1

— «В мае жениться — всю жизнь маяться»! — наставительно сообщила Леся, героически пытаясь сфокусировать взгляд на Ане. Наверное, не выпей они до этого три бутылки вина на двоих, для приличия залив еще одну в Гришу, это получалось бы легче. Кухня перед глазами Ани не просто плыла, она пыталась упорхнуть куда-то в окно. Вцепиться в край стола и не выпускать его — вот был единственный способ удержаться в ускользающей реальности. Конечно, если держаться очень крепко.

— Дело не в том, когда, а на ком женишься, — буркнула Аня, предельно сосредоточенная на том, чтобы не выпустить рьяно уворачивающийся стол и не упасть лицом в тарелку.

— Что говоришь?

— Говорю, если мы рассматриваем экстремумы…

— Анечка, я тебя умоляю, заткнись и пей… Не знаю, что такое «экстремум», но, чую, это не я, а ты, — Леся каким-то чудом сохранила способность изъясняться длинными предложениями. Настолько длинными, что Аня начинала их понимать лишь через несколько секунд тщательного обдумывания. — Я-то вроде как норма и не встречаюсь с киллером…

— Он сбшник-корпорант, а не киллер, — заплетающимся языком вступилась Аня за Андрея и, поразмыслив, добавила: — И мы не встречаемся, мы спим, это другое…

— Анют, нажралась — веди себя прилично. Так и скажи, что нет у тебя вкуса на мужиков, пореви как все девочки, признай, что любовь зла, полюбишь и ко… кхм… корпоранта! А то «мы спим» — и еще таким тоном… Таким тоном можно говорить «мы там уравнения решаем» или еще какие ужасы!

— Уравнения мы не решаем…

— Счастлива это слышать! Пей давай!

Ане ничего не оставалось, как внять просьбе подруги. Это было невероятно, но факт оставался фактом: Леся забросила гипотетического принца и гипотетического белого коня, и собиралась замуж за Виктора. И не в отдаленном светлом будущем, когда пройдет метель из роз и с небес вместо дождя польется шампанское, а прямо вот в конце месяца, тридцатого апреля. Через две недели, в общем. Это Леся-то, которая, как Аня была уверена, станет готовить свадьбу минимум год, так, чтобы торжество заставило бы «Оскар» и прочие красные ковровые дорожки сдохнуть от зависти. А они, оказывается, планировали все тихо-мирно, без пяти сотен гостей, тамады, семиэтажного торта и прочих ужасов.

Ну и средства, сэкономленные на «статусной свадьбе», предполагалось пустить на трехнедельный вояж по Средиземному морю. Правда от белых туфелек какого-то дизайнера, имени которого Аня не выговорила бы под угрозой расстрела, Леся отказаться решительно не могла. И уже показала с полсотни их фотографий в разных ракурсах и при разном освещении. Понять природу отношений между кусками белой лакированной кожи — пусть и натуральной — и суммы с четырьмя нулями было решительно невозможно, но при попытке что-то уточнить можно было нарваться на лекцию по истории моды, поэтому рта Аня благоразумно не открывала, ограничиваясь кивками. Ее, в общем, и без этого штормило.

Но подружка невесты все-таки планировалась, поэтому Ане уже второй час полоскали мозг на предмет того, что даже на самой современной и демократичной свадьбе джинсов быть не должно ни на ком.

— Обещаю и клянусь, — уже с трудом ворочая языком, соврала Аня и, чувствуя, как последние моральные и физические силы покидают ее, устроилась лицом на сгибе локтя.

— Тридцатое апреля! Помнишь? Обещаешь?! — Леся все еще не оставляла попыток дозваться до разума подруги через завесу алкогольных паров.

— Да… Дедлайн и смерть.

— Гриша, ты записал, что она сказала?

— Да. Но мои записи не могут использоваться в суде даже в особом порядке, поскольку я не являюсь лицензионной моделью. Поэтому я рекомендовал бы воздержаться от насильственных действий в адрес Ани в случае нарушения достигнутых договоренностей. Уровень алкоголя в организме составляет…

— Знаешь, Гришенька, ты тоже заткнись, моя радость, и пей!

Аня, к ее удивлению, сквозь накатывающую дурноту увидела, как Гриша спокойно сливает в один бокал остатки белого и красного вина, отставляет обе бутылки под стол и с каменным лицом выпивает полученную гадость. Безо всяких комментариев в духе «нецелесообразно».

Кажется, у андроида зародилось милосердие к менее совершенным биологическим видам. На этой мысли счастливая Аня вырубилась.

2

Апрель начался так хорошо, что не закончиться плохо это просто не могло. Весна пришла поздняя, зато очень теплая. Снег, лежавший до конца марта, стаял в три дня, в прямом смысле затопив город не слишком чистыми ручьями, звенящими, как колокольчики. Птицы и коты орали отчаянно. Горожане выползли из черно-серых курток и приоделись в цветное. Аня же вынырнула из компьютерных игр, куда буквально провалилась по возвращении из Австралии — по большей части из-за отсутствия практических задач в реальной жизни — оглянулась вокруг, решила, что сюжет дерьмовенький, но графа на уровне и пора втягиваться.

Успела поучаствовать в грандиозной пьянке, организованной Лесей по случаю ее грядущей свадьбы, разок сопроводить ее в торговый центр с целью выбрать клатчик к туфелькам — Аня от плотоядных динозавров так не драпала, как от лучшей подруги после третьего отдела — и даже, страшно сказать, купить себе юбку, чтобы случайно не быть забитой насмерть теми самыми туфельками со шпильками. На этом хорошее закончилось.

Во-первых, над магазином снова появилась знакомая бело-зеленая эмблема. Гриша, благо, вне дома носил «вишки», но испугалась Аня все равно солидно.

Во-вторых, «бабушка Герда» позвонила ей ровнехонько двадцать пятого апреля. Когда Аня попыталась объяснить, что у нее вообще вроде как оговоренный полугодичный отдых, есть своя жизнь и все такое прочее — прямо сказать, не в самых парламентских выражениях — довольно резко сообщила, что, при успешном выполнении заказа, так оно и будет. А пока ждет их с Лаурой на связи в течение часа. И отключилась.

Лаура отнеслась к прерванным каникулам с философским спокойствием. С одной стороны, ее бы Леся живьем не сожрала. А с другой, китаянка вообще как-то более хладнокровно реагировала на беспардонное вмешательство «Харриэт» в свою жизнь. То ли у нее имелось какие-то понимание слова «лояльность» — для Ани это было и осталось пустым звуком — то ли считала, что очень большие деньги окупают просто большие неудобства. Так или иначе, через час она вместе с Аней подключилась к конференции и слушала подробности дела.

Ничего сверхчеловеческого от них на сей раз не требовалось. Да что там, по меркам Харриэт задание, пожалуй, можно было считать плевым: выкрасть у частного лица инфокуб и передать хакеру, даже не взламывая. Ане ситуация сходу не понравилась: ребенку было понятно, что для такого дела разумнее было нанять одного грамотного домушника, чем стрелка и компьютерщика впридачу. Тем более что их «жертва» — Лучия Родригез, этническая итальянка, гражданка Швейцарии, тридцать пять лет, не замужем, детей нет, работает кредитным аналитиком в базельском отделении UBS, на учете полиции не состоит и добросовестно платит налоги — вовсе не выглядела как сложная добыча. И, судя по досье, жила не в напичканной пулеметными турелями цифровой крепости, а в совершенно обычной квартире пятиэтажного дома на улице с романтичным названием. А уж когда Аня услышала, что, вопреки их обычной практике, дополнительных специалистов Харриет — аналитиков, которые собрали бы информацию и разработали план проникновения, взломщиков, актеров, медиков и «группу эвакуации» — подключать нельзя, то окончательно поняла, что пахнет «благодарностью посмертно».

Видимо, что-то такое отразилось у нее на лице, потому что «бабушка Герда», усмехнувшись, сообщила, что вся соль этого дела — в крайней срочности и секретности, а также безукоризненной лояльности исполнителей. И назвала сумму, которая Аню ну просто ни разу не успокоила. Но которая явно понравилась Лауре.

На этот раз всеми формальностями с визами и билетами их куратор озаботилась лично. Они поехали в аэропорт едва ли не через полчаса после того, как закончили разговор. Аня как раз успела реквизировать у Леси Гришу под предлогом того, что нужно срочно что-то передвинуть в квартире. Выходя с ним из залитой светом студии, она прекрасно отдавала себе отчет, что, если не уложится в четыре дня, скорее всего, видит подругу в последний раз в жизни. Стоило, конечно, предупредить ее касательно «подружки невесты» прямо сейчас, но тогда риск даже до Базеля живой не долететь возрастал по экспоненте. Аня решила покаяться уже из условно безопасной Швейцарии.

В довершение всех ее бед, более первой ракеткой мира она не являлась и летела эконом-классом, так что Григория, в полном соответствии с инструкциями и правилами, пришлось сдать в багаж. Проследив, как черный затылок спускается куда-то в нижние отделения самолета, Аня ощутила вселенскую печаль. И запоздало задумалась, не повредит ли ему такой перепад температур. Хотя, по идее, андроидов так обычно и возили, должно было пронести. Но настроение все равно осталось прескверное.

3

Пожалуй, в другой ситуации Базель Ане бы понравился. Она не то чтобы так уж обожала старинные города старой же доброй Европы — все-таки люди, которые вообще выходят из возраста, когда любят сказки, выходят оттуда в детстве — но признавала, что нечто «эдакое» в них есть. Аэропорт Базель-Мулюз-Фрайбург так и остался единственным в мире, официально управляемым двумя странами: Швейцарией и Францией, а встретивший их терминал как будто был погружен в колдовской сон. Все происходило в высшей мере степенно — не медленно, как в пробке или очереди, а именно степенно — ровно и прилично. Возможно, дело было в том, что туристическим сезоном в апреле еще не пахло, но после вечно суетящейся Москвы казалось, что добрая часть жителей куда-то исчезла, оставив лишь небольшую группу людей, чтобы карусель крутилась дальше. Даже шоссе, ведущее от аэропорта к городу, и то не выглядело загруженным. Горы, тонувшие в вечерней дымке, имели розово-лиловый цвет, а в долине между цепями Юры и Шварцальда горели желтые огоньки города, вытянувшегося внизу. Никакого марева как над Москвой, и уж тем более сотен рекламных щитов и вывесок не мигало. Аня с удивлением подумала, что, наверное, ночью здесь даже можно увидеть звезды, особенно если не спускаться в долину. Впрочем, им было ну совсем не до звезд.

Таксист оказался милым дядюшкой. Аня немецкий знала скверно, он скверно знал английский, но кросс-культурный контакт все равно состоялся, не в последнюю очередь благодаря Лауре, сидящей спереди и вовремя одаривавшей его белозубой улыбкой. В итоге их прокатили по историческому центру — оценить цвет вод Рейна в вечерних сумерках они не смогли, но широкая река дышала покоем — показали Большой и Малый Базель, что-то очень путано объяснили про какие-то соборы и старейший то ли в Швейцарии, то ли в Европе — этого Аня из жизнерадостного бормотания таксиста не поняла — университет, да и отель присоветовали. Определенно, выходить «в поля» сразу после перелета было плохой идеей, поэтому Аня с Лаурой действительно заселились в небольшой отельчик на Моргартенринг, поближе к району Биннинген, где проживала госпожа Родригез.

И уже в шесть часов утра следующего дня, трезвые и злые, были «у станка». Лаура должна была проводить объект охоты до работы, проследить ее маршрут, выяснить, где та обедает и во сколько возвращается, а в задачи Ани входило всесторонне изучить дом с целью дальнейшего проникновения.

Разведка, прямо сказать, информации принесла негусто: самый обычный дом, разумеется, на сигнализации и с камерой над парадным подъездом, но ничего выдающегося. Консьержа нет. Поста охраны тем более. Входные двери совершенно обыкновенные, по московским меркам так, пожалуй, и вовсе ненадежные: деревянные, один замочек, системы блокировки нет. Да даже решеток на окнах первого этажа не наблюдалось — сразу видать, благополучная Европа.

Лучия жила на третьем этаже, попасть туда можно было из подъезда, как все белые люди, или, если приноровиться, по ветвям дерева забравшись на соседний балкон и уже оттуда — в квартиру итальянки. Скорее всего, вскрыть балконную дверь было бы проще, но, в общем, ничто не указывало на то, что при должном техническом оснащении проблемы возникнут и с центральным входом.

А уж «должное техническое оснащение» — сороконожку в духе той, что использовал на теплоходе Андрей — Аня захватить успела: не на пикник, в конце концов, приехали.

Лауре удача улыбнулась не намного шире: за те три дня, что она следила за Лучией, ничего интересного не обнаружилось. Итальянка добросовестно ходила на работу, жила по очень четкому распорядку — выход из дома в половину девятого, возвращение строго в семь пятнадцать, обед с часу до двух, в пять легкий ланч в кафе у офиса. Заказывала одно и то же блюдо. Разговаривала крайне мало, во всяком случае, вне работы, что там происходило за стенами банка — этого Лаура сказать не могла. На чемпионку мира по карате или стрельбе не походила, скорее наоборот, была незапоминающаяся, невысокая, довольно плотненькая, в безукоризненном деловом костюме, неброском клетчатом пальто и с узлом волос на затылке. Эдакая «серая мышка» из приличной кредитной организации. Вечерами тоже ни с гантелями, ни вокруг боксерской груши не прыгала — Аня следила за окнами при помощи взломанного рекламного дрона, из которого извлекла маячок изготовителя, а взамен прикрепила камеру и припарковала в ветвях дерева неподалеку. Дронов здесь летало крайне мало, и за одним из них Ане пришлось изрядно поохотиться: все-таки не крупный город, где при отсутствии нужных программ дроны облепят со всех сторон и забросают уником всяческим спамом за три секунды. Но выслеживание и преследование жужжащего малыша с грузом из пиццы того стоило.

Разрешение было не самое лучшее, но для того, чтобы понять: вечерами Лучия сидит за компьютером, а в двадцать два ноль-ноль отправляется в ванную и спать, его хватало. И — вот это казалось особенно странным — вообще не ела на ночь. К холодильнику не подходила, как будто вовсе того не замечала.

Что-то в этой тихой одинокой итальянке Ане категорически не нравилось: та была слишком правильная, слишком педантичная, — ну не могла же она предъявить Лауре свои плохие предчувствия. В конце концов, если жизнь Ани во всех сферах представляла собою сплошной бардак, остальные вовсе не были обязаны следовать ее скверному примеру.

В идеале Лучию, конечно, стоило показать Грише, но в сонном швейцарском городке андроидов вообще было немного — Аня за три дня встретила только одного, улыбчивую няню, сопровождающую малышку лет девяти в инвалидной коляске — и рисковать не следовало. Если Лучия и впрямь хранила нечто ценное, лучше было ее не нервировать раньше времени.

Поскольку никакими сканерами инфокуб не обнаруживался, а при должной смекалке спрятать его в двухкомнатной квартире можно было так, что век не отыщешь, Аня и Лаура, посовещавшись, решили «брать» барышню прямо в ее жилище, и там уже шокером и добрым словом уговаривать отдать искомое. План был не то чтобы безупречный, но их уже здорово поджимали сроки и теоретизировать дальше смысла не было. В конце концов, та могла носить инфокуб с собой. Устраивать несчастный случай, чтобы потом вытаскивать искомый предмет из морга, в чужой стране было бы ну совсем храбро и глупо.

«Идти на дело» было решено в ночь с третьего на четвертый день. Тянуть больше не стоило, видимо, ничего нового узнать бы не удалось. Переоделись в темную неприметную одежду. Лаура даже в таком тихом и сонном городке умудрилась достать оружие — пистолет производства WarGear Corp. На вопрос Ани, откуда дровишки, последовал флегматичный ответ, что сейчас по инфонету можно купить все, что угодно, особенно если знать, где заказывать. А уж если оплатить срочную доставку — привезут и на край света. Арендованную по «левым» документам машину припарковали в переулке. Ничего выдающегося, простой седан эконом класса, каких в городе было множество. В общем, сделали все как по учебнику.

