§ 1. Квазиоправдательные процедуры в глубокой древности
Оправдательный приговор как социально-правовое явление не появился сразу на ранних этапах истории человечества. Для возникновения такого явления были необходимы определенные социально-экономические, социально-психологические, культурологические, политико-правовые условия. Оправдательный приговор немыслим вне режима демократии, разделения властей (законодательная, исполнительная, судебная) и процессуальных функций (обвинение, защита и разрешение дела судом). Вынесение оправдательного приговора — результат несогласия суда с выводами следствия, осуществляемого органами исполнительной власти, а для этого необходимы независимость и неприкосновенность судей, их способность противостоять давлению исполнительной власти. Суд должен быть гласным и состязательным, обвиняемый должен обладать правом на защиту.
Оправдательный приговор как социально-правовое явление находит опору в странах, где господствует либерально-демократический режим, но он совершенно чужд авторитарным и тоталитарным режимам, где суд не способен противостоять требованиям органов расследования и прокуратуры.
Названные условия отсутствовали в государствах Древнего мира (Египет, Вавилон и др.). Ранний обвинительный процесс сложился на заре цивилизации. Его суть состояла в том, что спорящие стороны не обращались за помощью к государству и выясняли свои отношения сами. В дальнейшем, однако, к разрешению спора был подключен суд, но его роль была пассивной: наблюдать за соблюдением сторонами правил поединка и фиксировать победу одной из них и поражение другой. Но эти процедуры уже изжили себя в Древней Греции и Древнем Риме, когда государственность в них полностью развилась (V век до н.э.). В классический период Рима (до I века н.э.) право возбудить обвинение перед судом принадлежало каждому гражданину и считалось весьма почетным. В Древней Греции и в Древнем Риме предусматривалось голосование судей, результаты которого излагались в приговоре обвинительном или оправдательном. Так, в 399 г. до н.э. греческая Гелия — суд в составе 501 выбранного гелиаста — вынесла смертный приговор путем голосования знаменитому философу Сократу за вредное влияние на молодежь и оскорбление богов (280 черных камешков, брошенных в урну за смертный приговор, и 221 белый камешек — за оправдание).
В Древнем Риме приговоры делились на обвинительные (Condemno), оправдательные (Absolvo) и оставляющие сомнение в виновности подсудимого (Non liquet). Последние можно отнести к сохранению подозрения в совершении преступления. Они почти не принимались в Древнем Риме, но получили массовое распространение в Европе в Средневековье (оставление в подозрении).
В Средние века в Западной Европе и на Руси широко применялись ордалии (испытания огнем, раскаленным железом, опусканием в воду и т.п.), а также поединки между обвинителем и обвиняемым. Сторона защиты, выдержавшая испытание или выигравшая поединок, признавалась правой и с нее снимались подозрение и обвинение. По сути, это была разновидность оправдания, хотя оно так не называлось. В таких случаях стороне защиты по решению суда могло быть передано имущество, принадлежавшее обвинителю, проигравшему испытание или поединок (штрафная мера в отношении лжедоносчика).
На смену раннему обвинительному процессу пришла инквизиция.
§ 2. Инквизиция
В Западной Европе инквизиционный процесс сначала складывался как религиозный, канонический (IV-XV вв.), а затем он стал светским, государственным. Официальным поводом для возбуждения канонического процесса был донос, который тайно проверялся соответствующим духовным лицом. Для выявления ереси епископы командировались к пастве и выясняли, какие прегрешения были учинены в данной местности. Если кто-либо заявлял о ереси, то производилось расследование (iquisitio). По решению Лютеранского собора (1215 г.) донос был возведен в обязанность каждого верующего. Несколько позже поводом для возбуждения дела стала и людская молва.
Доноситель имел право поддерживать обвинение в суде. Свидетельские показания прочитывались обвиняемому, но сами свидетели не вызывались.
