На следующий день морозы слегка уняли свою ярость, но, вопреки опасениям обывателей, новых нападений больше не было. В городе воцарилось сонное спокойствие – конечно, патрули с улиц никуда не делись, но активные граждане, записавшиеся в народную дружину, так и не обнаружили ничего особенного во время своих ночных дежурств. Тобби, убивший упыря, оказался окружен почти религиозным почитанием. Ну еще бы, человек собственноручно избавил город от монстра!

Никто не хотел задумываться о том, что Манипулятор до сих пор на свободе. Это было слишком страшно и неприятно.

Спустя два дня после появления Прокла и его упокоения, Дерек утром поднялся с кровати и первым делом полез в кошелек. Аурика, которая почти дочитала «Начала натуральной философии», удивленно смотрела, как он отсчитывает рыжие ассигнации.

– Что это? – удивленно спросила Аурика. Дерек посмотрел на нее с таким же удивлением.

– Как что? – спросил он. – Твое жалование. Тысяча карун, как мы и условились.

– Ах, да, – Аурика словно опомнилась. Ведь и в самом деле она работала за зарплату, пришло время эту зарплату получать, и Дерек скрупулезно выплатил нужную сумму. – Да, – повторила Аурика. – Спасибо.

Дерек ободряюще улыбнулся и отправился в уборную.

Аурика обнаружила, что эти деньги почему-то ее расстроили. Она так и не смогла объяснить себе, что именно не так, но охватившее ее чувство было тоскливым и горьким. Некоторое время она задумчиво смотрела на свою первую зарплату, а затем решила воспользоваться старым испытанным средством для успокоения нервов – пойти по магазинам.

Леди всегда остается леди, даже в рубище, но леди никогда не упускает возможности принарядиться. К тому же через два дня бургомистр устраивал зимний предновогодний бал, и Аурика понимала, что к ней как к супруге городского героя будет приковано всеобщее внимание.

Она наткнулась на большой ящик в самом дальнем углу шкафа, когда после завтрака стала собираться на прогулку и искать перчатки, пропавшие невесть куда, и совершила первую ошибку, решив вытащить его. То, что это ошибка, Аурика поняла уже потом. Ящик был тяжелым, всем своим видом так и кричал, что он солидная и очень важная вещь, и Аурика очень удивилась тому, что на нем простой, даже примитивный замок. С ключом, торчащим из замочной скважины.

«Открой меня, – шепнул чей-то призрачный голос. – Открой. Тебе понравится».

Второй ошибкой было то, что Аурика нажала на пуговку замка, и крышка бесшумно приподнялась, открывая таинственное содержимое. «Я же не делаю ничего плохого», – подумала Аурика, и первый предмет буквально выпрыгнул ей в руку.

Ящик был заполнен плоскими стеклянными контейнерами, и в том, который сейчас лежал на ладони Аурики, была седая прядь волос и квадратный кусочек чего-то, подозрительно похожего на человеческую кожу. Аурика смотрела и не могла отвести взгляд, и страх, медленно нараставший в животе, перехватывал дыхание.

Это ведь не может быть человеческой кожей. Не может. Это ненастоящее. Но вот светлая родинка, вот почти прозрачные белые волоски…

– Настоящее, – услышала Аурика. – Он снял с меня кожу, когда я еще была жива. Я была царицей болот и топей, я правила над темными заводями, я заклинала лихорадку и насылала чумных крыс, я пила молоко мертвых коров и душила первенцев. Он пригвоздил меня копьем к сухому дереву Ктор и срезал клок кожи со спины.

Картинка немедленно всплыла перед глазами: заболоченный лес, вечер, луна, ползущая над деревьями. Вот молодая женщина какой-то пронзительной, жестокой красоты – и неясно, жива она или нет. Сухое дерево заламывает руки над ее головой, ветер перебирает растрепанные волосы. Женщина остается неподвижной. Вся ее власть и сила утекли прочь – не вернуть, как ни старайся.

Аурика выронила контейнер, и наваждение исчезло. Не стало ни болота, ни вечера, ни тяжелого душного ветра с запахом тины и пролитой крови – она снова сидела на полу в спальне, в окно заглядывало веселое зимнее солнце, с улицы доносился детский смех – соседские малыши бросались снежками. Аурика вдруг увидела, что у нее дрожат руки – дрожат настолько сильно, что контейнер почти вываливается из пальцев.

Третьей ошибкой было то, что она вынула еще один контейнер. Огненно-рыжая прядь волос, кусочек кожи с поблекшей татуировкой – скорпион на монете. Женский голос в голове Аурики рассмеялся, пронзительно и злобно.

– Мы не принимали его всерьез! Никто не принимал его всерьез! Какую опасность может представлять этот хлыщ? А он задушил меня моей собственной косой… – голос всхлипнул, теряя ярость и напор. – И я ничего не смогла сделать.

Словно глядя на себя со стороны, Аурика убрала контейнеры назад в ящик – не стоило лезть в шкаф, не стоило ворошить чужие омерзительные тайны, не стоило, не стоило. Человек, с которым она спит, действительно ненормальный, действительно изувер и извращенец, с кем же она умудрилась связаться, Господи… Одно дело – бороться со злом, и те, кто насылает мор на ни в чем не повинных людей, достойны только смерти. Но совсем другое – нежно хранить куски их кожи. Наносить мертвым увечья.

Это было отвратительно. Настолько, что Аурику едва не вырвало.

Аурика и сама не поняла, как в ее руке оказался еще один контейнер. Прядь волос в нем была каштановой, с легкой рыжинкой – раньше она принадлежала Вере, сомнений не было. На квадратике кожи красовался какой-то полустертый знак, не то шрам, не то клеймо. Аурика прислушалась, но ничего не услышала. Неудивительно – Вера ведь была жива.

И Дерек Тобби говорил, что любил ее всем сердцем. Что любит до сих пор.

При мысли о том, что хозяин ящика дотрагивался до нее, Аурику начинало тошнить. Она швырнула контейнер в ящик, захлопнула крышку и оттолкнула его от себя, словно это было какое-то омерзительное насекомое – в эту же минуту дверь комнаты открылась, и вошел Дерек: он, похоже, что-то забыл и был вынужден вернуться.

– Аурика, ты не видела мои… – начал было он, потом увидел сидящую на полу Аурику и ящик и осекся. Некоторое время они молчали, потом Дерек осторожно обошел Аурику, поднял ящик и убрал на прежнее место.

– Что это? – негромко спросила Аурика, хотя и без того прекрасно знала ответ. Дерек закрыл дверцу шкафа, помолчал несколько мгновений, собираясь с духом, а потом ответил:

– Моя коллекция. Все это принадлежало особо сильным ведьмам, которых я убил.

– Пригвоздил копьем к сухому дереву Ктор и срезал кусок кожи со спины… – прошелестела Аурика. Ее тошнило. На мгновение ей показалось, что Дерек сейчас сядет рядом с ней на ковер, дотронется до руки или плеча, пытаясь как-то успокоить, и от ужаса Аурика едва не перестала дышать.

– Это Мама Клер, – глухо произнес Дерек. – Я не хотел, чтоб ты это увидела. Прости.

– Но зачем? – Аурика подняла глаза, посмотрела на Дерека: он был бледен и потрясен не меньше ее самой. – Дерек, зачем тебе все это?

Она не знала, как спрашивать, как себя вести и что теперь делать. По большому счету, Аурика давно лишилась иллюзий относительно человека, с которым жила. Вангейнский палач не может быть нормальным. Но хранить волосы и кожу мертвецов – это было слишком.

– Это моя коллекция, – устало повторил Дерек. – То, чего я добился в жизни. Мои ордена за страшный труд. Память о том, через что я был вынужден пройти, чтоб быть собой.

Аурика поднялась с пола и слепо шагнула к дверям. Она понятия не имела, куда идет – ей просто хотелось оказаться как можно дальше от этого места и этого человека. Но Тобби окликнул ее:

– Не уходи.

Аурика обернулась, и он добавил:

– Не хочу, чтоб ты снова попала в неприятности.

Он взял с прикроватной тумбы оставленную папку с документами, ради которой и вернулся, и произнес:

– Уйти лучше мне.

Кабачок на окраине Эверфорта оказался вполне приличным: Дерек думал, что тут ошиваются обитатели городского дна и был крайне удивлен, встретив в дверях директора единственной школы.

Раскланялись, разумеется.

Устроившись в дальнем углу, он заказал графин коньяка, какую-то немудреную закуску и, выпив первую рюмку, подумал, что Аурика считает его больным ублюдком. Собственно, неудивительно. Душевно здоровые люди не станут хранить таких трофеев. Фетишизм подобного рода близок к некрофилии, и это было явной проблемой.

Дерек Тобби, старший советник инквизиции, психопат и извращенец. Аурика убеждена в этом, и она права.

Дерек и не собирался этого отрицать. Его увлечение нельзя было назвать естественным и нормальным, но за многие годы он успел убедиться в том, что самые спокойные и порядочные люди хранят в тайниках души такое, что его коллекция выглядит вполне безобидно.

Взять хоть Каролинга Люиса, математика королевской академии, доктора наук, который собирал дагерротипические снимки маленьких девочек. Любовался, так сказать, невинной ангельской красотой. Говорят, недавно он купил дагерротипический аппарат и принялся делать снимки невинных ангелов. Двойное наслаждение, что уж там.

Впрочем, что кивать на других, когда надо решать собственные проблемы –разгребать их, как загаженный хлев…

Дерек и сам не понял, как за его столом вдруг появилась Вера. Вроде бы ее не было, а три рюмки спустя – уже сидит, небрежно положив на стол ридикюль, расшитый жемчугом, и официант ставит перед ней бокал подогретого вина.

