Русские в истории Америки

Петров Виктор Порфирьевич

Часть IV

 

 

Русские в войне за независимость США

В 1976 г. Соединенные Штаты Америки отпраздновали двухсотлетие со дня провозглашения своей независимости. В трудный, чреватый, может быть, непредвиденными последствиями период бросили североамериканские колонии вызов английской короне, избрав путь независимого существования.

В последовавшие затем годы вооруженной борьбы революционная армия Вашингтона была не раз на грани поражения. Много выходцев из Европы оказали тогда молодому государству помощь своим военным опытом. Хорошо известны имена француза маркиза Лафайета, польских генералов К. Паустовского и Т. Костюшко, немца фон Штейбена — ближайших соратников Вашингтона, занимавших командные посты в его армии. Было, конечно, немало и других добровольцев из европейских стран на более скромных должностях или просто рядовых бойцов.

Были в армии Вашингтона и русские добровольцы, но сведений о них очень мало. Выяснить их имена и сколько их было теперь трудно. Кропотливыми поисками имен русских добровольцев занимался покойный историк А. Ф. Долгополов. В статье, опубликованной в июньском номере журнала «Родные дали», выходящем в Лос-Анджелесе, он приводит список шести русских подданных, принимавших участие в войне. Автор пишет: «Статья является первой в этом роде, может быть, началом более серьезного и подробного труда» на эту тему. Список А. Ф. Долгополова, конечно, далеко не полный:

1. Веттер фон Розенталь (1753–1829), эстонский дворянин.

2. Рубенай, балтиец, офицер русской армии.

3. Ф.В. Каржавин (1745–1812), архитектор, купец, писатель.

4. Корзухин — путешественник.

5. Карл Кист, аптекарь из Санкт-Петербурга, поставлял лекарства для армии Дж. Вашингтона.

6. Бобух Захар Иванович из Ревеля. Служил в немецком полку. Каржавин встречал его в 1780 г. в Нью-Йорке.

За этими очень скупыми данными встают живые люди с их интересами, мечтами и чаяниями. Кое-что о них известно. Советский исследователь Н. Н. Болховитинов, историк русско-американских отношений, в своих работах довольно подробно останавливается на деятельности Ф. В. Каржавина в Новом Свете. Кроме того, он упоминает Чарлза Тиле, который в Америке стал называть себя Чарлзом Кистом; Густава Хайнриха Веттера фон Розенталя; Захара Ивановича Бобуха. Относительно этого Бобуха трудно сказать — был ли он в рядах армии Вашингтона или в полку немецких наемников служил английскому королю.

Из этих людей самой яркой личностью был, конечно, Федор Васильевич Каржавин. Он, возможно, был единственным русским, кто попал в самую гущу событий, несмотря на то что не принимал непосредственного участия в военных действиях. Он организовывал провоз продуктов и боеприпасов через кордоны английских патрулей, блокировавших побережье.

Каржавин принадлежал к богатой петербургской купеческой семье и получил блестящее по тому времени европейское образование, знал в совершенстве французский язык. Возможно, французским влиянием на формирование его личности и можно объяснить его дальнейшие приключения в Америке и на островах Карибского моря.

Прежде всего мы находим его в Париже в начале 70-х годов, где (в 1774-м) он женится на девиц? Ш. Рамбур. В браке он, однако, счастья не нашел: как писал он позже в автобиографии, его жена оказалась «довольно капризной».

Расставшись с женой, Каржавин отправился в 1776 г. искать счастья за океаном — на о-в Мартинику. Так начались путешествия и приключения Каржавина в Новом Свете, продолжавшиеся 12 лет, до 1788 г. Несколько раз он побывал в Соединенных Штатах — с мая 1777 по 25 января 1780 г., т. е. в самый разгар войны.

Ввиду того что Франция явно симпатизировала восставшим колонистам в Америке, французская колония Мартиника превратилась в весьма важную базу для снабжения повстанцев. Каржавин, будучи человеком с коммерческой жилкой, решил поживиться на этих поставках. Сам он писал о своем решении отправиться в Америку: «…желая удвоить свой капитал, по тогдашним критическим обстоятельствам, новоаглицкой торговлей, вступил я в товарищество с одним креолом (М-г Lassere), отправлявшим большое судно в Америку, положил в него свою сумму и сам на оном судне поехал в 13 число апреля 1777 года».

Отцу Каржавин писал, что на борту судна был обычный груз: вино, патока, соль… и ничего не упоминал о военном снаряжении для повстанцев. Однако в том же сообщении отметил, что корабль тот не совсем был «купцом», был прекрасно вооружен, а его самого судовладельцы назначили быть на нем «военачальным человеком». Это сообщение Каржавина подтверждает «Виргиния газетт»: 16 мая 1777 г. к виргинским берегам прибыл корабль с о-ва Мартиника с грузом пороха, оружия, соли и т. д.

Это первое предприятие Каржавина было весьма опасным. В пути ему пришлось принять участие в морском сражении между английским капером и филадельфийским «полукупцом-полукапером». В тумане кораблю Каржавина удалось ускользнуть от англичан и благополучно добраться до берегов Виргинии.

22 месяца, с 1777 по 1779 г., пробыл Каржавин в Америке, занимаясь торговлей в различных городах и завязывая связи с крупными политическими деятелями новоявленной республики. Высказывалось предположение, что в 1779 г., когда Каржавин жил в доме капитана Лапорта в Вильямсберге (Виргиния), он принимал активное участие в формировании на Мартинике и в Сан-Доминго французской воинской части из островитян.

Несмотря на первый успех, торговая деятельность Каржавина оказалась неудачной из-за эффективной блокады Американского побережья английскими каперами. В 1779 г. Каржавин снарядил корабль, загрузил его «богатым грузом» и отправился в обратный путь на Мартинику. Едва корабль отошел от берегов Виргинии, как был захвачен английским капером. Все деньги, вложенные Каржавиным в предприятие, были потеряны.

Видимо, потеря капитала привела к тому, что Каржавину пришлось в Америке заниматься чем придется, в частности быть аптекарем. В одном из писем он писал: «Я потерял три года, два корабля и все, что имел в Новой Англии, более 20 раз в течение этого времени я рисковал жизнью». И с горечью добавлял: «…помни, что ты больше ничего, как несчастный аптекарь, и вари свои лекарства для храбрых людей, которые отомстят твоим врагам, англичанам, за твое разорение».

Одной из малоизвестных страниц биографии Каржавина является план посылки его конгрессом Соединенных Штатов со специальной дипломатической миссией в С.-Петербург.

Известно, что Каржавин был дружен с К. Беллини, профессором колледжа Вильяма и Мэри, близким другом Томаса Джефферсона. Поэтому вполне возможно, что Беллини в разговоре с Джефферсоном предложил кандидатуру Каржавина для этой миссии. Сведения на сей счет весьма скудны. Сам Каржавин писал об этом проекте родителям в Россию 1 сентября 1785 г.: «Лет тому 6 или 7 будет, как я жил на коште виргинского правительства месяцев 6 в Вильямсберге с намерением быть посланным к российской государыне от американского конгресса, с публичным характером, в то время как они отправляли доктора Франклина к королю французскому полномочным министром. Но обстоятельства военные, некоторые повороты в американских делах, памятование, что я был у Вас в немилости и страх российского министра Панина, ежели бы я, русский человек, послан был к своей государыне в публичном звании от иностранной короны и протчее, причинили мне предпочесть возвратиться на Мартинику на 74-пушечном французском корабле „Фандант“».

Возвращение на Мартинику не обошлось без происшествий: у входа в гавань французскому кораблю пришлось пробиваться с боем через линию английских кораблей. Каржавин пишет: «…сел на корабль, которым командовал маркиз де Водриоль, 25 января 1780 года в Малом Йорке и через 20 дней прибыл в Мартинику, претерпев при въезде в гавань пальбу целого англицкого флота».

С окончанием войны в Америке Ф. В. Каржавин опять вернулся в США и, как прежде, «обосновался в Виргинии». Сначала он жил в Смитфильде, позже поселился в «столице виргинской, городе Вильямсберге». По его собственным словам, «напоследок пробравшись до Виргинии, докторствовал там, купечествовал и был переводчиком языка англо-американского при канцелярии консульства французского».

Н. Н. Болховитинов отмечает, что в то время (как видно из письма Беллини к Каржавину от 1 марта 1788 г.) «в круг виргинских знакомых Ф. В. Каржавина входили такие известные лица, как будущий президент США Д. Мэдисон и один из наиболее просвещенных американцев того времени, профессор колледжа Вильяма и Мэри, Д. Уайз».

Вернувшись в Россию, Каржавин много писал о своих американских впечатлениях и о своем широком и многообразном круге знакомых. Нет сомнения в том, что его литературные труды в Америке, Франции и России способствовали пробуждению интереса этих стран друг к другу. Итак. Ф. В. Каржавин был первым русским человеком, который по собственной инициативе предпринял путешествие в Америку и прожил там значительный период времени как в годы Войны за независимость, так и после ее окончания.

Скончался Федор Васильевич Каржавин в возрасте 67 лет в 1812 г.

Меньше сведений о других русских подданных, подвизавшихся в Америке во время Войны за независимость. Известно, что в Филадельфии проживал аптекарь из Петербурга, по имени Карл Кист, прибывший туда из России еще до войны, в 1769 г. Как видно, в Филадельфии он преуспел и стал владельцем издательского дела. В американских источниках он упоминается как человек, который одним из первых заинтересовался использованием угля в качестве топлива. Процветая на деловом поприще, он едва ли принимал прямое участие в американской революции. Во всяком случае, мало что известно о его деятельности в те годы.