Средние века ознаменовались принятием в Западной Европе ряда законодательных актов, завершивших создание инквизиционной системы судопроизводства. Наиболее совершенным из них было Уголовное уложение императора Карла V, известное под названием "Каролина" (1532). Различалось следствие общее (inquisitio generalis), предназначавшееся для выяснения вопроса о том, было ли само исследуемое событие (деяние) и содержит ли оно состав преступления (corpus delicti), а затем следствие в отношении конкретного лица (inquisitio specialis), в ходе которого собирались доказательства виновности этого лица. Производство было тайным и письменным. Несознающийся обвиняемый подвергался пыткам. Различали пытку предварительную, применявшуюся для получения признания, и пытку окончательную, которой подвергался приговоренный к смерти для получения у него сведений о соучастниках. Функции обвинения, защиты и разрешения дела были слиты в одном лице. Считалось, что судья-инквизитор должен заботиться о собирании доказательств, не только изобличающих, но и оправдывающих обвиняемого. О защитнике не было и речи. Никакой состязательности. Суд исходил из презумпции виновности обвиняемого. Если обвиняемый утверждал, что не виновен, бремя доказывания невиновности возлагалось на него. Судебные заседания, как правило, были закрытыми. Публика на заседания инквизиции не допускалась, зато созывалась для наблюдения за исполнением приговора. Жалобы на приговор не предусматривались. Пересмотр приговора был возможен лишь по инициативе должностных лиц государства ("ревизия").
Различались приговоры обвинительные, оправдательные и оставляющие подсудимого в подозрении. Подозрение всю жизнь бросало тень на репутацию человека, вину которого не удавалось доказать (по современным представлениям, недоказанная виновность полностью приравнивается к доказанной невиновности).
Оправдательных приговоров практически не было, но монарх мог помиловать осужденного.
Инквизиционный процесс на первое место ставил публичное начало и рассматривал человеческую личность как средство достижения общественно важной цели — установления материальной истины по уголовному делу. Но именно подавление человеческой личности мешало установлению истины и было причиной обилия судебных ошибок, а также почти полного отсутствия оправдательных приговоров. Об этом мы можем судить ретроспективно, поскольку в то время считалось, что инквизиторы не ошибаются.
Можно сослаться на одно уголовное дело, по которому была допущена тяжкая судебная ошибка, выявленная благодаря активному вмешательству Вольтера, добившегося реабилитации осужденного. "Убийство" произошло 13 октября 1761 г. в г. Тулуза на ул. Филетье. Родители "убитого" были протестанты, а "убитый", как установила инквизиция, хотел стать католиком. Религиозную окраску событию придавало то обстоятельство, что оно произошло накануне 200-летнего юбилея так называемого "Освобождения", когда разъяренные католики за одну только ночь убили во Франции до четырех тысяч гугенотов (Варфоломеевская ночь). На трупе "убитого" не было ран, найдена лишь багровая полоса на шее. Родителей "убитого" немедленно схватили. Впереди несли тело юноши, а за ним вели по улице арестованных родителей. Эффект оказался таким, что религиозно настроенные горожане чуть было не растерзали арестованных. Вскоре инквизиция обратилась к верующим с "увещевательным посланием", в котором тенденциозно описывались обстоятельства "убийства" и содержался призыв к населению найти очевидцев происшествия. Тем очевидцам, кто не явится и не даст показаний, грозило отлучение от церкви. "Послание" вызвало взрыв религиозного энтузиазма, и вскоре "очевидец" был найден. Еще до "послания" один болтливый тулузец из хвастовства и бахвальства рассказывал соседям, что слышал какие-то придушенные крики, доносившиеся из дома Каласа. Явившись на суд святой инквизиции, он вдруг "вспомнил", что явственно тогда услышал: "Отец, за что убиваете меня?" В качестве улики было использовано противоречие в показаниях родителей юноши: они говорили, что нашли сына повешенным на двери в комнате (это подтверждалось наличием странгуляционной борозды на шее), но на ряде других допросов утверждали, что труп лежал на полу. Объяснить это противоречие нетрудно: во Франции трупы самоубийц раздевали догола, их с позором тащили по улице и вешали. Понятно, что родители юноши хотели избежать такого позора. Калас был приговорен к смертной казни через колесование. Перед смертью Каласа подвергли "очистительной" пытке с допросом. Признание и "раскаяние" могли спасти его от смерти, но он спокойно сказал: "Не виновен". Каласа казнили, а через несколько лет благодаря Вольтеру удалось установить его полную невиновность. Королева Франции приняла вдову Каласа с детьми и назначила им пенсию. Муниципалитет Тулузы решил соорудить памятник невинной жертве судебной ошибки, но потом ограничился тем, что площадь, где совершилась кровавая казнь, назвал именем Каласа.