Помнится, этот ридикюль Дерек подарил ей после свадьбы. Иногда ему думалось, что после их расставания Вера выбросила все, что напоминало о бывшем муже. Она наконец-то могла быть счастлива с тем, кого любила задолго до встречи с Дереком – зачем хранить то, что вызывает неприятные воспоминания?

Но вот надо же, не выбросила. Носит с собой.

– Мне мерещится? – поинтересовался Дерек. Вера обворожительно улыбнулась, сделала глоток из бокала и поморщилась: слишком крепко. Не на ее тонкий вкус.

– Нет, – ответила Вера, скользнула языком по аккуратно подкрашенным губам, слизывая винную каплю. – Разобралась со своим северным делом, уезжаю в десять вечера.

Дерек покосился на темный циферблат на стене: половина первого. Интересно, как именно Вера планирует скоротать этот день? Неужели не в самой приятной компании бывшего мужа?

– Аурика нашла мою коллекцию, – устало сообщил он. Вера понимающе кивнула.

– Должно быть, шокирована, – предположила она. Дерек осушил очередную рюмку, отметил, что мир начинает наполняться глухой хмельной тишиной, а к щекам подкатил румянец – значит, самое время заказать второй графин.

– Да. Шокирована.

Вера улыбнулась. Заботливо погладила Дерека по руке – он поймал себя на мысли о том, что несколько дней назад душу бы продал за такое незатейливое прикосновение.

– Она тебя любит, – промолвила Вера с тихой, но неколебимой уверенностью. – Она сможет жить дальше с такими знаниями.

– Ты, помнится, испытала определенный душевный трепет, когда увидела ее, – произнес Дерек и поспешил уточнить: – Мою коллекцию. Я понимаю, что она пугает всех, кроме меня.

Он вспомнил тот вечер, когда показал Вере содержимое сундука – они тогда были веселы, пьяны и почти счастливы, и Вера почти не испугалась, словно ожидала чего-то в этом роде. Инквизиторам будто бы по чину положено хранить страшные трофеи и рассматривать их долгими зимними вечерами.

– Душевный трепет? – Вера пожала плечами. – Что ж, это можно назвать и так. Но я не твоя Аурика, на меня не следует ровняться. Она хорошая девушка из приличной семьи, а я в этом плане человек все-таки испорченный.

Дерек подумал, что широкий шрам под ее правой лопаткой, оставшийся после того, как он срезал квадрат кожи, наверняка еще не зажил. А ведь Аурика держала в руках именно этот контейнер, с частичкой Веры. Что она могла подумать? Что ее работодатель и фальшивый муж калечит своих любовниц?

Пожалуй, да. Он бы на ее месте так и подумал. Мало того, что безжалостный убийца, так еще и извращенец, которого возбуждают немыслимые вещи. Куда там Каролингу Льюису с его ангелами.

– Я не ожидал, что твое семейное счастье будет настолько коротким, – Дерек решил сменить тему и посмотреть, как отреагирует Вера. Оказалось, что никак – его бывшая жена, как выяснилось, прекрасно владела лицом и сейчас выглядела доброжелательно–равнодушной.

– С чего ты решил, что все кончено? – ответила она вопросом на вопрос. Дерек пожал плечами, осушил очередную стопку.

– Ну, если жена любит мужа, то не поскачет неведомо куда, едва только закончится медовый месяц. Тебе бы сейчас дома сидеть, вышивать салфетки. Из кровати, прости Господи, не вылезать. А ты – тут. В моей, смею надеяться, приятной компании.

По губам Веры скользнула тонкая улыбка, не сулившая ничего хорошего. Дерек понял, что задел ее глубже, чем ожидал.

– Деньги нужны, – сказала она. Дерек презрительно фыркнул.

– У вас денег, что ли, нет? Мне-то не ври.

Насколько он помнил, муж Веры был профессиональным переплетчиком, известным по всей Хаоме мастером своего дела. И заодно – одним из наследников кондитерской империи Таккервитов. Вера могла навсегда забыть о том, что такое проблемы с деньгами. В конце концов, она и сама была довольно обеспеченной дамой.

– Хорошо, – Вера промокнула губы салфеткой и сказала: – В какой-то момент мне действительно стало не по себе. Я не домохозяйка и при всем желании не смогу ею стать. Я люблю риск и приключения, а не сидение дома возле окошка, – она сделала паузу и добавила: – И Дамьен это понимает. Он сказал, что не против моей работы – лишь бы я возвращалась к нему живой и здоровой. Как раньше.

Дерек пристально посмотрел на Веру – вроде бы говорит совершенно искренне. А там поди знай, что у нее на душе.

– Я прошу прощения, а по мужской части он как, нормален? – вопрос был абсолютно хамским, но Дерек проигнорировал мелочи. Зато Вера тотчас же покраснела и выпалила:

– Да ты… Как ты смеешь!

Наверняка с превеликим трудом удержалась от пощечины – только потому что никогда не любила скандалов на людях.

– Ну просто если бы он был нормальным, здоровым мужиком, то не отпустил бы тебя за тридевять земель, – уточнил Дерек. – Особенно в те края, где ты можешь встретиться с прошлым. Старая любовь не ржавеет, как говорится, – он сделал небольшую паузу и добавил: – Я бы – не отпустил.

– А у нас разве была любовь? – Вера говорила спокойно, но ее глаза стали ледяными.

– Разве нет?

– Дерек, не ври себе, – устало вздохнула Вера. – Я была просто предметом в твоей коллекции. Женщина с любовным проклятием, которое убивает всех, кто проведет с ней ночь… Тебя интересовало только это.

Во многом Вера была права. Дерек и сам не заметил, когда страсть коллекционера сменилась страстью мужчины к женщине.

Но сначала Дерека привлекло именно проклятие. Когда-то давно юную Веру отдали замуж за некроманта, который и одарил ее такой страшной особенностью – убивать любовников сразу же после акта любви. Дерек, помнится, привлек лучших артефакторов страны, чтоб суметь разомкнуть цепь проклятия – и Вера вышла за него замуж, и они оказались в одной постели, и никто не умер, ни тогда, ни потом. Теперь не умирают от любви…

– Это не совсем так, – сказал Дерек. – Но это уже не имеет значения, по большому счету. И мы оба это понимаем, – он осушил еще одну стопку, подумал, что правильно сделал, не заведя дурацкой привычки закусывать, и промолвил: – Я умею ценить тех, кто дарит мне тепло, и не гонюсь за теми, кто счастлив без меня. Ты счастлива, Вера?

Она не ответила. Упрямо смотрела в сторону, и некрасивые пятна румянца на ее щеках становились все больше.

– Вот просто скажи мне честно: ты счастлива? – продолжал наседать Дерек. – Или ты просто наконец-то получила то, о чем мечтала, и тебе стало скучно? Скучно и тошно, потому что одно дело любить человека недостижимой любовью, и совсем другое – каждый вечер ложиться с ним в кровать.

– Да, – устало сказала Вера. – Ты, конечно, хотел бы услышать другой ответ, но да, я счастлива. Мне просто непривычно и странно. Не больше. У меня нет опыта спокойной семейной жизни с любимым человеком – но он будет. Сейчас я хочу именно этого. А я обычно получаю то, чего хочу.

Дерек вдруг словно опомнился: понял, что говорил слишком громко, что он выпил больше, чем мог себе позволить, что в кабак набился народ – праздничные, веселые люди, предвкушающие новый год.

Он невероятно отчетливо понял, что Вера действительно была счастлива без него все эти месяцы. Понял и удивился тому, что не испытывает из-за этого боли. Значит, надеяться больше не на что и незачем.

Все прошло. Его душа напоминала пустую осеннюю улицу – ветер гнал по булыжной мостовой рыжие листья, и впереди была только зима.

– Вот и хорошо, – улыбнулся он, чувствуя почти физическую боль в груди от этой улыбки. – Тогда зачем ты здесь? Могла бы увидеть меня и пойти в другое заведение.

– Незачем, – усмехнулась Вера. – Я не бегаю от прошлого. Ты хороший человек, Дерек, и я меньше всего хочу с тобой ссориться.

Она казалась совершенно искренней, и Дерек решил, что ей можно поверить. В конце концов, Вера права – закрывать страницы минувшего лучше с легким сердцем.

– Что ж, – вздохнул Дерек, – тогда мне остается только пожелать тебе всего доброго. Счастливого пути.

– Нам нужно быть с другими людьми, – ответила Вера, и в ее глазах появились веселые искорки, знакомые Дереку по старым временам. – Нам обоим. Думаю, мы заслужили счастье – пусть и не друг с другом.

Что ж, с этим не поспоришь. Дерек и не собирался.

Потом они вышли из заведения и побрели по переулку в сторону гостиницы Веры. Сейчас, когда она каким-то небрежным, очень естественным жестом держала Дерека под руку, ему казалось, что нет ни упырей, ни Манипулятора – ничего нет, кроме зимы и этой женщины, которая больше ему не принадлежала. Шел снег, в переулке никого не было, и рука Веры казалась невесомой. Когда они приблизились к дверям гостиницы, Вера осторожно поцеловала Дерека в щеку и промолвила:

– Спасибо, что проводил.

От ее лица веяло холодом, а вот губы были теплыми и живыми. Дерек подумал, что она права. Раз уж расстаешься со своими несбывшимися надеждами, то расставайся с ними по-хорошему. Он благодарно сжал тонкую руку в легкой вязаной перчатке и произнес:

– Счастливого пути.