Веттер фон Розенталь в 1775 г. в возрасте 22 лет уехал из России в Америку, чтобы вступить в ряды революционной армии. Его военная карьера удалась: он получил чин майора и стал адъютантом Дж. Джексона и даже как будто познакомился с Дж. Вашингтоном. Фон Розенталю был присужден орден Цинциннати. После окончания войны он вернулся в Россию, где и умер в 1829 г.

Как было сказано, в дневнике Ф. В. Каржавина (запись от 29 мая 1782 г.) упоминается некий Захар Бобух из Ревеля, которого он встретил «среди немецких солдат в Америке». Опять-таки, по сведениям Каржавина, Бобух в свое время «выполнял для государыни Екатерины Вторые и для графов Орловых много алмазной работы на платье и был принужден вместо награждения бежать из России». Тот факт, что Бобух был в рядах немецких солдат, заставляет думать, что он принимал участие в американской войне скорее на стороне лоялистов, чем революционеров.

Упоминая имена русских, каким-то образом причастных к американской Войне за независимость или по какой-то причине живших в то время в Новом Свете, не лишне также отметить еще одного русского, прошедшего в те же годы через невероятные испытания и попавшего в Америку не по своему желанию и не по своей вине. Это нижегородский мещанин, купец 2-й гильдии Василий Баранщиков, который волею судьбы оказался жертвою датских рабовладельцев, похитивших его в Копенгагене в 1780 г. и отправивших в цепях в Америку. Баранщиков никакого участия в Войне за независимость не принимал, сначала был солдатом датских колониальных войск, затем — невольником на испанских плантациях о-ва Пуэрто-Рико. Высокий, статный, он приглянулся генеральше, жене губернатора Пуэрто-Рико. Она выкупила его с плантации и сделала своим крепостным, кухонным мужиком. Дальше жизнь Василия напоминает судьбу героев Шекспира. Губернаторша благоволит своему невольнику и через камеристку передает ему ключик от одного из укромных покоев дворца. Жизнь Василия после нескольких лет тяжелой неволи стала сплошной масленицей.

В конце концов он добивается свободы, получает испанский паспорт и, поступив матросом на генуэзскую бригантину, отправляется в Европу, ближе к дому. Около Алжира 1 января 1784 г. на бригантину нападают алжирские пираты, и Василий становится рабом в городе Хайфа, на палестинском берегу, без какой-либо надежды на освобождение.

Через некоторое время ему неожиданно удается бежать на греческом судне, «не выдержав печали об отечестве своем России, христианской вере и малолетних детях, незабвенно в сердце его обращавшихся». Василий Баранщиков добирается на этом корабле до Венеции, где добивается получения венецианского паспорта. Из Венеции он через Стамбул пытается добраться до России, но застревает в столице Оттоманской империи. Для безопасности, все еще обдумывая способы вернуться в Россию, Баранщиков по настоянию греческих друзей принимает мусульманство, имя Селим и даже становится янычаром султанской дворцовой стражи.

29 июня 1785 г. он дезертировал, с опасностью для жизни добрался до Дуная, с трудом перебрался через широкую реку, зорко охраняемую турецкой стражей, и через несколько дней оказался на берегу Днестра. Опять же с помощью добрых людей, на этот раз молдаван, он переправился через Днестр в местечке Сорока и оказался в Речи Посполитой.

Прошло несколько месяцев, прежде чем ему удалось наконец перейти русско-польскую границу около Киева и вернуться домой после вынужденного семилетнего отсутствия.

Интересно, что Василий Баранщиков был грамотным человеком и описал свои похождения, назвав книгу «Несчастные приключения Василия Баранщикова, мещанина Нижнего Новгорода, в трех частях света: в Америке, Азии и Европе с 1780 по 1787 годы». Она была издана в 1787 г. — в год возвращения Баранщикова и оказалась весьма популярной. Почти сразу же вышло второе издание, в следующем, 1788 г. — третье, а в 1793 г. — четвертое издание.

Таковы подвиги и похождения русских в Америке во время Войны за независимость США. Список, безусловно, не полный, и, вероятно, дальнейшие исторические изыскания откроют ряд еще неизвестных нам имен россиян, живших в Америке в те годы.

 

Две эскадры

С большим интересом прочел я обстоятельную статью Леонида Павлова «Русские друзья», появившуюся недавно на страницах «Нового русского слова», в которой он подробно рассказал о визите двух эскадр Российского флота в порты Нью-Йорка и Сан-Франциско в 1863 г. Из воспоминаний очевидцев этого события, приводимых автором, следует, что американцы восторженно и радушно принимали русских моряков, в их честь устраивались рауты и балы.

Ввиду важности этого события, точнее сказать, важного шага русского правительства, а также вследствие разноголосицы в его описаниях мне хотелось бы несколько раздвинуть рамки упомянутой статьи и уточнить некоторые факты, недостаточно ясно освещенные Л. Павловым. В первую очередь это касается вопроса о причинах и целях посылки эскадр в порты северных штатов.

«Более ста лет назад, — пишет Павлов. — в период гражданской войны в США, императорская Россия быстрым, решительным и смелым маневром вырвала инициативу из рук Англии и Франции, дала возможность северянам собрать и напрячь все свои силы и выиграть войну. Этим было сохранено единство нации и государства, которое существует благополучно и поныне».

Создается впечатление, что главной целью посылки эскадр было желание России оказать помощь северным штатам в их борьбе против южан и заодно выхватить инициативу из рук Англии и Франции, сочувствующих южным штатам. Так ли это было на самом деле?

На мой взгляд, чем дальше отодвигаются события 1863 г., чем больше накапливается исследований, тем шире круг сторонников той точки зрения, что Россия совершила смелый маневр, послав в помощь северным штатам обе эскадры на тот случай, если Англия и Франция выступят на стороне южан против северян.

В сборнике «Столетняя годовщина прихода русских эскадр в Америку (1863–1963)», выпущенном издательством «Виктор Камкин, Инк.» в 1963 г., вопрос о причинах и целях посылки эскадр был на основании документов подробно освещен. Сборник, кроме моей статьи, содержит статьи двух знатоков описываемых событий, историков А. Ф. Долгополова и А. Г. Тарсидзе. Укоренившиеся и, на мой взгляд, ошибочные мнения относительно целей прихода эскадр в Америку, возможно, объясняются тем, что все документы, в частности переписка участников событий, находились в недоступных архивах двух российских министерств — морского и иностранных дел Материалы этих архивов царским правительством никогда не публиковались. В результате версии базировались скорее на догадках, чем на фактах. Правительство же хранило молчание.

Вернемся, однако, к фактам. Чтобы выяснить позицию России, вернее, ее отношение к гражданской войне в Соединенных Штатах, обратимся к донесениям российского посланника в Вашингтоне Э. А. Стекля, в которых он выражал беспокойство в связи с возможностью разделения Североамериканского союза на два государства. Несмотря на симпатии к Северу, Россия в лице своего посланника 150 старалась придерживаться политики полного нейтралитета и невмешательства во внутренние дела заокеанской республики. Весьма осторожный Стекль доносил министру иностранных дел князю Горчакову: «В случае попытки Южной Конфедерации добиться признания… мне кажется, что наиболее соответствующий нашим интересам и нашему достоинству ответ, который мы могли бы дать, был бы следующий: мы признаем Южную Конфедерацию тотчас, как только она, конституировавшись, урегулирует свое положение по отношению к республике Севера путем установления постоянных дипломатических отношений…»

Несмотря на возможность признания Юга, Стекль, однако, убеждал министерство иностранных дел не торопиться. Он писал: «Нам не следует проявлять излишней поспешности по отношению к сецессионистам, так как для наших политических интересов желательно сохранение Союза».

Стекль старался быть совершенно нейтральным в обострявшемся конфликте, чтобы на Россию и тени подозрения не пало в сочувствии какой-нибудь из сторон. Его беспокоило, что в армии северян появились русские добровольцы. 9 сентября (28 августа) 1861 г. он доносил Горчакову: «Мне говорили, что среди солдат, расположенных лагерем в окрестностях Вашингтона, имеется несколько добровольцев, русских подданных. Среди офицеров находится Струве, который в 1848 году участвовал в германской революции, из газет я узнал также, что некий Турчанинов, бывший русский офицер, командует полком добровольцев штата Иллинойс… Не знаю, имеются ли наши подданные в Южной армии».

Горчаков, в той же мере боявшийся быть втянутым в гражданскую войну в Америке, писал Стеклю 8 марта (24 февраля) 1862 г.: «Существенно важно не давать даже повода предполагать, что императорский кабинет имеет благоприятное или неблагоприятное мнение в отношении той или другой из обеих сторон. Такая осторожность диктуется нам позицией, которую мы заняли и которую хотим сохранить. Для нас нет ни Севера, ни Юга, а есть Федеральный Союз, на расстройство которого мы смотрим с сожалением, разрушение которого мы наблюдаем с прискорбием. Мы проповедуем умеренность и примирение, но мы признаем в Соединенных Штатах только то правительство, которое находится в Вашингтоне».

По всей вероятности, нейтральное отношение России к американскому конфликту продолжалось бы все время независимо от результатов гражданской войны и никаких эскадр в Америку не было бы послано, если бы в России в 1863 г. не вспыхнуло польское восстание, изменившее политическую ситуацию и международную обстановку. В результате восстания отношения России с Англией и Францией катастрофически ухудшились. Россия оказалась на грани новой войны с этими странами. И вот тут мы подходим к истинным причинам отправки эскадр в порты Соединенных Штатов.

