Оправдательный приговор и право на реабилитацию: монография.

Петрухин И. Л.

Глава VII. Особенности исследования доказательств в суде присяжных. Вердикт и приговор

 

 

§ 1. Общие положения

В суде присяжных носителями власти при решении основного вопроса уголовного дела — виновен или не виновен обвиняемый — являются такие же граждане, как и сам подсудимый. Причем заранее не известно, кто из них будет решать этот вопрос (присяжные определяются жребием).

Суд присяжных имеет давние исторические традиции. Считают, что он появился во Франции в 829 году н. э. во времена правления Людовика Благочестивого. Затем он был перенесен в Англию при ее завоевании норманнами во главе с Вильгельмом I (1066 г.). Там он сохранился даже в эпоху Средневековья, когда на континенте Европы об этом суде не могло быть и речи (инквизиция и суд присяжных несовместимы). Расцвет суда присяжных связывают с буржуазно-демократическими революциями в Европе, Декларацией независимости США (1776 г.), распространением западно-европейской культуры на колонии и доминионы. Преобладала классическая форма суда присяжных (12 присяжных в отсутствие судьи решают вопрос о виновности подсудимого, а судья дает деянию юридическую квалификацию и назначает наказание). Позже в некоторых странах появились "смешанные" формы, которые с большой натяжкой можно назвать судом присяжных.

Так, в 1941 г. маршал Петэн в сущности ликвидировал суд присяжных во Франции, заменив его единой коллегией из трех судей и шести заседателей, решавшей совместно все вопросы уголовного дела. В дальнейшем число присяжных в этой коллегии увеличивалось, и в настоящее время оно составляет девять (плюс один судья — председательствующий и два судьи-асессора). В Германии в 1922 г. суд присяжных (Schwurgericht) был преобразован в единую коллегию (Schaffengericht) — суд шеффенов. В настоящее время суды земель (Landgerichte) рассматривают дела в составе трех судей и двух шеффенов.

Суд присяжных в России был учрежден Уставом уголовного судопроизводства 1864 г. и, по мнению многих юристов того времени, явился "украшением судебной реформы". Россия в прошлом не имела каких-либо институтов, сходных с судом присяжных. Она заимствовала английскую модель суда присяжных (1 + 12). Несмотря на это, суд присяжных в России прижился и приобрел огромную популярность.

Первые заседания суда присяжных состоялись в 1866 г. в Санкт-Петербурге и Москве. С 1866 по 1883 г. было образовано 59 судов присяжных. В некоторых губерниях Сибири и Средней Азии суд присяжных так и не был создан.

Суд присяжных вместе с другими судебными установлениями того времени был ликвидирован Октябрьской революцией 1917 г. и отсутствовал в России 76 лет. Он был возрожден Законом РФ от 16 июля 1993 г. "О внесении изменений и дополнений в Закон РСФСР "О судопроизводстве РСФСР", Уголовно-процессуальный кодекс РСФСР, Уголовный кодекс РСФСР и Кодекс РСФСР об административных правонарушениях".

Федеральным законом от 27 декабря 2002 г. "О внесении изменений в Федеральный закон "О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации" введен поэтапный порядок учреждения суда присяжных во всех субъектах РФ в период с 1 июля 2002 г. по 1 января 2007 г.. В настоящее время суд присяжных учрежден во всех субъектах Федерации, кроме Чечни.

Некоторые юристы утверждали, что суды присяжных учреждены в России в порядке эксперимента. Но это не так. В самом Законе от 16 июля 1993 г. об эксперименте ничего не сказано. Вопрос об эксперименте снят и Конституцией РФ 1993 г., где суд присяжных фигурирует в качестве постоянного, а не экспериментального судебного установления (ст. 20, 47, ч. 1 ст. 123, п. 6 "Заключительных и переходных положений"). Об участии присяжных заседателей в судопроизводстве говорится также в ст. 5 и 8 Федерального конституционного закона от 23 октября 1996 г. "О судебной системе Российской Федерации" и ст. 10, 15, 28 Федерального конституционного закона "О военных судах Российской Федерации".

Суд присяжных призван минимизировать число судебных ошибок и защитить граждан от необоснованного осуждения.

Присяжные несут в суд народную мудрость, жизненный опыт, чувство права и справедливости. Эта форма судопроизводства расширяет демократические основы российского судопроизводства.

Присяжные не руководствуются профессиональными стандартами, сложившимися в судебной практике, и разрешают дела по своему внутреннему убеждению. Судебные стандарты, не фиксируемые в законе, но постоянно формируемые вышестоящими судебными инстанциями, связывают судью, если он не хочет быть отвергнутым судейским сообществом. Стандарты подвергаются изменениям, следуя за изгибами уголовной политики (жестче политика — ниже стандарты доказанности обвинения). Но эти стандарты не известны присяжным заседателям. Они не связаны какими-либо обязательствами по уменьшению числа оправдательных приговоров или принятию иных правовых решений, им не известны или мало известны колебания уголовной политики, и, вынося вердикт, они руководствуются собственным опытом и собственной совестью. Вот почему, несмотря на недовольство "судебных начальников" довольно высоким уровнем оправдательных приговоров, принимаемых судом присяжных (до 15% от всех рассмотренных ими дел), число этих приговоров не удается существенно снизить (см. § 4 данной главы).

С каждым годом росло число ходатайств обвиняемых о рассмотрении их дел с участием присяжных заседателей. Количество таких ходатайств составило: в 1994 г. — 20,4%, 1995 г. — 30,9%, 1996 г. — 37,0%, 1997 г. — 37,0%, 1998 г. — 41,0% (100% — дела, поступившие в суд присяжных). Однако в последующие годы число таких ходатайств стало снижаться: 2002 г. — 23%, 2003 г. — 18%. Безусловно, это результат нападок на суд присяжных некоторых юристов, недовольных большим количеством оправдательных приговоров, выносимых этим судом. Несмотря на это, возрастало число лиц, в отношении которых судом присяжных были вынесены оправдательные приговоры: 1994 г. — 241, 1995 г. — 544, 1996 г. — 618, 1997 г. — 825, 1999 г. — 867, 2003 г. — 936, 2005 г. — 955, 2006 г. — 1 306 лиц.

Суд присяжных вправе рассматривать уголовные дела лишь по ходатайству обвиняемого. При отсутствии такого ходатайства дело рассматривается с согласия обвиняемого коллегией из трех профессиональных судей. Выбор одной из этих форм зависит от волеизъявления обвиняемого. Другие участники процесса — потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик, их представители — также имеют право заявить ходатайства о рассмотрении дела судом присяжных, однако их удовлетворение или отклонение зависит от позиции обвиняемого. Таким образом, рассмотрение дела судом присяжных — правомочие одного лишь обвиняемого.

Если некоторые из обвиняемых возражают против рассмотрения дела судом присяжных, то следователь или прокурор обязаны выделить дело о них в отдельное производство, за исключением случаев, когда это отразится на всесторонности, полноте и объективности исследования и разрешения дела, выделенного или основного. В этом исключительном случае суд присяжных рассматривает уголовное дело в отношении обвиняемого или обвиняемых, которые против этого возражают, но им предоставляются все права, предусмотренные ст. 47, 51 УПК РФ.

Условием транспаретности правосудия (прозрачности, доступности для наблюдения и оценки) является участие народа в его отправлении. Это понимали уже в глубокой древности. Древнегреческий суд Гелиэя рассматривал все дела открыто в составе 501 гелиаста (народного судьи). Но в Средние века суд инквизиции был абсолютно закрытым и рассматривал дела в отсутствие народного представительства.

После победы буржуазно-демократических революций (XVIII-XIX вв.) идея народного представительства в суде стала центральной, но она воплощалась в разных процессуальных формах (суд шеффенов, суд присяжных и смешанные формы). УПК РФ 2001 г. отменил институт народных заседателей (два заседателя и судья), но сохранил суд присяжных с довольно широкой компетенцией (подсудность областных и краевых судов). Это произошло как раз в то время, когда народные заседатели стали более активны и народ проявлял все больший интерес к проблемам судопроизводства. Народные заседатели в какой-то мере контролировали действия и решения председательствующего, минимизировали коррупцию в судах, предотвращали превращение судов в замкнутую касту, куда не могут проникать представители народа. Народные заседатели видели суд как бы изнутри и сведения о его работе несли в народ. Это было существенной гарантией транспарентности правосудия.

Теперь без народных заседателей судья районного суда единолично рассматривает основную массу уголовных дел, в том числе и о многих тяжких преступлениях (ч. 1, 2 ст. 31 УПК РФ), и может назначить наказание до 10 лет лишения свободы. Причем 1/3 уголовных дел рассматривается в упрощенном порядке без проведения судебного следствия в случаях, когда обвиняемый признает себя виновным (глава 40 УПК РФ). Для сравнения заметим, что в США лица, обвиняемые в совершении тяжких преступлений (фелони), наказуемых лишением свободы на срок более 1 года (в некоторых штатах — до 9 месяцев), имеют право на рассмотрение их уголовных дел судом присяжных.

К сожалению, в России наметилась недемократическая тенденция на вытеснение народного представительства из уголовного судопроизводства. На этом фоне особую ценность представляет суд присяжных. Эта форма судопроизводства появилась в результате ожесточенной борьбы между сторонниками и противниками данного института, которая продолжается и в настоящее время. Главное, что не нравится правоохранительным органам, — это значительное число оправдательных вердиктов, выносимых присяжными заседателями (около 15%), тогда как судьи единолично выносят лишь 0,6% таких приговоров. Народное правосознание оказалось гуманнее, мягче профессиональных установок судей. Предпринимаются попытки отменить суд присяжных или для начала существенно сократить его подсудность. Так, в Государственную Думу был передан законопроект, предусматривавший изъятие из подсудности суда присяжных уголовных дел о государственной измене (ст. 275 УК), шпионаже (ст. 276 УК), диверсии (ст. 281 УК), иных дел, в материалах которых содержатся сведения о государственной тайне. В этом случае через суды без присяжных будут беспрепятственно проходить дела, расследуемые органами ФСБ (в какой-то мере это наблюдается и в настоящее время). Нет оснований заподозрить присяжных в неспособности разобраться в том, что такое измена, шпионаж и диверсия. Что касается государственной тайны, то присяжные (как и адвокаты) могут дать подписку о ее неразглашении.

Прокуратура настаивает на изъятии из компетенции суда присяжных дел о терроризме (ст. 205 УК), бандитизме (ст. 209 УК), нарушении правил безопасности на транспорте, преступлениях против правосудия (ст. 297 и 303 УК РФ) и ряда других преступлений. В основе таких предложений лежат доводы о том, что присяжным трудно разобраться в делах, где речь идет о несоблюдении специальных профессиональных правил, должностных правомочий или совершении особо опасных преступлений. Но принятие таких предложений влекло бы устранение судебного контроля за законностью в деятельности чиновничества и ставило бы компетенцию суда присяжных в зависимость лишь от тяжести преступлений, рассматриваемых судом. Иногда указывают на трудности рассмотрения присяжными громоздких и сложных дел о хозяйственных преступлениях. Но экспериментальное рассмотрение такого рода дела (хищение в особо крупных размерах) показало, что присяжные без особого труда разбираются и в таких делах.

Таким образом, нет оснований для сокращения компетенции присяжных заседателей в уголовном судопроизводстве. Что касается гражданского судопроизводства, то представляется возможным ввести суд присяжных по делам о трудовых спорах, разделе имущества, сделкам с недвижимостью и, возможно, других (суд присяжных по гражданским делам допускается в странах с англо-американской системой права).

Вытеснение народа из судопроизводства ведет к его бюрократизации, превращению судов в замкнутую касту, вынесению судебных решений, противоречащих народному правосознанию, и значительному сокращению возможностей социального контроля в сфере отправления правосудия.

История повторяется. В конце 1880-х годов в России функционировала комиссия Муравьева, которая разработала ряд законодательных актов, получивших название "контрреформа". Они касались и суда присяжных, из подсудности которого были исключены дела о государственных, должностных и некоторых других преступлениях. В этом ключе был написан и доклад Победоносцева императору Александру III: "Ликвидировать несменяемость судей", "устранить публичность по ряду дел", "принять решительные меры к обузданию адвокатского произвола", "отделаться от суда присяжных". Признаки контрреформы наблюдаются и в наши дни.

Существуют некоторые особенности применения в суде присяжных некоторых принципов судопроизводства, в частности непосредственности и устности судебного разбирательства (ст. 240 УПК РФ), позволяющие присяжным лучше разобраться в деле и вынести обоснованный вердикт. Присяжные не допускаются к ознакомлению с материалами уголовного дела до начала судебного разбирательства, во время судебного следствия и в совещательной комнате при вынесении вердикта. Это позволяет скрыть от них доказательства неподтвердившихся версий, доказательства, признанные недопустимыми, приобщенные к делу материалы оперативных разработок, а также материалы, полученные до возбуждения уголовного дела (в частности, объяснения подозреваемого, в которых он признавал себя виновным). Это позволяет предупредить необъективность и тенденциозность присяжных при разрешении ими основного вопроса уголовного дела о виновности подсудимого. Присяжным не предоставлено право использовать материалы уголовного дела при вынесении вердикта в совещательной комнате. В прениях сторон и в напутственном слове председательствующего недопустимо упоминать доказательства, не исследованные в судебном заседании. Производство в суде присяжных происходит в форме судоговорения, исключающего возможность рассмотрения доказательств в письменном виде. Устная форма судопроизводства связана с гласностью судебного разбирательства, присущей суду присяжных (кроме исключений, предусмотренных законом, ст. 241 УПК РФ).