И, когда Вера скрылась за дверями, Дерек признался себе в том, что хотел сделать в эту минуту – подняться вслед за бывшей женой в ее номер и отодрать ее, как последнюю сучку. А потом убить.

Его остановило лишь то, что он понимал: после этой смерти он никогда не сможет смотреть в глаза Аурике.

Поэтому Дерек вздохнул, поправил шляпу и неспешным шагом двинулся в сторону дома.

Дерек вернулся домой поздно вечером, когда Аурика успела прийти в отчаянно-мрачное расположение духа. За этот день она успела поплакать от страха, уверить себя в том, что в принципе ничего страшного не произошло, и разреветься снова.

Человек, в которого она почти влюбилась, был беспощадным убийцей. Аурика прекрасно помнила, с каким спокойным лицом он расправлялся с бандитами в лесу – выпускал им кишки так, словно делал привычную, даже заурядную работу.

В конце концов, чего она ждала от Вангейнского палача? И стоит оставаться честной, он всегда был с ней добр и заботлив. Настоящий джентльмен… тут Аурика вспоминала о локоне и куске кожи Веры, и слезы вновь подступали к ее глазам. Если Дерек так поступил с любимой женщиной, то Аурика и представить боялась, что он может сделать с ней, когда перестанет нуждаться в ее услугах.

Внутренний голос орал, что надо бежать. Взять тысячу карун и немедленно уехать. С такими деньгами она купит хорошенькую квартирку на берегу моря и забудет об этих снежных краях и о Дереке Тобби с его страшной коллекцией. Но Аурика прекрасно понимала, что ничего у нее не получится. Она уже попробовала один раз – и чем все кончилось?

Ведь нет ничего гадкого и пугающего в том, что охотники вешают на стены головы убитых зверей, прославляя свою доблесть. По сути, Дерек делает то же самое. Убитые им колдуньи ничем не отличаются от хищников.

Но успокоиться не получалось. Никак.

Поэтому, когда Дерек вошел в комнату, Аурика испытала мгновенное облегчение: больше не нужно метаться в раздумьях, сейчас все решится так или иначе.

Дерек снова был нетрезв, и почему-то это испугало Аурику сильнее найденной коллекции. Она подумала, что алкоголь может подействовать как спусковой крючок и высвободить то, что глубоко скрыто в этом изящном джентльмене. В конце концов, Аурика знает его тайну – и что ему помешает сейчас расправиться с ней?

Потом положит в ящик еще один контейнер, вот и все. Пополнит коллекцию очередным экземпляром и будет рассматривать на досуге.

Некоторое время Дерек пристально смотрел на Аурику так, словно впервые ее увидел, потом прошел к креслу и произнес:

– Меня всю жизнь учили убивать. Делать живое неживым. А быть сволочью я уже научился сам. Это оказалось трудно. Даже очень трудно, но я справился, – он помолчал и добавил: – Ну вот, теперь ты все обо мне знаешь. Больше никаких тайн у меня нет. Это была тяжелая откровенность – та, которая выворачивает душу наизнанку.

– Да, – кивнула Аурика. – Знаю.

Сейчас ей невероятно, до спазма в горле было жаль этого человека, имевшего огромную власть, но лишенного обычных радостей – любви, душевного тепла, дружеского участия.

– Я не хочу тебя терять, – промолвил Дерек с такой горечью и тоской, что Аурика едва не перестала дышать. – Ты делаешь меня тем, кем я никогда не был. Но если тебе тяжело, то я не настаиваю. Я понимаю, что ты сейчас чувствуешь. Дам тебе расчет в любую минуту и обеспечу всем на новом месте.

Аурика поднялась со стула и шагнула к нему. Книга, которую она машинально перелистывала весь день, пытаясь отвлечься, соскользнула с ее коленей, но девушка этого не заметила. Дерек встал ей навстречу, обнял, и Аурика, уткнувшись лицом в его плечо, поняла, что Тобби знобит – то ли от страха, то ли от растерянности.

– Все хорошо, – промолвила она, всем телом чувствуя, как быстро и гулко колотится его сердце. – Я останусь.

На мгновение ей стало очень страшно, почти до обморока, но потом, когда Дерек осторожно взял ее лицо в ладони и поцеловал, страх исчез. Вместо него пришло тепло – оно пробилось откуда-то из самой потаенной глубины тела, заставило сердце биться быстрее и сделало ноги ватными: Аурика испугалась, что упадет.

Но потом комната скользнула в сторону, над Аурикой проплыл потолок, и опора нашлась – Дерек опустил ее на кровать и негромко произнес:

– Похоже, нам сегодня не придется спать…

– Не придется… – так же тихо откликнулась Аурика. Весь знакомый мир будто бы исчез, сжался, и больше нет ничего, кроме этой комнаты, окна, за которым идет снег, и тихой ночи.

Нет и не надо.

А потом была непривычная сладостная нега в чужих объятиях и желание раствориться в этой ласке, в этих медленных, изучающих прикосновениях. И Аурике казалось, что она падает – не удержалась на нити, протянутой над пропастью, и сорвалась: это было настолько хорошо и сладко, что Аурика хотела, чтоб это томительное глубокое чувство не кончалось.

Ей хотелось, чтоб так было всегда. Чтоб Дерек целовал ее властно, словно имея на это полное право – и в то же время с бесконечной, трепетной нежностью. Чтоб тепло, которое сейчас собиралось в низу живота, не таяло, а росло, туманя разум и заставляя кровь приливать к щекам в какой-то отчаянной попытке устыдиться самой себя. Чтоб горячие, слегка шершавые пальцы плыли по ее коже, оставляя мучительно жгучие следы, словно иероглифы.

Аурика опомнилась только тогда, когда пришла боль – пронзительная, помрачающая рассудок, она буквально вытряхнула девушку в реальность. Аурика вскрикнула, вцепилась в плечи Дерека, пытаясь оттолкнуть его, но тот удержал ее, легонько поцеловал в висок и успокаивающе шепнул:

– Все. Уже все. Уже прошло.

Чужая плоть по-прежнему заполняла Аурику, опаляя и заставляя почти задыхаться, но боль действительно почти прошла, оставив лишь желание стать с Дереком единым целым. И он как-то понял это, потому что улыбнулся как-то светло и почти беззащитно и произнес:

– Ну вот и все. Ты моя. А я твой.

– Я твоя… – отозвалась Аурика. – А ты мой.

А потом боль исчезла совсем – Аурика запомнила лишь огонь, который разрастался в душе: он превращал скромную домашнюю девушку в бесстыжую фурию, сгорающую от желания. Они почти сразу поймали нужный ритм, и Аурика кусала губы, пытаясь сдержать крик. Леди никогда не кричит, даже подаваясь навстречу любовнику, даже когда ощущение заполненности заставляет дрожать, почти лишаясь чувств от наслаждения, даже…

Она все-таки не удержала крика – пылающая волна острого, ни на что не похожего удовольствия прокатилась по ее телу, заставив почти умирать. По животу и бедру мазнуло чем-то горячим, и Аурика, мокрая, растрепанная, балансирующая на грани обморока, вдруг поняла, что Дерек прав.

Она принадлежит ему, каким бы он ни был.

«Я твоя, – подумала Аурика. – А ты – мой».

Аурика заснула почти сразу – сказалось пережитое за день. Дерек лег поудобнее, прикрыл девушку краем одеяла и подумал, что отвратительный день все-таки закончился хорошо. Сейчас он чувствовал себя опустошенным и прощенным, грешником, наконец-то искупившим вину.

Снег валил и валил, неспешно заметая город. В такую погоду упырю бы только и охотиться – но вряд ли Манипулятор успел создать нового после повторной смерти Большого Прокла. Так что можно было попробовать наконец-то расслабиться и не думать ни о чем плохом. На сегодня все плохое уже осталось позади.

Не получалось.

Мысли вновь и вновь возвращались к минувшему дню.

Дерек почти успел покинуть тот проулок, когда шуршащий комочек письмовника ударил его по голове. Столичная штучка – в этом медвежьем углу о таком способе ведения переписки никто и слыхом не слыхивал. Упав на протянутую ладонь, письмовник раскрылся с сердитым нетерпеливым чириканьем, и Дерек прочел сообщение, написанное знакомым почерком на плотной бумаге:

«Номер 17. Ты мне нужен. Приходи».

Это было как неожиданный удар, выбивающий дух. В тот миг Дерек забыл обо всем, он рванулся назад так, словно от этого зависела его жизнь. В холле гостиницы никого не было, на стойке портье остывала чашка с кофе, и со стороны кухни тянулся запах свежей выпечки; Дерек взбежал по мрачной неосвещенной лестнице на второй этаж – нужный ему номер был в самом конце коридора.

Остановившись возле обшарпанной двери, он подумал, что все еще можно изменить. Что это его последний шанс на счастье, который нельзя упустить. Он был словно безумный или одержимый в эту минуту.

Дорожное платье Веры валялось на полу комнаты, словно сброшенный панцирь какого-то насекомого. Сама Вера, полностью обнаженная, светлая, похожая на фею или эльфа, скользнула к Дереку откуда-то сбоку, словно из засады. Хлопнула, закрываясь, дверь; губы Веры были теплыми и мягкими, а вся она – податливой, зовущей, утопающей в желании, и Дерек понял, что сейчас ему нужно только это.

Быть с ней. Обладать ею так, словно ничего не изменилось, и не было никакой разлуки. Они снова были вместе, Вера вернулась и никогда не принадлежала другому.

