Ars longa

Петрова Мария

II. Парадоксы разума

 

 

Далёкая молитва поколенья

Оглянусь я в даль угаснувших мгновений: Всё прошло? Что вижу я теперь? Вижу взор ушедших поколений, Устремлённый на невидимую дверь. Глас далёкий прокричать не в силах: Всё прошедшее – безмолвья тень одна… Иль уже в весельи позабыла Молодёжь, чему же жизнь верна? И зачем мы топчем эту землю? Что есть жизнь, и что – небытие? А ответ один – молитва поколенья, Что блеснёт порою в тайной мгле…

 

«Какая нравственность?!..»

Какая нравственность?! Да там же предрассудки Убогих дней. Здесь всё не прибаутки! Что делают они, порой себя не зная, Что могут в отношении себя? Что будет, что же есть, земля родная? Сожрут ли черви плоть твою, и не щадя?!

 

«Да, я черства!…»

Да, я черства! Я не умею чувствовать! Ужасно! И день-лишь горечь праздности глухой… А жизнь идёт, бежит – и что ж? Напрасно? Так мы дырявим мир своей бедой!..

 

«Чем больше узнаю…»

Чем больше узнаю, тем боле сомневаюсь. В вещах обычных, злободневных – новый смысл. Иль смысла нет? В неведеньи метаюсь… Что значит слово жизнь – удел земли                               иль вечность? И что – небытие – сознанья пустота? И что родит гуманность, человечность? А сласть познанья гложет и тревожит, Плетёт разгадку, спутывая мысль… Но властный ум насытиться не может.

 

«Он был взволнован…»

Он был взволнован, I'esperance Не промелькнула больше в мыслях. Обман душил, et tous ses sens Терзались в муках, но без смысла. Огонь души сжигал I'esprit, Voix из уст не раздавался… «C'n'est pas sommeil – c'est notre vie!..» - Сей глас над ним навек остался.

 

«Ни Музы, ни слезы, ни вдохновенья…»

Ни Музы, ни слезы, ни вдохновенья - Лишь пустота холодная вокруг… Чего ищу, чего ищу в смиреньи? И отчего всё равнодушно вдруг? Нет пылкости, что так во мне играла Лишь год назад, волнуясь и кипя, Что жизни с умилением внимала И не могла поверить в серость дня! Сейчас смотрю с одной тоской и грустью На мир, плывущий в неизвестность,                                  в никуда; Где строки, что твердила наизусть я И струны, что звучали, как тогда?.. Но есть ли смысл оглядываться ныне, Искать чего-то в прошлом без конца, Назад бежать, бродить одной в пустыне, Не встретя ни единого лица?..

 

«Живу размышленьем, мечтаю, молюсь…»

Живу размышленьем, мечтаю, молюсь… Смотрю на людей и вникаю в их судьбы И в самую суть. И к чему-то стремлюсь…

 

Парадоксы разума

Познать этот мир – мир небес, ещё звёздных, Мир творчества юного, жаркого льда, Смешных парадоксов, незримых, но слёзных Дадут ли нам смелые наши года? Запутаться вновь и в сомненьях метаться, И рвать, и реветь, и чего-то бояться, Любить и смеяться, и плакать без слёз, Услышать судьбу – стук железных колёс… На мысли единой весь день продержаться И смело идти на борьбу, не сдаваться, И верно служить, и другим отдаваться, И в этой пучине собой оставаться! Не это ли жизнь? Жизнь метаний просторных И мыслей глубоких и чутких, как взоры Провидца и старца, а может, младенца? От них нам не скрыться, в безвестность не деться. Безумство и разум в ладони возьми И нежно к губам, как цветок, поднеси - И радость и слёзы все тихо исчезнут На миг; а потом развернут свою бездну!..

 

«Плачет опять без причины душа…»

Плачет опять без причины душа, Ищет ответ среди вечности истин. Миру внимать, созерцая, дыша, Жаждет она; но ответ один истин…

 

Демон и Ангел

Ты – Ангел чистоты, а Демон – я. И стыдно Демону смотреть спокойно, Его терзает совесть, мысль гнетёт упорно… Ты – Ангел чистоты, а Демон – я. Глаза небес внимательно глядят И разгадать кручину Демона желают, Но тот в печали сумрачной вздыхает, В душе сомненья сердца затая. «Прости же, Ангел, чистоты творенье, - Рыдает Демон, – ослепи меня! Чтоб не ослеп – узрел чтоб правду я, Пока открыто нам сие мгновенье!..»