Однако у сторон и суда имеется возможность ознакомить присяжных с письменными материалами уголовного дела путем их оглашения в ходе судебного следствия. Здесь действуют общие правила о допустимости оглашения и последующего использования в вердикте и приговоре суда оглашенных показаний потерпевшего, свидетелей, подозреваемого и обвиняемого, данных на предварительном следствии или на предыдущем судебном разбирательстве. Эти правила имеют характер исключений из принципа непосредственного исследования доказательств в суде, к числу которых отнесены: существенные противоречия в показаниях обвиняемого на следствии и в суде (кроме показаний, признанных недопустимыми), рассмотрение дела в отсутствие подсудимого, отказ подсудимого от дачи показаний — ст. 276 УПК; смерть или тяжелая болезнь потерпевшего, свидетеля, отказ иностранного гражданина от явки в суд в качестве потерпевшего или свидетеля, стихийное бедствие или чрезвычайные обстоятельства, препятствующие явке в суд свидетеля, существенные противоречия в показаниях потерпевшего или свидетеля на следствии и в суде, об устранении которых ходатайствовали стороны, — ст. 281 УПК.

Названные обстоятельства хотя и являются исключениями, но их перечень слишком широк. Закон не объясняет, какие противоречия в показаниях обвиняемого или свидетеля, влекущие их оглашение, следует считать существенными. Оглашение показаний обвиняемого при рассмотрении дела заочно, как и сам институт заочного разбирательства, следует признать недопустимым, о чем уже говорилось в главе V. В отношении оглашения показаний потерпевшего и свидетеля надо заметить, что под видом тяжелой болезни иногда скрывается и менее серьезное заболевание (недомогание). Далее: российский процессуальный закон не вводит каких-либо привилегий для иностранных граждан, за исключением дипломатического иммунитета.

Понятие "чрезвычайных" обстоятельств, освобождающих потерпевшего или свидетеля от явки, слишком неопределенно. Эти неточности влекут на практике неоправданно широкое освобождение от явки в суд указанных участников уголовного судопроизводства и недооценку принципа непосредственности в исследовании доказательств судом.

УПК РФ признал недопустимым оглашение в суде показаний подозреваемого, обвиняемого, данных в ходе досудебного производства в отсутствие защитника, включая случаи отказа от защитника, и не подтвержденных подозреваемым, обвиняемым в суде (ч. 2 ст. 75 УПК). Такие показания должны быть признаны недопустимыми доказательствами. Это правило подчеркивает роль защиты в формировании и оценке показаний подозреваемого, обвиняемого и их право отказаться от ранее данных показаний, если, по их мнению, признание вины было вынужденным (см. § 2 данной главы). В суде присяжных это правило должно рассматриваться как "благоприятствование защите" (принцип, известный даже древнеримскому праву).

 

§ 2. Состязательность и равноправие сторон в суде присяжных

Этот принцип создает равные условия для процессуальной деятельности обвинения и защиты и обеспечивает вынесение законных, обоснованных и справедливых приговоров. Без соблюдения этого принципа невозможно или более чем затруднительно реализовать позицию защиты при вынесении приговора. В советский период истории судопроизводства России (до 1991 г.) состязательность отсутствовала или лишь декларировалась, и было распространено мнение, что этот принцип вообще не свойственен советскому уголовному процессу.

Прокурор и защитник не были равноправны. Прокурор давал заключения по всем возникающим в суде вопросам, а защитник мог высказывать только мнения. Не было равенства сторон и в собирании доказательств: прокурор сам или через следователя (дознавателя) на досудебных стадиях процесса собирал доказательства, а затем представлял их суду, тогда как защитник таким правом не пользовался (этот вопрос актуален и в настоящее время). Прокурор был ближе к суду, чем защитник, так как он вместе с судом выполнял одну общую функцию — боролся с преступностью. На суд возлагались обвинительные функции. В сущности, он вместе с прокурором, а иногда и без него нес бремя доказывания виновности подсудимого. Прокуроры участвовали в судебных заседаниях всего лишь по 50% уголовных дел. В отсутствие прокурора суд превращался в обвинителя. Если прокурор отказывался от обвинения (это было очень редко), то поддержанием и обоснованием обвинения занимался суд, который вопреки позиции прокурора мог вынести обвинительный приговор. Судья от начала и до конца вел судебное следствие, первым задавал вопросы допрашиваемым, причем по своему характеру многие из таких вопросов были обвинительными. Постановляя приговор, суд мог возбудить уголовное дело в отношении лица, не привлеченного к уголовной ответственности, и избрать ему меру пресечения вплоть до заключения под стражу, что также означало выполнение судом обвинительной функции.

В интересах обвинения суды во многих случаях возвращали дела прокурору для доследования при наличии оснований для вынесения оправдательного приговора. Отсутствовал контроль суда за арестами, задержаниями и проведением следственных действий, ограничивавших конституционные права граждан (обыски в жилище, прослушивание телефонов и др.), что усиливало обвинительные тенденции в судопроизводстве.

Учреждение суда присяжных позволило преодолеть или ослабить эти негативные явления, присущие инквизиционному судопроизводству. Производство в суде присяжных основано на принципе состязательности, который означает: 1) расчленение функций обвинения, защиты и разрешения уголовного дела между разными субъектами процесса — прокурором, потерпевшим (обвинение), подсудимым, защитником (защита) и судом (разрешение дела) и недопустимость соединения этих функций в одном лице; 2) признание представителей функций обвинения и защиты сторонами; 3) наделение сторон равными процессуальными правами и возможностями; 4) придание судебному разбирательству характера спора, полемики сторон, защищающих противоположные процессуальные интересы; 5) относительно пассивная роль председательствующего и присяжных заседателей в исследовании доказательств, которое ведется в основном усилиями сторон (председательствующий создает условия для всестороннего и полного исследования доказательств сторонами, судья и присяжные заседатели задают вопросы свидетелям, потерпевшим, подсудимым, экспертам в последнюю очередь после их допроса сторонами); 6) расчленение судебного следствия на представление доказательств стороной обвинения и стороной защиты; 7) право прокурора и потерпевшего изменить обвинение в благоприятную для подсудимого сторону или отказаться от него; 8) недопустимость возбуждения уголовного дела судом по новому обвинению или в отношении нового лица и избрания этому лицу меры пресечения, поскольку такие действия по своему характеру связаны с осуществлением функции обвинения, не свойственной суду; 9) устранение поводов и оснований возвращения уголовных дел для дополнительного расследования (кроме существенных процессуальных нарушений, допущенных на предварительном следствии), поскольку доследование нередко носило характер компромисса между судебной властью и обвинением; 10) предоставление защите права собирать и представлять суду доказательства (это право пока ограничено получением необходимых предметов и документов, сведений, опросом лиц с их согласия, истребованием справок, характеристик и иных документов — ч. 2 ст. 86 УПК РФ); 11) участие прокурора в суде первой инстанции при рассмотрении всех уголовных дел публичного обвинения.

Судебное следствие в суде присяжных начинается с того, что государственный обвинитель во вступительном заявлении излагает резолютивную часть обвинительного заключения или кратко характеризует сущность обвинения в отношении каждого подсудимого. Остальные участники процесса (кроме защитника) правом на вступительное заявление не пользуются. Но государственный обвинитель может сообщить суду об их позиции, в частности, заметить, что потерпевший обвинение поддерживает.

Защитник во вступительном заявлении кратко излагает позицию защиты, согласованную с подсудимым, в частности, по вопросу о том, согласна ли защита с обвинением полностью или частично либо отвергает его.

Признание вины подсудимым не исключает необходимости проведения судебного следствия в полном объеме без каких-либо упрощений и сокращений. В данном случае нет правового спора между подсудимым и государством, но в силу специфики нового российского УПК, в отличие от прежнего, признание подсудимым вины не влияет на объем и характер судебного следствия.

Эта позиция законодателя труднообъяснима, если учесть, что в недалеком прошлом он, руководствуясь принципом состязательности судопроизводства, рассматривал признание обвиняемым вины в качестве обстоятельства, влияющего на объем судебного следствия. В ч. 2 ст. 446 УПК РСФСР было предусмотрено следующее: "Если все подсудимые полностью признали себя виновными, председательствующий сразу же предлагает каждому из них дать показания по поводу предъявленного обвинения и других обстоятельств дела. В случае когда сделанные признания не оспариваются какой-либо из сторон и не вызывают у судьи сомнений, председательствующий вправе, если с этим согласны все участники процесса, ограничиться исследованием лишь тех доказательств, на которые они укажут, либо объявить судебное следствие оконченным и перейти к выслушиванию прений сторон". Таким образом, при наличии признания подсудимого судебное следствие ограничивалось лишь его допросом, если стороны были с этим согласны и не ходатайствовали об исследовании каких-либо других доказательств. Это полностью соответствовало построению судебного процесса на основе принципа состязательности с некоторым "добавлением": допрос признавшегося обвиняемого был все же обязательным.

Страны англо-американской системы права накопили большой опыт использования признания обвиняемого в качестве основания для устранения или ограничения судебного следствия. Россия могла бы в какой-то мере использовать этот опыт при конструировании производства в суде присяжных. Признание должно рассматриваться как субъективное право личности, к которой государство относится с пониманием и уважением. В основе признания лежит желание обвиняемого отказаться от бюрократически построенного судебного процесса и сократить срок судебного разбирательства. С другой стороны, государство, принимая во внимание признание обвиняемого, экономит большие средства, расходуемые на содержание судебной системы. Нелогично и нерационально устраивать судебное разбирательство с исследованием всех доказательств виновности обвиняемого, когда последний полностью признает себя виновным и просит о немедленном вынесении приговора. Но, конечно, необходимо исключить ложные, вынужденные признания, обусловленные нарушениями законности на предварительном следствии, и с этой целью ввести специальную процедуру их проверки. Но желательно все же оставить допрос сознавшегося подсудимого как обязательный элемент судебного следствия, чтобы убедиться в добровольности признания.

Отказ от признания обвиняемого как основания сокращения судебного следствия выглядит неубедительно на фоне использования этого института в других формах судопроизводства. Так, глава 40 УПК РФ вводит особый порядок судебного разбирательства с отказом от проведения судебного следствия при наличии признания обвиняемого после его консультаций с защитником и с согласия других участников процесса по делам о преступлениях небольшой, средней тяжести и тяжких преступлениях с возможным наказанием до 10 лет лишения свободы (в таком порядке рассматривается 1/3 от всех уголовных дел).

Стороны обвинения и защиты сами определяют последовательность представления суду своих доказательств. Суд не вправе изменить этот порядок, поскольку он установлен законом. Вмешательство суда в решение этого вопроса допустимо лишь в случаях, когда участники процесса, относящиеся к одной из сторон, не могут достичь соглашения о последовательности представления ими доказательств (этот спор решает судья). Усиление состязательного начала судопроизводства достигается и тем, что председательствующий и заседатели задают вопросы допрашиваемым после того, как вопросы заданы сторонами.

В уголовном процессе России потерпевшие, свидетели дают показания в форме так называемого "свободного рассказа", и лишь потом им могут быть заданы вопросы. Этот порядок допроса был подвергнут обоснованной критике, поскольку при его соблюдении заинтересованная сторона, пригласившая допрашиваемого в суд, утрачивает контроль за его показаниями и рискует получить от него информацию, благоприятную для другой стороны.

В отношении суда присяжных действует общая норма, помещенная в ч. 3 ст. 274 и ч. 2 ст. 277 УПК РФ, согласно которой подсудимый и потерпевший с разрешения председательствующего могут давать показания в любой момент судебного следствия. Эта норма расширяет возможности сторон, но вносит дисбаланс в состязательное построение судебного следствия (сначала исследуются доказательства обвинения, а потом — защиты), так как потерпевший может давать показания, когда исследуются доказательства защиты, а подсудимый — когда исследуются доказательства обвинения.

Сложилась практика, когда первым допрашивается подсудимый, если он признает себя виновным. Но закон обязывает сначала исследовать доказательства обвинения, а потом — защиты (ч. 2 ст. 274 УПК РФ). Подсудимый — свидетель защиты, поэтому он должен допрашиваться после свидетелей обвинения, и первым ему задает вопросы защитник. Но это создает некоторые неудобства, поскольку от показаний подсудимого, признающего себя виновным, зависят объем и степень детализации последующего судебного следствия. С учетом изложенного решение об очередности допроса подсудимого желательно поставить в зависимость от усмотрения защиты.

УПК РФ не предусматривает деление допроса свидетеля и потерпевшего на три этапа — прямой, перекрестный и повторный допрос, — принятых в англо-американской системе права, но и не запрещает применение этих форм допроса. После допроса свидетеля (потерпевшего) вызвавшей его стороной (прямой допрос) другая сторона вправе задать ему вопросы (перекрестный допрос). Однако российская правовая доктрина не признает возможным вести перекрестный допрос для дискредитации свидетеля и задавать ему наводящие вопросы (как это имеет место в судебной практике США). Если допустить перекрестный допрос, то нет оснований отказываться от повторного допроса (передопроса), который необходим для того, чтобы вызвавшая свидетеля сторона могла сгладить впечатление от перекрестного допроса и получить информацию, на которую она рассчитывала.

Присяжные могут принять участие в исследовании только тех доказательств, которые необходимы для ответов на поставленные перед ними вопросы. Не подлежат исследованию доказательства, необходимые для обоснования квалификации деяния, гражданского иска, вида и меры наказания, решения других правовых вопросов, а также отрицательно характеризующих личность подсудимого. Для ответа на вопрос, заслуживает ли подсудимый снисхождения, необходимо исследовать доказательства, характеризующие подсудимого. Однако запрещено исследовать факты прежней судимости, признание подсудимого хроническим алкоголиком или наркоманом и иные данные, способные вызвать предубеждение в отношении подсудимого (ч. 8 ст. 335 УПК). Законодатель стремится предупредить ситуации, когда отрицательная характеристика личности подсудимого как бы восполняет недостаток собранных по делу доказательств. Но в этом случае становится невозможным или затруднительным ответить на вопрос, заслуживает ли подсудимый снисхождения. И все-таки для ответа на этот вопрос представляется возможным исследование некоторых данных, относящихся к совершенному деянию (степень участия в преступлении, мотивы, форма вины и др.).