Приведенный пример говорит о том, что люди нередко готовы оказать любую услугу следствию и суду, чтобы завоевать расположение властей и спасти самих себя. Некоторые же искренне верят, что следствие не ошибается. Это особенно заметно в политических и религиозных процессах. Когда сжигали на костре "еретика" Яна Гуса, одна верующая старушка принесла охапку хвороста и бросила ее в костер. В ответ на это Ян Гус произнес свои знаменитые слова. "O sancta simplicitas!" ("О святая простота!"). Именно эта святая простота руководила миллионами простых тружеников, которые много веков спустя требовали на митингах "собачьей смерти" врагам народа, предателям и слугам империализма.
В Каролине и других средневековых источниках права ценность судебных доказательств определялась заблаговременно для всех уголовных дел. Признание обвиняемого считалось совершенным доказательством ("царицей доказательств"), вполне достаточным для признания подсудимого виновным даже при отсутствии других улик.
В дальнейшем к этому доказательству стали приравнивать согласующиеся между собой показания двух заслуживающих доверия свидетелей или даже одного свидетеля, если он был родителем обвиняемого, и другие доказательства. Постепенно развивалась сложная система доказательств, значение каждого из которых для дела устанавливалось самим законом. Ценность каждого доказательства определялась дробью (1/2, 1/4, 1/8 и т.д.), т.е. какой-то частью совершенного доказательства (признания обвиняемого).
§ 3. Возрождение
Радикальные судебные реформы XVIII-XIX вв. привели к становлению современного цивилизованного правосудия. Эпоха революций, особенно во Франции (1789 г.), ознаменовалась отказом от теории формальных доказательств и введением оценки доказательств по внутреннему убеждению судей. Судебная власть была отделена законодательной и исполнительной, судьи стали подчиняться только закону. Была низвергнута "святая" инквизиция, унесшая на кострах и в подземельях миллионы человеческих жизней. Признание обвиняемого перестало быть царицей доказательств, были отменены пытки и прочие жестокости. Суд стал гласным и состязательным, появились право на защиту и презумпция невиновности. Возник суд присяжных. Расцвела адвокатура. Оправдательный приговор стал законным средством защиты прав подсудимого.
Несколько позже Наполеон I с помощью выдающихся юристов (29 членов Совета и двух проконсулов) в довольно короткий срок (1801-1810 гг.) разработал Гражданский, Гражданский процессуальный, Уголовный, Уголовно-процессуальный кодексы и Торговое уложение, послужившие основой европейского законодательства на полтораста лет. Кроме того, он радикально изменил систему административно-территориального управления.
С утверждением буржуазного строя правосудие было объявлено самостоятельной, независимой от других органов власти и управления областью государственной деятельности (согласно теории разделения властей). Судопроизводство стало гласным, устным, непосредственным, состязательным. Значительно сократилась юрисдикция церковных судов. В Декларации прав человека и гражданина 1789 г. впервые была сформулирована презумпция невиновности. Юристы стали трактовать все уголовно-процессуальное право как гарантию против судебных ошибок, связанных с необоснованными обвинениями, гарантию прав граждан, привлекаемых государством к участию в уголовном процессе.