 

Свидетель

Свидетель безмолвный сей жизни суровой Глядит на людей и внимает… До сути добраться, до сути до новой Ум пылкий его вновь желает. Вокруг не веселье, не праздника шум, Не скорбь по ушедшим из мира… Внутри у него океан, буря дум, В смятеньи печалится лира… Здесь молодость, старость в потоке речей Друг друга нещадно сбивают, Здесь смерть и любовь в поединке мечей Друг друга на бой вызывают. Здесь говора шум заглушает напев, Внимания ищет здесь каждый! И жизнь, словно долгий, знакомый припев По жилам пройдёт не однажды… Свидетель безмолвный сей жизни суровой Глядит на людей и внимает… До сути добраться, до сути до новой Ум пылкий его вновь желает. Вдруг замерло всё – и мгновенье прошло, Сливая всю жизнь в одной точке; И это мгновенье за разум зашло, Родив предыдущие строчки…

 

«Теряюсь в этом мире безвозвратно…»

Теряюсь в этом мире безвозвратно… Вдаль уношусь, неведомо куда. И слёз из глаз уж нет. Уныло и печально Померкло всё… И чувства изо льда Не плавятся, горят в огне холодном!.. Стекло – сей лёд души, черта небытия - Так хрупко, что задень нечаянным укором - Разбилось всё… Осколки! Жизнь моя!.. Как грустно-томно смерти ожиданье! - Не думай! Ты нужна ещё! В живых Люби, колдуй сей музою хрустальной, Твори живою верой скромный стих!..

 

«В уме людском – во тьме противоречий…»

В уме людском – во тьме противоречий - Век будет жить лишь разума тупик, Запутаются нескончаемые речи И мир окажется нестроен, чужд и дик. Хоть эта горечь разрывает сердце, Она верна – ей верен человек. Узря в последний миг невидимую дверцу, Уйдёт, исчезнет в неизвестность век. Быть может, истина есть в этом, к сожаленью… Сей мир уже не возродится вновь И не найдёт путь правильный к свободе                                       и спасенью, Забыв и честь, и веру, и любовь…

 

«Пелена, пелена, пустота…»

Пелена, пелена, пустота… Слёзы высохли, спряталось счастье, Музы нет и уж лира не та…

 

Тоска поэта

Гложет сердце беспричинная тоска, Тянет душу беспричинная кручина, Треплет нервы недопетая строка, Мысль воспрянет и уйдёт в пучину… Всё ликует, плачет и шумит, В ритм входя сей жизни быстротечной - А Поэт в толпе ОДИН стоит, Ищет признак, нить загадки вечной. Оглушён он глупыми речами, Беспросветной лестью суеты, Смотрит он унылыми очами - Лишь находит праздность пустоты. Кажется всё тошным и шаблонным, Ядовитый свет свербит ему глаза, Закрывает их он в скорби монотонной… …Отзовётся безысходность и слеза.

 

Везде чужая

Другого века я. Не может быть сомнений. А нынче искажает век слепой И мир, и совесть честных поколений И забывает веру, честь и долг земной. О, как давно я это поняла И как давно себе я это представляла! А с этим веком сжиться не смогла И в этом веке счастья не искала. Лишь пусто всё, и дико, и темно, Везде чужая, всюду. Безучастно Здесь всё вокруг: ведь миру всё равно… Себя обманываем верно и как часто! Как Чацкий, Гамлет, Фауст, Чайльд-Гарольд, Мечусь, страдаю, и вокруг ненастье, Кругом всё гонит. Всё гнетёт толпой… А я ищу так тщетно хоть участья!..

 

«Наварились мы в похоти жизни…»

Наварились мы в похоти жизни, Надышались развратом толпы. Мир весь крутится в рамках судьбы, Заблуждаясь в неясности мысли.

 

«Ха-ха! Смеюсь я от досады…»

Ха-ха! Смеюсь я от досады на весь мир, От радости, и чувств, и заблуждений! Сарказм кипит во мне, без преувеличений. Иль наша жизнь – смешной и жалкий тир?

 

Выплеск

Как тошна и гадка обыденность! Как пусто её существо! Как жалка и мерзка предвиденность, Бессмысленность, лень, баловство… Дотошно взирать на рутину, Воротит от праздной толпы. Навек погрязать в паутину Пошли тунеядцы-клопы. Достали своим извращеньем И пылью. Что лезет в глаза. Ну где же ты есть, просвещенье? И где – пониманья слеза? И где красота, правда мысли? Где страсть самых смелых сердец? Где искренность, вера в Отчизну? И где есть Любовь, наконец?..

