Местное отделение полиции состояло из семи человек, и они боялись вампира примерно в тысячу раз больше, чем заезжего инквизитора. Это было плохо. Сидя в кабинете, щедро выделенном ему полицмейстером, Дерек думал, что все должно быть наоборот. Семерым толстопузым господам следовало бояться его больше всех упырей на свете.

Вот полицмейстер, кстати, боялся. Настолько, что на время расследования взял и ушел в отпуск, от греха подальше. Благоразумное решение, даже очень. Лучше не маячить со своей трусостью там, где умные люди занимаются серьезными делами.

– Я ознакомился с результатами расследования, – дружелюбным тоном произнес Дерек, поддел пальцем крышку одной из папок и открыл ее, – и могу сказать только одно. Расследование не проводилось.

– Как же, ваша милость, – загудел один из полицейских, носивший погоны дознавателя. Судя по его физиономии, он чаще дознавал, как обстоят дела у пивного бочонка. – Расследование проводилось по всей форме. Свидетели опрошены, место преступления описано. А что там описывать, известно, кто может в запертую комнату проникнуть, да хоть в замочную щелку.

– Неужели? – Дерек улыбнулся ему той самой улыбкой, от которой люди обычно шарахались и переходили на другую сторону улицы. – Тогда где ваши подозреваемые? Где убийца?

Сперва ответом ему было гробовое молчание – такое, что было слышно, как на первом этаже охранник прихлебывает кофе из чашки. Затем джентльмен, стоявший позади остальных, мрачно пробормотал себе под нос гулким басищем:

– Не найдешь его, изверга. Давно в пещерах Дьявола отдыхает.

От джентльмена разило сивухой так, что Дерек с трудом подавил в себе желание закусить.

– Сударь, подойдите ко мне, пожалуйста, – негромко проговорил он. Эти мужики в два раза выше его ростом пока не воспринимают щеголеватого гастролера всерьез. Что ж, пожалуй, пора преподать им урок. – Да-да, вы.

Он никогда не думал, что будет наводить порядок в Эверфортском полицейском отделении. Никогда не знаешь, какой сюрприз тебе подбросит жизнь и чем заставит заниматься.

– Ваша фамилия?

– Мавгалли. Максим Мавгалли, – проворчал любитель сивухи. Дерек раскрыл папку на месте подписей тех, кто вел дело, развернул ее к полицейскому и попросил:

– Укажите, где ваша подпись, господин Мавгалли. Будьте любезны.

Полицейский прищурился, и ткнул толстым пальцем в одну из закорючек. Палец был отвратительным – с заусенцами, грязью под неровно обстриженным ногтем – и, когда этот палец захрустел и сломался в его ладони, Дерек испытал острое, почти физиологическое удовольствие, даже в паху сладко заныло.

Мавгалли рухнул на колени возле стола и тоненько завыл, прижимая к груди покалеченную руку. По запястью бойко струилась кровь, а сквозь вспоротую плоть торчали белые обломки кости – со своего места Дерек не видел их, но знал, что они есть. Коллеги несчастного Мавгалли дружно вытянулись во фрунт, и их взгляды стали оловянными. Ни следа мысли, только слепая готовность подчиняться.

Вот теперь их накрыло правильным страхом – тем, который не парализует, а заставляет действовать.

– Господа, если вы собственноручно подписываетесь в своем непрофессионализме, то я так же собственноручно сломаю вам пальцы, – с прежней сладкой вежливостью сказал Дерек и добавил: – Для начала. По опыту я знаю: когда дело валят на упырей, русалок, Царя Небесного – это значит, что дело и не открывали. Что вы трясетесь от страха, словно какая-нибудь кухарка, а вашу работу должен делать, пожалуй, как раз Царь Небесный. А вы, трусливые уроды, будете напиваться!

– Страшно же, господин старший советник, – пискнули из угла. Туда забился самый молодой полицейский, огненно–рыжий, с широко распахнутыми голубыми глазами. – Господь свидетель, ужас неописуемый.

– Ваша фамилия? – спросил Дерек, не глядя в сторону рыжего.

– Гресян, господин старший советник.

– Идите сюда, Гресян.

Рыжий послушно вышел из-за расступившихся коллег и оттеснил воющего Мавгалли от стола.

– Вы лично видели убитых девушек? – поинтересовался Тобби, задумчиво поигрывая обгрызенным пером, которое машинально взял с подставки. Действительно, глухомань – писать нормально, и то нечем.

– Так точно. Белые все, лежат, в чем мать родила, а на руке, – Гресян задрал голубой форменный рукав чуть ли не до плеча и потыкал пальцем в запястье, – вот тут… след от зубов! И двери закрыты изнутри, и следов нет. И собаки воют и скулят… ну вон как Мавгалли примерно. Я им такой: след! А они воют.

