Занималось утро нового дня. Встреча с Шуваловым была назначена в это раннее время на Карловом мосту. Тот опаздывал, и у Вершинина появилась замечательная возможность увидеть Прагу, где он был впервые.

– Сказочный город, – глубоко вдохнул он свежего воздуха. – Хорошо, что Сан Саныч обосновался здесь, а не где-нибудь в Жмеринке. А то так бы и не довелось мне здесь побывать.

– Хорошо, что у тебя оказался заграничный паспорт, иначе стоял бы я здесь один, – усмехнулся Суворовцев и потер пальцами виски. Голову после вчерашнего неприятно ломило.

– А ты уже бывал здесь?

– Бывал.

– Много раз?

– Много. Тебе что, спросить больше не о чем? Скажи лучше, ты вчера чисто ушел?

– Чисто. Чище некуда. – Вершинин посмотрел куда-то в сторону. – Кажется, это он.

Это действительно был Шувалов. Он шел не спеша, высокий и прямой, несмотря на свой уже далеко не молодой возраст.

– Доброе утро, – церемонно поздоровался он. – Честно говоря, я пришел вовремя и какое-то время наблюдал за вами издалека. Я, наверное, не вышел к вам, если бы ваше лицо, – он показал на Суворовцева, – не показалось мне знакомым. Утолите мое любопытство, это не вас года два назад мы потеряли в Штатах?

– Меня, – сказал Суворовцев и бросил мимолетный взгляд на Вершинина.

– Невероятно! Мы ведь считали вас без вести пропавшим. Как вам удалось выбраться?

– Сам не знаю, – смутился Суворовцев. – Я не люблю об этом вспоминать.

– Ребята! Может, поведаете, о чем тут базар? – не выдержал Вершинин.

– А ты читай между строк, – с улыбкой ответил Суворовцев.

– Я знаю единственное место в Праге, которое открывается так рано, – сменил тему Сан Саныч. – Там и поговорим. Идет?

– Идет. Но разговор у нас с тобой не окончен, – буркнул Суворовцеву Вершинин.

Вскоре они, не торопясь, шли по древнему Карлову мосту. Бронзовые изваяния долгими взглядами провожали эту странную троицу, пока она не исчезла из вида в проеме гигантских башенных ворот.

Речной трамвайчик мерно двигался вдоль живописных, убранных в камень, берегов Влтавы. Кафе на пароходике, как и говорил Сан Саныч, действительно было уже открыто, вернее, оно и не закрывалось. В этот ранний час они оказались единственными пассажирами на судне, не считая официанта, сонно склонившего голову на стойку бара.

– Кофе? – спросил Шувалов.

– Воды, – ответил Суворовцев, облизнув языком сухие губы.

– А мне – пива, – добавил Вершинин.

Шувалов сделал знак официанту, тот оторвал от стойки помятое лицо с отпечатавшимися на нем клеточками от вафельного полотенца и вяло направился к столику. Пока Сан Саныч на хорошем чешском языке делал заказ, Суворовцев открыл свой ноутбук и нашел в нем нужный файл. Это были фотографии из телефона Клерка.

Сан Саныч внимательно посмотрел на изображения и начал неспешный и подробный их комментарий.

– Это – Седой. Денежный мешок, вкладывающий средства во все, что приносит прибыль, наркотики в том числе. Но – он уже не успевает. Он думает, что держит все в своих руках и владеет ситуацией, но его время безвозвратно ушло. На его место пришли молодые, ретивые и образованные бандиты. Кстати, вот тут рядом с ним его адвокат. Молодой человек с лицом херувима. У него и кличка Адвокат. Седой даже не подозревает, что у него за спиной этот мальчишка постепенно переводит все его активы на себя. Если уже не перевел.

Официант принес заказ, поставил его на стол и удалился. Сан Саныч продолжил, ткнув пальцем в изображение Сорса:

– Ну, ребята, а с этим благообразным господином я хоть и не коротко, но очень хорошо знаком. Это Сорс. Он же... В общем, у него много имен.

Начинал он как рядовой инструктор Пентагона, направленный в Афганистан в составе группы врачей. О нем слагали чуть ли не легенды. Представьте себе, он, облаченный в белые одежды, беспрепятственно передвигался между окопами противников и, как ангел милосердия, выносил из боя раненых с той и другой стороны. Когда он появлялся на поле боя, прекращалась стрельба. Чем не легенда? Правда, одновременно с основной своей работой времени зря не терял и постепенно оброс не только легендами, но и разного рода темными знакомствами, в том числе и с местными наркобаронами. Поэтому, когда в середине восьмидесятых ситуация изменилась, он был готов продолжить свою миссию, но уже в другом качестве. Вот-вот, посмотрите, – отвлекся Сан Саныч, – это знаменитый в Праге танцующий дом.