События развивались следующим образом. 22 января 1863 г. в Варшаве началось восстание, и в течение каких-нибудь двух месяцев вся русская Польша была объята его пламенем. Эти события оказались благоприятны для Англии и Франции, чтобы вмешаться в русские дела на стороне поляков. Пропольские симпатии были особенно очевидны во Франции, и восстание явилось поводом для императора Наполеона III послать письмо русскому императору Александру II с требованием восстановления независимого Польского королевства. Александр II, как и следовало ожидать, с негодованием отверг оскорбительное вмешательство Наполеона во внутренние дела России, в ответ на что Наполеон предложил Англии и Австрии немедленно объявить ей войну (Пруссия отказалась). Англия решила действовать более осторожно и произвести нажим на Россию дипломатическим путем. В апреле 1863 г. российскому правительству были направлены ноты, содержавшие требование разрешить польский вопрос конгломератом трех стран — Францией, Англией и Австрией, которое им было отвергнут. За этим в июне того же года последовали ноты почти ультимативного характера. Нависла угроза неминуемой войны.

Англия и Франция попытались привлечь на свою сторону Соединенные Штаты, чтобы выступить с объединенной декларацией западных держав по польскому вопросу. Вашингтонский кабинет, однако, отклонил это предложение, так же как русское правительство отклонило подобные дипломатические ходы по вопросу о вмешательстве в конфликт между Севером и Югом. Стекль известил Горчакова о полученной им «конфиденциальной» информации от Государственного секретаря о том, что наполеон делал предложения американскому правительству, требуя его поддержки в дипломатическом нажиме на Россию со стороны трех держав. Согласно Стеклю, Сьюард заявил: «Это просьба, на которую мы в любом бы случае не согласились, тем более она не может подлежать обсуждению сейчас, когда собственные дела дают нам достаточно затруднений. В тот момент, когда отвергнута, как мы знаем, идея вмешательства в наши внутренние разногласия, по какому праву мы могли бы вмешиваться в дела других государств?» Император Александр, довольный подобным ответом Сьюарда, сделал пометку на письме Стекля: «Браво!»

Каковы же тогда были истинные причины посылки двух русских эскадр в американские порты? Документы военного министерства и министерства иностранных дел дают картину, отличную от той, которую рисовали в последние годы американские историки. Очевидно, что появление эскадр не было результатом ни опасений потерять их в русских портах в случае войны, ни исключительным желанием оказать помощь северянам. Хотя ясно и то, что в результате польского восстания Россия оказалась в невыгодном положении и в любой момент могла ожидать атаки объединенных сил противников.

Поэтому император Александр II остановился на смелом решении, подсказанном ему управляющим морским министерством Н. К. Краббе, «разрешить» польский вопрос в его международном значении так, как того требовало достоинство России, т. е. принудить державы немедленно отказаться от вмешательства в русские дела и возложить эту задачу на русский флот, которому надлежало осуществить ее у берегов Америки. Адмирал Краббе считал, что русский Балтийский флот слабее соединенных англо-французских морских сил и поэтому 152 бессилен воевать против них на Балтийском море. В таком же положении были русские морские силы в Тихом океане. Он пришел к убеждению, что лучший выход — это использовать флот «для демонстрации против Англии в самом чувствительном нерве се политики — морской торговле; для этого следовало воспользоваться междоусобной американской войной, с тем чтобы демонстрация, враждебная Англии, была в то же время демонстрацией, дружественной в отношении Северных Штатов».

Выход обеих русских эскадр на просторы океанов поставит их в выгодное тактическое положение, так-как в случае объявления войны все торговые коммуникации Англии и отчасти Франции окажутся под угрозой. «Политическое значение задуманной экспедиции оценивалось в том смысле, что из положения угрожаемого Россия сразу становилась в угрожающее». Из опасения многомиллионных убытков и полного расстройства торговли Англия должна была, по мысли Краббе, немедленно отказаться от совместного выступления с Наполеоном. Наполеон же не решится выступить только с Австрией, без поддержки Англии.

Секретные инструкции адмирала Краббе, посылаемые им командующему Атлантической эскадрой контр-адмиралу Лесовскому, как отмечалось, никогда не публиковались. Между тем в параграфе третьем этих инструкций ясно говорилось: «…в случае предвидимой ныне войны с западными державами действовать всеми возможными и доступными вам средствами против наших противников, нанося посредством отдельных крейсеров наичувствительнейший вред и урон неприятельской торговле или делая нападения всею эскадрою на слабые и малозащищенные места неприятельских колоний».

Контр- адмирал С. С. Лесов ский

Подобные же инструкции были отправлены командующему Тихоокеанской эскадрой контр-адмиралу Попову. И хотя пресса в то время уделяла много внимания Атлантической эскадре адмирала Лесовского, нам кажется, что адмирал Попов, командовавший Тихоокеанской эскадрой, был более колоритной фигурой. Попов проявил необычайную энергию, если не сказать прозорливость, в боевой подготовке своей эскадры за очень короткий промежуток времени — с момента назначения его командующим Тихоокеанской эскадрой в 1861 г. и до прихода эскадры в Сан-Франциско в октябре 1863 г.

Ввиду того что отношения России с Францией и Англией в то время были очень напряженными, адмиралу Попову была предоставлена полная свобода действий. Ему были даны инструкции лишь общего характера, например: отправлять отдельные суда для сбора сведений «о всех английских, французских, голландских и датских колониях Тихого океана с подробным описанием степени их важности как мест снабжения для судов их флотов, и с указанием на те слабые стороны, с которых возможно им при удобном случае нанести с малыми силами значительный вред».

Когда адмирал Попов после плавания в южных морях Тихого океана посетил в мае 1863 г. Шанхай, то обнаружил, что местные газеты полны рассказов о польском восстании, кроме того, в них высказывались предположения о неминуемой войне с Россией. Он немедленно перенес свой фланг на клипер «Гайдамак» и вышел на нем в северный японский порт Хакодате, приказав идти туда же корветам «Новик» и «Калсвала», еще он отправил распоряжение всем судам своей эскадры покинуть китайские порты и собраться там же.

Контр-адмирал А. А. Попов

Адмирал Попов прекрасно понимал, что «раньше, чем до отдельных русских судов дошло бы известие о начале войны, противники могли напасть на них в любом китайском или японском порту», поскольку телеграфная связь находилась в руках англичан.

Прибыв в Николаевск-на-Амуре 8 июля 1863 г., Попов получил новые инструкции от адмирала Краббе, тот писал, что международная обстановка, осложнившаяся вследствие мятежа в Польше, вызывает необходимость принять меры, нужные для того, чтобы Попов «мог по получении известия об открытии военных действий направить свои суда на уязвимые места неприятельских владений, а также для нанесения противникам вреда на торговых путях сообщения».

Из этой депеши ясно, что инструкции Краббе были конкретными: нанести удар по линиям торговых путей предполагаемого противника. В заключение своей депеши адмирал Краббе писал: «Политический горизонт настолько покрыт тучами… при могущих быть военных действиях вы не упустите нанести вред неприятелю везде, где это окажется возможным… с честью поддержите достоинство Русского флага на славу Государя и отечества».

Интересно то, что в инструкциях управляющего морским министерством ничего не говорилось об отправке эскадры в Сан-Франциско. Адмирал Краббе только предписывал сконцентрировать эскадру в подходящем порту и с началом военных действий немедленно выступить против неприятельских путей сообщения. Решение пойти в Сан-Франциско и сконцентрировать там свою эскадру было принято адмиралом Поповым единолично. Он так писал адмиралу Краббе в докладе 3 августа: «Я принял такое решение потому, что не имею здесь других указаний, кроме собственных своих соображений, которые мне говорят, что наши дальневосточные порты неудобны для сосредоточения, так как не представляют никаких способов ни для продовольствия эскадры, ни для необходимых исправлений. И следовательно, в случае даже своевременного получения известия о войне я, вместо того чтобы выбежать с полными запасами и совершенно исправными судами, отчего наиболее зависит успех наших действий, принужден буду выйти в море в таком состоянии, которое заставит нас искать не успехов, а пропитания, не борьбы с неприятелем, а широт, обещающих спокойное плавание. Кроме того, наши порты почтовых сообщений не имеют, а следовательно, я должен буду держать одно из судов в Шанхае, откуда оно, наверное, не будет выпущено англичанами, потому что они, как я уже доносил, могут воспользоваться Бомбейскою почтою и телеграфом до Калькутты, а оттуда военными судами. Таким образом, англичане могут получить необходимые известия, по крайней мере, на две и даже на три недели ранее нас…

Испанские, португальские и голландские колонии представляют нам не более удобные ручательства за успех нашей задачи… Республики Центральной и Южной Америки, разумеется, не осмелятся выгнать нас из своих портов, хотя они и наводнены поляками. Зато они, как и Мексика, не помешают ни французам, ни англичанам наблюдать за нашей эскадрой на своих рейдах.

Таким образом, остаются С.-А. Соединенные Штаты, которым Англия и Франция надоели своими вмешательствами».

Эти соображения привели адмирала Попова к решению пойти в Сан-Франциско, где он мог пользоваться услугами телеграфа для проведения в жизнь своего плана.

Что касается Атлантической эскадры контр-адмирала Лесовского, то ему в секретных инструкциях было предписано отправиться в Нью-Йорк. Инструкции, в общем, были идентичны с теми, которые были посланы адмиралу Попову. В уже цитировавшемся третьем параграфе инструкций говорилось: «Цель отправления вверяемой вашему начальству эскадры состоит в том, чтобы в случае предвидимой ныне войны с западными державами действовать…» и т. д.

Как видно из этих инструкций, посылка эскадры в Америку была сделана не с целью ее спасения от врагов, а для того, чтобы «поставить ее в условия, наиболее благоприятные для открытия военных действий с максимальной энергией и продуктивностью против Англии и Франции».

Наиболее серьезной проблемой было снабжение эскадры боеприпасами в случае военных действий, когда эскадра должна была курсировать в бесконечных просторах океана. Для подготовки снабжения эскадры во время войны в Вашингтон был послан капитан 2-го ранга Кроун.

