Ворон пролетел по ночному лесу на расстоянии вытянутой руки от Римера. Взмах его крыльев дуновением ветра коснулся его лица, после чего птица исчезла во мраке. Юноша осенил себя знаком Всевидящего.

Неподалёку от него на земле кто-то лежал. Ример остановился. Его рука сжимала эфес, пока он оглядывался по сторонам в попытке определить, не прячется ли в лесу кто-нибудь ещё. Скупая на свет луна была похожа на тонкий серп. Он едва различал движение ветра, который поигрывал ветками деревьев. Ночестон издал протяжный, жалобный крик, оставшийся без ответа. Никаких других признаков жизни не наблюдалось. Ример был один, если не считать неподвижно лежащего на мху существа. Он подошёл ближе. Худощавое. Рыжеволосое. Через прорехи в штанах торчат ободранные коленки. Хирка.

Он почувствовал укол беспокойства, присел на корточки и положил руку ей на спину. Дыхание Хирки было спокойным. Борозды на мху поведали ему, что она запнулась и поскользнулась. Лицо её перепачкалось. Она была одета в порванный свитер, но он не бывал целым с тех самых пор, когда Ример познакомился с ней. Вроде бы не покалечилась, только руку повредила, но это произошло ещё утром. Ример провёл большим пальцем по ране на её ладони. Она вздрогнула. Глупая девчонка с сердцем волка.

Судя по всему, она спасла жизнь Ветле. Возможно, случившееся напугало её больше, чем она показывала? И она вернулась сюда, чтобы взглянуть в глаза своему страху? Немыслимо. Ример огляделся. Рядом валялась перевёрнутая корзина. Хирка бежала. Бежала от кого-то или от чего-то.

Знала ли она? Видела ли она его?

Нет. Конечно, нет. Он действовал осторожно. Он тренировался в поросшей травой ложбине на вершине Пика Волка. Поток там был очень силён. Немногие смогли бы взобраться туда, а если бы, вопреки ожиданиям, кому-нибудь это удалось, он услышал бы их приближение загодя. И никто всё равно не понял бы, что увидел. Телохранитель, который занимается боевыми искусствами. Воин. Взмахи меча. Ничего необычного. Конечно, надёжнее всего было бы не делать ничего странного, пока он находится здесь, но у Римера имелись обязательства. Он должен использовать время для того, чтобы стать сильнее. Чтобы…

Чтобы избегать Илюме.

Илюме сегодня вечером вернулась домой из последней поездки, которую можно было назвать дружеским рукопожатием Равнхова и Маннфаллы. Севера и юга. Он видел, как возвращаются повозки, но своей тренировки не прервал и отложил явление домой до восхода луны. До тех пор, когда бабушка наверняка будет в постели. Слабак. Недостойный. Его уверенность смеялась над ним.

Ночестон снова принялся жаловаться. Ример должен доставить Хирку домой, пока она не замёрзла и не простудилась. Рыжая непоседа лежала на боку, поэтому он легко подхватил её на руки. Он попытался найти на ощупь её хвост, но потом вспомнил, что она лишилась его ещё в детстве. Тем проще будет нести её. Корзина, повисшая на пальцах его руки, почти ничего не весила. Хирка что-то проворчала во сне и положила голову ему на грудь, но не проснулась.

Конечно, интересно, что с ней произошло, но Ример уже давно перестал размышлять над этим. Хирка была на три года моложе его, и она успела побывать во всех местах, которых остальные избегали. Ей редко требовалась причина для того, чтобы поплавать в Стридренне. Или сигануть на крышу на пристани, провалиться и застрять так, что её пришлось выталкивать снизу.

