Видения человека в беспамятстве и во сне неодинаковы. В беспамятстве они похожи на роман Брэдбери, на ярмарку со зловещими предзнаменованиями и страшными существами, подкарауливающими твою душу. Сны же мои были неясными, переходящими друг в друга, несущими обрывки разговоров, которых у меня никогда не было, лица и сцены, которые я никогда не видела.

Я слышала чей-то настойчивый голос.

Левее. Как на снимке. Все должно быть безупречно.

Надо мной склонилось лицо в маске, глаза сосредоточенные и задумчивые; лицо отодвинулось, и снова загорелся ослепительный флуоресцентный свет.

Она будет выглядеть прекрасно.

Не менее тревожными были реальные эпизоды, в которых были новые комбинации образов и обстановки, как фильм ужасов с несколькими альтернативными финалами.

Оливия смотрела на меня со своего смертного одра на земле в девяти этажах подо мной. Кожа ее стала мертвенно белой, а вся кровь вылилась вокруг разбитого тела и образовала лужу в форме сердца. Широко раскрыв глаза, умоляюще глядя на меня, она задавала вопрос, на который я нe могла ответить.

Почему я умерла? Я пыталась дотянуться до нее, но меня уносило в сторону, и ее прощальные слова звучали у меня в ушах: Почему я умерла?

Сверху меня подхватил Ксавье. Стальной хваткой держал он меня за руки, и я как ни билась, не могла отстраниться от него. Он тащил меня к себе, широко раскрывая рот, чтобы проглотить. Зоя бросила и тебя.

Потом я бежала, сражаясь за каждый вдох, бежала по темной ночной пустыне. Чувствовала, как колючки перекати-поля впиваются в ноги, натыкалась на камни, едва уходя от невидимого быстрого преследователя. Он — это был он — ничего не говорил. Но голос его вторгался в мое сознание другими путями, он проникал в меня, походил на змеиное шипение и треск погремушек на хвосте, гадюки. Мне следовало убить тебя в первый раз…

Я пришла в себя рывком, тяжело дыша. В комнате было сумрачно, хотя не совсем темно, и сквозь длинные щели в оконных ставнях пробивается дневной свет. Я увидела угловатую фигуру в углу комнаты, и рот мой дернулся. «Уоррен, — оцепенело подумала я. — Я его прикончу».

— Знаешь, ты не забавен, — сказала я, заставив его вздрогнуть. Он выпрямился в кресле, потер глаза и с хрустом потянулся. — Ты считаешь себя забавным, но это не так.

Вставая, он буркнул:

— Не нужно ненавидеть.

— Уже поздно. — Широко зевнув, я попыталась поднять руку, чтобы тоже потереть глаза, но рука оказалась слишком тяжелой, слишком далекой от лица, слишком много нужно усилий, чтобы завершить движение. Имея в прошлом сомнительное удовольствие долгого пребывания в больничной палате, я сразу поняла, что моя летаргия вызвана химически, вероятно, каким-то болеутоляющим. Вопрос в том, зачем мне его давали?

— Что я здесь делаю?

— Приходишь в себя, — ответил Уоррен, подходя ко мне. — И прячешься,

— Меня ищут? — Сердце у меня забилось, — Ты снова чувствуешь мой запах?

— Ш-ш-ш, не волнуйся. Ты в карантине. Никто снаружи не в состоянии ощутить твои феромоны. Как будто… как будто ты не существуешь.

Я осторожно принюхалась. Уловила только больничные запахи: лекарства, антисептические средства и чистоту того типа, что прогоняет не только вонь, но и аромат.

— Ничего нет. Я вообще не чувствую своего запаха.

— Я чувствую. — Он улыбнулся, садясь на мою кровать. Длинный плащ, в котором он казался обезумевшим ковбоем, он снял, и. теперь на нем была простая футболка цвета хаки и рабочий халат, волосы были зачесаны назад. Каждый раз, как я его вижу, он выглядит все более респектабельным. Это страшно.

Зажмурившись, он втянул воздух, словно склоняется не над телом, а над розой.

— Ты, но и кое-что еще. Неуловимые черты теперь сливаются с остальным твоим генетическим обликом. На самом деле это прекрасно. Как какой-то спасительный маяк… если ты простишь визуальную аналогию.

Я закрыла глаза и дышала, посылая мысли вниз, внутрь. Ничего. Через несколько секунд я снова посмотрела на него.

— Значит, это как идентифицирующий признак? Как, ну, не знаю, постоянный запах?

— Скорее как жилка, проходящая через большой кусок голубого сыра.

— Большое спасибо. — А он только начал мне нравиться. — Так когда я вернусь домой?

Он встал. Я сузила глаза. Он словно установил большое расстояние между собой и мной.

— Объяснить тебе это. легким способом невозможно, Джоанна, поэтому я просто скажу. — Он глубоко вздохнул, а у меня сердце сделало перебой. — Ты мертва. Мертва уже больше недели.

