цинь по охране ее границ. За много лет пограничная стража в гарнизонах у ворот к этому привыкла и спокойно пропустила несколько маленьких групп за стену. Не через одни ворота, конечно, а через трое ворот на расстоянии километров сорока друг от друга. Но у циньцев нет телефона и привычки созваниваться, хотя бы вечерком, поболтать и пожелать друг другу спокойной ночи. Так, из-за их технической отсталости, мы получили возможность собрать вполне достаточный отряд для штурма выбранного бастиона, прикрывающего вход в страну со стороны самой империи и, при очередном проходе группы захвата, первые ворота в стене оказались в наших руках, при одновременной поддержке усилий наших диверсантов с двух сторон стены. Ворота не дали закрыть перед носом моей кавалерии, чтож тут непонятного? В результате дальнейших повторов, за четыре дня все три интересующих нас крепости на стене сменили гарнизоны, я с гвардейцами и дивизия легкой конницы Чжирхо оказались на той стороне, а в степи, за стеной, разбили лагерь ребята Собутая. Потому, что мы пока тоже не умеем защищать крепостей, а только - атаковать, так мы себя уверенней чувствуем. Если кто-то собрался бы взять штурмом теперь уже наши бастионы, Собутай разметал бы их жалкие ряды кавалерийской атакой. Меньше дивизии для атаки ворот с гарнизоном в сотню бойцов можно не приводить. Пустые хлопоты.

Сват онгут решил, что родня дороже денег, и провел всю операцию проникновения, но я тоже люблю родню, поэтому материально сват не пострадал. Денег у нас поменьше чем у Цинь, а табунов побольше - я думаю. В общем, вот она - империя, перед нами, пора работать.

А чего бы не поработать, у нас даже проводники есть. Все прочие гарнизоны на стене не трогаем, не до мелочи. Проедемся, подразведаем обстановку, в мелких стычках себя проверим, инфомацию соберем, знающих пленных, и - народ попугаем, пусть страшные вести о нас разносят: монголы идут, бойся! Без солидной битвы нам эту войну не выиграть, а когда еще китайцы армию соберут? Может и не один год пройти. Вдумчивые они ребята, неторопливые. Соберешь армию, а нас уж нет, опять армию разбирай. У них так.

Вообще-то, великая китайская стена возведена не в ровной степи или на пляжном песочке. Она возведена в горах. Вот если бы в степи - была бы она прямая и кидали бы через стену всякий мусор, как через заводской забор. Не случилось. Похоже, нас и Цинь разделяет, в лучшем случае - местность с сильно пересеченным рельефом, а то и просто - горные хребты с многочисленными скальными изломами. Все это хозяйство тянется с северо-запада на юго-восток и увенчано сверху стеной. Конечно, не так все страшно, это если в целом на стену посмотреть, а так - и проходы, и проезды, и подходы - сколько угодно. Но и от стены вглубь Китая такая же маята, без проводника все время возвращаться придется - не проехать на конях.

Проводников, к сожалению, у нас немного, надо их беречь, поэтому, по-братски разделив с Чжирхо двух самых знающих, разъехались с ним в разные стороны, хотелось побольше и получше успеть осмотреть страну. Он, вооруженный моими инструкциями, отправился на восток, а я тихо потрусил на юг, в центр страны, размышляя о том, как далеко я так уеду. Вот не пожелают меня китайцы замечать и проедет моя группка незамеченной до самого Индийского океана. Это у нас было: больше трех не собирайся, а здесь миллионов сто - сто пятьдесят населения, что мы им - туристы неорганизованные. Погостят и уедут. Посуду побъют - хрен с ней, с посудой, не отвлекаемся на мелочи, у нас тысячелетняя история. Вот как их завоевывать при таком отношении?

Но, наверно, мы все-таки привлекли внимание - своей экзотической фестивальной дикостью или завесой отрядов легкой конницы впереди, потому что через неделю, углубившись в страну километров на двести, чуть не наступили на пешее войско, уже построенное и готовое к нашей встрече. Сначала на дезертира, доставленного развеселившейся разведкой, а, немного подумав, приведя себя в порядок и сделав умное лицо, уже - сами, на все войско. Пешее войско, какая прелесть! Судя по всему, нас не хотели пускать осмотреть гору у них за спиной. Чтобы не напоролись. Сразу заинтересовался именем горы. Еху! Приятное название, наше, земное. Свифт намекал на нас, судя по нашему виду. Дурацкая шутка, нервничаю. Комплексую? Нет, просто шутка - дурацкая. Кажется, китайцы только проснулись, было бы их тысяч пятьдесят - я решил бы, что губернатор провинции в курсе о нашем появлении. А так, похоже, только старосты соседних деревень. И ведь китайские лекари, шпионящие по нашей стране, их предупреждали, готовили. Не поверили, что ли, своим Рихардам Зорге?