Об истине перестали говорить как о материальной (это слово ассоциировалось с разыскным процессом), ее стали называть судебной, или юридической, истиной, подчеркивая ее условный, приблизительный характер, обусловленный практической невозможностью познания всех обстоятельств преступления. В англо-американском процессе понятие истины вообще не привилось: там предпочитают говорить о решении "вне разумного сомнения", т.е. о практической достоверности.
Суд присяжных заседателей находился под влиянием либеральных идей, что объясняет большое число оправдательных вердиктов, выносившихся присяжными (см. главу III). Даже при несомненной доказанности преступления присяжные иногда "корректировали" право, оправдывая подсудимого с учетом его личности, мотивов совершения преступления и т.д..
В форватере мирового исторического прогресса шла и Россия, где в 1864 г. были приняты выдающиеся памятники правовой культуры — Устав гражданского судопроизводства, Устав уголовного судопроизводства, Учреждение судебных установлений, Положение о производстве у мировых судей.
Значение судебной реформы для России было огромно. Она устранила инквизиционный порядок расследования преступлений; лишила полицию и жандармерию права проведения следственных действий и несанкционированных арестов; закрепила учрежденный в 1860 г. институт судебных следователей, которые были отнесены к власти судебной, не зависящей от прокуратуры и других государственных органов; превратила прокурора из вездесущего "ока государства" в обвинителя при суде — сторону, равную по своим правам с защитником; ввела гласное устное судопроизводство, поставив его под контроль народа.
Но, пожалуй, самым выдающимся достижением русской судебной реформы было введение суда присяжных. Учреждение этого суда, по мнению И.Я. Фойницкого, "стало центральным узлом новой судебной системы, ее лучшим украшением и самою твердою опорою", "дерзким шагом теоретического ума, однако его увенчал успех, затмивший опасения практиков".
Суд присяжных в отсталой, малограмотной стране, народы которой имели крайне слабое представление о правовой культуре, — это было чудом, в которое многие не верили. Предсказывали развал правосудия, обилие жестоких некомпетентных приговоров, утрату доверия народа к суду. Эти предсказания не оправдались. Суд присяжных занял достойное место в русской общественной жизни. Значительно возрос интерес народа к суду и правосудию. Актуальное значение приобрела проблема социальной справедливости. Суд перестал быть отделенным от народа чиновничье-бюрократическим учреждением. Ведущие газеты и журналы стали охотно предоставлять свои страницы для освещения судебных процессов. В частности, в России регулярно издавался популярный сборник "Судебные драмы", где освещались наиболее интересные процессы на родине и за рубежом.
Суд присяжных играл определенную социально-консолидирующую роль: помещик и крестьянин, купец и мещанин, буржуа и мастеровой впервые за всю историю страны сели за один стол и получили возможность вести свободную дискуссию, убеждая друг друга в правильности своей точки зрения. Мнение каждого приобретало особую силу, потому что для осуждения подсудимого требовалось единогласие присяжных (при отсутствии такового судья возвращал присяжных в совещательную комнату, и если единогласие вновь не было достигнуто, допускалось вынесение обвинительного вердикта большинством голосов).
Русская адвокатура обязана своим расцветом суду присяжных. Презумпция невиновности, состязательность, гласность и устность — эти важные правовые гарантии могли наиболее полно проявиться именно в суде присяжных.
В России до 1/3 уголовных дел рассматривалось судом присяжных (остальные 2/3 менее значительных дел были отнесены к компетенции мировых судей). Это значительно больше, чем в Англии, Франции и Германии того времени.