Кто-то нервно хихикнул. Дерек скользнул по собравшимся тяжелым равнодушным взглядом, и полицейские вытянулись во фрунт еще старательнее.

– Даю вам час, – произнес Дерек. – Вновь опрашиваете родственников, соседей, всех, кто мог что-то видеть и слышать. С отчетом – ко мне. И если в отчете снова будут ссылки на нечистую, неведомую и кружную силу – каждый лишится пальца. Потому что на службе надо не в носу ковырять, а дело делать.

– Простите, господин старший советник, – Гресян испугался до того, что даже осмелел настолько, что отважился задавать вопросы новому начальству. – Разве колдовство, всякая там магия – это не по части инквизиции?

Дерек устало посмотрел на него – под этим взглядом Гресяну захотелось спрятаться куда-нибудь подальше и поглубже.

– Гресян, я-то тебе кто? Хрен собачий? Я и есть инквизитор, чего тебе еще? Святого архангела Михаля? Считайте, что вы всем составом проходите курсы повышения квалификации у старших товарищей по ремеслу, – произнес Дерек и посмотрел на часы. – У вас осталось пятьдесят минут.

Когда кабинет опустел, а топот на лестнице стих, Дерек опустился в кресло и подумал, что формально Гресян прав. Полиция занимается преступниками–людьми. Если в деле замешаны артефакторы или маги, то на сцену выходит инквизиция, и конкретно этим делом следует заниматься именно ей, разрешив полиции откланяться. Но Эверфорт, в котором не проживало ни одного артефактора, попал под программу сокращения и оптимизации, и единственное отделение инквизиции на весь округ было закрыто за ненадобностью.

Дерек устало подумал, что в этом есть и его вина. Надо было убедить государыню, что бдительность и осторожность нужны всегда, особенно в таких местах, как это. В отдаленных уголках силы зла обладают особенным могуществом, и об этом не следует забывать. Надо было работать, а не упиваться собственным горем.

Но он узнал, что Вера снова вышла замуж, и упился в прямом смысле слова. До стрельбы по бутылкам в кабаках, обмороков и валяния в канавах. До опиумных притонов и борделей самого низкого пошиба, из которых его чуть ли не со слезами на глазах вытаскивал старина Игорь. Конечно, его недруги не дремали, государыня узнала про загул и настоятельно предложила министру инквизиции сменить обстановку и уехать в деревню.

Личной аудиенции его не удостоили. Распоряжение об отставке прислали обычной почтой.

Вера, его обожаемая бывшая жена, наверняка ничего не узнала. Она была счастлива с новым мужем, которого любила задолго до того, как в ее жизни появилась пугающая неприятность по имени Дерек Тобби – так зачем лишать счастья любимую женщину? Пусть ей будет хорошо, птиц нельзя сажать в клетки, и прочее, и прочее… Что там еще говорят, когда пытаются оправдать свою глупость? Что насильно мил не будешь? Что не надо гнаться за теми, кто без тебя счастлив?

А надо было не играть в благородство. Надо было оставить свое – своим.

Дерек почувствовал, как сжалось сердце. Нет, с этими переживаниями пора завязывать. И, пожалуй, дело об упыре – лучшее, что может предложить судьба.

Полицейские вернулись в его кабинет спустя полтора часа. В судорожно сжатых потных ладонях они держали исписанные огрызки бумаги – весь вид стражей порядка говорил, что они готовы вкалывать от зари до зари, как черные рабы на юге, лишь бы сохранить свои пальцы в целости.

Впрочем, Дерек не узнал ничего нового из этих огрызков. Одна из семей уехала в Дреттфорт, и в их оставленном доме никто не пожелал поселиться. Другие слово в слово повторили свои показания.

– Простите, господин старший советник, – рыжий Гресян прискакал последним, споткнулся на пороге и едва не растянулся, и его бумажки также не добавили в дело ничего нового. – А как же он кровь-то вытягивает? Ну… если он все-таки не вампир? Следов крови на полу и мебели никаких. Ни капельки. А так-то, по уму, там же все должно быть залито с мрачным видом пожал плечами.

– Скорее всего, использует артефакт, – произнес он, сердито подумав, что все-таки придется идти к анатому и допрашивать его без обиняков. – Где у вас тут прозекторская?

Гресян просиял, всем своим видом выражая готовность помогать. Дерек подумал, что из парня может выйти толк – конечно, если рыжий не увязнет окончательно в этом пьяном болоте.

– Разрешите проводить?

Анатомический театр Эверфорта располагался в двух кварталах от кладбища, и Дерек невольно признал разумность такого размещения. Вскрыли – и закопали. Он равнодушно относился к смерти – в конце концов, когда дважды заглядываешь за ее край, перестаешь думать о ней со страхом или пиететом, но посещение анатомического театра всегда вызывало в Дереке не интерес, а какую-то брезгливость.

