Иванушка-дурачок сидел в одном из помещений немецкого штаба и пускал изо рта слюни, удивленно хлопая глазами. За эту манеру глядеть его, собственно, и держали при штабе, потому что уборщик он был никудышный. Немцам нравилось видеть около себя этого бессловесного идиота, в котором они нашли типичное выражение «неполноценного славянина». Дурацкий вид Иванушки внушал каждому штабисту мысль о превосходстве арийской расы. Идиотизм его не вызывал никаких сомнений, поэтому его даже не выгоняли с секретных совещаний. Когда составлялся план очередной карательной операции против партизан, Иванушка-дурачок обычно сидел где-нибудь в углу, привольно развалясь на стуле и глядя по сторонам. Но как только офицеры разворачивали на столе посреди комнаты карту с синими стрелами и надписями «Olhoffka», «Kiriloffka», Иванушка вставал и, прыгая на одной ножке, приближался к столу. Засунув в рот палец, он тупым взглядом упирался в карту, каждый раз вызывая невольную улыбку на губах немецкого генерала.

Немки-машинистки тоже относились к Иванушке с презрительным покровительством. Уборщик бывал в комнате, где они печатали, чаще, чем в других и, направляясь оттуда в туалет, обычно прихватывал со столов документы, чтобы использовать их как бумажку. Документы были секретными; обычно Иванушке били по рукам и отнимали их, но когда он хватал черновик или забракованный лист с опечаткой, ему не мешали. Машинистки были уверены, что дурачок документы дальше сортира не донесет. Они ошибались, Иванушка регулярно отправлял циркуляры, приказы и сводки в партизанский отряд, а оттуда они на самолете попадали в Москву. С такой продуктивностью мало кто работал во вражеском тылу. В Москве просто поражались обилию и важности сведений, которые непрерывном потоком лились из Лукоморска.

Иванушка не понимал того, что говорилось на совещаниях перед карательными рейдами, но по карте он мог кое-что разобрать. Свои выводы он записывал огрызком карандаша на обратной стороне одного из краденых документов и передавал Кощею. Поэтому все акции фашистов неизменно срывались, они несли крупные потери и никак не могли понять, где произошла утечка информации. Ясно было, что в штабе действует вражеский агент, и гестаповцы прилагали все усилия для его разоблачения. Слежка, взаимные доносы, внедрение в ряды штабистов тайных осведомителей — гестапо использовало все. Подозрения падали на многих. Две телефонистки и один сбер-лейтенант были арестованы и, в конце концов, признались в связях с партизанами. Правда, они не могли вразумительно объяснить, как осуществлялась эта связь, но на всякий случай их расстреляли. Утечка информации не прекратилась. А Иванушка спокойно продолжал драить полы.

Как же сформировался характер этого отважного разведчика, в чем истоки его героизма?

Иванушка рос в простой крестьянской семье. С раннего детства он познал тяжелый крестьянский труд. Еще с детства все считали его дурачком.

Двое его старших братьев ушли в город и поступили там на рабфак. Иванушка не пошел по стопам своих умных братьев и первым во всей деревне подал заявление в колхоз, чуть не сорвав этим коллективизацию в родной местности. С легкой руки одного из кулаков крестьяне стали говорить:

— Что мы, дураки что ли — в колхоз идти?

Кулацкую агитацию вместе с семьями решительно пресек приехавший из города уполномоченный, и только тогда в колхоз повалили заявления.