В инструкции адмиралу Лесовскому подробно говорилось о снабжении судов эскадры запасами продовольствия в случае войны. Адмирал Лесовский должен был разработать подробный план для «рандеву» судов эскадры с коммерческими кораблями, зафрахтованными для доставки продовольствия. Опять-таки возвращаемся к конфиденциальным инструкциям. Параграф 9 инструкций гласил: «Для принятия мер к обеспечению эскадры своевременным снабжением ее необходимыми запасами продовольствия командируется в Америку капитан 2-го ранга Кроун, который, по соглашению с вами, распорядится, при содействии нашего посланника в Вашингтоне, доставлением всего нужного на условленные рандеву в назначенные сроки. Опытность и испытанная распорядительность этого штаб-офицера могут служить ручательством, что эта важная сторона вверяемого вам дела будет исполнена вполне удовлетворительно».

На основании всего сказанного выше можно с уверенностью утверждать, что военные корабли Балтийского флота были отправлены в Америку не потому, что морское министерство хотело спасти их в американских портах в случае войны, наоборот, этот шаг был вызван желанием нанести максимальный ущерб торговым путям предполагаемого противника. Прибытие русских эскадр в американские порты вызвало крушение англо-французской коалиции, созданной с целью вмешательства на стороне восставших поляков в дела России, помешало им формально признать Южную Конфедерацию в Америке.

 

Русские в гражданской войне в США

 

Генерал Турчанинов (Турчин)

Более ста лет прошло со времени гражданской войны в Соединенных Штатах. Судьба страны висела на волоске. Предвиделась возможность распадения государства на две страны — свободный Север и рабовладельческий Юг. Кровопролитная война закончилась победой Севера. Соединенные Штаты остались соединенными ценой страшных человеческих потерь и экономического разорения Юга. В этой междоусобной борьбе на стороне свободного Севера участвовало много европейцев-добровольцев и среди них немало русских. Знаток этой темы покойный историк А. Ф. Долл (Долгополов) писал, что в рядах армии северян сражалось более ста русских волонтеров. История сохранила мало имен, одно из них — полковник генерального штаба Иван Васильевич Турчанинов, известный в Америке под фамилией Турчин, один из немногих иностранцев в американской армии заслуживший генеральский чин.

Ныне о гражданской войне опубликованы многочисленные исследования. Иван Турчин привлек внимание историков главным образом благодаря его исключительным организаторским способностям и воинской доблести. Заинтересовались Турчиным не только американские, но и советские историки — в основном писатели. В Советском Союзе о нем написаны по меньшей мере четыре книги, не говоря уже о статьях и очерках.

Иван Васильевич Турчанинов (Турчин)

(из коллекции Е. А. Александрова)

В 1971 г. в Нью-Йорке вышла книга Ореста Городиського «Генерал Иван В. Турчин — особистый приятель президента Линкольна». Книга написана на украинском языке; Турчина автор считает украинцем.

Имеющаяся литература, хотя она и не очень объемиста, дает нам возможность теперь, через 90 лет после его смерти, возобновить память об этом необычайном человеке и перенестись мысленно в тот судьбоносный период в истории США, с которым была связана жизнь И. В. Турчанинова.

Терпеливый исследователь, изучающий жизнь и деятельность этого русского офицера, неожиданно покинувшего Россию в середине прошлого столетия и отправившегося в молодую заокеанскую республику, неминуемо станет задавать себе вопрос, ответа на который до сих пор не найдено. Что побудило или заставило молодого, подающего надежды офицера (уже в чине гвардии полковника), воспитанника Академии Генерального штаба, перед которым открывалась блестящая карьера, вдруг подать в отставку, уехать за границу, чтобы никогда уже не вернуться в Россию.

И. В. Турчанинов покинул Россию в 1856 г., т. е. вскоре после кончины императора Николая I. Вся его сознательная жизнь, ученье и военная служба проходили в годы царствования Николая I. Советские историки и писатели, оценивая правление Николая I как деспотическое, предполагают, что Турчанинов увлекся либеральными идеями, поэтому перебрался в Англию, где первым делом посетил Герцена. Это было время, когда Европа содрогалась от последствий революционных событий 1848 г. и венгерского восстания, в подавлении которого молодой Турчанинов принимал участие.

Однако был ли он заражен революционным духом, неизвестно, никаких доказательств тому нет. Он никогда и нигде не писал и не говорил о своем увлечении революционными идеями, но либералом он мог быть. Даже если Турчанинов относился неприязненно к правлению Николая I, то почему он эмигрировал после смерти императора и по вступлении на престол Александра II, от которого ожидали больших перемен? Конечно, какой-то элемент разочарования и неудовлетворенности был. Возможно, что дух некоторого либерализма присутствовал, если Турчанинов нашел нужным навестить в Лондоне Герцена и познакомиться с ним. В любом случае нельзя твердо утверждать, что Турчанинов был во власти революционных идей и это заставило его покинуть Россию. Скорее это был дух авантюризма, в его лучшей форме, желание принять участие в строительстве нового молодого государства. Кем, в сущности, был Турчанинов? Никаких темных страниц в истории его военной карьеры не было: его репутация была безукоризненна. Теперь через 135 лет, прошедших с момента принятия им решения, в корне изменившего его судьбу, мы задаемся вопросом, было ли это решение благоразумным? И ответ напрашивается сам собой. Турчанинов вписал свое имя в американскую историю, имя его, вероятно, никогда не забудется, и мы, его соотечественники, всегда будем гордиться «нашим» американским генералом.

Если бы Турчанинов остался в России, нет никакого сомнения в том, что он своими талантами принес был неоценимую пользу своей стране, но… в России были десятки таких одаренных людей, делавших «блестящую карьеру». Вероятно, все они в конце концов закончили свой земной путь парадными похоронами с военными, духовыми оркестрами, игравшими «Коль Славен» и похоронные марши. Имена их с годами забылись и исчезли из народной памяти. С другой стороны, Турчанинов, отказавшийся от карьеры и избравший иной путь, прославился в новой стране и обессмертил свое имя.

Попробуем проследить жизненный путь этого необыкновенного человека.

Родился Иван Васильевич Турчанинов в городе Новочеркасске (обл. Войска Донского) в 1822 г. в семье отставного офицера. Исторические изыскания приводят две даты его рождения: 24 декабря и 30 января. Неизвестно, какая из них правильная, но проф. А. Парри указывает в одной из своих статей, что на могильном памятнике Турчанинова значится дата рождения 24 декабря 1822 г. Советские источники, такие, как «Красная звезда», «Литературное наследство» и другие, считают датой рождения 30 января 1822 г.

Насколько можно установить из семейной хроники нынешних потомков Турчаниновых, род их ведет свое начало от кошевого Запорожской Сечи Салтана, принявшего православие и новое имя — Павел Турчанинов.

Дед Ивана, Петр Турчанинов, участвовал в войне с турками в 1770 г., и за отвагу и решимость в боях был отмечен главнокомандующим русской армией, фельдмаршалом Румянцевым, который произвел его в офицерский чин. Одновременно Румянцев обратился к императрице с просьбой даровать Турчанинову дворянское звание, и эта просьба была удовлетворена. Таким образом, дворянский род Турчаниновых ведет свое начало от Петра Турчанинова, жившего в царствование императрицы Екатерины II.

Из детей Петра Турчанинова известны двое: Павел Петрович (1725–1839), достигший высокого чина (генерал-лейтенанта), соратник Кутузова, с которым он участвовал в русско-турецкой войне 1806–1812 гг. и в Отечественной войне 1812–1814 гг., и Василий Петрович, рано прервавший военную карьеру и вышедший в отставку в чине войскового старшины. Василий Турчанинов поселился в области Войска Донского, в городе Новочеркасске.

Иван Васильевич Турчанинов, будущий американский генерал, пошел по стопам остальных Турчаниновых — избрал военную карьеру. Свое образование он начал в Первом кадетском корпусе в Петербурге, куда поступил в десятилетнем возрасте в 1832 г. Через три года его перевели в Войсковую классическую гимназию в Новочеркасске.

По окончании гимназии Иван Турчанинов поступил в Михайловское артиллерийское училище, которое закончил в 1843 г. По получении первого офицерского чина Турчанинов был назначен в батарею конной артиллерии Войска Донского в Новочеркасске, где прослужил до 1848 г.

События в Венгрии в 1838–1849 гг. были первым испытанием для молодого офицера на полях сражений. Это испытание он выдерживает с честью и по возвращении поступает, пройдя по конкурсу, в Академию Генерального штаба, которую заканчивает с серебряной медалью в 1858 г. В чине секунд-майора Турчанинов назначается в свиту цесаревича Александра Николаевича, будущего императора Александра II, в то время командовавшего императорской гвардией.

Там Турчанинова застала Крымская кампания, во время которой ему как офицеру Генерального штаба было дано ответственное поручение произвести детальное обследование побережья Балтийского моря (Финского залива) от Нарвы до Петербурга, для того чтобы разработать систему обороны побережья от возможного нападения английского флота и высадки десанта. Это поручение было им прекрасно выполнено. Турчанинов получил повышение — был произведен в чин гвардии полковника.

В 1855 г. отдельный гвардейский корпус был переведен в Польшу, и полковник Турчанинов был направлен туда на должность начальника штаба корпуса. В Польше он женился на Надежде Антоновне Львовой, а через несколько месяцев неожиданно подал в отставку и летом 1856 г. вместе с молодой женой покинул Россию.

