Хирка парила над землёй. Ей снилось, что она умерла. Или только что родилась. Перед её глазами проплывали зелёные хвойные деревья и белые эльфийские поцелуи. Она уже видела такой сон раньше, когда Ример нёс её по лесу от Аллдьюпы, когда спас её от падения.

Она улыбалась. Ример не понял. На этот раз она провалилась гораздо глубже, чем в Аллдьюпу. Он не мог достать её оттуда. Никто не мог. Она упала внутрь. Она видела мир таким, каким он был. Видела себя саму такой, какой была на самом деле.

Она скучала по воронам. Где она? На миг Хирке показалось, что она застряла в пространстве между пространствами. В пустоте между камнями. Но потом она почувствовала ветер на своём лице, тепло несущих её рук, дыхание около уха. Здесь что-то было. Между камнями не было ничего, а вот здесь что-то было. Возможно, она спит в Шлокне.

Но ей уже снился такой сон. Она бывала здесь раньше.

Тело больше не принадлежало ей. Оно было опустошено. Хрупкая оболочка, которая могла разбиться от порыва ветра. Чужеродная полость за волчьими глазами. За ней наблюдают. За ней наблюдает вечность. Нечто очень сильное.

Ей уже снился такой сон.

Тени разговаривали. Она не слышала их, не видела, только ощущала их присутствие. А потом она погрузилась во что-то холодное.

Снова одна.

Это ей знакомо намного лучше. Одна – это не сон. Одна – это действительность, такая, какой была всегда. Ведь все одиноки.

В траве мигали огоньки. Её окружала зелень. Она превратилась в насекомое, уползла и спряталась в лесной земле. И теперь, когда это, наконец, произошло, она не испытывала никакой радости. Но и никакого горя. Всё так, как есть. Покой.

Хирка поморгала, и картина окружающего мира прояснилась. Она никуда не заползла. Она лежала на подстилке на деревянном полу и смотрела на траву. До пояса её прикрывало серое шерстяное одеяло. Трава и пол? Она находилась в помещении и на улице одновременно. Она чуяла запах Римера. Где он? Что произошло? Сложенная квадратом куртка лежала рядом, но вся остальная одежда была на ней. Хирка приподнялась на локте. Тело ныло, как синяк, но никаких повреждений она не обнаружила – ни следов от ударов, ни ран.

Комната была пустой. Раздвижные двери распахнуты. Перед ней открывался вид на зелёные горы. Два ворона играли в потоках ветра. Они нырнули в пропасть и исчезли. Хирка находится высоко в горах. В Блиндболе.

– Теперь всё будет иначе.

Хирка вздрогнула и повернулась к говорящему. Посреди комнаты сидел мужчина с кожей цвета жареного миндаля. Его голова была гладко выбрита, он был одет в чёрное.

Колкагга.

Их разделяло отверстие в полу. Простой очаг. Над ним висел чугунный чайник, в котором заваривался корень илира. Чёрный мужчина перелил вар в чашу и протянул её Хирке. Она приняла её и выпила. Запах прояснил её сознание, чувства необычайно обострились. Чай имел вкус сотни разных вещей, путь каждой из них она могла отследить от огня до камня, сквозь землю и времена года. Она закрыла глаза. Чаша была неровной на ощупь. Всё было в точности таким, каким было.

– Ты понимаешь, что я имею в виду, – сказал он.

Хирка снова открыла глаза. Она понимала, что он имеет в виду, но не понимала, откуда ему об этом известно. Он смотрел на неё, избегая встречаться с ней глазами. Он смотрел куда-то ей за спину, как будто воображал, что она находится в помещении. Он говорил властно. Слова его были обычными, но их наполнял судьбоносный смысл. Хирке показалось, что она ждала встречи с ним всю жизнь. Она открыла рот, чтобы спросить, где Ример и что она здесь делает, но он прервал её ещё до того, как она успела вымолвить слово.

– У меня есть кое-что для тебя.

– И что же?

– Ты получишь это, когда задашь все свои вопросы.

Хирка закрыла рот. Ей хотелось сделать вид, что у неё нет никаких вопросов, но хотелось недостаточно сильно. Она допила чай и собралась спрашивать, но мужчина снова оборвал её до того, как она вымолвила слово. Хирка улыбнулась. Он был похож на Тейна. Но Тейн, по крайней мере, ждал, когда она начнёт говорить, и только потом прерывал её.