Суд вправе провести допрос свидетеля в условиях, исключающих визуальное наблюдение за ним другими участниками судопроизводства при необходимости обеспечения безопасности свидетеля, его близких родственников, других родственников и близких ему лиц (ч. 5 ст. 278 УПК). Подлинное имя такого свидетеля участникам процесса не известно (на предварительном следствии ему присвоен псевдоним, и данные о нем хранятся при уголовном деле в опечатанном конверте, содержимое которого сторонам не известно). Лишь в виде исключения допускается возможность раскрытия данных о таком свидетеле по ходатайствам сторон (ч. 6 ст. 278 УПК). Эти положения изложены в главе 37 УПК, посвященной судебному следствию вообще, и формально они распространяются на все виды судебного разбирательства. Но по существу они вряд ли применимы к производству в суде присяжных, так как присяжные не могут принять решение, не зная, от кого исходят доказательства, которые необходимо положить в основу вердикта. Но действующее законодательство оставляет за присяжными возможность просить какую-либо из сторон о возбуждении ходатайства перед судьей об оглашении данных о личности такого рода свидетелей для осуществления защиты подсудимого или установления существенных обстоятельств уголовного дела.

С принципом состязательности связан институт допустимости доказательств. Признавая доказательства допустимыми, суд действует в интересах обвинения, а принимая решение о недопустимости доказательств, — в интересах защиты. Как правило, ходатайство о признании того или иного доказательства недопустимым заявляет защитник. Удовлетворение такого рода ходатайства довольно часто влечет недоказанность обвинения и вынесение оправдательного приговора. Ничтожно малое число оправдательных приговоров свидетельствует о незначительной эффективности таких ходатайств.

УПК РФ исходит из того, что признание доказательств недопустимыми возможно лишь по инициативе сторон (ст. 235, ч. 1 ст. 271 УПК РФ). Инициатива суда в постановке вопроса о недопустимости доказательств могла бы рассматриваться как благоволение к одной из сторон (в данном случае — защите). Но в уголовном процессе действует принцип благоприятствования защите, поэтому ничего плохого не видится в том, что суд по собственной инициативе мог бы поставить вопрос о признании доказательств недопустимыми. Интересам защиты служит и правило, согласно которому бремя опровержения доводов защитника возложено на прокурора (ч. 4 ст. 235 УПК РФ). Тем самым вводится состязательность и на этом этапе судебного производства, однако ч. 1 ст. 271 УПК РФ противоречит этому правилу, устанавливая, что лицо, заявившее ходатайство, должно его обосновать, при этом на прокурора не возлагается бремя опровержения доводов защиты.

Закон относит к недопустимым доказательства, полученные с нарушением требований УПК. Заметим, однако, что одни из этих требований являются существенными, а другие — менее существенными или почти несущественными и легко устранимыми (например, отсутствие подписи свидетеля на одной странице протокола допроса при подтверждении свидетелем в суде правильности данных им показаний).

Ходатайство о признании доказательств недопустимыми, отклоненное на предварительном слушании, может быть возобновлено при рассмотрении дела по существу. Возможно заявление такого ходатайства и в стадии судебного разбирательства, минуя предварительное слушание (это вопрос тактики судебной защиты).

В стадии судебного разбирательства вопрос о недопустимости доказательств решается в отсутствие присяжных заседателей, поскольку считается, что этот вопрос — правовой, и судья не должен допустить, чтобы присяжные принимали участие в его рассмотрении (ч. 6 ст. 335 УПК РФ).

Напрашивается следующий вопрос: когда возникает производство о признании доказательства недопустимым? Видимо, в момент, когда защитник заявил об этом ходатайстве. Но такое ходатайство заявляется, когда присяжные еще не удалены из зала заседания. Чаще всего ходатайство заявляется в связи с тем, что подсудимый отказывается от ранее данного признания и заявляет, что оно было вынужденным, так как на него оказывалось психологическое давление (угрозы, увещевание, ложные обещания) или он подвергался физическому насилию, поэтому защита просит признать ранее данные подсудимым показания недопустимым доказательством. Но кассационная палата Верховного Суда РФ во всех таких случаях отменяла приговор суда присяжных, ссылаясь на то, что рассмотрение вопроса о недопустимости доказательств происходило в присутствии присяжных заседателей. Таким образом, подсудимого лишали возможности дать показания о своей невиновности, адресованные присяжным заседателям. Присяжные остаются в неведении относительно важных обстоятельств уголовного дела, они не знают, какие доводы привел подсудимый в свою защиту. Адвокат также не вправе обосновать свою позицию по делу и причины самооговора со ссылкой на изменившиеся показания подсудимого, поскольку закон не допускает упоминания в прениях сторон доказательств, признанных недопустимыми.

Неожиданное удаление присяжных из зала суда вслед за ходатайством защитника о признании доказательства недопустимым порождает у них протест и естественное желание узнать, что же происходило за закрытыми дверями зала судебного заседания. Об этом они могут лишь догадываться, наблюдая за ходом судебного следствия и выступлениями сторон. Позиция "обиженных" заседателей влияет на содержание их вердикта не в лучшую для правосудия сторону. Подсудимый лишается возможности убеждать суд в своей невиновности в прениях сторон (при отказе от защитника) и в последнем слове, так как он не вправе ссылаться на доказательство, признанное недопустимым. Получается, что показания подсудимого о том, что его били, пытали, истязали, и этим было вызвано признание, ни судье, ни присяжным не нужны и никак не могут повлиять на содержание вердикта. Попытки судей как-то изменить ситуацию натыкаются на жесткую, непримиримую позицию Верховного Суда РФ, неукоснительно отменяющего оправдательные приговоры судов в случаях, когда присяжные что-то узнали или могли узнать о процедуре признания недопустимыми показаний подсудимых, указывающих на применение к ним незаконных методов расследования. Ссылаясь на одно такое решение, С.А. Пашин утверждал, что подсудимому не дали в суде сказать, что на следствии его били, и такое решение суда, по его мнению, является "позорным".

Обращая внимание на недопустимость такого рода судебной практики, Л.М. Карнозова говорит, что мы не обеспечиваем справедливость правосудия, "а служим кассационной инстанции".

По изложенным соображениям практика судов, не допускающих присутствия присяжных при заявлении защиты о необходимости признания доказательств недопустимыми, в частности, при отказе подсудимого от сделанного ранее признания, существенно ущемляет конституционное право обвиняемого на защиту и препятствует вынесению обоснованных оправдательных приговоров. В частности, С.А. Насонов писал, что вопрос о незаконных воздействиях, вызвавших отказ подсудимого от признания, сделанного на предварительном следствии, не должен рассматриваться в отсутствие присяжных. С.А. Насонов не без основания утверждает, что при признании доказательства недопустимым решается также вопрос о его недостоверности и это позволяет не отстранять присяжных от рассмотрения дела, когда заявлено ходатайство о признании доказательства недопустимым. Действительно, существует презумпция недостоверности факта, когда при его установлении существенно нарушен процессуальный закон.

Кроме того, надо иметь в виду, что заявления обвиняемого о том, что на предварительном следствии его били, пытали, над ним издевались, не требуют для своей оценки правовых знаний, они вполне доступны для понимания присяжными заседателями. Присяжные должны иметь право участвовать в исследовании таких показаний подсудимого и принимать их во внимание при вынесении вердикта. В других же случаях, когда решается вопрос о нарушениях закона при получении иных доказательств, присяжные должны быть удалены из зала заседания (например, при рассмотрении ходатайств о признании недопустимыми доказательств, полученных при производстве обыска, выемки, прослушивании телефонных и иных переговоров и т.п.).

Остается неясным вопрос, каковы пределы исследования судом заявлений подсудимого о применении к нему незаконных методов расследования. Суд рассматривает дело в пределах обвинения, предъявленного подсудимому. В данном же случае он расширяет эти пределы, включая в предмет доказывания обстоятельства, указывающие на то, что некоторые доказательства являются, возможно, недопустимыми (заслушивает показания подсудимого о причинах самооговора, истребует медицинские документы о следах насилия на теле подсудимого, допрашивает "сокамерников" подсудимого и др.). Такое расширение пределов доказывания позволяет установить, дает ли подсудимый правдивые показания о применении к нему насильственных методов расследования. Но такое расширение объема судебного следствия не беспредельно, так как указанные обстоятельства не входят составной частью в предмет доказывания, установленный ст. 73 УПК РФ. Поэтому вывод суда о признании доказательства недопустимым в данном случае основывается на высокой степени вероятности. Желание лучше обосновать этот вывод иногда приводит к вызову в суд и допросу сотрудника милиции, применившего, по словам подсудимого, недозволенные методы расследования. В принципе это нежелательно, так как этот сотрудник имеет право не отвечать на изобличающие его вопросы, а с другой стороны, суд как орган правосудия не должен задавать ему такие вопросы. Получив сведения о применении в ходе расследования недопустимых приемов и средств раскрытия преступлений, суд, не подменяя следователя и государственного обвинителя, направляет соответствующие материалы дела прокурору для решения вопроса о возбуждении уголовного производства.

Наиболее опасной является все же другая тенденция — уклонение от проверки заявлений подсудимого о применении к нему незаконных методов расследования или формальное отношение к такой проверке.

На практике иногда встречаются случаи предъявления присяжным так называемых шокирующих доказательств — фотографий изуродованных трупов, изнасилованных и убитых женщин, частей расчлененного трупа и т.п. — с тем, чтобы оказать психологическое воздействие на присяжных в условиях, когда не собрано достаточных доказательств виновности подсудимого. С.А. Насонов прав, предлагая признать шокирующие доказательства недопустимыми и ввести психологический критерий допустимости доказательств.

 

§ 3. Соотношение полномочий судьи и присяжных при решении вопроса о виновности подсудимого

Включив народный элемент в состав суда, законодатель позаботился о разграничении полномочий судьи — председательствующего при рассмотрении уголовного дела и присяжных заседателей.

Представление о разграничении этих полномочий дают две теоретические концепции, сокращенно именуемые "факты и право" и "виновность и наказание". Содержание первой из названных концепций состоит в том, что присяжные устанавливают только факты, лежащие в основе их вывода о виновности или невиновности подсудимого, а судья применяет право к установленным присяжными фактам, то есть дает юридическую квалификацию деяния, и назначает наказание. Вторая концепция состоит в том, что присяжные решают вопрос о виновности подсудимого, а судья применяет уголовное наказание.

Обе формулировки рассматривают одно и то же явление в разных аспектах и, в сущности, не противоречат друг другу. Но в некоторых деталях они содержат отдельные неточности, а именно: 1) присяжные устанавливают не только факты, но и дают им в ряде случаев нравственные оценки (корыстные мотивы, жестокость, цинизм и т.д. — см. § 4 данной главы), а судья не только применяет право, но и в некоторых случаях устанавливает факты или участвует в их установлении (обстоятельства, влияющие на решение вопроса об отводах присяжным заседателям, участие в исследовании доказательств, установление фактов, предопределяющих квалификацию деяния, вид и меру наказания); 2) присяжные решают вопрос не только о виновности подсудимого, но и высказывают мнение о наличии обстоятельств, влияющих на смягчение наказания, а судья не только применяет наказание, но и квалифицирует деяние, рассматривает гражданский иск, решает вопрос о размере процессуальных издержек и др.

С учетом различных полномочий присяжных заседателей и судьи закон устанавливает две стадии рассмотрения дела в суде присяжных, а именно: производство по установлению фактов (решение вопроса о виновности), где главную роль играют присяжные, и производство по применению права и назначению наказания, осуществляемое единолично судьей на основе вердикта присяжных. Поэтому справедлива критика тех юристов, которые называют производство в суде присяжных "судом народа". Это не "суд народа, а совокупная модель правосудия", где сочетаются элементы народовластия и индивидуальные правомочия представителя государства — судьи.

Председательствующий в суде с участием присяжных заседателей — судья второго звена судебной системы (областного, краевого и к ним приравненного суда). Как правило, это судья, который уже рассматривал дело в стадии предварительного слушания и знаком с его содержанием. Поэтому он обладает знанием о виновности, о чем шла речь в гл. VI. Он рассматривал и отклонял или удовлетворял ходатайства сторон о признании доказательств недопустимыми, решал вопрос об изменении меры пресечения, при необходимости допрашивал свидетелей об обстоятельствах производства следственных действий и приобщении к делу документов, принимал меры по обеспечению возмещения вреда, причиненного преступлением, и, возможно, конфискации имущества (гл. 33, 34 УПК РФ). Такой судья вряд ли может быть вполне беспристрастным, когда он будет председательствовать в суде с участием присяжных заседателей, поэтому представляется необходимым не допускать его участия в производстве в суде присяжных и ввести соответствующий запрет в УПК РФ, не считаясь с соображениями организационно-кадрового характера.

Высказано убедительное соображение о недопустимости взгляда на судью-председательствующего как на пассивную фигуру в суде присяжных, где активную роль играют якобы лишь присяжные заседатели. Ведь судья занимается комплектованием скамьи присяжных, участвует в исследовании доказательств, решает вопрос о допустимости доказательств, формулирует вопросы присяжным, являющиеся программой для вынесения вердикта присяжными, произносит напутственное слово, после вынесения вердикта председательствует в судебном заседании и выносит приговор, где решается вопрос о квалификации деяния, мере наказания, удовлетворении или отклонении гражданского иска. Но все-таки на этапе судебного следствия роль судьи несколько пассивна и сводится к тому, чтобы создать благоприятные условия для сторон, усилиями которых ведется исследование доказательств (проявление принципа состязательности). Судья задает вопросы допрашиваемым после того, как они заданы сторонами или воздерживается от этого. Некоторые решения судья принимает по ходатайству сторон: вызов и допрос свидетелей в стадии предварительного слушания (ч. 8 ст. 234 УПК РФ); роспуск коллегии присяжных заседателей ввиду тенденциозности ее состава (ч. 2 ст. 330 УПК); оглашение показаний подсудимого (ч. 1 ст. 276 УПК).