Как уже говорилось, Турчанинов отправился в Англию, где посетил Герцена. Насколько известно, Герцен нигде не упоминал об этом знакомстве — возможно потому, что у них не нашлось общности во взглядах. Об этой встрече известно из письма к Герцену самого Турчанинова, написанного им из Америки только через три года после встречи (в марте 1859 г.) из города Магтуна, штат Иллинойс. К этом периоду у Турчанинова уже прошла горечь первых лет жизни на Восточном побережье Америки. Один из советских авторов, Д. И. Заславский, писавший в «Литературном наследстве» (1955), отмечал, что у Турчанинова было представление об Америке как «о стране безграничных незанятых земель, баснословного плодородия, легкой возможности стать хозяином на своем участке, как о стране свободы и равенства…». И дальше Заславский пишет: «И русский искатель социальной справедливости, сбросивший с себя мундир гвардейского полковника царской армии, отправился за океан в „обетованную землю буржуазной демократии“». Заславский, однако, признает, что Турчанинов не был революционно настроенным человеком, а, наоборот, считает, что тот был во власти «буржуазных иллюзий».

Американский период жизни Турчанинова начался в Нью-Йорке, куда он прибыл в августе 1856 г. Вскоре Турчаниновы перебрались на ферму. Они приобрели участок земли с домом на Лонг-Айленде, где пытались заняться сельским хозяйством.

Через год в стране разразился экономический кризис, и доморощенные фермеры лишились участка и всех своих средств. К этому же времени относится и решение Турчанинова переменить свою труднопроизносимую фамилию на «Турчин». Теперь он стал Джон Базиль Турчин.

После неудачи с фермой Турчины переселились в Филадельфию, где начали учиться: Иван Турчин поступил в инженерное училище, которое вскоре успешно закончил, а его жена Надежда Антоновна (Надин) — в филадельфийское медицинское училище.

Их тянуло на Запад, в обширные, девственные прерии, где они надеялись найти применение своим способностям. В 1858 г. Турчины отправились на Запад, где поселились в городе Маттун, в штате Иллинойс. Город был очень маленький всего 150 домов. Здесь Турчины прижились. И. В. Турчину удалось устроиться архитектором. Он стал принимать активное участие в политических делах, вступил в республиканскую партию.

Письма к Герцену относятся к этому периоду, их обнаружено всего два: одно от самого Турчина, другое — от Надин.

Иван Васильевич начинает свое письмо к Герцену так: «Назад тому почти три года — это было, если не ошибаюсь, в начале июня, когда только что кончилась Крымская война и Его Величество изволил собираться короноваться, — к Вам явился в Лондоне гвардейского Генерального штаба полковник Турчанинов; это был я. Как ни коротко было наше знакомство, но мое желание видеть Вас лично, чтобы в наружности Вашей прочесть — те ли действительно Вы, что мне мерещилось, когда я читал Ваши сочинения, было удовлетворено». Письмо длинное. В нем Турчанинов описывал свои первые впечатления об Америке, разочарования, неудачи, но тем не менее отмечал: «Что касается до меня лично, то я за одно благодарю Америку: она помогла мне убить наповал барские предрассудки и низвела меня на степень обыкновенного смертного; я переродился — никакая работа, никакой труд для меня не страшен; никакое положение не пугает; мне все равно, пашу ли я землю и вожу навоз или сижу с великими учеными новой земли в богатом кабинете и толкую об астрономии».

Дальше он пишет о своих неудачах: «До сих пор мне не очень везет здесь, но я не в претензии на судьбу, я искал этого сам. Я имел под Нью-Йорком маленькую ферму, на которой, несмотря на все мои усилия, не мог жить: искал места по геодезическим работам и береговой государственной съемке — не успел; на эти вещи здесь более чем где-нибудь нужна протекция какой-нибудь личности, а не мемуаров, с которыми я явился! Живу теперь чертежами и рисунками, я отличный чертежник и хороший портретист и вообще рисовальщик и от нужды обеспечен». И дальше: «Я хочу приобресть право называться гражданином Северо-Американских Соединенных Штатов, чтоб иметь ярлык на некоторую безопасность в только свободной Западной Европе, и тогда посмотрю, что делать».

Как видно, Турчин занимался и литературными трудами. В том же письме Герцену он пишет следующее: «Считая человеческим правом не только не зарывать талант, какой есть, в землю, но смело и громко развивать идеи справедливости, свободы и личной независимости, я посылаю Вам две из пьес, написанных мною здесь, для напечатания в Вашем журнале. Когда будете писать, уведомьте, понравятся ли они Вам, и тогда я могу переслать Вам еще кое-что».

Турчин также писал Герцену о том, что у его жены есть определенный талант писательницы, и обращался к Герцену с просьбой помочь ей опубликовать ее повесть на французском языке: «Моя жена, которая имеет несомненный и сильный талант писателя, начала ряд повестей на французском языке; она владеет им прекрасно… Стала писать по-французски из расчета, ибо французскую повесть можно продать; сюжетом взяты сцены из русской жизни и положение современной женщины… Объемом повесть эта будет равна двум книжкам, таким, как Ваша книжка „С того берега“».

Надин Турчина в своем письме очень критически отзывается об американских женщинах, которых ей пришлось наблюдать. Об этих первых впечатлениях она пишет: «Американская женщина, принадлежащая к высшей „респектабельности“ — тщеславнейшее, надменнейшее и пустейшее создание. Наряды, чванство, желание блеснуть, сыграть роль принцессы, леди — идеал ее жизни; нигде роскошь туалетов не доведена до такого бессмысленного излишества, нигде так открыто и нагло не кланяются деньгам».

Но критический ум Н. Турчиной находит в Америке и другое: «…несмотря на глупое направление высшего класса и глупую обезьянническую подражательность низшего, тянущегося изо всех жил за „модой“ и „респектабельностью“, здесь встречаются вещи удивительные, делающие глубокое впечатление… К этим явлениям… принадлежит известная Люси Стоун, которую разные благонамеренные журналы в Европе и здесь стараются выставить с такой глупосмешной стороны. К ним же принадлежат два маленькие училища для женщин-докторов, заведенные несколько лет тому назад: одно в Филадельфии, а другое в Бостоне». Н. Турчина с восторгом отзывается о девушках-медичках, посвятивших себя врачебной профессии перед лицом оппозиции со стороны врачей-мужчин. И конечно, она восторгается американской свободой: «Вообще свобода на деле великая вещь! Несмотря на корыстолюбивое направление и тупоумную надменность „янки“, здесь встречаются вещи, способные укрепить веру в возможность и необходимость Самоуправления». К сожалению, конец письма Н. Турчиной не был обнаружен.

На этом след Турчиных потерялся до начала гражданской войны, во время которой Турчин нашел применение своей военной профессии и в горниле страшной войны увековечил свое имя и приобрел славу. В 1859 г. Турчин покинул тихий Маттун и переселился в другой, молодой, но быстро растущий город, Чикаго, где ему было предложено место инженера-топографа на Иллинойской центральной железной дороге с жалованьем, обеспечивавшим нормальные жизненные условия. Надежда Антоновна нашла работу врача.

Судьба решила так, что Турчин, проработав на железной дороге в Чикаго два года, познакомился с людьми, которые впоследствии сыграли большую роль в его военной карьере. Прежде всего, он познакомился с вице-президентом Иллинойской железнодорожной компании Дж. Б. Макклелланом, а затем с адвокатом из Спрингфильда Авраамом Линкольном.

В начале гражданской войны Дж. Б. Макклеллан в чине генерал-майрона был назначен на пост главнокомандующего армиями Севера. Может быть, уместно и интересно отметить, что Макклеллан еще в 1855 г. посылался в Россию военным департаментом США, чтобы изучить на месте опыт, накопленный за время Крымской кампании. Позже место генерала Макклеллана занял генерал Натаниэль Банкс. Оба генерала с большим интересом обсуждали с Турчиным многие насущные проблемы военного дела. Оба генерала позже играли заметную роль в военных операциях во время гражданской войны, а Линкольн, как известно, стал президентом страны.

В апреле 1861 г. раздались первые выстрелы, начавшие кровопролитную гражданскую войну. Президент Линкольн обратился к жителям Севера с просьбой вступать добровольцами в армию. Натаниэль Банкс сразу был принят на военную службу в чине генерал-майора. Иван Турчин также предложил свои услуги в качестве военного эксперта губернатору штата Иллинойс.

В июне 1861 г. добровольцы Иллинойса, укомплектовавшие два Иллинойских полка, 19-й и 21-й, решили провести выборы своих ротных и полковых командиров. На пост командира 19-го полка были выставлены две кандидатуры: Турчина и бывшего армейского капитана Улисса Гранта. Грант ничем особенно не выделялся, и добровольцы 19-го полка предпочли ему «дикого казака» Турчина — он должен был заменить молодого и неопытного 22-летнего командира Джозефа Скотта, который был более чем доволен сложить с себя обязанности и сделаться помощником командира полка в чине подполковника. Новому командиру было присвоено звание полковника армии Соединенных Штатов. Капитан Грант тоже был избран на пост командира полка, 21-го Иллинойского, и тоже стал полковником. Впоследствии, как известно, Улисс Грант прославился, командовал армией, а после войны стал 18-м президентом страны.

С этого времени начинается увлекательная история военной карьеры Ивана Турчина в армии северян. Вместе с ним пошла в армию и его жена Надежда Антоновна, ставшая сестрой милосердия в полку мужа.

* * *

Военная карьера Ивана Турчина в Америке началась, в сущности, так же, как карьера его деда, выбранного когда-то на должность кошевого в Запорожской Сечи. 19-й полк состоял из более чем тысячи человек. Главным образом это были сыновья из зажиточных чикагских семей, среди них небольшой процент составляли фермеры, пошедшие в армию, чтобы наказать «бунтовщиков» южан. Дисциплина в полку была слабая, вернее, ее просто не было. Турчин сразу принял энергичные меры по усилению не только дисциплины, но и боевых качеств полка. Прекрасно зная демократические нравы добровольцев, граждан Иллинойса, он стал действовать уговорами, обещая создать из разношерстной толпы банковских и прочих клерков в военной форме сплоченный и дисциплинированный боевой полк. И это ему удалось! Главным образом он научил своих солдат умелому, «русскому» штыковому бою.