Гресян, видимо, пожалел, что вызвался сопровождать нового начальника. Когда они проходили по коридору мимо длинного-длинного шкафа, в котором, как в музее, были выставлены посмертные маски неизвестных людей – широкие, какие-то нелепые, с растянутыми ртами и вылупленными глазами – то молодой полицейский качал головой, негромко поминая имя Господа и с трудом подавляя желание задать стрекача.

– Страшно, – услышал Дерек. – Кто его знает, что там, потом. И будешь лежать… вот так.

– Там нет ничего страшного, – бросил Дерек, сворачивая на лестницу – прозекторская, судя по схеме возле входа, располагалась на втором этаже. – Тьма, и больше ничего.

– А вы откуда знаете, господин старший советник? – голос Гресяна дрогнул.

– Умирал, – проронил Дерек и добавил: – Два раза.

Гресян ахнул и снова помянул Господа. Ну и помощничек, от любой тени шарахается.

– Как вас зовут? – поинтересовался Дерек.

– Эд, – представился Гресян и тотчас же поправился: – Эдвард, то есть.

– Эдвард, вы полицейский, а не кисейная барышня, – нравоучительно произнес Дерек. – Вы должны ворошить трупы с такой же легкостью, как это делает доктор Вернон. Это ваша работа, в конце-то концов.

– Так нету у нас трупов, господин старший советник, – растерянно признался Гресян. – В городе убийств не было уже семь лет. Кошелек на рынке подрежут – и то событие. Я покойников-то увидел, только когда этот душегуб объявился. А до этого не видел никогда, и не видеть бы их…

– Да, это многое объясняет, – понимающе кивнул Дерек и толкнул дверь с простенькой табличкой «Доктор Август Вернон, анатом».

Кабинет Вернона был обставлен так, что Гресян сдавленно пискнул, изо всех сил стараясь не упасть в обморок. Дерек остался равнодушным: заспиртованные уродцы, змеи и лягушки, которые стояли в одном из шкафов, как на выставке, уже давно его не впечатляли. Его собственная коллекция колдовских диковин была раз в десять больше и богаче, чем это скудное провинциальное собрание. Доктор Вернон, восседавший с книгой за огромным письменным столом, оторвался от чтения, сдвинул очки на кончик носа и скептически поинтересовался:

– Что, уже пришли меня подхолостить? Я и шагу не сделал к вашей ненаглядной.

Дерек вспомнил, что именно Аурика услышала от бывшего корабельного врача, и подумал, что начитать надо не с яиц, а с языка. За такие слова в менее цивилизованном обществе бьют морду.

– Мне нужны отчеты по вскрытию жертв этого упыря, – сухо произнес он. – Все шесть. Сейчас.

Вернон усмехнулся и развел руками.

– Их нет, господин старший советник. Гресян! – обратился он к полицейскому, показывая, кто в этом кабинете настоящий хозяин положения. – Вы бы сели, не дай бог, в обморок свалитесь.

На бледного Гресяна было страшно смотреть. Казалось, даже рыжий цвет его кудрей поблек.

– То есть, вы не проводили вскрытие? – пугающе вкрадчиво осведомился Дерек. Он выдернул из-под стола табуретку, сел и представил, как сейчас выглядят шрамы на спине доктора, оставленные шпицрутенами. Должно быть, выражение его лица стало достаточно красноречивым, потому что физиономия Вернона мигом утратила ерническое выражение, и доктор миролюбиво произнес:

– Я проводил вскрытие, господин старший советник. Разумеется. И оставил по четырем жертвам отчеты, как положено. Но месяц назад какая-то мразь из ортодоксов швырнула в окно архива бутылку с зажигательной смесью… здешние ортодоксы меня не любят, прямо скажу. Полностью выгорел архив и часть прозекторской.

Значит, даже так… Ортодоксы действительно терпеть не могут ученых и врачей, считая, что незачем лезть в человеческие тела и менять в них то, что заложено Господом, но тот, кто швырнул именно эту бутылку, отлично знал, куда и зачем ее надо бросать.

Похоже, у упыря есть хорошие друзья в Эверфорте. Великое это дело – хорошие друзья.

Особенно те, которые обладают дорогими артефактами.

– А еще два трупа? – осведомился Дерек, стараясь не подавать виду, что не поверил ни единому слову про ортодоксов.

– Родители жертв отказались от вскрытия, – сообщил Вернон, и Гресян сразу же закивал и с готовностью подтвердил слова врача:

– Да-да, было такое. Папаша Угрюм прямо сказал: только троньте дочку, я вам кишки на уши намотаю. Мы с ним и связываться не стали.

Кишки на уши. Каков затейник.

– А второе тело?

– А там матушка – ортодокс, – сообщил Вернон. – Сразу вся община поднялась, орали тут на площади весь день. Говорят, раз уж не можете поймать изувера, так хоть честь покойной не трожьте. Ну и камни в руках наготове.

