Блиндбол, пустошь слепых. Трудно подобрать более подходящее название. Они пробирались вперёд в темноте до тех пор, пока Хирка не сказала «стоп». Она очень устала. Сказала, что им надо найти убежище до того, как разразится буря. В этом был смысл, но на самом деле это лишь предлог для того, чтобы успокоить Римера. Это он сорвался. Это ему необходимо восстановить равновесие перед тем, как двигаться дальше.

Ночь была насыщена Потоком, наэлектризована, полна ожиданий. Хирка ощущала это всем телом: под кожей зудело, кровь быстро неслась по венам. Они с Римером сидели посреди горного склона на одном из многочисленных пальцев бога. Как потерпевшие кораблекрушение, которые надеются остаться невидимыми. Идиотская надежда, потому что им предстоит долгий путь. Теперь, когда Эйсвальдр станет гнать их на край света, когда ничего уже не может быть, как раньше, существовала только одна цель. Им надо идти в Равнхов через Блиндбол.

Хирка знала, что другого выхода нет, но убедить в этом Римера было нелегко. Пять дней, а может, и больше, в пути по землям Колкагг, и остаться при этом незамеченными? Они могли рассчитывать только на то, что здесь их никто не станет искать.

Хирка подтянула колени к груди и обняла их, чтобы сохранить тепло. Перед ней на ветке, уходившей за край скалы, сидел Куро. Карикатура на Всевидящего, которого больше нет. Куро всегда знал, когда Хирка находилась на грани, и в таких случаях предпочитал не приставать к ней.

Поток резко прорезал небо, и Хирка вздрогнула. Молния напугала её больше, чем Куро. Ворон только потряс крыльями и подвинулся на пару шагов ближе к стволу. В темноте сосновые иголки казались острыми. Она задумалась: иголки были похожи на маленькие копья, и ничто не сможет пробраться к ним с Римером через это дерево. Дурацкие мысли, но Хирка успокоила себя тем, что голова думает о всяких глупостях, чтобы выжить. Ты веришь в то, во что должен, в существующих обстоятельствах.

И вновь она вспомнила гаснущие глаза Илюме, её слова.

Я дорого заплатила за то, чтобы у народа по-прежнему был Всевидящий.

Прыжок с башни Всевидящего дорого обошёлся Хирке. Поток вёл себя как никогда дико. Он был голодом, который принялся пожирать её, как только она решилась открыться ему. Её тело до сих пор ощущало последствия той встречи с Потоком. Поток пульсировал в её венах, окрашенный непостижимым гневом Римера.

Ример сидел, прислонившись к нависшему над ними камню. Следующая молния озарила его лицо светом, но быстро исчезла, и он снова оказался в темноте. Потом раздались раскаты грома. На Блиндбол обрушился ливень, скоро они промокнут до нитки. Сердце Хирки разрывалось, когда ей становилось видно его лицо. Горе погасило взгляд Римера, в котором осталась лишь чернота. Горе по Илюме. По Всевидящему. По тому, что для них двоих всё заканчивается вот так, потому что даже Равнхов не сможет противостоять Маннфалле, когда разразится буря. Сейчас это только вопрос времени. У Совета имелись все необходимые причины. Урд распишет бесхвостую гниль так, что весь мир объединится против них. Эти двое вломились ко Всевидящему, чтобы убить его. Они убили Илюме. По приказу Равнхова. У них с Римером не было шансов.

Ример хотел остаться, хотел сражаться в Эйсвальдре вместе с Рамойей, но понял, что это невозможно. Из-за него положение наставников воронов могло только ухудшиться. Их планы были ему неизвестны. А Хирка, какой бы глупой она ни была, понимала, что Ример должен последовать за ней ради неё, ведь она никогда не сможет самостоятельно преодолеть Блиндбол.

Он потерял всё. Ради неё. Она могла попробовать разрядить ситуацию болтовнёй, сбросить укрывшее их душное покрывало своими словами. Она всегда так поступала. Надо проявить любопытство, может быть, спросить о том, что грызло её всю дорогу сюда.