В тот момент Дерек словно лишился разума. Он забыл обо всем – в его мире существовали только маленькие женские руки, сдиравшие с него рубашку. В висках пульсировало: «Моя. Не отдам никогда, никому. К дьяволу ее муженька, пусть рога пилит». Но при всей одержимости на какой-то миг он все-таки смог оторваться от Веры – она удивленно посмотрела на него затуманенным от желания взглядом и спросила:

– Что-то не так?

– Ты… – начал было Дерек, но Вера коснулась его губ, словно приказывала молчать.

– Ни слова, – прошептала она. – Ты мне нужен. Сейчас.

Все было как раньше: чистая, беспримесная страсть, обжигающие объятия и поцелуи, невозможность насытить и утолить свое желание. И все оборвалось и рухнуло в тот момент, когда Вера мягко толкнула Дерека и медленно опустилась на него сверху, двинув бедрами в томительной жажде наслаждения.

Это была не Вера. Теперь он понял это совершенно точно, и наваждение пропало.

Вера могла бы бросить дома любимого мужа и уехать якобы на заработки. Вера могла быть циничной до жестокости. И да, Вера вполне могла бы затащить Дерека в постель – просто потому, что старая любовь не ржавеет, или от скуки.

Но Вера никогда не была бы сверху. По каким-то личным причинам именно эта поза была для нее запретной.

Кем бы ни было это существо, общение с ним не сулило ничего хорошего.

На мгновение Дерек расслабился, позволив рукам лже-Веры скользить по его груди, а водопаду каштановых волос с рыжим отливом – обрушиться на его лицо. Она ведь и пахла точно так же, как настоящая Вера, которая сейчас, должно быть, спокойно сидит дома с дорогим и любимым человеком и даже в мыслях не держит ничего похожего на интимные радости в компании бывшего мужа.

Потом он нанес удар. Такой, что лже-Вера захлебнулась воздухом и свалилась на кровать. Она почти мгновенно поняла, что ее разоблачили, и попробовала соскользнуть на пол, но Дерек не позволил: навалился сверху, вдавил в скомканные простыни и произнес:

– Кто ты?

Лже-Вера зашипела, дернулась в сторону в напрасной попытке освободиться. Черты ее лица налились злобой, и под ними проступило что-то темное, чужое и хищное, словно знакомое лицо смотрело на Дерека из глубин болота.

– Навь, – понял Дерек. Лже-Вера издала разочарованный стон голодного хищника, от которого ускользнула добыча.

– Догадался… – проговорила она. Дерек хищно ухмыльнулся. По счастью его сюртук лежал на краю кровати, и он мог добраться до него, не выпуская нави. Лезвие привычно легло ему в руку и с обманчивой легкостью прочертило полосу по груди лже-Веры.

Навь заверещала на всю гостиницу. Дерек отстраненно подумал, что на такой вопль обязательно сбежался бы народ – да вот только тут никого нет. Логово паука пустует. От раны, оставленной заговоренным лезвием, стал подниматься дымок.

Пожалуй, он все-таки недооценил Манипулятора. Создать навку намного сложнее, чем упыря. Манипулятор был очень опытным и очень сильным колдуном, и он был готов на все ради достижения своих целей.

– Где твой хозяин? – спросил Дерек. Навь усмехнулась, обнажив ряды мелких острых зубов. Теперь, когда не было нужды притворяться, она медленно обретала собственный облик чудовища из страшных сказок.

– Ближе, чем ты думаешь, – рассмеялась она. – Гораздо ближе! Он смотрит в твои сны и знает все, о чем ты…

Лезвие вошло под правую грудь, и навь захлебнулась хриплым криком и умолкла, окончательно став собой: жутким чудовищем из снов, которое не имеет никакого сходства с Верой. Потом по комнате прошел ветер, и навь рассыпалась по кровати грудой серого пепла.

Все закончилось. Наваждение исчезло.

Некоторое время Дерек сидел неподвижно, стараясь восстановить дыхание и хмуро глядя по сторонам. Теперь, когда больше не было необходимости поддерживать маскировку, гостиница постепенно обретала свой подлинный облик – старая развалюха, давно покинутая обитателями и не снесенная только по недосмотру. На кухне никто не пек хлеб, никто не пил кофе за стойкой регистрации. Тьма ушла, и призраки рассеялись.

Он не запомнил, как оделся, как выбрался на улицу, едва не свалившись на полуразрушенной лестнице, как прошел по давно заброшенному переулку, который населяли только пауки да крысы. Дерек вновь стал осознавать себя только после того, как пришел в полицейское управление и, сев за телефонический аппарат, набрал номер Веры.

– Полицейское управление Эверфорта, старший советник инквизиции Тобби, – официально представился он, когда установилось соединение, и знакомый женский голос сказал «Слушаю вас». – Мне нужна госпожа Вера Эшвуд.

– Дерек? – удивленно спросила Вера. – Это ты?

Дерек вздохнул, откинулся на жесткую спинку кресла и прикрыл глаза. Вера не покидала столицы, Вера готовилась встречать Новый год, и теперь она действительно была просто частью его прошлого. Хорошей, светлой частью.

– Да, это я. У тебя все в порядке?

– Да, все хорошо, – ответила Вера. – Вот, утку запекаю по личному рецепту… А что случилось?

Вера на кухне. Вера – образцовая жена и хозяйка.

– Все в порядке, – ответил Дерек и с силой сжал переносицу. – Просто кое-что проверял. С новым годом, Вера, счастья вам с мужем.

– Спасибо, – тепло ответила Вера. – Я рада, что ты позвонил. С новым годом, Дерек.

Все оказалось именно так, как он и предполагал раньше. Вера была счастлива с мужем, а навь, принявшая ее облик по велению Манипулятора, осталась грудой пыли в полуразрушенном доме. Когда зеленый огонек на крышке телефонического аппарата погас, то Дерек почувствовал себя свободным и легким, словно долгая болезнь миновала.

Он наконец-то исцелился.

Аурика вздохнула во сне. Дерек обнял ее, в очередной раз удивившись тому, насколько она маленькая и хрупкая, и подумал, что, должно быть, все-таки заслужил право быть счастливым. Хотя бы ненадолго.

Но ему снова снилась Вангейнская резня. Вернее, не она сама, а он, Дерек – стоявший перед огромным зеркалом в особняке Мейерна, аристократа королевских кровей, устроившего переворот, который почти удался.

Дерек был весь в крови. Лицо, одежда, руки, волосы были прокрыты теплой липкой жидкостью с тяжелым металлическим запахом; кровь капала с лезвий его сабель, а в ушах шумело. Он прошел через особняк Мейерна в одиночку, и смерть шла с ним рядом. Ее негромкие шаги доносились откуда-то справа, и, косясь туда, Дерек видел высокую темную тень, которой никогда не отбрасывал сам.

Мейерн попробовал дать ему отпор. Сейчас его туша со вспоротым брюхом валялась этажом ниже.

За спиной зашуршало. Он не обернулся – просто прищурился, глядя в зеркало. Наброшенное на кресло покрывало шевельнулось и сразу же замерло. Под креслом кто-то сидел. Обычно Дерек не разбирался, кто прячется во тьме, а сразу наносил удар, но теперь просто сказал:

– Выходи. Я знаю, что ты там.

Разумеется, никто не вышел. Возможно, в эту минуту его брали на прицел. Но Дерек просто повторил:

– Выходи.

Послышалось короткое всхлипывание, и из-под кресла вылезла девушка в сорочке. За ней выполз мальчик – Дерек не очень разбираюсь в детях, но ему вряд ли было больше десяти лет. Да и девушка была очень юной… Тоненькая, бледная, с растрепанной каштановой косой, она казалась напуганным привидением.

Девушка была чем-то похожа на Аурику – правда, сейчас, во сне Дерек не знал, кто такая Аурика. Но от ее имени веяло весенним теплом, и темнота за плечом отступала.

Это были дети Мейерна, которые спрятались, когда Дерек вошел в дом. Каким же идиотом был этот жирдяй, мечтавший о короне, даже детей не увез подальше на случай провала. Видно, был уверен, что победит.

Мятеж не может кончиться удачей. Особенно, когда в дом и штаб бунтаря входит инквизитор Тобби с саблями наголо.

Несколько минут они смотрели друг на друга. Мальчик спрятался за сестру, испуганно хватаясь за подол ее сорочки, а девушка не сводила взгляда с сабель. Несмотря на юный возраст, она прекрасно понимала правила игры и отлично знала, чем все закончится.

– Не убивайте Мишу, – прошептала она. – Я… Со мной… делайте, что хотите. Но не убивайте Мишу, он же маленький… Умоляю вас. Не трогайте Мишу.

Конечно, Дерек их не тронул. В той реальности, которая уже давно стала историей, Вангейнский палач положил свои сабли на каминную полку, устало опустился в кресло и сказал: «Одевайтесь. Я выведу вас отсюда». И девушка бросилась к шкафу, потащила за собой брата, и на сборы у них ушло всего пять минут. А потом они вышли из комнаты и спустились на улицу по черной лестнице – и дети Мейерна не увидели ни крови, ни мертвецов, Дерек позаботился об этом. Он никогда не обольщался по своему поводу и называл вещи своими именами – Дерек Тобби был изувером и душегубом, но к детям у него всегда было особенное, трепетное отношение.

С ними все хорошо. Миша Мейерн учился в кадетском корпусе, Юлия Мейерн несколько месяцев назад стала женой очень хорошего, пусть и не слишком обеспеченного человека. При колоссальном состоянии Дерека содержание этих сирот было совершенно необременительным.