Не знаю я тактику китайцев. Что они от нас хотели и зачем мудрено построились буквой П? Мои перебили основную массу стрелами, не приближаясь ближе двухсот метров, где-то - в течении часа. Разбегающихся не преследовали, трофеев не собирали. Мне принесли на осмотр луки - слабенькие, доспехи бамбуковые. Есть мечи интересные. Ну, народ, что захотел - себе подобрал. Наверно, копья использовать собирались? Или колесницами нас по флангам давить? Я как-то и не понял, слишком быстро все закончилось. Им бы с такими замашками - да в древний Рим! Поймали несколько пленных, они сообщили, что рядом, буквально в нескольких километрах, есть город Банжоу - туда мол все и побежали. Проехали мы за ними - ворота открыты, дивизия спокойно зашла. Никакого сопротивления. Такая война.

Дивизия размещалась на постой в городе, а я решил попробовать принять ванну - впервые за прожитые в этом мире десять лет. На объяснения по этому поводу у меня ушла почти половина дня. Разместившись во дворце (кстати, действительно, дворце) здешнего градоправителя, я вынужден был отметать буквально каждую минуту просто сумасшедшие предложения согнутых в поясном поклоне китайцев. Ванну из крови младенцев и девственниц. Просто девственниц, просто младенцев и все в таком стиле. Считали меня людоедом, тонко издевались, спасали город? Очень настойчиво спасали. Впечатление у меня сложилось такое, что у них здесь это в порядке вещей, я даже вспомнил китайское национальное блюдо, когда подают мозг еще живой обезьяны и надо его есть ложкой прямо из спиленного черепа. Не на пустом месте взросла такая кулинария. Наорав на болванов, я получил ванну, а они поголовный инфаркт. Наверно, резаться разбежались. Вымылся и нормально уснул - впервые за два месяца.

Утро началось с проверки котлов, запрет всем еще на нашей стороне озвучивали. Никакого угощения от китайцев, потравят мне народ. Нам вообще пока от них ничего не надо, так - оглядеться прибыли. Грабить можно, но осторожно, нам еще воевать, чтобы на скорости передвижения не сказывалось, третий конь для припасов. Этак превратятся из дивизии в стадо хомячков с раздутыми щеками, при встрече с врагом от страха за наворованное атмосферу загазуют. Враги перед нами будут кирпичи ладонями рубить и "кья!" кричать, а мы портить воздух. Целых две армии клоунов. Делом занимаемся. Все осматриваются, делают для себя выводы на будущее. Особое внимание укреплениям, стенам, у китайцев все стандартное. Что здесь увидим, то и в остальных городах и крепостях, отличия только в размерах. Напомнил градоначальнику, что за убийство монгола - смерть, пусть доведет до жителей или будет виновен, что не довел и попадет в соучастники.

По идее, надо бы сжечь несколько городов и городков, чтобы император скорее собирал армию, готовился к битве с нами. Небольшие армейские группы и гарнизоны мы можем уничтожать хоть до посинения, очередной весенний набор покроет эту убыль циньцев, единственный надежный способ - это громить крупные войсковые соединения Цинь, заметные на общем кадровом фоне. Не менее ста тысяч воинов за год? И как это сочетается с необходимостью перехода под нашу руку крупных воинских соединений? С чего им к нам в объятия бежать? Под страхом смерти? Зачем нам тогда эти толпы неумелых трусов? Думай, Чингисхан, анализируй обстановку. Иначе - повторим судьбу Наполеона в России, даже выиграв здесь генеральное сражение и разрушив столицу. Местный Кутузов сохранит армию и нас потихоньку, не торопясь, добьют по частям. Гибче надо, не упираться в принятые заранее довоенные догмы. Это как? Пальцем покажи.

