Матвеич, наконец, дозвонился к диспетчеру Николаевской «Санавиации», оставил номер мобильника, попросил передать нескольким былым сослуживцам, что ждёт звонка. Бесполезно прождал день, снова позвонил, выпросил несколько номеров. И только набрал первый, как в гудок ожидания ворвался срочный вызов — на работу. Недоумевая, он примчался в лабораторию и поднялся наверх.

Ахат Абдулович, Полина и Роберт — тот самый, сильный колдун из третьей группы, сидели в комнате для коллективной медитации. Туда уже привезли Федора Петровича и Надежду, находящихся в состоянии полной расслабленности. Пока врачи пересаживали супругов с лежанок в глубокие кресла, и готовились вывести их из сна, Ивлев коротко поставил задачу:

— Пока я пробую с ними разговаривать, вы все будьте наготове, чтобы остановить, если начнут буянить. Александр Матвеевич, сядьте рядом со мной, будете участвовать в беседе. Вы же хотели перед ними извиниться? Вот с этого и начните!

Полинка успела шепнуть:

— Они обследованы. Но разговора с ними пока не было.

Матвеич сообразил — Ивлев или маршал побаивались давать им волю, потому, что не знали возможностей пары пленников. И надеются, что коллективное противостояние поможет укротить их, если что. Ну-ну!

Врачи приготовили шприцы. Колдуны расселись поудобнее, начали сосредоточение. Матвеич ощутил подташнивание, прикрыл глаза, покрутил головой и вычислил — Роберт. Злой. Излишне агрессивный. И сильный. Ивлев скомандовал в микрофон, закрепленный у правой щеки. Как у крутых охранников, спиралька поднималась из воротника рубашки, огибала ушную раковину и ныряла в неё.

Врачи вкололи шприцы и ушли. Через минуту голову поднял Федор Петрович. Острым взглядом обвел всех, оценил обстановку и ничего не сказал. Надежда пришла в себя чуть позже. Ивлев толкнул Матвеича — начинай, дескать.

— Федор Петрович, Надежда, простите, не знаю отчества! Я хотел перед вами извиниться. Нехорошо получилось, погорячился я…

Супруги не отвечали. Вступил Ивлев, поставленным голосом лектора начал разводить лабуду. Поток слов лился и лился, их журчание стало убаюкивать Матвеича, а вот на Федора оказало обратное действие:

— Я одного уразуметь не могу, Кирилл Игоревич. Если все случившееся — ошибка, то почему мы здесь? Верните нас домой, туда приходите, поговорим. Но без него!

Палец Федора жестко уперся в Матвеича. Полыхнул жар ненависти. Кожу лица защипало. Александр выставил ладони перед собой, уперся мысленно в «поединщика». Жжение утихло.

— Ишь, закрылся, ирод! Ну, еще встретимся, поквитаемся!

— Федя, не горячись, — вступила Надежда.

— Ладно, что пустое молоть, и то, — попытался махнуть рукой из глубин кресла Федор Петрович, — Получается, вы нас на работу зовете. А жить где? Нам бы в избу вернуться. Квартира… На кой она нам! Мы люди простые, к избе привыкши, а ваши квартиры — они мертвые, без домовенка, без запечника — одни мыши да пруссаки!

— Ну, потом, когда вы себя покажете в работе, может, и поселитесь рядом с лабораторным корпусом, — попробовал соврать Ивлев.

Федор Петрович поморщился и отрицательно помотал головой:

— Нечисто лжешь, сам — и то не веришь! Нет, не дело это. Возвращаете нас домой, тогда и разговор о работе будет, а нет — пеняйте на себя!

Матвеич почувствовал, как в «комке» ожил сигнал повышенной агрессивности хронального поля. И без локации было понятно, что Федор Петрович начал подготовку к бою. Его окутала багровая аура, на глазах набирая цвет и уплотняясь. Такой концентрации Матвеич еще ни у кого не видел. Только всмотревшись, он обнаружил, что ауры Федора и Надежды слились, добавив интенсивности друг другу.