Тейн. Он склонился перед Римером.

Она помнила.

– Ты на вершине Альдауди, в одном из тренировочных лагерей Колкагг. Ты в Блиндболе, – наконец он посмотрел ей прямо в глаза, как будто ждал её реакции. Она подавила желание сказать, что уже бывала в Блиндболе и что пребывание здесь не пугало её. Вместо этого она рассмеялась.

– Это смешно?

– Нет. Но очень красиво.

Он улыбнулся юношеской улыбкой. Сколько ему может быть лет? Сорок? Сто? Невозможно определить.

– Я Свартэльд. Я мастер Колкагг, – он поднял чайник, и Хирка протянула свою чашу за добавкой. До неё начала доходить невероятность происходящего. Что бы она сказала, если бы кто-нибудь поведал ей, что она будет сидеть в Блиндболе и пить чай с мастером Колкагг? Но несколько месяцев назад она не поверила бы не только в это. Что было бы, если бы она узнала, что ещё до прихода зимы Совет падёт, а её попытаются принести в жертву слепым? Может быть, незнание было благословением.

Она снова получила чашу, горячую от свежего чая.

– Я Хирка. Бесхвостая. Я человек. Дитя Одина, – настала её очередь посмотреть на него в ожидании реакции.

– Так говорят, – невозмутимо произнёс он.

Хирка осторожно села и вытянула ноги, потом снова подтянула их к себе. Колени её упали в разные стороны, и она стала зеркальным отражением его позы. Он открыл крышку чайника и добавил свежих листьев солнцеслёза.

– Тебе был нужен отдых, – сказал он. – Поэтому ты здесь. Поток забрал тебя почти всю целиком. От этого нервы могут оказаться снаружи тела, но в хорошем смысле. Ты всё слышишь, всё видишь и…

– Всё знаю.

Он улыбнулся.

– Там мир перевернулся с ног на голову. Ты лишилась бы рассудка, если бы провела эти дни в Эйсвальдре. Если бы, конечно, сперва не лишилась жизни.

– Если до сих пор этого не произошло, то вряд ли случится в ближайшем будущем.

– Никто не знает, куда подует ветер. Не забывай о том, кто ты. Ты была там, когда пал Всевидящий. Ты – эмблинг, который пришёл вместе со слепыми. Не пойми меня неправильно, но есть имлинги, которые считают тебя самим Всевидящим, хотя большинство полагает, что ты принесла с собой его падение. Тебе было опасно оставаться в Маннфалле. Поэтому он принёс тебя сюда.

Хирка прекрасно знала, о ком он говорит.

– Где он? Я должна его увидеть.

– Ример занят в Эйсвальдре. Мир не переворачивается с ног на голову за одну ночь. – Свартэльд посмотрел на неё.

– Как правило, нет, – добавил он. Значит, у Римера всё получилось. Он занял кресло после Илюме и теперь попробует заново сформировать одиннадцать государств.

– Это хорошо или плохо? – спросила Хирка.

– Перевернуть мир с ног на голову? Это в высшей степени зависит от того, кто…

– Нет, я говорю о том, что у тебя есть для меня.

– Этого я не знаю.

– Я обрадуюсь или расстроюсь, когда получу это?

– Этого я тоже не знаю. Ты закончила с расспросами?

Она не закончила.

– А война? Что будет с Равнховом?

– Никто не знает наверняка. Бои прекратились, когда гора Бромфьелль вывернула наизнанку свои горящие потроха. Говорят, равнины раскололись, как корки на ранах. Кто знает, может быть, это унесло больше жизней, чем бои, но сейчас, во всяком случае, у нас хрупкое перемирие. Ример ведёт ожесточённую войну с Советом уже третий день подряд. Они прочно держатся за свои кресла. Никто из членов Совета не признаёт вину за то, что Совет отдал кресло Урду Ванфаринну. Кое-кто по-прежнему хочет сломить Равнхов. Так будет всегда. У Римера впереди непростые времена. Невозможно сказать, как он решит поступить. Может быть, он распустит весь Совет. Может, создаст новый. Может, упразднит Колкагг.

– Может, просто уберёт серебряные чаши из залов, – сказала она. Они улыбнулись друг другу, как старые знакомые. – Возможно. Что бы он ни сделал, я здесь, чтобы следовать за ним.

