Методически кремировав трупы и избавившись от пепла, Арним Зола вернулся на верхний уровень замка. Свет в главном зале был выключен, и контрольный пульт мягко освещали огонь в камине и свечение мониторов. Шмидт стоял за столом, озаренный с одной стороны красно-желтыми, а с другой – электрически голубыми сполохами. Перед ним стоял открытый деревянный ящик с пятью антикварными немецкими фляжками из хрусталя, упакованными в солому. Рука Иоганна сжимала шестую фляжку, наполовину наполненную пильзенским пивом, и он поднял ее, приветствуя андроида.

– Люблю сочетание старого и нового. Это напоминает мне… самого себя. – Череп отпил глоток и испустил хриплый вздох. – Доктор, я хочу вам что-то показать.

С несвойственным ему озадаченным выражением Шмидт поднял другую руку и продемонстрировал стиснутый кулак. Поворачивая его перед глазами, он изучал свою конечность, как если бы это была диковина, приобретенная им в том же антикварном магазине, что и фляжки.

– Моя собственная рука, а я не могу ею двигать. Новый симптом?

Зола потряс цифровой головой.

– Вируса? Нет. Слишком рано.

– Тогда что?

– Насколько я понимаю вашу психику, подозреваю, что вы испытываете крайнюю ярость на свою судьбу и соматизируете это чувство.

Шмидт кивнул, рассматривая идею.

– Ярость. Гм.

В камине сдвинулось и треснуло полено. Секунду стояла тишина. Потом, с исказившимся багровым лицом, Череп обрушил стиснутый кулак на стол. С громким треском на столешнице красного дерева зазмеилась темная линия. Фляжки в соломе звякнули.

Когда Шмидт поднял руку, то обнаружил, что снова может сгибать пальцы. Небольшое искривление по краям рядов голых зубов служило у него выражением удовольствия. Для других это была квинтэссенция кошмара.

– Ах. Подозреваю, что ты был прав.

– Могу дать вам антидепрессант.

Череп непритворно удивился.

– Зачем?

– Комфорт? Ясность мысли? – предположил Зола. – В этом нет ничего постыдного. В таких обстоятельствах беспокойство вполне понятно.

– Беспокойство? Значит, ты имел в виду страх, а не ярость?

– Да, если хотите. Эти термины пересекаются. Чувствуя угрозу, тело реагирует как «бей или беги».

Мгновение Шмидт, казалось, раздумывал над этим. В следующий момент он схватил одну из пустых фляжек и швырнул ее в каминную решетку. Хрусталь разбился, на секунду наполнив воздух крошечными желтыми, красными и голубыми искорками. Изучив осколки, Череп повернулся к компаньону:

– Ты разочаровываешь меня. Гнев – это не страх. Это все равно, что сравнивать горящую звезду с грязью. Страх – это слабость. Гнев – это воля, напрягающаяся при подготовке к действию. – Его глаза сузились. – Знаешь ли ты, каких восторгов я был бы лишен без моего гнева? Например, никогда не испытывал радость, душа женщину, которую любил, за то, что она осмелилась отвергнуть тебя… Нет, Зола, ярости не требуется успокоительное. Она требует уважения.

– Я понимаю вас… – Андроид слегка поворачивался, пока следующая фляжка покрывала небольшое расстояние от Черепа до камина, – …как и предмет вашего восхищения. Я не имел в виду приравнивать ваш праведный гнев к слабости. В то же время, это в природе человека, страшиться смерти, не так ли?

Шмидт презрительно ухмыльнулся:

– С каких это пор ты и я волнуемся о природе? – Он протянул фляжку, из которой все еще пил, сначала в сторону огня, потом к мониторам. – Вот твоя природа. Огонь обуздывается булыжниками, электрический ток послушен сопротивлению кремниевого чипа. Зачем склоняться перед тем, что существует, чтобы быть прирученным? – Он взял четвертую фляжку и швырнул ее. – А гнев? Без его способности фокусировать волю жизнь становится такой же бессмысленной, как эти осколки хрусталя на полу.