На третий день стоянки мне представили пленного циньского офицера - специалиста по обороне и взятию крепостей. Очень хорошее впечатление произвел на меня, вот таких бы нам и побольше, но предлагать ему службу не стал, а сам он не попросился. Главное, к чему я пришел, беседуя с ним - что всю политику в работе с армией надо вести, держа его пример перед глазами. Как он оценит то или иное наше действие, оттолкнет ли оно его от нас или, наоборот, склонит в его глазах чашу весов в нашу сторону. Гордый, профессиональный и порядочный человек своей страны. Именно для него и его потомков предназначены наши теперешние деяния. Не знаю, доведется ли нам встретится вновь, но я его запомню. Очень мне помог, и не рассказами о своих чудо машинах, метающих камни аж на пятьсот шагов. Я задумался, забылся и, на его вопрос о моем впечатлении по китайской технике, ответил почти автоматически, что - дрянь, ничего интересного. По-моему, он удивился. Вот так, дикарь не оценил, а он потратил на меня свое драгоценное время. Кстати, в чем-то он прав, его осадные башни, камнеметы и стенобитные машины я, действительно, видел впервые в жизни и, за такое высказывание, любой экскурсовод вправе был бы обидеться.

Именно в тот день я понял, что для достижения своих целей я должен собирать не богатства и драгоценности покоряемых народов, я должен собирать людей. Именно они будут сверкать алмазами в моей воображаемой короне и приведут нас к победе. Деньги и щедрые подарки привлекут к нам многих толковых специалистов, но настоящее дело люди делают не за деньги и почести. Самый дорогой труд - это труд всей жизни и эта работа бесплатная.

Зучи привел дивизию легкой конницы Мухали, с ним прибыли все трое братьев. Я разделил дивизию на три части и, поставив каждого из старших во главе своих воинов, отправил всех на Запад империи. Младшего оставил при себе в качестве второго заместителя. Опасаюсь доверять ему самостоятельное командование - слишком молод и может наворотить дел. Шанс попасть в плен велик, а война еще только началась, мы ничего не знаем о тактике действий армии Цинь. Пока это разведка боем, к концу лета все встретимся и обсудим достигнутый результат. Мы не будем оставлять гарнизоны в захваченных городах и городках, их слишком много, у нас просто не хватит людей, мы распылим нашу армию по деревням. Мы даже не можем пока определить, какой экономический вред нанесем империи, сжигая тот или иной город. Слишком много империи для нас или слишком мало нас для империи.

Фактически, метаясь по стране и пугая народ, создавая у китайцев впечатление о сотне тысяч конных монголов рыщущих во всех концах Цинь, мы ищем ниточку, которая приведет нас к победе в этой войне. Армия Цинь спряталась за стенами городов, которые мы не можем взять, и оставила в нашем распоряжении все пространство страны. По крайней мере - весь север и центр. Даже захватывая города, мы не получаем ничего, кроме добычи, которую даже не можем вывезти, ее слишком много, а города мы не удержим, не владея принципами обороны. Везде не, не, не, хоть из дома не выходи. Комар кусает медведя, бьется с ним смертным боем, а медведь лениво почесывается, отмахивается и не желает просыпаться. Просто разные весовые категории. Захвачено более десятка городов. Мы слишком быстро передвигаемся, они не успевают реагировать. Чем брать город штурмом - проще доскакать до соседнего, где о нас не слыхали и не закрыли городских ворот. Мирное население сопротивления не оказывает, забиты, боятся солдат. Напоминают покорный скот, которому все равно, кто их режет. Пока так. Все хуже чем я думал, здесь можно воевать лет двадцать без результата. Действительно тысячелетняя, расшатать невозможно.

Будем набирать опыт взятия укрепленных городов и крепостей. Для этого надо таскать с собой все эти китайские машины и нужен обслуживающий их персонал. Наших и учить не стоит. Как только местные согласятся, будем начинать. Ну, надо же хоть что-то делать.

Чжирхо, действительно, - "стрела", ему такое прозвище очень подходит. В первое же лето войны доскакал до ворот столицы. С момента нашего расставания он двигался вдоль стены, не углубляясь далеко на территорию. Ударом с тыла разгромил достаточно крупные силы с трепетом вглядывающихся в горизонт, в ожидании встречи. Явно в этих китайских построениях что-то есть, но мы, торопыги, постоянно не даем им этого нам объяснить. Ломаем игру и остаемся незнайками. Дошел до большой крепости Датун, пристроенной к стене и обросшей городом, не стал впустую ее штурмовать, вязнуть, и оттуда двинулся на юг. Как и я, без боя захватил город Чак... Чжоу, как-то. Неважно, он уже сгорел, отдохнул в нем и быстрыми переходами добежал до срединной столицы. Та же картина, что и у меня. Гарнизоны заперлись за стенами. Армия, возможно, хочет дать сражение, но за нами не успевает, а мы не в курсе о ее намерениях. Братья, аналогично, проскакали по западу, пожгли деревеньки, объявляя их после этого городами. Захватили провинцию Шанси и, собственно, все. Желают слышать указания. На зимовку выйдем за стену в степь и будем думать. Сделано даже больше запланированного, но пока эффект - ноль. Почему?