— Совсем мертва? — тупо спросила я. — По-настоящему?

— Ну, очевидно, не совсем, раз ты здесь, но для всего мира смертных — да. Завтра твои похороны. Я сохранил для тебя вырезки из газет за прошлую неделю.

Он показал на стопку бумаг на подносе у кровати, и я увидела на верхнем листке свое лицо и заголовок: «Наследница Джоанна разбивается насмерть». Подзаголовок, датированный четырьмя днями ранее, спрашивал, выбросили ли меня или я сама выпрыгнула из окна квартиры. Я упала на подушку, не желая читать дальше.

«Я мертва, — тупо думала я. — Больше не существую. И несмотря ни на что, очень хорошо себя чувствую».

— Если я мертва, — наконец вымолвила я, — то кто я? — Я показала на свое тело, поморщившись, когда рукой задела грудь. Ахнув не столько от боли, сколько от неожиданности, я взглянула вниз, снова ахнула и прижала руки к грудям. Они необычайно чувствительны, но это болезненное ощущение не имеет ничего общего с естественным месячным циклом. Скорее тут побывала сталь хирурга с очень многосторонней лицензией. Лекарство до сих пор притупляло боль, но теперь она давала о себе знать.

— Что со мной сделали? — воскликнула я, осторожно касаясь грудей. Не думаю, чтобы я сама понимала, сколько страха и паники было в моем голосе. Но быстро ожившие клетки мозга и синапсы сформировали другую мысль: «Я ведь раньше никогда не говорила таким высоким голосом». — Ла, ла, ла, ла… Ублюдок!

Я в страхе посмотрела на Уоррена.

— Ты изменил мой голос!

— И грудь, — заявил он с гордостью, показавшейся мне совершенно неуместной. Я метнула в него испепеляющий взгляд, и он отступил еще на шаг, И тут в комнату вошел Майках и остановился в двери. Я опустила подбородок и прищурилась.

— Ты меня ударил, — обвиняюще сказала я, а потом добавила, обратившись к Уоррену: — А ты ему позволил.

— Ну, мы ведь не могли допустить, чтобы мертвая женщина ходила по городу? — парировал Уоррен, словно это разумный аргумент.

— Ты обещал, что вы об этом позаботитесь, что все подчистите и у меня не будет никаких неприятностей.

— Так мы и сделали, — ответил Уоррен, скрестив руки. — Тебя не могут обвинить в преступлении, поскольку единственная погибшая — это ты.

— Но я не хочу быть мертвой! — крикнула я голосом другого человека. — Что мне теперь делать? Выходить только по ночам? Сосать кровь и охотиться на живых?

Уоррен выглядел обиженным.

— Прости, но это единственное, что я мог сделать в спешке в сложившихся обстоятельствах. Нам нужно было не допустить, чтобы ты попала в тюрьму, не говоря уже о том, чтобы осталась в живых, поэтому мы привезли тебя сюда.

Я осмотрелась. Где это «сюда»? Похоже на обычную больничную палату: неудобная кровать, машины и приборы, издающие звуки. Очень плохие обои.

— Ты в частной клинке за городом, — подтвердил мою догадку Майках. — Я здесь работаю.

— Ты врач? — спросила я, глядя на его пальцы-сосиски и огромный рост. Скорее похож на быка в лабораторном халате.

— Майках занимается всеми случаями, которые могут вызвать вопросы у смертных врачей, — объяснил Уоррен. — Он гений со скальпелем.

Почему-то у меня возникло впечатление, что грань между гением и безумным ученым здесь почти неразличима.

Я закрыла глаза и снова опустила голову на подушку. Может, это один из моих снов. И я в любое мгновение могу проснуться и быть собой, Уоррен по-прежнему будет бродягой, а Майках в каком-нибудь баре будет наливать полицейским «будвайзер». В реальности я бы сейчас выпила пива.

— Вот и отлично, — произнес Майках, заставляя мой сон свернуться. Я почувствовала его ладонь у себя на подбородке, он поворачивал в разные стороны голову. — Я сам проделал всю работу, и, если можно так говорить о себе, работа отличная.

— Почему ты трогаешь мое лицо? — Я открыла глаза. — Почему он трогает мое лицо?!

Уоррен выглядел раздосадованным, Майках — удивленным. Он покосился на Уоррена.

— Ты ей еще не рассказал?

— Что он мне не рассказал?

Уоррен слегка рассмеялся — от этого звука у меня напряглись нервы, и я резко повернула к нему голову. — Я как раз собирался к этому перейти.

— Черт возьми! — выругалась я чужим голосом, ни к кому не обращаясь. — Могу я посмотреть в зеркало?

— На самом деле все не так плохо, — заметил Уоррен и отступил: Майках бросил на него пронзительный взгляд. — Я имею в виду, что ты великолепна. Никто и представить себе не сможет, что это ты.