– Как башня может парить без помощи Всевидящего? Я хочу сказать… Это ведь Он формирует Поток так, чтобы он держал башню?

– Она не парит. И никогда не парила, – мрачно ответил Ример.

– Что ты имеешь в виду? Я ведь видела…

– Зеркала. Они создают впечатление, что башня парит. Особенно когда открываются двери в зал Ритуала. Гениально, да? Мне было девять, когда я обнаружил, как всё устроено. Но я никому ничего не сказал.

Хирка пожала плечами:

– А это что-нибудь изменило бы?

– Конечно! Если бы имлинги узнали, то, может быть, поняли бы…

– Что поняли? Что Его не существует? Но ты этого не понял.

В глазах Римера вновь вспыхнуло белое пламя. Она подобралась к сути. На её ладонь упала капля дождя. Скоро их станет больше.

– А ты поняла бы? Что, если бы ты увидела намного больше, Хирка? Если бы ты всю свою жизнь наблюдала, как Совет манипулирует имлингами, чтобы казаться сильнее и умнее, чем он есть на самом деле? Да, я знал, как они ради собственной выгоды выворачивали законы. Я знал, что башня парит благодаря зеркалам. Я знал, что несколько гениально расположенных окон купают в свете двенадцать имлингов во время Ритуала. Всегда знал. Их капюшоны расшиты золотом, поэтому кажется, что их лица всегда сияют. Деревянный молоток стучит по латунному куполу под сценой, когда они входят в Зал. Звука имлинги не слышат, но ощущают его телом. Им кажется, что весь мир начинает вибрировать, когда видит их. Просто, но эффективно, – он потянул ворот, как будто тот его душил. – Я никогда в них не верил. Как я мог верить в Него?

Хирка знала, почему. Она всегда знала, почему. Она всю жизнь видела это в глазах больных, истекавших кровью, страдавших. В этот миг она знала Римера лучше, чем он сам. Она посмотрела на него и попыталась улыбнуться.

– Потому что больше верить не во что.

Хлынул дождь. Небо плакало над их разговором, в возможность которого вряд ли кто-нибудь мог поверить. Никогда и нигде. Взгляд Римера пылал. Величие того, о чём они говорили, опускалось на них. Хирка со страхом ждала финала. Она бы сказала, что испытала облегчение, узнав, что окончательного ответа не существует. Это означало, что закон ни на чьей стороне. Никто не распоряжается её жизнью. Судьба дочери Одина не предопределена. Она сама была своей судьбой. Бездомная сирота, у которой нет богов. Она свободна.

Но ему это сейчас не поможет. Она должна дать ему какую-то опору, потому что всё, чем он жил до сих пор, оказалось ложью.

– На самом деле никто не врал мне про башню, Ример. Все считали, что она парит, и говорили об этом на протяжении тысячи лет. Тысяча лет – это долго. И чем дольше о чём-то говорить, тем правдивее это будет казаться.

Он безрадостно засмеялся, потом сжал кулаки, разжал их и уставился на свои ладони.

– Я убивал ради Него! Сражался за Его слово!

Хирка закусила нижнюю губу. Из них двоих Ример всегда был сильнее. Он был тем, кто вытягивал её наверх. Сейчас он ломался у неё на глазах. Она не могла позволить этому произойти.

– Кто ты, Ример?

– Тебе это известно лучше, чем кому-либо. Ты сама это говорила. Я – убийца на службе Совета. Я убиваю ради фальшивого всевидящего. Я уже мёртв.

Хирка пододвинулась поближе и оказалась прямо перед ним. Она взяла его лицо в ладони. Он был до боли красивым. Она никогда не видела таких глаз – в светло-серых диких овалах душа сражалась за обретение опоры. Хирка провела большими пальцами под глазами Римера, где кожа отсвечивала голубизной. Его зрачки расширялись и пульсировали. Волчьи глаза. Он моргал так, будто никогда раньше не видел её.

– Кто ты? – повторила она.

– Я Ример. Ример Ан-Эльдерин, – он выплюнул имя своей семьи.

– А что важно для Римера Ан-Эльдерина?