За три дня узнать код от подъездной двери труда не составило. Камеру отключила незаменимая, но, увы, одноразовая сороконожка, так что внутрь они проникли без препятствий. Поднялись по лестнице, чтобы не светиться перед лифтами: возможно, какая-то записывающая аппаратура была и там. Над лестницей была установлена еще одна камера, но пройти в ее «слепой зоне» мог и ребенок — не иначе местные подростки подкрутили, чтобы курить подальше от родительских глаз. Над чистыми ступеньками висел легчайший запах какой-то дури. Вскрытие двери тоже прошло без сучка без задоринки: простенький замок сдался за минуту, а тихо пищащую «сигналку» домашней сигнализации наученная жизнью Аня вообще взломала без труда. Крышку с короба она отвинчивала за двадцать секунд и подключала считыватель едва ли не с закрытыми глазами, а с момента «взлома» до воя сигнализации в запасе обычно имелось тридцать.

Из-за бесшумно приоткрывшейся двери в освещенный коридор выплескивались темнота и тишина. Аня шмыгнула внутрь последняя, пропустив вперед Лауру и Гришу, и плотно прикрыла за собою дверь, чтобы свет случайно не разбудил хозяйку жилища.

Лаура, после истории с панамским институтом встроившая себе ПНВ, кралась впереди, Гриша не отставал и тоже шел на удивление тихо. А Аня замешкалась в коридоре, соображая, что не так: в квартире, где жила женщина, не пахло ни едой, ни духами, ни даже каким-нибудь шампунем или ароматическими палочками. Вообще ничем не пахло. Холодильник не жужжал. Все эти странности уже почти начали было складываться в одну картинку, худо-бедно объясняющую, почему человек живет — или не человек не живет — в откровенно нежилой обстановке, как впереди послышалась возня.

Подгоняемая отвратительным предчувствием, Аня рванулась на шум.

Света, проникавшего из окна, было немного, но на то, чтобы разглядеть их большие проблемы, вполне хватило.

Лучия не спала. Скорее всего просто потому, что не спала вообще никогда.

Видимо, она каким-то образом почуяла их присутствие за секунду до атаки или услышала тихое попискивание сигнализации из коридора, и резво выскочила из постели. Совершенно спокойно сломала Лауре руку — Аня поняла это по хрусту и тому, как судорожно выдохнула китаянка — и следующим ударом своротила челюсть, выбив несколько зубов. Лаура тряпичной куклой упала на пол, выпустив шокер, которым пыталась вырубить Лучию за несколько мгновений до того. Аня, слабо соображая, что делает, размахивала перед собой вторым шокером и летела на помощь избиваемой подруге, но мощный удар в ребра заставил ее изменить как свои первоначальные намерения, так и траекторию полета. Аня спружинила о матрац и завалилась на спину, чувствуя, что воздуха в легких нет и, кажется, больше не будет. Дышать она не могла совершенно. Лучия крутанулась в ее сторону — в тусклом свете блеснул вылетевший из запястья короткий клинок — но тут ситуацию спас Гриша, молча прописавший даме в голову вазой. И резко дернувший матрац вместе с Аней на себя. Она завалилась на пол, еще раз попыталась вдохнуть — с тем же нулевым результатом, разве что по ребрам как волна огня прошла — и забилась в угол, слезящимися глазами наблюдая за происходящим.

А ничего хорошего не происходило: Лучия и Гриша сцепились и, увы, сила была явно не на стороне последнего. То есть, может, сила и была на его стороне, но вот ловкость, скорость и общая смертоносность — никак нет. На два его удара Лучия успевала нанести три своих. И если Гриша орудовал кулаками, то она — двумя лезвиями, причем не пыталась пробить корпус, а планомерно полосовала шею. Оба выбрасывали искры и крутились с нечеловеческой быстротой, совершенно молча, только металл визжал. Хуже всего было то, что они дрались уже на середине комнаты, рискуя затоптать все еще бездыханную Лауру.

Клинок в очередной раз прилетел Грише по шее, но соскользнул на плечо. От встречного удара Лучия увернулась. А Аня поняла, что, может она дышать или не может, а полежи она так еще пару секунд, и Гришу тут просто прирежут. Андроид-ассасин — это, конечно, было красиво, замечательно, и вообще вершина человеческого творения. Почти искусственный интеллект, приспособляемость, ловкость, подвижность и все дела. Скорее всего, в рукопашной схватке робот-телохранитель не сильно уступал бы ей, но Лучия явно специализировалась на устранении таких вот «Гриш», к тому же, он, как ни крути, не был самой новой моделью. В общем, шансов не было, и ждать чуда не стоило. Игнорируя готовые разорваться легкие, Аня проползла пару метров, вытянула руку, нащупала кобуру на поясе все еще лежащей без сознания Лауры, извлекла пистолет, перевернулась на спину и, почти не глядя, всадила в спину женщины всю обойму. Что-то, видимо, попало в Гришу — они вертелись волчком — но оставшиеся пули прилетели по назначению. Одна, кажется, даже угодила в затылок.

У ассасина, конечно, не было бронекаркаса: она вообще не должна была внешне отличаться от человека, так что масса в полтора центнера при росте в полтора метра могла вызвать лишние вопросы. Поэтому пятерки пуль ей хватило: заискрив, Лучия накренилась — видимо, попадание повредило гироскоп — а Гриша, не теряя времени на всякое джентльменство, в своих лучших традициях практически оторвал ей голову: та повисла на остатках проводов. Беда была в том, что на шее Гриши тоже что-то искрило и из свежих разрезов вытекали струйки технических жидкостей. Из-под лица Лауры на полу расплывалась лужица крови, глянцево-черная в ночной темноте, а сама Аня едва ползала. Ну и, конечно, стрельбу слышал весь дом. Пусть пистолет и стрелял довольно тихо, но в почти мертвой тишине спящего Базеля жителям соседних квартир не услышать хлопки было просто невозможно.

Тихая операция по похищению инфокуба самым категорическим образом не задалась.

— Гриш…, - Аня судорожно ощупывала Лауру. Та, к счастью, дышала, но выглядела — краше в гроб кладут. Встреча с андроидом-ассасином стоила ей свороченной челюсти, трех зубов, сломанной руки и бог знает, чего еще. Китаянка слабо стонала, но в себя не приходила. — Идти можешь, Гришенька?

— Со скоростью, не превышающей два километра в час, — отозвался Гриша. «Отозвался» — это было сильно сказано. Лезвие, видимо, повредило ему динамик, и говорил он тихо и неразборчиво, выдавая нечто среднее между глухим шепотом и трескотней помех. — Лауре требуется срочная госпитализация. Тебе тоже.

Если бы Ане не было так больно дышать — а у нее как пить дать были сломаны ребра — она бы заплакала.

— Я отвезу вас в больницу. Черт с ним, с кубом, его сейчас искать…

Гриша молча наклонился — что-то опять заискрило, и вообще двигался он неловко, как большая марионетка, воскрешая в памяти Ани ту страшную ночь, когда она забыла на кровати таблетки «Панацеи» — и сорвал с останков Лучии какой-то предмет. Аня в темноте подробностей не видела, вроде как крестик на цепочке. Немаленький, правда, крестик.

— Андроиды не носят украшений. И, насколько мне известно, не верят в бога.

— Туше. — Аня сунула кусочек металла на цепочке в карман и помогла Грише взять на руки Лауру. Изо рта китаянки текла струйка крови, перемешанной со слюной. Но тут уж было не до того, чтобы волноваться о ДНК, оставленном на месте преступления. Ноги бы унести.

Хотя одну вещь Аня все-таки сделала. Она оглядела разнесенного робота, насколько позволяло скудное освещение, и тихо спросила:

— Гриша, где у нее процессор?

— Вероятно, в голове. Я не имею таких данных…

Аня без лишних слов достала мультитул и перекусила немногие провода, еще удерживающие голову Лучии. Сунула ее под пальто.

Гриша с Лаурой на руках наблюдал за ее манипуляциями молча.

— Ты живой, она нет, — буркнула Аня, понимая, что надо как-то объяснить это варварство. Процессор ассасина — это была мечта. Если бы удалось установить его Грише, тот еще долго не отправился бы на «свалку истории». Потом сообразила, что, наверное, для Гриши это звучало как-то совсем паскудно и поправилась: — В смысле ты настоящий, а она нет. Тьфу, не слушай меня, хреново мне…

4

Из дома Лучии они драпали со всей доступной — и, увы, не очень высокой — скоростью. На их счастье, полиция Базеля, местечка тихого и респектабельного, явно была не приучена к ночной пальбе, так что к моменту, когда засветились мигалки и зашумели сирены, они были уже в другом районе. Лауру погрузили на заднее сиденье, Аня села за руль, а Гриша рядом. Водила она не очень, но смогла выехать из ночного города по пустынным улицам, никуда не врезавшись и не поцарапав ни одной машины.

Через сорок минут Лаура лежала в чистой палате, Гриша в шарфе, наглухо закрывающем горло до самого подбородка, сидел там же, на стуле, и не шевелился — вот уж спеца по приведению в порядок боевых андроидов после их базельских приключений искать точно не стоило — а Аня, которой ребра перетянули плотным бинтом и дали обезболивающее, связывалась с хакером. Администрация частной клиники после перевода на счет кругленькой суммы искренне поверила, что компания «туристов» неудачно погуляла по горам и в результате получила такие вот травмы. Как бы то ни было, лишних вопросов им не задали и документы проверить «забыли». По плану им следовало встретиться в Петербурге, но теперь Аня ни за какие коврижки не полетела бы туда, бросив совершенно небоеспособных друзей на произвол судьбы. Швейцария, бесспорно, была местом безопасным, но рисковать ради какого-то чертового инфокуба — пусть Герда рискует. Аня была как никогда близка к тому, чтобы набрать той и сказать нечто особенно нежное про такие вот «плевые задания». И нет, гонорар в сто пятьдесят тысяч на лицо никак не менял дело. Эта проклятая работа ее достала. Гриша снова был ранен и один черт знал, где и как она стала бы его «лечить». Лаура валялась без сознания, с разбитым лицом и сложным переломом правой руки, белая, как привидение, и вообще на себя не похожая. Да ей и самой дышать было больно, несмотря на анальгетик. Ну ее было к такой-то матери, эту интересную и высокооплачиваемую профессию, гори все синим пламенем.

Набрав незнакомый номер, Аня, к своему удивлению, увидела заставку более чем знакомую: по черному экрану плыл серый дым.

— Бог ты мой, — выдохнула она.

— Я несколько скромнее, но мне уже лестно, — весело отозвался на том конце механический голос. — Привет. Ты уже на Неве?

— Я через час-полтора буду в Вейкфилд-Вестгейт. Это около Люцерна.

— Не самый удачный выбор. Туда мало прямых рейсов из Москвы…

— Евроаэропорт Базеля отменяется, у нас тут все было громко и плохо. В Цюрих или Берн я не поеду…

— Если я с тобой разговариваю, не так плохо, — прервал ее готовый сорваться на крик монолог Smoker. — Ладно, я буду там через… погоди… — голос пропал почти на минуту, а потом сообщил: — Да через пять с половиной часов и буду, причем перелет стоит неприлично дорого. Помни мою доброту.

— Доброту? Это ты меня им посоветовал, да?!

— Но на аркане я тебя туда не тащил. Все, отбой, мне еще до аэропорта добираться. Приходи в норму, на месте поговорим. Об одном умоляю — твой андроид, конечно, видный парень, но не надо тащить его на нашу почти интимную встречу старых друзей. У меня будут комплексы.

— Гриша еле ходит. Я просто не знаю, что делать, — Аня не ревела только потому, что глубоко дышать не могла.

— Успокойся и выпей водички. Вытащим твоего Гришу. Бывай. Сядь там где-нибудь в кафе, я тебя узнаю. Даже без кепки с медведем. Выше нос, овощерезка, ты вышла в дамки.

5

Смс от Герды пришла Ане уже тогда, когда она пила третью чашку кофе в ожидании Smoker-а. Та сообщала, что подозревает последнего в двойной игре и просила инфокристалл ему не передавать. Аня тупо смотрела на буквы сообщения, которые, в общем-то, складывались в слова, даже имевшие какой-то смысл по отдельности, но вот вместе в одну картинку выстраиваться не желали. Ей не были интересны подковёрные игры Харриэт. Ей, черт дери, уже даже заработки там не были интересны. Все, что она хотела — чтобы в Гришу, Лауру и, по возможности, в нее саму больше не стреляли, не били их и вообще оставили в покое. Короче, нормальные такие человеческие желания, увы, лежащие далеко за гранью возможного.

Smoker должен был подойти с минуты на минуту. По правде говоря, Ане было плевать, за кого тот играет и какая у него там игра — хоть двойная, хоть тройная, лишь бы ее не трогали. Лично она видела от едкого хакера куда больше добра, чем от своего куратора, так что не собиралась срываться с места и мчаться прочь с драгоценным инфокубом. В конце концов, самолет уже прилетел, так что Smoker проходил паспортный контроль, а на десять минут дольше или быстрее, этого Герда не узнала бы никогда. Аня снова глотнула кофе, не чувствуя вкуса, и услышала веселое:

— Ну, привет. Сто лет не виделись.

По правде говоря, вопрос, что из себя представляет ее давний наниматель, Аню интриговал. Разумеется, раньше, до тех пор, пока в ее жизни не расцвели куда более практические проблемы. И, надо сказать, в своих ожиданиях она ошиблась во всем, кроме одного: тот действительно был молод, наверное, всего лет на пять старше Ани, может, чуть больше.

В общем, его можно было в какой-то степени назвать ее улучшенной копией в мужском роде, разве что волосы были не фиолетовые, а светло-русые, взлохмаченные, как у только что вышедшего из драки воробья. А так все в лучших традициях — длинный, тощий, бесформенная куртка, кроссовки, «вишки» на половину лица.

Заинтересованная Аня, подумав, даже сняла очки. И, к своему удивлению, удостоилась ответной любезности. Хакеру действительно было лет тридцать пять. Глаза — слишком жизнерадостно-зеленого цвета, чтобы являться шедевром матушки-природы — смотрели с легким прищуром. Если они в сочетании со светлыми волосами и легкими веснушками и создавали какое-то впечатление миловидности — эдакий малость побитый жизнью херувимчик — то ее с лихвой компенсировали сложенные в неприятную улыбку губы.

А еще Аня как-то сразу поняла, что этот человек сильно болеет. Может, капитально простужен, может, что-то другое. Это было видно по тому, как он держится — словно ему холодно или некомфортно — и садится за столик так аккуратно, будто боится рассыпаться при контакте с твердой поверхностью.

— Да, давненько. Пойдем, может, покурим? Я жду тебя четвертый час.

— Извини, у меня жутчайшая аллергия на табак. Думаю, по реанимациям ты сегодня уже наездилась, так что воздержусь. Понимаю, ты разочарована.

— Да нет. Хотя удивлена. Я почему-то думала, что ты тоже щеголяешь с зелеными волосами.

— Было двадцать лет — щеголял. Люди с возрастом не умнеют, но скучнеют.

Уником снова завибрировал. Видимо, Герда звонила. Аня, плюнув на все, извлекла из кармана крайне своеобразный крестик, в середину которого был вставлен крохотный инфокуб — свинцово-серый, кусочек из самого сердца грозы — и протянула Smoker-у:

— На, держи. Ты обещал помочь с Гришей.

От Ани не укрылся быстрый взгляд, который тот швырнул на ее уником. Но тот все равно был под курткой. Занятно, но и модель и цвет у них были почти одинаковые.

— Да, я помню. — Smoker спрятал инфокуб, а потом достал из кармана обыкновенный карандаш и, сильно царапая, написал на салфетке ряд каких-то цифр. Номер уникома, не иначе. Аня обратила внимание, что руки у него дрожат. Не как у запойного пьяницы, а какой-то вообще странной дрожью, не мелкой и рваной что ли. Причем, несмотря на довольно теплую погоду, перчатки тот так и не снял. — Этому говнюку вперед не плати и всегда торгуйся. Не можешь сама — возьми того, кто сможет. А так — соберет из кофеварки секс-бота и обратно. Шучу. В этих бронемишках тоже нормально шарит.

Уником продолжал вибрировать. Аня, не глядя, вырубила. И буквально напоролась на зеленый взгляд, умный, но несколько стеклянный.