— Большое спасибо. — Я осторожно поднесла руку к лицу. Все казалось нормальным, пока я не добралась до моего носа — вернее, до носа той, кому он принадлежал. Мой нос был сломан во время тренировки, и его легкая неправильность придавала моему лицу некое орлиное свойство. Во всяком случае я предпочитала так думать. На самом деле я смертельно боялась хирургических операций — иронично, учитывая обстоятельства.

Я начала ощупывать лицо ниже. Губы полные, но все же мои; а вот подбородок с ямочкой и больше в форме сердца, чем я помнила. Я наткнулась на прядь волос и приподняла ее, глядя на нее искоса.

— Я блондинка.

— На упаковке было написано: «Совершенный цвет платины».

Я позволила рукам упасть. Груди, голос, лицо, волосы… мне не нужно зеркало, чтобы соединить все это. Незваные слезы заполнили глаза. Я очень редко плачу, поэтому я решила, что это пришло в этом призовом пакете. Боже, они подменили мое тело и мои гормоны.

— Вы превратили меня в… бабу!:

— Тш-ш. — Майках потрепал меня по плечу, стараясь успокоить. — Это превосходная маскировка.

«Превосходная маскировка для женщины, которая хочет, чтобы ее груди входили в комнату раньше нее самой, — подумала я истерически. — Для женщины, которая хочет, чтобы за нее говорила ее внешность. Для той, которая не воспринимает себя серьезно!»

— Мы все пользуемся маскировкой, — добавил Уоррен.

— Что? — рявкнула я на него. — И ничего лучше Йоды вы не придумали?

— Вижу, ты ничего не сделал с ее темпераментом, — сказал Уоррен.

— Кое-что даже я не могу изменить.

Я свирепо уставилась на них, потом произнесла с паузами тем тихим голосом, который говорил им, что я настроена серьезно:

— Дайте. Мне. Зеркало.

— Хорошо, но предупреждаю тебя, ты можешь испытать шок.

— Более сильный, чем удар по голове стальной дубинкой? — резко спросила я. — Или сильнее, чем от известия, что официально я мертва?

Сильнее, чем видеть, как умирает твоя сестра! Этого я не сказала. Уоррен поменял наклон моей кровати, а я протянула руку за зеркалом. Когда меня усадили, он дал мне его, и, видя их взгляды на моем лице, почти голодные взгляды, я испытала новый приступ тревоги. Глубоко вдохнув, я подняла зеркало и посмотрела в него.

Я почувствовала, как отвисает челюсть, увидела это в зеркале, но промолчала. Перевернула зеркало, нет ли у него ложного второго покрытия, дважды постучала им по кровати и снова посмотрела. Потом встретилась с тревожным взглядом Майкаха.

— Это… это Оливия.

Лицо его расслабилось с облегченной улыбкой.

— Ты Оливия, — поправил Уоррен, тоже широко улыбаясь.

Никакого сомнения.

На этот раз я потеряла сознание сама, без внешнего воздействия.

Придя в себя в следующий раз, я обнаружила, что нахожусь в одиночестве. В палате было темно, и я хотела позвать сестру, но потом раздумала. Вместо этого потянулась к груде газет и вскрикнула, коснувшись первой. Кончики пальцев одновременно были чувствительны и онемели. Я проверила структуру пальцев на газетной странице, на ее сгибах, но предыдущий опыт уже дал мне ответ. Казалось, что я держу листок в хрустальных перчатках. Повернув ладонь, я убедилась, что мои отпечатки пальцев исчезли.

Я постучала друг о друга подушечками большого и указательного пальцев, ожидая услышать легкий звон, как скрежет ногтей о стекло, но никакого звука не было. Я почувствовала щелчок — но не различила, — словно кости непосредственно соприкоснулись друг с другом. Странное, слегка тошнотворное ощущение; впрочем, наверно, со временем оно станет слабее. А пока я решительно взялась за газеты и начала читать.

Статьи были сложены в хронологическом порядке, самые последние внизу, и содержание их становилось все более сюрреалистическим, В статьях в мучительных подробностях, не всегда лестных и верных, рассказывалось обо мне, о моей жизни и трагической гибели.

Суть такова: Джоанна Арчер погибла в ходе неудачного нападения грабителя на квартиру сестры на девятом этаже. Я героически сражалась, но в конце концов выпала из окна вместе с грабителем, неким Батчем Льюисом из Хьюстона, Техас. Однако тем самым я спасла жизнь своей сестре.

Иронично, не правда ли? Я посмертно провозглашена героиней, хотя на самом деле никого спасти не сумела. Кажется, включая себя самое. Я вздохнула и продолжила чтение.

Сообщалось, что Оливия Арчер в критическом состоянии была помещена в частную больницу, куда не допускают даже ближайших друзей и родственников, включая игорного магната Ксавье Арчера. Анонимный источник — я догадывалась, что это за источник, — сообщал, что состояние Оливии стабильно, но она находится в коме.