Собиранием доказательств занимаются, как правило, стороны. Но если дело передано в суд, то прокурор и следователь не вправе проводить следственные действия по собиранию доказательств, они могут лишь ходатайствовать перед судом об истребовании доказательств или представлять доказательства, для обнаружения которых не требуется проведение следственных действий (например, документы). Что касается защитника, то его право собирать доказательства (п. 2 ч. 1 ст. 53 УПК) не реализуется, когда для обнаружения доказательств необходимо проведение следственных действий, но если дело передано в суд, то у адвоката имеется возможность ходатайствовать об истребовании того или иного доказательства, проведении того или иного судебного действия. Истребовать документы и предметы защитник вправе самостоятельно (ч. 3 ст. 86 УПК).

Суд указан в перечне органов, имеющих право собирания доказательств путем производства следственных и иных процессуальных действий (ч. 1 ст. 86 УПК). Это значит, что суд может истребовать доказательства или проводить судебные действия для обнаружения доказательств, но по ходатайству или с согласия сторон. Такого рода деятельность, предпринимаемая по инициативе одного лишь суда без участия сторон, не согласуется с принципом состязательности судопроизводства. Если в таком порядке истребуется и приобщается к делу доказательство виновности, то претензии к суду может предъявить сторона защиты (суд возлагает на себя функции обвинения); если же в таком порядке суд истребует и приобщает к делу доказательство защиты, то он ущемляет интересы стороны обвинения. Эта простая истина не доходит до судей, и они продолжают собирать доказательства по собственной инициативе, что извращает состязательную природу российского уголовного судопроизводства.

Собирание доказательств судом в основном происходит по причине недоброкачественного проведения предварительного расследования и нежелания судов портить отношения с правоохранительными органами (профессиональная солидарность).

Суд проводит разбирательство в рамках предъявленного обвинения. Распоряжается обвинением прокурор. Изменение обвинения прокурором в ходе судебного следствия обязывает судью исключить из рассмотрения доказательства, предназначавшиеся для обоснования прежнего обвинения, и поставить перед присяжными вопросы в рамках нового, более мягкого обвинения. При вынесении вердикта присяжные связаны новым обвинением. При отказе прокурора от обвинения производство прекращается в момент отказа, что делает ненужным дальнейшее производство судебного следствия, но, по общему правилу, желательно, чтобы прокурор излагал решение об отказе от обвинения в прениях сторон. Судья может внутренне не соглашаться с прокурором, изменившим обвинение или отказавшимся от него, но он должен подчиниться всякому (в пределах закона) преобразованию обвинения прокурором. Высказано мнение, что судья должен проверять обоснованность отказа прокурора от обвинения и не выносить приговор вопреки своему убеждению. Но такая проверка превращает судью в орган обвинения, а вынесение приговора вопреки внутреннему убеждению судьи возможно, если судья внутренне не разделяет позицию прокурора, отказавшегося от обвинения или изменившего его.

Законность и обоснованность решений, принимаемых судом присяжных, зависит от оптимального взаимодействия суда и присяжных заседателей. Судья создает условия для деятельности присяжных заседателей (комплектует скамью присяжных, разъясняет им права и обязанности, знакомит с уголовно-процессуальным и уголовным законом, подлежащими применению в данном уголовном деле, отвечает на задаваемые ими вопросы, определяет круг вопросов, на которые должны ответить присяжные). Обращаясь к присяжным, судья подчеркивает свою незаинтересованность в исходе дела, свое равное отношение к сторонам.

В то же время председательствующий в установленных законом пределах осуществляет функции контроля за поведением и деятельностью присяжных (применяет отвод в отношении присяжного, нарушившего свои обязанности, например, получившего информацию об обстоятельствах уголовного дела из непроцессуальных источников и др. — ст. 333 УПК РФ), не задает вопросы присяжного допрашиваемым лицам, если эти вопросы не имеют отношения к делу (ч. 4 ст. 335 УПК). Но можно указать некоторые контрольные функции судьи более широкого плана.

Во-первых, судья вправе по заявлению сторон или хотя бы одной из них распустить коллегию присяжных до приведения их к присяге и возобновить подготовку к рассмотрению дела в ином составе, если образованная коллегия присяжных ввиду тенденциозности состава может оказаться неспособной вынести объективный вердикт (ст. 330 УПК). Несмотря на применение метода случайной выборки, может оказаться, что образованная коллегия присяжных состоит, например, из одних только женщин, или лиц пенсионного возраста, или представителей одной национальности, не владеющих языком судопроизводства, в связи с чем возникает обоснованное предположение, что такая коллегия не сможет вынести объективный вердикт. Возможно также, что дело о загрязнении окружающей среды могли бы рассматривать присяжные, пострадавшие от экологического бедствия, или по делу православного большинство присяжных — мусульмане. В этих случаях судья распускает коллегию и производит отбор присяжных заново.

Во-вторых, судья устраняет присяжных, которым стороны заявили мотивированные отводы при их подтверждении и немотивированные отводы в количестве, установленном законом. Правом немотивированного отвода присяжных заседателей обладают прокурор и подсудимый или его защитник. Но такого права лишены потерпевший, гражданский истец, гражданский ответчик и их представители. Предоставление права на немотивированный отвод всем участникам судебного разбирательства сделало бы процесс излишне громоздким. Смысл права на немотивированные отводы состоит в том, что стороны получают возможность устранить некоторое число присяжных, в объективности которых они не уверены, хотя основания для мотивированного отвода у них отсутствуют. Каждая из сторон может немотивированно отвести двух присяжных заседателей. Но принцип равноправия сторон нарушается в случаях, когда в деле участвуют несколько подсудимых. Независимо от их числа, они все вместе могут отвести только двух присяжных заседателей. И лишь в случаях, когда прокурор не воспользовался правом заявления немотивированных отводов, защита может отвести до четырех присяжных заседателей (но таких случаев бывает мало). При участии в деле нескольких подсудимых немотивированные отводы заявляются по их взаимному согласию, но при отсутствии такового решение принимает судья. Установленное российским законодательством число немотивированных отводов (2 + 2) ниже международных стандартов. Так, во Франции стороны могут заявить до 5 немотивированных отводов, а в США по делам об особо опасных преступлениях допускается до 10-15 таких отводов. Но в некоторых странах немотивированные отводы считаются излишеством (например, в Англии немотивированные отводы были отменены).

В-третьих, обвинительный вердикт коллегии присяжных заседателей не препятствует постановлению оправдательного приговора, если председательствующий признает, что деяние подсудимого не содержит признаков преступления (ч. 4 ст. 348 УПК). Вопрос о признаках преступления перед присяжными не ставится, так как они не решают правовых вопросов. Следовательно, оправдательный приговор не опровергает вердикт присяжных, а восполняет его. Но что понимать под признаками преступления? Вряд ли это отдельные стороны, свойства преступного деяния, так как их было бы недостаточно для постановления оправдательного приговора после вынесения присяжными обвинительного вердикта. Надо полагать, в данном случае имеется в виду отсутствие состава преступления как основание прекращения производства по делу. В этом смысле понятие состава преступления употребляется в п. 2 ч. 1 ст. 24 УПК.

О признаках преступления говорится лишь как об основании возбуждения уголовного дела (ч. 2 ст. 140 УПК), тогда как в дальнейшем, при вынесении приговора, речь идет об установлении того, "является ли деяние преступлением" (п. 3 ч. 1 ст. 299 УПК), то есть о наличии или отсутствии состава преступления.

Каково соотношение оправдательного приговора, вынесенного после обвинительного вердикта присяжных, с п. 3 ч. 1 ст. 339 УПК (виновен ли подсудимый в совершении деяния)? Если под виновностью в данном случае понимать вину как субъективную сторону преступления, а не весь состав, то при вынесении оправдательного приговора судья не вступает в противоречие с п. 3 ч. 1 ст. 299 УПК, так как он как бы восполняет просвет в перечне вопросов, поставленных перед присяжными, то есть применяет норму уголовного права. Но имеется и иное понимание этого вопроса (п. 3 ч. 1 ст. 339), согласно которому присяжные отвечают на вопрос, виноват ли подсудимый вообще, включая наличие состава преступления, но тогда судья опровергает вердикт присяжных о виновности в оправдательном приговоре. Ведь понятие "виновность" в широком смысле включает суждение о наличии состава преступления, тогда как судья в оправдательном приговоре утверждает, что состав преступления отсутствует. Если перед присяжными поставлен лишь один вопрос — "виновен ли подсудимый", — и под виновностью надо понимать вину в широком смысле, включая вывод о наличии состава преступления, то указанное противоречие между оправдательным приговором и вердиктом о виновности становится еще более заметным. Тогда утрачивает смысл широко применяемое утверждение, что вопрос о применении права не решают присяжные заседатели.

Как бы ни решался этот вопрос, важно иметь в виду, что оправдательный приговор судьи при наличии обвинительного вердикта присяжных — важная гарантия защиты прав невиновного в уголовном процессе.

Оправдательный приговор, выносимый при наличии обвинительного вердикта присяжных, должен соответствовать всем требованиям, указанным в ст. 305, 306 УПК. В частности, в нем должны быть указаны: существо предъявленного обвинения, обстоятельства уголовного дела, установленные судьей, основания оправдания и доказательства, их подтверждающие, мотивы, по которым судья отвергает доказательства обвинения, решения по гражданскому иску, решения об отмене меры пресечения и других мер уголовно-процессуального принуждения.

В-четвертых, судья может признать, что обвинительный вердикт присяжных вынесен в отношении невиновного и имеются достаточные основания для постановления оправдательного приговора за неустановлением события преступления или недоказанностью участия подсудимого в совершении преступления и вынести постановление о роспуске коллегии присяжных и направлении уголовного дела на новое рассмотрение иным составом суда со стадии предварительного слушания (ч. 5 ст. 348 УПК). Постановление судьи должно быть обоснованным, мотивированным и содержать анализ доказательств, на основе которых судья пришел к выводу о невиновности подсудимого. В постановлении должны быть решены вопросы об отмене, изменении или оставлении без изменения меры пресечения, других мер уголовно-процессуального принуждения, об оплате труда адвоката. Кассационное обжалование постановления судьи о возвращении дела на новое рассмотрение не допускается. Это касается прежде всего государственного обвинителя, недовольного принятым судьей решением. Дело будет вновь рассмотрено другим судьей и другими присяжными заседателями, для которых прежнее решение присяжных и судьи по данному делу не является обязательным.

Если судья придет к выводу, что имеются основания для вынесения оправдательного приговора за отсутствием в деянии подсудимого признаков преступления, то, как уже говорилось, он вправе вынести оправдательный приговор без возвращения дела на новое рассмотрение.

Право судьи не согласиться с обвинительным вердиктом присяжных и вернуть дело на новое рассмотрение — важная гарантия защиты прав невиновного и средство контроля за решениями, принимаемыми присяжными заседателями.

Разумеется, отношения председательствующего и присяжных заседателей не сводятся к судебному контролю. Присяжные играют важную и почетную роль в осуществлении правосудия. Они вправе активно участвовать в судебном следствии — задавать вопросы допрашиваемым, осматривать вещественные доказательства, предлагать вопросы экспертам. Желательно изменить текст ч. 4 ст. 335 УПК, согласно которой вопросы присяжных подаются председательствующему через старшину в письменном виде и могут им формулироваться. Желательно предоставить присяжным право задавать вопросы устно и не через старшину, а непосредственно допрашиваемым с разрешения председательствующего без изменения их формулировки. Значение роли присяжных подчеркивается тем обстоятельством, что только они вправе признать подсудимого виновным. Вердикт присяжных обязателен для судьи (за исключением случаев, когда судья выносит оправдательный приговор вопреки обвинительному вердикту). Судья не вправе отменить оправдательный вердикт присяжных.

Роль присяжных социально полезна и почетна. Но при применении этого института приходится сталкиваться с рядом трудностей. Граждане, включенные в списки присяжных, неохотно идут в суд. Учитывая это обстоятельство, во многих случаях в суд вызываются 200-300 присяжных заседателей для рассмотрения уголовного дела, из них приходят 25-30 заседателей. Некоторые из них подлежат отводу, поэтому нередко приходится откладывать рассмотрение дела. Причины неявки заседателей различны. Это неуважение к суду, непонимание значения судопроизводства в общественной жизни и желание уклониться от его осуществления, занятость на службе и нежелание предпринимателей и администрации отпускать работника в суд, незначительный размер вознаграждения за участие в судебном заседании, длительные сроки рассмотрения некоторых уголовных дел, страх мести за вынесенный вердикт со стороны преступной среды. В силу изложенных причин в коллегии присяжных во многих случаях преобладают женщины-домохозяйки и пенсионеры, что не может не влиять на характер принимаемых ими решений. Представляется необходимым ввести денежное взыскание за неявку присяжного заседателя в суд без уважительных причин.

Имеют место случаи незаконного включения в состав коллегии присяжных лиц, специально подобранных для участия в рассмотрении конкретного уголовного дела.

Правосознание присяжных заседателей отражает идеологические и нравственные черты общества, к которому они принадлежат. В частности, распространено мнение, что главное — это не права человека, а борьба с преступностью. Для достижения этой цели можно и нарушить права человека. Некоторые присяжные усваивают идею о суровости наказаний вплоть до применения смертной казни. В правосознании присяжных находят отражение такие чувства, как отвращение к сложной, громоздкой процедуре судопроизводства; отношение к адвокату как корыстолюбивому демагогу; ощущение, что все равно мы "ничего сделать не можем"; представление, что невиновных не арестовывают, и др. Но, конечно, среди присяжных имеются и либерально настроенные граждане, уважающие права человека, презумпцию невиновности, судебную защиту, процедуру судопроизводства, и это способствует дискуссии в жюри присяжных.

По мнению Л.М. Карнозовой, число присяжных "12" позволяет вести дискуссию при обсуждении присяжными вопроса о виновности подсудимого, так как в коллегии из 12 присяжных — два лидера, а в суде из 3-5 присяжных только один.