– Как это, танцующий? – недоверчиво спросил Вершинин.

– А вы приглядитесь. Верхняя часть дома похожа на цилиндр, а нижняя – на подол роскошного платья. Цилиндр Фреда Астера, а платье – его неизменной Джинджер. Правда, удивительно?

– А когда вы с ним познакомились? – вернулся к разговору Суворовцев.

– Лично познакомился я с ним в Москве. Партия медикаментов, которую он сопровождал в нашу страну, оказалась переполненной препаратами явно не медицинского содержания.

– Наркотики? – встрепенулся Вершинин.

– И в большом количестве. Как потом выяснилось, это была налаженная схема их доставки, и одна из самых удачных. Это же кощунство – проверять и перетряхивать гуманитарный груз. Вот так, под видом гуманитарной партии, был организован эффективный и беспрепятственный трафик. И не только в нашу страну. Тогда он прошел только как свидетель, и ему удалось выкрутиться. Не без помощи высокопоставленных лиц. Вашего начальника в том числе.

– Кого? Бердяева?! Не может быть! – воскликнул Вершинин.

– Он же – Философ, – уточнил Сан Саныч.

– Философ! А я голову ломал! – Суворовцев отчаянно хлопнул рукой по столу с такой силой, что официант вздрогнул, но все же не проснулся. – В нашем Управлении я не заметил ни одного одухотворенного лица, хотя бы отдаленно напоминающего философа.

– Познакомились они в том же Афганистане, – продолжал Сан Саныч. – Бердяев был захвачен в плен талибами, и они его бы расстреляли, как многих других, если бы не Сорс. Так был завербован не он один. Хотя в случае с Бердяевым «вербовка» не совсем подходящее слово. Сорс, скорее, приручил его, как послушного пса. Потом, уже в России, он начал сдавать Бердяеву небольшие, а иногда и крупные группировки, с одной стороны, избавляясь от конкурентов, за что тот же Седой был бесконечно признателен, а с другой – помогая Бердяеву расти по служебной лестнице. – Сан Саныч немного помолчал, потом как-то грустно вздохнул. – Ну вот. После того случая с медикаментами я оказался здесь, в Праге, а вся информация о Сорсе была тщательно уничтожена. К тому времени в Управлении началась какая-то бестолковая реорганизация, ну, и меня под это дело отправили на пенсию. Кстати, я заметил, в преддверии какой-нибудь грандиозной сделки в органах безопасности начинаются всяческие реорганизации. Я так полагаю, чтобы отвлечь внимание. Ну не суть важно.

– Как раз очень важно, – заметил Суворовцев. – У нас сейчас происходит нечто подобное.

– Может быть. Следить за Сорсом я продолжаю и до настоящего времени. Не впрямую, конечно, а исключительно по сообщениям в средствах массовой информации. И вот какой я делаю вывод. В последнее время Сорс активизировался. По крайней мере в трех бархатных революциях четко читается его рука. И во всех случаях – полная поддержка Америки и признание нового президента, ставленника Сорса. Или Сорс, продолжая работать на Америку, выполняет их политический заказ, или он работает на себя, также используя политические амбиции той же Америки. Но тогда, друзья мои, это высший пилотаж! Сейчас же я знаю, что он в Германии с президентом одной из африканских республик.

– А я знаю, что завтра он будет в Москве, – добавил Суворовцев.

– Значит, завтра и возьмем, – просто сказал Вершинин.

– Я на сто процентов уверен, – продолжал Суворовцев, проигнорировав слова товарища, – Германия откажется с нами сотрудничать. Это мы уже проходили. Хотя их можно понять, кому нужен международный скандал, ведь мы достоверно не знаем истинную цель передвижений Сорса. А если это окажется пустышкой?

– Да если и не пустышка, с такой поддержкой, как у господина Сорса, на его задержание не пойдет даже Интерпол, – утвердительно кивнул Сан Саныч.

Вершинин посмотрел на своих собеседников и мягко улыбнулся. Было в этой улыбке что-то от учителя Яо.

– Ты чего улыбаешься? – сердито спросил его Суворовцев. – Что такого смешного услышал?