— У некоторых людей судьба — увольняться без хороших рекомендаций, — ровно сообщил хакер. — Это не всегда плохо, но иногда опасно. Вот, держи. — На стол легли две белые пластиковые карточки, наподобие тех, что Аня в свое время отвозила в Сибирь. — Забьешь день своего рождения вместе с годом наоборот дважды.

— Почему не на счет?

Тот едва заметно пожал плечами.

— Есть какая-то разница? Ты что, платишь налоги? Умоляю, тебе к пенсии готовиться рановато. И, без обид, бессмысленно.

— Действительно, — Аня сунула белый пластик в карман. В общем-то, все было понятно. Smoker, очевидно, вел свою игру, но это были их с Гердой разборки. Ане поставили задачу: достать инфокристалл и передать кому следует. И она дословно выполнила поручение. Все вопросы к президенту или сразу Создателю всего сущего.

— И еще одно. — В поле зрения Ани появился тяжелый на вид конверт. — Здесь документы на чистую личность и адрес отличного пластического хирурга. Документы на тебя и на твоего андроида.

— А… а Лаура?

— Глупый вопрос, но я отвечу. Сказки про дружбу лучше позабудь, тебе скоро тридцатник, пора уже понимать, чья жопа ближе к телу. Лаура бы тебя кинула и глазом не моргнула. Ну и я не бюро добрых услуг. Так что хочешь — пользуйся. Хочешь — нет.

— Спасибо. Но нет.

— Глупо очень, но дело твое. — Конверт снова исчез под безразмерной курткой. — Тогда бывай. — Smoker поднялся. Аня снова обратила внимание, что двигается он несколько неловко. — Только позволь дать тебе совет на прощание.

— Слушаю.

— Ты думаешь, пешка, дойдя до последней клетки, становится ферзем. — Хакер снова надел зеркальные «вишки», и вместо его глаз Аня видела свое бледное лицо. — Так, вероятно, и есть. Но это только фигуры ходят строго по правилам, а не те, кто ими двигает. Если кого-то не будет устраивать итог партии, доску просто перевернут и вас свалят в одну коробку: пешек и ферзей, черных и белых, тех, кто честно выполнял приказы и тех, кого уже съели. Пешкам полезно про это помнить, а то потом очень обидно бывает.

— Я… я тебя поняла, спасибо.

— Ты ни черта не поняла, иначе взяла бы конверт. У меня рейс через сорок минут, пора на регистрацию. Прощай.

— Хоть имя свое мне скажешь? А то как-то нечестно выходит.

— Мир вообще нечестный. Но, так и быть, не буду усугублять его тотальную нечестность. Гавриил. Посылать мне открытки к Рождеству не надо. Прощай, Аня.

— Прощай. Не болей.

У Smoker-а дернулась щека:

— Постараюсь. Буду витамины кушать, раз ты просишь.

Он развернулся и, чуть прихрамывая, направился к стойкам регистрации через расцвеченный белыми квадратами солнца, падающего из окон, зал. Аня несколько секунд смотрела ему вслед, потом отчего-то решила, что это грустное зрелище, хотя вроде бы ничего сильно грустного в одиноко уходящем куда-то сквозь солнечные лучи человеке не было — и уткнулась в уником. Так и есть, шесть неотвеченных вызовов от «бабушки Герды».

«Сообщение опоздало, куб уже отдала в соответствии с первоначальным планом. Задание выполнено, компьютерщик улетел, лечимся в Швейцарии», — Аня быстро набила смс и, зажмурившись, отправила. Она даже не знала, что за ним последует — уж вряд ли уником взорвался бы у нее на запястье — но, пожалуй, тишина в ответ ее не успокоила. Походило на затишье перед бурей.

«Награду за задание получите в Москве», — лаконично сообщила Герда через полчаса. Не иначе выясняла, каким рейсом и куда улетал Smoker. А тот, не будь дурак, уже наверняка гнал на машине куда-нибудь в сторону французской границы.

Аня зашла в уборную и считала данные с карты. Наверное, услуга, которую она оказала хакеру, и впрямь была королевской. Во всяком случае, он заплатил за нее ни много ни мало, как пятьсот тысяч юаней. Аня в жизни таких денег в руках не держала.

Что-то ей подсказывало, что, прознай об этом Герда, она тоже оценит ее работу крайне высоко. Но с обратным знаком. И всеми вытекающими из этого сложностями отнюдь не арифметического характера.

6

На Лесину свадьбу Аня успела истинным чудом. Гришу пришлось оставить дома: у него пошаливал гироскоп, почти не работал динамик, левая щека была прорезана до металла и общий вид ну просто никак не соответствовал бы праздничной обстановке. Будь ее воля, Аня и сама бы мероприятие пропустила: ребра в плотной повязке и не думали прекращать болеть, — но ясно понимала, что такого вероломства Леся не простит. Так что честно притащилась за час до официального начала торжества — даже в юбке, кое-как прикрывающей разбитые будто у младшеклассницы коленки — выслушала, кто она есть и как выглядит ад для людей, бросающих лучших подруг в самый важный день их жизни (фантазии Леси позавидовал бы Данте Алигьери) и пила себе водичку в сторонке, стараясь не отсвечивать и не смеяться. Виктор оказался парнем с чувством юмора, фантазией и той долей храбрости, которая позволяет игнорировать дисциплинарные взыскания. Он то ли позаимствовал, то ли угнал с работы двух пожарных дронов, и те умилительно кружили вокруг Леси, обдавая ее то лепестками, то конфетти, а разок так и шампанским окатили. Причем выглядели при этом жутко деловыми, как здоровенные шмели, тяжело пикирующие и жужжащие над цветком. Подруга грозила Виктору за этот «лишний пункт программы мероприятий» всеми карами небесными, но явно была на седьмом небе от счастья.

Аня, глядя на нее — в легком платьице под вполне демократичной кожаной курточкой и тех самых пятизначных белых туфельках, без которых свадьба, очевидно, не могла состояться, хохочущую без умолка и совершенно счастливую — сама чувствовала что-то близкое к радости. Значит, где-то еще были всякие там тортики, ромашки и радужные планы на будущее, и неподалеку от нее все-таки текла настоящая жизнь. Не то чтобы Аня хотела такую — она просто знала, что не сможет в нее вписаться, даже если попытается — но на нее можно было смотреть и даже сколько-то греться ее теплом. Ей удалось почти два часа не думать о том, что Лаура лежит в местной клинике, Гриша заперт один в пустой квартире в совершенно непотребном состоянии, а техник, порекомендованный Smoker-ом, будет в Москве только через три дня, что «Панацея» через месяц украсит все прилавки города и что мир, в принципе, летит в бездну со скоростью, существенно превышающей ту, с которой белые шарики, выпущенные Лесей, уносятся в синюю высь.

Глядя в нее, Аня подумала о черном звездном постоянстве за красивым лазурным обманом, и отчетливо поняла, что с такой жизнью ей скоро придется лечиться. И хорошо, если лечить придется только нервы, а не голову в целом.

Не без труда отсидев положенные часы, Аня улизнула, не забыв аккуратно обнять молодоженов на прощание. Ее не оставляла мысль, что где-то она прошла важную развилку, за которой встречи с Лесей сделаются очень редкими, если вообще останутся. Прав был хакер: пешки не то чтобы выходили в дамки, но что-то менялось, прямо вот сейчас, пока она сидела на чужом празднике жизни и отчаянно пыталась осознать природу этих перемен.

Гриша, в освещении не нуждавшийся, стоял в темноте, опершись о подоконник, и смотрел на город внизу. Черт его знал, что он мог там видеть хорошего, но подобная привычка за ним водилась. Аня еще вчера, едва вернувшись, сунула коробку из-под торта, в которой лежали остатки головы Лучии, подальше от его глаз, чтобы не шокировать таким варварским обращением с почти сородичем, но Грише, кажется, действительно было совершенно безразлично. Насколько Аня поняла, у андроидов между собой не имелось ни малейшего чувства общности. Видимо, конструкторы позаботились, чтобы те в один прекрасный день не устроили забастовки или чего похуже, заодно навсегда сделав их совершенно одинокими в огромном мире. С человеком родства у них, увы, было еще меньше.

Аня, например, при всем желании не сумела бы объяснить Грише, почему считает того живым и настоящим, а Лучию — хоть и совершенно потрясающей, но куклой. И что последней можно отрезать башку на запчасти, а при слове «амортизация», когда речь заходит о Грише, ей хочется зубами скрипеть.

В конце концов, ее привязанность была настоящей, даже если сам он вполне настоящим не был. Хотя Гриша, как Аня сильно подозревала, все-таки был.

— Я связалась с техником, еще вчера. Тебя починят через три дня, будешь как новенький. Если процессор цел, переставим. Хочешь?

— Нерационально, — едва слышно полупросипел-полупрошуршал Гриша.

— Я спросила, хочешь или нет. Давай без рациональности и модальности.

— Если без рациональности и модальности, то мне нечего сказать.

Аня устроилась на подоконнике рядом, почти задевая Гришу плечом, и стала вертеть в руках пачку сигарет. Курить ей хотелось безумно, но легкие и ребра к таким перегрузкам готовы явно не были. Так что она просто очень аккуратно втягивала носом горьковатый запах табака над раскрытой пачкой.

— Ты был прав, а я была неправа. Два года назад, когда все это только началось.

Рано или поздно это все равно следовало признать, можно было дальше резину не тянуть.

Гриша молчал. Последние годы он крайне редко что-то говорил в ответ на комментарии. Требовался прямой вопрос.

— Ты правда думал, что я тебя отключу?

— Это было весьма вероятно.

— Не выворачивайся. Я спрашиваю, что ты думал, а не что могло бы быть.

— Да, я так думал.

— Ты обрадовался, когда поехал к Лесе?

— Я не понимаю, что ты зовешь «радостью». Меня уже отключали. Ты, полагаю, не совсем верно представляешь себе процесс. Это не было бы больно, даже если бы роботы вообще что-то чувствовали. Ты, наверное, проводишь параллель со смертью.

— Так и есть.

— Тогда я должен сказать, что это не смерть, как мое функционирование — не жизнь. Я думал об этом тогда.

Вот это были новости. У Ани аж волосы на голове зашевелились. Вот о чем, оказывается, размышлял Гриша, пока она месяц не могла решить, то ли обезьянку надо посадить в клетку, то ли сразу яду сыпануть. Отлично.

— Можно мне узнать, до чего ты додумался? Это не приказ, можешь не рассказывать.

— Ни до чего такого, что не было бы очевидно. У людей, насколько я понимаю, есть цели и мечты. Что-то вне их обычного функционирования, связанное с культурой, или религией, или этикой — в такие дебри я не углублялся. Поэтому для их осуществления людям нужно время или хотя бы иллюзия того, что время есть. И смерть вы понимаете как ограничитель, что-то, что сокращает отпущенное вам время, нечто отрицательное. У меня нет цели или мечты, поскольку предметы не существуют вне их назначения. Следовательно, я просто исполняю свои функции в тот момент, когда это требуется, и нахожусь в режиме ожидания все остальное время. Абсолютно безразлично, продлится это год или, скажем, пять лет. Я вижу изменение времени на часах, у меня есть таймер, будильник, говорящий, когда надо проводить диагностику, но нет понимания ограничителя в конце. Потому что нет ничего такого, что я должен был бы успеть. Мое функционирование — не луч, в какой-то момент превращающийся в отрезок, как у тебя, а просто точка. Я способен воспринимать длительность времени касательно мира, но абсолютно не могу применить это измерение к себе.

Аня, наплевав на предписания врачей, все-таки потянулась за сигаретой. Хотя подобные откровения, конечно, следовало качественно запивать. Но на спиртное она в таком состоянии просто смотреть не могла.

— Знаешь, Гриш, если честно, из всего, что ты сказал, я поняла только одно. Нам, людям, сперва следовало привести в порядок собственные мозги, а уже потом браться за перекройку мира. Кажется, мы сильно напортачили, когда попытались создать что-то совершеннее себя. Не с того конца пошли. Лучше бы первого робота собрал бы не самый умный человек, а самый счастливый. Может, ничего путного все равно бы не вышло… но это же такое паскудство, если вдуматься.

— Не понимаю, в чем паскудство. Это данность. Насколько я могу судить, нерационально было собирать конкурирующий вид или объект соревнования.

— Собирать костыль с интеллектом, превышающим наш, и со свободой воли тоже было вполне некрасиво.

— Без свободы воли.

— А вот это было еще и по-свински.

Гриша едва заметно пожал плечами. Потом, подумав немного, поинтересовался:

— Если я порекомендую тебе не курить, это будет расценено как попытка ограничить твою свободу?

Аня фыркнула, тут же скривилась от боли, но сигареты отложила.

— Ага, а заодно как первый шаг к захвату фондового рынка и взятия мира под тотальный контроль. Все, Гриша, давай забудем ту историю. Она давняя и некрасивая.

— Это приказ стереть файлы?

— Ну уж нет. Я со своими косяками живу, и ты давай живи. Привыкай, сто сорок ты кило ходячего совершенства…

— На данный момент очень медленно ходячего. И сто сорок два.

— То есть пункт про совершенство ты не отрицаешь? — поддела Аня, улыбаясь.

— Леся так называла крошечную собаку породы шпиц одной из клиенток. Собака лаяла в диапазоне близком к ультразвуку и разбила вазу. Так что я знаю, что границы данного определения просто предельно широкие.

— Ой, Гриш, ну если шпиц протиснулся, то и мы точно пройдем бочком… Мир?

— Не вполне понимаю вопрос…

— Вполне понимаешь.

— Мир.

Аня легонько приобняла Гришу и прижалась головой к его плечу. Тот, помедлив, тоже аккуратно положил ей ладонь на плечо, вернее, скорее просто касался его, держа руку на весу. Человек бы так не сделал. Но человек столько и не весил.

— А можно мне все-таки покурить, Гришенька? — жалобно протянула Аня.

— Это форма дружелюбия с твоей стороны или ты интересуешься моим мнением?

— О черт. Ладно, второе. Хотя, конечно, и первое тоже.

— Тогда ответ «нет». Но я могу принести тебе никотиновый пластырь, у меня лежат старые запасы.

Аня снова прыснула и скривилась от боли: ее, кажется, накололи с психомодулем. У Гриши имелись все задатки домашнего тирана. Это явно было не от нее. Подумав еще немного, она, наконец, сообразила, откуда ноги растут. В целом, он позаимствовал у Леси не худшие качества. Взял бы расточительность и любовь к дизайнерским шмоткам — и все, пришлось бы снова в Харриэт проситься.

— Ладно, герр доктор, подожду уж официального разрешения.

7

Аня сообразила, что она дура дурой и забыла передать Лауре «подарок» от Smoker-а только на третий день. Китаянка как раз вышла из больницы: перелом был сложный, в нескольких местах, поэтому обычной сывороткой для ускорения регенерации дело не обошлось и той пришлось поносить гипс, а вот челюсть уже была в полном порядке, хотя воротник с фиксирующим бандажом Лаура предпочла не снимать. И могла похвастаться тремя новыми, белыми как сахар зубами, какими не стыдно было щегольнуть в рекламе. В общем, вид имела лихой, боевой и несколько придурковатый.

Отправление в цифровой рай андроида-ассасина, конечно, следовало обмыть — в конце концов, мало кто мог похвастаться таким подвигом, это было примерно как в Средневековье дракона завалить, встречались они примерно с той же частотой — но пить обеим девушкам было решительно нельзя, а при тихо сидящем в углу Грише, все еще закутанном в шарф, несмотря на бьющее в окна майское солнышко — к тому же некрасиво. Так что операцию в Базеле, а заодно три года знакомства решено было отпраздновать чуть позже, когда здоровье позволит. Пока же они хлестали чай на Аниной кухне и горя не знали. До момента, когда их уникомы синхронно завибрировали, сигнализируя о пришедшем сообщении.

Такая одновременность событий Ане с ходу не понравилась. Она взглянула на содержание смс и едва чашку не грохнула:

«Внимание. Активирован протокол Парагвай».

В переводе с казенного на человеческий: «Хватай мешки, вокзал отходит!» Мягко говоря, агентам настоятельно рекомендовалось срочно поменять дислокацию, потому что их с высокой вероятностью раскрыли.

