Окружающий пейзаж влиял на разговоры в повозке. Во время дороги по хвойному лесу Рамойя набралась мужества и стала говорить о тайном, о том, что не предназначено для чужих ушей. О том, что имлинг не всегда может выбирать свой путь, который, судя по всему, предопределён. Что однажды утром имлинг просыпается и спрашивает себя, где он был, когда совершался выбор. Как будто он пропустил судебное разбирательство, но получил приговор. Слова Рамойи выдавали потребность приуменьшить роль, которую она играла в остром конфликте между Равнховом и Маннфаллой. Хирка слышала шёпот отца из Шлокны.

Только идиоты выбирают одну из сторон. Будь на своей стороне и проживёшь долго.

По мере того как они спускались с гор Храфнфьелли, хвойный лес редел, посреди сосен стали появляться берёзы. Разговоры стали более осторожными, они обменивались загадками, выбирая безопасные слова в надежде замаскировать всё, сказанное раньше. Хирка старалась молчать как можно больше. Когда беседа коснулась Потока, она умолкла совсем и постаралась таинственно улыбнуться.

Рамойя полагала, что Поток в Хирке очень силён, но она со своими способностями не хочет служить Совету. Обладающий голубой кровью, способный слиться в Потоке с драконом, как говорили в старину о таких имлингах, как она. Следовательно, Хирка стала фигурой в невообразимо большой игре. Вымышленной фигурой. Что сказала бы наставница воронов, если бы узнала, насколько незначительна Хирка на самом деле? Слепая к земле и лишённая связи с Потоком. Чужая. А что сказали бы Эйрик и Тейн? Тейна она не видела с тех пор, как его отца ранили. Хирка ждала, что он ворвётся в опочивальню отца, когда она лечила его от лихорадки, но всё время у ложа больного она провела в одиночестве. Она даже не спрашивала о Тейне.

На равнине уже начался сбор урожая, возможно, в этом году раньше, чем обычно, потому что Ритуал передвинули почти на целый месяц вперёд. Казалось, никто из встреченных ими имлингов не был встревожен, они просто работали, как и всегда. Дети гоняли птиц и подбирали зерно, которое растеряли взрослые. Двое малышей дёргали друг друга за хвосты. Хирка задумчиво посмотрела на них. Что, если просто выпрыгнуть из повозки? Она могла бы стать частью какой-нибудь семьи, могла работать, есть и проводить вечера в доме, полном имлингов, в доме, который был крепостью, защищающей от внешнего мира. Но они ехали по дороге, и имлинги смотрели на неё, как на чужую, какой она, собственно, и была, ничуть не беспокоясь о её неведомом будущем.

Через пару дней погода стала портиться. Долины Среднего Има располагались между горами Тюримфьелла на востоке и Блиндболом на западе. Сильные порывы ветра поднимали пыль с дороги и бросали в путников. Они кутали лица шарфами или забирались в повозку к воронам, которые с каждым днём всё больше скучали в маленьких клетках.

Поток имлингов на дороге возрастал. Некоторые из них рассказывали, что видели палатки войска, медленно продвигавшегося на север. Имлинги делали привалы у дорожных столбов. Всевидящий покровительствует путникам, и дорожные столбы встречались часто. Имлинги и сами строили столбы. Жители одного из хуторов, мимо которого они проезжали, повесили на выкрашенные в чёрный цвет ворота рога. Они должны были изображать защищающие крылья Всевидящего. Имлинги обвешали рога тонкими полосками кожи, и теперь они уныло развевались на ветру. На самом деле зрелище больше всего походило на голодного ворона, который залетел в ворота и умер.

Хирку всё больше и больше охватывало беспокойство. Она прятала тревогу, придумывая себе дела: поиграть в слова с Ветле, поухаживать за воронами, вымести песок из повозки. Ничто не помогало. Она не знала, что ей делать, когда они прибудут на место. Она не знала, что её ждёт.

Хирка постоянно возвращалась мыслями к Римеру. Он будет там. Он поможет. Возможно, Ример не из Ан-Эльдеринов? Он ведь любимчик Всевидящего? Должно же это сослужить какую-нибудь службу? По ночам она тихо молилась, чтобы Всевидящий оказался именно таким, каким его представлял Ример. Чтобы он оказался мудрым, милостивым и любящим. Тем, кто спас мир от слепых. Тем, кто защищает всех, кто не в состоянии защитить себя сам.