Что я требую от своих войск на этой войне? Нет, не так, не от войск, а от людей, которых привел на эту землю. Сохранения боеспособности, мобильности и дисциплины. Обычные требования, как в любой армии на Земле. Во время боевых действий никакого грабежа, даже если идет штурм города. Уснувший часовой предается казни на месте. Разведка, допустившая отклонение от маршрута и отвлекшаяся от выполнения приказа - в зависимости от тяжести последствий. Минимум плети. И так далее. Город поджигается, если в нем нет ни одного нашего воина. Ни грамма лишнего захваченного имущества, если это повлияет на скорость передвижения части или ее боеспособность, то есть -выкинут запасные саадаки со стрелами и набьют вьюки золотом. Отставшие караются, как дезертиры. Халатность, повлекшая последствия для армии - наказывается. В принципе, железные отряды, скованные железной дисциплиной. Всю ответственность за действия моих воинов несу лично я. Никакие они не звери, не кровожадные маньяки. Они выполняют мои приказы и действуют в соответствии с общими установками. С другими бы людьми я сюда не пришел. Значит, я - чудовище.

В чем отличие моих действий от действий любого генерала в войнах моей современности? Бывшей. Я не произвожу расследования и не требую ответственности за действия моих солдат против гражданского населения. У меня нет за спиной демократической общественности. Мои люди поступают с населением на захваченной территории так, как поступали бы с ними враги в подобных обстоятельствах. Жалость и милосердие к жертве отсутствуют в этом мире. Если можешь убить врага - убей, или он убьет тебя. Я не прививал им понимания ценности человеческой жизни вообще. Ценна только жизнь монгола или его союзника. Я вождь, а не проповедник, за другим бы они не пошли в эту битву. Даже та часть народа, которая подвержена влиянию здешних христианской, буддийской и мусульманской религий, никак не выделяется на общем фоне в отношении к населению на оккупированной территории. Только целесообразность того или иного поступка, и непротиворечивость его ранее выданным приказам и установкам, влияет на решение воина о жизни и смерти жертвы. У меня такой народ и победу здесь мы должны добыть все вместе. Другого народа для этой войны у меня нет. Я привел их на эту землю и я отвечаю за все. Да будет так.

Пионер всем ребятам пример. В последний день нашего пребывания в Банжоу я лично, на глазах у многих сотен воинов и, наверно, тысяч местных жителей, зарубил градоначальника. Зарубил неумело, меч я так и не освоил, выручила заточка дамасской стали. Зарубил безоружного долго кланявшегося человека, после прощальной получасовой беседы, беготни его и прочих местных чиновников, выслушивания донесений моих командиров о готовности к выезду. Ни моего крика, никакого выражения недовольства, никаких претензий моих солдат или жалоб обиженных китайцев. Пора было трогаться, я тяжело встал из кресла, в котором сидел на площади, неторопливо достал меч и, взглянув в искательное лицо китайца, зарубил его. Подвели коня, я взгромоздился в седло, тронул поводья. В хрониках об этом эпизоде вряд ли упомянут.

Ночью я почувствовал дыхание рядом с собой. Чего-то подобного я ждал, странно, что моя стража не успела даже вскрикнуть, уходя из жизни. Вокруг тишина, чернота ночи и - только легкое дыхание моей смерти. Шаолинь? Убийцы китайских императоров, с детства тренирующиеся в искусстве проникновения за любые заслоны и уничтожении любого врага? Почему так? Почему не отравленная стрела, яд в бокале, почему именно сейчас, когда я только начал путь? Легкое сожаление о несделанном, понимание бесполезности суеты. Касание отравленным кинжалом и - мгновенная смерть или долгое угасание? Протянуть руку к своим ножам на поясе я не успею. Вырвать нож из ножен на предплечье тем более. Мой рывок отчаяния и в руках обнаженное женское тело, рот, закрывший поцелуем мой вскрик и горячая волна, захватившая мое сознание.

Ей одиннадцать лет, у нее грудь, как у самых роскошных красавиц моей Земли и лицо, которое постоянно стоит у меня перед глазами и не дает мне ни о чем больше думать. И желание заниматься только этим, только со мной и всегда. Я пытался заставить себя оставить ее в городе, я много чего пытался сделать.

Я зарубил градоначальника и ничего не сказал своим воинам.