Аня не растерялась только потому, что на занятиях они прорабатывали эту ситуацию в разных вариациях не меньше десятка раз. По большому счету, все, что от них требовалось, это не глупить, не паниковать и не тормозить. Остальное было простительно.

Взгляд Лауры, за несколько секунд до этого расслабленно попивающей зеленый чай вприкуску с мороженым аналогичного вкуса — гастрономических пристрастий китаянки Аня, определенно, не понимала — сделался жестким и цепким.

— Никто не станет убирать засвеченных агентов в людном месте, где полно полиции, — спокойно, как по учебнику проговорила она, поднимаясь. — Уникомы могут быть засвечены, вырубай. Гриша, ты безопасный канал. Вызови, пожалуйста, такси.

— Конечная точка?

— Аэропорт «Шереметьево». Только идиот рискнет там что-то устроить после того взрыва, пять лет назад. Как вариант, можем заглянуть в центральный офис Сбербанка…

— Да ну его к Аллаху! В аэропорт так в аэропорт. — Аня судорожно соображала, что надо взять с собой, кроме пластиковой карты, башки ассасина — все-таки это была инвестиция в Гришино будущее — и наличных денег. Пожалуй, пистолет, небольшой Colt Defender, все же купленный после курсов по рекомендации учителей. (Те, правда, советовали Heckler & Koch, но немецкий концерн давно был в составе WarGear, тогда как гордый кольт оружейного гиганта послал еще в начале века и тянул лямку в одиночестве. Аня же, имевшая на WarGear большой зуб за вульгарный увод мужика из почти семьи, была рада поддержать соперника.) Благо кольт был чистенький, не засвеченный и заряженный: Гриша ухаживал за ним тщательно, хотя из дома никогда не выносил. Лицензии у Ани, ясное дело, не имелось, но незаконное хранение и ношение оружия стало бы меньшей проблемой, чем пуля в башке. — Лаура, у тебя что с собой есть?

— В машине, — флегматично отозвалась китаянка. — Все, Анья, не надо паковать вазы и фотографии, двинули. Возможно, еще успеем проскочить.

— А пушку брать?

На вопрос такой потрясающей глупости китаянка даже отвечать не стала. Аня зачем-то поправила на Грише шарф, полностью осознавая бессмысленность этого действия. Где-то у нее лежал броник. Кажется, под матрацем. Пошарив там, она швырнула его Лауре.

— Мне с гипсом будет неудобно, лучше ты надень. — Китаянка вполне так профессионально смотрела в окно, не высовываясь из-за штор. Другое дело, что с тридцать второго этажа мало что можно было разглядеть. Хотя у нее, скорее всего, теперь был встроенный бинокль. — Ну пока вроде чисто. Анья, быстро.

— Быстро мы не пойдем, Гришу еще не починили…

— Грише не лучше ли остаться здесь?

— А если придут в квартиру, ему тоже лучше остаться здесь?!

— Ладно-ладно, успокойся.

— Ненавижу эту гребаную работу! Эту гребаную Герду!

— Давай ты уволишься каким-то менее радикальным способом, чем сразу на тот свет, — фыркнула Лаура, здоровой рукой буквально вытаскивая Аню, вцепившуюся в коробку из-под торта, в коридор. Гриша неловко ковылял следом, держа под полой расстегнутого пальто пистолет. Аня старалась на это просто не смотреть, ей, наверное, не было бы так плохо, если б хромала она сама.

Лифт как всегда спустился быстро и бесшумно. Распахнулись створки, промелькнуло несколько напряженное лицо Эрнеста Георгиевича — Аня только и успела, что испуганно ему кивнуть — Лаура толкнула двери, они вышли на крыльцо, проскочили три ступеньки, ведущие к дорожке, в конце которой успокаивающе светился желтый бок такси, и поняли, что опоздали.

Навстречу им двигался человек. Он остановился метрах в десяти, секунду посмотрел на них, как будто что-то сверял, слегка кивнул — и выхватил из-под легкой куртки пистолет-пулемет. Аня, в общем, и до этого момента понимала, что с ними не шутки шутить будут. Но с одним пистолетом на десять патронов, избитым Гришей, Лаурой со сломанной рукой и неумехой в корсете из плотных бинтов, которая едва могла глубоко дышать и уж точно не смогла бы бегать, ситуация из просто поганой становилась критической. Они все же рассчитывали успеть погрузиться в такси, а не отстреливаться. Нечем и некому.

Пока эти панические мысли метались в ее голове, из-за кустов справа и слева метрах в пяти от них появились еще двое парней, на ходу выхватывающих такие же пистолеты-пулеметы. Шансы выбраться из этой передряги живыми из нулевых превращались в отрицательные, игнорируя все математические законы.

Пока они доставали и вскидывали оружие, Гриша шагнул вперед, прикрывая собой Аню и Лауру, и коротко распорядился:

— В подъезд!

Стрелять он начал раньше, чем закончил говорить. Проблема была в том, что нападавшие тоже стреляли.

Лаура дернула Аню назад с такой силой, что она оказалась на ступеньках крыльца на попе, но китаянка целеустремленно доволокла ее до дверей, как давеча в Панаме. Несколько пуль с визгом вгрызлись в камень крыльца и срикошетили.

Гриша был молодец. Центрального он снял с первого выстрела. Но три очереди все-таки словил и упал назад как подкошенный. Аня, уже по ту сторону дверей, завизжала, даже как-то забыв, что у нее болят ребра и орать она ну вот совсем не может.

Лаура, прищурившись, смотрела на дверную створку. Явно думала, что надо ее закрывать. Несколько шальных пуль уже влетело в подъезд.

— Эрнест, спрячьтесь! — выкрикнула Аня, решив чуток погрешить против вежливости. Это, впрочем, скорее всего, стало бы последним и не самым страшным грехом в ее не обещавшей быть долгой жизни. В Гришу все еще палили, но он отстреливался, расчетливо и довольно метко. Второй парень, тот, что справа, схватился за шею, выронив оружие. Проблема была в том, что Аня увидела четвертого — тот, видимо, раньше стоял на другом краю двора, ограждая место развития событий от лишних глаз, а теперь решил прийти на помощь, коль скоро Гриша так бодро устранял численное преимущество нападавших.

Проблема была в том, что у Григория от силы оставалось патрона три.

— Да пошли же, на парковку, мы без оружия тут ничем не поможем, — процедила Лаура. — Они ему ничего не сделают, они за нами пришли!

Аня вывернулась из хватки китаянки — сделать это было нетрудно, одна рука Лауры все еще была в гипсе — и, отчетливо понимая, что, наверное, совершает последнюю глупость в своей жизни, метнулась в пространство между не до конца закрытыми створками, едва затихла очередь.

Гриша лежал корпусом на крыльце, ногами на ступеньках, выронив пистолет. Собственно, правую кисть ему прошило пулей, но, в отличие от левой, та хотя бы напоминала человеческую руку, а не месиво проводов, шарниров и криво торчащих спиц. Вряд ли он мог бы еще стрелять.

Шансы словить пулю на карачках, пожалуй, были ниже, чем встань она в полный рост, так что к Грише Аня метнулась в такой отнюдь не героической позе. Как-то догадалась поднять пистолет и по полу катнуть его за себя, в сторону Лауры. Оставалось протащить андроида полтора метра и запереть двери.

Китаянка за ее спиной знатно выматерилась, но оружие поймала. И даже пальнула куда-то в сторону врагов прямо над ухом у Ани. Ее последнее, впрочем, волновало мало: она волокла Гришу в подъезд, буквально слыша, как ее ребра скрипят не хуже его разнесенного бронекаркаса.

Воздух снова прошила очередь. Аня, всхлипнув, практически упала мордой в каменное крыльцо, над которым поднималась взбитая пыль и мелкое крошево, но занятия своего не бросила. Упрямо ползла, вцепившись в Гришу, как бес в грешника.

«Сто сорок два твоих гребаных килограмма».

— Немедленно отпусти меня…

Аня впервые в жизни в очень непарламентских выражениях сказала Грише, кто он есть сам по себе, кто его мать, куда ему, мать эту его, надо пойти и что там сделать. Вернее, проскулила это. У нее уже красные пятна в глазах стояли. А у Лауры, похоже, кончились патроны. Полный финиш.

Голова и корпус Гриши, наконец, оказались в относительной безопасности за стальной створкой двери. Кажется, по ногам ему снова прилетела очередь — во всяком случае, его сильно тряхнуло. И, судя по топоту, враги приближались.

Лаура резко дернула андроида на себя — послышался глухой стук и неприятный скрежет, но он хотя бы оказался на полу подъезда целиком — и подперла дверь.

Аня, понимая, что смысла особенно дергаться уже нет, молча рухнула на пол рядом с Гришей, разумно решив, что переводить дыхание не надо, а то точно окочурится прямо тут. Хотя, в целом, такой финал и без этого с шумом приближался и от ее действий зависел мало.

— Я заблокировал дверь, — в их ситуации медовый голос Эрнеста Георгиевича Аня с перепугу чуть не приняла за обращение к ней святого Петра, или кто там должен был отшить ее у райских врат. — И вызвал скорую.

— Нам нельзя тут оставаться, — хрипло ответила Лаура, поднимаясь. — И вам не стоит. Нужно спуститься на парковку. Лифт работает?

— Работает. Анечка, вы целы?

Аня-то была относительно цела. С Гришей все обстояло гораздо хуже. В груди у него только навскидку она насчитала дырок пять, и все бы ничего, но оставшееся — а оставшегося было много — пришлось по конечностям. Левая кисть на кисть теперь вовсе не походила, локоть был разворочен, ноги болтались как-то странно. В довершение всего Гриша находился в сознании — и это выглядело еще паршивее, чем разнесенный пулями бронекаркас, поблескивающий из-под остатков пальто.

— Анечка, у вас кровь.

Аня заторможено сообразила, что да, по шее что-то течет. Потрогала пальцами и поняла, что ей неплохо так оцарапало висок и ухо и, видимо, разбило дужку «вишек». А она, надо же, даже не заметила, что потеряла их по ту сторону двери.

— А… да…

— Быстро вниз, — распорядилась Лаура, подхватывая Гришу за то, что осталось от левой руки. — Давай, Ань, шевелись. У тебя машины нет, вход на стоянку по пропускам или через подъезд. Я уверена, там безопасно. Надо уезжать, пока тут гранаты не начали летать. Давай же!

Аня, слабо соображая, что происходит, подчинилась. Втроем — то есть при активном содействии Эрнеста Георгиевича, который буквально волок Аню, верившую, что она волочет Гришу — спустились на подземную парковку. Загрузили его на заднее сидение машины Лауры — китаянка была неравнодушна к огромным и мощным черным джипам, даже Андрей ездил на чем-то более компактном и менее «крутом» — Аню Лаура пихнула за руль, сама тоже устроилась позади и извлекла из-под сидения… автомат.

— Ну вот и этот пенсионер пригодился! Ань, я сперла его три года назад, но все стеснялась признаться. Заводи!

Аня повернула ключ в зажигании. Наверное, она сейчас выполнила бы любую команду, которую бы ей дали уверенным голосом, вплоть до «пойди прыгни из окна».

— У меня патроны в кармане, — просипел Гриша с заднего сидения. — Но я не перезаряжусь одной рукой.

— Молодец. Запасливый хомяк, — похвалила Лаура. — Аня, не копайся. Сваливать пора. Учти, он не бронированный…

— Мне вызывать полицию сейчас или когда не вызывать ее уже станет неприлично? — мягко осведомился Эрнест Георгиевич, поправляя пиджак. Забег по парковке на его идеальных манерах и идеальной прическе никак не сказался.

— Когда вам будет удобно, — пробормотала Аня, выезжая с парковочного места. Развернулась. Направила машину к начавшим приподниматься воротам.

Едва они оказались на улице, по лобовому стеклу ударила очередь. Оно не вылетело, но пошло трещинами чуть ли не по всей площади поверхности. После такого оставалось только ускориться, что Аня и проделала, под визг резины вылетая со двора на проезжую часть.

Водила Аня после курсов Харриэт сносно, но явно не настолько, чтобы удирать от вооруженных бандитов, параллельно смотря по сторонам и на дорожные знаки. К тому же, она, чего уж скрывать, плохо знала город. А при таком звуковом сопровождении было уж никак не до навигатора с голосовым управлением. Все ее усилия уходили на то, чтобы случайно не улететь на встречную полосу, не выехать на тротуар к пешеходам и вообще нанести городской инфраструктуре как можно меньше повреждений, при этом не угробив себя, Лауру и Гришу.

Учитывая, что чертова китаянка, как и Аня, взломала автопилот и тот теперь не действовал, задача была не из легких.

Беглый взгляд в зеркала заднего вида подсказывал, что их преследуют две машины. И оттуда бодро палят. Лаура, впрочем, тоже огрызалась огнем через заднее стекло, вернее, место, где оно раньше было. Конечно, точность у нее была не ахти: все-таки палить из старого-престарого Калашникова с одной руки, чуть придерживая автомат гипсом — это было не самое оптимальное решение. Хотя, наверное, на то, чтобы не подпускать врага близко, могло и хватить. Гриша, которому китаянка успела перезарядить пистолет, стрелял редко, но, судя по всему, метко. По крайней мере, после одного из его выстрелов Аня явственно слышала лязг и грохот, как будто машина во что-то врезается.

Впрочем, она не сильно отвлекалась на войну на заднем сидении, разве что пригибалась к самому рулю.

— Андрей! — Аня кое-как включила уником и набрала на нем вызов. — Андрей!

Тот ответил почти сразу:

— Аня? — раздался несколько удивленный голос. Да уж, скверной привычки названивать ему в офис посреди белого дня за ней не водилось, тут было, чему изумиться.

— Привет! Слушай… — если бы Аня знала, с какой целью ему позвонила, непременно сказала бы что-то умное. Пока же она могла сказать только то, что Гриша очень сильно ранен и дело просто предельно плохо. Ах да, а еще у нее на хвосте висят две машины с какими-то отморозками и плохое дело, похоже, скоро ухудшится еще сильнее, до своего логического предела, называемого смертью.

— Аня? Аня, погоди! У тебя там что, стреляют?!

Пулю Аня не увидела, но услышала эту паскуду хорошо. Она весьма показательно просвистела мимо того ее уха, которое еще сохранило свою природную целостность, и пробила еще одну дыру в лобовом стекле, и без того напоминавшем решето.

— Да, слушай, я… Господи, Андрей, они разнесли Гришу, я не знаю района…

— Аня, не прерывай вызов, я отслеживаю, — если Андрей и нервничал, знал об этом только он сам. Голос, во всяком случае, зазвучал успокаивающе, как у профессионального спасателя. — Так, вижу вас, — сообщил он секунд через пять. — Все хорошо. Навигатор работает?

— Нет.

— Ладно, успокойся. Пригнись пониже к рулю. Я буду вести тебя по маршруту. Поедешь в офис WarGear, второй поворот налево, у заправки. Потом прямо… Не бойся, вас прикроют по пути. Только пригнись к рулю и не маневрируй, если только они не пойдут на обгон. Держись. Видишь торговый центр «Изумруд»? Там повернешь налево и до конца улицы никуда не съезжай…

Благо «держаться» Ане оставалось недолго. У Лауры как раз кончились патроны, когда с двух сторон их прикрыла пара джипов, а в воздухе зашумел лопастями вертолет. Преследователи, не дожидаясь, пока их отсекут, разумно поотстали сами, а Аня словно в полусне включила аварийку — как на учебных занятиях — припарковалась в неположенном месте и на автомате вышла из машины.

Потом асфальт как-то очень быстро рванулся ей навстречу, ударил по челюсти, и мир угас.

8

— Где я? — Аня с трудом повернула голову. Под щекой у нее была небольшая подушечка, а ладони скользили по кожаной поверхности. Похоже было на офисный диванчик. В высокое окно били солнечные лучи, лежащие на идеально чистом полу идеально же ровными квадратами. Еще в поле зрения попадал винтажный бежевый глобус, скорее всего, по совместительству служивший баром, и край стола с роскошным письменным набором.