Позже, когда полк Турчина стоял в городе Элизабеттауне, штат Кентукки, в расположение полка неожиданно прибыл командир дивизии, бригадный генерал Дон Карлос Бьюэлл, устроивший смотр полка. Генерал был несказанно поражен воинским духом, дисциплиной и боевыми качествами солдат. Вкорс после этого посещения генерал повысил Турчина по службе, дав под его команду бригаду из четырех полков, хотя Турчин все еще был полковником.

Однако… вернемся назад, к описанию деятельности Турчина в хронологическом порядке. Карьера Турчина не была легкой. Человек военный до мозга костей, заботившийся прежде всего о благополучии своих солдат, Турчин довольно часто имел столкновения с так называемыми штатскими генералами — банкирами и торговцами, надевшими военную форму. Эти столкновения не прибавляли ему популярности…

Первое столкновение произошло вскоре после его назначения командиром полка. После месячной подготовки в Чикаго полк был отправлен в штат Миссури для охраны железной дороги от нападений небольших групп южан. Многие жители Миссури сочувствовали южанам и по некоторым сведениям на всякий случай припрятывали у себя дома флаги конфедератов.

Доставка снаряжения и продуктов 19-му полку еще не была налажена, поступали жалобы, что солдаты крадут продовольствие у местных жителей. Командир бригады Стивен А. Хэрлбэт написал Турчину резкое письмо, осуждая поведение его солдат. Турчин ответил, что не поведет свой полк в бой, если не будет налажена доставка провианта. Полку был отдан приказ вернуться в Иллинойс. После этого полк некоторое время стоял в Сент-Луисе.

Все это были еще предварительные операции и передвижения, нечто вроде военной подготовки. И только в середине сентября наконец был получен приказ отправиться в штат Виргиния и присоединиться там к действующей армии Потомака, уже имевшей столкновения с армией южан. 19-й полк срочно погрузился в вагоны и двумя эшелонами направился по железной дороге к месту назначения.

В роковой день 17 сентября оба эшелона подошли к деревянному мосту через речку Биверкрик в штате Индиана. Первый поезде пятью ротами полка благополучно миновал мост. Затем двинулся второй поезд, с остальной половиной полка и штабом. В одном из вагонов был полковник Турчин с женой и другими полковыми дамами. В тот момент, когда поезд въехал на мост, раздался страшный грохот — опоры моста не выдержали, подломились и часть вагонов рухнула вниз. Всего упало в воду шесть вагонов. Вагон с Турчиными остался на мосту.

Уцелевшие офицеры во главе с Турчиным кинулись спасать пострадавших. Дамы перевязывали раненых. На бинты рвали свои нижние юбки.

На следующий день в городе Цинтиннати Турчин подсчитал свои потери и ужаснулся: погибло 25 человек, включая одного офицера — капитана, и 114 ранено. Позже, по окончании войны, Турчин говорил, что ни в одном сражении он не потерял столько людей, как в этой катастрофе на мосту через Бивер-крик.

Вместо отправки на фронт полк был возвращен обратно и для пополнения отправлен в штат Кентукки. Здесь, в городе Элизабеттаун, полк получил пополнение. По сведениям проф. А. Парри, здесь в полк вступил новый доброволец русского происхождения Александр Смирнов, приехавший сюда из города Оттавы специально, чтобы служить под командой соотечественника, уже известного в армии полковника Турчина.

Как было отмечено выше, в Элизабеттауне был устроен смотр полку генералом Дон Карлосом Бьюэллом, только что назначенным командовать армией вместо генерала Уильяма Шермана, получившего повышение. После смотра Турчин стал командиром 8-й бригады Армии Огайо, в составе дивизии генерал-майора Ормсби М. Митчелла. Эта бригада состояла из четырех полков: 19-го и 24-го Иллинойских, 18-го Огайского и 37-го Индианского. Бригада находилась в Кентукки до февраля 1862 г., до того, как был отдан приказ Армии Огайо выступить против южан.

Здесь интересно отметить, каким было отношение русских властей к участию русских добровольцев в американской гражданской войне. Выше уже говорилось о донесении посланника Стекля на этот счет. 12(24) февраля он снова писал в Петербург, что в армии Севера сражается «русский офицер, некий Турчанинов, который, как он полагает, покинул Россию без разрешения… Здесь не место офицеру, который имел честь служить под знаменами нашего августейшего монарха». Горчаков на этом донесении приписал: «Нет, конечно».

Между тем с назначением полковника Турчина командиром 8-й бригады против него начались интриги среди обойденных сослуживцев. Стали искать случай придраться к нему. Стали требовать удаления из армии Надин Турчиной. Присутствие женщины на боевых позициях считалось недопустимым, несмотря на то, что Турчина числилась в бригаде военным врачом.

Все это время бригада Турчина находилась на передовых линиях и стремительно наступала в авангарде армии генерала Бьюэлла. Наступление было настолько энергичным, что уже к концу февраля 1862 г. Армия Огайо с бригадой Турчина во главе ворвалась в штат Теннесси и захватила его столицу Нашвилл.

В апреле, когда армия генерала Гранта и Бьюэлла сражались около города Шило, бригаде Турчина был отдан приказ прорваться в Алабаму и захватить город Хантсвилл. Это задание было блестяще выполнено бригадой. Хантсвилл, расположенный на стыке железной дороги, связывающей города Мемфис и Чарльстон, был захвачен и линии коммуникации южан оказались перерезанными. Действия Турчина получили высокую оценку высшего командования, он справедливо ожидал повышения в чине. Но в это время случились события, повредившие его военной карьере.

Турчин оставил один из своих полков, 18-й Огайский, для охраны небольшого города Атенс (Афины). В мае конный отряд южан совершил внезапный набег на городок и жестоко расправился с солдатами 18-го полка, не ожидавшими нападения. Мятежники не брали пленных и перебили всех северян, попавших к ним в руки.

Полковник Турчин, получив сведения о кровавой расправе над солдатами его полка, поспешил в Атенс, чтобы произвести расследование. Там он получил сведения, что жители города, сочувствовавшие конфедератом, стреляли в северян из окон домов. Турчин якобы разъярился и отдал город на расправу своим солдатам. Что там произошло, точно неизвестно. Исследователи приводят различные версии. Известно только, что жители города пострадали.

А. Ф. Степанов пишет о налете южан на город: «Атака была отбита, но многие вероломные жители города пострадали от рук разъяренных солдат 18-го Огайского полка». В таком же духе пишет Джеймс А. Трайкл. «Полковник взорвался: „Я закрываю глаза на два часа“, — провозгласил он и отдал город в полное распоряжение своих солдат». Проф. Парри также отмечает, что «были эксцессы со стороны чинов бригады», но в то же время считает, что сообщения об актах мести бригадой Турчина очень преувеличены. И наконец, один из советских исследователей, Д. И. Заславский, пишет следующее: «Сражение при городе Афины (Алабама) носило особенно жестокий характер. На зверства южан солдаты Турчанинова ответили беспощадной расправой. Это дало повод обвинить Турчанинова в жестокости».

Начальник дивизии, в составе которой находилась 8-я бригада, генерал Митчелл прибыл в Атенс и произвел там расследование. Он не нашел никакого состава преступления со стороны Турчина и был вполне удовлетворен тем, что он узнал. Во всяком случае, Митчелл отказался привлекать Турчина к ответственности. Но командующий Армией Огайо не был удовлетворен и, возможно, под давлением недругов Турчина отдал приказ о предании его военному суду (А. Парри).

На суде председательствовал бригадный генерал Джеймс А. Гарфилд, впоследствии 20-й президент США. Турчин держался на суде с большим достоинством и категорически отказался признать себя виновным во всех предъявленных обвинениях, кроме одного — присутствия в армии его жены, каковое он объяснил тем, что она находилась в его бригаде в качестве врача.

Дж. А. Трайкл отмечает, что Гарфилд в письме к другу писал о суде следующее: «Мы ожидали увидеть неотесанного мужика, типичный продукт царской власти… Однако он держался как человек глубоко благородной души и тем самым покорил наши сердца». Турчину инкриминировали молчаливое согласие на ряд расправ, учиненных его солдатами над мирным населением, поведение, недостойное офицера и джентльмена и неподчинение приказам.

Сторонники Турчина утверждали, что военный суд состоял из офицеров, тайно сочувствующих конфедератам и бывших сторонников рабовладельчества. Так это было или нет, но суд признал Турчина виновным. Решением суда полковник Джон Базиль Турчин подлежал исключению из армии США.

Однако этим дело не кончилось. Газеты Севера, особенно в Чикаго, подняли шум, требуя восстановления в правах офицера Турчина, геройски командовавшего Иллинойским полком, а затем и бригадой на полях сражений. Мало того, из Чикаго в Вашингтон во главе с Надин Турчиной отправилась депутация с тем, чтобы вручить президенту Линкольну петицию. Результаты этой акции превзошли все ожидания. Как видно, Линкольн, еще до этих событий имевший намерение повысить Турчина в чине, быстро во всем разобрался и не только восстановил Турчина в правах, но и даровал ему следующий чин — бригадного генерала. Это решение президента, подписанное 17 июня 1862 г., конечно, остановило происки недоброжелателей Турчина.

Теперь Турчин мог вернуться к своим частям, но он медлил. Ему не хотелось возвращаться в свою бригаду опять под команду генерала Бьюэлла, отдавшего его под суд. Он решил выжидать и вернулся в Чикаго, где ему была устроена триумфальная встреча. Жители города преподнесли ему почетный меч.