Присяжными заседателями каким-то образом манипулируют, и тогда один состав присяжных признает подсудимого невиновным, а другой (после отмены приговора) — виновным, основываясь на тех же доказательствах. Приведем характерный пример. В сентябре 2005 г. в Санкт-Петербурге был убит ударами ножа конголезский студент Роллан Эпоссака. В убийстве были заподозрены несколько молодых людей, проживавших недалеко от места совершения преступления. В суде присяжных, рассматривавшем это уголовное дело летом 2006 г., было установлено алиби подсудимых, а собранные следствием доказательства (видеозапись, где не видно лиц преступников, показания свидетелей, которые тоже не видели лиц подсудимых, и волокно от одежды одного из обвиняемых на одежде убитого) были признаны недостаточными для осуждения подсудимых. Все четверо были оправданы. Это вызвало возмущение жителей города, считавших, что преступление было совершено на почве расизма. В то время по Санкт-Петербургу прокатилась волна неонацизма, сопровождавшаяся зверскими убийствами граждан нерусской национальности (убийство девочки-цыганки, убийство девочки из Таджикистана, убийство вьетнамского студента (2004 г. и др.). Это подогревало многочисленные требования о пересмотре уголовного дела об убийстве колумбийского студента Р. Эпоссака. И оправдательный приговор по этому делу был отменен в марте 2006 г. кассационной палатой Верховного Суда РФ, а 14 июня новый состав присяжных десятью голосами "за" и двумя "против" признал подсудимых виновными и судья приговорил их к лишению свободы на срок от 7 до 9 лет. По мнению адвокатов, процесс происходил "под знаком некоей борьбы правоохранительной системы против "русского фашизма"". По свидетельству адвоката А. Антонова, судья неоднократно обрывал подсудимых, защитников, свидетелей защиты буквально на полуслове, не давал назвать имя настоящего убийцы, неоднократно удалял присяжных под предлогом, что некоторые доводы защиты не могли рассматриваться в их присутствии (только на одном из заседаний такие удаления происходили шесть раз), лишил защиту времени на подготовку речи и последнего слова подсудимого.

Другой пример, приводимый ниже, свидетельствует о том, что и оправдательные приговоры судов с участием присяжных заседателей бывают обусловлены распространенными в обществе идеями националистического и иного недемократического характера. В январе 2002 г. группа военнослужащих из четырех человек во главе с капитаном Ульманом блокировала дорогу в Шатойском районе Чечни в предвидении, что по ней будет следовать чеченский полевой командир Хаттаб. При проезде по этой дороге автомобиля УАЗ военнослужащие открыли по этой машине огонь на поражение. Оказалось, что в этом автомобиле ехали шесть мирных жителей Чечни — директор школы и пять его сотрудников. Директор был убит, один из его сотрудников был тяжело ранен и вскоре скончался, а остальные по приказанию Ульмана были расстреляны лейтенантом Калоганским и прапорщиком Воеводиным. Автомашина и трупы были ими сожжены. Ульман объяснил, что он действовал по приказу старшего опергруппы майора Перелевского, который, якобы, предложил всех оставшихся чеченцев уничтожить, что и было сделано. Но позже появилась фигура полковника Плотникова, от которого якобы исходил приказ об уничтожении чеченцев.

Уголовное дело рассмотрел суд присяжных, единогласно признавший Ульмана и подчиненных ему военнослужащих невиновными на том основании, что они действовали в боевой обстановке и не могли не выполнить отданный им приказ (апрель 2004 г.). Однако приговор суда с участием присяжных заседателей был отменен и дело было направлено на новое рассмотрение. Но при новом рассмотрении иными присяжными был единогласно принят такой же оправдательный вердикт, основанный на тех же доказательствах (май 2005 г.). Военная коллегия Верховного Суда РФ 1 августа 2005 г. отменила и этот приговор суда с участием присяжных заседателей и обратила внимание на ряд допущенных процессуальных нарушений (в частности, в напутственном слове председательствующий сказал: "Не судите да не судимы будете"). В дальнейшем дело рассматривал военный суд Северо-Кавказского военного округа, который вынес обвинительный приговор. Однако в отношении Ульмана дело рассматривалось заочно, так как он скрылся от следствия и суда и в настоящее время его местонахождение не известно. Создается впечатление, что кто-то помог ему скрыться.

Почему два оправдательных вердикта, вынесенных разными составами присяжных, требуют критической оценки? Присяжные игнорировали закон и доводы потерпевших о том, что исполнение незаконного приказа не освобождает от уголовной ответственности. В ст. 42 УК РФ сказано: лицо, совершившее умышленное преступление во исполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения, несет уголовную ответственность на общих основаниях. Неисполнение заведомо незаконных приказа или распоряжения исключает уголовную ответственность. Ульман и его сослуживцы должны были осознавать, что приказ убить невооруженных мирных жителей является незаконным и не подлежит исполнению.

Состав присяжных, вынесших оправдательные вердикты, был тенденциозным жюри и подлежал роспуску. Присяжные, усвоившие идею о том, что в войне с Чечней пощады не будет, состояли из жителей Ростовской области, по национальности в основном русские, и им нельзя было доверить рассмотрение дела об убийстве шестерых мирных жителей Чечни российскими военнослужащими.

Отбор присяжных происходил в открытом судебном заседании без участия многих потерпевших, что подогревало националистические настроения.

Ульман и его сообщники ощущали в ходе расследования и разбирательства дела судом весомую поддержку со стороны средств массовой информации. Утверждалось, в частности, что "на войне разведчик обязан четко, а главное, без обсуждений выполнять любой приказ", на войне "существует один закон — или убьешь ты, или убьют тебя"; военные юристы не заметили разницы между понятиями "засада" и "блокпост"; прокуроры "обратились к УК мирного времени и приравняли военного разведчика спецназа, выполняющего боевой приказ, к обычному уличному убийце". Дело Ульмана послужило поводом для критики суда присяжных, о чем пойдет речь в § 5 данной главы.

 

§ 4. Оправдательный вердикт и оправдательный приговор

Оправдательный вердикт присяжных и оправдательный приговор — конечные пункты того большого пути, который проходит уголовное судопроизводство в поисках убедительного ответа на вопрос, виновен ли обвиняемый в совершении преступления. В судебных стадиях процесса этот путь открывается в ходе судебного следствия и продолжается на последующих этапах судебного разбирательства (прения сторон, постановка вопросов перед присяжными, напутственное слово председательствующего).

1. О судебном следствии уже шла речь в § 3 данной главы. Рассмотрим вопрос о предпосылках оправдательного вердикта и приговора на этапе судебных прений. В прениях продолжает действовать принцип "благоприятствования защите" (известный еще древнеримскому праву — favor defensionis). Его необходимость диктуется тем, что при формально равных правах обвинения и защиты их процессуальные возможности не одинаковы. Сторона обвинения собирает доказательства виновности и представляет их суду, для чего применяет меры процессуального принуждения и проводит следственные действия. В отличие от этого сторона защиты не проводит следственные действия и не имеет возможности представлять суду собранные таким способом доказательства. Пребывание обвиняемого в заключении создает большие трудности для защиты. Многим субъектам обвинения (дознавателю, следователю, прокурору) противостоит слабо защищенный, подчас лишенный свободы обвиняемый. Сторона обвинения имеет в своем распоряжении тюрьмы, криминалистическую технику, судебную экспертизу, оперативно-разыскную службу и т.д., тогда как стороне защиты трудно этому что-то противопоставить.

Принцип "благоприятствования защите" на этапе прений сторон способствует в дальнейшем вынесению оправдательных вердикта и приговора и проявляет себя в нескольких аспектах.

Во-первых, прения сторон происходят в пределах предъявленного обвинения, что гарантирует подсудимому возможность защиты лишь от этого обвинения (соблюдается правило "не хуже").

Во-вторых, изменение государственного обвинения в прениях сторон допускается лишь в сторону, благоприятную для подсудимого. В условиях состязательности процесса судья не распоряжается обвинением и до вынесения приговора не может изменить его по собственной инициативе. Присяжные при вынесении вердикта и судья при вынесении приговора вправе изменить обвинение в благоприятную для подсудимого сторону (см. § 5 данной главы). Потерпевший и гражданский истец не вправе изменить государственное обвинение, которым распоряжается только прокурор. Изменение обвинения в сторону смягчения — признак недостаточной его обоснованности, создающий надежду, что оно вообще не будет признано доказанным.

В-третьих, стороны при выступлениях в прениях не вправе аргументировать свои позиции путем приведения доказательств, не исследованных в судебном заседании, а также признанных недопустимыми. Это сужает возможности стороны обвинения и служит предпосылкой вынесения оправдательного вердикта, так как сужается или даже устраняется доказательственная база обвинения.

В-четвертых, благоприятствование защите усматривается и в том, что сторона защиты выступает в прениях после стороны обвинения и может опровергнуть или ослабить доводы прокуратуры (потерпевшего) и тем самым благоприятствовать вынесению оправдательного вердикта. Благоприятствование защите видится и в том, что подсудимому предоставлено право на последнее слово, а потерпевший и гражданский истец (сторона обвинения) такого права не имеют.

В-пятых, участники прений не вправе касаться вопросов правового характера, решаемых единолично судьей после оглашения вердикта присяжных заседателей (о квалификации деяния, виде и мере наказания, гражданском иске, судьбе вещественных доказательств, процессуальных издержках и др.). Присяжные не вправе решать такие вопросы (см. § 5 данной главы), и упоминание о них могло бы их только запутать.

В-шестых, председательствующий имеет право останавливать подсудимого при произнесении последнего слова, если это касается обстоятельств правового характера, поскольку суждение о них он может высказать при обсуждении последствий вердикта. Но если соображения подсудимого об отсутствии в его действиях признаков преступления тесно связаны с его общим выводом о невиновности, то, по нашему мнению, они должны быть допущены (например, подсудимый ссылается на необходимую оборону как основание вывода о его невиновности).

2. После прений сторон наступает этап формулирования вопросов, на которые должны ответить присяжные. Как правильно заметила Л.М. Карнозова, вопросный лист организует мышление присяжных, поставленные вопросы "должны развернуть структуру деятельности, свернутую в вердикте".

Судья с учетом результатов судебного следствия, прений сторон формулирует в письменном виде вопросы, подлежащие разрешению присяжными заседателями, зачитывает их и передает сторонам, которые вправе высказать свои замечания по содержанию и формулировке вопросов и внести предложения о постановке новых вопросов. Используя эту возможность, защита стремится повлиять на вынесение оправдательного вердикта. Вопросы должны отражать объем обвинения, оставшийся после судебного следствия и прений сторон, то есть учитывать отказ прокурора от части обвинений, а также приведенные защитой обстоятельства невиновности или меньшей вины подсудимого, требующие рассмотрения коллегией присяжных заседателей (например, алиби, сильное душевное волнение, самооборона и т.д.).

Следует иметь в виду, что в подавляющем большинстве случаев приговоры суда присяжных отменяются из-за неправильно сформулированных вопросов, ответы на которые вследствие этого утрачивают доказательственную ценность.

Вопросы, подлежащие разрешению присяжных заседателей, ставятся в отношении каждого подсудимого отдельно в понятных для присяжных формулировках. При этом юридические понятия должны быть переведены на общедоступный язык (см. ниже).

Вопросы ставятся применительно к каждому деянию, в совершении которого обвиняется подсудимый. Под деянием в данном случае надо понимать каждое обвинение в их совокупности, а также отдельные эпизоды в рамках одного обвинения (например, каждый эпизод хищения).

По каждому из деяний, в совершении которых обвиняется подсудимый, ставятся три основных вопроса:

1) доказано ли, что деяние имело место;

2) доказано ли, что деяние совершил подсудимый;

3) виновен ли подсудимый в совершении этого деяния. Возможна также постановка одного основного вопроса — виновен ли подсудимый, — являющегося соединением указанных выше вопросов.

Ставя вопрос о доказанности деяния (п. 1), необходимо описать в доступной для присяжных форме его юридически значимые признаки. Вопрос должен охватывать все основные признаки объекта и объективной стороны деяния, все элементы предмета доказывания — время, место, способ совершения деяния и другие обстоятельства (ст. 73 УПК РФ), за исключением обстоятельств, указанных в пп. 2, 3.

Второй вопрос (п. 2) относится к выявлению субъекта деяния, независимо от его вины, возраста и психического состояния.

Третий вопрос (п. 3) относится к субъективной стороне деяния — вине и ее формах. В формулировке этого вопроса отсутствует слово "доказано", что, по мнению некоторых юристов, придает ему характер обобщенного вывода о виновности или невиновности в целом. При таком понимании этого вопроса присяжные могут вынести вердикт "не виновен" даже при полной доказанности всех элементов состава преступления. Тем самым они признают подсудимого и его противоправные действия не общественно опасными и в какой-то мере корректируют закон применительно к данному конкретному случаю (например, оправдание Веры Засулич, которая умышленно стреляла в генерал-губернатора Трепова). Такое понимание третьего вопроса дискуссионно. В частности, утверждают, что присяжные вообще не вправе решать вопрос субъективной стороны преступления, так как для определения вины "требуется собственно юридическая оценка" и "применение юридических схем, формул, признаков, критериев разграничения форм вины". К тому же устная инструкция судьи не позволяет присяжным запомнить соответствующие логические операции.

Но, отвечая на третий вопрос (виновен ли подсудимый), присяжные должны установить, что подсудимый действовал виновно, то есть высказаться о субъективной стороне состава преступления. Без этого председательствующий не может вынести приговор, так как он связан позицией присяжных и не вправе устанавливать какие-либо факты за пределами вердикта. Субъективная сторона преступления — это определенный факт, содержащийся в оценочном понятии.