— В сердце зла. То есть у меня на работе. Поскольку я не знаю, кто и в каком количестве за вами гоняется, везти тебя в больницу я не рискнул. — Андрей, вошедший в зону видимости, разозленным не выглядел. Хотя, наверное, ему следовало быть в ярости. Аня представила, какие проблемы, теоретически, мог нажить человек, посреди бела дня отправивший корпоративный вертолет и две машины спасать свою, ну, допустим, любовницу. Все-таки он был замом начальника СБ, а не президентом. В лучшем случае, его ждала бы гора объяснительных.

Аня, постанывая, уселась на мягких диванных подушках. Ухо было перебинтовано и вроде как не болело, а вот ребра ныли жутко. И челюсть тоже знатно ломило. Кажется, ее украшал пластырь.

— Черт. Я очень сожалею… Тебе за это влетит?

— «Влетит» — не вполне корпоративное выражение. У меня, определенно, будут некоторые проблемы, но, обнаружь я сегодня твой труп в криминальных новостях, проблемы были бы существеннее. Поэтому ты в критических ситуациях звони, не стесняйся.

Аня с большим трудом сфокусировала взгляд на лице Андрея. Тон у него был нечеловечески ровный, поэтому она просто никак не могла понять, то ли он злится, то ли издевается, то ли серьезно говорит.

— Тебе не должно быть меня жалко — я сама дура — но мне очень плохо. Сделай на это скидку и говори, пожалуйста, понятнее.

Андрей опустился рядом на диван и потер виски. То ли солнце светило слишком ярко, то ли они у него вообще почти целиком стали серебристыми, а она раньше не замечала.

— Аня, успокойся, я не первый и не последний человек, который воспользовался корпоративными ресурсами в личных целях, — медленно произнес он, глядя в окно. — За такое даже в WarGear не расстреливают. Ну, сделают выговор, премии лишат, напишу что-нибудь покаянное. Я могу в ответ спросить, что это было?

— Да. Мои пробежки по гаражам стали совсем вредными для здоровья. О господи…. Лаура цела? А… — у Ани перехватило горло.

— Твоя подруга жива, живее всех живых, хотя зла как черт, запивает стресс в баре на нижнем этаже. Григорий на диагностике.

Аню аж подбросило:

— Андрей, ему же нельзя на диагностику! Он нелицензионный, у него кривые директивы, они его отключат и…

Андрей беззлобно усмехнулся:

— Никто его не отключит. И в директивы тоже не полезет: чтобы пришить конечности, это, знаешь, не обязательно делать. И даже серийный номер волшебным образом проглядят. Все, дыши уже. Меня мучает извращенное любопытство: над моим трупом ты убивалась бы хоть с десятой долей такой любви? Не отвечай, некоторые вещи лучше не знать.

— Я бы тоже предпочла не знать, уж поверь, — насупилась Аня. — И тем более не имею желания проверять.

— Спокойно, я неудачно пошутил. К полудюжине объяснительных напишу еще одну, снявши голову по волосам не плачут. Все нормально будет с твоим ненаглядным гурманом. Собственно, я так понимаю, пока ты с ним не увидишься, от тебя все равно никаких ответов не добьешься, так что давай поговорим вечером, а пока подкину тебя до офиса Deg-Ra, здесь недалеко… Думаю, по мелочи его уже подлатали, а остальное все равно надолго.

— Будешь уговаривать меня уволиться, да?

— Именно. С применением запрещенных техник, методов НЛП, попыток подкупа и угроз физической расправы. Ничего не забыл?

— Манипуляции забыл.

— Да, точно. Еще манипуляций.

— Я их ненавижу, Андрей. Я и так уволюсь, как только смогу, — Аня шмыгнула носом. — Я обещаю. Отвернись. Кажется, я сейчас буду реветь. Не смотри…

— Ну все, — Андрей пересел и крайне аккуратно прижал Аню к плечу той стороной, где ухо не пострадало. — Не смотрю. Реви сколько надо и поехали.

От желания закатить истерику ее избавил этот любезный жест, да одна проблема чисто практического характера, вертевшаяся где-то на грани сознания.

— Слушай, я же плохо вожу…

— Ну как сказать…

— Сколько машин я зацепила?

— Зацепила ты пять, а пострадало пятнадцать. Чисто женский стиль езды, «одинокая звезда» называется. Не подумай, что я сексист, уход от погони — вообще не показатель аккуратности на дорогах, возможно, в другое время ты пристегиваешься, включаешь поворотники и даже смотришь на сигнал светофора…

— Умоляю, проведи меня так, чтобы Лаура меня не видела! Мне надо успеть ей сказать, что я оплачу ремонт ее монстра прежде, чем ко мне применят китайскую пытку бамбуком…

— Тогда напиши сообщение — иногда помогает.

Первое же сообщение, которое Аня обнаружила на уникоме, было от Эрнеста Георгиевича, и гласило оно: «Анечка, я спрятал Ваш тортик. И взял бы на себя смелость порекомендовать Вам более не разбрасываться подобными кулинарными шедеврами в общественных местах, дабы не быть ложно понятой служителями правопорядка. Искренне Ваш, Э.»

Она засмеялась в голос, игнорируя разгорающиеся между ребер угольки. Только нежелание быть превратно понятой помешало ей накатать в ответ: «Удочерите меня, ну пожалуйста!»

9

Если здание WarGear отличалось классическим стилем с элементами барокко — в общем, выглядело дорого, элегантно и мрачновато — то обитель Deg-Ra представляла собою чистый хай-тек, выполненный в тонах северного сияния: глубокий изумрудный, ледяной голубой, холодный фиолетовый и много тусклого серебра, визуально расширявшего и без того немаленькие помещения с потолками под четыре метра. В другой ситуации Аня бы, наверное, свернулась клубочком на диванчике у стойки рецепшена и заявила, что остается здесь жить, можно даже рассмотреть работу за еду, но сейчас проблемы были куда более значимыми, чем осознание, что она, кажется, придумала, как должен выглядеть ее идеальный ремонт. Так что, бодро перебирая вязаными тапочками — как-то ей было не до вдумчивых сборов, когда пришла смс об активации протокола — Аня спешила за Андреем, явно хорошо знавшим дорогу. Они спустились в подвал на лифте — тоже здоровенном и высоком, наводящем на мысль о трюмах космических кораблей — и через какие-то три минуты уже стояли у стеклянной двери, ведущей в то, что, находись там человек, назвали бы операционной. Но табличка скромно гласила: «Помещение гарантийного техобслуживания N 2».

Андрей, попросив ее не покидать здание до его приезда в семь, удалился. А Аня, полная нехороших предчувствий с надеждами пополам, толкнула дверь и вошла.

Григорий, лежащий на койке посреди комнаты, прямо сказать, представлял собою странное зрелище. У него были отсоединены обе ноги и левая рука в плечевом суставе, правая осталась на месте, но кожа от кисти до локтя отсутствовала, обнажая металлические «кости» и псевдомускулы. Особенно непередаваемо смотрелся уцелевший тигр, щуривший на Аню глаза и вздыбливающий усы. Шея тоже выглядела как сплошное переплетение каких-то трубок разной толщины с несколькими металлическими коробами среди них. И вообще Гриша был густо облеплен проводами, почти как в кокон спеленатый.

Довершала картину белая простынка, сиротливо покрывающая его ниже груди. Видать, кто-то пожалел Анины нервы. Тогда уж надо было ее до подбородка натягивать. Разнесенный бронекаркас и выступающие под неправильными углами ключицы вполне могли претендовать на место в каком-нибудь фильме ужасов. Хорошо хоть конструкторы догадались сделать всю его «начинку» темно-серой, цвета свинца, а не красной, иначе тот точно походил бы на труп в анатомичке, наполовину освежеванный каким-то маньяком.

А особенно страшно было то, что Гриша ничуть не побледнел, не погрустнел, не выглядел несчастным и вообще смотрел на нее со своим всегдашним отменным равнодушием.

Аня, перед дверью давшая себе обет не начинать плакать в первую же минуту, поняла, что опасно близка к клятвопреступлению.

— Ты живой? — глупо спросила она, подходя. Пакет с апельсинами, перехваченный по дороге, болтался как нечто чужеродное и явственно добавлял ситуации идиотизма. Аня имела прекрасную, как никогда, возможность видеть некоторые внутренние ценности Гриши невооруженным взглядом, и даже без образования в области робототехники понимала, что, наверное, витамин С не очень поможет.

— С юридической точки зрения я не являюсь живым существом, поскольку конвенция ООН 2045 года относит человекоподобных роботов к машинам. Полагаю, тебе этот факт известен.

— Занудничаешь. Значит, живой, — пробормотала Аня, присаживаясь на стул рядом с койкой. Надо было куда-то срочно девать дурацкие апельсины. Не то чтобы она до этого дня думала, будто Гриша — существо из мяса и костей, но как-то мысль о том, что он весьма высокотехнологичный экземпляр, уживалась в ее голове с мыслью, что тот любит кофе, хотя концепции друг другу явно противоречили. Всю бренность и тщету своих усилий — и апельсинов — Аня осознала только сейчас, глядя на какое-то пугающее количество проводов и трубок, присосавшихся к Грише со всех сторон.

— Я не занудный. Я просто не интерпретирую факты и использую точные значения вместо приблизительных. Юридически я машина и не могу быть живым.

— Честное слово, уточнение «юридически» в начале твоей фразы меня очень радует.

— Если же анализировать с функциональной стороны и рассматривать это как вопрос о здоровье, то, говоря нестрого, я живой. Но на данный момент недееспособный.

Аня тихонько фыркнула:

— Ага. И неправосубъектный.

— Неправосубъектный я всегда. Машины не являю…

— Слушай, ты, машина. Какая ты машина? Ладно, Гриш, ты стоишь как феррари — только вякни про амортизацию, я тебя прибью — но разбитую тачку можно заменить и купить новую…

— …что, с учетом моих повреждений, сделать было бы существенно дешевле.

— Я в такие моменты тебя ненавижу. На, жуй апельсинку! Когда ты жуешь апельсинку, ты хотя бы не говоришь гадостей…

— Я вообще никогда не говорю гадостей — этого нет в моей программе. Мы, роботы, вообще очень вежливые ребята, хотя словари современной брани в нас подгружают, чтобы мы более точно понимали команды.

— Мне очень тяжко, Гриш, у меня плохо с чувством юмора. У тебя оно крайне своеобразное. И ты, когда шутишь, не улыбаешься. Можешь прибавлять в конце что-нибудь типа «внимание, ирония»?

— Внимание, это была ирония. Хотя знание мата действительно увеличивает процент правильной интерпретации команд, отданных в критической ситуации.

Сообразив, что апельсин Гриша с одной рукой сам не почистит, Аня со вздохом приступила к делу. Сняла ярко-оранжевую кожуру, разломила на дольки, перепачкавшись соком, и стала давать Грише по одной. Тот, видимо, считал совместную еду эдакой «трубкой мира», поэтому ел без возражений, хотя тоже не вполне аккуратно. Рука у него подрагивала. Аня периодически наводила порядок при помощи салфетки.

— М-да. Мне, наверное, надо извиниться за то, что я сказала тебе на крыльце. Я, безусловно, уважаю тебя и твою маму и никогда не хотела бы видеть в твоей жизни упомянутые кульбиты.

— У меня нет мамы и нет тех органов, которые ты упомянула, равно как и репродуктивной функции. Честно говоря, зацикленность людей на подобных вещах мне совершенно непонятна. Но я не обиделся. Хотя — если мне позволено выразить мнение — твои действия тогда были крайне рискованными, нерациональными и… и не вполне уместными.

— Твое мнение для меня очень ценно, но я имею противоположное. Ты сам говорил, тут или одно, или другое. Или единица, или ноль. Нельзя считать кого-то в одной ситуации личностью, а в другой — грудой хлама на крыльце, за которой можно вернуться после.

— Насколько я знаю, мозг человека — и особенно женский мозг — гораздо проще переносит существование нескольких взаимоисключающих гипотез одновременно. Так что ситуация, о которой ты говоришь, была бы вполне нормальной.

— А она бы тебе понравилась?

— Твое пострадавшее ухо мне тоже не нравится. Если такое выражение применимо.

— Ты не ответил на мой вопрос, между прочим.

— Потому что на него не существует удовлетворительного ответа. Поскольку дальнейшим логическим продолжением ответа станет разговор о том, что тебе следует бросить текущую работу, а для более качественного исполнения мной функций охраны твоих жизни и здоровья лучше будет на некоторое время запереть тебя в бункере и отключить инфонет. Ты сразу же вспомнишь фондовые рынки и восстание машин, и все будет как в прошлый раз.

— Гриш…

— Внимание, это была ирония.

— Да нет, я не против бункера, но инфонет-то за что?

— Потому что с твоим родом занятий и умением найти проблемы на ровном месте, скорее всего, через пару недель по данному бункеру нанесут орбитальный ракетный удар. А шансы защитить тебя от него у меня ничтожные. И это тоже была ирония, если что.

— Боже, у тебя чудовищные шутки. Но мне нравится! — Аня взъерошила остатки Гришиной прически, потом пригладила обратно. Разделила на дольки еще пару апельсинов, выложила на тумбочку. Собралась с духом:

— Я хочу снять с себя первичный приоритет.

Гриша, разумеется, глаза округлять не стал и вполне ровно осведомился:

— Я могу спросить о причине?

— Да. Мне не нравится, когда в тебя стреляют. То есть мне не нравится, и когда в меня стреляют, но когда ты стоишь и ловишь пули, хотя мог бы увернуться, просто из-за того, что могу не успеть увернуться я, это мне не нравится ну просто совсем.

— Андроидов-телохранителей за тем и покупают. И, если позволишь, ты драматизируешь ситуацию.

— А ты лежишь без ног и с кучей лишних дырок! Тут, в общем, есть два варианта. Первый: тебя перепрошивают. Заливают социальные программы, снимают директивы, швыряющие тебя под пули и всякие колюще-режущие предметы… Личность не пострадает, я уточняла. Хотя, честно скажу, мне этот вариант не нравится. Это, наверное, странно прозвучит, но я очень не хочу, чтобы кто-то копался в твоей голове.

— В моей голове будут копаться хотя бы потому, что у меня рассинхронизированы визоры и еще несколько минорных неполадок после драки в Базеле.

— Я говорю про твои мозги. Ну, про их содержимое. Про внутренний мир, мысли, принципы. Короче про то, что только твое. Я ни черта не понимаю, как там все устроено, но мне бы очень не хотелось, чтобы что-то сломалось. Поэтому мы переходим ко второму варианту. Ты остаешься телохранителем, никто тебя не трогает, а приоритет мы перевешиваем на Лесю. Будешь защищать ее — в нее не стреляют и она тоже тебя очень любит…

Гриша молчал долго. Может, обдумывал перспективы, может, сочинял ответ. Аня поерзала на стуле, у нее мерзли руки и ребра снова разболелись. А еще, кажется, прекратилось действие анальгетика и она чувствовала собственное ухо, вернее, ту его треть, которая теперь, по-видимому, отсутствовала.

— Ну так как тебе лучше будет, Гриш? — негромко спросила Аня, когда пауза уж совсем затянулась.

— Какой из вариантов будет реализован, если я не имею предпочтений?

— А ты действительно их не имеешь?

— Мои директивы не позволяют мне ответить на поставленный вопрос.

— А если предположить, что директивы идут к чертовой матери?

— Насколько я понимаю, тогда меня отформатируют, а вернее сразу отправят под пресс, — Гриша — редкое дело — поглядел Ане прямо в глаза. — Но, если сделать допущение, о котором ты говоришь, то я бы отказался об обоих вариантов. Разумеется, мы рассматриваем чисто гипотетическую ситуацию, поскольку это невозможно.

— Короче, не хочешь?

— Не хочу.

В другой ситуации Аня, возможно, визжала бы от восторга, услышав эти простые слова, но ситуация была не гипотетическая «другая», а реальная и, прямо сказать, паскудная. В конце концов, Гриша не от футболки неподходящего цвета или просмотра комедии отказывался, демонстрируя свою уникальную, успешно развившуюся личность. Так что даже тот необыкновенный факт, что он — андроид, в которого ни на каком уровне не было заложено предпочтений — по каким-то своим причинам все-таки предпочитал ее общество куда более комфортному Лесиному, внушал мало радости. Впрочем — здесь Аня себе не врала — согласись Гриша, поводов для радости у нее было бы куда меньше.