Хирка сообразила, что забыла поблагодарить собеседника.

– Вы последовали за ним! Вы пришли с ним в Равнхов и помогли нам, когда… – она вспомнила, что делала у каменного круга, и опустила глаза вниз. Она до сих пор ощущала тяжесть меча, отрубившего хвост Урда. Меча, который превратил его в жертву слепым. Вспомнила, как слепые с криками тащили его за шиворот прямо в никуда. Она сглотнула и только потом продолжила: – Когда пришли слепые. Вы последовали за ним, несмотря на то, что он убил троих своих, и несмотря на то, что он был вне закона. Как я. Это по твоему приказу?

– Колкагги не отдают приказов. Мы выполняем их. Я следовал приказу Илюме.

Хирка на миг замерла.

– Илюме же умерла…

– Да, но кто кроме Илюме способен отдавать приказы из Шлокны? – он засмеялся как тот, кто почти забыл, как это делается, а потом продолжил: – В ту ночь, когда умерла Илюме, к нам прилетел ворон с письмом от неё.

Хирка вспомнила. Они стояли у древа, перед тем как оно разломалось. Вошла Илюме. До начала ссоры с Римером она отправила ворона.

– Она просила вас следовать за Римером? – Хирка услышала сомнение в своём голосе.

– Илюме знала, что дни Совета сочтены. Она знала, что у неё есть причина бояться за свою жизнь. Она написала так, будто уже была мертва.

Ветер занёс в помещение шишку. Она покатилась к очагу. Свартэльд поднялся и выбросил её на улицу. Он удивительным образом контролировал свои движения, как будто каждое его действие было наполнено глубоким смыслом. Он закрыл раздвижные двери, перед тем как сесть. Его взгляд был обращён на огонь. Он отражался в его глазах, но Хирка была уверена, что дело обстояло наоборот. Он сам был огнём. Это языки пламени пытались стать его отражением.

– Почти тринадцать лет назад я получил один приказ. Его принёс не ворон. Мне было велено явиться в Эйсвальдр, в дом Ан-Эльдеринов. В Блиндболе снега было по колено, поэтому, когда я добрался до места, уже начало смеркаться. Илюме сидела на скамейке в саду, как будто на улице стояло лето. Она находилась спиной ко мне. На её мантии лежал снег.

Голос Свартэльда был грубым, он делал долгие паузы между предложениями, как будто сам не знал всей истории. Как будто события разворачивались в то время, как он говорит.

– Её дочь, Геса, покинула Маннфаллу. Вместе с мужем и шестилетним сыном она отправилась в Равнхов. С собой она несла знание, которое никак не должно было оказаться в Равнхове. Колкаггам было приказано остановить их.

Хирку стало подташнивать.

– Она приказала убить свою семью?

– На самом деле изначально такова была воля Совета. Но Илюме заключила с ними сделку. Римеру, сыну Гесы, было всего шесть лет. Он не знал того, что знала его мать, а даже если и знал, то был слишком мал, чтобы понять. Противники Ан-Эльдеринов, естественно, жаждали убить мальчика. Тогда семье настал бы конец. А ведь эта семья владела креслом в Совете с начала его существования. Но вышло не так. Во Внутреннем круге у Ан-Эльдеринов больше друзей, чем врагов. Илюме пришлось пожертвовать дочерью, чтобы сберечь внука.

Хирка смотрела на тёмного имлинга, сидевшего перед ней. Он был чужаком во всех смыслах.

– Как ты мог принять такой приказ? Убить невинных за то, что они знали, что всё – ложь?!

Он криво улыбнулся, допил содержимое чаши и поставил её на пол.

– Судьбе было угодно, чтобы нам не пришлось убивать их. Снег сделал работу за нас, но всё равно их кровь на наших руках. Это Поток пробудил снег. Поток, которым мы пользовались, чтобы быстро и незаметно пройти мимо них. Но хотя я ношу меч, вердикт о вине или невиновности выношу не я. Совет. Мы – меч Совета. Мы не спрашиваем почему. У Всевидящего всегда должны иметься веские причины. Если Он существует. А может, Он и существует, только в другом виде. Ример хорошо использовал последние дни. Ему пришлось. Власть не может лежать неподвижно. Если бы он не поступил так, как поступил, то пустота, оставшаяся от Всевидящего, послужила бы причиной войны. Хаоса. Никто, кроме Римера, не смог бы воспользоваться таким шансом. Никто не смог бы сделать того, что сделал он. Разрушить и воздвигнуть в один день. Он хочет отдать кресло Урда Равнхову. Можешь себе представить…