Вставала заря новой жизни, которую радостно строила вся страна. Вместе с односельчанами Иванушка неустанно трудился на колхозных полях. А в 1937 году был арестован по анонимному доносу. В доносе было написано, что Иванушка лелеет монархические устремления и в подтверждение приводились отрывки из книги, в которой имелся сходный пример — некий дурачок стал царевичем. Доказательств, таким образом, было достаточно, а время было такое, что церемониться не приходилось. В суровые годы культа случались отдельные несправедливости, и их список едва не пополнился еще одной. Работник НКВД, который вел дело Иванушки, был человеком волевым и непреклонным. Без малейших колебаний он четко выделял из числа честных людей многочисленных японских и английских шпионов, а также приверженцев троцкистско-зиновьевского фашистского блока. Из материалов дела было ясно, что Иванушка злейший враг, но работник НКВД все же вызвал его на допрос, желая личным впечатлением проверить уже сформировавшееся мнение. Иванушку ввели. Чекист посмотрел на него и немедленно порвал анонимку. Впервые за всю службу он признал свою ошибку. Вид Иванушки был настолько глупый и безобидный, взгляд настолько пустой, что подозревать его в кем-то было бессмысленно. Дурачок…

Выпущенный на свободу Иванушка вернулся в родной колхоз. Там его и застала война.

Фронт быстро продвигался на восток, и деревня, в которой жил Иванушка, оказалась в немецком тылу. Жестокий режим оккупации, издевательства над простым народом переполняли гневом сердце патриота. Горя жаждой мести, Иванушка подался в Лукоморск, где и встретился с Василисой Прекрасной. Василиса работала официанткой в столовой для летчиков Люфтваффе. Отважная подпольщица перед каждым вылетом подсыпала нетчикам в компот пурген, срывая бомбовые удары по советским городам. С тех юр, как она устроилась, на работу, боеспособность авиаполка снизилась по крайней мере втрое.

Чутким женским сердцем Василиса распознала в Иванушке не только желание бороться с врагом, но и смекалку, надежно скрытую под личиной дурачка. Иванушка был вовсе не глуп, сам выучился читать и писать, однако внешность не позволяла ему сломать свою репутацию. В конце концов, он махнул рукой на то, что о нем думают. Василиса первая поняла его душу и, обрадованная представившейся возможностью, устроила Иванушку в штаб через знакомого офицера. Так он начал работу разведчика.

Когда гестапо через Огневушку-Поскакушку вышло на цепочку подпольщиков, среди них был назван Иванушка-дурачок. Его хотели немедленно арестовать, но тут группа, посланная для задержания Кощея, наткнулась на сопротивление, и штурмбанфюрер фон Клюге послал всех гестаповцев ей для поддержки. Для ареста Иванушки и Василисы осталось всего два человека. Одного Клюге послал к Василисе на квартиру, другого в штаб; Иванушка всегда ночевал в вестибюле рядом с караульным помещением.

Гестаповец шел к зданию штаба по ночным улицам, предусмотрительно переложив пистолет из кобуры в карман. Он был молод и всего два дня как прибыл на новое место службы. Иванушку он никогда раньше не видел и на ходу пытался пред ставить, как выглядит вражеский разведчик. Его внутреннему взору представлялся атлетически сложенный мужчина с чуть прищуренными, стальными, все подмечающими глазами. У дверей штаба гестаповец предъявил пропуск и зашел внутрь. Иванушка лежал на кожаном диване лицом к стене. Немец осторожно подошел к нему, сжимая рукоятку парабеллума во влажной ладони. Носком сапога гестаповец ткнул разведчика:

— Ауфштейн!

Иванушка заворочался и, потянувшись, поднялся, глядя на дуло пистолета стеклянным взглядом. На лице появилась глупая улыбка. Немец посмотрел на него и опустил парабеллум. Ясно, что на диване лежал не разведчик, а кто-то другой — настоящий агент где-то рядом. Вид у Иванушки был настолько безобидный, взгляд настолько пустой, что подозревать его в чем-то было бессмысленно.

— Думкопф…

Иванушка двинул обманутого гестаповца ногой в пах и выхватил ржавый пистолет — все в штабе настолько верили в безобидность дурачка, что даже не удосужились отобрать оружие… Выстрелы раскололи ночную тишину.

фашист мешком упал на пол. Иванушка рванулся к двери, застрелил часового и скрылся в ночи.