Ример улыбнулся. Хирка непроизвольно становилась зачинщицей самых опасных авантюр. Она и одной зимы не прожила в Эльверуа, когда туда прибыли Ример с Илюме. Ему только исполнилось двенадцать, и он никогда не встречал никого, похожего на неё. Он вырос в Маннфалле, в доме Всевидящего, под Его крылами. Конечно, он встречался с другими детьми, но они всегда приходили вместе с родителями. Всегда в полном облачении, которое мешало им нормально двигаться. Они молча таращили глаза и разглядывали Римера, своего ровесника, который сидел, вытянувшись в струнку, в окружении стражей Совета и возлагал на них руку. Как будто кто-нибудь когда-нибудь прожил дольше благодаря этому. Даже в двенадцать лет он уже был окружён мифами, и пока обстоятельства оставались неизменными, судьба его предрешена. Его занятие неразрывно связано с желанием народа получить благословение.

Приехав в Эльверуа, он совершил побег, о котором и мечтать не мог. Маленькое местечко вдали от коридоров Эйсвальдра. В Эльверуа дети пачкались. Они шалили и набивали себе синяки и шишки. Иногда у них текла кровь. И Хирка всегда оставалась непревзойдённой. Колгрим первым попытался поставить новенькую девчонку на место, но она чуть было не поколотила его основательно, а это было в новинку для Колгрима. Она до шеи ему не доставала, но была юркой, как дикая кошка.

Ример остановил их. Потрясённый их бурным поединком, он бросился между ними. Сжатый кулак Хирки проехался по его нижней губе, и он ощутил вкус собственной крови. Надо сказать, это случилось не впервые. Сын семьи Совета знал тяжесть меча и тренировался с тех пор, как сделал свои первые шаги. Но впервые другое живое существо за стенами Эйсвальдра дотронулось до него рукой. Он вытирал кровь и смотрел попеременно то на вымазанный красным кулак, то на такого же цвета волосы девчонки, которая ударила его. Она криво усмехнулась и пожала плечами, как будто он сам был виноват в случившемся.

Ример помнил, как озирался по сторонам, боясь обнаружить свидетелей происшествия. Если бы весть о нём дошла до ушей Илюме, то Хирка в лучшем случае лишилась бы кулака, а в худшем – жизни. В любом случае, он навсегда лишился бы общества этого необузданного создания. Так не будет. И они заключили пакт, священный и не слишком дружественный, как это бывает только у детей, а его условия стали их тайной. В тот день началась борьба за зарубки, которая несколько раз чуть не доконала их обоих. Они плавали, пока не начинали тонуть, карабкались на скалы до боли в пальцах, прыгали вниз и ударялись о землю, теряя сознание. Ни один не желал оказаться хуже другого. Море страданий, море боли, и всё ради зарубок, ради бесценных царапин, которые показывали их положение в непрекращающемся поединке. Но Ример не мог припомнить, чтобы когда-нибудь видел, как она плачет.

Он посмотрел на худенькое тело подруги, которая спала у него на руках. Рыжие волосы Хирки были всклокочены, руки изранены. К влажным полоскам на лице пристала земля. Ример беззвучно нёс её по лесу. Проще всего было бы разбудить её, но ему нравилось смотреть, как она спит. Её лицо было таким открытым. На нём не было масок. Он хотел, чтобы это длилось как можно дольше. Кроме того, он знал, что Хирка придёт в ярость, если проснётся и обнаружит, что её несут, как ребёнка.

Ример улыбнулся. Деревья остались у него за спиной, он вышел на гребень холма над Эльверуа. Спящий дом, который он скоро покинет навсегда. Туман сползал между ягодными кустами вниз, к жилищам. Слышался далёкий рокот Стридренны. Неужели здесь всегда было так красиво?

Мой путь выбран.

Хирка плотнее прижалась к нему. Как ему разбудить Торральда, не разбудив Хирку? Не может же он просто взять и войти в лачугу…

Ример заметил тень, которая двигалась по гребню. Он инстинктивно опустился на корточки, не выпуская Хирку из рук. Что это с ним? Он же в Эльверуа, здесь нет ни врагов, ни опасностей. Он поднялся. Тень превратилась в широкоплечее тело… на колёсах?

Торральд. Отец Хирки, на невероятном приспособлении из колёс и стали. Шедевр кузнеца. Стул, на котором он мог передвигаться без посторонней помощи. По крайней мере, в помещении. На улице дело обстояло иначе. Торральд отъехал на приличное расстояние от маленькой лачуги, но катиться по траве ему было непросто. В его движениях проступала паника. Ример пошёл ему навстречу.