Да, Гресян явно недоговаривал, описывая Эверфорт как тихое и сонное болотце. Это был тот самый тихий омут, в котором водятся особенно зубастые черти.

– Они действительно были обескровлены? – спросил Дерек. Вернон кивнул.

– Я бы сказал, что им спустили кровь, как свиньям.

– В отчетах полиции говорится, что никто из шестерых не кричал, не звал на помощь. Их убили в полночь, а тела нашли только утром, – произнес Дерек. – Вы делали проверку на фармакологию?

– Разумеется, – Вернон вновь утвердительно качнул головой. – Все чисто, они ничем не были одурманены.

– Что ж, – вздохнул Дерек и поднялся с табурета, – благодарю за сотрудничество, доктор Вернон. Всего доброго.

Вернон выдавил из себя улыбку и вернул очки обратно на переносицу.

– Заходите в гости, Дерек. Буду рад.

Лучший городской пекарь, Папаша Угрюм был здоровенным мужичиной, едва не задевавшим потолок лохматой башкой, и на появление Дерека отреагировал скептически скривленной физиономией.

– Это, что ли, ты – следователь? Инквизитор?

– Я, – кивнул Дерек и, не дожидаясь приглашения, опустился на скамью перед прилавком, всем своим видом показывая, что не уйдет, не получив ответов.

Пекарня явно переживала не лучшие времена. Несмотря на прилавок, заставленный лотками со сдобой, тепло печей и умопомрачительный аромат свежей выпечки, было ясно, что пекарь просто плывет по течению, не заботясь о будущем. Пыль в углах и штора, сиротливо свесившая краешек с гардины, говорили об этом в открытую.

– Ты бы валил отсюда, – с нарочитым добродушием посоветовал Угрюм. – Подобру-поздорову. У меня от столичных жопошников тесто скисает.

– Я ищу того, кто надругался над вашей Эммой, – проникновенно сказал Дерек. Движение его руки в следующую секунду было легким и неуловимым: хлебный нож, лежавший на прилавке возле кассы, чиркнул Угрюма по левому плечу и вонзился в стену.

Форменный белый фартук пекаря, обрезанный слева, сиротливо повис на оставшейся лямке. Угрюм оторопело посмотрел на фартук, на нож, а потом перевел взгляд на Дерека.

Это было похоже на то, как рассерженный бык бьет копытом в пыль, готовясь кинуться. Конечно, папаша Угрюм при его комплекции вряд ли перемахнул бы через прилавок, но Дерек полагал, что при надобности эта громадина способна двигаться очень быстро.

– И я не жопошник, – с прежней проникновенностью произнес он. – Я просто меньше ростом, чем вы. Но это не помешает мне найти того, что лишил вас любимой дочери. Сколько было Эмме, шестнадцать? Вышла бы замуж, родила вам внуков… А какой-то ублюдок взял и загубил ее. И вы сейчас не хотите мне помочь. Играете на его поле.

Пекарь хлопнул ладонью по прилавку, и в это время стукнула дверь, и звякнул колокольчик – пришел покупатель. Дерек слегка покосился в его сторону: женщина в шубке. Папаша Угрюм махнул ладонью по лицу и дрогнувшим голосом спросил:

– Проходи, дочка, ты чего хотела-то?

– У вас тут просто такой вкусный запах, на всю улицу, – сказал знакомый голос. Дерек обернулся и увидел Аурику, снимавшую рукавички. – Захотелось чего-нибудь…

Она увидела Дерека и растерянно умолкла, словно эта неожиданная встреча была ей неприятна. Он вздохнул, поднялся со скамьи и сказал:

– Добрый день, дорогая.

Девушка опустила глаза и едва слышно откликнулась:

– Добрый день, Дерек.

Папаша Угрюм, который вытащил из-за прилавка корзину со сдобой, смерил Дерека и Аурику придирчивым взглядом и произнес:

– Вот, дочка, таких завитушек и у королевы не поешь. Ты с ним, что ли?

Он мотнул головой в сторону Дерека.

– Да, – ответила Аурика. – Это мой муж.

– Вот, значит, как… – вздохнул Угрюм. – Вот и Эми моя… эх!

Он махнул рукой и поджал губы, стараясь успокоиться. Его покрасневшее лицо болезненно дрогнуло. Дерек взял Аурику за руку – девушка пришла очень вовремя. Угрюм с удовольствием намял бы бока столичному франту, но ровесница дочери внезапно тронула его до глубины души.

– У нее горница была на втором этаже, – едва слышно произнес Угрюм. – Я-то сам, считай, неграмотный. Ну, имя свое написать могу, прочитать там что-то по складам. А она, голубка моя, всегда была тихая, слабая – к какой работе ее приспособить? Не тесто же месить… Я и говорю ей: Эми, учись. Жизнь вон какая стала, быстрая. Ученый человек всегда дорогу найдет, ученая жена мужу поможет. Книг у нее было – видимо–невидимо, она из столицы выписывала, я на книги никогда денег не жалел. Бывало, сяду вечером после работы, а она мне читает. То сказки, то про животных, то про артефакты эти, прости Господи. Век бы слушал…

Он снова провел ладонью по лицу и, выйдя из-за прилавка, повесил на двери табличку с надписью «Пекарня закрыта». Дерек подумал, что, возможно, эту табличку сделала покойная Эмма – пекарь дотрагивался до картонной полоски с такой осторожностью, словно это была святыня.