Но это в жизни. Сон живет по своим законам. И, когда во сне Дерек делал шаг в сторону девушки с растрепанной косой, то наяву он начинал ворочаться и метаться в постели – тогда Аурика гладила его по плечу, и кошмар отступал. Как и сейчас: сквозь сон Дерек ощутил прикосновение теплой ладони, и комната с зеркалом растаяла.

Дерек никогда не убивал детей. Ему и в голову не пришло бы насиловать девушку практически на трупах ее родителей. Кем бы он ни был, кем бы его ни считали, но у Дерека были свои принципы, и он строго их соблюдал.

Но сон считает по-другому.

Большой новогодний бал, организованный бургомистром Говардом в собственном доме, был очень похож на те праздники, которые устраивали родители Аурики – в центре гостиной огромная елка, украшенная золотыми шарами, таинственно мерцающей мишурой и алыми звездами, множество гостей, музыка, накрытый стол… Отличие было лишь в огромном количестве мясных блюд, но Аурика этому уже не удивлялась. Если половина гостей и хозяев – оборотни, то чего от них еще ждать?

Часть гостей действительно не отбрасывала тени. Аурика, которая уже знала, на что обращать внимание, делала мысленные пометки: вот почтмейстер, вот угрюмый господин из банка, который усердно старается веселиться, вот полицмейстер – он был настолько обрадован деятельностью Тобби, что ушел в бессрочный отпуск с сохранением жалования. И то верно, лучше сидеть дома и не лезть в кровавую кашу, когда за тебя так и жаждет поработать столичный гастролер.

Оборотней было много. Очень много. Кружась с Дереком в незатейливом народном танце, Аурика думала о том, что в городе действительно случилась бы резня, узнай его жители о том, кто ими правит. И почему-то тишина и покой ее настораживали. Прокл предупреждал о намерении Манипулятора столкнуть людей и оборотней – но тот до сих пор не предпринял никаких действий, словно каким-то образом узнал о словах упыря и предпочел затаиться.

О том, что находилось под землей, пока ничего не было известно. Дерек усадил половину полицейского состава за архивные документы, но стражи порядка так ничего и не выяснили. То ли плохо искали, то ли искать было нечего.

– Ты слишком задумчива, – негромко заметил Дерек. – Это праздник, не стоит тащить сюда серьезные мысли.

В чем-то он был прав – Аурика понимала, что упускает очарование этого вечера. А ведь елка, только утром привезенная из леса, так свежо пахнет смолой и хвоей, так нежно горят огни, так легка и красива мелодия… В конце концов, Новый год – ее любимый праздник, первый праздник, который Аурика отмечает вдали от дома, а рядом с ней был человек, которого она полюбила, и который полюбил ее.

Аурика не обольщалась: она отлично понимала, что это будет трудная любовь. У бывшего министра Тобби слишком много тайн и скелетов в шкафу, а работа сделала его упрямым и жестоким – но Аурика видела от него лишь доброту, тепло и понимание, и надеялась, что так будет и дальше.

Сейчас она чувствовала себя окрыленной: впервые за долгое время будущее действительно давало ей надежду.

– Я подумала, что надо написать родителям, – вдруг сказала Аурика. Конечно, они выкинули ее из жизни, но она-то про них не забывала. Может быть, теперь, когда прошло время, и страсти улеглись, ее простят? – Рассказать, что со мной все в порядке, что я в Эверфорте…

– И что ты моя жена, – добавил Дерек. – Документы готовы, теперь все официально.

На мгновение Аурика ощутила злость – ведь мог бы и у нее спросить! – но темное чувство растаяло почти сразу. Она ведь уже привыкла считаться женой Дерека, носила его кольцо, и теперь все стало настоящим – они не стояли на коленях под хуппой, развернутой священником, но это было не важно.

– Мог бы и меня спросить, – шутливо ответила Аурика. Танец закончился, и они пошли к столу с закусками и мороженым, возле которого смущенно топтался офицер Гресян, утром выписанный из больницы. Его рыжие волосы, казалось, стали еще ярче, а новенький парадный костюм сидел так, словно Гресян не знал, как с ним быть и куда в таком одеянии девать руки. Увидев Дерека и Аурику, он смутился еще сильнее.

– Как вы себя чувствуете? – поинтересовалась Аурика после того, как мужчины обменялись приветствиями, и Дерек потянулся к бокалу с вином. Гресян ей нравился – было в нем что-то очень искреннее.

– Жив-здоров, – бодро отрапортовал Гресян. Кажется, он был доволен тем, как смог проявить себя в бою с чудовищем. – Он меня так полоснул, что я в сторону улетел, о надгробие шмякнулся. Ну, думаю, все, конец мне. Буду кишки по кладбищу собирать.

Тут Гресян решил, что в разговоре с дамой все-таки стоит избегать кровавых подробностей, и пробормотал:

– Извините, госпожа Тобби. Ну, в общем, жив-здоров. Даст Господь – надеру еще Манипулятору, на чем он сидит.

В конце зала Аурика заметила доктора Вернона. Как всегда, взлохмаченный и подчеркнуто небрежно одетый, анатом разговаривал с инквизитором Маркусом – вот тот искренне радовался празднику, спиртному и закускам, а уж количество дам, которым нравилась парадная инквизиторская форма, просто-напросто зашкаливало. Аурика подумала, что после того, что случилось в катакомбах, доктор Вернон и близко к ней не подойдет, но в ту же минуту анатом заметил ее и улыбнулся.

Дерек тоже уловил эту алчную улыбку, потому что негромко шепнул Аурике на ухо:

– Пообщайся с ним. Этак ненавязчиво.

Аурика вопросительно посмотрела на него, словно не могла взять в толк, о чем он говорит. Гресян понял, что ему лучше отойти в сторонку и отдать должное большому серебряному блюду с мясными сэндвичами – когда он удалился, Дерек произнес:

– Он так и не рассказал нам всей правды. Я уверен, что он узнал в упыре Прокла, раз видел его целых три раза.

– Почему же он промолчал? – удивилась Аурика и почти сразу подумала, что удивляться нечему. Страх надежно запечатал рот анатома.

– Во время допроса утверждал, что разглядел только бледное пятно на месте лица, – произнес Дерек. Аурика недоверчиво усмехнулась:

– Все три раза…

– Да, я тоже об этом подумал, – сказал Дерек и легонько подтолкнул ее в сторону анатома. – Мы с Маркусом сейчас разыграем партию в карты, а ты вымани доктора в малый зал. Там и побеседуете спокойно.

Аурика понимающе кивнула, смутно представляя, что именно она должна узнать и каким образом. В это время к ним приблизился Маркус и, поцеловав руку Аурики, весело предложил, словно прочел мысли Дерека:

– Друг мой, а не расписать ли нам партию в пулю? Начнем с золотой каруны, с двойным повышением. Как тебе?

– Смотрю, дружище, тебе не терпится проиграться, – Дерек одобрительно похлопал приятеля по плечу, и они направились к карточным столам, где уже сидели важные господа с серьезными лицами, тасовались колоды, и сытно позвякивало золото. Доктор Вернон тем временем пригласил на танец какую-то девушку в скромном светло-сиреневом платье, но Аурика заметила, что он проследил, как она идет в сторону малого зала.

Здесь было тихо и сумрачно. Закрыв дверь и словно отрезав музыку и голоса, Аурика подумала, что очутилась в каком-то другом таинственном мире. Малый зал был пуст – бал начался недавно, и сюда еще никто не пришел, чтоб привести себя в порядок и отдохнуть от танцев. В камине весело трещал огонь, на маленьком столе было нетронутое вино и закуски, возле окна стояла елка, украшенная красными и золотыми шарами, и в зале было почти по-домашнему уютно. Аурика опустилась на диван и подумала, что обязательно напишет родителям. Возможно, они думают, что блудная дочь пропала и погибла, возможно, они обрадуются, что это не так.

Но, скорее всего, родители испытают смешанные чувства: чванливой гордости, потому что Аурика при всех своих пороках все-таки нашла мужа в чинах и с деньгами, да еще так быстро – и откровенного презрения, смешанного со страхом, потому что чиновный и денежный муж – Вангейнский палач.

Скрипнула дверь, и в зал вошел доктор Вернон. «Быстро же он закончил с танцами», – подумала Аурика и почему-то ощутила внезапный холодок страха, пробежавший по спине. Хотя, казалось бы, чего ей опасаться? В доме полно народу…

Упырь тоже нападал тогда, когда в домах было полно народу. Его ничто не останавливало.

– Здравствуйте, Август, – улыбнулась Аурика, стараясь выглядеть милой и спокойной. – Вы не сердитесь на меня?

– Не сержусь, – с какой-то залихватской простотой ответил доктор. – Я просто удивляюсь.

– Чему же? – полюбопытствовала Аурика.

Вернон сел на диван рядом с ней, сцепил пальцы на колене и непринужденно ответил:

– Тому, что под маской наивной простодушной девушки оказалась вполне себе светская сучка.

– Вы негодяй, – холодно промолвила Аурика и поднялась: после такого оскорбления она и минуты не хотела провести в обществе доктора, и Дерек ее бы понял. Но Вернон удержал ее, схватив за запястье.

– И я снова ошибся, – сказал он. – Будь вы светской сучкой, не оскорбились бы так. Вы сочли бы мои слова за прямодушный комплимент, это уж точно.

– Пустите, – прошипела Аурика, пытаясь выдернуть руку. Вернон одарил ее мягкой понимающей улыбкой и промолвил:

– Отпущу. Но с вас причитается.

Он тоже встал, не выпуская запястья Аурики.

