Югорская «Божественная комедия»

Обско-угорское «священное сказание» о культурном герое хантов и манси (югры) Мир-сусне-хуме — Желанном Богатыре, Купце Нижнего Света, Купце Верхнего Света — повествует о путешествии героя в иной мир у народов северной окраины ойкумены. Оно именовалось священным, потому что слушать его можно было только посвященным: женщины во время исполнения мифа не допускались в дом.

Верховный бог Нуми-Торум предназначил Желанному Богатырю и его супруге-утке (которую тот обрел в чудесной Птичьей стране) одну-единственную дочь. Странствуя по всему свету, покупая и продавая дорогой русский товар, Богатырь собрал для нее невиданное по богатству приданое. Но не суждено было родителям выдать невесту замуж…

Из священного темноводного северного моря выплыли берестяные лодки со стрелками; невелики были их стрелы, но разили насмерть и мужчин и женщин. Поразила стрела, выпущенная злыми духами болезней, явившимися с того света, и единственную дочь Богатыря. Как ни пытались родители отпоить ее наваром из гусиного и утиного мяса, душа ее угасла. Приданое ушло на погребальные дары…

Через некоторое время горе забылось, и Богатырь вернулся на свою веселую купеческую дорогу. Кони понесли его сани к устью Оби и дальше — в устье темноводного священного моря. Так он ехал, уже не ведая дороги, пока не попалась ему нарта с белоснежными оленями: хозяин нарты предложил поменять товар Богатыря на меха. Отправились они дальше, но заслышали шум от вырываемых с корнем деревьев. Страшный мертвец, почуявший живую кровь, стал угрожать им, но спутник спрятал Богатыря меж своих оленей. Еще дважды приходилось попутчику спасать купца от мертвецов, пока они не прибыли к дому, где в переднем углу сидел седовласый старик. Хозяин велел некоей женщине накормить путников, и, пока та занималась приготовлением еды, Богатырь не мог отвести от нее глаз — так напоминала она его дочь.

Тут хозяева раскрыли перед гостем тайну: сам повелитель загробного мира, Куль-отыр, прослышав о богатствах, что собирает впрок на приданое купец, послал духов болезней, чтобы они отняли жизнь у невесты. Пусть люди не загадывают о будущем — его предопределяют боги и духи. Дочь Желанного Богатыря стала снохой Куль-отыра — женой его сына.

Встреча отца и дочери была радостной и долгой, но со временем герой стал скучать по своей земле и жене. Он решил отправиться домой и перед отъездом получил подарки: соболью шапку, сапоги с семислойной медной подошвой и семисуставный посох. Пришла пора думать о том, как пробиваться через землю злых мертвецов, что подстерегали на пути в иной мир. Зять дал тестю своих оленей, а сам хозяин-старик — семь вожжей: в дороге можно порвать шесть из них, но потеря седьмых может стать роковой. И правда, герою удалось уйти от двух мертвецов и даже вырваться от третьего, но при этом он порвал последние вожжи и лишился чувств.

Предметы, подаренные герою в ином мире, состоят из семи частей: чтобы выбраться с того света, нужно пройти все семь слоев вселенной.

Когда герой очнулся, он был уже не в сумрачном загробном мире, а в мире солнечном, но олени его обессилили, лишившись последних вожжей. Человеческим голосом они поведали хозяину, что силы к ним вернутся, когда он доберется до семи берез, растущих из одного пня. Путник снова отправился в путь и уже сбился с ног, когда наткнулся на гнилой березовый пень. Оттуда выскочила старуха, белая, как заячья шкура, и едва не изрубила героя своим топором за то, что тот чуть не разрушил трубу ее чувала — очага. Герой помирился со старухой, и та пригласила его в дом. В этот дом заходили пушные звери — старуха оказалась хозяйкой зверей и родственницей путнику. Герой заметил, что уже стоптал к этому времени свои медные подошвы и стер весь посох. Когда за самобраным столом он стал расспрашивать о семи березах, хозяйка образумила его: он прошел почти весь мир, это и есть семь берез, воплощение Мирового дерева.

У основания семи берез — Мирового дерева — пребывает сама Калтащ-эква, воплощение матери-земли, тотемическим символом которой был заяц. В угорских похоронных причитаниях упоминается не только мрачная преисподняя Куль-отыра; умерший отправляется также к владычице подземного мира, которая живет на берегу озера, богатого гусями и утками. Ясно, что речь идет о земле Калтащ-эквы, расположенной у корней Мирового дерева и в низовьях Оби, неподалеку от входа в преисподнюю, но оказывающейся райским местом. Тогда герой вернулся к своим оленям и двинулся дальше. На пути его стояли три города: Медный, Серебряный и Золотой (как царства в русских волшебных сказках). Хозяева этих городов жестоко расправлялись с незваными странниками: оленей они рубили на куски. Но герой умел оживлять животных, соединив кончики носов и кончики ушей. Тогда духи (а это были духи верхних миров) сделали на носах оживших оленей зарубки своими волшебными саблями, наказав, чтобы они переносили на тот свет людей, которым предопределили судьбу духи верхнего мира, а не духи преисподней. В Золотом городе некий человек (сам Торум) дал герою золотую бумагу, которую тот должен прочесть во время священного праздника на своей земле.

Манси рассказывают, что, когда видишь во сне, будто тебя посадили в лодку, — это к болезни и смерти: Куль-отыр везет тебя на тот свет. Правда, за больного может заступиться сын Нуми-Торума Тайт-котл-Торум и заставить Куль-отыра вести его обратно. Тот же, кого пропускает вниз по реке сын Торума, обречен: он попадает в загробный мир. Тайт-котл-Торум может появляться в виде железного или серебряного ястреба; как и все сыновья Нуми-Торума, он одновременно и небесный дух, и земной покровитель людей.

Но и дальнейший путь купца был неблизким: герой видит, как наказываются проступки людей на том свете. Того, кто пожалел рубанок для товарища, стругают в загробном мире, ссорившиеся супруги не могут поделить покрывала. Зато дружно прожившая пара счастливо живет на том свете, наслаждаясь изобильным столом.

Смысл увиденных сцен растолковывают герою волшебные олени, которые исполняют роль проводников по царству мертвых, подобно Гермесу в греческих мифах или Вергилию в «Божественной комедии» Данте.

Наконец, олени довезли героя до дома, и он отпустил их. Путник зашел в дом, увидел работающую жену и радостно поприветствовал ее. Трижды обращался он к ней, но она его будто не слышала. Тогда Богатырь рассердился и ударил женщину — та же только принялась ковырять в ухе да приговаривать: «Кажется, покойные предки кричат мне что-то в ухо». Тут купец понял, что он еще не снял шапки, подаренной ему на том свете, поэтому живые люди его не видят. Когда же он снял загробный дар, жена бросилась к нему на шею, а герой рассказал ей о своей встрече с дочерью и о странствиях на том свете.

Земная жизнь продолжалась, пока не наступил священный день, и Богатырь собрал вокруг пиршественного стола весь народ, чтобы прочесть данную ему золотую грамоту. В грамоте говорилось о том, что Торум назначил герою и его жене отправиться на священный мыс на беловодной Оби, где им будут приносить бесконечные жертвы с каждого охотничьего лука. На этот мыс у священного озера Торум спустил лиственницу с золотыми корнями и ветвями, а на ее вершину — волшебный город с необъятным домом и сотней слуг. Превратившись в речных гусей, герой с женой отправился туда. В доме новые хозяева нашли грамоту, где Богатырь назначался царем с данью весенней белки и с данью осенней белки и получал прозвание Золотая Коса Восходящего Солнца. Там, за самобраным столом с пивом и медовухой, они праздновали обретение нового жилища.

В архаических мифах, обско-угорском и австралийском, главным остается описание того света и его персонажей; о загробном возмездии почти не говорится. Шаманы и многочисленные герои, напоминающие Орфея, пускаются на тот свет, чтобы вернуть оттуда своих возлюбленных или похищенные злыми духами болезней души.

 

«Книга о праведном Виразе»: зороастрийский Енох

В религиях, ожидающих спасения от бедствий телесного мира, отношение к тому свету было принципиально иным, чем в архаических верованиях: на тот свет не смотрели, как на враждебную чужую область мира, откуда следует вернуть пропавшие ценности или добыть их там (как действует герой волшебной сказки). Иной мир становился областью вечного, отличной от преходящего мира земного: там ожидало вечное блаженство или вечные муки. Свидетельства визионеров воспринимались не как шаманский ритуал, но как подтверждение смысла земного существования, истинности загробного воздаяния.

Одна из религий спасения, ожидающая мессию, — Саошьянта, иранский зороастризм, — сталкивалась с теми же проблемами, что и средневековое христианство. Так же малая эсхатология дополняла великую, и суд над душой после смерти должен был предшествовать Страшному суду.

Подобно тому как Иудея была завоевана Римом, Иран был завоеван Александром Великим. Отношение к нему было неоднозначным: одни тексты включали его в генеалогию праведных иранских царей, другие считали губителем истинной веры, тем более что некоторые цари из рода Ахеменидов, разгромленного Александром, сами считали себя мессиями — саошьянтами. Так или иначе, после македонского завоевания нужно было укреплять зороастрийскую веру и подтвердить истинность воздаяния за благие и дурные мысли, слова и дела. Для этого был избран праведный посланник на тот свет — Вираз.

Любопытно, что к визионерскому путешествию его подготовили при помощи знахарских (шаманских) снадобий: дали белены, смешанной с вином. Прежде чем принять зелье, вызывающее видения, Вираз велел благочестивым зороастрийцам бросить в него три символических копья, воплощающих добрую мысль, доброе слово и доброе дело. Копья вошли в тело Вираза, и тот готов был к загробному странствию. Затем он испил три кубка, воплощающие те же главные зороастрийские добродетели, и уснул на семь дней; жрецы и его сестры-супруги (таков был брачный обычай благочестивых зороастрийцев) читали молитвы, пока он странствовал.

Через семь дней Вираз очнулся как после доброго сна и передал приветствия от самого Ормазда, Заратуштры (Зардушта), Сроша и прочих благих существ рая. Затем он велел призвать писца, чтобы тот записал повествование о том свете. Там его встретили боги Срош и Адур (Атар, воплощение огня) и приветствовали, хотя еще не пришло время для его прихода. «Я посланник», — отвечал Вираз. Три ночи душа пребывала среди благоухающих кущ, а затем с юга повеяло благовониями и появилась прекрасная дева — воплощение благой веры Вираза. Она сказала визионеру, что своими молитвами он сделал ее такой прекрасной. Настало время ступать на мост Чинват: для Вираза, ведомого богами Срошем и Адуром, он стал шириной в девять копий. Вираз увидел справедливого судью Рашну и его золотые весы. Фраваши праведных и прочие обитатели небес склонились перед праведным Виразом, но божественные спутники вязли его за руки повели показывать рай и ад.

Вначале они оказались в чистилище — Хамьястаган («Высокое собрание»). Праведный Срош и бог Адур сказали: «Это называется Хамьястаган, и даже будущие тела этих душ должны оставаться в этом месте. Они являются душами тех людей, чьи добрые и злые дела равны… Их наказанием является холод или жара в зависимости от действия атмосферы. И они не испытывают других страданий». В авестийской «Ясне» (33.1) также упоминается «Место смешанных» (подобное иудейскому шеолу), в котором души ведут мрачное существование, лишенное и радости и печали. Там души должны пребывать до последнего суда, окончательной победы Ахурамазды.

Далее следует небесная обитель тех, кто не молился, но не совершал дурных дел, — то было небо звезд. Местом тех, кто говорил при жизни добрые слова, была стоянка луны. Тех, кто совершал добрые дела, ждала стоянка солнца с золотыми ложами, на которых наслаждались блаженством те, кто на земле «хорошо властвовал, правил и повелевал». Наконец, Вираз сподобился посещения горнего мира, где обитали сам Ормазд, Зардушт и первосвященники. Здесь Виразу пришлось отвечать за проступки, о которых он и не подозревал. Воплощение главной святыни зороастризма — огонь Адур обратился к нему как человеку, который подкидывал в него сырые дрова. Это считалось страшным грехом, и Вираз отвечал, что использовал только дрова семилетней просушки. Адур, однако, показал ему целое озеро, которое образовалось из воды, что вытекла из сырых дров.

Воплощение Благого Духа Воху Мана (Вахман) за руку отводит пришельца к Ормазду, и верховное божество велит показать Виразу места обители святых и ад. В раю предназначались места для всех, кто совершал благие дела: в роскошных одеяниях они наслаждались блаженством; то были правители на своих золотых колесницах, женщины, заботившиеся о хозяйстве и мужьях, и обо всех тварях Ормазда, воины, ремесленники, земледельцы и пастухи.

За райскими кущами Вираз увидел реку, которая образовалась из слез, что пролили живые по умершим. Перейти ее пытались многие души, но не всем это удавалось: те, кто слишком предавался скорби, не в состоянии были выбраться из потока.