Я снова пробежала страницы и подумала: «Вот оно. Целая жизнь в черном и белом. Подытоженная в течение недели и к концу этой недели ставшая уже устаревшей новостью».

Взяв лежавшее рядом зеркало, я снова взглянула на лицо, такое знакомое и в то же время совершенно мне неизвестное.

— Как? — спросила я. Спросила голосом Оливии, но с таким оттенком усталости, какого у Оливии никогда не могло быть. Как мне ежедневно смотреть на него? Все равно что общаться с прекрасным обвиняющим призраком сестры и чувствовать вину за то, что не смогла ее спасти. Но не этого я боялась и понимала это. Все, глядя на Оливию, видели мягкость, красоту и женственность. Только я видела слабость и уязвимость. Она была потенциальная жертва.

Превратив меня в мою сестру, Майках и Уоррен, сами того не ведая, совершили то, чего я больше всего боялась.

— Я наблюдаю за движениями на мониторе.

Я вздрогнула, виновато выронила зеркало и подняла голову. На пороге стоял Майках. Он ждал приглашения. Я кивнула, и он вошел, настороженно косясь на меня, как на львицу в клетке.

— Хочешь пить? — Он налил воды из пластикового кувшина и протянул мне бумажный стаканчик. Потом сложил руки на своей массивной груди и стал ждать. Вода была свежей и холодной, вкус ее не изменился, и я сразу все выпила.

— Спасибо.

Он улыбнулся, успокоенный, поставил стаканчик на стол и присел на край кровати. Для такого большого мужчины питался он с поразительной легкостью.

— Как ты себя чувствуешь?

Я задумалась. Никаких постоперационных болей. Для мертвого человека я чувствовала себя удивительно хорошо. Мин для человека в коме. Тем более для того, у кого вместо подушечек пальцев мрамор.

— Неплохо, учитывая обстоятельства.

— Так и должно быть. Ты излечиваешься быстро и без последствий. И я был очень осторожен.

Я поняла, что так он пытается извиниться.

— Спасибо.

Легкая улыбка исчезла, сменившись наморщенным лбом и полными тревоги глазами.

— Мне казалось, перемены тебе понравятся. Не перестаю думать о том, как подействует на тебя жизнь в теле сестры.

— Не обижайся, Майках, но для меня все это совершенно новое. Метаморфоза, люди, пытающиеся меня убить, не говоря уже об этом новом остром нюхе. — Вздох мой глухо отразился от стен палаты. — Я двадцать пять лет привыкала к своему лицу, а теперь… я ничего о себе не знаю.

Не знаю, кто я теперь. Джоанна Арчер? Оливия Арчер? Супергероиня двадцать первого века. Бога ради?!

— Смена личности члена Зодиака после сверхъестественного события — это стандартная процедура очистки. Конечно, случай даже для нас чрезвычайный. Обычно мы готовим субъекта к перемене, но с тобой у нас просто не было времени. Мы не хотим потерять тебя, Джоанна. Ты особенная.

Я невесело улыбнулась… Сейчас это звучит неплохо.

Майках вздохнул.

— Послушай, не знаю, что сказал тебе Уоррен, но мы на грани поражения. За последние два месяца были убиты три звездных знака, а они не были новичками. Настоящие профессионалы, элита, потомственные агенты Зодиака. Поэтому нам нужно было действовать быстро, чтобы обезопасить тебя и изменить твою личность. Теперь никто понятия не имеет, кто ты на самом деле, понимаешь?

Я не поняла, но все равно кивнула.

— И никто не знал Оливию лучше тебя, верно? Ты можешь ходить, действовать, реагировать, как она. Это большое преимущество: иначе тебе пришлось бы изучать бесчисленные привычки и вырабатывать новую личность. Для тебя это очень упрощает положение. — Он помолчал. — Дополнительное преимущество в том, что ты остаешься близкой Ксавье Арчеру.

— Я не хочу быть ему близкой, — заявила я. Майках ничего не ответил, и я уже начала воспринимать это как дурной знак. — В чем дело?

— Он в комнате ожидания. Его не пропускают уже три дня.

— Нет.

Я отвернулась, сжимая руками живот. «Он дожидается встречи с Оливией, — с горечью подумала я. — Не со мной».

Майках кивнул, с готовностью соглашаясь с моим желанием. Со слишком большой готовностью. И когда он протянул мне руку, я с опасением посмотрела на него.

— Не хочешь ли немного подвигаться?

Я не хотела, но тело мое настолько болело от вынужденной неподвижности, что я взяла его за руку и впервые за много дней встала. Закружилась голова, но спустя какое-то время я кивнула Майкаху: все в порядке. Он провел меня к креслу перед большим, во весь рост, зеркалом.

— Посиди здесь. Привыкай к вертикальному положению. Я поняла, что он делает. Он хотел, чтобы я привыкала к своему лицу, привыкала видеть себя такой же, какой увидит меня мир. Майках развернул кресло на колесиках, так что я вся отражалась в зеркале, и пододвинул соседний столик. А потом сделал нечто совершенно неожиданное. Достал из ящика в столе щетку и принялся расчесывать мне волосы.

