В Маннфалле наступила ночь, но город не вымер. Ример в последний раз приезжал сюда не так давно, но улицы успели измениться. Обычно после наступления темноты в городе становилось спокойно: можно было встретить только какого-нибудь пьяницу или путешественников, которые прибыли в неподобающее время, как он сейчас.

Теперь же ему казалось, что трактиры не закрывались никогда. Изо всех окон доносились голоса скоморохов и музыка. Ночью песни становились грубее, а куплеты о легкодоступных доярках сопровождались смехом и выкриками. Приезжие, у которых не было денег, спали на улицах и в парках. Полмира решило приехать сюда. Хотел бы Ример, чтобы причиной их явления был только Ритуал, но он знал, что на этот раз дело не только в нём.

Он осадил лошадь и оглянулся через плечо. Караван медленно тянулся по брусчатке. Большинство его спутников спали в повозках. Илюме сидела позади кучера с закрытыми глазами. Руки она прятала в рукавах мантии. Ример не думал, что она спит, поэтому он отделился и поехал впереди каравана. Несколько дней пути по сельским дорогам привели его в беспокойство. Он предпочёл бы исчезнуть до того, как они доберутся до места, но Илюме не позволит, чтобы всё оказалось просто. Ример принял это, ведь он знал, что поступает так в последний раз.

Путь каравана пролегал вдоль берега реки по беднейшим кварталам города. Здесь каменные дома, благословение Всевидящему, были построены вплотную друг к другу, ведь жилища были настолько хрупкими, что не смогли бы устоять без опоры. Перед самыми захолустными трактирами в воздухе витал явственный запах дыма курящейся опы.

Навстречу каравану нетвёрдой походкой шёл какой-то имлинг и вдруг упал. Ример резко остановил Травеля. Конь заржал и закусил удила. Молодой воин соскочил, чтобы помочь упавшему, но тот поднялся на ноги самостоятельно. Его возраст было невозможно определить из-за лохматой бороды. Он был слеп на один глаз, который казался мёртвым и белым. Всё говорило о том, что и второму глазу мужчины грозит такая же судьба. Из царапины на его лбу сочилась кровь. Он посмотрел на Римера и пробормотал извинения. Он не был пьян. Мужчины закидали его камнями.

– Всё дело в моих глазах, господин, – сказал он. – Они пугают имлингов. Они думают…

Ему необязательно было договаривать.

– Ты напоминаешь им слепого, – Ример закрыл глаза и попытался сбросить с плеч тяжесть неразумности имлингов. Столько ненужных страданий, порождённых мифами и сказаниями. Порождённых страхом.

Он увёл слабовидящего с дороги и положил ему в руку две серебряные монеты, а потом снова вскочил в седло.

– Таких, как вы, господин, больше не осталось! – прокричал мужчина ему вслед, а потом пошёл своей дорогой, не ведая, с кем он только что повстречался. Ример ещё раз посмотрел на повозки. Сейчас они следовали прямо за ним, и Илюме недовольно сверкала в темноте кошачьими глазами. Порой Римеру казалось, что ей вряд ли известна разница между сном и бодрствованием. Для неё это одно и то же.

Они взяли правее и поехали по улице Даукаттгата. Перед Римером высилась цель их долгого путешествия – Эйсвальдр, ледяная стена. Город в конце города. Дом для тысяч представителей аристократических семей и их слуг. Дом Всевидящего разросся до таких размеров, что никто уже с точностью не мог их сосчитать, в том числе двенадцать привилегированных членов Внутреннего круга. Чем ближе они подъезжали, тем нетерпеливее становился Ример. Скоро. Скоро он будет дома. В своём настоящем доме. Только сначала ему предстоит вместе с Илюме заехать во дворец их семьи. А потом всё будет зависеть от того, как скоро она позволит ему уйти.

Они добрались до стены, которая отделяла Эйсвальдр от остальной Маннфаллы. Сегодня от стены осталось одно название – поколения назад в ней появилось множество сводчатых проходов и теперь она была всего лишь символом. Двое сонных стражей выпрямились при приближении каравана. Они склонились, насколько позволяли их кольчуги и нагрудники.

– Сын-Ример.

Ример почувствовал, как дёрнулся уголок рта. Он обречён выслушивать подобное обращение. Сын члена Совета. Сначала сын и уже потом, если для этого оставалось место, Ример. Стражники заметили Илюме и нервно переглянулись. Они должны были поздороваться в первую очередь с ней, конечно. Но стояла темнота, а она сидела не на виду. Им не о чем было беспокоиться, но, судя по их виду, они не были уверены в том, что Илюме сделает такой же вывод.

– Матерь.

Они снова поклонились и расступились в разные стороны, чтобы пропустить повозки.

Дворец Ан-Эльдеринов был одним из старейших в Эйсвальдре. Он был великолепен, но сильно отличался от других домов за Стеной, потому что его построили из камня, сохранившего естественный цвет и форму. Он не был побелен известью и не был прямоугольным, а больше всего походил на то, что дало ему название: на спящего дракона.

Ример ехал через фруктовый сад. Он сгорал от нетерпения, и ему пришлось несколько раз притормозить, чтобы дождаться своих спутников. Он хотел ехать дальше, должен ехать дальше. Но Илюме ожидает, что он проводит её в дом. Она, конечно, ожидает также, что он останется ночевать, но этому не бывать.