Генерал Турчин вернулся в армию только в марте 1863 г. и следующие полтора года были, вероятно, самыми блестящими в его военной, боевой карьере. К этому времени генерал Бьюэлл, предавший Турчина суду, сам лишился командования армией за неудачную операцию при Перривилле. Его пост занял генерал майор-Уильямс С. Розекранс. Произошла реорганизация Армии Огайо, и она получила новое название Армии Кумберленда. Этой армии сразу же пришлось вести кровопролитные бои при Стони-Ривер. По сведениям проф. А. Парри в этих боях особенно отличился 19-й Иллинойский полк, командование которым принял бывший помощник Турчина полковник Скотт. Полк понес большие потери и сам Скотт, друг Турчина, погиб в этом бою.

Генерал Турчин, вернувшись в армию, получил под свою команду 3-ю бригаду 4-й дивизии. Это был год, принесший победы Турчину и его бригаде. Замечательными были его участие в сражениях под Чикамогой и за Миссионерский кряж. Своими стремительными и лихими атаками в этих сражениях генерал Турчин открыл путь и дал возможность армии северян войти в Чаттанугу и Ноксвилль.

Год 1863 и особенно сражения под Чикамогой и на Миссионерском кряже явились переломными в этой войне. Первое сражение под Чикамогой произошло 19–20 сентября, когда армия северян встретилась лицом к лицу с главными силами южан. Как всегда в бою, впереди всех шла бригада генерала Турчина. Перед лицом страшного огня южан Турчин приказал бригаде примкнуть штыки и повел своих бойцов в штыковую атаку на позиции южан. Атака была настолько стремительной, что бригада прорвалась сквозь передовые линии южан и оказалась у них в тылу, окруженная явно превосходящими силами противника. Тогда Турчин повернул бригаду и снова отдал приказ «в штыки», на этот раз в обратном направлении. Эта неожиданная новая атака стала известна в истории гражданской войны как Турчинская атака в тылу. Бригада не только вышла из окружения, но еще захватила более трехсот пленных и несколько орудий. Во время этих атак под Турчиным была убита лошадь.

В «Турчинской атаке» погиб русский сержант 19-го Иллинойского полка Александр Смирнов, поступивший в армию северян, чтобы служить под командой Турчина.

В сражении за Миссионерский кряж генерал Турчин командовал 1-й бригадой 3-й дивизии 14-го армейского корпуса. Состав его бригады известен из официального рапорта, в котором Турчин описывал сражение и отмечал отличившихся солдат и офицеров. В бою бригада была в усиленном составе и состояла из следующих полков: 11-го, 17-го, 31-го Огайских, а также 32-го Индианского.

Бригада получила приказ 25 ноября пойти на штурм Миссионерского кряжа вместе с другими бригадами корпуса. Бригады слева и справа, будучи не в состоянии вести наступление под губительным огнем южан, залегли и стали окапываться. Тогда Турчин вскочил, поднял свою бригаду и бросился вверх г. о склону горы. Три полка — 11-й, 31-й и 36-й — были первыми, ворвавшимися на вершину кряжа, в то время как остальные бригады все еще оставались внизу. Вскоре подошли остальные полки Турчина. На вершине бригадой были захвачены три неприятельских орудия.

А. Ф. Долгополов так описывает подвиг Турчина в штурме Миссионерских высот: «Армия северян, прижатая к реке у города Чаттануги, была в опасном положении. Бригадный генерал Турчин лично повел свои войска на штурм Миссионерских высот. Внезапной безумной атакой были захвачены неприступные пэзиции конфедератов. Была захвачена вся артиллерия противника, знамена, пленные, обозы».

Историки отмечают, что в результате захвата Миссионерского кряжа бригадой Турчина для армии генерала Шермана открылся путь к основным базам противника. Судьба гражданской войны была решена.

Генерал Турчин в своем рапорте о сражении особенно отмечал решительность и смелость полковых командиров своей бригады и представлял их к наградам и повышению. Он также отметил, что было захвачено много пленных, которые были им отправлены в тыл без счета из-за недостатка времени. Потери бригады были существенные: убито 6 офицеров и 51 солдат, ранено 11 офицеров и 211 солдат. Четыре солдата пропали без вести.

В архиве есть еще один рапорт генерала Турчина, от 1 марта 1864 г., в котором он сообщал, что его бригада, состоящая из полков: 11-го, 89-го и 92-го Огайских и 82-го Индианского, выступила 22 февраля из Чаттануги в Ринггольд, в штате Джорджия. Пройдя Ринггольд, бригада 25 февраля попала под артиллерийский огонь неприятеля, находившегося на вершине холма. Полки Турчина с ходу пошли в атаку и захватили позиции после ожесточенного боя. В этом неожиданном бою бригада потеряла 10 человек убитыми и 77 ранеными. Среди раненых было два офицера.

После этих серьезных боев бригада на пути к Атлантическому океану участвовала только в небольших стычках. Неприятель явно уклонялся от серьезных боев и отступал. Турчин дошел со своей бригадой до реки Чаттахучи, от которой оставалось всего шесть миль до пункта, с которого можно было видеть океан. Но до океана Турчин не дошел.

В жаркий июньский день 1864 г. у него случился солнечный удар. Турчин остался жив, но принимать участие в дальнейшем походе не смог и 4 октября того же года вышел в отставку. Ему в то время было 42 года.

Военная карьера генерала Турчина закончилась, они с женой вернулись в Чикаго.

В свое время немало писалось о смелости и энергии жены генерала Турчина. Она была не только сестрой милосердия, но и солдатом. Во время стремительного наступления через Алабаму в 1862 г. в самый опасный момент она приняла командование над авангардом наступающего 19-го Иллинойского полка и повела его на противника, который был рассеян.

Историк А. Ф. Долгополов, тщательно изучавший участие и достижения русских добровольцев, и особенно генерала И. В. Турчина, в гражданской войне в Америке, дает выдержки из официальных докладов того времени, относившихся к доблести русского офицера. В начале 1961 г. в журнале «Лайф» печаталась серия очерков, посвященных войне Севера и Юга. В этих статьях даже имя генерала Турчина не упоминалось. В связи с этим Долгополов послал письмо в редакцию «Лайфа», а его русский перевод был напечатан в журнале «Родные дали» за февраль 1961 г. Он писал: «В „Лайф“ от 20 янв. с.г. (1961) помещена динамическая картина атаки Миссионерского кряжа 11-м полком волонтеров Огайо, дивизии Бэйрда. К сожалению, я должен заметить, что вы упустили тот факт, что этот полк входил в состав бригады генерала Турчина… Ген. Турчин и его бригада были первыми, достигшими вершины кряжа на крайнем левом фланге; они захватили 9 орудий и несколько знамен».

Дальше Долгополов цитирует выдержки из рапорта самого генерала Бэйрда, командира 3-й дивизии 14-го армейского корпуса: «Я видел, как генерал Турчин прошел траншеи противника и был значительно выше по направлению противника к вершине хребта. Два флага его, окруженные группой воодушевленных храбрецов, обогнали всех остальных и добрались до самой вершины».

Из того же тома официальных документов он цитирует рапорт командира 82-го Индианского полка, полковника И. Хантера, находившегося под началом Турчина: «Заканчивая свой рапорт, я прошу разрешения выразить генералу Турчину и его штабу величайшее удовлетворение от меня и моих подчиненных за умение, которое они доказали своим руководством во время семидневных боев и особенно выразить наше восхищение храбростью, которую они проявили, проведя блестящую атаку и захватив у противника Миссионерский кряж».

В заключение Долгополов пишет: «Памятная бронзовая доска в честь бригады Турчина на месте битвы гласит: „Один из его флагов был первым во всей дивизии, достигнувшим вершины“».

В Чикаго Турчины прожили до 1873 г. Там он продолжал работать на Центральной железной дороге. Солнечный удар пошатнул здоровье Турчина. В сущности он никогда не оправился от него полностью.

В 1873 г. Турчин решил переехать в южную часть штата и там, в 300 милях на юг от Чикаго, основал городок на железной дороге, который был им назван по имени польского города Радома. По каким-то своим причинам он решил основать в Радоме колонию выходцев из Польши. Реклама дала результаты, польские семьи стали селиться в Радоме и его окрестностях, и к 1886 г. там уже жило 500 польских семей (А. Парри).

И. В. Турчин стал заниматься литературной деятельностью и опубликовал две книги о гражданской войне. В одной из них он описал сражение под Чикамогой, дав его детальный анализ. Своего старого друга генерала Макклеллана он охарактеризовал как прекрасного инженера, но весьма нерешительного военачальника.

Сведения, имеющиеся о жизни Турчина в Радоме, дают весьма грустную картину его жизни в преклонные годы. Жил он в бедности, иногда зарабатывал на жизнь игрой на скрипке, участвуя в концертах в небольших городках Иллинойса. А. Парри пишет, что когда сведения о бедности Турчина достигли Вашингтона, то два его бывших подчиненных, сенатор Дзожеф Б. Фаракер, бывший капитаном в его бригаде, и генерал С. Х. Гровенор, тоже служивший в бригаде Турчина в чине капитана, добились того, что конгресс в конце концов назначил отставному бригадному генералу И. В. Турчину ежемесячную пенсию в 50 долларов.

Турчин умер 18 июня 1901 г. в возрасте 79 лет. Его похоронили с воинскими почестями на национальном военном кладбище в городе Маунт-Сити (Иллинойс). Надежда Антоновна ненамного пережила мужа и умерла 17 июля 1904 г. в возрасте 78 лет.

На памятнике над могилой Турчиных никаких эпитафий нет, толко имена и даты рождений и смертей. Джеймс А. Трайкл в статье в журнале «Америка» писал, что лучшей эпитафией Турчину были бы слова, сказанные о нем его соратником: «Он был одним из самых всесторонне образованных и знающих солдат страны. Он любил нашу страну сильнее, чем многие ее уроженцы».