И вновь Вираз оказался у моста Чинват, где души грешников пронизывал холодный ветер, дующий с севера. Грязная распутница, воплощение грешных деяний, встречала их проклятиями, ибо ее мучил огонь, пока они предавались злым делам.

Далее Вираз увидел, как сонмы вредных тварей терзали грешные души. Среди них был человек, которому змея, подобная бревну, заползла в задний проход и вышла через рот. Вираз спросил, чем согрешила эта душа, и узнал, что это была душа мужеложца. Рядом душа женщины должна была есть нечистоты из постоянно наполняемых сосудов: она, будучи «нечистой» (в период месячных очищений), подходила к священным огню и воде. Душа бесчестного торговца, который подмешивал песок в зерно, должна была поглощать ведрами пыль и пепел. Душу жестокого правителя пятьдесят дэвов били змеями. Язык клеветника жевали ядовитые твари. Увидел Вираз и душу некоего ленивца по имени Даванус: все его тело, за исключением правой ноги, терзали гнусные твари. Сопровождающие пояснили смысл муки: Даванус не был замечен в добрых деяниях, но однажды правой ногой он подтолкнул клок сена пашущему быку. Душа колдуньи рвала зубами и ела… собственный труп (проблема разделения души и тела была общей для всех религий, учащих о пребывании души в ином мире) и т. д. Примечательно, что муки описываются в «Книге Вираза» гораздо подробней, чем райское блаженство, — это характерное свойство всех видений того света.

Наконец Вираз оказался под мостом Чинват, и вопли самого Ахримана и его дэвов, доносившиеся из глубин, испугали визионера. Он просил провожатых не вести его туда, но боги обещали Виразу безопасность. Он увидел «чернейший ад, опасный, полный страха, ужасный, содержащий много страданий, полный демонов, издающий зловоние». Ад оказался подобным колодцу, дна которого не достичь тысячью копий, и «если все деревья [предназначенные] для огня, которые есть в мире, были бы помещены в огонь в наиболее зловонном, темном аду, они никогда не дадут благоухания… грешников так много, как волос на лошадиной гриве… Они даже не видят и не слышат друг друга: каждый из них думает: „Я одинок”. И они страдают во мраке и темноте, и зловонии, и страхе, и мучениях, и наказаниях разного рода, так что кто был один день в аду, рыдает: „Не истекли ли еще эти девять тысяч лет, когда нас должны освободить из этого ада?”» То были грешники, которые совершили массу смертных грехов, но и они надеялись на конечную победу добра.

Тут были и те, кто не верил в благую сущность Ормазда; они вынуждены были вновь и вновь пожирать собственные экскременты. Масса грешников висела в аду вниз головой, и дэвы раздирали их тела железными гребнями, а возглавлявший их Злой дух глумился над ними, вопрошая, почему они ели хлеб Ормазда, а служили ему?

Наблюдал Вираз и драму, которая сближает иранский текст с «Божественной комедией» Данте: супружескую пару пытались разлучить, ибо муж заслуживал рая, жену же волокли в ад. Та попрекала мужа — своего повелителя: почему он не позаботился о ее душе? Но было поздно, женщина была ввергнута в преисподнюю. Это омрачило райское блаженство мужа, ибо он оказался опозоренным среди праведников. Наконец спутники вновь вывели Вираза к бесконечному свету, и сам Ормазд велел ему напомнить верующим, чтобы они следовали путем праведности. Срош довел визионера до самого ложа, где его душа воссоединилась с телом.

Библейская традиция — Книга Еноха и особенно христианская литература — подчинили жанр видений того света проблеме загробного воздаяния за грехи и благодетели. Прежде всего речь шла, конечно, о грехах; видения должны были образумить тех, кто не верил в загробную жизнь и воздаяние. Популярным свидетельством загробных мук в Средние века стало латинское «Видение Тнугдала (Тунгдала)», составленное в XII веке.

 

Видение Тнугдала

Тнугдал — ирландский рыцарь, который «верил в красоту тела и храбрость» больше, чем «заботился о вечном спасении души». Не почитал он ни церкви, ни нищих, проводя время со скоморохами и песенниками. Но однажды, когда он собирался забрать долг у одного из должников, Тнугдал вдруг упал замертво, не успев вкусить предложенной ему пищи, и пролежал так три дня и три ночи. Лишь теплота, сохранявшаяся у него в левой стороне груди, заставила свидетелей его смерти не торопиться с похоронами. Когда рыцарь очнулся, он поведал о том, как Господь явил к нему милосердие, показав все муки, которые были уготованы ему на том свете. Рыцарь раздал бедным свое имущество и оставил прежнюю жизнь.

Он рассказывал, как душа его сначала в смятении металась вокруг тела, боясь его оставить. Толпы злых духов окружили стенающую душу, издеваясь над ней и вопрошая, почему она не веселится, как прежде. Но Господь послал ангела-хранителя, который, хотя и попрекает душу тем, что при жизни тела она не внимала его советам, но теперь готов сопровождать душу, а та должна запомнить увиденное. Душа решилась оставить тело и отправилась за ангелом. Бесы же, увидев, что лишаются добычи, возроптали на Бога, но удалились, оставив зловоние.

В непроглядной и зловонной бездне лишь сияние ангела освещало путь. Душа Тнугдала увидела, как раскаленная железная сковорода сжигала множество душ, растопляемых до подобия жира, стекавшего на уголья, что усугубляло мучения. Душа, ужаснувшись, вопросила, кто терпит такие муки. То были души убийц, особенно отцеубийц и братоубийц. Рыцарь, естественно, участвовал в войнах и, стало быть, тоже убивал, так что ангел предостерег его от греховной жизни, когда душа вернется в тело.

Далее они дошли до горы непостижимой высоты, по которой вела узкая тропа. С одной стороны был огонь, зловонный, но не дававший света, с другой — снег и пронзающий ветер с градом. По тропе брели толпы душ, а бесы с раскаленными вилами и трезубцами пронзали их, ввергая то в лед, то в пламень. Так наказывали вероломных и устраивавших козни. Далее следовали специальные муки для гордецов, скупых, воров и грабителей, обжор и блудников, распутных и порочных священников, совершивших смертные грехи. Наконец, в глубине ада ангел показывает Тнугдалу самого Сатану.

Дьявол имел человеческое обличье, но был гигантского роста. От человека его также отличали чернота, хвост и множество рук. На каждой руке было по двадцать пальцев с железными когтями, длиннее, чем пики. Длиннющий хвост был усеян иглами, и Сатана поражал им души, оказавшиеся на дне преисподней. Сам же он лежал на раскаленной железной решетке, уголья под которой раздували сонмы бесов. По всем членам и суставам он был скован железными и медными цепями. Дьявол корчился от боли, пригоршнями хватал он окружающие его души и пожирал их, раня их и сам себя своим хвостом, изрыгая зловонное пламя. На вопрос души об имени прикованного ангел ответил, что это Люцифер, восставший против Господа в начале мира, а с ним мучаются те, кто не верит в Бога, и сильные мира сего, которые использовали власть не во благо. Люцифер именуется князем тьмы не потому, что его власть реальна — ведь сам он прикован к адской решетке, — а потому, что первенствует среди прочих адских сил. К нему присоединятся те, кого не исправят более слабые муки в верхних отсеках ада. Тнугдал не в состоянии был долго выносить это зрелище и попросил ангела поскорее увести его от Сатаны.

Тогда ангел повел его в места наказания и отдохновения не слишком плохих и не слишком хороших. Здесь оказались и ирландские короли. Один из них восседал на троне, как при жизни, и толпы людей подносили ему драгоценные дары. Но ежедневно три часа он должен был претерпевать адские муки. Ангел пояснил Тнугдалу, что приносимые дары — это милостыня, которую король раздавал при жизни; грехи же его требуют воздаяния.

Затем они побывали в Серебряном городе, где находились праведные миряне, в Золотом городе — для мучеников и аскетов, монахов, строителей церквей, и, наконец, в городе Драгоценных камней, где пребывали святые и покровитель Ирландии — Патрик. Тут душа Тнугдала получила приказание вернуться в тело. Оживший рыцарь обратился к благочестивому образу жизни.

 

Поиски рая: святой Брендан у мирового столпа и рыба-кит

Ирландия расположена на краю Западного — Атлантического — океана; чудесное путешествие по нему, описанное в средневековых текстах, совершил святой Брендан.

Монахи рассказали ирландскому подвижнику о том, что в поисках уединенной обители они заселили некие острова в океане. Господь открыл монахам «землю, святым обетованную» — остров, который населят блаженные после Страшного суда. Хотя океан был западным, плыть на чудесном корабле пришлось на Восток — ведь там, по христианской традиции, находился рай. Пятнадцать дней бродили по этому острову монахи и не видели ни одной травы, которая не давала бы цвета, и ни одного дерева, которое не плодоносило бы. Камни же там были только драгоценные. Когда же они дошли до чудесной реки, протекавшей посреди острова, то им явился удивительной красы человек, который запретил странникам переходить реку и велел вернуться к кораблю.

Один из монахов спросил чудесного встречного о его имени, и тот ответствовал, что скорее следовало бы спросить о самом острове, где путники пребывают уже год и не нуждаются ни в пище, ни в сне: ведь на острове царит вечный день. Это райский остров, где все сохранилось в первозданном виде со времен творения, и свет Христов сияет над раем. Незнакомец довел странников до корабля и исчез; корабль же отправился обратно, в монашескую обитель.

Когда путники прибыли, братия стала упрекать настоятеля в том, что он так надолго оставил свою паству, но тот успокоил монахов: теперь они знают, что их обитель расположена недалеко от рая, вход в который охраняет ангел Господень. И правда, одежда странников издавала райское благоухание.

Брендан, услышавший этот рассказ, избрал четырнадцать монахов, чтобы с ними отправиться на поиски райской земли. Сорок дней постились избранные, а затем построили корабль из легчайшего дерева и наполнили его припасами на сорок дней. Еще три монаха бросились к ногам Брендана, чтобы он допустил их до благочестивого плавания, и тот согласился, но предрек, что лишь один из них движим благочестивыми помыслами, двоим же другим не миновать Страшного суда.

Корабль тронулся в полуденную сторону. Когда гребцы обессилили, Брендан доверился воле ветра и корабль сам пошел под развернутым парусом. Наконец, паломники приплыли к скале с отвесными склонами и с трудом нашли гавань, куда помещался лишь один корабль. Тут перед путниками появился пес и стал ластиться к ним, как к хозяевам. Он привел их в некий город, где открыты были ворота дворца, полного всякой богатой утвари. Только лишь Брендан велел приготовить трапезу, как они увидели накрытый стол, полный яств. Так три дня отдыхали путники, Брендан же предупредил спутников, что их может смутить Сатана и поэтому нельзя ничего брать из богатств во дворце. Святому привиделось во сне, что один из монахов взял уздечку, которой помахивал перед ним дьявол в образе эфиопа. И правда, один из монахов сознался, что присвоил драгоценную вещь, и тут же выбросил ее из-за пазухи. Брендан изгнал дьявола, притаившегося там же в виде чернокожего. Тут раскаявшийся монах испустил дух, но душа его была спасена.

Пора было трогаться в путь, и некий отрок явился на корабль с корзиной яств, пообещав, что этого хватит путешественникам до самой Пасхи. И правда, еды хватило на два дня — ровно столько они плыли до следующего острова. Когда наступил Великий четверг, странники достигли острова, где было изобилие рыбы и бесчисленное множество овец, которые размерами превосходили быков. Из их числа был взят агнец для святой трапезы. Там провели путники время до субботы, а в воскресенье должны были плыть дальше, к острову, что называется Птичьим раем. Чудесный слуга предрек им достаток в пище вплоть до Пятидесятницы, приготовив все на дорогу.

Но следующий остров, который был у них на пути, был пустынен, и на нем не росло ни одного дерева. Святой понял, что это за остров, но не стал сразу пугать монахов. Те успели высадиться на острове, и когда они разожгли костер, остров пришел в движение. В ужасе монахи бросились к кораблю, и Брендан помог им подняться на борт. «Этот остров — самая большая в мире рыба, — поведал им Брендан. — Она настолько огромна, что не может носом дотянуться до своего хвоста».

Вспоминается скандинавский Ёрмунганд — Мировой змей, опоясавший Вселенную. Однако у христианских авторов были собственные представления о морском чудовище, обитающем в мировом океане: то был библейский Левиафан. Правда, в странствии Брендана Левиафан — уже воплощение преисподней, а «рыба-кит» Мирового океана носит иное имя.

Но странникам нужно было поспешать, и скоро они достигли другого острова, где у чудесной реки росло огромное древо, вершина которого терялась в небесах. Путники не видели его листьев, ибо оно сплошь было усеяно белыми птицами. Святой взмолился, чтобы ему был явлен смысл этого чуда, и одна из птиц спустилась, чтобы поведать Брендану об их судьбе.