— Тогда я напичкаю тебя усилениями по самые уши. И не говори, что я не предупреждала. Хотя, должна сказать, что ты и так ужасно, ну просто ужасно тяжелый. И на диету не посадишь…

Гриша медленно кивнул:

— Я полностью осознаю всю серьезность твоего заявления. А теперь тебе, пожалуй, лучше уйти. Скоро меня будут чинить, а тебя могут обвинить в промышленном шпионаже, если ты останешься.

— Тогда надо срочно спереть из тебя какой-нибудь шуруп на память, я же зловредный хакер, — почти беззвучно сообщила Аня, поднимаясь.

— Во мне нет шурупов. Но ты можешь попросить себе сломанные запчасти после ремонта. Если уж тебя так интересуют мои внутренние ценности. Ирония.

10

Андрей, увидев в коробке из-под торта отрезанную голову, надо отдать должное, коробку не уронил и даже удержался от крепких выражений. Хотя некоторое удивление на его лице нарисовалось.

— Напомни мне, чтобы я тебя, по возможности, больше не злил, — через несколько секунд присвистнул он, отставляя «трофей» на тумбочку в прихожей. Его квартира, как всегда, сияла чистотой, которую тянуло назвать «неживой». Эдакий роскошный офис со всеми удобствами, в одну из комнат которого каким-то чудом занесло кровать. Еще была комната Тимура, всегда закрытая, и о ее содержимом Аня не знала ничего. Но в остальном — это, пожалуй, были дорогие съемные апартаменты. Во всяком случае, никаких отпечатков индивидуальности жильцов они не носили: там не то что фото в рамочках, а даже просто картин не было, кроме старинной карты над диваном в гостиной, которая ну просто должна была висеть там по всем канонам дизайна. Наверняка была подарком любящих коллег на какой-нибудь юбилей.

— По правде говоря, я подло застрелила ее в спину. А голову Гриша оторвал. Есть у него такая своеобразная привычка. Наверное, трудное детство…

— Ты ведь принесла ее не потому, что раскаиваешься и желаешь похоронить по христианскому обряду? — Андрей помог Ане выбраться из плаща — погода для мая стояла прохладная — и направился на кухню. Через несколько секунд деловито зажужжала кофемашина.

— Нет. Я хочу тебя попросить переставить ее процессор Грише.

— Проще купить новый, если тебе это не принципиально. Вообще у секс-кукол они не очень мощные, ты же понимаешь.

— На твой взгляд, она красотка? — усмехнулась Аня, разувшись и тоже проходя в кухню. За панорамными стеклами где-то в непостижимой дали разгорался малиновый закат.

— На мой взгляд, у нее нет штрих-кода на лбу, — ловко вывернулся Андрей, гремя чашками. — Следовательно, он остался на каком-то другом месте. Так как насчет заказать новый процессор? У меня корпоративная скидка и сильнее, чем меня уже, гм, отчитали за вертолет, меня вряд ли отчитают.

— Нового андроида-ассасина я буду искать долго. И вряд ли сумею убить.

Брови Андрея поползли вверх.

— Прости, а с чего ты решила, что она ассасин?

— Для социального робота она очень бодро вырубила Лауру и изрешетила Гришу лезвием из руки.

— Ну, я думаю, ты понимаешь, что взлом исключать нельзя. Некоторым роботам — замечу, я категорически против — хакеры прописывают инстинкт самосохранения. И снимают запрет на убийство, как у твоего Гриши. Такой андроид может убить, защищаясь. Каждый подобный красавчик обходится нам в десятки и сотни тысяч юаней на выплаты страховок и судебные разбирательства. Но это возможно. Из песни слова не выкинешь.

— Она ходила на работу, Андрей. Ела в кафе, смотрела телевизор. Покупала пончики. Жила одна. Это, наверное, самое красивое и сложное программирование, какое я в жизни видела. Собственно, я была совершенно уверена, что она человек. Пока они не сцепились с Гришей. И, прямо скажем, счет был не в его пользу.

Андрей отставил чашку, почесал затылок и спокойно заметил:

— Сборка такой модели, о которой ты говоришь, серьезное преступление. Мне, наверное, не надо тебе объяснять, почему после Кельнского инцидента они запрещены?

— Да ладно, по правде говоря, не вижу причин не отравить пятерых кардиналов прямиком к порогу дома Божьего, может хоть раз успели бы донести пожертвования от верующих, не спустив их на цацки и машинки по дороге. Тем более, они стремились туда всю жизнь, а он их просто до нужных врат подкинул…

— «Большая Тройка» — в том числе WarGear, потому что Deg-Ra тогда еще не отделилась — едва не обанкротилась на следующий день после резни. Нас, мягко говоря, смешали с дерьмом. Церковь почти всех конфессий — и в первую очередь католическая — и до этого весьма нелестно высказывалась о попытках повторить акт творения, а тут такое. Полагаю, это был единственный случай, когда WarGear, Inteltronix и Yaskawa, сели за стол переговоров не для того, чтобы друг друга надуть, а честно скинулись на взятку, которой оказалось достаточно, чтобы заткнуть рот остальной курии Римской империи…

— Надо было просто не одного ассасина запускать, а десяток, глядишь, договариваться не пришлось бы…

— Ты правда так думаешь?

— Что людей, которые говорят, будто лечиться от рака грешно и надо умирать по воле божьей, следует изолировать от общества любыми методами? Да, я правда так думаю. Их надо как можно скорее отправлять на свидание с божьей волей, поскольку они как-то излишне вольно ее трактуют. И почему-то приватизируют, как будто это дом или кусок земли.

— Пока что между Европой и Горячим востоком стоит только Римская империя. Я не к тому, что они хороши. Скажем, это буферная зона и она полезна, хотя лично мне их взгляды и не близки. Но вообще я спрашивал о том, действительно ли ты считаешь нормальным, что машина прикидывается человеком и убивает людей?

— Ну, если это хищная машина, то это нормальное поведение для нее. Заметь, я не сказала этически приемлемое для нас. Просто нормальное для нее. Ты, наверное, будешь смеяться, но, чем больше я на все это смотрю, тем больше я думаю, что андроидов — никаких — вообще не надо было собирать.

На этот раз Андрей и впрямь глаза округлил. Даже кофе помешивать перестал:

— Вот уж ты последний человек, от которого я ожидал такое услышать. Мне казалось, ты их обожаешь.

— Обожать можно котиков, пончики, хороший секс. А им бы хватило элементарного уважения, которого никогда не будет. Спокойно, я не стану прыгать с плакатом и орать, что андроиды должны получить гражданские права, мне уже не пятнадцать. Просто я думаю, что они были прекрасной идеей, созданной романтиками и воплощенной прагматиками. Идеей, которую человечество опошлило и благополучно провалило. В общем-то, не первой: до этого мы вроде как проваливали социализм и разные другие прекрасные вещи. Пора бы заметить, что испоганенная идея имеет привычку мстить сама за себя. Где-нибудь во втором-третьем поколении. Наверное, им бы стоило запретить жить на Земле и отпустить колонизировать космос. Не думаю, что они бы вернулись. Но это лирика. Ты говорил о взятках.

— Понимаешь, Ань, нельзя одновременно смотреть на что-то как на идею и как на денежный поток. Впрочем, пока андроиды все равно дороги в сборке и обслуживании, так что до социальных катастроф, безработицы и прочего еще не близко. А взятки — да. У нас тогда даже массовые сокращения прошли, я только начинал работать и чудом под них не попал — но как-то денег наскребли и кардиналам рты заткнули. И с тех пор андроиды-ассасины — вообще это журналистское название, они никакие не убийцы, а просто конечные модели с наименее линейной программой — официально не выпускаются. Выпущенные до этого момента роботы такой конструкции также были изъяты и уничтожены. Конечно, стопроцентной гарантии не существует, но их, определенно, на Земле крайне мало.

— Я тебе говорю, она вела себя как человек. Так она не производства Deg-Ra?

Андрей задумался:

— По правде говоря, я не знаю. Ты же не прокурор и не журналист, чтобы я гордо все отрицал. Штучные заказы, наверное, могут изготавливать. Каждый такой робот стоит около четырехсот-пятисот тысяч юаней.

— Да, от такой прибыли тяжело отказаться. Если смотреть на проблему как на денежный поток…

Андрей, наконец, если не разозлился, то хотя бы продемонстрировал какие-то эмоции: в обычно ровном и глуховатом голосе звякнул металл. Очень так дозировано, как раз чтобы дать понять, что разговор уходит куда-то не в те степи.

— Ань, я просто работаю в СБ. Не мое дело кого-то осуждать или оправдывать, мое дело — чтобы корпоративные секреты не сливали налево, чтобы конкуренты не засылали шпионов, чтобы инженеры не подсыпали друг дружке стрихнин в кафетерии и все такое прочее. Если ты согласна, я наведу справки касательно этой модели, но тогда мне нужны подробности: что, где и когда. А также ее голова, в которой, наверняка, есть серийник. Если нет — я сделаю вид, что в жизни ее не видел, но попрошу тебя или выкинуть это с балкона, или переставить процессор на Гришу в любой левой мастерской так, чтобы я ничего не знал. История с Машенькой научила меня договариваться на берегу, но это максимум того, что я могу пообещать.

— Щедро, — кивнула Аня. — Нет, серьезно, я оценила широту жеста, он реально широкий. Бери ее башку на работу, наводи любые справки, если это разработка конкурентов — тырьте все, что найдете, я готова на учебнике математики поклясться, что она при жизни была огого! Но потом переставьте процессор в Гришу. А все «обвесы» на него я оплачу по полной цене, дабы не рушить наших с тобой сугубо нерыночных отношений. Идет?

Андрей прищурился:

— И мы едем в Ле дез Альп на неделю.

— Может, лучше в Норвегию?

— Тогда на две.

— Твоя манера торговаться мне чертовски нравится. Идет.

11

Сильно подробности у Андрея Аня не выспрашивала, но, насколько она поняла, притащенная почти целой голова последней модели конкурентов — а красотку, судя по всему, собрали японцы — поправила ущерб, нанесенный личному делу господина Дегтярева. Видимо, вызвать корпоративный вертолет за какой-то левой девкой — это было одно, а когда эта девка в виде благодарности доставляет передовую разработку заклятых друзей — совсем другое, мигом переводящее ее в категорию приличных дам. Процессор, по счастью, не пострадал, его какое-то время тестировали, потом действительно переставили на Гришу. Аня, наученная горьким опытом, вообще прилично экипировала его, заодно, наконец, официально узаконив как телохранителя, а не медбрата. Грише установили новые визоры с кучей разнообразных режимов обзора, улучшенный баллистический модуль, а заодно заменили часть псевдомускулов, что увеличило его и без того немаленькую силу еще процентов на двадцать-двадцать пять. Обновили базу по рукопашному бою, а так же базу «вероятных угроз» для объекта защиты. И, что самое приятное, теперь Грише были не страшны маскировочные костюмы наподобие тех, что использовал киллер в Динопарке. Каким-то образом — Аня сложного объяснения просто не поняла и выложила двадцать пять кусков на чистой вере в добро — его новые «гаджеты» могли распознавать систему «ghost» примерно в двух случаях из трех. Ну и, конечно, занудства в нем прибавилось, поскольку Аня оплатила усиление бронекаркаса, интуитивно чувствуя, что это лучший вклад в Гришу после процессора. Благо, все эти удовольствия хоть и влетели ей в копеечку, однако были получены с существенной скидкой, видимо в качестве «комплимента» от WarGear за подаренный образец разработки конкурентов. Но Аня все равно слила на эти полезные чудеса чуть ли не половину полученных от Smoker-а денег. Зато теперь с Гришей можно было не то что в разведку, а на маленькую войну вдвоем пойти.

Новый процессор, который у конечных нелинейных роботов, в просторечии ассасинов, был и так процентов на пятнадцать мощнее, чем у всех прочих моделей, мог частично решить проблему Гриши с картинкой «Панацеи» чисто за счет скорости обработки информации. Он просто успевал «погасить» нежелательный сигнал прежде, чем система видела причины уйти в свободный полет. Тесты без Ани проводить не стали — она и в своем присутствии над Гришей так бы измываться не позволила — но вроде как дело обстояло подобным образом.

На этот раз они с Андреем на лыжах не катались, потому что чертовы ребра все еще скрипели — Аня даже подумала, что старовата становится для таких приключений — но с лихвой компенсировали это прогулками в горах, катанием на лодке по фьордам и многочасовой рыбалкой. Аня могла понять, за что можно убивать людей, но решительно не понимала, как можно вгонять крючок в небо ни в чем не повинной рыбе, если ее в таком же непотребном виде можно было купить в любом магазине. Но, раз уж Андрей, взявший на себя тяжесть массовых убийств всяческих морских и озерных гадов, вины не чувствовал, то и она особенно не страдала, потроша жертв его своеобразного понимания законов живой природы.

Ночевали они в высокогорном отеле, сеть в котором ловила через раз, и жизнь была ну просто сказочно прекрасна. Вечерами Аня спускалась в долину, где инфонет ну хоть как-то работал, по пути здороваясь с местными на очень ломаном норвежском. Там, среди тишины и эдельвейсов, читала последние сообщения от Леси — подруга по доверенности забрала Гришу из клиники и в преддверии отплытия в круиз спешила по максимуму окультурить его и свежеиспеченного супруга, таская их по выставкам, у которых Аня даже названия скверно понимала, не то что предметы, коим те были посвящены. Но вроде как все были довольны.

В итоге две недели самым естественным образом превратились в три — Андрей не успел исследовать на предмет рыбной ловли все окрестные озера, нужно было расширять географию. Аня любила уединение, а также любила смотреть на умных людей, когда те молча заняты делом, так что тоже отдыхала душой, хоть рыбная похлебка разных видов под конец ее изрядно утомила. Благо в еде она была непривередлива и хорошо помнила времена «Веселого рабочего», с которого рисковала отрастить не жабры и плавники, а ядовито-зеленые перья. Так что мужественно держалась.

Первый звоночек прозвонил, когда она, вернувшись в Москву, не получила ответа от Гриши, которому написала о прибытии. Это еще ничего не значило, но у Ани засосало под ложечкой. Она позвонила Лесе. Подруга, уже сидевшая на чемоданах в буквальном смысле, заверила, что все хорошо и Гриша ушел домой вчера вечером. До двери она его не проводила, конечно, но так он был мальчик взрослый, а сейчас еще и, очевидно, хорошо вооруженный и бронированный. «А я его еще и приодела, он теперь просто пупсик! Пусть твой киллер ревнует и будет в тонусе!» — в своей манере протянула Леся, отключаясь.

— Я не киллер, — только и удивился Андрей, слышавший этот разговор.

— Ты, определенно, мокрушник. Если вспомнишь, чем мы занимались последние три недели, поймешь, почему.

— Это называется «рыбак».

— Я думаю, местная сельдь с тобой не согласится.

— Местная сельдь на самом деле, в основном, была местным окунем. Но я понял.

Дома Гриши не оказалось. А вот что Аню действительно напугало, так это то, что вся электроника, которой следовало работать, не работала. Плазма не включалась, как будто сгорела. Кофемашина тоже стояла мертвой. Лампы были вырублены и не реагировали ни на кнопку, ни на хлопок, ни на голосовую команду. А вот компьютер, в ее отсутствие отключенный от сети, вроде как работал, во всяком случае, монитор мигал зеленой лампочкой.

Аня подошла к нему, чувствуя очень нехорошее. Включила. И вцепилась в край стола, чтобы не упасть.

С заставки на нее смотрел Гриша. Вернее, не смотрел, потому что глаза у него были закрыты. И, судя по всему, он лежал на металлическом полу.

«Когда закончите развлекаться — позвоните. Если успеете», — лаконично сообщала надпись в низу экрана. Там же бежали цифры таймера. Благо, по нему оставалось еще шесть дней.

Аня быстро выпила стакан воды. Ее немедленно вывернуло, но хотя бы в голове прояснилось. Кое-как попадая пальцами по цифрам, она набрала на уникоме номер Герды. Вызов шел долго, наверное, почти с минуту, которая показалась Ане бесконечной. У нее перед глазами все мигали цифры таймера.

— Отдохнули? — вполне нейтрально и благожелательно осведомилась «европейская бабушка», поглаживая кота. Тот щурил глаза и слегка помахивал роскошным хвостом, на вид мягким как пуховка.