Торральд увидел их, и на его лице на какое-то мгновение появилось облегчение, а потом его глаза вновь потемнели.

– Отдай мне её! – прорычал он, вытянув мощные руки.

Ример привык читать страх и вожделение в глазах других, но тут речь шла о другом страхе. Он не был знаком Римеру.

– Она спит, – прошептал он. – Я нашёл её у Аллдьюпы.

Ример не хотел, чтобы его реплика прозвучала вопросительно, но получилось именно так. Торральд посмотрел на Хирку, и плечи его поникли. Он устало провёл ладонью по лицу.

– Ей… ей пришлось нелегко.

Ример не ответил и пошёл дальше к лачуге. За спиной он слышал скрип стула на колёсах. Ночь была прохладной. Никто из них больше не произнёс ни слова. На фоне горной стены проявились очертания бревенчатой лачуги. Не-дом. Двадцать лет никто не трогал его, с тех самых пор, как стражи забрали хозяина-преступника и подожгли его. Ветер спас постройку от полного уничтожения, но никто не решался подходить к ней ни чтобы поселиться, ни чтобы разворовать. Всевидящий ведь решил, что лачуга должна сгореть. Ример вздохнул. У Всевидящего множество намерений, но вряд ли в его намерения входят возведение и снос зданий. Торральд с Хиркой тоже хорошо это понимали.

Ример нагнулся и вошёл в дом. От тяжести Хирки по его рукам растекалась сладкая боль. В очаге пылал огонь. Сегодня ночью что, никто не спит?

В маленькой комнате было слишком жарко. Стен не было видно за полками с горшочками, коробками и бутылками всех форм и размеров. И повсюду чай. С потолка на верёвках свисали какие-то травы, пахло мятой и экзотическими специями. Немножко чересчур экзотическими, если верить слухам. Ример слышал, что Торральд приторговывает растениями из чёрного списка, но никогда не обсуждал это с Илюме. Ведь речь всего лишь об очередной области деятельности, которую Совет желает контролировать, к тому же Ример сомневался, что Всевидящий вообще когда-нибудь думал о таких вещах.

Торральд указал Римеру на маленькую боковую комнатку с красивой деревянной кроватью. Спинку её покрывала резьба, представляющая собой цветочный луг. От середины к краям растянулись птичьи крылья. Торральд славился не только лечебными чаями и счастливыми амулетами, он был талантливым резчиком по дереву. И это стоило ему ног во время несчастья в Глиммеросене.

Ример обратил внимание, что углы кровати соединялись без помощи болтов, значит, её можно в любое время разобрать и собрать. Может быть, им иногда требуется место для других вещей? Ример завидовал им. Только подумайте, жить, как они. Две маленькие комнатки, всё, что может понадобиться, находится на расстоянии вытянутой руки, а те, с кем ты живёшь, – на расстоянии нескольких шагов. Этот мир так сильно отличается от владений Ан-Эльдеринов в Маннфалле, где, Ример мог поклясться, имелись комнаты, которых он никогда не видел. Если закричать в одном конце дома, в другом тебя не услышат. Хорошо, что рядом с ним всегда находились имлинги, которые следили за тем, чтобы у него было всё необходимое.

Ример успокоился, когда вспомнил, что отказался от той жизни раз и навсегда. Теперь всё обстояло иначе. Он три года не спал на шёлке и никогда больше не будет. Он станет следовать за Всевидящим по-своему. Заседать в Совете он не будет. Никогда.

Он поставил корзину на пол и опустил Хирку на кровать. Ример позволил отцу снять с неё обувь и уложить. Хорошо бы поднять руки вверх, но он не настолько устал. В последние годы ему приходилось переносить более тяжёлые грузы на более дальние расстояния.

Ример почувствовал, что стал нежеланным гостем в ночи, которая по каким-то причинам оказалась трудной для Торральда и Хирки, поэтому он направился к выходу из лачуги.