Как у такого большого человека может быть такое мягкое прикосновение?

— Знаешь, я был знаком с твоей матерью, — заметил он, не обращая внимания на то, как я напряглась. Просто продолжал осторожно расчесывать волосы от корней до кончиков, оборачивая каждую прядку вокруг пальца, прежде чем убрать в сторону. Я отвела взгляд от своего лица и принялась наблюдать за движениями его пальцев, за прирожденной точностью хирурга. — На самом деле ты очень на нее похожа. У тебя такие же скулы… вернее, были такие же. Во всяком случае, — торопливо добавил он, когда я нахмурилась, — твоя мать была великолепна. И смертельно опасна. Я никогда ни раньше, ни потом не видел такого мастерства сражения на дубинках. По правде говоря, я был в нее слегка влюблен. Все мы были в нее влюблены.

Я молчала.

— Она все отдала, чтобы проникнуть через Ксавье в Теневой Зодиак. И было бы стыдно, чтобы ее труды пошли насмарку.

Я тряхнула головой; волосы, только что уложенные им, растрепались. «Ты не понимаешь, о чем просишь, — хотела я ему сказать. — Я не могу так смотреть на мир. Оливия родилась женственной и мягкой. А я — гибкой, как необработанная кожа». Вместо этого я произнесла:

— Не знаю, как быть супергероем. Майках в ответ мягко улыбнулся.

— Этого никто не знает. Мы просто рождаемся с особыми способностями. Подумай о том, что у тебя хорошо получалось, что тебе нравилось делать в детстве. Начиная обучение новобранца, мы обращаемся к этому. Со временем они превращаются в оружие, и его можно использовать против врага.

— Много ли способов убить агента Тени?

Взбивая волосы на моей голове, поправляя прядку там и тут почти в точной имитации прически Бриджит Бардо, он меланхолично напевал, и этот гулкий звук распространялся во всем его теле.

— Столько же, сколько существует способов умереть. «Но умереть легко, — думала я, наблюдая за ним. — Смерть всего лишь в одном вздохе. Так же близка и так же далека, как незнакомец в твоей постели. Как мои настоящие родители».

— Мой настоящий отец действительно старается убить мою мать? — спросила я у Майкаха.

— Не знаю, стоит ли мне говорить тебе это, — ответил он, не отрывая взгляда от пальцев. — Что именно сказал тебе Уоррен о твоем настоящем отце?

— Только то, что я родилась в день рождения и его, и матери, что почему-то делает меня уникальной. И что он предводитель Теневой стороны Зодиака. Наших врагов.

Майках кивнул.

— И очень сильный руководитель. До него у нас не было трудностей в уравновешивании Зодиака. Мы были практически неуязвимы.

— А что делает его таким особенным?

— Он Тульпа. — Видя мой непонимающий взгляд, он покачал головой. — Боже, ты действительно ничего не знаешь? Тульпа. Тот, кто не рожден, а создан.

В голове у меня мелькнули образы Железного Дровосека и Страшилы. Потом мужского ребра, из которого создана женщина, и самого мужчины, слепленного из глины.

— Как создан?

— Кто-то вообразил его существующим. Я молча смотрела на него.

— Понимаю. — Майках поднял руку. — Нашей западной культуре нелегко это усвоить, но восточные философы принимают это как факт. Подумай об этом. Представь себе человека, сосредоточенного, как тибетский монах. И пусть этот человек все свои мысли, всю энергию направит на создание образа существа. Сила дисциплинированного мозга так велика, так глубока, что воображаемое может стать реальностью. Возникшее существо называется Тульпой,

— Но… такое просто невозможно.

— Возможно. Такова сила разума. Ты говоришь себе: это правда — и для тебя это становится правдой. Мы все в той или иной степени обладаем способностью создавать.

Я подумала о художниках, писателях, матерях.

— Да, но никто эту способность не использует.

— Этот человек ее использовал, и использовал во зло. Он вообразил существо могучее и злобное. Настолько сильное, чтобы руководить толпой мерзавцев, как ему приказано, не испытывая никаких колебаний или угрызений совести. Однако творец этого существа не учел одного.

— Чего же?

Майках сухо улыбнулся.

— Получив от своего творца достаточно силы и материальности, Тульпа стал независим. Он по своему выбору принимает любую оболочку и действует по собственной воле. Правит и действует, как ему хочется.

— Но кто же способен вообразить такое существо? И почему?

— Ну, почему — это просто. Власть. Бессмертие. Если ты создаешь серым веществом своего мозга существо, которое будет жить вечно, придаешь ему реальность, часть тебя самого тоже будет жить вечно. А вот кто… — Майках невесело усмехнулся. — Вопрос на миллион долларов. Величайшая загадка нашего мира. Ось, на которую нанизаны все наши судьбы. Именно эту загадку пыталась разгадать твоя мать. И почти разгадала. Ей потребовалось много лет, но наконец она узнала о существовании некоего Уайатта Нильсена, родом из западного мира, но ревностного исследователя тибетских легенд. Однако он не ограничивался изучением Тибета или буддизма, но изучал религии всего мира. Его целью была собственная религия, в которую вошло бы все то, во что он фанатично верил.