Бабьи сплетни, шептал отец из Шлокны.

В полудне пути от Маннфаллы они заехали в такое большое селение, что Хирка приняла его за цель их путешествия. Значит, это и есть Маннфалла? Большая, но не настолько, как она думала. Она даже ощущала небольшое облегчение до тех пор, пока Рамойя не внесла ясность: это всего лишь одно из селений, окружающих сам город.

– Маннфаллу ты увидишь, когда мы переедем холм, – сказала она и указала вперёд.

Повозка ползла вверх, дома скрылись за неровностями рельефа, и взгляду открылись чайные плантации – ровные ряды зелёных кустов. Между ними ходили несколько пожилых женщин с морщинистыми лбами и делали заметки в маленьких книжках. Они трогали кусты, нюхали их и шли дальше.

К вершине холма рельеф выровнялся, и внезапно в поле зрения появились огромные лагеря: палатки, повозки, лошади, костры. Некоторые семьи расположились прямо под открытым небом, безо всякого укрытия. Хирке показалось, что Рамойя очень удивилась.

– Их больше, чем когда-либо раньше.

– Они здесь живут? Кто они? – спросила Хирка и перелезла на место рядом с кучером, чтобы оказаться ближе к Рамойе. Та пожала плечами.

– Имлинги. Семьи с детьми, которые должны пройти Ритуал. В городе места всем не хватило, и не у всех есть деньги, чтобы там жить. Обычно съезжается много народа, но чтобы столько…

Хирка вспомнила разговоры подвыпивших мужчин на празднике в Равнхове. Слухи о слепых. Воины Маннфаллы в пути на север. Война и суеверия погнали имлингов к столице.

Рамойя поторопила лошадей. Повозка ехала мимо незнакомцев, которые торговали вдоль дороги украшениями с изображениями Всевидящего. Между ними ходили стражи, одетые в белое и коричневое. Они прогоняли имлингов с дороги и раздавали то, что Хирка приняла за еду, но, по словам Рамойи, оказалось мылом. Так Маннфаллу пытались защитить от болезней, когда город переполняли приезжие. Хирка помнила рассказы отца о той, кого считала своей матерью.

Майанде была девушкой из Ульвхейма, с которой я… некоторое время общался. Она делала мыло и продавала его подвыпившим мужчинам в тавернах. Они больше тратили на мыло, чем на пиво. Более заядлых пьяниц ещё надо поискать.

На мгновение Хирка забыла страх и протянула руку одному из стражей. Он дал ей кусок мыла, не останавливаясь и не глядя на неё. Мыло сплющенным яйцом лежало у неё в ладони. На нижней стороне бруска был выдавлен знак Совета. Трудно сказать, зачем это было сделано: то ли для того, чтобы показать, кто стоит за этим добрым делом, то ли для того, чтобы усилить очищающий эффект.

Повозка перевалила через холм, и они увидели раскинувшуюся впереди под ними Маннфаллу. Невообразимое зрелище, которое не оставило в душе Хирки никаких сомнений насчёт того, достигли ли они цели. Она встала и уцепилась за крышу повозки, чтобы не свалиться. Всё, что она слышала о Маннфалле, оказалось правдой. Город мог вместить полмира. Дома всех мыслимых цветов и очертаний наползали друг на друга. Кое-где они образовывали систему улиц, в других местах стояли хаотично, как напа́давшие с гор камни. Застройка подковой охватывала Ору, которую украшали корабли и маленькие лодки, без конца снующие между берегами реки. Серый шпиль возвышался над городом.

– С ума сойти можно… – сказала Хирка, опускаясь обратно на сиденье.

– С ума сойти! – передразнил её Ветле.

– А что это там? В реке? – Хирка указывала на кучку домов, которые, казалось, плывут по реке. Их опоясывал лабиринт пристаней. Больше всего это напоминало плавучее воронье гнездо.