Птицы оказались теми падшими ангелами, что примкнули к Сатане, но не успели согрешить, ибо были низвергнуты в тот же день, что и сотворены. Они могут лицезреть Бога, но отделены от ангелов, что служат Ему. Уже год длится странствие паломников и будет длиться еще шесть лет, но каждый раз Пасху им предстоит праздновать на этом острове, предрекла Брендану чудесная птица. Затем птицы принялись славить Господа, ибо наступила Пасха.

До Пятидесятницы обитали странники в Птичьем раю, пока не последовали дальше и не достигли следующего пристанища — острова, где их встретил некий старец. Они пытались выспросить у него, что это за земля и что за монастырь, к которому их подвел встречный, но тот безмолвствовал. Тогда путники поняли, что перед ними молчальники, не оскверняющие уста пустыми словами, пока не освятят их молитвой. После богослужения аббат поведал путникам, что сам Господь снабжает их удивительными хлебами и им не нужно заботиться о пище. У них есть два источника: чистый — для питья и мутный, но теплый — для омовений. В церкви вся утварь была из хрусталя и светильники зажигались сами собой. Там Брендан желал бы остаться навечно, но ему со спутниками позволено было лишь встретить в святом монастыре Рождество.

И вновь пустились они в плаванье, и достигли того острова, где уже встречали Великий четверг, а затем обнаружили котелок, оставленный на спине морского зверя, и достигли Птичьего рая. До того дня, когда позволено им будет достичь земли, святым обетованной, оставалось пять лет. Они двинулись в путь, и тут их принялось преследовать морское чудовище. Но святой не отчаивался, полагаясь на Господа. И правда, внезапно появилось еще более страшное чудище, разорвало на части преследователя; его мясо странники вскоре обнаружили на острове, к которому причалил их корабль. Так они насытились тем, кто собирался их пожрать.

Странствие продолжалось, и путники достигли еще одного острова. На нем были белые и красные скалы, с которых открывался красивый вид на море. Три хора — детей, отроков и старцев — славили там Господа. Один из монахов сподобился счастья остаться в этом святом месте, как и предсказал Брендан. Прочие же продолжили свой путь, и святой наложил на них пост, пока некая птица не принесла им ветвь, полную чудесных плодов. Вскоре они достигли острова, где росли деревья, в изобилии дававшие эти плоды. Подкрепив силы, странники отправились дальше. В пути гигантский гриф напал на их корабль, но та же птица, что принесла пищу путникам, победила грифа, вырвав ему глаза. И вновь продолжились бесконечные странствия с остановками на тех островах, где уже приходилось праздновать Рождество и Пасху.

Но вот они увидели посреди океана некий мраморный столп, вершина которого исчезала в небесах. Серебряная сеть покрывала эту колонну. Путники оттянули сеть и поплыли вдоль столпа: четыре дня длилось плавание, пока в нише они не обнаружили серебряный кубок и чашу, которые взял Брендан с благодарной молитвой, ибо Господь послал их ему в подтверждение чудес, совершенных во время путешествия. Ветер же понес путников на север, и вскоре они увидели суровый остров, лишенный растительности. Многочисленные кузницы стояли на берегу. Кователи, мрачные и косматые, заметили корабль и принялись бросать в путников раскаленные куски руды, так что море закипало вокруг корабля. Брендан призвал братию молиться, ибо они оказались в пределах преисподней (вспомним кузнецов — кователей перунов, заключенных в Тартар в греческом мифе).

Ветер же гнал корабль дальше, на север, где возвышалась черная, как уголь, гора с отвесными склонами и дым клубился у ее вершины. Только корабль остановился у горы, как один из трех монахов, последними примкнувших к паломникам, оказался у ее подножия во власти демонов, а ветер понес корабль к югу. Отплывая, путники увидели, как вся гора оказалась охваченной огнем.

Плавание продолжалось, и путники увидели голую скалу посреди океана, где сидел некий человек, скрываемый от волн лишь подвешенным куском ткани, но и тот нещадно хлестал его на ветру. То был Иуда. Господь выпустил его из преисподней, ибо был воскресный день, но с заходом солнца предателю предстояло вернуться в огненную гору, где он должен был попеременно мучиться в холодном аду и горячем аду. Кусок же ткани, который был некогда дан Иудой нищему, не принадлежал злодею, поэтому не приносил ему облегчения. Молитва Брендана отдалила муки Иуды, ибо демоны не решились приблизиться к нему в присутствии святого.

Сами демоны сетовали на то, что Брендан лишил их власти: они не смогли привести ни одной пленной души Сатане, пока Брендан пребывал в преисподней. За это они были нещадно выпороты повелителем и стенали над бездной.

Брендан же поплыл дальше, пока не приблизился к утесу, где пребывал отшельник, заросший седыми волосами и не нуждавшийся в земной пище. Он возвестил странникам о близящемся конце их путешествия. И правда, приближалась седьмая Пасха, и само морское чудище, так испугавшее первый раз братьев, доставило их к Птичьему раю. Там покровительствовавший им ангел Божий взошел на их корабль, и сорок дней плыли они на восток. Наконец путники увидели клубящийся туман, скрывающий от них вожделенный остров. Когда они приблизились к райской обители, туман рассеялся и непреходящий свет явил их взорам райский сад. Ангел поведал, что Господь не стал сразу открывать перед ними райские кущи, ибо желал показать путникам многие чудеса иного мира. Брендан взял с собой от чудесных плодов и драгоценных камней, коими был усыпан остров, и отправился в обратный путь, чтобы через семь лет странствий поведать об увиденном всем честным христианам.

 

Исра ва-л-Мирадж

Видение, посетившее Мохаммеда, основателя ислама, когда он спал у святой Каабы в Мекке, возвестило о его пророческом даре.

Ночью к нему явился посланник Божий архангел Гавриил — Джибрил с чудесным конем Бураком. На нем пророк отправился в Иерусалим (это путешествие и называется исра), где по преданию руководил молитвой пророков — предшественников Авраама — Ибрахима, Мусы — Моисея, Исы — Иисуса. Ангелы очистили сердце Мохаммеда, после чего пророк с Джибрилом вознесся на небеса (мирадж), достигнув всех семи небес, встретив там всех праотцев и пророков начиная с Адама и представ перед Аллахом. Всевышний заповедал мусульман пятьдесят раз в день возносить молитвы, но пророк умолил его сократить их количество до пяти. Пророк увидел Мировое древо на вершине небес, небесную Каабу, а также рай (джанна) и ад (джаханнам) с блаженными и мучениками, после чего вернулся в Мекку. Когда пророк вернулся, то обнаружил, что постель его не успела остыть, а вода не вылилась из опрокинутого кувшина — время в потустороннем мире имело иную длительность.

Аллах сотворил «семь небес рядами», одно над другим. На небесах располагаются рай и ад, хотя они и не занимают всего пространства небес. Рай чаще всего располагают на седьмом небе, ад — ниже первого неба. Доступ на небо охраняют от злых духов ангелы и звезды. Ангел Ридван поставлен стражем рая, ангел Малик возглавляет стражу ада.

Множество рассказов, хадисов, сохранилось в мусульманской средневековой традиции о мирадже. Один из них повествует об ангеле огромного роста, состоящем из огня. Джибрил на вопрос Мохаммеда объяснил, что ангел возник из гнева Аллаха и мстит тем, кто прогневил Всевышнего — восставших против Бога и тиранов. Тогда Мохаммед попросил ангела показать ему адские муки, но тот отвечал, что смертный не может их увидеть. Однако голос с небес повелел ангелу не перечить пророку, и тот увидел как бы сквозь игольное ушко адский пламень, но и этого было достаточно, чтобы все творение покрылось пламенем.

В первом из семи кругов ада пребывали те, что совершили смертные грехи. Там было семьдесят огненных морей, на берегу каждого был огненный город с семьюдесятью тысячами огненных домов. В них были мужчины и женщины, терзаемые змеями и скорпионами. Джибрил поведал пророку, что это люди, посягнувшие на чужое, возгордившиеся и угнетавшие других, в то время как лишь Аллаху пристали сила и гордость.

Далее Мохаммед увидел людей с губами, отвисшими как у верблюдов; черти цепляли их огненными баграми за губы, внутрь вползали змеи, пожирая их внутренности. Эти люди при жизни покусились на имущество сирот. Теперь их пища — огонь, а закончатся их муки тем, что их зажарят на костре. Далее следовали люди, животы которых раздулись, словно горы, и были наполнены змеями и скорпионами; это были ростовщики. Потом пророк увидел женщин, подвешенных за волосы: они не скрывали своих волос и лиц перед посторонними мужчинами. Далее следовали подвешенные за языки на огненных крюках. Они раздирали себе лица собственными ногтями; то были лжесвидетели и сеятели раздоров. Люди, обретшие на том свете тела свиней и морды собак, пренебрегали при жизни омовениями и молитвами.

Далее мучились люди, страдавшие от жажды. Черти подносили им кубки с огнем, пожиравшим их внутренности. Это были нечестивцы, которые пили вино. Женщины, которым черти резали языки, были плакальщицами и певичками. Люди, которые сидели по горло в печах и из срамных органов которых истекал гной, были виновны в прелюбодеянии. Другую категорию грешников черти обезглавливали огненными ножами: то были подлые убийцы. Хуже всего было пренебрегавшим при жизни молитвами: в глубине геенны они были распяты на огненных столбах, так что плоть отваливалась от костей.

Пророк не мог более вынести зрелища мук и попросил ангела закрыть их вид завесой, но Джибрил ответил, что Мохаммед должен свидетельствовать перед народом о муках семи адских кругов, чтобы отвратить людей от грехов.

Ад в Коране обозначается словом нар (огонь) или словом джаханнам (геенна, ср. др. — евр. гехинном). В некоторых описаниях и комментариях он образуется сочетанием семи концентрических воронкообразных кругов. Ад имеет ворота (в одном из описаний — семь ворот). В некоторых местах Корана он представляется в виде дрожащего движущегося чудовища (аналогично некоторым западноевропейским средневековым представлениям). Ад — место грядущего наказания грешников; в него попадут и люд и джинны, причем одни будут пребывать там временно, а другие вечно.

Главные мучения в аду — от жгучего огня: «А те, которые несчастны, — в огне, для них там вопли и рев» (Коран 11: 108). «Поистине, тех, которые не верили в наши знамения, мы сожжем в огне! Всякий раз, как сготовится их кожа, мы заменим ее другой кожей, чтобы они вкусили наказания». Грешники связаны цепями, «одеяние их из смолы, лица их покрывает огонь… огонь обжигает их лица, и они… мрачны». Их питье — кипяток, который «рассекает их внутренности», и гнойная вода. Когда грешник проглатывает эту воду, «приходит к нему смерть со всех мест, но он не мертв, а позади него — суровое наказание». В аду растет дерево заккум, у которого вместо плодов головы шайтанов (дьяволов). В аду грешники «в самуме и кипятке, и тени черного дыма, не прохладной и не благой» (Там же. 56: 41–43). Им заповедано: «Будете есть с дерева заккум, и наполнять им животы, и пить за этим кипяток, и пить, как пьют истомленные жаждой» (Там же. 56: 52–55). Пламя геенны ненасытно — из глубин ада раздается рев: «Нет ли еще добавки?»

Рай обозначается как джанна (буквальное значение «сад»), либо как «сад вечности», «сады благодати», «сады Эдема» «обиталище мира» (это могут быть различные части рая, расположенные на разных небесных сферах). Первоначально, до грехопадения, в раю обитали первые люди — Адам и Хавва. Согласно Корану (47: 16–17; 55: 54–76; 56: 12–39; 76: 12–22), праведники в раю — «те, которые уверовали», «последовали за истиной» и «творили благие дела» — обитают в садах «темно-зеленых», где внизу текут реки. Там есть «реки из воды не портящейся и реки из молока, вкус которого не меняется, и реки из вина, приятного для пьющих, и реки из меда очищенного». В саду этом «плоды, и пальмы, и гранаты… лотос, лишенный шипов… и талха, увешанная плодами». В суре 55 называются два сада и два вида каждого плода.

В раю нет ни солнца, ни мороза. Праведники возлежат на «ложах расшитых», «на коврах разостланных», «на них одеяния зеленые из сундуса и парчи, и украшены они ожерельями из серебра». Они питаются «плодами из тех, что выберут, и мясом птиц, из тех, что пожелают», и «напитком чистым» из чаши, «смесь в которой с имбирем», из текущего источника — «от него не страдают головной болью и ослаблением». Им прислуживают «мальчики, вечно юные», «отроки вечные»; когда увидишь их, сочтешь за рассыпанный жемчуг. Они обходят праведников «с сосудами из серебра и кубками из хрусталя». В воздаяние за то, что они делали, праведникам даны в супруги гурии (черноокие) — «большеглазые», «подобные жемчугу хранимому», «скромноокие девственницы», «мужелюбящие сверстницы», которых «не коснулся ни человек, ни джинн». Как «супруги чистые» они лишены и духовных, и телесных недостатков.