– Это ведь я ее нашел. Утро уже, давно пекарню открыл, а она все не спускается, – продолжал Угрюм. – Постучал к ней: Эми, дочка, что такое? Нет, тишина. Ну дверь-то я плечом высадил, а Эми на полу лежит. Ну зачем он так с ней, за что?

И тогда Аурика сделала то, что поразило Дерека до глубины души – она подошла к пекарю и обняла его.

– Ничего не говорите, – промолвила девушка. – Больше ничего не говорите, не надо. Просто поплачьте. Теперь можно.

Дерек дождался ее на улице: Аурика вышла примерно через полчаса, неся в руке бумажный пакет со свежей сдобой. Лицо девушки покраснело и припухло, под глазами залегли тени, а ресницы слиплись острыми длинными стрелками. Некоторое время они молча шли рядом, потом Дерек сказал:

– Не удивляюсь, что мертвый управляющий вашего имения заговорил именно с вами, Аурика. Вы невероятно добры.

– А вы нет? Он потерял единственное дитя, – чуть ли не сердито проговорила Аурика. Дерек подумал, что за хмурым тоном голоса она скрывает искреннюю грусть и сочувствие.

– Да, но никто не захотел поплакать вместе с ним, – ответил он. – Только вы.

Он неожиданно поймал себя на мысли о том, что эта девушка исподволь заняла слишком много места в его жизни. Сколько они знакомы? Четыре неполных дня и три ночи под одним одеялом – а кажется, будто вся жизнь прошла вот так, рядом.

– Вы так говорите, словно я сделала что-то предосудительное, – Аурика одарила Дерека острым взглядом из–под ресниц и тотчас же отвернулась. – А он рассказал мне, что у Эммы были две ранки на запястье, и вся она была белая и холодная, говорил и плакал. Это так жутко, когда такой большой человек плачет, как ребенок…

Она поежилась, будто шубка не согревала. «Способность к некромантии часто возникает у гиперчувствительных людей, склонных приходить на помощь ближнему ценой собственного комфорта и покоя», – вспомнил Дерек параграф в учебнике и сказал:

– Знаете, Аурика, пожалуй, у меня есть для вас дело.

Девушка тотчас же оживилась, и в ее глазах появился энергичный блеск. Глаза были красивые: темно–карие, с густыми пушистыми ресницами, как у олененка.

– Какое? – поинтересовалась Аурика.

– Я сегодня был у Августа Вернона, и он что-то темнит, – сообщил Дерек. Впереди появилась острая кость собора: сквозь распахнутые настежь двери было видно кандило, над которым парили звездочки свечей. Впервые за долгое время Дереку захотелось зайти в храм. Не отстоять службу, а… просто так. Зажечь свечу, окунуть пальцы в святую воду и дотронуться до лба.

Аурика поморщилась.

– Невыносимый человек! – воскликнула она. Должно быть, Вера на ее месте сказала бы что-нибудь похлеще. Вера называла вещи своими именами и сказала бы, допустим, что доктор Вернон – выродок и скотина, какого белый свет не видывал.

– Согласен, – кивнул Дерек. Сколько можно вспоминать Веру? Его жизнь не крутится вокруг бывшей жены, в конце-то концов. – Несколько месяцев назад кто-то сжег архив здешнего анатомического театра. Вернон сказал, что это был ортодокс, который швырнул бутылку с зажигательной смесью. Но когда я сегодня подходил к зданию, то обратил внимание на следы по стенам второго этажа – такие оставляет только Дымохлоп.

– Дымохлоп? – переспросила Аурика. – Что это?

– Взрывчатый артефакт. Архив уничтожили именно с его помощью. Отделения инквизиции здесь нет, значит, никто не заподозрит, что в деле замешана артефакторика. А на ортодоксов можно валить все, что угодно, с них спроса нет.

Аурика понимающе качнула головой. Если Вернон действительно замешан в этом деле с вампирами, то Дерек сейчас просто берет и подставляет девушку под удар. Но, возможно, это был единственный способ докопаться до правды.

– А что от меня требуется? – спросила Аурика.

После небольшой паузы Дерек произнес:

– Пойти завтра на кладбище. Когда Вернон к вам подойдет, сделайте вид, что заблудились и попросите его вывести вас. Он, конечно, спросит, что вы там забыли. Ответьте, что искали могилу Эммы, настолько вас тронуло горе ее отца.