– И чего вы хотите? – спросила она, вновь понимая, что теряет способность сопротивляться этому бешеному напору. Доктор Вернон просто сминал ее, подавляя волю, и Аурика начинала чувствовать себя совсем маленькой, слабой и покорной, глиной в умелых руках скульптора.

– А чего мужчина может хотеть от женщины? – Вернон смотрел так, словно удивлялся тому, что Аурика не понимает элементарных вещей. – Вас, Аурика. Вернее, ваш поцелуй.

В принципе, Аурика была готова к чему-то похожему – но все равно растерялась. Взгляд Вернона теперь был оценивающим: он ждал, как отреагирует Аурика, и она подумала, что это какая-то очередная провокация. Что он просто хочет посмотреть, что она станет делать: выйдет из малого зала, закричит – или все-таки согласится.

За ней наблюдали, как за мухой под микроскопом, и это было самым гадким.

– Мой муж в соседнем зале, – промолвила Аурика, словно это могло что-то изменить. Вернон ободряюще улыбнулся.

– Ну так здесь-то его нет. Дорогая моя, по вашей милости я провел три часа на допросе. Не говоря уж о членовредительстве в самом прямом смысле этого слова. Думаю, я заслужил небольшую компенсацию.

– Нас могут увидеть… – беспомощно промолвила Аурика, вновь понимая, что сдается перед напором доктора. Он вроде бы не говорил и не делал ничего особенного, но Аурику охватывало вязкой слабостью, покорностью и желанием подчиниться и не сопротивляться. Будь, что будет.

– Мы одни, – негромко проговорил Вернон и мягко провел кончиками пальцев по щеке Аурики. – Там подали мясной пирог, так что сюда никто не сунется.

Ну конечно. Какой оборотень откажется от сытного мясного блюда? Все сидят за столом и набивают животы.

– Хорошо, – выдохнула Аурика. – Ответьте на мой вопрос, и тогда… ладно. Поцелуй так поцелуй.

Вернон довольно улыбнулся.

– Сколько угодно, дорогая.

– Что такое мндигва? – спросила Аурика, пристально глядя анатому в лицо. Вернон нахмурился и ответил вопросом на вопрос:

– А вам это зачем?

Романтическое очарование момента, которое доктор так тщательно создавал, моментально улетучилось. Наваждение исчезло, и Аурика снова чувствовала и осознавала себя, не собираясь подчиняться чужой воле.

– Просто скажите, – с напором потребовала Аурика.

Вернон не успел ответить. Пол под ногами мелко задрожал, и дом встряхнуло, словно огромное здание хотело сбросить с себя что-то неприятное. Аурику буквально швырнуло в объятия Вернона, из большого зала донесся грохот, звон разбитой посуды и вопли – кого-то поранило осколками.

– Что-то под землей, – прошептала Аурика. – Оно проснулось.

И кажется, Вернон понял, о чем она говорит.

Подземный толчок был всего одним, но никто не мог гарантировать, что землетрясения не повторится. Оставив Аурику в доме бургомистра, где практически мгновенно развернули штаб в кабинете хозяина, Дерек в компании Маркуса, Гресяна и пары инквизиторов двинулся в сторону заколоченного дома семьи Анхель – он имел все основания полагать, что Манипулятор сейчас находится именно там. Если уж землетрясение подстроено, то заброшенный дом на точке некротического пробоя как раз то, что нужно хозяину упырей, решившему перейти к непосредственному выполнению своих планов. Конечно, это место постоянно осматривали и проверяли, но ничего, кроме пауков и тяжелейшей головной боли, так и не нашли.

Часть полицейских была отправлена на кладбище – Дерек думал, что, возможно, у Манипулятора появились новые упыри, и надо ждать нового нападения.

– Ну что, дружище, готов надрать задницу этому уроду? – несмотря на то, что осколок стекла ободрал ему правую щеку, Маркус был бодр, весел и готов к подвигам, как обычно. – Поймаем эту тварь до нового года, сделаем всем подарочек?

Дерек хотел сказать, что не может разделить оптимизма приятеля, но промолчал. В трудные времена лучше сохранять бодрость духа, а не кислую физиономию.

Подземный удар прошелся по всему городу. Обитатели Эверфорта высыпали из домов, в ужасе похватав самое ценное, и теперь топтались во дворах, не зная, о чем и думать, и предсказуемо ожидая худшего. «Ничего так старый год уходит, громко», – хмуро подумал Дерек и невольно обрадовался тому, что Аурика осталась в доме Говарда под приглядом. Вряд ли Манипулятор и его слуги станут нападать там, где находится толпа народу.

Он вдруг подумал: а что, если Манипулятор сейчас не в заброшенном доме, а как раз у бургомистра? Дерек почти сразу же отогнал эту мысль как нелепую, но его успело пробрать почти могильным холодом. Ему вдруг стало ясно, что он никогда и никого не боялся потерять по-настоящему.

Возле дома семьи Анхель уже стояло несколько крепких ребят из народной дружины, вооруженных дедовскими охотничьими ружьями. Тени от их ног расчерчивали сугробы, и Дерек невольно подумал, что именно из этих ружей могли бы убивать городских оборотней – вот только Манипулятор почему-то не спешил развязывать бойню. Готовился или выжидал. Или – передумал. Поменял планы.

– Ну что, орлы? – поприветствовал Маркус народную дружину. – Что заметили подозрительного?

– Ничего, – тотчас же отрапортовал самый мордастый из дружинников. От него вполне предсказуемо пахло крепким красным вином и страхом, но мордастый держался молодцом. – Когда тряхнуло, мы сразу же сюда побежали. Обошли дом, в прихожую заглянули – ничего. Тихо. Даже стекла не побило.

– Может, это просто землетрясение? – задумчиво предположил Гресян. Судя по его мертвенно-бледному лицу, он хотел спрятаться куда-нибудь подальше и не отсвечивать рыжими лохмами там, где творятся такие опасные дела. – Ну… то есть, обычное землетрясение без привязки к нашим проблемам?

Дерек усмехнулся. Иногда его просто поражала людская наивность. Впрочем, в случае Гресяна это скорее была необразованность и юность.

– Эверфорт стоит в самом центре равнинной плиты, Эдвард, – скучным голосом учителя географии произнес Дерек. – Тут не бывает никаких подземных толчков, и никогда не будет, можешь не переживать. Так что, дорогой мой, к сожалению, это как раз наше дело, – он обернулся к дружинникам и произнес: – Фонари есть?

Фонари нашлись почти сразу, но, когда все вошли в просторную прихожую выстуженного мертвого дома, то Дерек подумал, что дополнительное освещение не понадобится. Из-под двери, ведущей в подвал, вырывались тонкие лучики оранжевого света, словно там медленно разгорался пожар.

Кто-то испуганно охнул и дотронулся до виска, отгоняя нечистого. Дерек мрачно подумал, что рыжие отблески не имеют никакого отношения к обычному пламени – он с товарищами сейчас стоял перед набирающим силу некротическим провалом.

В одном из учебников он когда-то читал описание этого явления. Рыжие сполохи сливаются в незримую волну, а за ними следует удар.

– Назад, – произнес Дерек каким-то хриплым, не своим голосом. Ему вдруг стало действительно страшно: он не испытывал такой пробирающей дрожи даже тогда, когда судьба сталкивала его с сильнейшими ведьмами. – Медленно и спокойно – все назад.

В эту минуту хлопнуло так, что на какое-то мгновение Дерек был уверен, что оглох, и этот мелодичный звон в ушах останется с ним до конца жизни. Потом его накрыло огненной волной, но огонь не обжигал – скатившись с тела дымящимися каплями, пламя свернулось внизу, на грязном полу. В воздухе встал тяжелый запах гари.

Прошло, неуверенно сказал кто-то, и Дерек увидел лицо Маркуса с шевелящимися губами.

– Прошло! – повторил Маркус, встряхнул его и добавил: – Эй, старина! Вроде живы. Очнись, прошло все!

И тогда Дерек обернулся к остальным и увидел, как Гресян, стоявший позади всех, медленно-медленно оседает на пол – словно кукла с перерезанными ниточками. По лицу офицера бежала кровь, а глаза были растерянными, очень детскими и очень несчастными – умирая, он не верил, что все это происходит именно с ним.

Потом Гресян рухнул на пол, и его глаза стали похожи на мутные стекляшки. Смерть подошла к нему, взяла за руку и сказала: «Пойдем, что ли? Нам пора».

– Твою же мать… – растерянно пробормотал Маркус, стягивая шапку. – На него основная волна пошла.

Дерек прошел по прихожей, присел на корточки рядом с мертвым Гресяном, дотронулся до еще теплой шеи – пульса не было. По вискам расползалась темная сетка – именно там и ударила некротическая волна, и Гресян умер от кровоизлияния в мозг. Кто-то сзади горестно всхлипнул, и Дерек подумал, что коллеги любили Гресяна, причем любили очень искренне.

– Дьявольщина, – выдохнул Дерек, выпрямляясь. – Ведь хороший парень был.

Он вспомнил, как Гресяна облапошили ортодоксы, и как он макал его головой в холодную воду, как Гресян, словно ребенок, испугался заспиртованных уродцев в кабинете доктора Вернона, и испытал мгновенную острую жалость – ту, что проникает в самое сердце, на мгновение лишая возможности дышать. Гресян действительно был хорошим человеком и погиб настолько трагично и нелепо…

– Его нужно вынести отсюда, – произнес Дерек. – А мы пойдем в подвал… волна уже прошла, так что в принципе опасности нет.

Маркус посмотрел на него, как на идиота.

– Дерек, – сказал он с той вкрадчивой мягкостью, с которой обычно говорят с душевнобольными. – Ты предлагаешь полезть в свежий некротический прорыв?