Заметим: когда вместо трех вопросов перед присяжными ставится один обобщающий вопрос о виновности подсудимого, то они высказываются относительно субъективной стороны преступления, и это никого не смущает. В случаях когда перед присяжными ставятся три основных вопроса, для ответа на третий вопрос не нужны юридические формулы, схемы, операции. Каждый мало-мальски образованный человек знает, что такое умысел (преднамеренность) и неосторожность (небрежность или легкомыслие, самонадеянность). Конечно, эти понятия воплощены в соответствующих юридических формулировках, содержание которых должно быть раскрыто в вопросном листе и в напутственном слове председательствующего.

Можно вручать присяжным памятку с расшифровкой юридических понятий. Не все понятия, употребляемые в законе, требуют расшифровки, поскольку многие из них превратились в общеизвестные. Поэтому вызывает улыбку, когда в вопросном листе вместо слова "убийство" судья употребляет слова "лишение жизни", вместо слов "необходимая оборона" — понятие "самооборона", вместо изнасилования — "насильственное половое сношение" и т.п.

Пленум Верховного Суда РФ в упоминавшемся постановлении от 20 декабря 1994 г. дал примерный перечень правовых вопросов, которые не могут быть поставлены перед присяжными заседателями: умышленное или неосторожное убийство, умышленное убийство с особой жестокостью, в состоянии сильного душевного волнения, из хулиганских, корыстных побуждений, при превышении пределов необходимой обороны, изнасилование, разбой. Однако присяжные, в сущности, решают эти и другие вопросы, если они изложены доступно и расшифрованы. Для этого в формулировках вопросов необходимо раскрывать содержание правовых понятий, объяснять, например, какой смысл закон вкладывает в понятия умысла, неосторожности, необходимой обороны, изнасилования, разбоя и т.д. Многие оценочные понятия, употребляемые в законе (и в общении между людьми), могут быть интерпретированы именно присяжными заседателями (особая жестокость, дерзость, цинизм, корыстные мотивы и т.д.), особенно в случаях, когда стороны по-разному их трактуют.

"Третий вопрос" (виновен ли подсудимый) в настоящее время выполняет две функции: одна — это получение ответа о вине как субъективной составляющей предмета доказывания, другая — это получение ответа о виновности как итоговом решении присяжных по сумме всех поставленных перед присяжными вопросов. Эти две функции желательно разъединить и кроме двух первых вопросов сформулировать третий и четвертый вопросы следующего содержания: 3) доказано ли, что подсудимый действовал умышленно (неосторожно); 4) подлежит ли подсудимый уголовной ответственности. Третий вопрос обеспечит получение ответа присяжных относительно субъективной стороны деяния; четвертый же — будет итоговым. В отношении четвертого вопроса Л.М. Карнозова пояснила: "Решение присяжных, хоть и ограниченное юридическими рамками, черпается из источников — социальных представлений, нравственности, здравого смысла, совести и т.п.". Таким образом, решение вопроса о виновности и ответственности подсудимого не сводится к формально "правильным" выводам присяжных, которые могут учитывать факторы, лежащие за пределами поставленных перед ними вопросов, в частности, принимать во внимание обстоятельства, влияющие на вид и размер наказания, или факторы, позволяющие признать подсудимого невиновным. Не исключено, что, признав деяние подсудимого доказанным, присяжные тем не менее могут его оправдать, отвечая на последний, итоговый вопрос. При таком ответе присяжных их позицию невозможно проверить, поскольку мотивация вердикта законом не предусмотрена и приходится положиться на совесть и добропорядочность присяжных.

После основного вопроса о виновности подсудимого могут ставиться частные вопросы о таких обстоятельствах, которые влияют на степень виновности либо изменяют ее характер, влекут за собой освобождение подсудимого от ответственности. Если обвинение включает квалифицирующие признаки, то возможен уточняющий вопрос, например, сопровождалось ли изнасилование угрозой убийством, знал ли подсудимый о возрасте потерпевшей.

Формулируя вопрос, судья по возможности должен избегать деталей, поскольку они часто затрудняют и даже исключают однозначный ответ. Например, вопрос о том, был ли Х. насильственно лишен жизни (убит) в 11 часов утра 25 апреля 2007 года тремя ударами финского ножа в брюшную полость, может поставить присяжных в затруднительное положение, если они считают, что было нанесено не три удара, а два, не в брюшную, а в грудную полость, не финским ножом, а столовым и т.д. Желательно доверять присяжным, отказываясь от вопросов детализирующего характера. На практике это условие часто не соблюдается. Отмечены случаи, когда присяжным было поставлено более 1000 вопросов.

Постановка одного основного вопроса о виновности подсудимого, соединяющего все три (в нашем варианте четыре) вопроса, является предпочтительной, когда обстоятельства дела несложны, деяние связано с одним конкретным лицом (взятка, дезертирство и т.п.), защита не выдвинула большого количества альтернатив, кроме утверждения о невиновности, а также в некоторых случаях, когда все подсудимые полностью признали себя виновными.

Не могут быть поставлены вопросы, выходящие за рамки предъявленного обвинения. Если защита настаивает на переквалификации деяния, должен быть задан вопрос о менее тяжком преступлении. Председательствующий может это сделать по собственной инициативе, если данные судебного следствия подтверждают обоснованность такого рода позиции защиты. В случаях когда кто-либо из участников процесса не согласен с обвинением, необходимо задать вопрос применительно к версии, которую он выдвинул.

3. Напутственное слово председательствующего в равной мере служит интересам сторон. Поскольку нас интересует оправдательный вердикт присяжных, обратим внимание на ту часть напутственного слова, которая относится к праву подсудимого на справедливое и законное разрешение уголовного дела.

При произнесении напутственного слова председательствующему запрещается в какой-либо форме выражать свое мнение по вопросам, поставленным перед коллегией присяжных заседателей. В напутственном слове судья не вправе даже косвенно (намеками, расстановкой акцентов и т.д.) выражать свое отношение к доказанности или недоказанности обвинения. При произнесении напутственного слова судья держится в рамках обвинения на момент прений сторон. Если в ходе судебного разбирательства обвинение было изменено, судья объясняет, что первоначальное обвинение присяжные заседатели не должны принимать во внимание.

Если вопрос о допустимости доказательств ставился в присутствии присяжных заседателей, то судья обязан указать им на необходимость не принимать во внимание доказательства, признанные недопустимыми.

Судья разъясняет содержание уголовного закона, примененного обвинителем для квалификации действий подсудимого, а также того закона, который, по мнению кого-либо из участников процесса, должен быть применен. Разъяснению подлежат и подзаконные нормативные акты, раскрывающие содержание бланкетных диспозиций уголовно-правовых норм, постановления Конституционного Суда РФ, Пленума Верховного Суда РФ, а также ратифицированные Россией международные правовые акты, имеющие отношение к данному уголовному делу. Судья разъясняет и правовые понятия, встречающиеся в законе.

В напутственном слове акцент делается на принципах и правилах, обеспечивающих право подсудимого на защиту и оправдание при отсутствии или недостаточности представленных обвинением доказательств. В частности, в обязательном порядке разъясняются: презумпция невиновности; правило о толковании неустранимых сомнений в пользу обвиняемого; недостаточность одного лишь признания обвиняемого для вывода о его виновности; недопустимость расценивать отказ подсудимого давать показания как доказательство его виновности; необходимость основывать вердикт лишь на исследованных в суде доказательствах.

До удаления присяжных в совещательную комнату судья должен предоставить участникам процесса (сторонам) возможность заявить возражения по поводу необъективности напутственного слова. Если такие возражения не были заявлены, стороны не вправе ссылаться на это обстоятельство при обжаловании приговора.

Изложенные правила ценны тем, что в недалеком прошлом центральной фигурой в деле был прокурор-обвинитель, тогда как теперь в суде присяжных основное внимание уделяется гарантиям права подсудимого на защиту.

Между напутственным словом и удалением присяжных в совещательную комнату для вынесения вердикта не должно быть перерыва с тем, чтобы предотвратить возможность посторонних влияний на присяжных и сохранить в их памяти детали прошедшего исследования доказательств.

4. Вердикт — процессуальный документ, отражающий позицию коллегии присяжных о виновности или невиновности подсудимого, обязательный для судьи (кроме некоторых исключений, о которых говорилось в § 3 данной главы) при вынесении приговора, то есть то судебное решение, ради которого ведется процесс в суде с участием присяжных заседателей. В вердикте не приводятся доказательства, подтверждающие эту позицию, и мнение каждого присяжного, принимавшего участие в обсуждении вопросов, поставленных перед присяжными. В логическом отношении вердикт — это выводы коллегии присяжных без видимого обоснования. Однако оно имплицитно присутствует, так как в ходе обсуждения и голосования аргументы приводились, но они не зафиксированы в итоговом документе. И это не случайно, так как присяжных надо защищать от мести заинтересованных лиц, недовольных вердиктом, и тем самым обеспечить их активное участие в обсуждении поставленных перед ними вопросов и голосовании.

Вердикт — это заполненный по результатам голосования вопросный лист, придающий мышлению присяжных логическую последовательность, но не влияющий на содержание их мыслительной деятельности. Совещание присяжных не протоколируется, не допускаются его видеосъемка и прослушивание. Даже судья, ведущий заседание, и вышестоящий суд, а также стороны не могут знать, как проходило обсуждение поставленных перед присяжными вопросов, какое мнение высказывал тот или иной присяжный.

5. Закон исходит из того, что все решения присяжных желательно принимать на основе принципа единогласия (единодушия). Этот принцип был сформулирован давно и по-прежнему соблюдается в ряде государств. И.Я. Фойницкий отмечал, что правило о единогласно принятом вердикте давно известно законодательству и судебной практике Англии и США. При отсутствии единогласия судья в XVIII-XIX вв. мог посадить присяжных в тюрьму. Единогласие требовалось при вынесении как обвинительного, так и оправдательного приговора.

У. Бернэм отмечает, что в США в уголовных делах, а также во многих гражданских делах вердикт присяжных, как правило, должен быть единогласным. Обсуждение и повторное голосование производятся до тех пор, пока присяжные либо не придут к согласию, либо не признают безвыходность положения. Судья дает присяжным дополнительные наставления, но если и это не помогает, распускает скамью присяжных заседателей. Положение о единогласии при принятии вердикта по уголовным делам закреплено в шестой поправке к Конституции США, но в некоторых штатах допускаются вердикты, принятые большинством голосов, если соблюдено правило о надлежащей правовой процедуре (14-я поправка к Конституции США).

В Англии при наличии расхождения во мнениях присяжные должны совещаться до двух часов, а затем при отсутствии единодушия допускается принятие вердикта. Для вынесения обвинительного вердикта требуется 10 голосов из 12 в суде короны, а в Шотландии — 8 из 15.

Во Франции, по свидетельству У. Бернэма, важное значения для деятельности суда присяжных имело решение по делу Бурмеля, в соответствии с которым присяжный заседатель "не должен штрафоваться или сажаться в тюрьму за оправдание обвиняемого" (1670 г.), после чего "суд присяжных превратился в орган, независимый от короля и королевских судей".

В настоящее время во Франции для признания лица виновным в суде ассизов требуется не менее 8 голосов.

В современной России присяжные вправе приступить к принятию вердикта по большинству голосов при условии, что прошло более трех часов после начала заседания (аналогичное правило имелось в дореволюционной России). При отсутствии единогласия хотя бы по одному вопросу присяжные обязаны заседать не менее трех часов. В протоколе судебного заседания должно быть точно указано время удаления присяжных на заседание и время возвращения их в зал судебного заседания.

Вынесение вердикта, принятого по большинству голосов, до истечения трех часов с момента начала совещания — существенное нарушение уголовно-процессуального закона, влекущее отмену приговора (п. 22 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 20 декабря 1994 г.).

Лицо признается виновным, если за осуждение проголосовали 7 или более присяжных из 12, а при равном числе голосов подсудимый считается оправданным. Это ниже приведенных международных стандартов, но соответствует дореволюционному российскому законодательству.

По расчетам французского математика Буассоме, при подаче 7 голосов из 12 коллегия присяжных вынесет 15% ошибочных приговоров. При единогласии же 12 присяжных заседателей вероятность ошибки составляет: один невинно осужденный на 167 млн. обвиняемых. Надежность таких расчетов может быть поставлена под сомнение, но заслуга Буассоме уже в том, что он обратил внимание на зависимость судебных ошибок от числа голосов, поданных присяжными заседателями. С этих позиций 7 голосов из 12 в российском суде присяжных представляются недостаточными. В поисках единодушия недопустимо оказывать психологическое давление на присяжного, оказавшегося в меньшинстве.

Как видим, во многих странах принцип единодушия сопровождается многими исключениями из него. Представляется, что судья не должен оказывать на присяжных давление с целью склонить их к принятию единодушного решения. Разногласия между присяжными заседателями могут лучше способствовать принятию справедливого решения, чем стремление к единогласию.

Открытое голосование присяжных создает условия для давления большинства на меньшинство и способствует формированию ненужного конформизма, затрудняющего свободу мнений в ходе формирования вердикта. В этом отношении представляет интерес законодательство Франции, предусматривающее голосование бюллетенями при таком расположении столов, что один присяжный не видит, как голосует другой.

6. После подписания вердикта старшиной присяжные возвращаются в зал судебного заседания и старшина передает вердикт председательствующему. Найдя вердикт неясным или противоречивым, председательствующий указывает на это присяжным, которые удаляются в совещательную комнату для обсуждения замечаний судьи и внесения в вердикт необходимых уточнений. Указания председательствующего не должны влиять на внутреннее убеждение присяжных и предопределять существо принимаемых ими решений. Например, судья не вправе заявить, что оправдательный вердикт его не убеждает. После обсуждения и учета замечаний председательствующего присяжные возвращаются в зал заседаний, вновь передают вердикт председательствующему, и при отсутствии новых замечаний председательствующего старшина оглашает вердикт. Такая система контроля себя оправдывает, так как она предотвращает отмену приговора суда присяжных по чисто формальным основаниям.