– Могу я спросить, чего сейчас требует от вас ваш гнев?

Глаза Иоганна расширились.

– Выжить, конечно. Он требует выживания.

Зола посмотрел на Черепа, потом на разбросанные осколки, потом опять на Черепа.

– Возможно, я неправильно выразился, когда сказал, что ваша рука сжалась в кулак не из-за вируса. Болезнь может… влиять на ваше настроение.

– Тогда у этого вируса есть свои достоинства. – Красный Череп опустошил единственную оставшуюся фляжку. – Я прожил так долго не для того, чтобы просто умереть, да еще и от рук природы.

– Я уже обещал сделать все, что смогу, но у всех нас есть пределы.

– Как ни велики твои возможности, Зола, твои пределы и мои – это разные вещи.

Череп бросил последнюю фляжку, та разбилась, как и остальные. Но, в отличие от них, от нее остались не только осколки. Среди них сверкало ярко-желтым что-то вроде маленького камертона.

– То, что мы ищем, всегда оказывается там, куда мы заглядываем в последнюю очередь, ja? – Рассеянно массируя одну руку другой, Шмидт отодвинул хрустальные осколки от странного изделия носком ноги. – По крайней мере, я выпил все пиво.

– У вас есть какой-то определенный план?

– Конечно. У меня всегда есть план. С того самого дня, как я сбежал из приюта, до моего возвышения в нацистской Германии, до этой самой секунды, я всегда строил планы. – Иоганн наклонился поднять изделие, и когда он протянул его Зола, жуткая улыбка вернулась. – Другое хобби мне не подходит.

Андроид подошел рассмотреть вещь поближе. Череп поднес ее для него ближе к свету камина и поворачивал в разные стороны, демонстрируя три выступа в форме круга, квадрата и треугольника. В цилиндрической ножке была видна какая-то электроника – очень примитивная, как будто ее мастерили вручную: тонкие жилки шли к выступам.

– Весьма замысловато, правда? Переплетение прагматизма и красоты, сделано за многие годы до того, как Вернер Якоби приписал себе честь изобретения интегральной схемы. – Он посмотрел на андроида вопросительно. – Ты узнаешь это, Арним? Скажи честно, я не рассержусь.

– Судя по виду, это часть программы секретного оружия Рейха. Я был очень тесно знаком со всеми этими проектами, и мои воспоминания о них фотографически точны, благодаря моей форме. Поэтому я должен знать, что это, но… – Его аватар принял хмурый вид, что было для него редкостью – …я никогда этого не видел.

Ответ рассеял подозрения Черепа.

– Это называется Сониключ, и ты и не должен был узнать его. И я тоже. Если бы мы не раскрывали наши секреты предателям и кретинам Команды Победителей, любое из наших открытий могло бы изменить весь ход войны. В этом проекте фюрер не доверял никому. Даже разработчики и строители были уничтожены после завершения проекта.

– В таком случае, я, вероятно, должен быть счастлив, что не узнаю его.

– Он даже велел хирургически вживить этот ключ в свое тело, – сказал Шмидт с усмешкой, – и доставать его было… интересно.

Зола развернул сканеры к устройству.

– Он похож на упрощенную версию сони-кристалла, устройства, которое использовали, чтобы разбудить der Schläfer, Спящих. Более ранняя версия того же проекта?

Череп рассматривал устройство с завистливым восхищением.

– Близко, но не совсем так. Спящие были воплощением политики выжженной земли Гитлера. Они были созданы, чтобы уничтожить мир в случае, если ему не удастся его завоевать. Один гуманоид, один с крыльями, еще один – гигантская бомба, они должны были соединиться вместе, прокопать себе путь к ядру Земли и взорваться. Четвертый был действующим вулканом, чтобы ускорить геологическое разрушение планеты. А пятый, несокрушимый танк, должен был разгромить всех, кто вставал на пути остальных. Если бы их так и использовали, они могли бы достигнуть своей цели.