Он рассмеялся почти насмешливо и стиснул челюсти под её пальцами.

– Его слова. Слова Всевидящего были важными. Единственно важными.

– И что это были за слова, Ример?

Они были выучены назубок и прозвучали так, как будто ему впервые было скучно произносить их.

– Сила. Любовь. Правда. Справедливость.

– А эти слова по-прежнему важны? Без Него?

Он посмотрел на неё так, словно она задала невозможный вопрос.

– Нет никакого Всевидящего, Хирка. Они…

Она отпустила его лицо.

– Ты хочешь сказать, что сражался за ворона? За домашнюю птицу?! Или же ты сражался за то, чем Он был для тебя? То, чем Он был для тебя, никуда не делось, несмотря на то, что Его нет. На протяжении тысячи лет Всевидящий был ответом на всё, чего мы не знали, и Илюме была права! Существует Он или нет, не имеет значения! Потому что существует некий Ример Ан-Эльдерин. Для него важна сила?

Ример пристально смотрел на неё.

– Отвечай мне, Ример.

Он едва заметно кивнул. Он находился так близко, что у неё замерло сердце. Хирка слышала, как отец предостерегает её шёпотом из Шлокны, но было слишком поздно. Его голос не мог заглушить томление и слабость в теле. Ример снова кивнул и ещё несколько раз. Небо сдалось, и дождь хлынул на гору с силой каменной лавины. Их одежда мгновенно промокла, а земля вокруг превратилась в грязь.

– Это важно, – хрипло ответил он. По его лицу текли струи дождя, капали с бледных губ, почти синих в темноте. Хирка боролось с желанием прикоснуться к Потоку, но тело не хотело подчиняться. Оно готовилось. Кровь кипела в венах, будто надеялась, что Ример начнёт слияние. Что-то должно случиться. Она видела это в его глазах. Она знала это ещё до того, как он схватил её. Его рука зарылась в её волосы, и он притянул Хирку к себе. Его губы коснулись её губ. Они были мокрыми от дождя, неистовыми. Конечности Хирки потеряли чувствительность. Она хотела обнять Римера за шею, но не могла поднять рук. Он обхватил её лицо и стал её единственной опорой. Он с жадностью пил, и она отвечала ему. Она понятия не имела, откуда появились инстинкты, бесстрашие, знание, тяга. Поток поглотил их с Римером, а она-то думала, что он не собирается сливаться. Её тело проснулось и стало требовательным. Она прижалась к нему и услышала собственные всхлипы.

Опасно! Это опасно!

Поток унёс с собой правду о том, кем она была. Это новое и божественное ощущение было не для неё. Ример был не для неё. Она – потомок Одина. Гниль.

Он умрёт! Он это знает!

Хирка ощутила, как к ней возвращается сила. Ример поцеловал её, потому что ему больше нечего терять. Он рисковал подцепить заразу! Хирка вырвалась и оттолкнула его. Он улыбнулся, но безо всякой радости. Он знал, о чём она думает.

– Гниль – это единственное, во что ты решила верить, Хирка?

Её тело кричало, что он прав, хотело послушаться его. Он поцеловал её и не сгнил. Ещё немножко не сможет им повредить… Но кровь, текущая по её венам, знала, что это ложная надежда. Если она станет дальше пить из него сейчас, то никогда не остановится. Никогда не напьётся досыта. А потом может стать слишком поздно. Гниль проявится, станет либо ложью, либо правдой. Риск слишком велик и всегда будет слишком велик.

Её лоб коснулся его подбородка. Он обнял её и притянул к себе.

– Я Ример Ан-Эльдерин, – бормотал он ей в затылок. – Сила важна. Любовь важна. Правды и справедливости мы добьёмся. Не во имя Него, а во имя нас.

Она закрыла глаза, прижалась к его груди и стала слушать, как бьётся его сердце. Самый прекрасный звук из всех слышанных ею. Самый прекрасный из всех, что она чувствовала. И одновременно худший. Она попробовала то, что никогда не будет ей принадлежать. А если он будет ей принадлежать, то лишится жизни. Как же это невыносимо!