Председательствующий немедленно освобождает из-под стражи подсудимого, признанного вердиктом присяжных невиновным, а равно признанного виновным в совершении преступления, за которое законом предусмотрено наказание, не связанное с лишением свободы (ч. 1 ст. 346 УПК). Оправданный освобождается из-под стражи не после провозглашения приговора, а после провозглашения вердикта, при этом председательствующий объявляет подсудимого оправданным.

Обвинительный вердикт не препятствует постановлению оправдательного приговора, если председательствующий признает, что в действиях подсудимого нет состава преступления. Судья вправе не согласиться с обвинительным вердиктом и передать дело на новое рассмотрение с участием нового председательствующего и иных присяжных в случаях, когда не доказаны событие преступления или совершение его подсудимым (см. § 3 данной главы).

7. Представляет интерес вопрос, содержит ли вердикт присяжных истинное знание или основывается на предположениях. Истина — это адекватное отражение сознанием человека окружающего мира и самого себя; суждение, соответствующее объективной действительности. Различают истину научную, открывающую новые закономерности развития природы, человечества, мышления, и конкретно-фактическую, являющуюся верным отражением какого-либо предмета, явления, события.

В отличие от научной истины знание о конкретном факте возникает в процессе практической деятельности человека для решения прагматических задач. Такого рода простые, "банальные" истины человек устанавливает на каждом шагу (например, исправен ли автомобиль и если нет, то в чем состоит неисправность; сдал ли студент экзамен, и если сдал, то какую заслужил оценку и т.д.). Именно к такому знанию относится истина в уголовном судопроизводстве. Она абсолютна в том смысле, что устанавливаемые судом факты, вне сомнения, имели место. В данном случае нас интересует ограниченное число конкретных фактов, заданных предметом доказывания по уголовному делу. Присяжные заседатели действуют в рамках установленной законом процессуальной формы. Охраняя права человека, процессуальная форма создает трудности в отыскании истины. В ряде ситуаций закон рассматривает права и интересы человека как большее социальное благо, чем достижение истины по уголовному делу (дела частного обвинения, которые могут прекращаться за примирением сторон; запрет "поворота к худшему" при обжаловании приговора; признание недопустимости доказательств, хотя и изобличающих обвиняемого, но собранных с нарушением закона, и т.д.). Но, с другой стороны, уголовно-процессуальное принуждение направлено на отыскание истины ценой ограничения на законных основаниях некоторых прав и свобод граждан (задержание, арест, обыск и др.).

Оценка доказательств по внутреннему убеждению в современном уголовном процессе выступает в качестве метода отыскания истины, не стесненного предписаниями закона о большей или меньшей ценности доказательств, как это было в теории формальных доказательств. В то же время под внутренним убеждением понимают результат оценки доказательств — состояние уверенности в том, что истина установлена. Такая уверенность не может быть произвольной и безотчетной, она опирается на достаточную совокупность доказательств.

Крупную теоретическую проблему составляет соотношение истины и вероятности в судебном познании. Представления об этом менялись в зависимости от политического режима и ситуации в стране. Инквизиция впервые объявила, что в отличие от раннего обвинительного процесса с его поединками и т.д. задачей уголовного судопроизводства является установление материальной, то есть подлинной, неформальной истины, добываемой с помощью легальных доказательств и пыток. На самом деле в эпоху инквизиции (XV-XVIII вв.) были осуждены и уничтожены миллионы невинных людей, то есть истина провозглашалась, но не достигалась.

После победы буржуазно-демократических революций (XVIII-XIX вв.) появился суд присяжных, вердикт которого хотя и опирается на внутреннее убеждение, но не требует обоснования, аргументации. В связи с этим появилась концепция вынесения обвинительного вердикта "вне разумного сомнения". Это означает, что среднестатистический, нормальный, разумный человек, оценив собранные по делу доказательства, практически не сомневается в том, что их достаточно для вывода о виновности подсудимого. Эта теория и ныне лежит в основе англо-американского доказательственного права.

Советское государство отбросило "буржуазные" представления о "разумном сомнении", но ему оказались выгодны две на вид противоречивые теоретические позиции, активно дискутировавшиеся юристами. Одна из них — суд довольствуется вероятным знанием, поскольку он не исследовательская лаборатория. Другая состояла в том, что советский суд устанавливает объективную, материальную, абсолютную истину. Как ни странно, обе точки зрения удавалось совместить с интересами государства диктатуры пролетариата. Первая точка зрения позволяла судам выносить приговоры при недоказанной виновности подсудимого, в частности, когда признание, вырванное под пыткой, считалось достаточным для осуждения. Вторая точка выдавала желаемое за действительное, внушая мысль, что приговоры советских судов содержат абсолютную истину. Однако при кодификации уголовно-процессуального законодательства в 1952-1960 гг. достижение истины не было включено в формулировку целей судопроизводства, хотя понятие истины побочно упоминалось в ст. 89, 243 УПК РСФСР (меры пресечения, полномочия председательствующего).

В постперестроечный период, особенно после введения суда присяжных (1993 г.), все чаще высказывается мнение, что приговор суда содержит не истину, а более или менее высокую степень вероятности. Так, бывший председатель Совета судей РФ М.М. Бобров сказал: "В процессе судебного исследования не истина устанавливается. Это блеф". В новом УПК РФ истина в качестве цели процесса не фигурирует, но это еще не значит, что она отвергнута. Все доказательственное право проникнуто заботой о достоверном установлении всех обстоятельств уголовного дела, а достоверное ("достойное веры") — это и есть истинное знание.

"Изгнание" истины из правового лексикона иногда объясняют состязательным построением судебного процесса. Но с этим невозможно согласиться. Стороны могут преследовать свои интересы, но их "состязание" создает благоприятную почву для того, чтобы судья и присяжные заседатели отыскали единственно верное решение — установили истину по уголовному делу ("истина рождается в споре").

Стремление к истине в сочетании с принципом состязательности — характерная черта не только российского законодательства. Так, в соответствии со ст. 310 УПК Франции судья-председательствующий принимает меры, "которые он сочтет полезными для установления истины". Часть 2 ст. 244 УПК ФРГ сформулирована так: "В целях установления истины суд обязан исследовать все факты и доказательства, которые имеют значение для разрешения дела". Правило 2 Федеральных правил использования доказательств в судах США требует, чтобы судопроизводство велось "с целью установления истины". В российском Уставе уголовного судопроизводства 1864 г. говорилось о способствовании "достижению истины". В модельном УПК для стран СНГ тоже содержатся требования об установлении истины.

Но истина как цель уголовного процесса устанавливается с некоторым превышением, поскольку на практике по многим делам судьи и присяжные лишь стремятся к истине, но не достигают ее, останавливаясь на вероятном знании.

По мере накопления улик и опровержения аргументов защиты возрастает вероятность вывода о том, что обвиняемый совершил преступление. Если использовать теорию вероятностей, то даже при очень большой совокупности доказательств, изобличающих обвиняемого, конечный вывод будет все равно вероятным. Теория вероятностей не может объяснить гносеологическую природу "скачка" от вероятности к достоверности при оценке доказательств в уголовном процессе. Вряд ли на это способна и любая другая математическая теория.

Если не найдено строгое логико-математическое доказательство выводов присяжных заседателей, то это еще не значит, что данные выводы неистинны, ложны. Они могут быть достоверны, но не формально, а содержательно. Истина достигается благодаря использованию критерия практики, то есть проверенным многими жизненными ситуациями опытом. Присяжные используют как собственный, так и чужой (косвенный) опыт, который им подсказывает, достаточно ли доказательств для вывода о виновности подсудимого. Это не только личный, но и коллективный опыт 12 присяжных заседателей, причем ошибки минимизируются, поскольку для осуждения подсудимого требуется 7 голосов из 12. Социальный опыт выражен в процессуальных правилах доказывания и выработки вердикта, облегчающих достижение истины по уголовному делу. Применение юридических правил допустимости доказательств позволяет исходя из социального опыта, накопленного законодателем, отсечь многие ненадежные фактические данные. Выводы о доказанности преступления опираются на выработанные многовековой судебной практикой "стандарты", "мерки", которые позволяют отличить истину от заблуждения. Однако это относится к лицам, хорошо знающим судебную практику — следователям, прокурорам, судьям, но не к присяжным заседателям. Последние, как правило, не бывают в судах, не изучают уголовные дела, не знают требования, предъявляемые к доказанности обвинения вышестоящими судебными инстанциями. И это как раз то, что крайне необходимо. Присяжные не должны знать, какими "стандартами" и "мерками" руководствуются судьи. Для них мерилом истинности вердикта выступают собственный опыт, их внутреннее убеждение и совесть. Недопустимо подсказывание присяжным, каким требованиям в смысле доказанности обвинения должен соответствовать вердикт присяжных. Поэтому неизбежен конфликт между присяжными, по-своему понимающими степень доказанности обвинения, и позицией вышестоящих судов, рассматривающих жалобы (представления) на вердикты присяжных. В представлении присяжных степень доказывания обвинения является более высокой, чем "мерки" и "стандарты", которыми руководствуются вышестоящие суды. Отсюда 0,6% оправдательных приговоров во всей судебной системе и 15% таких приговоров в судах с участием присяжных заседателей (100% — все приговоры), из которых многие после отмены при новом рассмотрении дела заменялись обвинительными приговорами.

К тому же "мерки" и "стандарты", применяемые на следствии и в судах, не являются раз и навсегда данными. Они подвижны и видоизменяются в зависимости от политического режима, состояния преступности, колебаний уголовной политики, уровня процессуальных гарантий, установок вышестоящих инстанций. Высокий уровень стандартов доказанности обвинения, принятый в судах присяжных, в принципе не должен зависеть от этих переменных факторов. Но, с другой стороны, следует учитывать, что присяжные заседатели живут в обществе и питаются господствующими в нем идеями, поэтому обеспечить их полную независимость от указанных факторов вряд ли возможно. На это рассчитывают правоохранительные органы, пытающиеся повлиять на общественное правосознание и убеждения присяжных таким образом, чтобы снизить уровень доказанности обвинения в судах. Определенную роль в этом играют средства массовой информации, призывающие присяжных не препятствовать осуждению террористов, коррупционеров и других преступников. Присяжные в ряде случаев поддаются этому нажиму и выносят вердикты при недостаточности доказательств для осуждения.

Л.М. Карнозова пишет: "Похоже, что присяжных больше интересует правда, а не истина".

Конечно, присяжные не оценивают результаты своей деятельности такими научными категориями, как истина. Но то, что они осуществляют познание и принимают решения "вне разумного сомнения", это бесспорно. Задача, решаемая присяжными заседателями, имеет также нравственный ("вправе ли я судить?") и психологический ("возникает ли у меня разумное сомнение в виновности подсудимого?") аспекты. Однако когнитивный аспект является все же ведущим. При этом в зависимости от уровня интеллекта присяжных одни из них строго аргументируют свои выводы, а другие приходят к ним интуитивно.

Установив истину (доказаны событие преступления, совершение его подсудимым и вина как элемент предмета доказывания), присяжные тем не менее иногда признают подсудимого невиновным. Вероятно, они ищут правду, руководствуясь чувством социальной справедливости. В других же случаях, отступая от буквы закона или восполняя пробел в нем, присяжные заседатели наполняют законодательство истинно правовым содержанием и тем самым способствуют развитию права.

8. Все, что говорилось об установлении истины по уголовному делу, относится к случаям вынесения присяжными обвинительного вердикта. Но иная ситуация складывается при постановлении оправдательного вердикта.

В сущности, оправдательный вердикт бывает двух видов: первый — это вердикт, когда, отрицая виновность, присяжные не испытывают никаких сомнений и уверенно считают деяние подсудимого безусловно доказанным; второй — это вердикт, когда присяжные сомневаются в доказанности обвинения, но в силу презумпции невиновности толкуют сомнения в пользу подсудимого и выносят оправдательный вердикт. Оба случая в юридическом отношении равнозначны, но с точки зрения теории познания они не тождественны.

В первом случае присяжные устанавливают истину и все, что говорилось о ней применительно к обвинительному вердикту, сохраняет свое значение: признавая деяние подсудимого доказанным, присяжные обязаны несомненно и достоверно установить, что имело место преступление и его совершил подсудимый.

Во втором случае присяжные не уверены в том, что преступление совершено подсудимым, они сомневаются, колеблются, но при наличии сомнений закон их обязывает признать подсудимого невиновным и вынести оправдательный вердикт, имеющий такую же юридическую силу, что и вердикт при полной и несомненной доказанности обвинения. Поэтому нельзя согласиться с М.С. Строговичем и Р.М. Оганесяном, полагавшими, что при оправдании подсудимого в связи с недоказанностью его участия в совершении преступления суд (в данном случае — жюри присяжных заседателей — И.Л.) обнаруживает истину, которая состоит в утверждении, что данный подсудимый не совершал преступления.

Поскольку существует тайна совещания присяжных заседателей, их сомнения относительно виновности или невиновности подсудимого не предаются огласке, и он в глазах общественности считается абсолютно невиновным.

Истина не устанавливается, если в упоминавшихся выше случаях присяжные положительно ответили на вопросы о том, что деяние имело место и совершил его подсудимый, но признали его невиновным (п. 3 ч. 1 ст. 339 УПК). В этих случаях не устанавливается субъективная сторона деяния или появляются обстоятельства, указывающие на невиновность подсудимого, не охватываемые первыми двумя вопросами (можно утверждать, что в данных случаях устанавливается правда, а не истина). Нельзя говорить об установлении истины и в случаях, когда председательствующий не согласен с обвинительным вердиктом присяжных и возвращает дело на новое рассмотрение или выносит оправдательный приговор за отсутствием в деянии состава преступления при наличии обвинительного вердикта присяжных. В обоих случаях вопрос о недостижении истины присяжными решает председательствующий, выполняющий в этих случаях контрольную функцию.