Рассказ заворожил их обоих, вызвав образы гигантских ног в заклепках, громадных металлических крыльев, заслоняющих солнечный свет, и бомбы, которая была мощнее первых ядерных бомб, хотя и предшествовала им.

Они пришли в себя, когда Шмидт громко цыкнул.

– Но вместо этого я пытался использовать их по отдельности для своих целей. В конце концов, чтобы завоевать мир, он должен оставаться в целости.

Не видя нужды упоминать красно-бело-синее марево, одолевшее чудовищные машины, он замолк.

Следующий вопрос Зола, из-за свойств его натуры, был прагматическим:

– Если вы знали, что есть еще Спящие, почему вы держали их в тайне? Вы могли использовать такую мощь бесчисленное множество раз.

В глазах Черепа сверкнула обида.

– Потому что само их существование – это оскорбление. Они были построены с мыслью, что я не сумею уничтожить Капитана Америка. В то время Гитлер не мог представить себе собственное поражение, но он учитывал возможность, что ему придется прятаться. Самые первые Спящие должны были найти ярчайший символ демократической пропаганды, изучить его слабости и собраться в грозный боевой костюм, предназначенный исключительно для его уничтожения. Но разве Гитлер уступил эту честь мне, своей правой руке? Нет. Он хотел воспользоваться костюмом сам. Смерть Капитана Америка от его рук могла бы показать всему миру, что Рейх снова возродился. – Он сжал пальцы вокруг устройства, и оно исчезло из вида. – Но ведь уничтожение Роджерса было моей миссией. И я не представляю, где спрятаны части, и даже как они выглядят!

На мгновение Шмидт испугался, что его руку опять свело. С некоторым усилием он разжал кулак и уставился на то, что в нем было.

– Возможно, уязвленная гордость мешала мне видеть другие возможности, но в результате у меня все еще есть Сониключ.

Череп прищурился, глядя на засохшее пятнышко с краю устройства.

– Я думаю, это кусочек засохших кишок. Не нужен для экспериментов?

– Нет, благодарю. У меня множество образцов ДНК. Я думал, если скрепить их с генами домашней кошки, могло бы получиться интересное, хотя и строптивое, животное. Но позвольте мне сказать, что я восхищаюсь вашим выбором умереть в битве со злейшим врагом.

– Ты что, не слушал меня? Я вообще не собираюсь умирать. Признаюсь, мне не известны все детали проекта, а особенно загадочен источник энергии, но я знаю, что костюм должен сохранять жизнь обитателя в самых экстремальных обстоятельствах, которые только можно себе представить. Очевидно, наш бывший лидер боялся, что к нужному времени он будет уже довольно стар и болен.

Зола все еще сомневался:

– Нацистские исследователи могли вообразить достаточно экстремальные обстоятельства, учитывая, какие эксперименты они проводили в лагерях, но я боюсь, что даже они не смогли бы остановить этот вирус.

– Осторожнее, доктор. Твой прагматизм уже граничит с пессимизмом. Я не мечтаю, что Спящие снабдят меня лекарством – только способом пережить твои прогнозы. Если костюм позволит мне прожить лишний месяц, можно будет найти способ еще удлинить это время. Как ты думаешь, года хватит, чтобы найти лекарство?

– Я не знаю.

Возможно, Шмидту стоило ожидать механически нейтрального ответа. Вместо этого он обнаружил, что гадает, насколько интересующегося «исправлением» эволюции андроида может заботить его смерть, или даже исчезновение всего человечества.

Но ему нужно было хоть кому-то доверять.

– Ну-ну, – Шмидт кивнул на кучку разбитого хрусталя. – Тот бокал был наполовину полон или наполовину пуст?

– Очень хорошо. Если я не знаю, что потерплю неудачу, то существует возможность, что я добьюсь успеха.

Шмидт нажал кнопку в ножке Сониключа. На его поверхности заплясал слабый свет, тонкие линии путешествовали по перепутанным медным проводам, становясь толще и ярче, по мере того, как двигались быстрее и быстрее.

Красный Череп издевательски усмехнулся:

– И во всяком случае, я хотя бы уничтожу Роджерса.