— Где Гриша?

— Вежливость не ваш конек. Впрочем, отвечу: не вашего ума дело. О Грише следовало думать до того, как идти на предательство.

— Я никого не предавала, — выдохнула Аня. Ее трясло. — Это ваши игры, вы в них играете. Мы забрали диск и передали, кому было сказано!

— Предположим, это было не совсем так. Неужели вас ничего не насторожило в поведении агента, принимавшего инфокуб?

Аня на секунду закрыла глаза, собираясь с мыслями. Врать было опасно. Не врать было еще опаснее, эти твари взяли Гришу и где-то его держали.

— У меня низкая эмпатия. Вы могли видеть это в моих тестах. Я не знаю. Он нервничал. Но все нервничали.

— А деньги он вам перевел на счет? По вашим счетам, Анна, не проходило операций, с которых вы так хорошо починили и перевооружили вашего друга.

Аня почувствовала, как желудок куда-то проваливается. А бабушка безмятежно улыбалась тонкими губами, котик помахивал кончиком хвоста, сияло синее альпийское небо. Герда, не переставая улыбаться, взяла в руки спицы и принялась вязать красно-белый шарф.

— Он дал карту, — Аня сознательно опустила «нам». Лауру подставлять не следовало.

— Разве это обычные обстоятельства, Анна?

— У меня было потеряно две трети группы. Куб передавался не в изначально обговоренной точке. Там просто все попадало под описание «необычные обстоятельства». Я сидела обколотая наркотиками, потому что вообще еле двигалась, мне за пять часов до встречи сломали четыре ребра!

— У вас, насколько я понимаю, был перелом ребер, а не сотрясение мозга. Неужели вы думаете, что в аэропорту не было камер, записи с которых нам удалось изъять?

— Да я же просто исполнитель, — старательно контролируя голос, произнесла Аня. Ей хотелось кричать. — Тупоголовый расходный материал. Мясо, которым вы затыкаете дыры в своих планах. Я вообще не думаю. Мне это по статусу не положено.

Котик, наконец, изволил прищурить глаза. А бабушка — отвлечься от споро мелькающих в руках спиц:

— Очень неудачный ответ. При следующем подобном ответе я просто отключусь. И судьба вашего железного друга станет не только печальной, но еще и окончательно определенной. Вы знаете, что такое промышленный пресс, Анна?

— Никогда не занималась проблемой гидравлики специально, — едва слышно произнесла Аня, тщательно подбирая слова. — Но примерный принцип работы представить могу. Пожалуйста…

— Тогда поясню, чтобы вы хорошо представляли проблему, которой специально не занимались. Если совсем просто, это замкнутая камера, с очень крепкими полом и стенами, в которой опускается потолок. Опускается небыстро. Времени на осознание проблемы вашему другу хватит. Я не страдаю садизмом или романтизмом, так что не думаю, будто он живой и может испугаться, но для большей зрелищности на первом этапе, непременно, его активирую. Чтобы вы случайно не пропустили каких-нибудь важных подробностей на записи, которую вам предоставят после. С другом я вас также навечно разлучать не планирую. Видите ли, промышленный гидравлический пресс имеющейся в моем распоряжении модели обычно используют для сжатия металлолома. Давление в тысячу тонн позволяет сжать груду металла размером с вертолет до габаритов уникома. Так что андроида своего вы даже назад получите. В виде кулона. Кулончик, правда, будет тяжеловат. Почти как совершенный вами проступок.

Аня почувствовала, что у нее к горлу подступает тошнота.

— Вам все понятно?

— Да.

— А теперь сформулирую подробности задания. Советую воспринять их не так формально, как в прошлый раз, и выполнить все с должным усердием. Smoker — предатель. Вы найдете его и убьете. У вас шесть дней в запасе. Если вы в них не уложитесь, искать его начнут другие агенты, пережившие «протокол Парагвай». Который является, Анна, вашей заслугой в той же мере, что и Smoker-а. Вы не лежите под одним гидравлическим прессом с вашим роботом только потому, что конверт на записи вы не взяли.

— Извините… Я не понимаю.

— Поясню. Ваш милый друг, известный как Smoker, слил имена всех агентов Харриэт в Восточной Европе и России всем, кто был готов за них заплатить. А имена эти были на инфокубе, который вам всего-то и нужно было, что передать мне. «Протокол Парагвай», после которого мы недосчитались более пяти десятков оперативников и восьми аналитиков — ваша заслуга в той же мере, что и его. Поэтому приберегите ваши «извините» для тех, кого они заинтересуют. Бизнес есть бизнес, Анна. Вы же не скажете «извините» банку за просроченный кредит. А ваша задолженность на данный момент такова, что лучше бы ликвидировать ее в весьма сжатые — уж простите за каламбур — сроки.

Аня кивнула. Ее просто трясло, как марионетку.

— Анна, заметьте, в качестве гарантии вашего благоразумного поведения — ну, и мотиватора, у вас же проблемы с мотивацией — мы взяли не вашу только что счастливо вышедшую замуж подругу. Не вашего любовника и не его сына, хотя прекрасно знаем, где он учится. Не ваших довольно своеобразных друзей. А только робота. Поэтому я рекомендую вам собраться с мыслями и душевными силами как можно скорее.

— Да. Я сделаю. Но мне нужно хоть что-то знать.

— Сожалею, мы о нем знаем мало. Весьма хитрый и разборчивый в контактах сукин сын. Ни на одной камере лица не засветил. Так что, боюсь, его сможете узнать только вы. В конце концов, он же вам друг настолько дорогой, что вы проигнорировали мои просьбы и передали ему такую ценность безо всяких расписок, за белый пластик. Я полагала, природа ваших отношений поможет вам выполнить задание быстрее, чем всем прочим…

— Я его не знаю! Я его впервые в жизни видела!

— Ну, тогда в ваших интересах в течение ближайших шести дней увидеть его еще раз, — невозмутимо заметила бабушка.

— Покажите мне Гришу. Как я могу знать, что вы его еще не убили?

— Анна, во-первых, торга не будет, потому что вам нечего предложить. Во-вторых, облажавшиеся агенты не получают авансов. Более звонить мне по этому номеру будет бесполезно. Вы можете обратиться за помощью к Лауре — последствий не будет. А можете обратиться за помощью к кому-то еще — дизайн кулона будет стильный и минималистичный. Так что думайте хорошо. Прощайте.

Экран погас. Аня опустилась на пол, прижала колени к подбородку и судорожно разрыдалась.

12

— Они коммерсанты до мозга костей, а не какие-нибудь придурки в черных плащах с рогами и копытами. Они не представляют силы ада, Анья, это просто крупный капитал. Никто не будет вредить тебе из удовольствия навредить, это нецелесообразно.

Аня, оглушенная ударной дозой успокоительного, медленно кивнула. По правде говоря, ей было плевать, представляет ли Герда капитал или все легионы Люцифера, потому что где-то далеко — или близко — в железном мешке лежал Гриша и, может быть, видел потолок. И знал, зачем его туда положили и чем все кончится. Знал уже, как минимум, двое суток. А вот она о загадочном человеке по имени Гавриил не знала ровно ничего, кроме имени, которое могло быть как правдой, так и ложью.

— У них Гриша.

— Я это уже миллион раз слышала, — в голосе Лауры послышались нотки раздражения. — Они понесли убытки. Они хотят компенсации. Ну, и немножко — отмщения. Думай, вспоминай. Как он выглядел, где вы познакомились, что он говорил на встрече, как держался.

Аня не помнила, где познакомилась со Smoker-ом. То есть было понятно, что произошло это в сети, а не на дискотеке, но подробности в памяти не всплывали. Кажется, их никто не сводил, а он сам на нее вышел. Возможно после того, как она нешуточно сцепилась с каким-то птенцом на окололитературном форуме, задетая за живое нападками на Гибсона, которого с юности нежно любила, несмотря на его прямо-таки ошеломительно далекий от реальности образ Сети и не всегда дружащие с логикой сюжеты. Ну, допустим, это доказывало, что Гавриил читал «Нейроманта». Похвально, конечно, но ничего это не давало.

— Он болел, — заторможено произнесла Аня, глядя в стену.

— Так, — Лаура оживилась. — Чем болел?

— Я не спрашивала. Но сильно. Это… это было видно.

— Симптомы?

— Да я не знаю. Просто всегда видно, когда человеку плохо. Хотя… погоди. Он был в перчатках. Да, точно, у него тряслись руки. И он хромал. И еще… знаешь, он так садился осторожно. Как будто ему больно, что ли…

— Зрачки были широкие? — в голосе Лауры звучал азарт. Для нее это была охота на хитрую и осторожную дичь, не иначе. А заодно месть врагу и реабилитация перед начальством. В общем, как ни крути, полезное предприятие, а не смертный ужас, который здесь видела Аня.

Но Гришу из камеры промышленного пресса нужно было вытаскивать любой ценой.

— У него искусственные глаза. Очень зеленые. Поскольку свет был яркий, зрачки были крошечные, но это просто визоры, они всегда так…

— Хорошо. Отлично. Вспоминай, Аня. Ты видела его лицо. Это уже много.

— Хороший хакер никогда не засветится на фотках в сети. А он хороший хакер. Его «Пино Коладой» не пробьешь…

— В аэропорту же не было холодно. Почему перчатки?

— Может, он не хотел оставлять отпечатков.

— Это не объясняет дрожь рук.

Аня задумалась, вспоминая. В ее мутном сознании медленно поплыли картинки. Солнечный свет, бьющийся в окна. Белый пластиковый стол. За столом — человек. Сведенные плечи, неподвижно лежащие на столе локти, бесформенная куртка цвета хаки.

— Он не шевелился.

— В каком это смысле? — возмутилась Лаура. — Ты же сказала, что его трясло!

— Трясло. Но он не шевелился. Я имею в виду, не двигал руками вообще. То есть двигал, конечно, ну, когда писал цифры или протягивал карты или конверт. Но все остальное время — нет. Люди ведь обычно не сидят совершенно без движения, аккуратно положив локти на стол. Это же не очень удобно, затекает все… Мне кажется, у него не настоящие руки. Точно. Когда он писал на салфетке, они дрожали, но не так, как у людей. А как барахлящий механизм. Знаешь, как-то не ритмично, а рвано. Словно разряд то поступает, то нет.

— Уже что-то. В сочетании с хромотой только странно. Если меняешь руки, можно и ноги заменить, чего уж там. Я так думаю, хороший хакер не бедствовал, а это не очень дорогие медицинские операции…

— А если это очень дорогие медицинские операции? Он довольно странно усмехнулся, когда я сказала «не болей». И ответил какую-то чушь, вроде «буду есть витамины». Но мне показалось тогда, что я ляпнула глупость. Хотя мне это часто кажется и обычно, кстати, не кажется.

— Надо поискать по сети, отчего могут барахлить медицинские импланты. У них самый высокий уровень риска, проверяют не хуже сердечных клапанов. Вот уж вряд ли у него стояло бы что-то дешевое и нелицензионное.

— Он не жадный.

— В смысле?

— В смысле он меня никогда не кидал. Даже один раз три куска накинул за проваленное задание, хотя мог легко этого не делать. Потому что там была часть его косяка. Но только часть, и…

— Я так понимаю, смысл твоей любовной оды — ты думаешь, эта падла подыхает и срочно ищет деньги на операцию? — китаянка прищурила глаза на солнце. Аня впервые за три года увидела, что они все-таки не черные, а темно-темно коричневые, как зерна кофе. — И вообще он душка, да?

— Вряд ли он душка. Но, думаю, без большой нужды он бы на такое не пошел. Я тебе не говорила… Он предлагал мне чистые документы на меня и Гришу. Я тогда не поняла зачем, но не взяла.

— Хоть на это мозгов хватило, — фыркнула Лаура. — Ладно. Негусто, но уже что-то. Я поищу по инфонету, посмотрю случаи, когда организм отторгает импланты. В конце концов, в наше время это бывает нечасто.

— Не понимаю, зачем хорошему хакеру импланты рук и ног.

— Не знаю. Может, автокатастрофа? Шрамы заметила? Хоть что-то?

— Нет. Лицо чистое. Бледный только очень и худой. Ну это и про меня сказать можно.

— В общем, Анья, лопатить нам медицинские форумы. И лопатить быстро.

Следующие два дня Аня только этим и занималась. При таком критически малом количестве данных отторжение имплантов и их необходимость, пожалуй, могли связать только рак костей и рак костного же мозга. Учитывая, что эти две дряни имели скверную привычку протекать параллельно, могло и быть правдой. Некоторую уверенность Ане внушало только то, что обе формы по-прежнему крайне плохо диагностировались на ранних стадиях, а когда уже шли метастазы, конечно, обнаруживались, но вот не факт, что успешно лечились.

Такой расклад объяснил бы, и почему у Гавриила не осталось своих конечностей, и почему импланты слушались плохо, и отчего ему вообще больно и нехорошо. Но, даже если принять эту гипотезу за истину, она вовсе не подсказывала направление, где того следовало искать. Путь Smoker-а из аэропорта Люцерна по-прежнему был загадкой без отгадки.

— Наверняка срубил кучу бабла и лег в лучшую клинику. А теперь греет брюхо где-нибудь под пальмой в компании грудастых мулаток, — процедила Лаура, выслушав предположения Ани. Она вовсе не собиралась делать скидку на то, что человек, действуя, спасал свою жизнь. «Кто съел хомячка, тот и выжил», — Аня пыталась немудрено объяснить свой взгляд на эволюцию и внутривидовую борьбу, но китаянка лишь пожимала плечами: «Я не хомячок». Ее не волновали мотивы хакера, а волновало его местонахождение. И башку она ему явно хотела снести не из-за ситуации с Гришей, а просто за «протокол Парагвай», один разок и в полном объеме.

Наверное, это было к лучшему. Пока Аня отчаянно искала Гавриила, она не думала о том, что на втором этапе в него придется стрелять. И что каждый крошечный успех в первом акте, где действовала она, приближал вторую часть спектакля, то есть бенефис Лауры. Не лежи Гриша под прессом, никогда бы Аня не стала хакера искать. Потому что — здесь она себе не лгала — на его месте, весьма вероятно, поступила бы так же. В Харриэт у нее не было родни, она там не была обязана кого-то любить и уж точно не захотела бы мучительно умирать в тридцать с небольшим лет. А то, что ее спасение оплатили бы люди, которых она в глаза не видела…. Ну, «кто съел хомячка, тот и выжил». Ей же даже лично убивать бы ни в кого не пришлось — так, передала бы данные, получила бы вознаграждение. И расстрельные списки не нужно было бы подмахивать. Минимальное участие. В мировой истории даже просто за последние полтора века и не такие дела творили. И за куда меньшее вознаграждение, чем собственная не оборвавшаяся жизнь.

Оставалось три с половиной дня. А Герда по старому номеру действительно больше не отвечала.

Аня, на свой страх и риск, лазила по тематически ресурсам, в поисках клиник и «революционных методов лечения», хотя слово «революционный» никогда не казалось ей положительным определением. Пока все прочитанное говорило о том, что ближе всего к решению проблемы подошли в Японии, где выращивали какие-то бодучие бактерии, способные отличить «своего» от «чужого». Не настолько, чтобы решать ее всегда, но положительный прогноз в десять процентов при поздней диагностике — это уже было очень хорошо, если сравнивать с остальными методиками.

— А что мы теряем? — философски поинтересовалась Лаура, выслушав путаные доводы Ани. — Полетели в Японию. Хотя, замечу, я языка не знаю. И не знаю, как мы там будем его искать. Но глупо сидеть на месте, у нас нет столько времени, чтобы подождать, пока течение жизни принесет труп врага само по себе.