Вместо ожидавшегося "ужесточения" судебной репрессии выявилась прямо противоположная картина: в ХIХ в. русские суды присяжных оправдывали около 40% подсудимых. Такой либерализм вызвал серьезную озабоченность в правительственных кругах и среди правоведов. Предполагалось даже упразднить суд присяжных. Однако на его защиту выступили видные юристы, и он уцелел. Правда, число оправдательных вердиктов в ХХ в. удалось все же уменьшить до 25% (для сравнения заметим, что наши суды выносят лишь 0,6% оправдательных приговоров).
Суд присяжных проявлял симпатии к тем, кто совершал запрещенные уголовным законом деяния из высоких побуждений. Общеизвестно, что суд присяжных оправдал Веру Засулич, покушавшуюся на жизнь петербургского генерал-губернатора Трепова в знак протеста против его приказа выпороть студентов розгами за их политические выступления. Оправдательный вердикт присяжных прозвучал как смелый социальный протест против деспотических форм правления в России.
Суд присяжных сумел противостоять антисемитской кампании, сопровождавшейся погромами, в связи с убийством якобы по религиозным мотивам мальчика Андрея Ющинского (знаменитое дело Бейлиса, Киев, 1913). В связи с этим делом в "Русском знамени" был опубликован призыв: "Жидов надо поставить в такие условия, чтобы они постепенно вымирали". По версии защиты, Андрей Ющинский, 13 лет, дружил со своим ровесником Женей Чибиряк, мать которого содержала воровской притон. Кого-то из воров арестовали. Их соучастники посчитали, что это произошло по доносу Андрея. Они заманили его, убили и сбросили труп в пещеру. Полиция скрыла эти данные от следствия и суда. Обвинение развалилось, и последовал оправдательный вердикт присяжных.
Не менее известен процесс по делу о "мултанском жертвоприношении", связанный с именем русского писателя и публициста В.Г. Короленко.
Обвинение пришло к выводу, что в с. Мултан недалеко от церкви и школы местными жителями — удмуртами был убит странствующий нищий Матюшин (1892 г.). Труп обнаружен девочкой в 9 часов утра возле дороги. Труп был обезглавлен, сердце и легкие были изъяты из грудной клетки. Следствие установило, что убийство носило ритуальный характер (жертвоприношение богу Курбону). Труп дожидался вскрытия в течение месяца. На вскрытии были обнаружены пятна на теле якобы от прижизненных уколов ножами "числом их от 3 до 10, верхняя кожица могла образоваться после смерти". На скамье подсудимых оказались семь удмуртов, которые отрицали свою вину, но говорили: "Христос страдал, нам страдать надо". Вердикт был странным: "Да, виновны, но без заранее обдуманного намерения".
Вскоре к делу подключился В.Г. Короленко. Он был возмущен тем, что в кровавом убийстве, в сущности, обвинен целый народ. В.Г. Короленко выезжал в с. Мултан, осматривал место происшествия, беседовал с местными жителями и священником. Ему удалось добиться пересмотра дела. При этом было установлено, что никакого бога Курбона у удмуртов нет и обычая приносить в жертву человека не существует. Экспертиза была признана несостоятельной (пятна на трупе без должных оснований были признаны прижизненными уколами, при этом эксперт не удосужился точно сосчитать их количество). Выяснилось, что полицейские подвешивали удмуртов на жерди, требуя признания. Защита настаивала, что имело место обычное убийство, хитро замаскированное под ритуальное. Вина удмуртов оказалась недоказанной, и, просидев в тюрьме 4 года, они были оправданы судом присяжных, слушавшим дело повторно в ином составе. Все это дало повод для новых нападок на суд присяжных. В связи с этим В.Г. Короленко писал: "Не суд присяжных и не судебные уставы повинны в таких ошибках. Причина их в системе предварительного следствия и собирания доказательств, а отчасти и в том, что в магистратуру проникла в последнее время излишняя терпимость к таким "приемам" подготовки к суду действий". В наше время эти слова по-прежнему актуальны.