Согласно комментариям, время, на которое гурии предоставляются праведникам, зависит от числа благочестивых поступков последних. При этом гурии всегда остаются девственницами (восстанавливают свою девственность к утру). Они имеют тот же возраст, что и праведники (по одному из комментариев, им всем по 33 года). Позднее предание описывает гурий созданными из шафрана, мускуса, амбры и камфары; они почти прозрачны и благоуханны, живут во дворцах, украшены драгоценностями; на груди у каждой написано имя Бога и имя ее супруга. Земные супруги, если они вели праведную жизнь, также живут в раю со своими мужьями.

Чувственное описание рая в Коране, видимо, порождено экстатическими образами, характерными для жителей пустыни. Комментаторы считали описания райских утех лишь метафорами, иносказаниями, хотя теологи ал-Газали и ал-Ашари допускали чувственные наслаждения в раю, но только после воскрешения.

В мусульманском предании рай разделен на восемь ярусов (на один больше, чем ад). Один из разделов рая называется фирдаус (это заимствование из персидского языка, соответствующее греч. «парадеисос», ср. иран. «парадиз» — место блаженства и успокоения духа). На вершине рая растет «крайний лотос», который определяет его границы и осеняет его тенью. Над раем находится трон Аллаха. В раю хранятся подлинник Корана (прото-Коран) и книги, в которые записаны деяния людей. Восемь ярусов рая покоятся на морях, разлившихся под небесами.

В ироническом повествовании философа XI в. ал-Маари визионером изображается филолог Ибн ал-Карих, который прибегает к уловкам и ухищрениям, чтобы попасть в рай. Он попадает к ангелу — хранителю Книги, где записаны все добрые и злые дела, сочиняет панегирики всем, от кого зависит его райское будущее, доходит до зятя пророка Али и дочери пророка Фатимы, добиваясь того, чтобы его дело было скреплено большой печатью и он бы получил доступ в рай. Усилия визионера повторяют бюрократические процедуры прохождения дел в Арабском халифате. При этом выясняется, что праведники, оказывающиеся в райских кущах, не все реально заслуживают блаженства, между ними происходят ссоры, напоминающие античные литературные сюжеты в стиле «разговоров в царстве мертвых», да и проводником ал-Кариха оказывается не ангел, а дьявол — иблис. В то же время в аду, где также сподобился побывать ал-Карих, среди грешников оказались не худшие люди.

Эти литературные произведения нередко считаются предшественниками «Божественной комедии» Данте, а начало этой традиции положено еще Аристофаном (вспомним лягушек и Диониса в Аиде).

 

По направлению к кибле

В погребальной обрядности и представлениях о загробной жизни ислама возникали те же проблемы, что и в традициях других теистических религий. Немедленным или отложенным до Страшного суда будет загробное возмездие? Насколько правильная обрядность может гарантировать спасение от загробных мук?

Мусульманина, находящегося при смерти, следует положить на спину так, чтобы его ступни были обращены в сторону Мекки (то есть по направлению киблы), либо, во всяком случае, повернуть его лицом к кибле. Киблой называют направление, в котором полагается обращать лицо во время молитвы. (Первоначально Мохаммед и его сподвижники молились, обратившись к востоку, к Иерусалиму, затем лицом к Мекке, к главной святыне ислама — Каабе.) Предпочтительным считается захоронение у мест, почитаемых как святые, прежде всего у могил особо почитаемых мусульман: имамов, суфийских шейхов и т. п. Это объясняется верой в то, что близость могилы умершего к могиле святого освобождает его от могильной тяжести и вопросов ангелов-опрашивателей Накира и Мункара. Благодаря покровительству святого увеличивается и вероятность попадания души умершего в рай.

Умирающему произносят формулы шахады (мусульманский символ веры: «нет Бога, кроме Аллаха, а Мохаммед — посланник Аллаха»), определенные молитвы и суры Корана. Считается, что в момент смерти гаснет и падает звезда, которая есть у каждого человека. Если на лице покойника застыла улыбка, значит, он отправится в рай, а если же у него «плохой вид», он, должно быть, грешник и не попадет в рай. Если глаза умершего открыты, «он не сможет оторваться от этого мира», поэтому глаза ему следует закрыть и завязать. Покойника боятся, поэтому его следует как можно скорее предать земле. На грудь покойного, не перенесенного в мечеть, кладут Коран, чтобы ночью, когда он останется один, шайтан не вошел в его тело. Если труп находится в мечети, Коран не кладут, так как там шайтан не осмелится появиться, к тому же при покойном будут находиться чтецы Корана.

Покойного обмывают (кроме тех случаев, когда он погиб на войне, за веру или в катастрофе), умащивают и завертывают в кафан, состоящий из трех кусков материи. Кафан мусульманин старается приготовить себе загодя, его берут с собой в паломничество, обходят с ним вокруг главной святыни ислама — Каабы, трут о священный камень, полощут в водах Евфрата, так как эта вода имеет Божью благодать и уменьшает тяжесть грехов, иногда пишут на нем айаты из Корана, связанные со смертью и воскресением из мертвых.

В русском Средневековье принято было вкладывать в правую руку умершего «разрешительную грамоту», адресованную святому Петру или Николаю (культ которого чрезвычайно популярен в России). Грамота содержала молитву и должна была служить пропуском в рай.

На месте смерти мусульманина зажигали свечу или светильник (у суннитов его соблюдают только в случае смерти шахидов). Этот обычай унаследован у зороастризма и связан с почитанием огня. В Иране светильники, свечи и огонь зажигают у могил также в особо почитаемые вечера: накануне пятницы, в день смерти имама Хусейна, в праздник жертво-приношения и ниспослания Мохаммеду откровения.

Покойного оплакивают и совершают по нему намаз.

Главенствует над смертью ангел Израил (Азраил). Он сумел вырвать из сопротивляющейся земли глину для сотворения Адама, за что и получил свой пост. Он огромен, многоног и многокрыл, у него четыре лица, а тело состоит из глаз и языков, соответствующих числу живущих. Он знает судьбы людей, но не знает срока кончины каждого. Когда этот срок настает, с дерева, растущего у трона Аллаха, слетает лист с именем назначенного умереть, и Израил в течение сорока дней должен разлучить душу и тело человека. У праведных он вынимает душу осторожно, а у неверных резко вырывает из тела. Многие люди пытались разными способами сопротивляться Израилу (вспомним хитроумного Сисифа и марийские рассказы о заключенном ангеле смерти Азырене), но в конце концов он всегда побеждает.

Ал-Газали приводит предание о том, что ночами в середине месяца шабан ангелу смерти дают в руки список с именами тех, души которых следует забрать в текущем году. Кто-то строит, кто-то женится, а их имена уже занесены в список. Рассказывают, продолжает ал-Газали, как ангел смерти пожаловал к Сулайману (библейскому Соломону) и пристально взглянул на одного из его приближенных. Когда он удалился, приближенный спросил: «Кто это так пристально посмотрел на меня?» — «Ангел смерти, — сказал Сулайман. — Не иначе как он хотел забрать твою душу. Прикажи ветру, чтобы он отнес тебя в Индию. Когда он вновь придет, то не увидит тебя». Когда же ангел смерти появился вновь, Сулайман спросил его: «В чем причина того, что ты так пристально взглянул на моего приближенного?» «Мне приказали, чтобы я сей же час забрал в Индии его душу, а он находился здесь. Я подумал, как же он за час сможет оказаться в Индии? Прибыв же туда, я с удивлением обнаружил его там». Время жизни и время смерти только в руках Аллаха. «Где бы вы ни были, захватит вас смерть, если бы вы были даже в воздвигнутых башнях» (Коран 4: 80).

Мертвых в могиле допрашивают ангелы — Накир и Мункар. Верующих они оставляют в покое до воскресения, а неверных избивают в могилах столько времени, сколько пожелает Аллах. «Если бы ты видел, как завершают жизнь те, кто не веровал; ангелы бьют их по лицу и по спинам: „Вкусите наказание пожара!”» (Там же. 8: 52). Могила превращается таким образом в нечто вроде предварительного ада или чистилища. Иногда считается, что наказание в могиле продолжается до дня воскресения, однако наиболее распространено представление, что после допроса ангелами душа человека идет в рай или в ад. Добро следует делать в течение всей жизни: не может очиститься тот, кто обратился лишь на смертном одре (Там же. 4: 22): «Но нет обращения к тем, которые совершают дурное, а когда предстанет пред кем-нибудь из них смерть, он говорит: „Я обращаюсь теперь…”») (Там же. 4: 22).

Между раем и адом находится некое неопределенное пространство, от которого получила название 7-я сура Корана, — «Араф» (Преграды). Это пространство не то нечто вроде чистилища, не то преддверие рая. Между обитателями рая и обитателями огня — «завеса, а на преграде люди (обычное толкование «единобожники, дела которых недостаточны»)… И воззовут к обитателям рая „Мир вам!” те, которые не вошли в него, хотя и желали. А когда взоры их будут обращены к обитателям огня, они скажут: „Господи! Не помещай нас вместе с людьми неправедными!”» (Там же. 7: 44–45).

Представление о конце света и Страшном суде во многом заимствовано мусульманами из христианства. Правда, видимо, этот суд не будет всеобщим. Некоторые предания гласят, что несколько тысяч верующих войдут в рай, не отчитываясь за свои дела; кроме того, там уже пребывают души мучеников за веру. Конец света наступит, когда в мире воцарится ложный мессия, искуситель людей чудовищный Даджжал. Его появлению будут предшествовать тяжелые времена и распространение нечестий среди людей. Даджжал прикован к скале на острове в Индийском океане и охраняется джиннами.

Когда распространяющие нечестие народы йаджудж и маджудж (библейские гог и магог) прорвут железную плотину, которой их запер Зу-л-Карнайн (Александр Македонский), и начнут покорять землю и истреблять человечество, Даджжал также освободится от оков и появится во главе войска, восседая на огромном осле. Повсюду на земле, кроме священных городов Мекки и Медины, он установит свое царствование, которое продлится сорок дней (или сорок лет). Даджжал учинит гонения на верующих и разрушит храмы. Однако настоящий мессия — ведомый Аллахом обновитель веры из рода Мохаммеда, называемый махди, — уничтожит царство Даджжала и убьет его ударом копья в Святой земле (в некоторых версиях предания эта роль отводится Иисусу — пророку Исе).

Махди установит на земле царство справедливости и любви, вернет людей на путь Аллаха и возродит общину, живущую по законам ислама. Его царствование продлится от трех до девяти лет и будет царством изобилия. После царствования махди, одновременно с которым вернется на землю и умрет пророк Иса, наступит воскресение мертвых и Страшный суд. (Концепция махди, воспринимаемого как «скрытый имам», которому предначертано явиться и уничтожить зло, направив человечество на путь истины, является одной из основ идеологии шиизма.)

Стоя на иерусалимской горе, ангел Исрафил звуками трубы возвестит о конце света и воскрешении мертвых. При первом звуке трубы природа начнет содрогаться, а люди побегут в ужасе. При втором звуке все люди испустят дух. За всеобщей смертью последует период в сорок лет, в конце которого пойдет проливной дождь, а затем раздастся третий трубный звук, призывающий к всеобщему воскрешению и сбору в Иерусалиме на Страшный суд. День Страшного суда будет длится тысячелетия. Люди, нагие, держа в руках книгу, в которой записаны все их деяния, под палящим солнцем будут стоять перед лицом Аллаха. Аллах одного за другим будет допрашивать, взвешивая на весах поступки каждого. Затем люди должны идти по мосту Сират, тонкому, как волос, и острому, как меч; он переброшен над адом и ведет в рай. Праведники свободно идут по мосту, а грешники низвергаются в геенну. Мохаммед выступает перед Аллахом с ходатайством за грешников и благодаря его вмешательству в аду остаются только те, кто, согласно Корану, должен пребывать там вечно.

Мусульманский теолог ал-Газали (1058–1111) в книге «Эликсир счастья» говорит о страданиях в могиле, телесных и духовных, связанных с тем, что дух, не нуждаясь для своего существования в оболочке, после смерти остается там. Причиной духовных страданий в могиле является любовь к мирскому, и они для тех больше, у кого больше мирских страстей. А для того, кто всего себя отдавал мирскому, мучения невыносимы. В Коране сказано: «Это — за то, что они возлюбили жизнь дольнюю пред будущей» (16: 109). Когда неверного, всей душой привязанного к мирскому, укладывают в могилу, на него нападают 99 драконов, у каждого из которых по девять голов, и они день за днем кусают и жалят его, произрастая в нем же, до дня воскрешения. Эти драконы состоят из душевных качеств человека, а число их голов равно количеству порицаемых черт его характера, то есть каждый уносит с собой причину своих будущих страданий, и она находится внутри него самого.