«Готов создать Джима Джонса», — сухо подумала я, а Майках продолжал:

— Но потом его отвлекла идея Тульпы. Зачем уговаривать, увещевать, соблазнять людей, чтобы они последовали за тобой, если можно сотворить нечто, заставляющее людей это делать?

Действительно, зачем? И вот Нильсен начал создавать существо, которое не стареет, не может быть убито — бога среди смертных. Он решил, что гораздо проще и легче убедить людей делать то, что соответствует низменным устремлениям их природы — ненависти, похоти, алчности… всем семи смертным грехам, чем убеждать их делать добро. Он перестал изучать религиозные доктрины и сосредоточился исключительно на медитации, овладевая силой своего мозга. Он посвятил созданию Тульпы пятнадцать лет своей жизни.

Понимаешь, мы не знаем, можно ли убить Тульпу — по крайней мере пока мы не нашли для этого способа. Зоя считала, что если каким-то образом убить его творца, может возникнуть брешь между ними, и мы сможем этим воспользоваться, проникнуть в организацию Тени или просто убить Тульпу.

— Значит, моя мать подбиралась к этому Тульпе, чтобы узнать, кто его творец?

— Она много лет добивалась его доверия, скрывая свою личность, маскируя свой запах. Это было нелегко, но она была упряма. — Майках восторженно покачал головой. — Она была так убедительна, что у нас кое-кто начал задумываться, на чьей она стороне. Однако она постоянно сообщала нам информацию, дававшую нам преимущество, помогала предотвратить нападение или спасти жизнь члена Зодиака.

— Она завоевывала его доверие?

— Да, — кивнул Майках. — И использовала все для достижения цели.

Включая свое тело.

— Он не мог себе представить, что его величайший враг ляжет с ним в постель.

— Большинство мужчин не способны на это. — Майках положил руки мне на плечи, заставив меня поднять голову и встретиться с ним взглядом. — Не думай, что она не любила тебя, Джо. Ты хотела узнать, кто твой отец, и я рассказываю тебе. Он чистое, неразбавленное зло. — Я поморщилась. -

По он спал с настоящей богиней чистоты и даже не знал этого. У нее была возможность избавиться от беременности, но даже зная, что, сохранив тебя, она рискует всем, для чего работала, она не стала делать этого. Она хотела тебя. Даже больше, чем его.

Она хотела меня. Но она и бросила меня.

— Так что же произошло?

Он улыбнулся, но улыбка была сдержанной.

— Она достигла успеха.

— Правда? Он кивнул.

— И как раз вовремя. Вскоре Тульпа учуял бы ее беременность. Но она нашла Уайатта Нельсона и сразу сама его убила. Сумела уйти и исчезла, как дым.

Проблема в том, что всякий раз, убивая кого-то, ты уничтожаешь его опознавательный запах, а на его месте оставляешь свой. Это прекрасно, если тебе нужно признание, но очень плохо для конфиденциальности. Когда Тульпа узнал, что его предала твоя мать, он обезумел от ярости.

— Но стал ли он слабей? Майках покачал головой. — Он стал сильней. Словно перерезав нити марионетки ты обнаруживаешь, что только освободила ее. Вера других Теней была достаточно сильна, чтобы он продолжал существовать, и поэтому он получил свободу. Он мог уничтожать все, что хотел, разрушать и править организацией Тени по своему усмотрению. А он больше всего хотел найти Зою и убить ее. И тут Зоя проявила свою гениальность. В то время как он повсюду искал ее, она замаскировала свой запах, приняла на себя новую личность и стала жить с Ксавье. Она скрывалась прямо у трона Тульпы. Вскоре после этого родилась ты — ребенок Ксавье для всего мира.

А, потом у нее родился и настоящий ребенок Ксавье. Я задумалась, а любила ли она когда-нибудь мужчину.

— Она просто не желала сдаваться, — продолжал Майках, качая головой. — Никогда не видел более целеустремленной и смелой женщины. Она провела годы с Тульпон, потом годы с Ксавье, отказавшись от любых радостей, от любой возможности нормальной жизни.

— И все же она потерпела неудачу, — заметила я.

— Да, но была очень близка к победе, — ответил он, заправляя локон мне за ухо. — Еще несколько недель — и он был бы у нее в руках.

— Но что? — подтолкнула я его. Мне нужно было узнать, почему она так неожиданно исчезла — в тот момент, когда и я, и эти люди больше всего в ней нуждались.