– Ты вернулся, Сын-Ример? – раздался позади него голос Торральда.

Титул тяжело упал на грудь Римера. Сын. Сын рода членов Совета. Маленькое словечко создавало огромную пропасть между ним и всеми остальными. Он повернулся к Торральду…

– Ты наложил мне на руку восемь швов, когда мне было двенадцать. И ты ни слова не сказал Илюме. Тогда я был просто Ример. Я и теперь просто Ример. Но я приехал не для того, чтобы остаться. Я буду сопровождать Илюме в Маннфаллу.

– Да, она ведь нас покидает… – Торральд провёл пару раз рукой по черепу, как будто полировал его.

– У большинства хватает ума казаться при этом разочарованными, – сказал Ример и улыбнулся.

Торральд улыбнулся ему в ответ и положил руки на стол. Они были такими сильными, что могли бы поднять быка. На предплечье имелась татуировка: маленький цветок, не больше фаланги пальца. Синяя краска со временем поблекла, контуры расплылись.

– Хочешь есть? У нас есть суп из палтуса. Он простой, но свежий, – Торральд повернулся к очагу и поскрёб поварёшкой по дну кастрюли. – Согреется через минуту.

По его голосу было понятно, что на самом деле он не желает никакой компании.

– Ты гостеприимен, Торральд, но мне надо возвращаться, – ответил Ример и всё же присел. Торральд смотрел на него, не отрывая глаз. Ример видел в них ту же осторожность, что и в глазах Хирки. Они держатся на расстоянии. Они больше не знают его. Он не один из них.

– Что же нам тогда делать, Ример? Нам, простым смертным? Ждать войны? – Торральд склонился к нему. Ример почесал нос, чтобы скрыть улыбку. Нагловатый вопрос Торральда сократил расстояние между ними, и он наслаждался моментом.

– Равнхов и Маннфалла стучат по щитам. Но они всегда это делали, – сказал Ример, зная, что в его ответе больше уверенности, чем в нём самом.

– Стучат по щитам?

– От этого никто не умрёт, Торральд.

– Никто из вас, возможно, – Торральд откинулся на спинку стула. Пропасть между ними разверзлась вновь. Ример поднялся. Он бы многое отдал за возможность остаться здесь навсегда, болтать о всякой всячине, проснуться завтра утром и, возможно, пойти ремонтировать повреждённые огнём брёвна на крыше вместе с сидевшим перед ним мужчиной. Но этот мир тоже не принадлежал Римеру.

Торральд невесело улыбнулся.

– Спасибо, что оказался там, Ример. Спасибо за Хирку.

– Она всегда оказывалась там, где была нужна мне, – ответил Ример.

Глаза Торральда расширились и выдали охватившие его удивление и подозрение. Он всегда был замкнутым и держал Хирку при себе, как сокровище. Он не знал, сколько времени Ример с Хиркой проводили вместе, а может, это должно остаться тайной. Но больше это не имело никакого значения. Всё закончилось.

Ример вышел и закрыл за собой дверь. Ноги принесли его на край горного уступа. Он стоял и смотрел на погружённую во тьму деревню Эльверуа. За последние три года он научился жить, ощущая тленность бытия. Таково первое послание Всевидящего. Ничто не завершено полностью. И ничто не длится вечно. И всё же он испытывал горе от того, что ему придётся оставить всё это. Он покидал не только Совет, не только семьи Маннфаллы и не только Илюме.

На крыше лачуги закричал ворон. Его крик был похож на смех старого мудреца. «Что-я-говорил? Что-я-говорил?» Кто знает, о чём кричит ворон? – гласила старая поговорка из Блоссы. Это второй ворон, которого он встречает за ночь. Ример снова сделал знак Всевидящего. После жизни под Его крылами Ример так и не научился толковать крики воронов. Если бы умел, то, возможно, ворон дал бы ему совет. Завтра ему предстоит встреча лицом к лицу с Илюме Ан-Эльдерин, с матерью его матери, с одной из самых могущественных женщин мира.

Он сделал глубокий вдох, перешагнул через срубленную берёзу и направился в долину.