Те люди, которые, несмотря на естественную любовь к мирским вещам, Всевышнего возлюбили больше, не будут мучиться. Те же, кто совсем не любил Всевышнего, будут мучиться вечно. Поминающий смерть отрешается от любви к мирскому и тем обеспечивает себе загробную жизнь. По преданию, Мохаммед после отправления естественной потребности совершал омовение песком. Ему сказали, что вода неподалеку. На что он ответил: «А вдруг я не доживу до этого?»

Согласно ал-Газали, когда в могилу укладывают достойного человека, его благие деяния опускаются на него со всех сторон и охраняют его. При появлении ангелов Накир и Мункара у ног вперед выходит намаз, а когда они появляются со стороны головы, то натыкаются на пост. Появившись со стороны рук, они видят милостыню, а когда появляются со стороны тела, то хаджж и газават говорят: «Нет, он много выстрадал». После этого ангелы отвечают: «Будь счастлив и благословен!» Они милуют его, спускают райский ковер, расширяют могилу настолько, что не окинуть взором, и подвешивают светильники из рая, чтобы он пребывал в свете до дня воскрешения.

 

Житие Василия Нового и видения его ученика отрока Григория

В восточнохристианской традиции, в том числе в русской, начиная с древнейших времен — первого века крещения, — популярным было Житие Василия Нового, жившего в Византии в X веке, когда Русь, еще языческая, совершала походы на Константинополь — Царьград и только знакомилась с красотами церковного строительства и обряда.

В Константинополе святой был подвергнут несправедливым преследованиям, как во времена языческого Рима, но чудесно избавился от них. Григорий стал преданным учеником святого и составил его житие. Он, как и все близкие к святому, скорбел о кончине его прислужницы Феодоры, которая умерла, приняв иноческий чин. Григорий мечтал узнать об участи Феодоры в ином мире, и Василий обещал молить Господа о ниспослании Григорию этого знания.

И действительно, Григорию привиделся сон, в котором ангел позвал его и Василия посетить Феодору на том свете. Юноша отправился к наставнику, но тот уже ушел. Обеспокоенный Григорий пошел следом: путь его напоминал лабиринт, упирающийся в запертые ворота. Подойдя к воротам, через замочную скважину Григорий увидел служанку и узнал, что двор принадлежит самому Василию. Он попросил впустить его к наставнику, и с разрешения Феодоры служанка открыла ворота.

Григорий принялся расспрашивать Феодору о муках кончины, и та рассказала, как перед смертью множество злых духов в облике черных эфиопов окружило ее, угрожая похитить. Они принесли книги с перечнями ее грехов. Но вот умирающая увидела справа от одра двух ангелов в золотых одеждах, и злые духи стали отступать, упорно перечисляя при этом известные им грехи. Тут Смерть подошла к одру и дала Феодоре выпить некую чашу, а затем отсекла ей ножом голову, отделив душу от тела.

Ангелы приняли душу на руки и начали восхождение к небесам, душа же видела оставленное внизу тело, которое было подобно сброшенному одеянию. Злые же духи не отставали, продолжая называть прегрешения, но ангелы стали перечислять добрые дела покойной: накормленных голодных и напоенных жаждущих, утешенных пребывающих в темницах, больных, примиренных враждующих и т. д.

Тут явился святой Василий и вручил ангелам некий ковчежец, содержимым которого ангелы должны были искупать грехи Феодоры во время небесных мытарств. Духи злобы принялись громко сокрушаться — ведь их труды оказались напрасными. Святой же велел ангелам отвести Феодору в предуготовленную ему самому Господом обитель и дал им множество флаконов с ароматическими веществами.

Ангелы же с душой Феодоры поднялись до первого мытарста, где требовали ответа за празднословие и сквернословие, распевавшиеся при жизни дурные песни и непристойный смех. Ангелы оградили вверенную им душу от мук. Следующим было мытарство лжи. Злые духи указывали людей, которых оболгала Феодора, но получили откуп из ковчежца Василия. Из ковчежца получили и духи, наказывающие за клевету и осуждение. Также искуплены были грехи чревоугодия (нарушения поста) и пьянства. Тех, кто не совершал добрых дел и не может откупиться от духов злобы, отведут в темные места, где они будут ждать Страшного суда, так сказали ангелы.

Затем следовали мытарства праздности и воровства, но за это лишь немного нужно было дать отступного, ибо Феодора не была повинна в этом грехе. Не пришлось задержаться и у мытарства сребролюбия и скупости, равно как лихоимства, неправды, тщеславия и гордости. Пришлось приносить откуп за гнев, но у мытарства злопамятства злые духи напрасно искали обвинительных записей. Неповинна была Феодора и в грехах разбоя (рукоприкладства) и, конечно, чародеяния и призывания бесов: там обитали змеевидные бесы, вводящие людей в соблазн и склоняющие к разврату.

Ангелы поведали Феодоре, что она подвергается мытарствам с перечислением грехов, ибо не исповедалась чистосердечно перед смертью — благодаря исповеди исчезают письмена в бесовских книгах. Когда достигли мытарства блуда, бесы пытались клеветать на Феодору и ей пришлось долго оправдывать себя. Трудным оказалось и мытарство прелюбодеяния, ибо до прихода к Василию Феодора имела супруга и знала других мужчин, но мытарство содомских грехов они миновали быстро. Миновать эти мытарства душам сложнее всего, ибо редко кто удерживается при жизни от телесного соблазна.

Девятнадцатым по счету было мытарство идолослужения, в чем Феодора была неповинна, равно как и в последнем мытарстве жестокосердия.

Затем они подошли к вратам небесным, которые были как хрусталь, здания же за ними блистали как звезды. Небесные облака спустились на них, и они улицезрели престол Божий, о красоте которого Феодора поведать не могла — это было выше человеческих возможностей. Глас невидимого Бога повелел ангелам показать Феодоре праведных и грешников. Они отправились в прекрасные палаты, где были обители для апостолов, пророков и мучеников, святителей, преподобных и праведников, дошли и до жилища патриарха Авраама. Была там даже палата для христианских младенцев. Красоту тех мест невозможно было описать.

Настал черед увидеть страшные муки грешников, испускающих крики в преисподней, но о них Феодоре тяжело было вспоминать. На сороковой день она оказалась в жилище, уготованном в раю для Василия. То был дворец, украшенный золотом, где пировали избранные. Чудесные кушания менялись, но не исчезали, бесконечно пополняясь. И сам Василий оказался в чудесном чертоге и велел Феодоре показать Григорию райский сад с золотыми листьями, исполненный плодов. Но и тому саду далеко было до чудес, которые существовали в раю на Востоке, насаженном самим Господом. Григорий вернулся в чертог, но уже никого не было за трапезой, и он двинулся в обратный путь.

Очнувшись на ложе, Григорий отправился к Василию узнать, было ли то видение от Бога или от бесов. Святой и сам знал о видении отрока и о том, что тот видел Феодору, рассказал и о посещении уготованного ему чертога. Святой Василий велел Григорию записать увиденное.

 

Видение Страшного суда

Видения не оставили отрока. Однажды он размышлял о собственных грехах и о вере избранного народа Ветхого Завета, которому сам Господь возвестил десять заповедей. Увлеченный такой мыслью, он перечитал Ветхий Завет и решил посоветоваться об этом с духовным отцом. По дороге был ипподром, Григорий засмотрелся на традиционную для греков спортивную игру и лишь затем пришел к молчальной келье Василия и поклонился наставнику. Тот, как и после чудесного сна Григория, уже знал, в чем дело: к нему пришел «мудрстующий об иудеях», забредший к тому же на позорное зрелище конских бегов, — обе идеи внушены ему были дьяволом!

Наставник напомнил ученику, что «ветхий» иудейский закон отвергнут христианским мессией, что за грехи иудеи были рассеяны по странам и Новый Израиль — это христианский народ. Григорий вновь обратился в святому с просьбой о знамении, которое утвердило бы его в вере, и Василий велел надеяться на Божью помощь. Видение посетило Григория в ту же самую ночь.

Григорий увидел себя на прохладном поле, полном цветов, и прекрасный муж в светлой одежде велел ему следовать за ним. Они двинулись на восток и поднялись на облаке в страну светлую, чистую и прозрачную, откуда видны были все концы мира. Ангелы с огненными лицами славословили Троицу. Горевший там огонь устрашил отрока, но он убедился, что то был не испепеляющий пламень, а горний свет жертвенника Господня, над которым парили ангелы. После этого им пришлось подняться на высочайшую гору, и к востоку Григорий увидел небесный Иерусалим, построенный из двенадцати драгоценных камней; он сиял золотом, и в него вели двенадцать ворот. Ангел поведал, что град сей по Вознесении был построен Христом для последователей Его.

Над градом высился чудесный холм, на котором был воздвигнут сияющий крест, и ангел, сияющий как молния, спустил с небес престол, ожидающий Царя Небесного. Четыре ангела спустились туда с горящими чудесным пламенем свечами и воспели славу Господу. И еще один ангел возвестил, что здесь будут Суд и Воскресение из мертвых и каждый получит возмездие. Огненный столп спустился с неба и рассеялся по всем концам земли, а глас, подобный грому, разнесся над всеми костями человеческими: он возвестил, что явит себя созидательная сила Господня. Так собрались они — кость к кости и сустав к суставу. Явился и ангел с огненным свитком в руках: в нем Сатане объявлялось о конце его власти. Ангел повлек Сатану к краю земли, где его с воинством ожидало сожжение.

Затем Григорий увидел полки Сил Небесных, которые истребляли тех, что поклонились антихристу, и другое воинство, которое ожидало пришествия Господня. Тут появились двенадцать ангелов с золотыми трубами, на звук которых открылись гробы, и мертвецы от начала времен вышли из них. Ангелы явились в бесчисленном множестве, они вели души, чтобы соединить их с телами. На третий трубный звук все мертвые ожили и стали по родам и народам, супруг с супругой. Среди них особым сиянием выделялись пророки, апостолы, мученики — они были с надписями на венцах и с книгами в руках. Надписи были на челах у всех, кто был наделен добродетелями: нищие духом, смиренные сердцем, милостивые и добрые. На других были записаны пороки: злоба, нечистота, лукавство и прочие. Лица их были мрачны и цветом подобны земле или черны, как у Сатаны; тела покрывали смердящие струпья. Они горевали, ожидая безжалостного приговора.

Язычники самонадеянно ждали, что их боги помогут им. Иудеи же, ожидая благодеяний от Бога Моисеева закона, беспокоились, ибо не видели среди судимых Того, кого распяли они. Когда же ангелы принесли сияющий крест, иудеи, язычники и еретики отчаялись.

Но вот явился Судия и грянул гром, после которого праведники начиная с Адама, сияя радостью, приблизились к престолу. Воздух исполнился Силами Небесными, окружающими парящий Божий престол. Земля же была наполнена людьми. Мистическая колесница Божия спутилась с неба, и херувимы восславили Иисуса Христа, что повергло в ужас иудеев и мусульман — они не ждали пришествия Его.

При громном звуке трубы появилось белейшее облако и в нем — Судия. Под его взглядом явились новое небо с новым незаходящим светилом и новая земля. Морские воды обратились в огонь, поднявшийся до небес. Ангелы низвергли нечестивых в пламя, кроме тех иудеев, что верили в промысел Божий и не поклонялись идолам. Когда Господь воззрел на восток, ангелы отделили праведных от грешных, поставив праведников по правую сторону престола. Новая земля под взглядом Господа украсилась садами, реки потекли молоком и медом: то была земля для кротких, которые должны были ее унаследовать; по словам Евангелия, Царство Небесное было бесконечно прекрасней. Судия же поднялся с престола и направился в рай Эдемский с избранными, повелев отвегнутым идти следом и смотреть, чего они лишились за грехи свои.

Первой среди избранных была Богородица, перед которой Божественный Сын склонил голову, за ней следовали Иоанн Предтеча и двенадцать апостолов, семьдесят учеников Христовых. Иудеи же тем временем искали Моисея и не видели его — ведь он стоял с пророками по правую сторону престола. Далее за праведными следовали мученики за веру, исповедники, благовестники, святители, воздержники и постники, иноки, праведники, Авраам, Исаак и Иаков с двенадцатью патриархами, за ними пророки и судьи Ветхого Завета, Адам, Авель, Енох, Сиф — первые, послужившие Богу, юродивые Христа ради, нищие духом и плачущие в молитвах и прочие, включая девственников и непорочных жен.

Грешники же стояли особо, разделенные на племена и народы, на приверженцев разных ересей; ангелы Божии низвергали их в огненное море. Та же участь была уготована тем, кто отрекся от Христа во время гонений, разбойникам и убийцам, чьи руки были обагрены кровью, ворам и клятвопреступникам, гневливым и злопамятным, творившим несправедливость и прелюбодеям, монахам, пренебрегавшим своим долгом. Младенцы, которые не приняли крещения по вине родителей, нашли спокойный приют на западе, но не могли созерцать райского блаженства.