– Как говорил Яо, «смотри на мир простодушно, как только что народившийся бычок, и не доискивайся причин».

– Когда он вот такой, – обратился Суворовцев к Сан Санычу, – меня это жутко пугает. – И вдруг добавил: – Странная машина, я вижу ее уже во второй раз.

– А я в четвертый, – подтвердил Сан Саныч.

Мобильный телефон Вершинина зазвенел неожиданно и пронзительно.

– Кто это, интересно? – сказал он, собираясь ответить на звонок. – Номер скрыт.

– Мы встречались, – заговорила трубка.

– Я со многими встречался. Чего надо?

– Ты хочешь перейти прямо к делу? Хорошо. Тогда мне надо, чтобы вы погуляли по Праге еще денька два. Пивка попили, развлеклись. Короче, я очень не хотел бы увидеть в Москве твою морду раньше этого срока. Понял меня?

– Слышишь, ты? Своим свободным временем я распоряжусь как-нибудь сам.

Суворовцев тем временем оторвался от ноутбука, который открыл, когда у Вершинина зазвонил телефон.

– Звонят из Москвы, – тихо сообщил он Вершинину. – Городской номер 921-21-23.

Это был номер домашнего телефона Вершинина.

– Что ты делаешь у меня дома, падаль?! – заорал тот в трубку.

* * *

Ну вот и недостающий, точнее, теперь уже не достававший все это время «пазл» в общей мозаике.

Вот кто источник утечки – Бердяев. Можно сказать, моя миссия выполнена. Хотя – это еще не конец.

И снова, и снова спрашиваю себя – почему и в какой момент? В какой момент этот свой стал чужим? Где была его черта? Почему переступил ее? Ведь кадровый офицер, интеллектуал. «Философ». Каким цинизмом надо обладать, чтобы взять такой псевдоним? А каким надо обладать цинизмом, чтобы сдавать своих, обрекать своих товарищей на гибель, а иногда и больше того – отдавать приказы об их устранении? Когда, в какой момент с ним случилась эта беда? Ведь это – беда. Предательство. Большая, непоправимая беда человеческой души. Да минует она меня стороной, какие бы пытки ни пришлось изведать.

Да, что такое афганский плен, я хорошо знаю. Но никакие пытки, никакие истязания не могут оправдать предательства. Нет, для меня – нет.

Философ. К чему свелась его философия? К работе на пауков? На Сорса? К роли пса? Вот опять к вопросу о скрипке, которая в разных руках играет столь разную музыку.

Да, ему придется за все ответить, этому «философу». Ответить по полной программе.

Ну что, как говорится, «партия переходит в эндшпиль».

Но первыми атакуем снова не мы.

Достается Вершинину. А он – хороший мужик. Неуправляемый, смешной и страшный, но – человек.

* * *

Последние несколько дней основательно вымотали Бердяева и довели его до крайней степени нервного истощения. В крупнейшей сделке между Сорсом и Седым ему, Философу, отводилась самая сложная часть, а именно: полное ее прикрытие, начиная с момента прилета и «встречи на высшем уровне», заканчивая ее безопасностью. До недавнего времени все шло достаточно гладко, хоть и не просто. Затеянная им реорганизация Управления с переподготовками, тестами и прочей белибердой оттянула практически все силы личного состава от их основных дел, а главное, Бердяев взял под личный контроль всю оперативную работу, что значительно обезопасило проведение сделки.

И вот когда до прибытия груза осталось несколько дней, началась вся эта канитель с тупым, твердолобым Вершининым, что совершенно спутало все планы и вынудило Бердяева менять их по ходу, исходя из ситуации. И если ситуация требовала жертв, он, не колеблясь, их приносил. Так было с Клерком, с Николаенко, так же было бы с Вершининым и Суворовцевым, если бы в последний момент они не поменяли машину. После того случая, опасаясь, что они, рано или поздно, выйдут на Шувалова, чего допустить Бердяев не мог, он отдал своим людям распоряжение об усилении наружного наблюдения за ними. Распоряжение было выполнено. Минувшей ночью Суворовцева и Вершинина четко проводили из кафе – одного до гостиницы, другого до кабинета. Больше того, «наружка» осталась дежурить на всю ночь.

Каково же было негодование Бердяева, когда его люди сообщили, что им удалось уйти из-под наблюдения. Каким-то образом утром в постели Суворовцева рядом с секретаршей оказался Опер, облаченный почему-то в бронежилет, правда, при этом другой одежды на нем не было, а вместо Вершинина на диване в кабинете спал какой-то пьяный сотрудник.