* * *

У «американцев» Турчиных детей не было. От других ветвей рода Турчаниновых в Америке сейчас живут двое прямых потомков боевого кошевого Запорожской Сечи Павла (Салтана) Турчанинова. Это Вера Александровна Форбс и Александра Борисовна Турчанинова. Есть также отпрыски рода Турчаниновых в Скандинавии.

Приведу еще один отрывок из статьи А. Ф. Долгополова «Эскадра адмирала А. А. Попова в Сан-Франциско в 1863–1864 годах» из того же сборника, посвященного столетней годовщине со дня прихода эскадр в Америку. Долгополов пишет: «В это время за тысячи миль от Сан-Франциско сотни русских добровольцев с оружием в руках сражались в рядах армий Соединенных Штатов. Разгром армии северян под Чикамугой 19–20 сент. 1863 года стоил жизни 16000 человек, в их числе сержанту 19-го полка Иллинойса Александру Смирнову. Отступление, вернее бегство, прикрывал 14-й корпус. Головная бригада корпуса под командой генерала Турчина (бывшего полковника русского Генерального штаба, донского казака Ивана Васильевича Турчанинова), расстреляв все патроны, пошла в штыковую атаку и, произведя смятение в рядах врага, дала возможность армии отступить. Будучи окружена врагами со всех сторон, бригада Турчина штыками проложила дорогу, захватив 300 пленных… Эта победа была одной из первых крупных побед северян, и с этого момента военное счастье и победы сопутствовали армии Севера».

Имя Ивана Васильевича Турчанинова навеки вписано в анналы истории гражданской войны в Америке. И мы, представители русского зарубежья, вправе гордиться и гордимся нашим славным соотечественником.

 

П. А. Дементьев

Необычна судьба гвардейского офицера Петра Алексеевича Дементьева, переселившегося в Америку летом 1881 г. Подобно полковнику Турчанинову, Дементьев покинул Россию без всяких видимых причин. Есть смутные сведения, что он, как и Турчанинов, заразился либеральными идеями, возможно, жаждал реформ. Очевидно, оба они не считали для себя возможным жить в России.

П. А. Дементьев известен теперь как строитель железной дороги во Флориде, а также как основатель приморского города, названного им Санкт-Петербург, тоже во Флориде, на берегу Мексиканского залива.

Карьера Петра Алексеевича Дементьева в Америке исключительно интересна. Аристократ, человек изнеженный и не привыкший ни к какому труду вообще, Дементьев в Америке не погнушался заняться трудом фермера, потом рабочего на лесопилке. Благодаря предприимчивости и расторопности он добился успеха и купил собственное дело — лесопилку. Дела шли хорошо, и Дементьев начал принимать участие в банковских операциях, стал партнером в различных коммерческих предприятиях. Постройку железной дороги и основание города можно считать апогеем его деятельности. А вначале у него, насколько известно, было всего девять акров земли, которые он сумел расчистить и засадить апельсиновыми деревьями. Жизнь в джунглях была тяжелой, но тем не менее Дементьеву удалось довести свой доход до 1000 долларов в месяц, что по стандартам того времени было совсем неплохо. Он переменил фамилию на более благозвучную 170 для американского уха и стал Питерем Деменсем. С улучшением финансового положения Деменс с семьей переселился в городок Лонгвуд недалеко от Орланда, построил дом и даже приобрел рояль. Затем он занялся подрядами на строительство домов. К этому времени (через три года после приезда в Америку) на лесопилке Деменса и в других его мастерских работали уже около ста рабочих. Диапазон его деятельности расширился. В 1886 г. он построил церковь в городе Сан-Августин, отель в колледже Роллинс в Уотер-парке и еще один отель в Сарасоте.

Именно в то время у Дементьева зародились грандиозные планы постройки железной дороги через малозаселенную часть Флориды от города Санфорд до побережья Мексиканского залива до так называемого мыса Пинсллас-Пойнт, на расстояние в 150 миль. С постройкой железной дороги Дементьев думал оживить этот район, а на берегу основать портовый город, назвав его С.-Петербург в память родного его города на Неве.

Постройка железной дороги оказалась весьма трудным делом. Не хватало денег. Нужно было искать и убеждать компаньонов, которые согласились бы рискнуть своими деньгами. Строители работали в чрезвычайно тяжелых условиях — леса кишели ядовитыми змеями, воды — аллигаторами. Рабочих мучали комары и желтая лихорадка.

Финансовые затруднения казались почти непреодолимыми, и только редкая сила воли и непреклонное желание помогли Дементьеву довести дело до конца. Железная дорога была закончена 30 апреля 1888 г., и первый поезд пришел из Санфорда на берег Мексиканского залива 1 июля. Новое селение на берегу, как и задумал Дементьев, было названо Санкт-Петербургом.

Радость Дементьева по поводу осуществления его мечты омрачалась тем, что вложенные им в строительство дороги деньги не окупались. Тем не менее Дементьев еще построил в новом селении вокзал (между прочим, в русском стиле), трехэтажную гостиницу «Детройт» (сохранившуюся до нашего времени), а кроме того, углубил гавань и построил пристани.

Однако железная дорога его разорила. Он продал часть своих акций и, покинув Флориду, поселился в городе Ашвилле в Северной Каролине. Там он вновь начал знакомое дело, лесопилку, и поправил дела. Прожил он в Ашвилле недолго. Через три года, в 1892 г., Дементьев с семьей переселился в Южную Калифорнию, точнее, в Лос-Анджелес, где открыл прачечную — довольно успешное предприятие, но вскоре купил большой участок земли в местечке Альта-Лома, в 40 милях на восток от Лос-Анджелеса. Здесь он прожил с 1894 по 1919 г., здесь же и скончался в возрасте 68 лет.

Живя в Калифорнии, П. А. Дементьев 1893–1914 гг. активно сотрудничал в петербургском «Вестнике Европы». Журнал опубликовал несколько его очерков и статей под псевдонимом П. А. Тверской.

Через два года после смерти Дементьева скончалась его жена Раиса Семеновна. После них осталось пятеро детей — три сына и две дочери. Сыновья уехали из Альта-Ломы, а дочери остались жить в доме родителей. Старшая, Инна Деменс, умерла в 1945 г. Младшая, Вера, бывшая замужем за графом Андреем Алексеевичем Толстым, умерла совсем недавно, в 1982 г.

С годами имя основателя Санкт-Петербурга во Флориде совершенно забылось. Только после второй мировой войны, когда в штате появились русские организации, такие, как, Флоридский отдел Конгресса русских американцев, Русский клуб и другие, возобновился интерес к основателю города. Поселившийся здесь проф. А. А. Сокольский начал исторические изыскания в библиотеках и архивах. Флоридский отдел Конгресса русских американцев убедил муниципальные власти города увековечить имя его основателя. После долгих совещаний и хлопот городской парк вблизи залива был назван «Деменс Ландинг», а через два года в этом парке Деменсу был поставлен памятник.

Факт признания заслуг основателя города и строителя 150-мильной железной дороги из Санфорда в Санкт-Петербург является результатом долгих кропотливых поисков и неутомимой деятельности проф. А. А. Сокольского.

 

Выходцы из России во Флориде

Проф. А. А. Сокольскому посчастливилось обнаружить во флоридских библиотеках сведения и о других русских, покинувших Россию даже раньше Дементьева и поселившихся во Флориде. Расскажу коротко о двух его открытиях.

Федор Каменский, уже хорошо известный русской публике скульптор, ученик Н. С. Пименова, покинул Россию в 1871 г. После недолгого пребывания в Канзасе он перебрался в 1883 г. во Флориду, в город Клируотер, где купил участок земли в восемь акров и построил дом на берегу Мексиканского залива.

Как и в случаях Дементьева и Турчанинова, неизвестно, по каким причинам Каменский покинул Россию.

Когда Каменский поселился в Клируотере, там жили всего 16 семейств. Его приезд совпадает по времени с приездом Дементьева.

Проф. А. А. Сокольскому удалось установить, что первая жена Каменского умерла во Флоренции, оставив ему дочь Софию. София Каменская позже была учительницей в Нью-Джерси. В Америке Каменский женился вторично, на уроженке Швейцарии, у них было трое детей.

В том же 1883 г. к Каменскому из России приехал племянник Иван Филиппов, родители которого владели конными заводами на юге России. Иван Филиппов во Флориде преуспел, сделавшись крупным строительным подрядчиком. В Клируоторе он построил театр «Капитоль», гостиницу «Скронтон», здания муниципалитета и первого банка и много других домов, украсивших город.

 

Внук Петра Великого в Америке

Фантастическую историю о внуке Петра Великого, сыне казненного царевича Алексея, сообщает историк русской эмиграции в Америке И. К. Окунцов.

По его сведениям, одним из первых русских иммигрантов в Америке был граф Мекленбургский, сын царевича Алексея Петровича и Евдокии-«кухарки». (Окунцов, очевидно, дает ошибочное имя крепостной, на которой женился Алексей Петрович. Историк С. М. Соловьев, пишет, что у Алексея была любовница Афросинья (Ефросинья) Федорова, крепостная Никифора Вяземского.)

И. К. Окунцов пишет, что неизвестно, каким образом внук Петра Великого, граф Мекленбургский, оказался в Америке, но сообщает, что до этого он был на английской военной службе. Мать же его Евдокия (?) жила где-то в одном из южных штатов. По мнению Окунцова, граф Мекленбургский имел претензии на русский престол, но был предупрежден, что в случае каких-либо попыток с его стороны будет убит. Еще Окунцов пишет, что Екатерина II, узнав о существовании претендента на престол, посылала к нему графа Нессельроде, который якобы предложил графу Мекленбургскому большую сумму денег за молчание о своем происхождении, на что граф в конце концов согласился. Умер он в преклонном возрасте в городе Гартфорде, штат Коннектикут.