Когда дошел черед до иудеев, Судия позвал Моисея, чтобы тот нашел невиновных среди тех, кто обрек на смерть мессию. Но Моисей обличает евреев, не признавших Христа и оставляет их испытывать вечную муку. Затем последовали мучители и мстители — преследователи христиан, из коих худшим мукам подвергся римский император Диоклетиан.

Господь же одарил верных Своих чудесными дарами и со спасенными последовал в Эдемский рай, из которого изгнан был Адам в начале времен. Григорию же сам Господь заповедал записать свое видение, но тот же не сразу смог прийти в себя, ибо думал, что уже началась жизнь нетленная.

 

Мытарства в универсаме

Многочисленные видения того света были записаны фольклористами и зафиксированы священнослужителями в России. Одного такого видения в 1920-е годы сподобилась монахиня Таисия (еще до пострига) во время тяжелой болезни.

В жару она увидела своего духовника отца Стефана. Ей показалось, что он взял из нее душу, и они оба очутились как бы в недрах земли. Они шли по берегу черного ручья, и Таисия задумалась о том, что это за поток. Но тут она услышала мысль отца Стефана: то было мытарство за осуждение ближнего. Спутники не говорили во время видения, но общались мысленно. Это знание скоро пригодилось Таисии: она увидела на дне ручья знакомую, которая была еще жива! Таисия принялась молиться за заблудшую душу и вдруг увидела, как та вышла сухой из ручья.

Это видение отличается от книжных рассказов, где упоминаются, как правило, персонажи, известные из Библии и священной истории: появление в видениях современников визионеров (и даже предметов советского быта) напоминает уже «Божественную комедию».

Дальнейший путь преградили весы: на их правую чашу падали добрые дела, совершенные Таисией, а на левую чашу сыпались пустые орешки: они воплощали тщеславие, обесценивающее добродетели. Орешков было много, и левая чаша стала перевешивать, но на правую вдруг упал кусок пирога или торта — возможно, это было воплощение чьих-то молитв. Весы исчезли, но, как только путь стал свободен, возникло другое препятствие: целая гора пустых бутылок — они воплощали гордыню Таисии. После смерти ей пришлось бы много потрудиться, чтобы раскупорить эти бутылки, прежде чем двинуться дальше. Отец Стефан взмахнул чем-то вроде большого штопора, и бутылки исчезли.

Затем визионеры поднялись как бы в магазин готового платья, и Таисия увидела среди одежды свою душу, распяленную на вешалке. Это было воплощение суетных желаний Таисии. Еще дальше был огороженный угол какого-то помещения, где стояли уроды, облитые нечистотами. Это были матерщинники и променявшие слово Божие на скабрезные анекдоты. Уроды заговорили своими нечистыми голосами: «Наша! Наша!» Таисия вспомнила, как еще в школе с подружкой записывала в тетрадь какие-то глупые истории. Далее сквозь витрины виднелись горы кондитерских изделий, воплощавшие любовь к сластям — гортанобесие. После смерти Таисия должна была бы съесть все эти некогда вожделенные сласти. Затем следовали высокие залы с готическими сводами, напоминающие храмы, — это были пустые мечты Таисии.

И вдруг в дивном архиерейском одеянии из роз перед ними предстал Николай Чудотворец. Таисия пала ниц, но увидела, как чудотворец поцеловал ее спутника. Она поняла, почему грешнику нет места в раю — для него непосильна близость к святыне.

Спутники добрались до храма, и фигура Божьей Матери пояилась в потоке света, лившегося из окна. Но вдруг из темной глубины появилось чудовище со свиными ногами и губами поперек всего живота и двинулось к Таисии. Та в ужасе узнала свою душу, забывшую облик Божий. Стефан отстранил чудовище со словами, что Таисия еще не умерла и может покаяться.

Больная очнулась в жару и отчаянии, предчувствуя смерть и погибель, но молитва спасла ее, жар спал, и Таисия поведала людям о своем видении.

 

Обмирания в фольклоре

Немало текстов обмираний было собрано в фольклорных экспедициях в Полесье. Польский исследователь К. Мошинский [27] записал в 1914 году рассказ Агаты Сугреевой, которая тяжело болела и обмирала.

Агата Сугреева вспоминает:

Когда я лежала, ко мне пришел человек и сказал:

«Пойдем со мной!» — «А как же я вернусь назад?» — «Коли Бог даст, то вернешься!»

Я схватилась за мужа, чтобы он меня удержал, но ни он, ни дети не пожалели меня. Тот человек подвел меня к порогу, я оглянулась на пороге и, как вышла в сенцы, так и загорелась вся, как загорается бумага. И поднялась вверх, а потом опустилась и стала на снегу. И снова тот человек стоял рядом, а затем повел меня на восход солнца (то есть на восток). Нет ни лесу, ни хат, ни изгороди, только белый свет и снег, снег, снег. Как иду, так и падаю за провожатым. Привел он меня к высокой горе и говорит: «Лезь за мной!» — и сам быстро пошел вверх. Я лезла, лезла на ту гору, но не поспевала за ним и даже башмаки сбросила…

Слезли мы с той горы на зеленую травку. Там шеренгами стояли солдаты, я прошла сквозь двойной строй и попала в темный лес — одна земля, а неба не видно. Перешла его, вышла на широкую дорогу. Иду я, и идут большие души. Поздоровались, и они сказали, кто за какой грех [терпит наказание]. Затем шли средние души и сказали то же самое. Дальше идут маленькие, с локоть, и летят — как комарики (утром родились — вечером померли), и тоже говорят, «что за что грех».

Подошла я к большому дому. Вышел старый дед, я думала — мой отец, хотела за руку его взять, а потом поняла, что не он. Тогда подошли мужчины и начали танцевать вокруг меня. Я отвернулась от них, но тут стали танцевать вокруг простоволосые женщины, и волосы у них разлетались. Вдруг слышу: «Сакарека!» (а Сакарека — женщина у нас была, что в тот год умерла, а жила она все с чужими мужьями, а не со своим). И думаю: «Что ж ты тут делаешь?» А посредине дома стоит большая кадка, а над кадкой колесо, и распята эта Сакарека на колесе руками и ногами. Колесо крутится, окунается в смолу и пищит: «Сакарека!..» Это был ад. Смотрю, какая-то женщина стоит надо рвом, и смола течет с нее в этот ров; она уже совсем падает в этот ров, одна голова осталась. А дальше — огненное озеро и посередине человек, что пчел драл; два улья висят и по ушам его бьют. Прошла я это огненное озеро, иду уже вдоль песчаного моря, а там души выныривают из песка и говорят: «Господи, слава тебе!»

Наконец, я подошла к воротам, прилегла у ворот, и тут вошла Смерть: два зуба наверху, два внизу и платок над щеками без мяса. Я стала умолять и просить, и Смерть отошла, а я встала тогда и пошла дальше по дорожкам через ад. Видела молодок, не сохранивших верность в браке, увидела парня, на которого падала кладка снопов, а он стоял и поддерживал ее. Были тут и другие души, у которых не могла узнать, за что они наказаны, так как они не отвечали. Были две молодки, которые давали друг другу свое молоко, выливая его в бездонную бочку. Были и женщины, таскающие камни. Наконец, кто-то показал мне дорогу домой, и я вернулась на этот свет.

На третий год Агате приснилось, что она нашла те башмаки, которые оставила под горой.

 

«Земную жизнь пройдя до половины, я очутился в сумрачном лесу…»

Так начинает «Божественную комедию» Данте. Вход на тот свет традиционен, как и в русской сказке, где путь в тридевятое царство ведет через опушку леса, на которой избушка Бабы-яги. Но помощником визионера Данте в этом лесу становится не мифологический персонаж, а великий римский поэт Вергилий. Читатель понимает, что эта фигура выбрана не случайно: в шестой песни «Энеиды» Вергилий повествует о сошествии своего героя Энея в преисподнюю. Подобно ангелу-хранителю христианских видений, Вергилий призван отвечать на вопросы оказавшегося в ином мире Данте: ведь он знает многих героев Античности, оказавшихся в Дантовом аду.

Творчество Данте относится к эпохе Возрождения, когда герои Античности переставали казаться воплощением идеалов язычества. Но вот знаменитый гомеровский хитрец Одиссей (Улисс), сам спускавшийся к вратам преисподней, очутился в Дантовом аду. Он оказался, как и его друг Диомед, среди «лукавых советчиков»: Троянский конь сослужил ему плохую службу в Дантовой картине мира (ведь благодаря этой хитрости была разорена Троя, родина Энея). Кроме того, возвращение к дому и радости семейной жизни, по признанию Улисса, «не возмогли смирить мой голод знойный, изведать мира дальний кругозор». В новом странствии за Геркулесовы столпы Улисс увидел высочайшую гору посреди океана (вспомним путешествие святого Брендана), которую Данте считал местом чистилища; там Улисс и сгинул в морской пучине, оказавшись в восьмом круге Дантова ада.

Основа поэтического повествования Данте уже не просто мифология, а аллегория, метафора: темный лес — это не только вход в иной мир, но и лес греха и заблуждений. Над лесом видится освещенный солнцем холм, воплощающий добродетель, путь к нему преграждают три зверя, но это уже не спутники Гекаты, как в «Энеиде». Рысь — это аллегория сладострастия, лев — воплощение гордости (смертный грех в христианских представлениях), а волчица — корыстолюбие. Вергилий, которого Данте встречает на дороге, свидетельствует, что поэту не обойти волчицу: ему следует через адскую бездну вернуться к горе благодати к райским «вратам Петровым». Туда ведет его Вергилий, и Данте преодолевает страх перед сошествием в преисподнюю. Вергилия просит стать покровителем-проводником Беатриче, пребывающая в раю возлюбленная Данте, и это вдохновляет поэта.

Ад был создан, по христианским представлениям, Троицей (высшей силой, полнотой всезнанья и первою любовью) в начале времен как место для за-ключения Люцифера и восставших ангелов. Данте читает надпись на его вратах, а в преддверии видит страждущие от укусов гадов обнаженные души тех, кто не видел разницы между добром и злом, Богом и Сатаной. Среди них оказались и те ангелы, которые не примкнули во время восстания Люцифера ни к Богу, ни к дьяволу. Они недостойны даже глубин ада, и не следуют с толпами душ, что оказываются гонимыми к берегу мрачного Ахерона.

Данте включает реки античной преисподней в картину своего христианского загробного мира. Есть здесь и перевозчик — Харон, не желающий пускать живого поэта на свой челн. Однако Вергилий напоминает ему о высших силах, и злобный демон преисподней перевозит Данте. Харон у Данте — бес, реки же преисподней стекают в адскую воронку-пропасть.

Ахерон, опоясывая первый круг ада, стекает ниже, образуя Стикс, который превращается в Стигийские болота. Эти болота окружают стены Дита (этим латинским именем бога Аида Данте именует Люцифера), воздвигнутые вокруг нижних пропастей ада. В болоте терпят мучения души гневных. Далее адские потоки превращаются в жгучий Флегетон, кипящий кровью; в него погружены виновные в насилиях над ближними. Флегетон течет через лес самоубийц и пустыню, где души терзает огненный дождь. Ниспадая водопадом в центр земли, поток превращается в ледяное озеро Коцит. Река забвения Лета оказывается у Данте в раю, ибо она смывает воспоминания о грехах.

Здесь Данте следует Вергилию, у которого Лета — река забвения в Элисиуме.

В страшном челне Данте впадает в забытье и приходит в себя уже на другом берегу — в лимбе. Эта область, окаймляющая адскую пропасть, предназначена для ветхозаветных праведников и некрещеных младенцев, что умерли безгрешными. Вергилий вспоминает, как при нем в лимб сошел мессия с победной хоругвью и вывел прародителя Адама, Авеля, Ноя и Моисея, Давида, Авраама с Иаковом, Рахиль и множество праведников.

Но Данте помещает в лимб и язычников: то были поэты: Гомер, «превысший из певцов всех стран», Гораций, Овидий, Лукан; эпические и исторические герои: Электра, Гектор, Эней и Цезарь, «друг сражений». Грядущая эпоха гуманизма допустила в лимб и мусульманина: Данте увидел на светлых полях лимба султана Саладина, рыцарское благородство которого было прославлено в легендах крестоносцев. Наконец, вокруг Аристотеля Данте увидел сидящих мудрецов — ближе всех Сократа (его мечта о встрече с мудрецами на том свете сбылась в «Божественной комедии»), затем Платона, Демокрита и прочих, включая мусульманских ученых Авиценну и Аверроэса (Ибн Рушда), благодаря трудам которого средневековая Европа познакомилась с наследием Аристотеля.

А. И. Солженицын в романе «В круге первом» не случайно использует этот локус Дантова ада для обозначения «шарашки». «Спецы», которые там сидят, необходимы властям и поэтому удерживаются ими на краю пропасти ГУЛАГа.