Аурика остановилась и посмотрела на него так, словно он со всей силы закатил ей пощечину.

– И для чего это нужно? – спросила она и растерянно добавила: – И вообще… с чего вы решили, что он там будет?

Дерек вздохнул, смахнул снежинку с аккуратного воротничка Аурикиной шубы. Они остановились возле ступеней собора, и Дерек сунул руку в карман пальто и нашарил несколько монет. Хватит и на свечу, и на подаяние.

– Я видел пометки в его ежедневнике, – сообщил он. – Войдите в доверие. И расскажите мне, что задумала эта сволочь. Он может невольно раскрыться перед красивой девушкой, которая, к тому же, его увлекла не на шутку.

К щекам Аурики прилил румянец, а глаза заблестели от гнева.

– Вы… – начала было она, задыхаясь от обиды. – Вы такой же невыносимый тип, Дерек!

Дерек утвердительно качнул головой.

– Я даже хуже, – произнес он, – причем, намного. Вы все сделаете?

В глазах девушки сверкнули слезы – она в самом деле готова была разреветься.

– Сделаю, – в конце концов, кивнула Аурика. – Что еще мне остается?

Остаток дня Аурика провела дома. Дворецкий, помогая хозяину избавиться от пальто, чопорно сообщил, что:

– Миледи Аурика вернулась после обеда.

Дерек хотел было посоветовать дворецкому не делать такой важный и напыщенный вид, но не стал.

Он провел в церкви около часа – просто сидел на скамье, сцепив перед собой руки в молитвенном жесте, и ни о чем не думал. В голове было пусто и звонко, и Дерек не чувствовал ничего, кроме усталости. Священник, который вышел со стороны исповедальных кабинок, пристально посмотрел в его сторону – должно быть, ждал, что Вангейнский изувер явился на исповедь. Дерек ничего не ответил на вопросительный взгляд, и святой отец ушел.

Легче не стало. Нисколько.

В столовой его ждал накрытый к ужину стол. Дерек заглянул под серебряную крышку на горячем блюде и подумал, что вымотан настолько, что даже тонкий аромат филе лосося с травами не вызывает у него аппетита. В крышке мелькнуло его отражение: Дерек машинально дотронулся до шрамика на верхнем правом веке и подумал, что любовь и дружба наносят самые сильные и глубокие раны.

И эти раны никогда не заживают до конца. Как ты ни бейся и что ты ни делай – не заживают.

Аурика сидела в кресле возле кровати, уже переодевшись в халат и длинную сорочку до пят. В руке у нее, как обычно, была книга. «Как неожиданно, – подумал Дерек. – Девушки читают книги, а не модные журналы».

Хотя, может, в провинции так принято, а его восприятие окончательно испортила столица? Вера, помнится, тоже много читала.

– Добрый вечер, – сказал Дерек, стараясь, чтоб его голос звучал максимально мягко и спокойно. – Как вы?

Аурика продемонстрировала ему обложку книги и ответила:

– Готовлюсь к выполнению вашего задания.

Дерек вопросительно поднял бровь. Девушка читала «Основы анатомии и физиологии». Прекрасный выбор для юной леди, еще и с иллюстрациями, от которых юным леди положено падать в обморок.

– Как интересно, – произнес он, открыв дверцу шкафа и уже привычно встав за нее так, чтоб не смущать Аурику расстегнутым сюртуком. – Не страшно?

Помедлив, Аурика ответила:

– Это человеческое тело, созданное Господом. Венец творения. Его нельзя пугаться.

Судя по ее порозовевшим щекам, она испытывала определенную дрожь, разглядывая содержимое венца творения. Дерек расстегнул рубашку, посмотрел на белые рубцы шрамов, покрывавшие его грудь, и задумчиво прикоснулся к тому, который извивался прямо над сердцем. Вспомнил, как несколько лет назад корчился на земле, пытаясь удержать внутренности, что вываливались из развороченного живота и груди.

Красота, ничего не скажешь. Совершенство. Впрочем, только доктор Вернон способен оценить это совершенство по достоинству.

– Совсем-совсем не страшно? – уточнил Дерек. – Нисколько?

– Нисколько, – сердито ответила Аурика. Протянув руку, Дерек снял с верхней полки коробку с артефактами, выбрал один из них и сказал:

– Тогда будьте так добры, помогите мне.

Когда он вышел из-за дверцы с артефактом в руке, Аурика медленно повернула к нему голову, наткнулась взглядом на шрамы, и румянец мгновенно покинул ее щеки. Рот приоткрылся, словно девушка хотела закричать от ужаса – но в итоге она лишь вымолвила:

– Святый Боже… Что это с вами?

Дерек сел на край кровати, вложил артефакт в мокрую от страха ладонь Аурики и ответил:

– Несколько лет назад в Королевском порту случился теракт. В результате у меня донорское сердце и легкие, которые работают от артефакта. Прижмите эту серебряшку мне между лопаток, у меня не получается нормально это сделать.