Кучер помог Илюме спуститься с козел и разбудил слуг, которые проспали несколько часов. Они отвели лошадей с повозками в конюшню. Илюме приказала подождать с разгрузкой вещей до следующего дня. Потом она вошла во дворец. Ример последовал за ней. Их встретил старый Прет, который быстрыми шагами шел им навстречу по залу с масляной лампой в руках. Они разбудили его, но, несмотря на это, на его мантии не было ни единой морщинки, и она безупречно сидела на тощем теле.

– Илюме-матерь.

Он поклонился и повёл их вглубь дворца. Прет рассказал Илюме о том, чем занимаются в доме. Он говорил тихо, но голос его всё равно эхом разносился под высокими сводами. Ример шёл за ними. Он смутно припоминал, как дворец выглядел раньше, и понимал, что в нём появилась новая мебель, а зимнее крыло открыли для прогревания. Он оглядывал комнаты, в которых вырос, и думал о Хирке. О лачуге, где она жила. Он вспоминал, как Торральд разговаривал с ним – открыто, словно он был его другом, а не чьим-то сыном. Не господином. Очаг, запах рыбного супа. Маленькая семья из двух имлингов.

В доме Ан-Эльдеринов тесниться не приходилось. Не имело никакого значения, сколько имлингов в нём проживает. Илюме, Ример, брат отца Данкан со всеми своими домочадцами. Больших комнат было слишком много. Полы слишком ярко блестели. Ример оглянулся, отметив движение краем глаза. Всего лишь зеркало. Дворец Ан-Эльдеринов увидел его. Всегда видел его. Каждый миг каждого дня с тех самых пор, как он появился на свет. Это не дом, это место, где с тебя не сводят глаз. Сцена, на которой ты открыт для всех взоров и где тебе поклоняются. Ример отметил, что после того как он вошёл во дворец, его походка изменилась. Шаги стали короче и твёрже. Внезапно его посетило воспоминание. Ему пять или шесть. Илюме учит его ходить с должной осанкой. Она поднимает его подбородок вверх, и её ноготь нечаянно царапает ему губу. Вкус крови. Воспоминание исчезло так же быстро, как и появилось.

Илюме остановилась у библиотеки и отправила Прета спать. Это помещение было тесным и переполненным вещами, несмотря на свои размеры. Тёмные стулья, обтянутые кожей, и шторы от потолка до пола поглощали неяркий свет ламп.

– До завтра займёшь одну из своих бывших комнат. – Илюме положила плащ на стул. Стройная служанка схватила его и быстро скрылась. Илюме села, и Ример обратил внимание на то, что она опирается на руку. Он улыбнулся и понадеялся, что Илюме этого не заметила. Он распознал попытку манипуляции с целью добиться от него желаемого, но не снял свой плащ.

– Нет.

Илюме кашлянула. Он ждал продолжения, но его не последовало. Она даже не упомянула, что при свете дня легче искать дорогу. Они проделали долгий путь, на протяжении которого их отношения напоминали приливы и отливы, какие бывают у самого Потока. Возможно, она устала больше, чем он думал? Или обозлилась? На какое-то мгновение Ример задумался, не остаться ли, но тут же понял, что она молчит намеренно. Последнее слово, очевидно, не было произнесено, но оно наверняка не будет сказано сегодня ночью.

– Спокойной ночи, матерь, – Ример вышел из комнаты.

Он медленно прошёл по дворцу, но побежал, как только оказался на улице. Ни повозка, ни лошадь не смогут доставить его туда, куда он направляется. Он нёсся по пустым торговым улицам к Чертогу Всевидящего, к белой стене, возвышавшейся перед ним. Она была наклонной, её прорезали сотни узких окон, которые в другое время использовались как бойницы. Сердце его бешено стучало. Проходя через ворота, он кивал стражам, и они сонно кивали ему в ответ. Эйсвальдр спал. Но он был тем, кем был, и шёл, куда хотел.

Ример продолжил свой путь по залам и садам городского лабиринта. Он поклонился Башне Всевидящего, единственному месту, где ему ни разу не довелось побывать. Туда допускались только двенадцать. Где-то там отдыхал Всевидящий. От этой мысли, как и в детстве, у него закружилась голова. Он прошёл мимо башни, остановился и окинул взглядом Блиндбол. Тысячи покрытых лесом гор возвышались перед ним насколько хватало глаз. В темноте они казались серыми, но он знал, что на самом деле они имеют цвет сочной зелени. Эти сады и вид на Блиндбол были доступны только приближённым Всевидящего. Красота недоступна, если ты не живёшь или не работаешь в Эйсвальдре. Но многие слуги обходят это место стороной, чтобы не видеть Блиндбола, про́клятых гор. Запретных гор. Места, откуда, по преданиям, давным-давно явились слепые.

Приближался рассвет. Ример покинул Эйсвальдр и направился в горы по забытым тропам. Вверх и вниз по холмам и пригоркам, между редкими деревьями хвойного леса, по подвесным мостам, которые терялись в туманной дымке.

Скоро станут видны очертания лагеря. Он располагался в диком и прекрасном месте среди деревьев на одной из горных вершин. Его лагерь. Скоро он будет дома. У своих. Там, где он просто Ример.

Лагерь Колкагг.