Матвеич примчался рано, однако Аристарх уже расчистил свой кусок асфальта от снега и был таков. Записка гласила: — «Щипа накормите и водички свежей налейте. Он с похмелья, я валерьянки вчера капнул. Вернусь поздно. Я.»

Надежда в китайской синтепоновой пуховке выглядела старухой, очень похожей на фото в паспорте. Федор Петрович напялил на голову вязаную шапочку с легкомысленной кисточкой и надписью «Динамо». Куртка в цвет и шарф. Фанат, возрастной придурок — что и требовалось доказать. Сумка динамовских цветов, купленная вчера Аристархом, содержала полотенце, бритвы, пару белья, свитер и несколько рубашек. Что надо женщине — не знал ни Матвеич, ни художник.

Проводив их до автобуса, Матвеич сунул адрес Лены и денег в дорогу:

— На вокзале у вас время будет, звякните ей. Она в курсе. Мне — не звоните. Только Аристарху.

Надежда чмокнула в щеку:

— Еще увидимся. Я знаю.

— Наверное, — согласился он и достал из кармана белый камешек-глазок на шнурке, подобранный в избушке колдунов. — Вот.

Федор Петрович принял амулет и пожал руку:

— Нам бы поговорить. Сильный ты, князь прямо. Но дикий, неученый. И в голове непорядок, чужую печать вижу. Неладно себя ведёшь. Невольно.

Матвеич пожал плечами. Поговорил бы, самому хочется, а вот когда?