Не дожидаясь ответа, он повернулся к Аурике спиной – там шрамов было намного меньше, всего два. Следы с ранней юности, когда ученика в инквизиторском мундирчике подстрелили старые приятели с улицы.

Аурика переместилась из кресла на кровать, вздохнула, собираясь с силами, и резко впечатала артефакт в спину Дерека. Ее пальцы были влажными и горячими, серебряная пластинка, как и полагается – ледяной, и контраст заставил Дерека вздрогнуть. В следующий миг щупальца артефакта внедрились в нервную систему, начали перекачивать энергию, наполняя тело новыми силами, и Дерек почувствовал, как закружилась голова.

– Все так? – встревоженно спросила Аурика.

– Чуть пониже, – глухо ответил Дерек. Артефакт сполз на пару сантиметров, в ушах зашумело. Теперь еще полгода можно жить спокойно и не думать о том, что вот-вот встретишься со смертью в третий раз.

Это было не страшно. Просто неприятно, так как нарушало привычное течение дел.

Наконец, артефакт завершил свою работу и с легким чмоканьем отделился от кожи. Все, теперь это просто кусок серебра, исчерченный рунами, линиями и точками. Можно отнести ювелиру и заказать украшение – хотя Дереку некого одаривать украшениями. Лучше положить в банковскую ячейку как обычно.

– Спасибо, Аурика, – негромко поблагодарил Дерек. Девушка вздохнула, шмыгнула носом и откликнулась:

– Не за что.

Она не плакала, как показалось Дереку сначала. Она просто сидела на кровати, красная, как помидор, растерянная – и за растерянностью была ясно видна злость и обида. Дерек натянул рубашку от пижамы, стремясь как можно скорее скрыть шрамы, и произнес:

– Аурика. Что я могу для вас сделать? Чтобы вы не смотрели так?

Аурика шмыгнула носом и отвернулась. Вновь взяла свою книгу, закрываясь ею, словно щитом.

– Как – «так»? – ответила она вопросом на вопрос.

– Так сердито, – улыбнулся Дерек и нырнул под одеяло. – Я вас обидел, да?

Несколько минут Аурика молчала. Потом ответила:

– Нет. Не обидели.

– Вы порядочная девушка из благородной семьи, – с чувством произнес Дерек. – Но вас выгнали из дому, вы умеете говорить с мертвыми и вынуждены работать на одного из самых страшных людей Хаомы. Причем эта работа невероятно предосудительна и, на ваш взгляд, порочна. Но идти вам некуда. Ни денег, ни друзей, ни дома. И поэтому вы остаетесь. Плачете, хотите сбежать, но остаетесь.

Он сделал небольшую паузу и добавил:

– Я прав?

Ответа не последовало, и тогда Дерек ответил сам:

– Я прав. А, забыл добавить: вас еще и увезли в какой-то холодный город, где лютует серийный убийца. А ваш работодатель настолько безнравственный тип, что подсылает вас завести дружбу с главным подозреваемым.

Плечи Аурики вздрогнули, и она расплакалась, закрыв лицо ладонями. Дерек устало вздохнул. У него был богатый опыт интриг, оперативной инквизиторской работы, умения делать живое неживым – но вот опыта в утешении плачущих девушек он не набрался. Не довелось. Помедлив, он сел рядом с Аурикой и очень осторожно обнял и привлек к себе – так, что она уткнулась заплаканным лицом в левую половину его груди.

Он думал, что девушка будет сопротивляться. Оказалось, что нет, Аурика была мягкой, податливой и послушной. Бери, делай, что хочешь.

– Пожалуйста, Аурика, – шепнул Дерек в каштановые растрепанные волосы. – Просто поверьте мне. Я не дам вас в обиду, никому. Ни упырю, ни Дьяволу, ни доктору Вернону, – мысль, пришедшая ему в голову, была неожиданно резкой, остро отточенным лезвием. – Хотите, дам вам достаточно денег, чтоб вы смогли уехать на юг, купить дом и жить припеваючи?

Расставаясь с Верой, он говорил что-то очень похожее. Что все будет хорошо, что он всеми силами души искренне желает ей счастья. Говорил и надеялся, что птица вылетит из клетки, а потом вернется. Но птица не вернулась, и Дерек не мог сказать, что заставило его сейчас говорить Аурике почти то же, что и Вере.

Она ведь не была его птицей. И клетки не было. И он меньше всего хотел начинать все заново.

– Не надо, – еле слышно промолвила Аурика.

– Что мне сделать? – с напором повторил Дерек. Аурика вздохнула и откликнулась:

– Не пугайте меня больше. Пожалуйста.

– Не буду, – уверенно произнес Дерек и, выпустив Аурику, поднялся и пошел к шкафу. Свежая, идеально отглаженная рубашка сама соскользнула с вешалки ему в руки.