– Это рыбацкий лагерь. Где-то через месяц по реке начнёт подниматься краснопёрка, и у рыбаков начнётся горячая пора, – Рамойя кивнула в сторону рыбацкого лагеря. – Они спят и едят прямо там, когда у них есть время.

– Разве они не живут в городе?

– Да, но они не хотят пропустить косяк, поэтому боятся сойти на берег, проворонив улов и хорошие деньги.

Дорога в город шла под уклон, палаточные лагеря скрылись из виду за спиной у путников. Они объехали небольшой пригорок, и их глазам предстал весь город целиком. Он оказался в два раза больше, чем можно было подумать вначале. И Хирка, наконец, увидела Стену.

Она широко раскрыла глаза. Хирка слышала рассказы, знала, что Стена должна быть высокой, но когда она думала о чём-то высоком, то представляла себе расселину Аллдьюпы, а не Пик Волка. Легендарная белая преграда делила Маннфаллу на две части. Она была похожа на светящийся мост и перегораживала перевал, ведущий в Блиндбол. Перед ней раскинулся город во всём своём хаотичном многоцветье. За стеной находился Эйсвальдр, чертог Всевидящего, город в городе, почти такой же большой, как и поселение снаружи. Позади всё было белым, за исключением пары красных крыш и куполов. Самый большой из них был отполирован и блестел на солнце.

– Эйсвальдр, – произнесла Рамойя.

– Всё это? – спросила Хирка, скрывая страх. Повозка невозмутимо катилась вперёд.

– Всё это. Эйсвальдр – это город в городе. Тысячу лет назад стена всего лишь защищала его от Блиндбола. Потом появился чертог Всевидящего. Потом зал Ритуала, зал Совета. Эйсвальдр продолжал расширяться. Сегодня у всех семей Совета есть свои дворцы за стеной, – Рамойя криво улыбнулась. – Каждый раз, когда я приезжаю сюда, эти дворцы становятся чуточку больше, сады ещё красивее, а убранство богаче. Они уже давным-давно перестали быть домами.

– Что ты имеешь в виду? Там никто не живёт?

– О нет. Многие семьи Совета живут почти полным составом в одном дворце. Но их дома строятся прежде всего для того, чтобы произвести впечатление на другие семьи.

Хирка пожала плечами:

– Ну тогда здесь всё так же, как и в других местах.

Рамойя улыбнулась и посмотрела на неё.

– Это правда. Просто здесь больше ресурсов.

Они подъехали к западным городским воротам, которые с трудом можно было разглядеть из-за многочисленных лавок. Имлинги кричали, размахивали руками и спорили. Они держали в руках кастрюли, одежду и украшения из железа, латуни, серебра и золота. Из клеток доносилось кудахтанье, из стойл слышался визг. Утки, гуси, куры, овцы. Чёрные свиньи и козы с украшениями на рогах.

По верху городской стены взад-вперёд ходили стражи, и Хирка уставилась себе под ноги, чтобы скрыть лицо, но здесь никого не останавливали. У охраны и без того хватало работы – они убирали с дороги торговцев и скот.

Повозка въехала в ворота, в массивную арку из тёмного дерева, которую вряд ли хоть раз закрывали за последние столетия. Другие скрипучие повозки постоянным потоком въезжали и выезжали из города. За стенами улицы оказались широкими, но переполненными. Из лавок, торговавших едой прямо на улице, пахло копчёным и горелым. Имлинги покупали обожжённые орехи, тушёные овощи и обжаренные на гриле куски красной рыбы, приправленные семечками, и ели из свёртков прямо на ходу. Большие деревянные ящики и мешки были до краёв наполнены высушенными фруктами, овощами и специями всех мыслимых цветов.

Хирка пыталась быть вежливой с каждым, кто приближался к повозке. «Нет, спасибо, я не ношу браслеты» или «Она прекрасна, но мне не нужна ваза». Да и денег у неё не было. Кто мог позволить себе купить всё это? Хирка никогда не видела столько товаров в одном месте. О назначении половины из того, что торговцы протягивали ей, она даже не догадывалась. Рамойя посмеялась над ней и посоветовала смотреть прямо перед собой, чтобы не отвечать всем.

– Они видят, что тебе любопытно, Хирка.