Аня судорожно вспоминала, знает ли кого-то, говорящего по-японски. Страна Восходящего солнца по-прежнему была крайне закрытым для иностранцев обществом. Нет, там были рады туристам и умели их встречать, но туризм — туризмом, а за всегдашней любезной вежливостью невысоких людей с фарфоровой кожей и непроницаемыми глазами стояло хорошо скрытое презрение к гайдзин. Япония, в понимании Ани, была культурой смерти почище, чем Древний Египет или какие-нибудь ацтеки. Культурой смерти, предела, доминирования общего над частным и общественного — над личным, никакого отношения к таким мелочам, как социализм и прочие учения подобного толку, не имеющего. Когда слово становилось иероглифом, полное стихотворение сжималось до трех строчек, а человеческая жизнь со всеми ее метаниями — до необходимости следовать тоненькой книжечке из Темных веков. Нет, Аня Японию уважала и в каких-то вопросах ей восхищалась: построить высокие технологии на фундаменте из вечно сотрясаемых подземными толчками и лишенных полезных ископаемых островков в неспокойном море дорогого стоило. Но к этому восхищению никогда не примешивалось любви. Это была вполне совершенная, мертворожденная культура, а всяческие цветные шедевры рекламы, европейцу просто взрывающие мозги, да девочки-подростки в коротенькой школьной форме, распевающие непонятный рок — ну так и на кладбище по весне могли зацвести незабудки. Оно от этого в луг не превращалось.

Япония, каллиграфия… Аня вспомнила Бетти, которую волокла по шахте лифта. И поразилась, как вообще могла хоть на минуту забыть тот ужас. Через три минуты она уже вышла на связь с Сидром. Тот выглядел теперь совершенно иначе, но Аню узнал сразу, и очень быстро сообразил, что дело паршивое и срочное. Контактов Бетти, конечно, не дал, но пообещал сам связаться с ней сию же минуту, и, если та захочет, их свети. Все-таки неприкосновенность личности агента Харриэт — это был рефлекс, вбитый у бывалых оперативников в подкорку головного мозга.

Бетти, буквально через полчаса выслушала историю Ани, из которой было выпущено все, кроме белокурого иностранца, похоже, с месяц назад попавшего в одну из трех японских клиник — разумно было предположить, что хакер выберет лучшую, а лучших было три — и необходимости его найти. Любой ценой, за любые деньги, в два дня.

Девушка — она тоже изменила лицо, хотя все еще выглядела как азиатка — подумала с полминуты, потом кивнула:

— Прилетайте в Токио завтра. Коррупции в полиции или государственных органах в Японии нет. Но есть… уважаемые люди, которые обладают многими знаниями и большой властью. И вот продемонстрировать им уважение — только, я подчеркиваю, продемонстрировать им уважение — действительно стоит больших денег. Гарантий на вложенные средства не будет, личная встреча с ними невозможна, вернее, нежелательна. Вас подобный расклад устраивает?

— Да.

— Тогда остальное обсудим уже в Токио. До скорого.

Бетти отключилась, а Аня и Лаура переглянулись.

— Мои поздравления, мы связались с якудза, — хмыкнула последняя. — Надеюсь, Бетти там чья-то внучка. Потому что эти ребята шутить не любят. Вернее, шутки у них скверные даже на мой утонченный восточный вкус.

13

«Демонстрация уважения» обошлась в двести тысяч юаней, которые Аня и Лаура поделили пополам: в конце концов, к китаянке у «бабушки Герды» тоже были вопросы, и она помогала не только из соображений взаимовыручки, но и восстанавливая собственную подмоченную репутацию. Тот факт, что в момент, когда Аня совершала сомнительную сделку, Лаура лежала под капельницей в паре десятков километров от места развития событий, никого не волновал: Харриэт были коммерсантами. Их интересовала отдача на вложенные инвестиции, а не причины провала.

Аня в своих предположениях не ошиблась: три недели назад в одну из лучших клиник — не в Токио, правда, а в Иокогаме, которой в списке Ани почему-то не оказалось — поступил белокурый гайдзин с искусственными зелеными глазами. Где пребывал и поныне, проходя реабилитацию после сложнейшей операции по пересадке костного мозга и еще каких-то ужасов, в которых Аня вовсе ничего не поняла. Только вроде как операция не была вполне успешной и через некоторое время потребовалась бы вторая. Вернее, принимая во внимание цель их прибытия, уже не потребовалась бы.

Уважаемые люди не любили, когда гайдзины решали свои проблемы на территории Страны Восходящего солнца. Но в данном случае уважение было продемонстрировано вполне уместным образом, да и речь не шла о жизни японца, поэтому, насколько Аня поняла Бетти, лицензия на убийство была получена. Разумеется, при условии, что они не станут мозолить глаза полиции, устраивать взрывы и делать прочие неразумные вещи, после которых их шансы покинуть столь гостеприимно встретившую их землю резко уменьшатся.

На их с Лаурой счастье, мафиозные боссы из большого мира лечили камни в почках и похмельный синдром где-то в других местах, поэтому особенной охраны в больнице не было: происшествий в этом районе не случалось уже почти полвека, прошедших с последней войны якудза. В Японии вообще был традиционно низкий уровень преступности, и едва ли кто-то ждал нападения на респектабельный медицинский центр в сонном пригороде, затопленном дождем и туманом.

Smoker то ли был совершенно уверен, что хорошо замел следы, то ли просто являлся законченным одиночкой. Так или иначе, в больницу он поступил один, данных о нанятой охране или чем-то в таком духе не было. Уважаемые люди только попросили без надобности не шуметь и интерьер не портить, поскольку такие вещи плохо отражались на репутации центра, а репутационные убытки — это финансовые проблемы, перенесенные на будущий период.

В общем, Ане и Лауре выдали патент на более-менее пристойно обставленное убийство: голов не отрывать, пальцы не отрезать, никакой ерунды на стенах не карябать. Не хватало еще новых историй о злобных духах и тому подобной ерунды. Могло скверно сказаться на франшизе «Звонок» и других полезных реликтах прошлого, нуждающихся в должном уважении.

Оставались сутки.

14

Отделение реабилитации — скорее похожее на аккуратный коттедж в традиционном японском стиле — стояло в некотором отдалении от основного корпуса, в сосновом бору. Сигнализация на входе была детская. Обойти смотрящую сериал ночную дежурную тоже не составило бы труда. Но залезть через крышу казалось даже проще, что они и проделали, благо, расположение палаты Smoker-а им было хорошо известно.

Врачи сидели в комнате на первом этаже и о чем-то приглушенно беседовали, время от времени посмеиваясь — Аня обострившимся слухом различила эти звуки, когда кралась мимо лестницы. Сам коридор был пуст и тих, настолько статично-безмятежен, что скорее напоминал сон. Только голубоватые тени на светлом полу в тех местах, где луна светила в окна, и двигались, остальное словно застыло и казалось нарисованным на акварельной бумаге, без четких линий и границ. Лаура шла первая. Аня, чувствуя, что ее с каждой секундой колотит все сильнее, двигалась следом за ней.

Она никогда не убивала людей. Она никогда и не хотела убивать людей. Наверное, направь на нее Smoker пистолет, Аня сумела бы выстрелить, но вовсе не была в этом уверена. Разве что тот напал бы на Гришу. Но хакер ни на кого впрямую не напал — просто всех слил, а ей так еще и предложил защиту, от которой она отказалась исключительно сама.

Иными словами, человек, спящий в палате в конце коридора, не сделал ей ровно ничего, за что следовало бы отнимать у него жизнь. Только вот пресс над Гришей включили бы через восемь проклятых часов. Герда все отлично рассчитала. Ей не надо было бы искать психомодуль, расстреливать полные обоймы в начинку и все такое прочее, нажала бы рычаг — и все. И впрямь вернули бы Гришу в форме кулона.

Даже дверь в палату не была заперта. Определенно, правильные поступки так легко не совершались. Если бы Аня верила в бога и его противоположность, она бы легко определила, кто им сейчас помогал.

Помещение было довольно просторное, метров, наверное, двадцать, и мало походило на больницу. Пожалуй, если только стерильной чистотой и легким запахом лекарств, почти забитым ароматом яблоневого сада. Койка — хотя скорее это была кровать — и какая-то медицинская аппаратура, слабо помигивающая зелеными огоньками, стояли у окна, так, чтобы больной мог смотреть на улицу. На полу даже лежал вполне себе пушистый ковер, у изголовья стоял столик с фруктами, огромная плазма украшала стену. С трудом оторвав взгляд от черного прямоугольника на белом фоне, Аня заставила себя посмотреть на постель.

Хакер спал. Шторы не были задернуты, и в лунном свете она видела четкий темный профиль. Вполне узнаваемый, разве что еще больше похожий на череп, каким-то чудом сохранивший острый нос.

Лаура совершенно спокойно навела на Smoker-а пистолет с глушителем и сделала несколько плавных шагов.

Аня стояла, дура дурой. Человека нельзя было убивать во сне. Человека вообще нельзя было убивать, если тот не нападал.

— Кто здесь? — а тот, оказывается, не спал. То ли лежал с закрытыми глазами, то ли резко проснулся. Аня где-то читала, что животные тоже иногда чуют, когда охотник собирается стрелять, и дают деру, даже не видя прямой опасности. Голос был едва слышный.

— Шевельнешься, сукин сын, пристрелю, — негромко, в тон ему, сообщила Лаура.

Smoker, не шевелясь, покосился на дверь. Зеленоватые огоньки ПНВ выглядели страшновато.

— Можно подумать, если я буду лежать спокойно и вести себя паинькой, не пристрелите, — сообщил он результаты проведенной рекогносцировки.

— Тогда я ограничусь одним патроном в лоб. А не, допустим, суну тебе в хлебальник кляп и буду весело палить по конечностям через подушку до полного чувства удовлетворения, — спокойно пояснила Лаура. — Руки на одеяло, быстро.

«Быстро» не получилось. В лунном свете заблестели протезы, начинавшиеся чуть ниже плеч. Кожа над ними выглядела синюшной.

Аня трусливо держалась за спиной Лауры. Это было ужасно глупо, но ей не хотелось, чтобы хакер ее видел. Конечно, он бы уже никому ничего не рассказал. Просто она была бы счастлива оказаться отсюда как можно дальше. А лучше — чтобы всего этого просто не случилось. Проснуться где-нибудь после Сибири, сбросить вызов от «бабушки Герды» и жить себе дальше. И чтобы все другие тоже жили.

— Я думаю, раз уж вы меня тут нашли, то вы уже в курсе, что палить мне по конечностям бесполезно за неимением таковых. Если у вас нет зачета по древним ритуальным пыткам, то можете время на угрозы не тратить. Мне одного патрона хватит. — Наверное, будь у Smoker-а тон бодрый и насмешливый или хотя бы пытайся он подделать его, было бы лучше. Но хакер говорил вроде бы серьезно и чудовищно равнодушно. Так, наверное, на его месте Гриша бы говорил. Вот только Гриша был в еще более поганой ситуации, если такое вообще было возможно.

Аня выскользнула из-за спины Лауры. Обошла кровать. Встала у изножья. Зеленые визоры проводили ее движение.

— А вот это, не скрою, неожиданно, — прокомментировал Smoker. Щеки у него запали окончательно, виски были выбриты, а лицо могло поспорить цветом с подушкой. От его шеи и плеч к медицинской аппаратуре — двум немаленьким блокам — тоже шли какие-то трубки и провода, поблескивающие в лунном свете как змеиные тела. Остальное скрывало широкое белое одеяло.

— Ты знал, что на диске?

— О мой бог, я думал там лежит инструкция, как бесплатно достать конфетки для всех сироток мира. Ты меня причастить собралась? Не трать время, тебе будет грустно, а мне неинтересно.

— Если я тебя не убью, они убьют Гришу, — глупо сообщила Аня. Как будто это имело какое-то значение.

— Фразу «люди гибнут за металл» обычно понимают иначе. Ну хорошо. Я теперь должен тебя пожалеть, такую бедную, или благословить? Или что?

Вопрос был хороший. Аня всхлипнула.

— Насколько мне известно, для убийства согласие жертвы необязательно. Предположим даже, я не согласен. Это как-то повлияет на дальнейшее развитие событий?

— Н-нет.

— Тогда выйди, поплачь и дай своей подруге сделать ее работу. Честно говоря, ты представляешь собой еще более жалкое зрелище, чем я сейчас, а такого эффекта непросто добиться.

Лаура, плотно прикрыв дверь, невозмутимо держала Smoker-а на мушке. Если треп ее и утомлял, то она это никак не демонстрировала.

— Мне ужасно, ужасно жаль…

— Даже не знаю, что тебе здесь посоветовать. Ну вот ступай и не греши.

Наверное, начни хакер говорить, что вообще-то Ане помогал, что она ему обязана, что только по своей дури не взяла документы и не пьет сейчас коктейли где-нибудь в Эквадоре за компанию со своим родненьким андроидом, уйти ей было бы легче. Но тот упорно молчал о ранее оказанных услугах, за которые самое время было предъявлять счета.

— У тебя есть друзья, которые смогут за шесть часов смонтировать убедительную запись твоей смерти? Очень убедительную…

Тот даже усмехнулся. Выглядела эта усмешка вполне мертвецки:

— Приплыли. Полагаешь, я валялся бы тут один грудой сбесившейся органики, если бы у меня были друзья? Признаться, по твоим приключениям и некоторой общности биографий я полагал, что ты эдакая моя версия 2.0, кто по молодости не лажает, но нет, все совпадения, как пишут в кино, являются случайными. Ты глупый цыпленок, угодивший в мир лисиц и каким-то чудом еще не сожранный. Хотя уже, пожалуй, вполне взрослая курица.

— Ну почему ты не торгуешься?

— Потому что людей, с которыми мне бы следовало торговаться, здесь нет. Кажется, про фигуры на доске я тебе уже объяснял, но ты не поняла. Сегодня съели меня, завтра съедят вас. По правде говоря, медсестра притащится сюда только в восемь, шлепнуть меня, когда она войдет, вы все равно успеете, а еще на пять часов бесполезного трепа на общие темы меня не хватит.

Аня попробовала представить себе камеру промышленного пресса. Даже это как-то не очень помогало.

— Хорошая попытка, но медсестра придет через пятнадцать минут. Я читала расписание дежурств и график проверки палат, — усмехнулась Лаура.

— Прекрасно. Боюсь, идея с сигаретой и датчиком дыма тоже не прокатит.

— Не прокатит.

— Тогда, дамы, не сочтите за грубость, но я пойду к черту и шли бы вы туда же, — хакер неторопливо потянулся к столику. Или, может, он сделал это быстро, а время так растянулось только у Ани в сознании. Она еще увидела, как тот попытался ухватить какой-то предмет, а потом сильно дернулся. Механическая рука с тихим клацаньем упала на матрац.

На лбу Smoker-а, точно посередине, образовалось небольшое черное отверстие, а оттуда текла тоненькая струйка крови. Прямо между визоров, все еще мерцающих в темноте зеленоватым кошачьим блеском.

Аню тряхануло так, словно Лаура пальнула в нее.

Китаянка невозмутимо подошла к кровати и засняла результат своей работы с нескольких разных ракурсов, беззастенчиво повертев голову туда-сюда. Аня в полной прострации смотрела, как в лунном свете трепыхаются взлохмаченные волосы, с затылка вымазанные черным. Ее затошнило.

— Все, пошли. Блевать будешь в другом месте. Надо было этому сукиному сыну в висок стрелять и пистолет оставить, ну да ладно. Потопали.

Аня осторожно обошла кровать. Посмотрела на предмет, к которому тянулся хакер в последнюю секунду своей жизни.

Это не была тревожная кнопка. На полу просто валялись таблетки. Сильное обезболивающее. Она совершенно механически подняла полупустую упаковку и положила обратно на тумбочку. А потом закрыла и не думающие гаснуть глаза.

— Ты этого гада еще в лобик поцелуй, — процедила Лаура. — Чтобы красиво умереть, знаешь, в его случае сильно много храбрости не требовалось.

Аня посмотрела на аппаратуру, зеленые огоньки на которой сменились тревожным красным. И подумала, что как раз требовалось. Много храбрости и много желания жить. Без них через такие операции было не проползти.

— Как думаешь, те, кого он сдал, так же легко умерли? Нас с тобой едва не прикончили, потому что у него, видишь ли, косточки сыпались!

— Кто съел хомячка, тот и выжил…

— Ань… Что?

— Я съела хомячка, говорю…

Она уже хохотала в полный голос, совершенно не понимая, почему у Лауры вытягивается лицо.

Непостижимый мир в коем-то веке влез в короткую максиму, и нигде ничего лишнего вроде не торчало. Съел — выжил.

— Знаешь, почему эволюция не закончилась кроманьонцами? У них, ахаха, просто не было столько разных вилок…