— Но ты. — Майках смотрел на меня с горькой улыбкой на лице. — Ты унаследовала не только скулы своей матери, Джоанна. Ты обладаешь ее генетической картой, и хотя свой запах она смогла скрыть, ты оставалась незащищенной. Ты достигла половой зрелости, вступила в период, который мы называем вторым жизненным циклом, и твои гормоны начали буйствовать. Агенты Тени прочесывали город в поисках Зои, и один из них…

— … нашел меня.

Я закрыла глаза: последние детали паззла легли на место. Неудивительно, что ее горе было так пронизано чувством вины.

— Он пытался убить тебя, убить все, что хорошо и чисто… и убить Зою в тебе. Ты должна знать: любой из нас погиб бы в ту ночь.

Но я не умерла. Почему? Я посмотрела на себя в зеркало и заметила, что глаза по-прежнему мои. При упоминании о нападении на меня они потемнели, стали черней ночи.

— Его гены, — произнесла я. — Они меня защитили. Майках наклонил голову.

— Думаю, можно сказать, что Тульпа стал теперь твоим творцом. Ты нечто совершенно новое, Джоанна, нечто невиданное раньше, хотя твое существование было предсказано. Ты единственная, кто соединяет и то и другое… Единственная, способная уцелеть после такого нападения. Единственная.

И он начал рассказывать о ком-то по имени Кайрос. Это столп, от которой зависят все их судьбы. Это часть их мифологии — и Света, и Тени, — и Уоррен, очевидно, считал, что м и есть эта Кайрос. Я долго молчала, пытаясь усвоить это вместе со всем остальным, но все эти слова как будто оставались на поверхности моего сознания.

— Он знает обо мне? — спросила я наконец. Майках покачал головой.

— Не знает, что ты его дочь и что мы подозреваем в тебе Кайрос. Знает только, что ты дочь Зои. Теперь, когда ты иступила в свой третий цикл, мы все чувствуем это в тебе. И теперь, когда он знает о твоем существовании, он постарается тебе отомстить.

Итак, глава сверхъестественного подпольного мира — ну, по крайней мере мира долины Лас-Вегаса — жаждет моей крови. Великолепно. Я прикусила губу и посмотрела на Майкаха в зеркало.

— Он это сделал?

— Кто? Что?

— Тот человек. В ту ночь. Он убил… — Я поискала подходящие слова, но их не было. Была только правда. — Он убил то, что было во мне хорошего?

— Да, — негромко ответил Майках и улыбнулся. — Но то, что ты задаешь этот вопрос, должно внушить уверенность.

— Не понимаю.

— Это очень просто, Джоанна. Он высвободил в тебе потенциального героя. А потом твоя мать снова собрала тебя.

Приборы молчали; звуки капель и гудение не нарушали застывшего времени; я думала, и комната застыла. В моем сознании возникал ответ на один из самых важных вопросов жизни, но прежде чем я смогла его сформулировать, это сделал за меня Майках.

— Она дала тебе все, что могла: все запахи, которые мы создали для ее защиты, всю личную силу, которая придавала ей цельность. Она с помощью химии замаскировала твои феромоны, а потом спрятала тебя — даже от пас. Но это сделало ее саму уязвимой для нападения. Она знала, что теперь только вопрос времени — Тульпа все равно найдет ее, а если он ее захватит…

Майках содрогнулся.

— Но как она могла просто уйти?! Бросить все, ради чего работала? — воскликнула я, имея в виду «бросить нас». И подумала, а не произнесла ли я последнее вслух, потому что Майках посмотрел на меня с таким отвращением и разочарованием, что я сразу устыдилась.

— Она отдала все ради тебя.

Я не шевелилась, даже не убрала прядь, которая щекотала мне левую щеку. Слышала свое дыхание, слышала Майкаха за своей спиной и направила в его сторону мысли — просто чтобы увидеть, что смогу обнаружить. От него пахло порошком серебра, дождевыми облаками и «Олд Спайс». И эта смесь великолепно к нему подходила.

— И что же я теперь должна сделать?

Найти Тульпу? Найти мою мать? Узнать, как агенты Тени убивают лучшие звездные знаки?

— Просто научиться оставаться в живых, — мягко сказал Майках и отложил щетку. — Если у тебя этого не получится, мы никогда не узнаем, на что ты способна.

— И ты собираешься научить меня?

— Да, — кивнул он, — я и все остальные. Мы научим тебя быть такой, какой ты рождена быть. Мы познакомим тебя с путями Зодиака, в особенности с путями Стрельца, и с наследством твоей матери.

Наследство звезд и супергероев, Я взглянула в зеркало на законченный продукт, на внешность, постепенно возникавшую в течение последних десяти минут. На меня смотрели широко раскрытые голубые глаза, по окружности зрачков едва виднелись края контактных линз.

— Удивительно!

Майках довольно улыбнулся. — Мы нашли в твоей квартире несколько крупных снимков Оливии. У тебя настоящий талант, поэтому мы смогли поспроизвести ее вплоть до мельчайших деталей. — Он сунул руку в карман лабораторного халата и достал снимок, который я в ту ночь принесла с собой в номер мотеля. — Видишь?