 

Поколение

Путаемся в лабиринтах жизни, Прячемся с надеждою в глазах. Верим мы безумству и Отчизне И не видим время на часах. Молимся лукавому иль Богу, Блещем яркой мыслью среди тьмы. Рады, как спасению, предлогу, Видим заблуждений жарких сны…

 

Точка отсчёта

Точка отсчёта чувств. Всё с тебя начинается. И всё вертится в мире вокруг тебя. Всё разбросанное по телу вмиг призывается И творит вихрь надежд и сомнений,                                порывно, дробя. И мешается вмиг в голове сталь                               одних убеждений, Отверзая нещадно неясную сущность-дыру, И кипит громовой кубок дум-настроений, Навевая неясную ясность терзанья нутру. Стукнет горечь, и боль, и любовь            в этой силе могучей, бездонной. И прольётся на лоб ключевая святая вода, И возьмёт равнодушье бедой неживой, монотонной, И в предчувствии рока ему скажешь верное «да». И рыданья вдруг в сердце нахлынут                                 потоком безмерным, И дыханье прервётся, но снова прорвёт невзначай, И во власти его снова будешь невольно примерным, И судьба выбьет спину ногой и стегнёт: получай! Всё плывёт, всё в смятеньи ликует неистовом, И капризы души не желает суровость принять, И бушует и жаром, и льдом в поединке немыслимом, Неустанно готова судьбою казнить и пленять. Точка чувств потерялась под миром с его океанами, Но горит её пламя среди штормовой глубины; Ты развейся, играй, Бесконечность, своими титанами Не теряя размаха, и мести, и славы своей ширины!..

 

«Будто ужасной молитвой…»

Будто ужасной молитвой на сердце выжжено что-то; Рассудок упал, заорал во мраке под давкой, бессмысленной битвой Мир взорвался, задрожал, Жизнь и Любовь в понимании зыбком махом одним, без суда замарал. И восстал.

 

Выкрик

Мерзость давит. Обыденность гложет. Проза жизни вновь сверлит глаза. И рассудочек пьяный не может Различить в забытье тормоза. Прочь все шаблоны и стереотипы мира тяжкого, беспробудного                                 духом, где ущербные, будничные типы утопают во лжи зреньем, слухом! Прочь пелену прогони и встряхни рутину, ленной, душной толпы смрад и                          столпотворение, Возненавидя всяческую мертвечину,        возрождая сердца смелого              и жаркого               рвение!

 

Дума

Быть может, всё недолговечно, всё пустое? Любовь, как снег, растает поутру, Желанье детское, наивное, простое Умрёт без злобы к ненасытному нутру… Искать мечту, искать в своём любимом, Смотреть в глаза – и видеть в них себя… Возможно ль? Это станет гимном, Но не признанием, не исповедью дня. И ошибиться можно, и сорваться, С чудных небес в небытие упасть, Заснуть, очнуться вновь – и промотаться… Но главное – достоинством не пасть. Да что достоинство? – Душе больней и горче Хлебать слезу, захлёбываться всласть И на себя ссылать неведомую порчу, И из себя же покаянье красть… И что есть жизнь, когда влачить уныло Осуждены мы мерзость прозы дней, Когда рассудок резко и постыло Долбит безвыходность и гасит свет огней? Не знаю… Вся ли жизнь – сияние обмана, Пощёчина, отрава иль туман? И человек в ней – призрак из романа, Нечаянно ступивший в свой капкан…

 

Смятенье

И пусть всё безответно и ничтожно, И пусть рассудок косный возмутит Безумство, чудной феей прилетит, Погладит ум живительно и ложно. Мы пилигримы суетной земли, Нам чуждо всё. Но что же сердце ранит? День МИРА долгожданный не настанет: Все розы нежные замёрзли, отцвели… Уныние, тоска, томление, тревога… Напрасно ли всё в мире? – И в огне Горит смятенье чувств и меркнет в тишине… И вновь темнеет призрачно дорога…

 

«Я – приговорённый, вечный Демон…»

Я – приговорённый, вечный Демон Средь ночей и дней в неведомой тиши…

 

«Я сумасшедшая…»

Я сумасшедшая… О, бойтесь все меня, Кляните и стреляйте в душу чем попало, Плывёт и стонет всё день ото дня, Как будто опустело бытие, пропало… Зачем есть жизнь? Презренье, суета Клинком сознанье бороздят от скуки… Напрасная сдавила горло маята, Не находя надёжной власть поруки. Темно и тяжко видеть всё бесцельным, И душит опустевшая слеза. Нажми курок с пристрастием прицельным - И не скрывай невинные глаза…

 

«Всё обман…»

Всё обман, всё горечь, всё пустое… Мы бездомны в этом мире лжи…

 

«Буржуи, оскудевшие духовно…»

Буржуи, оскудевшие духовно… Весь мир – буржуй, он всё в округе мнёт. Не ставит в грош он честь; зажраться -                                  вот верховно, Он голову к звездам не повернёт. Всю жизнь топтаться и жиреть от лени, Высиживать свинцовый бренный груз, Барахтаться в тарелке, на колени Кидаться с кляузами – рад, коль рядом туз. И каждый день, сплавляя разум жиром И чувство загубив рассеянным пинком, Он душит всё живое жалким пиром, В опаске добивая каблуком. И ложь, и грех, земные вожделенья Его питают – умножают мрак. Одно не чуждо – злобы проявленье, Где каждый – затаённый враг. Врагом себе здесь стать немудрено, Есть все условия для пьяного безумства… Что близко или чуждо – всё равно. Здесь тень войны, убийственность угрюмства…