– Волна нас не затронула, так что мы, по большому счету, в безопасности, – упрямо повторил Дерек. – Что ты предлагаешь, дружище, пойти домой? Ждать, когда Манипулятор снова ударит?

***

Из-под пальто мертвеца посыпались монеты – тяжелые грубые квадраты цвета медового золота с отверстием в центре. Маркус оторопело ахнул и пробормотал что-то насквозь нецензурное. Дерек вполне разделял его изумление: это были золотые дублоны царя Хевельта, которые выглядели так, словно только что были вынесены из монетного двора. Но такие монеты давно вышли из обращения, и теперь их можно было увидеть только в музеях. Каждая из них стоила целое состояние, и практически нищему офицеру Гресяну, который с трудом сводил концы с концами и штопал мундир на локтях, просто неоткуда было их взять.

Последняя монета гулко стукнула о доски пола, и Дерек произнес тем тоном, который отбивает желание спорить:

– Это золото – улики. Даже не думайте о том, чтоб что-то забрать.

– Улики? – оторопело переспросил Маркус. Видно, блеск дублонов слегка затуманил его разум, и он никак не мог опомниться.

– Их принесло волной, – объяснил Дерек. – Клад – вот что ищет Манипулятор. Вот что ему на самом деле нужно.

– Убийца… – негромко выдохнул сумрак и рассыпался звонким девичьим смехом. Так могла бы смеяться Вера в прежние времена, и навь об этом знала. Заглянула в сознание Дерека и прочла. – Убийца…

В принципе, Манипулятор не сделал ничего особенного. Поймать навку на болоте – большого ума не надо. А дальше она все сделает сама, подчиняясь воле хозяина. Дереку еще очень повезло, что навь не все узнала о Вере – а то бы он умер счастливым. И возможно, не поверил бы, что умирает.

Гресян вот тоже не верил.

Дерек, который шел по подвалу, озаренному рыжими всполохами, сделал вид, что призрачный голос Веры не имеет к нему отношения. Некротическая энергия имеет дело с тем, что творится у тебя в голове, и запугивает тем, чего ты уже боишься, не придумывая ничего нового – старое правило, которое Дерек знал назубок. Пройди сквозь собственный страх и стань сильнее.

Только так можно победить тьму снаружи и внутри.

Огненная волна давно прошла и растаяла, но подвал до сих пор был неплохо освещен: в воздухе мелькали остаточные золотые искры, озаряя каменную кладку. Маркус осторожно поддел что-то носком ботинка и каким-то не своим голосом произнес:

– Еще одна монета, старина. Озолотимся, если живыми выйдем.

Он хотел не говорить и искать улики – он хотел собирать золото. Дерек прекрасно его понимал: сам с трудом смог подавить в себе такое же болезненное стремление.

– Осталось понять, откуда их выносит, – глухо промолвил Дерек. Вот и еще один дублон заманчиво сверкнул из сора и пыли, словно подмигивал идущим; Дерек поднял его и механически убрал в карман. Монета была теплой и тяжелой. – Ради такого клада Манипулятор действительно горы свернет.

–Убийца! – рассмеялся сумрак, и Дерек увидел тень, которая с мерзким хихиканьем метнулась от него в дальний угол, к куче мусора. Он сперва подумал, что ему мерещится, но один из инквизиторов, который до этого предпочитал топтаться за спинами начальства, тотчас же подал голос:

– Господин старший советник! Там что-то есть!

Дерек и Маркус тщательно исследовали угол, в котором скрылась тень, но ни артефакты, ни обычный визуальный осмотр ничего не обнаружили. Когда Маркус разочарованно выпрямился, рыжий сумрак снова наполнился смехом и вышвырнул ему под ноги еще пригоршню монет, что со звоном раскатились по полу.

– Сдается мне, дружище, нас заманивают, – сказал он, собрав золото и спрятав в карман. Двое инквизиторов смотрели на начальника с такой холодной алчностью, что Дерек невольно перевел потайной кинжал в рукаве в боевое положение. В конце концов, он видел, как убивали и за меньшее – а дублонов они собрали уже пятнадцать, с учетом того, что было выброшено в несчастного Гресяна: с такими деньгами можно купить, например, половину южной Лекии, стать владыкой и жить припеваючи.

Заманчиво. Даже очень.

– Подбрасывают нам сладкие косточки, – поддакнул Дерек, – и внимательно следят, как скоро мы за них перережем друг друга. А мы обязательно перережем, если не возьмем себя в руки. Манипулятору останется только прийти и унести все, что мы тут собрали.

Он уловил в своем голосе мягкие, почти томные интонации – ему в этот момент хотелось, чтобы кто-то из ребят Маркуса все-таки напал и получил по заслугам. «Убийца», – звонко рассмеялась навь в его голове, и наваждение исчезло. Волна ушла окончательно и унесла с собой чужую волю.

Всех остальных тоже отпустило. Люди в подвале выглядели так, словно очнулись с глубокого похмелья, и Дереку почему-то стало весело.

– Манипулятор хочет, чтоб мы сейчас перебили друг друга за это золото, – сказал он, и один из инквизиторов тотчас же опустил глаза. Видно, и правда готов был убивать. А кстати, еще вопрос, настоящее ли это золото? Может, очередная дрянь от Манипулятора. – Четверть часа назад он жестоко расправился с нашим коллегой, так что я предлагаю всем взять себя в руки и не играть на стороне этой сволочи. Если вы со мной согласны, то я собираюсь забрать улики и подняться наверх. Больше мы здесь ничего не узнаем.

К нему прислушались, пусть и без всякого удовольствия. Шагая по лестнице следом за Маркусом, Дерек думал о том, пустил бы его старый друг в ход свое оружие или нет. Деньги у Маркуса в принципе не задерживались, карточные долги долго не ждут, а прелестницы нуждаются не только в красивых словах.

Наверняка эти мысли тоже нашептывал Манипулятор. Если начинаешь сомневаться в лучших друзьях, то дело совсем худо. Это никогда не кончится ничем хорошим.

Снаружи снова начиналась метель, и народ, видя, что больше ничего страшного не происходит, принялся расходиться по домам. Не топтаться же в новогоднюю ночь возле собственного порога, когда в доме есть, что выпить и чем закусить – единственное, что можно заработать на улице, это отмороженный зад. Тело Гресяна уже успели отправить в морг, и Дерек подумал, что доктор Вернон со всех ног поскачет туда – что может быть лучшим новогодним подарком для анатома, чем труп, особенно, если анатом искренне влюблен в свое дело. Разве что Аурика – но этого ему точно не видать.

Интересно, Аурика действительно приняла своего мужа таким, каков он есть? Или просто выкупает себе жизнь и здоровье с помощью ласкового обращения, понимая, что даже такому изуверу, как Вангейнский палач, необходимо душевное тепло и понимание? И она дает их в тех количествах, которые не позволят заподозрить неискренности – а сама просто терпит и радуется тем простым выгодам, которые у нее есть.

Дерек решил об этом не думать. Аурика сейчас в доме бургомистра, ей ничего не угрожает – вот и хорошо. Вкрадчивый шепот нави больше не имел над ним власти.

Монеты отвезли в полицейский участок, где Дерек составил аккуратную и очень подробную опись и запер их в шкафу. Пятнадцать золотых продырявленных квадратов, каждый весом в четыре унции. Интересно, сколько их всего, если Манипулятор с такой легкостью расстался с ними? Воображение рисовало тяжелые, окованные железом сундуки с кладом – да, за такое сокровище можно не то что невинных девушек-оборотней, а весь город уничтожить. Дерек откинулся на спинку кресла и устало отхлебнул давно потерявший вкус кофе, расторопно заваренный кем-то из полицейских.

Значит, Манипулятору просто нужны были деньги. Город трясется от страха, родители прячут дочерей и пакуют вещи, изыскивая хоть малейшую возможность переехать, оборотни дрожат в страхе разоблачения и неминуемой гибели, полиция, как ей и полагается в таких случаях, трясется и бездействует – а Манипулятор знай себе таскает дублоны, открывая некротические провалы при помощи крови девственниц-оборотней. И волна приносит ему денежки прямо в руки. Удобно – не надо затевать раскопки в центре города, не надо делиться с государством большей частью найденного. Сплошные, понимаете ли, удобства и комфорт.

Гресяна вот только жалко. Из парня мог выйти толк. Да и вообще, умирать таким молодым – несправедливо и глупо.

Вот только Дерек уже ничего не смог бы сделать с этой несправедливостью.

Интересно, чем сейчас занимается Аурика? Разумеется, праздничное настроение всех покинуло – особенно тех, кто был ранен при землетрясении. Но когда Дерек покидал дом бургомистра, девушка была жива, здорова и наполнена той решимостью, которая позволяет сворачивать горы. Должно быть, она занималась тем, что помогала пострадавшим – подумал Дерек и хмуро добавил: – …в компании доктора Вернона.

Удалось ли ей что-то выяснить? Дерек порой склонялся к мысли, что Вернон плотно связан с Манипулятором и сам поджег архив анатомического театра – чтобы скрыть результаты вскрытия Большого Прокла, в которых наверняка было указание на наличие мндигвы в организме редактора. Дерек долго оттягивал этот момент, но теперь, после смерти офицера полиции, за Вернона следовало браться серьезно.

После того, как переполох, вызванный землетрясением, несколько улегся, а часть гостей спешно покинула праздник, отправившись домой, Аурика обнаружила, что в доме бургомистра ей нравится намного больше, чем до этого. Слуги пригасили свет, и обстановка в гостиной сразу же стала сказочной, новогодней и таинственной – но эта тайна была доброй. Эта тайна пахла еловой хвоей, глинтвейном и яблочным пирогом, который предложили тем, кто предпочел никуда не уезжать. Все-таки главный праздник года остается праздником, даже когда под окнами бродит серийный убийца.