Девушка отвела взгляд от улицы. Во многих домах были окна из цветного стекла. Некоторые из них стояли открытыми, из одного свисал дорогой ковёр с охотничьей сценой в красно-золотых оттенках, из другого – простой соломенный коврик, готовый развалиться в любой момент. Имлинги в обуви из цветной кожи с металлическими пряжками проходили мимо босоногих попрошаек. Хирка заметила мальчишку, который запустил руки в карманы незнакомца и скрылся с добычей в одном из тёмных переулков. Хирка ожидала, что за ним погонятся, но никто не заметил, что он сделал. Воришка смог просто исчезнуть, стать невидимкой среди тысяч имлингов. Хирка удивлённо смотрела ему вслед.

Рамойе приходилось понукать лошадей, потому что они останавливались, когда толпа преграждала им дорогу. Пахло едой, конским навозом и потом. Но по мере приближения к Эйсвальдру запахи исчезли. Лавки сменились магазинами с вывесками, как у постоялых дворов. Дома стали больше и краше. На входных дверях виднелись фамильные гербы, поверху шли резные карнизы. Крыши становились всё более остроконечными, их покрывала настоящая чёрная черепица, каждая плитка которой имела безупречный изгиб. По краям крыш были проложены небольшие желоба из того же материала. В некоторых местах над постройками виднелась Стена, хотя до неё было ещё довольно далеко.

Перед некоторыми домами имелись собственные сады и живые изгороди. Возле ворот одной из выложенных каменными плитами подъездных дорожек стоял охранник в красном кожаном костюме с серебряными бляшками на груди. С его пояса свисали два метательных топорика, рукоятки которых были обвязаны красными кожаными ремешками. Хирка попыталась поймать его взгляд, но когда они проезжали мимо, охранник смотрел прямо перед собой.

– Здесь живут имлинги из Совета?

– Нет, – ответила Рамойя. – Семьи Совета живут по ту сторону Стены. Здесь в основном обитают купцы.

– О небо, они, должно быть, богаче Глиммеросена!

Рамойя рассмеялась.

– Большинство живущих здесь могли бы купить Глиммеросен тысячу раз.

– Серьёзно?

– Абсолютно.

Хирка никогда не понимала грёз Сильи о Маннфалле. В глазах кочующей девочки подруга и так была сказочно богата. Многие и мечтать не могли о такой роскоши, да столько денег и не требовалось для жизни. Но местные имлинги были богаче владельцев Глиммеросена. А ещё здесь были имлинги беднее Хирки.

Маннфалла вмещала всё и всех. Бедных и богатых. Вероломных и шумных. Купцы и воры жили здесь бок о бок. Никто не выделялся, потому что выделялись все. У Хирки случались кошмары о том, что целый город гонится за ней. За потомком Одина. Но в Маннфалле она ничего не значила. Хирка улыбнулась. Здесь она может делать что угодно!

Если забыть о том, что за мной гонятся Колкагги и мне негде жить…

Мать Ветле застала её врасплох, когда спросила как раз об этом – куда она направляется. Сама Рамойя собиралась остановиться в обители воронов на восточном берегу реки вместе с другими наставниками. Все они съехались сюда из-за Ритуала, но Хирке туда было нельзя.

– Я должна встретиться кое с кем. Я не могу сказать, с кем и где, – ответила Хирка с чистой совестью. Это не было ложью. Она наверняка встретится со многими. И понятия не имела где. Девушка заверила Рамойю, что у неё есть всё необходимое – и деньги, и место встречи.

Повозка выехала на открытую площадь. Над её противоположной стороной возвышался Эйсвальдр во всей своей красе. Хирка подняла глаза к небу. Вороны влетали и вылетали в арки в Стене. Она была облицована белым полированным камнем. Рыжая жительница Эльверуа разинула рот. Какой страх должен был заставить имлингов начать такую стройку? Им пришлось перекрыть целый горный перевал, ведущий в Блиндбол, в горы, из которых, по слухам, явились слепые.

Но никто из живущих ныне не видел Стену закрытой. Теперь она служила воротами, окном в другой мир. Через сводчатые проходы Хирка видела, что дома на улицах по другую сторону Стены облицованы тем же белым камнем, а шпили и купола блестят на солнце. И несмотря на то, что у каждого прохода стояла стража, повозки без конца въезжали в Эйсвальдр и выезжали из него.