Ивлев поднял руку, предупреждая своих об опасности. Сзади послышалось шумное дыхание. Роберт жестко багровел. Полинка с Ахатом имели менее выраженные ореолы, наверное, сомневались в агрессивности пленников. Матвеич совсем не хотел воевать. Кирилл Игоревич, похоже — тоже:

— Я прошу вас еще раз подумать о нашем предложении. Лучше работать вместе с нами, это…

В руке Федора Петровича засветился файербол, он рванулся вперед, привставая. Шелкнули и сработали механизмы, скрытые в боковинах кресел — пленников зажало. Несколько мгновений Федор бился, но ослаб, обмяк, глаза закрылись. Чуть позже поникла и жена. По команде Ивлева вошли врачи, раскрыли кресла, переложили Федора с Надеждой на каталки, увезли.

К остолбеневшему Матвеичу подошла Полина:

— Им в спину вкатили кураре и снотворное. Я такое видела, когда первых поморов привезли. Аркашу так на работу сватали. С третьего раза согласился…

— Жалко, не столкнулись! — Роберт еще пылал остатками красноты, никак не успокаиваясь, — Блин, так хочется серьезной схватки, чтобы не спарринги, а поединок, до смерти!

— Иди в зал, перчатки надень и лупи мешок, сколько хочешь, — вмешался Ахат Абдулович.

— Ничего ты, Ахат, не понимаешь! А еще потомок хана Мамая! — скривился Роберт, сплюнул и ушел нервной походкой, стуча кулаком по стенам коридора.

— И откуда такие берутся? — удивился вослед красивый татарин, — Чистый головорез, а ведь нашу школу закончил, советскую.

Ивлев подошел, спросил у всех:

— Как вам показались эти манипуляторы? Сильные, да?

— Кирилл Игоревич, вот зачем так с ними жестко? — неожиданно начал Ахат.

Начальник лаборатории помолчал, глядя поочередно в лица все троих. Матвеич отвел глаза, Полина не очень уверенно поддержала:

— Мне их тоже жалко…

— У меня иногда складывается впечатление, что провинись кто из нас, вы тоже не пощадите, — продолжил красивый татарин, — а что такого эти люди сделали? Фактически наши коллеги, русские люди, и мы их против себя восстанавливаем! Нет бы, извиниться, отпустить, а потом уже зачислить в штат лаборатории. Как член-корреспондентов, а Кирилл Игоревич?

— У нас секретная работа, мы не имеем права на утечку информации. Враги не дремлют, они охотятся за секретами, и давать им в руки такой материал — мы не вправе. Войдут в штат, тогда и получат свободу. А иначе — нельзя! Вы все подписали согласие на пожизненную работу в лаборатории, забыли?

— Когда это? — удивилась Полина, — Я не помню!

— Есть такой пункт, не спорь. Там формулировка немного иная, а смысл — верный, — возразил Ахат Абдулович, потом воскликнул: — Я тогда не сообразил, но это хуже крепостного права! А если кто из нас на пенсию выйдет, уволиться захочет, так что? Я понимаю, без выезда за границу, как ядерщики, но чтобы и уволиться не моги — это уже перебор!

— Далась вам эта заграница! Что, в России мало мест для отдыха? И на пенсию выходите, бога ради. Только все равно в штате будете числиться. Неужели трудно будет разок-два в месяц привычным делом заняться? Сами же предложили членкоров! Вот и станете колдун-корреспондентом…

— Это надо бы со всеми обговорить, посоветоваться, — задумчиво ответил Ахат Абдулович.

— Вы на госслужбе, не забыли? — мягко подчеркнул Ивлев, — Бросьте эту демократическую белиберду — «обговорить, со всеми». Кончилось безвластие, олигархов в тюрьмы сажают, наконец. Неужели вам, друзья, невдомек — митингов не будет!