Оставшиеся гости довольно скоро разбились по группам и теперь взволнованно обменивались впечатлениями и прогнозами, не забывая при этом наполнять бокалы вином и класть на тарелку очередной кусок пирога. Аурика улыбнулась: вечер был похож на пикник.

Она часто ездила на пикники с родителями и соседями. Давнее, милое время, когда Аурика еще не умела говорить с мертвыми, а жизнь была тихой и предсказуемой, казалось сном, который почти выветрился из памяти. Осталось лишь легкое ощущение тепла и света – да и его почти не стало. Должно быть, родители теперь не ездят на пикники. Аурика с невольным злорадством подумала, что друзья, должно быть, задают им много лишних вопросов насчет дочери, так поспешно покинувшей дом. А рассказывать правду они бы никогда не стали.

Впрочем, батюшка был не лыком шит. Наверняка придумал какую-нибудь историю о внезапном наследстве в столице. Или о помолвке. Если Аурика напишет, что вышла замуж, то это подтвердит их возможные рассказы.

Доктор Вернон быстро оказал помощь тем, кто в ней нуждался – по счастью, таковых было немного – и, вооружившись двумя бутылками вина и тарелкой пирога, решительно направился к Аурике, спугнув юную племянницу полицмейстера, которая до этого составляла ей компанию, сидя на противоположной стороне дивана с крайне строгой душеспасительной книгой.

– Целоваться не будем, – мрачно сказала Аурика, надеясь, что этим сразу же поставит доктора на место. Но Вернон только улыбнулся. Его, похоже, ничем было не пронять.

– В другой раз поцелуемся, – невозмутимо ответил он. – Пока мне достаточно того, что вы настолько удачно свалились в мои объятия. А потом вы снова передо мной провинитесь, это вопрос времени, а я вас так сразу не прощу. Тогда и заберу свой поцелуй, ну и что-нибудь еще. Вина?

Аурика подумала и не стала отказываться. Вино в бургомистровых погребах было замечательным, тому, что подавали на праздниках в родительском доме, было до него далеко. Все-таки надо написать родителям, поздравить их – наступление Нового года в Запольских землях празднуют две недели – вдруг мать с отцом возьмут и обрадуются, и простят ее…

Вдруг они волнуются и ищут Аурику? Вдруг им все-таки стало стыдно за то, что единственную дочь выгнали из дому? Вдруг мама плачет и смотрит в окно, надеясь увидеть Аурику, бредущую по дороге?

– О чем задумались? – поинтересовался Вернон. – Об упырях? Так они вам не страшны, их интересуют только невинные девы.

– О своих родных краях, – призналась Аурика и тотчас же спросила: – Август, почему вы такой едкий тип? Неужели вам самому это приятно?

– Едкий – чтоб не сожрали всякие зубастые, – рассмеялся Вернон, открывая одну из бутылок. Терпкая винная струя ударила в подставленный бокал, и в воздухе повеяло крупными гроздьями винограда, прогретыми южным солнцем и присыпанными белой пылью. – Каким мне еще быть? Я ссыльная сволочь, которая умудрилась войти в высший свет этого городишки, копаюсь в потрохах здешних покойников и имею полное право быть злым болтуном. Это моя, так скажем, законная и заслуженная привилегия.

– Вам не идет, – откровенно заметила Аурика. – Вы бы мне больше нравились, если бы в вас было чуть меньше яда.

Вернон вновь улыбнулся, но его глаза остались серьезными и трезвыми, хотя запах говорил о том, что доктор уже успел как следует поклониться хмельным духам.

– Людей стоит принимать такими, какие они есть. И либо оставаться с ними, либо идти своей дорогой, – с тихой печалью произнес Вернон. – Впрочем, вы и без меня в курсе. Как еще можно жить с Вангейнским палачом, если не смиряться с его особенностями?

Сегодня утром, после того, как Дерек ушел в полицейский участок, Аурика заглянула в шкаф, но ящика со страшной коллекцией не обнаружила. Она не обольщалась: вряд ли он взял и отвез все на свалку, просто перепрятал так, чтобы Аурика не нашла. Убрал куда-нибудь на чердак или в подвал. Почему-то ей стало легче: когда не видишь, можно представить, что этого нет. Что миниатюрного персонального кладбища Дерека Тобби не существует, и Аурике все просто приснилось. Бывают ведь страшные сны, после которых весь день ходишь сама не своя, не в силах найти себе места – вот и это был такой же сон.

– Я не люблю прятать голову в песок, – сказала Аурика, тотчас же напомнив себе, что именно этим и занимается, стараясь не думать о жуткой коллекции. – Но и не люблю молчать, если мне что-то не нравится.

– То есть, вы и мужу делаете внушения, когда бываете им недовольны? С этакой важной строгостью законной супруги? – удивился Вернон.

Аурика невольно улыбнулась. Что случилось бы, попробуй она попросить Дерека избавиться от коллекции? Как минимум он сказал бы, что не следует совать нос не в свое дело. А как максимум… нет, лучше подумать о чем-то более приятном и спокойном. Спрятать голову в песок, да поглубже.

Мимо бесшумно прошел слуга с бутылками вина и бокалами на большом подносе. В дальнем углу зала расхохотались: кто-то отколол удачную шутку. Праздник все равно остается праздником, даже если рядом неслышно бродят чудовища и заглядывают в окна. Или самые страшные чудовища живут в человеческих душах, а не где-то за гранью реальности?

– Разумеется, говорю. Это мой непосредственный долг и обязанность как хорошей жены, – улыбнулась Аурика и добавила без паузы: – Вы очень ловко делаете вид, что забыли про мой вопрос, Август.

Взгляд Вернона стал тяжелым и цепким. Аурика оказалась не так проста, как ему бы хотелось: он давно успел это понять, и теперь просто убедился в очередной раз. Мимо прошел слуга с подносом, но Вернон отрицательно качнул головой.

– А зачем вам мндигва? – поинтересовался он, когда слуга отошел к поманившим его дамам. – Хотите кого-то погрузить в летаргический сон?

– Видела упоминание об этом зелье в «Истории южной Лекии», – быстро нашлась Аурика. – Но без деталей.

– Как это мило, – ухмыльнулся Вернон. Разумеется, он понял, что Аурика соврала. – Юная леди читает книги по истории вместо вышивания и сплетен с подружками.

– Вы отпугнули мою подружку, – парировала Аурика. Племянница полицмейстера сейчас нашла себе компанию среди девиц, обсуждающих способы гадания на женихов. Полезное дело, если вдуматься. Одна из девушек уже вынула зеркальце из расшитого южным бисером ридикюльчика и показывала, как надо его правильно держать, чтоб в прозрачной глади появилось отражение суженого–ряженого. – Итак?

– Это яд одноименного южного растения, – сухо сказал Вернон тоном ученого за кафедрой лектория. – Добывается, насколько я помню, из листьев. Такие толстые, мясистые листья… Вводит человека в кому, неотличимую от смерти. После похорон заказчик выкапывает труп и оживляет при помощи определенных техник. Но в наших краях, разумеется, мндигва не растет. Ей тут слишком холодно. А теперь скажите, почему это вас интересует на самом деле?

Аурика улыбнулась.

– Исключительно в познавательных целях, – искренне ответила она. – Я вообще любопытна от природы.

– О, я в этом убедился, когда имел глупость пойти с вами в катакомбы, – Вернон поморщился, явно вспомнив общение с Дереком. – В ваших краях все такие любопытные? Откуда вы родом, кстати?

– Из Запольских земель, – ответила Аурика. – Далеко отсюда.

– Я жил еще дальше, – вздохнул Вернон, и в его голосе прозвучала неподдельная печаль. – Большое Приморье – знаете, где это?

Аурика кивнула. Большое Приморье было крошечным полуостровом, этакой каменной запятой на южном подбрюшье материка. «Юг, – подумала Аурика. – Причем довольно дикий юг. И там вполне можно обнаружить мндигву».

Она провела вчерашний день в библиотеке и вычитала про это ядовитое растение намного больше, чем собиралась показывать доктору Вернону. В том числе и о том, что в Большом Приморье находится один из очагов произрастания мндигвы.

– Вы, наверно, давно не были дома, – с сочувствием сказала Аурика. Вернон неопределенно пожал плечами.

– Не сказать, что очень, – произнес он. – Я выбирался весной на похороны однокашника. Печальный повод вернуться на родину.

Аурика не могла с этим не согласиться. Мысленно отметив, что убийства начались как раз по весне, она призналась:

– А меня родители выгнали из дому. Во мне открылись способности к некромантии, и дома был страшный скандал. Так что даже не знаю, когда я смогу вернуться. И смогу ли вообще.

«Должно быть, никогда», – печально подумала Аурика. Некромантка и супруга Вангейнского палача. Родители и на порог не пустят.

– Мне жаль, – Вернон взял Аурику за руку, мягко погладил по запястью. – Но, возможно, они простят вас? Вы пробовали помириться?

– Все собираюсь им написать, – призналась Аурика. – Но никак…

Она не договорила: в гостиную вошел Дерек с полицией и, бегло осмотрев негромко беседующих гостей бургомистра, быстрым шагом двинулся в сторону Аурики.

– Доктор Вернон, – произнес он, подойдя, – вы арестованы.

И офицер Мавгалли, топавший за ним, сразу же вытащил наручники.