Хирка ощутила нарастающее беспокойство. Она сидит здесь, на ничьей земле, пока Ример борется в Эйсвальдре, окружённый семьями Совета и жадными до власти гильдиями. Казалось, Свартэльд ненадолго задумался, но потом продолжил:

– Но что бы он ни решил, наша работа будет той же. Мы будем исполнять волю его и Совета. Это цена, которую мы платим за порядок.

Хирка покачала головой.

– Да что с вами? Что не так с Колкаггами? Вы говорите о смерти и убийствах так, будто это самая естественная вещь в мире!

– А разве не так?

– Никто не имеет права забирать чужую жизнь!

– Ты говоришь правду. Никто не имеет права забрать жизнь. Но все мы уже мертвы.

Хирка сверкнула глазами.

– Да, это я уже слышала.

Почему Илюме ничего не сказала? Почему она не объяснила Римеру, что она думает и что делает? Хирка вспомнила, как напряглись скулы Римера. Его волчьи глаза. Возможно, он не стал бы слушать, что бы Илюме ни сказала.

– Свартэльд, ты рассказывал Римеру о Гесе?

– Ример знает. Он уже давно сложил кусочки мозаики. Мозги и сердце у него там, где надо.

– Он тебе нравится, – Хирка не спрашивала. Она совершила открытие.

– Я выкопал его из-под снега. Вырыл его, чтобы передать Илюме. Чтобы он рос, как один из них. Как Ан-Эльдерин. Я пронёс его на руках через Блиндбол и всю дорогу думал, что ему было бы лучше, если бы он умер. Потом наступил Ритуал, и он шокировал весь Эйсвальдр, выбрав нас. Он захотел стать Колкаггой. Орудием. Слугой. Я не мог позволить этому произойти. Если бы с ним что-нибудь случилось, это отразилось бы на всех нас. И я изо всех сил старался выгнать его. Принимал его за изнеженного щенка, который уберётся, поджав хвост, при первых признаках сопротивления. Но Ример не сдавался. Я давил на него всё сильнее. Возможно, потому, что начал верить в него. Он был сильным. Быстрым. Он умел слушать. Он стоящий. Так что да, он мне нравится. Мне тоже.

Свартэльд встретился с ней взглядом. Она покраснела.

– Но знаешь, Хирка, ничто из того, через что он прошёл здесь, не сравнится с тем, через что ему предстоит пройти сейчас. Политикой не может заниматься кто угодно.

– Он её ненавидит!

Они рассмеялись. Хирка испытывала тёплое чувство общности. Она почти стыдилась этого, потому что её собеседник был тем, кем был.

– Так что же у тебя есть для меня?

– Ты закончила с расспросами?

– Пока да.

Из нагрудного кармана Свартэльд извлёк украшение, которое Хирка моментально узнала. Оно принадлежало Римеру. Раковина с их зарубками на оборотной стороне. Он бросил украшение ей на колени.

– Ример говорит, что сдаётся. Ты победила, девочка.

Хирка почувствовала, как её щёки расплываются в улыбке, которую она не могла скрыть. Ей было почти больно. Она засмеялась и спрятала лицо в ладонях. Глаза стали влажными, и ей пришлось несколько раз моргнуть. Свартэльд встал.

– Вот так. Мы добудем тебе немного еды, а потом нам надо тренироваться, ты ведь уже на ногах.

– Тренироваться? Как тренироваться?

– Боевые искусства. Мы здесь этим занимаемся. И пока ты здесь, ты тоже этим занимаешься.

– Мне пока даже встать не удалось!

– Тогда, значит, хорошо, что ты оказалась здесь.

У Хирки имелось мучительное подозрение, что он говорит совершенно серьёзно. Ничего хорошего это не предвещало. А вот слово «еда» было божественным.

– А у вас есть медовый хлеб? – она смотрела на него со всем тем предвкушением, которое ей удалось изобразить. Тёмный мужчина взглянул на неё, будто она попросила у него кровавой травы. Он удалился, не ответив ей.

– Дай-ка я угадаю, – пробормотала она. – Здесь мы питаемся не этим…