Теперь ситуация вовсе вышла из-под контроля, и надо было действовать решительно и даже дерзко, но зато наверняка. Для этого Бердяев послал к Вершинину домой одного из своих самых профессиональных людей с тем, чтобы он, взяв в заложники жену и дочь строптивого майора, удерживал того от резких движений и необдуманных поступков в ближайшие сутки.

Все, предписанное Бердяевым, было выполнено быстро и точно. Теперь киллер, закрыв женщин в комнате, продолжал телефонный разговор с Вершининым, прохаживаясь по его же квартире с телефоном в руке.

– Что я делаю в твоей квартире? – переспросил он. – Какой ты догадливый! Хотя нет, это, наверное, твой друг Суворовцев со своим чемоданчиком. В любом случае, это не имеет ни малейшего значения, потому что условия сейчас диктую я. Понял меня? Короче, два дня прогулок по Праге, и твою семью я не трону. И будет совсем замечательно, если Суворовцев составит тебе на это время компанию. Не советую также сюда кого-нибудь присылать. Будет только хуже. Все.

Киллер повесил трубку, еще раз прошелся по квартире, после чего заглянул в смежную комнату.

Бедные женщины сидели рядышком на кровати и были напуганы. При этом у жены Вершинина, судя по ее бледному лицу, начиналась «ломка». Мужчина вынул из кармана несколько шприцев и положил их на стол.

– Развлекайтесь, – усмехнувшись, сказал он и вышел из комнаты.

Еще раз прошелся по квартире, проверил входную дверь и окна, после чего, устроившись в кресле, стал ждать. Это была его обычная работа.

Жена Вершинина смотрела на шприцы. Все было предопределено. Сейчас она это сделает. И вдруг дочь тихо и отчетливо сказала:

– Если ты это сделаешь, я убью себя, мама.

Через полчаса в комнатную дверь постучали.

– Чего вам? – строго спросил киллер. – Я же приказал сидеть тихо.

Дверь приоткрылась, и в проеме возникла девушка.

– Я в туалет хочу, – тихо сказала она.

– Иди, только не закрывай дверь на щеколду, иначе мне придется ее выломать.

Девушка спокойно прошла через комнату в туалет и плотно прикрыла за собой дверь.

Он немного подождал, потом еще раз заглянул в комнату, где оставалась жена Вершинина. Теперь ей стало значительно лучше. Она лежала на кровати, блаженно улыбаясь, равнодушная ко всему.

– Тебе лучше? – спросил он. – Вот и молодец.

В этот момент его отвлек нарастающий шум воды, доносившийся из ванной. Он толкнул дверь, но она оказалась запертой, и ему пришлось ее выбить.

– Я же приказал не закрывать дверь! – крикнул киллер и замер на пороге.

Вода уже лилась через край, только почему-то она была красноватого цвета. Он подошел ближе. Девушка лежала в воде, глаза ее были прикрыты, но она не спала, потому что слабо двигала руками, сильно порезанными в области запястий в нескольких местах. Окровавленная бритва валялась тут же, на кафельном полу, около ванны.

Он быстро снял с себя пиджак, отбросил его в сторону, потом наклонился к девушке и вытащил ее из воды до пояса. Затем свободной рукой сорвал с крючка полотенце и начал перетягивать им руки выше порезов.

– Ну зачем же ты, дурочка? Ты здесь ни при чем. За тебя даже не заплачено.

Он уже почти закончил перетягивать ей раны, когда неожиданно с грохотом распахнулась дверь. В следующую секунду он почувствовал в спине острую боль от нескольких жал.

Последнее, что киллер видел перед смертью, – блаженно улыбающееся лицо ее матери. Это она вонзила ему в спину те шприцы, что он принес. «Как глупо», – последнее, о чем подумал он.

* * *

Они будут теперь делать все, чтобы нас остановить. Они способны на все и постараются показать нам, на что способны. Уже делают это. Начали – с семьи Вершинина. Он пока держится. Я пока – тоже. И все-таки мы их теперь знаем хорошо, а они нас – плохо. Если думают, что теперь мы отступим.

А все же, мой виртуальный собеседник, зовут тебя, конечно же, не Настенька, и похоже, ты появилась не случайно. Ты меня на самом деле знаешь.

Так кто ты?