Русскому суду присяжных посвящено множество статей и книг. Из них хотелось бы выделить одну, специально предназначенную для присяжных, чтобы предостеречь их от необдуманных обвинительных вердиктов. Она принадлежит перу известного народника П.Н. Ткачева.
В большом предисловии к книге П.Н. Ткачеву удалось использовать в прогрессивных целях основную идею "математического направления" французской школы права (Лаплас, Пуассон, Курно, Буассоме и др.) о вероятностной природе судебной истины. Автор убедительно разъясняет присяжным их высокий нравственный долг толковать все сомнения в пользу обвиняемого, со скептицизмом относиться ко всему, что говорит и доказывает обвиняющая власть, и помнить, что старая истина "лучше простить десять виновных, чем осудить одного невиновного" имеет серьезное научное обоснование. Это "не сентиментальность и слезливая филантропия", а продукт простого расчета, здравого смысла.
Вторая часть книги представляет собой выполненный самим П.Н. Ткачевым перевод работы видного французского математика Буассоме "О вероятности ошибок в судебных вердиктах". Буассоме (как и другие математики этого научного направления) считал, что вероятность судебных ошибок определяется, в частности, распределением голосов в коллегии присяжных. Снижение числа голосов, достаточных для осуждения, только на один голос (с восьми до семи) по французскому закону от 9 сентября 1832 г. привело, по расчетам Буассоме, к тому, что вероятность осуждения невиновного возросла в 15 раз.
Тезис о высокой степени вероятности приговора неоднократно использовался правительством для оправдания малоубедительных террористических приговоров. Однако французская школа математиков, выдвинув идею о высокой вероятности судебной истины, преследовала другую цель: она предостерегала от произвола, стремилась научно обосновать необходимость проведения демократических реформ и призывала к гуманизму при осуществлении правосудия и, таким образом, продолжала лучшие традиции французских просветителей Руссо, Вольтера, Монтескье, Дидро и др.
Третья часть подготовленной П.Н. Ткачевым книги представляет собой описание наиболее известных, нашумевших в свое время процессов, завершившихся осуждением невиновных.
Шагом вперед в развитии этого научного направления в России было появление в 1896 г. книги А.М. Бобрищева-Пушкина и приложения к ней. Автор книги и приложения, пожалуй, первым из русских ученых — специалистов в области правосудия порвал с догматической традицией и от логико-семантического анализа норм права перешел к выявлению "эмпирических законов" действия права, а точнее, статистических закономерностей деятельности суда присяжных, в частности, при вынесении оправдательных приговоров. Работа А.М. Бобрищева-Пушкина — первое и, кажется, единственное в дореволюционной России социологическое и статистическое исследование судопроизводства по уголовным делам. Приходится удивляться трудолюбию и, можно сказать, научной одержимости автора, который на протяжении 13 лет (1882-1895) осуществлял систематические наблюдения, собирал и анализировал факты. Он посетил 716 процессов суда присяжных в различных губерниях России, закончившихся осуждением 918 и оправданием 590 подсудимых (всего 1508 вердиктов). Исследователь вел записи о том, как шел каждый процесс, какими были позиции сторон, активно ли участвовали они в процессе, как вел себя подсудимый (признавал свою вину, отрицал ее и т.д.), насколько объективным было напутственное слово судьи, какие доказательства были положены в основу вердикта, было ли решение присяжных единогласным и т.д. Собранные данные исследователь подверг классификации и обобщению. Одновременно была проанализирована судебная статистика России за 13 лет. Некоторое представление об объеме проделанной работы дает составленная автором книги генеральная таблица, содержащая десятки тысяч показателей.
Судебная реформа проводилась в России поэтапно (сначала в столицах, потом на периферии) в течение восьми лет. В конце XIX в. была образована комиссия Муравьева, внесшая предложения о кардинальном пересмотре судебных уставов преимущественно в антидемократическом направлении. Однако под давлением прогрессивной общественности ее проекты остались без движения. В целом уставы действовали до Октябрьской революции (1917 г.).