Во втором круге у Данте пребывает Минос, но не как верховный судья античного Аида, а как бес, назначающий наказание заблудшим душам. Он обвивает их своим хвостом на столько ступеней адской пропасти, на сколько они грешны. Вокруг адский вихрь кружит сонмы душ, которые поддались зову плотской любви. Возглавляет сонм терзаемых черным вихрем древняя царица Семирамида; здесь же Клеопатра и Елена, виновница Троянской войны, ее возлюбленный Парис и даже Ахилл. Там же оказываются и герои средневековых рыцарских романов, в том числе Тристан. Из сонма мчащихся душ Данте выделяет две сплетенных в вихре души современников — Франчески да Римини и ее возлюбленного, убитых ревнивцем-мужем. На вопрос Данте, что подвигло их на запретную любовь, Франческа поведала о прочитанном ими рыцарском романе, в котором рассказывается как Ланселот воспылал страстью к королеве Женьевре, что и вдохновило их на то, чтобы отдаться своим чувствам. Поэт же, свидетель воздействия литературных образцов, сам лишается чувств, потрясенный рассказом и загробной судьбой лю-бовников.

Но путь его ведет в третий круг, к новым мучениям, причиняемым ледяным дождем и треглавым Цербером, три пасти которого терзали здесь чревоугодников. Данте удалось избежать этой участи — Вергилий швырнул в пасти Цербера горсти земли. Поэт видит среди страждущих душ Чакко — знаменитого чревоугодника, прославленного в одной из новелл «Декамерона». Как и другие визионеры начиная с Одиссея Данте вопрошает мертвого о грядущей судьбе живых, и Чакко рассказывает о будущих судьбах Флоренции, раздираемой распрями. Узнает Данте и о загробной участи знаменитых флорентийцев, которые оказываются в нижних кругах ада. Он вопрошает у Вергилия о том, что будет с душами после Страшного суда, и Вергилий отвечает, опираясь на известную ему «науку» — учение Аристотеля: мучения и блаженство достигают совершенства, когда после Страшного суда души соединятся с телами.

Ученые рассуждения прервал рев Плутоса из круга четвертого; он был естественно превращен Данте в беса, как и прочие персонажи языческой — античной — мифологии. Толпы скупцов и расточителей сталкивались здесь в бесконечном хороводе, терзая друг друга. Среди них Данте видел не одного кардинала и даже папу и множество клириков, отмеченных тонзурой.

Затем путники достигают Стигийского болота в круге пятом, и огни с башни города Дита сигнализируют о прибытии новых душ. Перевозчиком здесь оказывается Флегий, дочь которого, по античному мифу, соблазнил Аполлон: в ярости Флегий сжег святилище бога в Дельфах, и поэтому в Дантовом аду он стал перевозчиком через болото, в котором испытывали муки гневливые люди. Челн перерезает топь, наполненную душами, и, когда флорентийский недруг Данте, рыцарь Ардженти, попытался выбраться на поверхность, прочие души набросились на него, погружая в топь.

Над городом Дита, стены которого окружали нижний ад, отблески негасимого пламени озаряли мечети: в эпоху, следующую за Крестовыми походами, адский город рисовался как иноверный — мусульманский. Здесь подобные огню падшие ангелы проявили коварство, потребовав, чтобы мертвый провожатый оставил живого и отдался в их власть. Данте ужаснулся, но Вергилий, поминая сошествие Христа во ад, велел отпереть железные врата града преисподней. Тут три фурии взмыли над башнями адского города, преграждая вход и призывая Медузу, чтобы от ее взгляда окаменел живой, проникший в адские пределы. Но Вергилий успел отвратить Данте от страшного взора, закрыв ему глаза. И здесь ангел, посланник небес, ступая по Стигийскому болоту как по суше, напомнил «проклятому роду», кто властен открыть врата ада. При этом Данте вкладывает в уста ангела античный миф о пленении Гераклом Цербера, морда которого до сих пор носит следы от Геракловой цепи.

Врата ада открываются, и Данте со своим проводником оказываются на кладбище с множеством раскаленных гробниц. В этих гробницах пребывают ересиархи и их последователи, начиная с последователей Эпикура, который отрицал бессмертие души. В отверстых раскаленных гробницах Данте видит Фаринату, политического врага своего рода, и Кавальканте, ближайшего друга, разделявшего эпикурейские убеждения. Им известно грядущее, но души не знают, что ныне происходит на земле и живы ли их близкие. Кавальканте не знает, жив ли его сын, но знает, что германский император Фридрих II, непримиримый враг папы, отлученный от Церкви, находится в том же круге ада.

Будущее самого Данте может предсказать лишь его возлюбленная Беатриче, пребывающая в раю.

Умершая за десять лет до сошествия во ад Данте (оно датируется 1300-м годом), Беатриче была у Данте образцом платонической и куртуазной любви.

Далее тропа вела к пропасти, откуда, из трех нижних кругов ада, доносился едкий смрад. В этих кругах каралась злоба, использующая насилие, и обман. Три концентрических пояса предназначены в седьмом круге для насильников: убийц и грабителей ближних, самоубийц и расточителей своего достояния.

В Средние века считалось, что именно алчность и расточительность ведут к гибели мира, ибо человек не собственник имущества, которого не сотворил, а лишь держатель (такова феодальная мораль) доставшегося ему от Творца. Поэтому даже смертный грех гордыни не столь пагубен, как мотовство.

Рядом были те, кто осмеливался богохульствовать, и содомиты, насилующие естественную природу. Спускаясь ниже, спутники миновали Минотавра, но на другом берегу кровавого Флегетона их ждали кентарвы, натягивающие свои луки, — они поражали стрелами тех насильников, что пытались всплыть на поверхность кровавых волн. В кипящую кровь по брови были погружены тираны, среди которых были Александр Македонский, Дионисий — знаменитый тиран Сиракуз (IV в. до н. э.), предводитель гуннов Аттила, итальянские синьоры — современники Данте. У Данте в день Страшного суда самоубийцы не воссоединятся с телами, от которых отказались, покончив с собой.

 

Ростовщики с кошмами, повешенными на грудь, мучились в раскаленных гробницах. Античный великан Герион, превращенный фантазией эпохи Возрождения в летающее чудовище, дракона с хвостом скорпиона, разящим обманщиков в круге восьмом, должен перенести героев дальше в глубины ада. Там десять концентрических рвов или щелей предназначены были для мучений: в первом — обманщики, которые провели даже тех, кто им не доверял, шли по кругу, гонимые ударами бесовского бича. Среди обольстителей достойно переносил муки, не роняя слез, вождь аргонавтов Ясон, покинувший Медею. В следующем же рву пребывали святокупцы, среди которых был Симон, волхв, который за золото хотел приобрести у апостолов дар приобщения Святому духу. Симонии (продаже церковных должностей и духовного сана) подвержены и папы, каковых Данте видит во рву; один из них, ввергнутый в ров вниз головой, ждет, когда следующий (Бонифаций VIII, ненавидимый Данте) придет ему на смену, и предвидит грядущую череду сменщиков. В следующем рву помещены прорицатели, вещуны и ворожеи, гадающие о будущем. Далее следуют мздоимцы, лицемеры, воры, лукавые советчики, среди которых уже упоминавшиеся Улисс и Диомед.

Зачинщики раздора были в девятом рву, тела их рассечены, так что видны внутренности. Среди них оказался Магомет — пророк Мохаммед, которого Данте считал виновником раскола в религиозном мире, почитающем Библию. В том же рву находились фальшивомонетчики, поддельщики металлов и, те, кто выдавал себя за других. Здесь же лежали вплотную жена Потифара, оклеветавшая библейского Иосифа, и троянец Синон, посоветовавший втащить в Трою деревянного коня.

Мощный трубный звук потряс Данте, и он обратился к той стороне, откуда он донесся: там возвышалось нечто вроде башен. На вопрос, что это за город, Вергилий ответил, что это гиганты, низвергнутые Зевсом в Тартар, по пояс стоящие в бездне — глубоком колодце, но и она не могла сокрыть тел первобытных исполинов. Здесь оказался и библейский строитель вавилонской башни Немврод. Ему принадлежал охотничий рог, издававший трубные звуки. Здесь был и гигантский змей Тифон, восставший на Зевса.

Антей, не принимавший участия в битве с олимпийцами и поэтому не прикованный к колодцу, должен спустить Данте и Вергилия на дно преисподней, в девятый круг — ледяной Коцит. Голоса закованных в лед просили путников ступать острожнее — ведь они идут прямо по головам грешников. Предатели всех времен и народов были помещены в преисподний лед. Ледяное дно колодца разделено на четыре пояса: первый — Каина, названный так по имени библейского братоубийцы, в нем мучились предатели и убийцы родных. Второй пояс — Антенора (предателя троянцев), там терпят казнь предатели родины и единомышленников. Те и другие вмерзли в лед по шею. Данте зашиб ногой висок одному из них — то был Бокка дельи Абати: в бою он отрубил руку знаменосцу флорентийцев, на стороне которых сражался, и замешательство, вызванное падением знамени, привело к поражению Флоренции. Там же был Ганеллон, предавший Роланда. В третьем поясе — Толомея — находились предатели друзей и сотрапезников, навзничь вмерзшие в лед. Само название пояса возводится к имени Птолемея, греческого наместника в Иерихоне, который заманил на пир соперников и убил их. В четвертом поясе — Джудекки, названном так по имени апостола Иуды, который предал Христа, — претерпевали муки предатели благодетелей, вмерзшие в глубины льда.

В центре был вмерзший по грудь Люцифер, низвергнутый с небес в самый центр земли. Его три пасти терзали трех грешников: Иуду, предавшего божество, Брута и Кассия — убийц Цезаря, воплощавшего земное управление, — которые воплощали у Данте три вида самого страшного предательства.

Обвив шею Люцифера руками, по его шерсти Вергилий и Данте добираются до южного полушария, так что Данте садится на край пропасти, в которой торчат ноги Люцифера. Земля, потрясенная падением Люцифера, образовала гору чистилища там, где он вонзился в центр планеты.

Один из самых проникновенных знатоков средневековой культуры писал: «У Данте мрачные и жестокие картины ада сопричастны прекрасному… бьющий крылами Люцифер захватыват нас своим величием». Он цитирует и «непоэтичного монаха» Дионисия Картузианца, чье описание адских мук должно ужаснуть грешника: «Вообразим, что перед глазами нашими — жаром пышущая раскаленная печь, и в ней человек нагой, и от таковой муки он никогда не будет избавлен. Не сочтем ли мы и мучения его, и даже одно только зрелище их невыносимыми? Сколь жалким покажется нам сей несчастный! Так помыслим же, как, попавши в печь, метался он туда и сюда, каково ему было выть и вопить, каково жить, как сжимал его страх, какая боль пронзала его, доколе не понял он, что невыносимой сей казни не будет конца!» [29]

Латинскому монаху вторит инокиня Феодора из Жития Василия Нового: молитвы святого сделали ее смерть легкой. Ибо «трудно описать болезнь телесную и те мучения и страдания, которые переносит умирающий»: «если бы кто нагим бросился в пламя и там начал мало-помалу гореть и разрушаться от огня…»

В полной тьме, по ручью, который образуют воды Леты, стекающей с горы чистилища, начинают подниматься вверх Данте со своим спутником.

 

«И я второе царство воспою, где души обретают очищенье…»

Гора чистилища расположена посреди океана в южном полушарии. Береговая полоса образует предчистилище, выше семью уступами располагаются семь кругов, где обретаются души, ожидающие спасения. На плоской вершине Данте помещает пустынный лес — это покинутый после грехопадения земной рай. На берегу обретаются те, кто умер под отлучением от Церкви, но успел раскаяться перед смертью; они принуждены ждать доступа в чистилище в течение времени, которое в тридцать раз превышает время, проведенное под отлучением. На первом уступе пребывают нерадивые — те, что медлили с покаянием до самой смерти. На втором — нерадивые, что умерли насильственной смертью. Их толпа, заметив живого, бросилась к Данте в надежде, что он сможет передать весть об их судьбе на землю и молитвы живых облегчат их участь. Далее, вплоть да врат чистилища, простиралась долина земных властителей; своей судьбы здесь ожидали средневековые синьоры. У врат был страж с сияющим ликом и мечом, но упоминание райской девы, приведшей Данте к вратам, заставило стража отомкнуть двери чудесными ключами, и из-за врат послышалось пение гимна: «Тебя, Бога, хвалим!»

За порогом в круге первом чистилища пребывали гордецы, в круге втором — завистники, в круге третьем — гневные, в круге четвертом — унылые, за ними — скупцы и расточители, в круге шестом — чревоугодники, и наконец, в седьмом — сладострастники.

Грехи кругов чистилища повторяют грехи адских кругов, но обретающиеся в чистилище успели покаяться.