9. Обсуждение последствий вердикта присяжных заседателей — самостоятельный этап судебного разбирательства, в котором присяжные не участвуют. Оправдательный приговор, основанный на вердикте о невиновности, должен содержать ссылку на вердикт, и никакого другого обоснования оправдания (приведения доказательств, мотивировки оправдания и т.п.) в оправдательном приговоре не требуется. Если подсудимый оправдан судом присяжных, то сторона обвинения не вправе доказывать наличие в его действиях состава преступления. Но, как уже отмечалось, председательствующий при наличии обвинительного вердикта вправе оправдать подсудимого за отсутствием в его деянии состава преступления. В этом случае оправдательный приговор должен соответствовать всем требованиям ст. 305, 306 УПК РФ, в частности, содержать изложение обстоятельств дела, доказательств, послуживших основанием оправдания, мотивов отклонения доказательств обвинения, мотивов решения в отношении гражданского иска, а также всех элементов резолютивной части оправдательного приговора (решения о признании подсудимого невиновным, об отмене мер процессуального принуждения и др.).

Постановление о направлении дела на новое рассмотрение в ином составе суда при несогласии судьи с обвинительным вердиктом присяжных должно быть мотивированным и содержать анализ доказательств, на основе которых судья пришел к выводу о невиновности подсудимого. В постановлении должны быть решены вопросы об отмене, изменении или оставлении без изменения меры пресечения, других мер уголовно-процессуального принуждения и об оплате труда адвоката.

В описательно-мотивировочной части оправдательного приговора излагается существо обвинения, по поводу которого коллегией присяжных заседателей был вынесен оправдательный вердикт, и содержатся ссылки на вердикт присяжных либо отказ государственного обвинителя от обвинения. В оправдательном приговоре дается ссылка на оправдательный вердикт присяжных, но приговор не должен содержать обоснования и мотивировки выводов о невиновности, тогда как оправдательный приговор, вынесенный судьей ввиду отсутствия состава преступления в действиях подсудимого, должен содержать такое обоснование, мотивировку.

В оправдательном приговоре судья должен решить вопросы, указанные в пп. 10-13 ч. 1 ст. 299 и ч. 1 ст. 309 УПК, удовлетворить или отклонить гражданский иск, если "да", то указать в чью пользу и в каком размере; отменить меру пресечения и другие меры уголовно-процессуального принуждения; установить, кому должны быть переданы вещественные доказательства; освободить оправданного от оплаты процессуальных издержек. Об этом более подробно см. § 2 главы V.

 

§ 5. Несколько слов в защиту оправдательного вердикта

Основное возражение против суда с участием присяжных заседателей — это большое количество оправдательных приговоров, которые он выносит, его независимость от стандартов доказанности обвинения, принятых в судебной системе.

Начиная с 1946 г. и до наших дней идет процесс неуклонного снижения числа оправдательных приговоров (см. § 2 гл. II). Причем на этот процесс не повлияли никакие изменения в законодательстве и организации судебной системы. Имели место прогрессирующая недооценка прав человека в сфере уголовного судопроизводства, ограничение прав личности якобы в интересах общества. "Главная опасность для зарождающейся демократии, — пишут А.В. Похмелкин и В.В. Похмелкин, — в общем нагнетании напряженности, в незаметном, на первый взгляд, но последовательном расширении сферы уголовной репрессии и полномочий правоохранительных органов, в ограничении прав и свобод личности, прикрываемых целями восстановления порядка и общественной безопасности".

Снизившееся число оправдательных приговоров представляется некоторым юристам недостаточным, поэтому они хотят ликвидировать суд присяжных или хотя бы сократить его полномочия. Так, Н.С. Манова предлагает значительно ограничить подсудность уголовных дел суду присяжных, оставив в их компетенции лишь дела о преступлениях, наказуемых смертной казнью и пожизненным лишением свободы, "так как это в большей степени инструмент защиты невиновного, нежели орудие наказания преступника, и поэтому он должен применяться лишь тогда, когда речь идет об особо тяжких преступлениях". Странное рассуждение. Суд присяжных в одинаковой мере служит инструментом защиты невиновного и средством достижения истины по уголовному делу. Производство во всех судах, а не только в суде присяжных служит средством защиты интересов невиновного. Непонятно, почему лица, обвиненные только в совершении особо тяжких, а не просто тяжких преступлений, нуждаются в рассмотрении их дел судом присяжных. Наконец, о смертной казни, удостоившейся внимания автора, не мешало бы уже забыть.

Если совершено тяжкое преступление, но присяжные вынесли оправдательный вердикт, начинаются злобные нападки на суд присяжных с использованием средств массовой информации, инспирируемые прокуратурой и МВД, то есть органами, чье обвинение не подтвердилось в суде.

Граждане, возмущенные оправдательным вердиктом присяжных, не знают, что некоторые доказательства обвинения были получены с грубым нарушением закона и потому признаны недопустимыми, а оставшихся доказательств явно недостаточно для признания подсудимого виновным в совершении преступления. Претензии надо предъявлять к следственным органам, не умеющим раскрывать преступления в строгом соответствии с законом, а не к присяжным, действовавшим по закону и внутреннему убеждению. До сих пор применяются насильственные методы получения признаний, выявляемые при рассмотрении дел в судах. При их подтверждении суды выносят оправдательные приговоры. Так, по некоторым уголовным делам, завершенным путем вынесения оправдательных приговоров, применялись такие приемы инквизиции, как одевание на голову обвиняемого целлофанового пакета или противогаза с прекращением доступа воздуха, побои, угрозы, ложные обещания и т.д..

Вот несколько примеров. Обвиняемый Николай Тихонов сообщил после очной ставки: "... на мое тело накладывались оголенные провода с током. По голове били рукояткой пистолета и дыроколом... сыпались угрозы...", побои были столь очевидны, что администрация следственного изолятора не рискнула принять обратно своего заключенного.

"Неустановленные личности" (разумеется, подсаженные — И.Л.) оказались в одной камере с Александром Володько (обвиняемым — И.Л.) в ночь с 1 на 2 августа 1996 г., жестоко его избивали и пытались повесить. Наутро Александр подписал "искомое" чистосердечное признание. В дальнейшем граждане, посетители ГОВД, дали показания: "Александра буквально носили по этажам ГОВД — окровавленного, насквозь промокшего (видимо, после того, как его вывозили топить на Оку)". Сокамерник Володько дал показания: "Александра выводили на допросы по нескольку раз в день, а иногда и ночью. Обратно он возвращался избитый, мокрый, из его карманов сыпался речной песок... спина его была черной от гематом".

Но во многих случаях заявления подсудимых о применении к ним незаконных методов расследования остаются без тщательной их проверки в судах, которые уклоняются от вынесения оправдательных приговоров. Судьям внушают мысль, что оправдательный приговор — брак, изъян в их работе. Страх оправдательного приговора поразил всю судебную систему России.

В принципе оправдательный вердикт, выражающий волю народа, не может быть пересмотрен. В этом отношении Россия находится на задворках мировой цивилизации. В Англии, США, других странах англо-американской системы права оправдательный приговор суда присяжных неприкасаем. Он не может быть опротестован и отменен. Во Франции оправдательный приговор может быть обжалован только в интересах закона без ухудшения положения оправданного, за исключением решения о гражданском иске и возвращении предметов, являвшихся вещественными доказательствами; оправдательный приговор может быть обжалован также в случаях, когда якобы отсутствующий закон на самом деле имеется.

Вымирание оправдательного приговора связывают с ликвидацией суда присяжных или сокращением его полномочий. При этом приводят цифры, якобы подтверждающие, что на Западе суды присяжных рассматривают ничтожно малое количество уголовных дел и их значение в судебной системе идет на убыль. Но это не так. Утверждения о "вымирании" суда присяжных в странах Запада — неудачная попытка воспрепятствовать становлению и развитию этого института в России. Так, в США на суд присяжных ежегодно расходуется 0,5 млрд. долл., 2 млн. присяжных ежегодно участвуют в судах по 150 тыс. дел; с участием присяжных рассматривается 15% уголовных дел о фелониях, то есть тяжких преступлениях, к которым, как уже отмечалось, относятся деяния, наказуемые лишением свободы на срок 1 год (в некоторых штатах 9 мес.) и более.

В Англии "правительство подчеркивает свое намерение защищать судебную систему, основанную на жюри присяжных заседателей".

Лорд Скармен в лекции "Истина и закон" отметил, что в Англии судом присяжных оправдываются 58% подсудимых, а магистратскими судами — третья часть подсудимых. При этом "пафос нововведений обусловлен поисками истины во имя торжества справедливости".

В современной России большинство оправдательных приговоров суда присяжных отменяется из-за ошибок и нарушений закона председательствующим. Но за этим скрывается намерение пересмотреть оправдательный вердикт присяжных и при новом рассмотрении дела заменить его обвинительным. В такой ситуации приобретают значение попытки повлиять на состав коллегии присяжных и обеспечить их "обвинительный настрой", подогреваемый средствами массовой информации. Критики оправдательного приговора не знают материалов дела, не понимают значения института устранения из дела доказательств, признанных недопустимыми, но неистовствуют, браня присяжных за якобы ложный либерализм, мешающий всенародному делу борьбы с преступностью.

Негативное отношение к суду присяжных выразилось и в том, что введение этого суда интерпретировалось как временная мера, которая вскоре будет отменена. Так, глава Администрации Рязанской области обратился в Совет Федераций РФ и Верховный Суд РФ с заявлением о прекращении эксперимента с судом присяжных, поскольку оправдательными приговорами этого суда недовольны граждане, страдающие от роста преступности. После этого в 1998 г. в Рязанском областном суде с участием присяжных заседателей не было вынесено ни одного оправдательного приговора, тогда как в 1997 г. таких приговоров было пять. Таким образом, административными мерами пытались отменить суд присяжных. Ссылка на интересы преодоления преступности была ложной, так как уровень преступности не зависит от оправдательных вердиктов присяжных, он детерминирован социально-экономическими и иными факторами, о чем уже говорилось.

Интересно наблюдение Л.М. Карнозовой: большинство граждан России, включая присяжных заседателей, — за введение смертной казни (ригористическая установка), но, участвуя в суде, они гуманнее, мягче судей. Это объясняется, видимо, тем, что они видят перед собой живого человека, принимают во внимание его объяснения относительно мотивов совершенного преступления, допускают предположение, что на скамье подсудимых может оказаться близкий родственник, способный совершить аналогичное преступление.

Противники суда присяжных называют его "судом улицы". Но при этом упускают из вида, что этот суд состоит не только из присяжных; в него входит и председательствующий (судья), имеющий обширные полномочия, о чем уже говорилось (см. § 4 данной главы).

Присяжные комплектуются методом случайной выборки из лиц, имеющих избирательные права. Им свойственны господствующие в обществе представления о справедливости и гуманности, а с другой стороны, о нетерпимости к лицам, пренебрегающим интересами общества. Присяжные образуют временно создаваемый коллектив для рассмотрения только одного уголовного дела, но их можно отнести к представителям гражданского общества, несущим в суд основные идеи и нравственные ценности этого общества. Конечно, в число присяжных попадают также не лучшие представители этого общества — лица, не склонные к анализу доказательств, жестокие, озлобленные и т.д. Но их рассуждения и голоса нейтрализуются большим числом присяжных заседателей в жюри, хорошо понимающих свою ответственность за судьбу человека, стоящего перед судом.

Федеральный закон от 20 августа 2004 г. "О присяжных заседателях федеральных судов общей юрисдикции в Российской Федерации" установил обширный перечень лиц, не имеющих права быть присяжными заседателями. Тем самым осуществляется оптимальный отбор присяжных заседателей. Если этого мало, можно дополнить данный перечень (например, включить в него осужденных с неснятой или непогашенной судимостью), но при этом надо иметь в виду равенство прав граждан на их участие в общественной жизни (законодательство США предусматривает 70 профессий, принадлежность к которым исключает возможность участия лиц в судах в качестве присяжных заседателей).

Противники суда присяжных утверждают, что присяжные заседатели должны иметь юридическое образование или по крайней мере пройти курс специальной правовой подготовки. Представляется, что в этом нет нужды. Присяжные — судьи факта, для установления которого не нужно правовых знаний. Введение такой меры могло бы существенно изменить природу суда присяжных. Они стали бы руководствоваться мерками и стандартами, принятыми в судебной системе, тогда как ценность их как раз и состоит в том, что они приносят в суд представления общества, складывающиеся вне юридической среды. Для выполнения присяжными своих обязанностей достаточно разъяснения закона в напутственном слове судьи.

Многие подсудимые, совершившие тяжкие преступления, якобы избегают уголовной ответственности и выходят из суда невредимыми. Эта точка зрения формулируется следующим образом: "Из зала судебного заседания выходит оправданный за недоказанностью и освобожденный из-под стражи обвиняемый в тяжком и позорном преступлении, а потерпевший и окружающие точно знают, что из-под ответственности уходит виновный. При этом престиж правосудия и государство в целом терпят невосполнимый урон".

Конечно, потерпевшие могут иметь собственное мнение о доказанности обвинения, но это — заинтересованные в исходе дела лица, поэтому их позиция в данном случае не имеет существенного значения. Что касается присутствующих в зале "окружающих", то их обвинительная установка возникает под влиянием одной лишь тяжести совершенного преступления. Такое влияние оказывают прокуратура, следственный комитет, МВД, ответственные за представление в суд необоснованного и полученного с нарушением закона обвинения.

Оправдательный приговор суда присяжных расходится с общественным мнением, потому что оно складывается в результате неправильного, тенденциозного информирования граждан о причинах оправдания подсудимого, якобы совершившего тяжкое преступление. В оправдании винят суд, тогда как виновны органы расследования и прокурор, не сумевшие раскрыть преступление, собрать доказательства виновности и допустившие грубые нарушения закона, повлекшие признание представленных в суд доказательств недопустимыми.

Предложения о ликвидации или сокращении полномочий суда присяжных выглядят как полный отказ от участия общественности в осуществлении правосудия и стремление завершить создание замкнутой судебной системы, неподконтрольной обществу, образующей бюрократическую, нетранспарентную вертикаль.