– Отдыхайте, Аурика. Вам надо выспаться, как следует. Мне пришла в голову одна интересная идея… пойду ее проверю.

– Куда вы? – Аурика провела по щеке, стирая слезы. – Ночь на дворе.

Дерек выдавил из себя улыбку, надеясь, что она получилась достаточно легкой и беззаботной, и ответил:

– Доброй ночи. До завтра.

Заведение с зеленым фонариком возле входа, о котором вчера вскользь упомянул полицмейстер, выглядело вполне респектабельно. Становилось ясно: услугами здешних обитательниц пользуются приличные и порядочные люди, джентльмены, а не какая-нибудь подзаборная шваль. А что еще делать джентльмену, если его достойной супруге положено соглашаться на интимную близость не чаще раза в месяц?

Добропорядочные хаомийки даже жалеют шлюх. Бедняжкам приходится каждый день терпеть этих невыносимых мужчин с их мерзкими плотскими потребностями, да еще и разных, да еще и не по одному разу. Экое мучение!

Внутри все также было на высшем уровне. Ковры, цветы, множество золотых финтифлюшек на стенах и запах южного игристого – довольно дорогого, кстати говоря. Из-за дверей в комнаты доносились вполне недвусмысленные звуки – заведение пользовалось успехом и работало вовсю. Не успел Дерек взяться за пуговицу на пальто, как откуда ни возьмись, появилась хозяйка, упитанная дама средних лет, которая, если судить по липкому пронизывающему взгляду, повидала столько, что иному хватит на четыре жизни.

– А вы совсем не страшный! – кокетливо заверила она, элегантно взяв Дерека под руку и увлекая к небольшой стойке с бокалами игристого и раскрытым гроссбухом. – Право же, господин Тобби! После того, как вас описывали во всех газетах, мои девушки ждут не дождутся заполучить в гости такого изысканного джентльмена!

– Кого посоветуете? – поинтересовался Дерек. Хозяйка заведения слегка сморщилась, прикидывая варианты, и внезапно рявкнула так, что ей позавидовал бы прапорщик на плацу:

– Карина, Джелли! Мигом сюда!

Из ближайшей двери тотчас же выскочили две прелестницы. Одна, долговязая блондинка, имела достаточно уставший вид – похоже, рабочий день у нее был в разгаре, вторая, брюнетка, едва достигшая совершеннолетия, смотрела на Дерека так, словно он только что выпрыгнул из Пекла. Всю их одежду составляли полупрозрачные халаты до щиколоток.

– Эта, – он устало ткнул пальцем в брюнетку, и та ойкнула и закусила губу. Блондинка посмотрела на нее с ненавистью и пробормотала что-то матерное про тех, кто два дня как из деревни, а уже зарабатывает. Хозяйка томно прикрыла глаза и расплылась в улыбке.

– Замечательный выбор! Джелли наша новенькая, всего неделю работает, но уже имеет успех.

Вот и хорошо.

Номер Джелли был на втором этаже. Когда они вошли в скромную комнату, похожую на обычную девичью горницу, а не номер в бардаке, то девчонка сразу же забилась в угол. «Неудивительно для недели работы», – устало подумал Дерек и принялся расстегивать сюртук. Джелли медленно, словно ее тянули за поводок, развязала пояс халата, и легкий шелк соскользнул вниз.

Она была красивой. Стройная, но без костлявости – у нее еще сохранился подростковый жирок на боках и бедрах. Грудь была большая, с темными крупными сосками. Дерек поймал себя на мысли, что смотрит на девчонку как на кусок мяса, который надо разделать для обеда. Ни малейшего следа вожделения – перед ним было просто глупое мясо, которое тряслось от одного его вида.

Все его вожделение ушло вместе с Верой. Осталась только раздражающая механика возвратно–поступательных движений с такими вот продажными красавицами, которая не приносила ни исцеления, ни забытья.

Поняв это, Дерек опомнился и с борделями завязал. Игорь, помнится, был очень этому рад.

– Боишься вампира? – спросил Дерек. Джелли содрогнулась всем телом, словно ее ударили. А ведь ее действительно били – синяк на бедре, не сразу заметный в полумраке комнаты, напоминал след от каблука. Вот за что добропорядочные хаомийки должны жалеть шлюх…

– Боюсь, – прошептала она. – Вы вампир, да?

– Я гораздо хуже, – усмехнулся Дерек и устало сел на кровать. Все было как всегда после активации нового артефакта: сначала пришли легкость, эйфория и уверенность, что ты способен свернуть горы – а потом нахлынуло полное опустошение. Джелли смотрела на него, и ее губы дрожали.

Дерек вздохнул, вытянулся на кровати и произнес:

– Я собираюсь спать. Только спать, ничего больше. Разбуди меня в шесть утра. Буду ворочаться – толкни.

Кажется, Джелли изумленно ахнула. Но это уже не имело значения.