От чистилища начиналось восхождение к земному раю. То был «Господень лес, тенистый и живой», в противоположность сумрачному лесу у входа в преисподнюю. В Божьем лесу путники встречают деву, которая, подобно Персефоне — Прозерпине (отмечает знающий античные сюжеты Данте), собирает цветы. Ее имя Мательда. Напевая, она радуется красоте земного рая. Но навстречу путникам уже следует колесница солнца, воплощающая торжествующую Церковь, которая встречает избавившихся от грехов в земном раю мистической процессией. Наконец, появляется сама Беатриче. Данте достигает Леты, способной смыть «память о годах печали», а затем и древа познания добра и зла. За Беатриче Данте следует в рай небесный, а Вергилий покидает спутника. Беатриче велит поэту рассказать людям об увиденном, он черпает силы из райского источника живой воды — Эвнои и требует помощи не только муз, но и самого Аполлона.

Аполлон, считавшийся бесом в христианском Средневековье, становится богом поэзии в эпоху Возрождения.

 

«Из тлена в свет небесной славы, в мир вечности из времени вступив…»

Сквозь солнечное сияние — сферу огня — поэт подымается на первое небо, небо Луны. Данте оказывается наделен способностью вслед за Беатриче проникнуть внутрь светила, постигая его суть. По словам Беатриче, небесные сферы приводятся во вращение ангелами, воплощениями небесного разума. В низшей и самой медленной — лунной — сфере пребывали те, кто не грешил, но и не исполнял земных обетов. Беатриче вспоминает известного Данте Платона, который верил в воздействие звезд на посмертные судьбы людей, но он прав лишь отчасти, признает райская дева. Тем временем спутники вознеслись ко второму небу Меркурия, где были добродетельные честолюбцы… На третьем небе — небе Венеры — пребывали души тех, кто предавался плотской любви, но вернулся к духовным ценностям, среди них иерихонская блудница Раав, которая, согласно Библии, помогла Иисусу Навину взять Иерихон.

Четвертое небо — Солнце — стало приютом мудрецов, где первый сонм возглавлял Фома Аквинский. С ним пребывали Дионисий Ареопагит, Боэций и другие. Ко второму «хороводу» принадлежали святые: Доминик, Франциск Ассизский, Иоанн Златоуст, Иоахим Флорский и другие праведники, — достигавшие мистического откровения. На пятом небе — Марса — воители за веру, исторические короли, предводители Крестовых походов начиная с Готфрида Бульонского и библейские военачальники Иисус Навин и Иуда Маккавей. Здесь же оказывается и Карл Великий, видимо, уже искупивший свои грехи, с верным Роландом. На шестом небе — Юпитера — пребывали справедливые: святой царь Давид и император Константин Великий, сделавший христианство государственной религией Римской империи, и другие праведные правители. Седьмое небо — Сатурна — было предназначено для созерцателей, среди них святой Бенедикт, основатель ордена бенедиктинцев, отшельник Макарий Александрийский. На восьмом звездном небе хоры торжествующих хвалят Господа. Сам апостол Петр озаряет чудесным пламенем Беатриче. Данте, блеснув ученостью, вступил в диспут о вере со святым Петром и сподобился «апостольского огня» — общения со святым, которому вручены были ключи от рая.

В Древней Греции орфики (они разработали концепцию метемпсихоза) и пифагорейцы учили, что праведные, завершив круг рождений, живут на луне или превращаются в звезды. В эпоху Возрождения эти мифы орфизма обрели вторую жизнь.

На девятом — кристальном — небе, перводвигателе небесных сфер, три концентрических сонма ангелов окружали божество, которое сошлось в мистической точке несказанного света. Наконец, Данте достигает Эмпирея — десятого, невещественного неба, обитель божества, ангелов и блаженных душ. Сияющая река преображается здесь в кругообразное озеро, берега которого подобны ступеням амфитеатра. Этих «ступеней» тысячи, они образуют нечто вроде розы, где восседают блаженные души, кажущиеся белыми райскими цветами, ангелы же летают в виде искр. Туда на свое место возвращается Беатриче, выполнившая свою миссию, себе на смену она присылает Бернарда Клервосского, мистика и богослова, которого Данте видит в Эмпирее.

Появление именно этого знаменитого мистика вместо Беатриче не случайно: Бернард воспевал любовь к Премудрости Божией, которую для Данте воплощала Беатриче.

Бернард объясняет поэту увиденное внутри мистической «розы»: у ног Девы Марии, на втором сверху ряду, пребывет праматерь Ева, чей грех призван был искупить рожденный Марией Спаситель. Ниже сидят праведные жены Ветхого Завета: Рахиль, Сарра, Руфь. Напротив Марии — Иоанн Предтеча, библейские соперники близнецы Исав и Иаков объединены в Эмпирее. Слева от Марии восседают Адам и Моисей, справа — апостол Петр и Иоанн Богослов.

Данте приоткрылась и тайна Триединого Божества в виде трех радужных окружий. Небесный свет заставляет визионера достичь такого напряжения, что дух его изнемогает. Но любовь вдохновляет его волю — миру явлена «Божественная поэзия».

Для создания грандиозной картины загробного мира Данте использовал традиционные источники: апокрифические Евангелие Николима, Откровение Павла, Книгу Исайи и другие. Русскому читателю «Божественная комедия» доступна благодаря прекрасному переводу М. Лозинского; ему же принадлежат и краткие комментарии, использованные в этой книге. Пространные комментарии потребовали бы энциклопедии, ибо целый мир, включая античную эпоху, оказался вписанным в эти три книги.

Не абстрактные грехи, как в бесчисленных видениях того света, описаны в «Комедии»: Данте не скрывает своих политических пристрастий, его друзья и враги становятся участниками сюжета. «Божественная комедия» указывает людям путь от греховного состояния к блаженству, поэтому Данте и дал своему произведению такое название, ведь там все кончается хорошо.

В аду Данте, ужасаясь увиденным мукам, не сочувствует своим политическим противникам: одного предателя он треплет за волосы, другому клянется очистить глаза ото льда преисподней, но не выполняет обещания.

Можно обнаружить общие тенденции, если сравнивать смутные и нерасчлененные картины преисподней в первобытности (например, шеол в древней библейской традиции) и дифференцированный по иерархии мук и наслаждений загробный мир в более позднее время: ад сохранял мрак преисподней (ведь адский огонь не давал света), зато райский пламень веры был настолько ярок, что глаз смертного не мог выносить божественного сияния. В то же время описания рая даже у Данте оказываются не столь яркими и конкретными, сколь описания адских мук: райское блаженство не поддавалось описанию — картины рая были «апофатическими».

 

Хитрец на том свете

Тема видений загробного мира не раз встречалась в литературе от Средних веков до современности.

В XIII веке был составлен сборник «Римских деяний», латинских новелл, оказавших колоссальное влияние на развитие европейской прозы, в том числе ренессансной (Бокаччо). Частично «Римские деяния» были переведены на русский язык еще в XVII веке.

Одна из новелл повествовала о двух горожанах и поселянине, отправлявшихся в Мекку (значит, речь шла о мусульманах, совершавших паломничество — хадж). В пути у них закончились запасы еды, осталась лишь горстка муки. Горожане решили провести прожорливого сельского жителя и договорились о том, что испеченый из оставшейся муки хлеб достанется тому, кто увидит самый чудесный сон. Перед сном они поставили хлеб печься на медленный огонь, но поселянин разгадал хитрость своих спутников и съел хлеб, не дожидаясь, когда он допечется.

Но вот один из горожан проснулся с криком, якобы увидев необычный сон: два ангела открыли перед ним небесные врата и подвели к престолу Божьему. Товарищ его для виду подивился чудесному сну, но и сам рассказал о том, как под ним и явившимися двумя ангелами разверзлась земля, и они очутились в преисподней. Сытый поселянин притворился спящим, пока спутники не принялись его будить. «Как, вы уже вернулись?» — прикинулся изумленным хитрец. Два других пройдохи выразили недоумение, спросив, куда они могли уйти. Тут хитрый поселянин и пересказал их сны: он и сам видел, как один из них отправился на небо, а другой в преисподнюю. Оставшийся на земле решил, что он может один съесть хлеб.

Так бывает с теми, кто хочет обмануть товарища, заключает латинский моралист.

 

Солдат и смерть

В русских народных легендах роль умельца и хитреца нередко принадлежит солдату. В одной из таких легенд рассказывается, как солдат, отслужив свои двадцать пять лет, не дождавшись отставки, пошел куда глаза глядят.

По дороге он встретил самого Господа. Справедливый Господь за верную службу велел солдату идти прямо в рай. Солдат, конечно, подивился красоте райских кущ, но, когда попытался раздобыть там табаку, выяснилось, что в Царстве Небесном табаку «не положено». Не мог солдат раздобыть и вина. Принялся он жаловаться Господу, и тот, выслушав его, велел идти по левую руку, где все есть. Отправился солдат налево и добрался до нечистой силы, там ему пожаловали трубку и полуштоф перцовки. Но недолго ему пришлось гулять, ибо со всех сторон набежали черти.

Пришлось служивому пойти на хитрость: он наделал колышков и принялся размечать ими пространство в аду. Чертям же сказал, что хочет построить здесь монастырь. Избавиться от непрошеного гостя черти не могли, ведь он сам попросился в пекло. Пришлось и чертям пойти на хитрость: содрав шкуру с одного из чертенят, они сделали барабан и принялись бить тревогу за воротами ада. Служивый, привыкший нести службы, направился на сигнал, и, как только он вышел, черти же захлопнули за ним ворота ада.

Напрасно солдат ломился в ворота: ему не под силу было сломать их, ведь он не был мессией. Уныло побрел он прочь и опять встретил Господа. Сам Господь уже не знал, что делать с солдатом, да тот попросил поставить его у себя на часах. Первой к часовому явилась сама Смерть. На вопрос, зачем она идет к Господу, Смерть призналась: за повелением, кого ей следует морить. Пошел солдат докладывать о посетительнице, и Господь велел передать ей, чтобы морила стариков. Солдату жаль стало стариков — ведь еще живы были его родители. Он велел Смерти три года точить самые старые дубы. Через три года Смерть явилась снова, и солдат, вместо того чтобы морить молодых, как велел передать Господь, повелел ей точить молодые дубы. А когда черед дошел до младенцев, солдат послал Смерть точить малые дубки. Придя в следующий раз, Смерть едва волокла ноги, но принялась рваться к Господу, не слушая часового. Тот заслышал шум и узнал о хитростях солдата. Пришлось теперь служивому девять лет носить Смерть на закорках.

Притомился солдат таскать Смерть и достал табаку. Смерти захотелось попробовать понюшку, и солдат пустил ее в рожок для табака, да там ее и закрыл. С рожком за голенищем он вновь явился на пост. Господь понял, что не обошлось без очередной проделки, и велел выпустить Смерть, но солдат не слушался, пока Бог его не простил. Зато когда Смерть освободилась, Всевышний велел ей уморить надоедливого солдата.

Солдат готов был к смерти, принес чистое белье и даже гроб. Но когда Смерть велела ему ложиться в гроб, то он лег спиной кверху. Потом он повернулся на бок и так продолжал издеваться над Смертью до тех пор, пока та сама не предложила ему показать, как нужно лежать в гробу. Тут солдат и накрыл гроб крышкой, да набил на него железных обручей. Пустил он гроб со Смертью по воде, и если бы Господь не увидел очередной проделки и не выпустил Смерть, солдат еще долго мог бы хитрить. Но тут уж Господь велел Смерти уморить солдата без разговоров, и хитрецу пришел конец.

Мотивы этой легенды уже знакомы читателю: немало хитрецов хотело запереть смерть (вспомним так же, как дети обманывали Бабу-ягу, притворяясь, что не знают, как сесть на печную лопату). Гораздо интереснее мотив строительства монастыря в пекле: он восходит к апокрифическому рассказу о мудром Соломоне, которого не стал выводить из ада сошедший туда Христос, ибо тот и сам был достаточно хитер, чтобы спастись из преисподней. Соломон стал размечать пространство для строительства храма, и Сатана в ужасе выпустил его.

История про хитрого солдата, однако, имела продолжение за пределами фольклорной легенды, в поэме А. Т. Твардовского «Василий Тёркин».

Смерть в поэме А. Т. Твардовского вступила в спор с солдатом и проиграла. Но поэт вновь привел Тёркина в преисподнюю в поэме «Тёркин на том свете» (1964), где солдату не было покоя не от чертей, а от советской бюрократии. Тёркин делает то, что под силу оказалось лишь Гераклу и великим героям древности: избавляется от оков преисподней — вскакивает в порожняк, идущий к живым.

Обратный путь напоминает Дантов ад:

Жар и холод того света напоминают об обмираниях и средневековых видениях. Кстати вспомнить в конце книги, что «Божественная комедия» называлась комедией потому, что начиналась страшно, зато кончалась счастливо.