Я держала снимок перед собой, внимательно его разглядывая, потом посмотрела в зеркало. Никакой заметной разницы. Я нахмурилась. Но я-то по крайней мере должна различать нас?

— Как же она счастлива, — заметил Майках, указывая на единственное отличие.

— Ее же фотографируют, — ответила я.

Но это не так. Это просто Оливия. Да, счастливая, И еще открытая, доверчивая. Невинная.

— Я больше похожа на Оливию, чем сама Оливия, — Заявила я.

— Конечно, — согласился он, осторожно кивая. — При Делании обманешь самого Ксавье.

Я вздохнула. Разве у меня есть выбор? Я хочу возвратить свое тело, свое лицо, хотя бы для того, чтобы у меня не было таких надутых губок, когда я хмурюсь. Но ведь я не могу просить Майкаха вернуть все назад — после того как была мертва в течение недели. Теперь другая личность будет именно другой, но вряд ли станет усовершенствованием.

«Оставаться в живых, — с сомнением подумала я. — Выжить». Чтобы сделать это, я должна убедить весь мир в том, что я Оливия Арчер. Частью сознания я решала, насколько тяжело это будет. Оливия ходила по магазинам, она поздно завтракала, председательствовала на многочисленных балах и благотворительных ужинах, а ночами — когда ее никто не видел — вела нелегальные вебсайты. Но эту часть, вероятно, я могу пропустить.

Но что самое трудное в том, чтобы быть Оливией? Могу ли я позволить себе стать такой же мягкой, не считая при этом себя слабой? Быть такой же уязвимой, не, мысля как — жертва? — Такой же покладистой, но не бесхарактерной? Меня заставляли задуматься не поступки Оливии. Нет — останавливала ее полная беззащитность.

Я поджала губы и смотрела, как напротив меня поджимает губы Оливия. «Так вот как она делала это», — подумала я и улыбнулась. Ее рот — мой рот, поскольку он теперь стал моим, — чуть изогнулся, выглядя при этом невероятно соблазнительным на этом лице в форме сердца. Я взглянула на Майкаха, который наблюдал за мной, ожидая решения.

— Ты очень хорошо поработал.

Он принял комплимент за согласие, за принятие ситуации — так оно и было. И широко улыбнулся в ответ.

— Спасибо, Оливия. Оливия.

Я — Оливия. Я набрала полную грудь воздуха, потом медленно выдохнула, пока в легких его совсем не осталось. Может быть, так, через меня, Оливия продолжит жить. Эта мысль мне понравилась. Это самое малое что я могу для нее сделать — и сейчас единственное. Так я по крайней мере чувствую себя менее беспомощной, а это уже кое-что. А со всем остальным придется справляться по мере встречи.

— Можешь позвать моего отца.

Майках протянул руку и осторожно помог мне встать, так что мы на короткое время оказались лицом к лицу.

— Да, — наконец объявил он. — Думаю, ты готова к этому. Чудесное выздоровление. Твой отец будет очень доволен.

«Тогда это первый случай, когда он будет доволен мной», — подумала я, но вслух не произнесла. Не этого от меня ждал Майках. Этого бы не сказала Оливия.

— Я так рада, — проворковала я, вслушиваясь в свои слова: насколько искренне они звучат.

Майках помог мне снова лечь и сразу направился к двери. Наверно, он опасался, что я передумаю.

— Сейчас вернусь.

Я откинулась на подушку и ждала. Пыталась убедить себя в том, что у каждого супергероя двойная жизнь. Например, Супермен и Кларк Кент. А Чудо-женщина была скромной секретаршей, когда не набрасывала на плохих парней свое лассо, заставляющее говорить правду. Были и другие, конечно, и я стала размышлять, сколько из этих историй, описанных в комиксах, предмет авторского вымысла, воображения, а сколько проникло сквозь тонкую паутину реальности, отделяющую мир Тульпы от нашего. Мое собственное существование, это. использование в качестве маскировки мертвой сестры, носит все признаки вымысла.

Я Джоанна, которая умерла.

И я Оливия, которая тоже умерла.

Я также моя собственная мать, которая рисковала жизнью такими способами, которые мне еще предстоит раскрыть, чтобы оставаться в безопасности. Но если это правда, то я также и он. Этот человек — Тульпа. Существо настолько злое, что он одновременно уничтожил меня и сохранил мне жизнь.

— Я тебя убью. — Эти слова гулко прозвучали в больничной палате. И в них я узнала в себе Тульпу. Но мне понравилась эта клятва, и я повторила ее. — Я убью тебя за то, что ты сделал с моей сестрой. И с моей матерью.

И за то, что осталось от меня.

Звуки моей клятвы еще звучали, а я откинулась на подушку и стала ждать, когда войдет человек, который одновременно был и не был моим отцом. И когда он наконец вошел, я приветливо улыбнулась ему.