Ветле вытянул руку со своей каменной игрушкой вверх, чтобы казалось, что маленький имлинг шагает по верху Стены. Новый Юмар превратился в великана, который мог разгромить весь город.

– Видишь красный купол? – указала Рамойя, и Хирка проследила взглядом за её рукой.

– Ну да, – скривилась девушка. Купол венчал самое большое здание, расположенное в центре Эйсвальдра. Рамойя подмигнула ей.

– Это центр мира.

– Ты хочешь сказать?..

– Материнская грудь. Зал Совета. За ним располагается чертог Всевидящего.

Хирка ощутила, как её самоуверенность утекает, как вода из ведра, которое Майя вылила на них в «Воронёнке», чтобы не дать драчунам поубивать друг друга. Это Маннфалла. Она здесь. Сейчас. И заглядывает в Эйсвальдр, смотрит на чертог Всевидящего. На самый священный из всех чертогов. Место проведения Ритуала. Надо что-то делать.

– Стой!

– Здесь? – Рамойя придержала лошадей. Хирка судорожно огляделась по сторонам. На углу улицы, по которой они приехали, располагался постоялый двор. Он казался дорогим, но это не имело значения. Она не собиралась останавливаться в нём, а Рамойя всё равно думает, что она с кем-то встречается.

– Вон там.

Рамойя взглянула на постоялый двор. Хирка забросила на спину свой мешок и выпрыгнула из повозки. Ветле хотел спрыгнуть вслед за ней, но Рамойя удержала его, пообещав, что он скоро снова встретится с Хиркой. Девушка улыбнулась, но на душе у неё было нехорошо. Она сомневалась, что когда-нибудь увидится с ними.

Куро всю дорогу держался на расстоянии, а сейчас летал кругами высоко над их головами. Хоть какая-то радость.

– Спасибо за компанию, Рамойя.

Наставница воронов сдвинула брови.

– Ты уверена, что тебе сюда? У тебя есть всё необходимое?

– Абсолютно уверена.

– И ты знаешь, что делаешь?

– Всегда.

Хирка подивилась уверенности в собственном голосе, которая совершенно не соответствовала тому, что она чувствовала на самом деле. Но, судя по всему, Маннфалла и так была городом контрастов, ничего не случится, если она добавит к ним ещё парочку.

Хирка потянулась к Ветле и обняла его. Светлые кудряшки пощекотали её, и он долго не выпускал подругу из объятий. Рамойя дёрнула поводья, и повозка поехала по площади в сторону восточного берега реки, а Хирка осталась стоять перед постоялым двором «Белая площадь». Сердце опустилось в груди. Снова одна. Не как в лесах у Равнхова, где всё, что у неё было, – это Куро. На этот раз вокруг неё было больше имлингов, чем когда-либо. Она никогда не видела столько народа сразу. И всё же она была одна.

Хирка выпрямилась. Не всё так плохо, напомнила она себе. Девушка испытывала страх перед Маннфаллой каждый день, и началось это задолго до смерти отца. Иногда она просыпалась ночью в их повозке, потная и напуганная, потому что ей приснился сон о Колкаггах. О беспощадных чёрных воинах, которые набрасывались на неё в тот самый миг, когда она входила в городские ворота. Хирка боялась, что её остановят, арестуют, казнят. Но пока этого не случилось.

Да, она была напугана, она была одна, и всё её имущество умещалось в мешке за плечами. Единственной её компанией был высокомерный ворон, который, строго говоря, постоянно занимался собственными делами. Но Маннфалла оказалась лучшим местом в мире для того, чтобы спрятаться. Хирка могла раствориться в городе, где, как она думала раньше, она будет выставлена на всеобщее обозрение, словно выброшенная на берег рыба.

Но она не может оставаться в этом квартале.

Хирка повернулась спиной к возвышенному свету Эйсвальдра и пошла по улице мимо домов купцов к реке, где постройки были маленькими и ветхими. Оттуда доносилось множество запахов, а голоса звучали громче. Именно там она сможет исчезнуть.