1

Связи со штабом гражданской самообороны не было, по телефонам, известным Фиделю, никто не отвечал, либо они были постоянно заняты. Это было странно. Тогда он набрал номер Брэда Питта:

— Привет, Брэд, как дела у нас там?

Выслушав ответ, он изменился в лице:

— Ты это серьёзно? Да, ладно, я понял. Жди указаний, мне надо всё это переварить. И будь на связи!

Фидель отключился, а потом сказал Утёнку:

— Подключись к телевизионным каналам. Там началась заварушка.

Утёнок порылся в интернете, и через минуту они смотрели прямую телевизионную трансляцию.

— На улицах воздвигаются баррикады, — вещал упитанный телерепортёр. — Мятежники отчаянно сопротивляются, но не могут ничего противопоставить силе закона. Наконец-то в городе и стране будет наведён порядок! Я слышу звуки автоматных очередей… Что там происходит? Как долго власти пытались мирно решить все проблемы, но экстремисты не шли ни на какие переговоры…

Штаб отрядов гражданской самообороны был окружён, федеральные войска при поддержке доселе нейтральных пиндосских войск брали его штурмом. По всему периметру практически отдельные отряды были атакованы с тыла. Несколько полевых командиров были похищены, некоторые расстреляны на месте, якобы при сопротивлении аресту. Отряд Фиделя также подвергся атаке со стороны федералов, но она была пока что отбита. И немалую роль в этой локальной победе сыграл Иван и, как утверждал Брэд, его дочка Даша:

— Они заявились в отряд за полчаса до атаки на бронемашине. Федералы не ожидали ничего подобного и струхнули.

Аресты шли по всему городу, в основном брали активистов сопротивления, но грань между активистами и случайными прохожими была слишком тонкой, чтобы силовики её проводили. А, скорее всего, они просто не желали придерживаться никаких правил, интуитивно ухватив саму суть идеи Большого Террора. Невиноватых нет, есть временно избежавшие ареста, следствия и тюрьмы. Но органы работают и рано или поздно исправят эту несправедливость. Вот уже появились первые лагеря для подозрительных лиц, один на стадионе «Динамо», второй в Лужниках, туда свозят всех, заподозренных в самооборонческой деятельности. По новому закону об экстремизме, принятому десять минут назад, участие в экстремистской организации не требует сознательного решения от подозреваемого, достаточно пассивного неведения и неосознанного непротивления экстремизму, чтобы состав преступления был полным и безоговорочным. А сроки заключения начинались от десяти лет.

Телевизионные кадры демонстрировали улицы Москва-Сити, заполненные ликующими демонстрантами, полностью согласными с новым курсом тех, кто сидел в Кремле. Над колоннами с радостными людьми проплавали рекламные дирижабли, несущие огромные растяжки с лозунгами «Давно пора навести порядок!», «Курс правительства — наш курс!» и «Твёрдая рука не дрогнет!». Люди из колонн охотно давали интервью телевизионщикам, и как один сходились на необходимости сохранения стабильности в стране любой ценой.

Одна бабуля с тщательно наложенным макияжем усердствовала особо:

— Это выродки, нелюди! — кричала она в объектив телекамеры. — У них нет ничего святого, они хуже фашистов, а мой прадед, то есть, дед, воевал на войне с такими, как они. За то ли… Он воевал за то ли, что? Он воевал за толерантность, вот! Короче, за то ли воевал мой дед, я вас спрашиваю!

Репортёр не нашёлся, что ответить возмущённой старушке и от греха подальше отключился от эфира. Не всегда праведное возмущение понимается аудиторией в правильном ключе, тут могут быть варианты, а ещё хуже — вопросы.

— Так, — сказал Фидель не отрываясь от просмотра новостей. — Надо позвонить. И срочно.

Он набрал номер из списка контактов:

— Брэд, дай мне Ивана. Привет, Ваня. У тебя там броневик? Хорошо. Сколько людей можешь взять? Бери всех и дуй сюда. Да, я знаю, что ты знаешь, где я. У меня ведь твой телефон. Там вам делать больше нечего. Всё, жду вас тут.

Он отключился.

— Теперь штаб гражданской самообороны будет тут, — сказал он. Утёнок молча кивнул. — И организуй скайп с профессором. Я думаю, без его улиток дело не обошлось. И сейчас самое время им показать свои рожки.

 

2

В Пост-Москве тут и там идут уличные бои. Штаб отрядов гражданской самообороны ещё держится, просто потому, что у штурмующих здание спецназовцев нет тяжёлого вооружения, но, судя по всему, дело закончится в ближайшие часы. Защитники баррикад также обречены, у них нет лидера. Каждый отряд, каждое подразделение полностью самостоятельны, и это хорошо для партизанской войны, но губительно при прямом боестолкновении с организованным противником.

«Мирные» гасты сбиваются в банды и шайки и бесчинствуют на местах, не встречая вооружённого сопротивления. Им нечего терять, у них нет прошлого, у них нет в настоящем ничего, что удерживало бы их в рамках закона или порядка, или великой национальной идеи, и поэтому они рвутся в будущее, чтобы занять места в будущей жизни, где у них будут красивые и послушные белые женщины, и комфортные после подвалов и дворницких жилища. Им нечего терять, но есть, что приобрести. А эти белые — русские — сами виноваты, что не смогли удержать то, что у них было. Они оказались слабаками и трусами, и пусть теперь пеняют на себя.

Высший Совет республики РФ объявил всех граждан с оружием в руках мятежниками и иностранными шпионами. Для восстановления «конституционного» порядка привлечены международные миротворческие организации, и десятки пиндосских броневиков разъезжают по городу, расстреливая из крупнокалиберных пулемётов все подозрительные цели. Смакдональдс должен работать при любых внутриполитических обстоятельствах, а кока-кола должна наращивать производство и сбыт несмотря ни на что. Запишите это в книгу и назовите её библией или кораном, или ещё как. И не говорите, что вас не предупредили! Весёлый клоун соберёт ваши медяки для помощи сироткам в прозрачные пластиковые ящики, а потом упакует в эти ящики то, что от вас останется. Сбыт должен расширяться, а производство сахарной с колером газированной воды увеличиваться день ото дня. Иначе крах и хаос мировой экономики и гибель демократии на местах. Ангелы встречают потребителей кока-колы на небесах, потому что те, кто пьёт то чудо, веселы, оптимистичны и позитивны, пока земляные черви не съедят их в могилах. Но и земляных червей они встречают с детской улыбкой на устах. Позитивно, оптимистично, радостно.

Движение русской гражданской самообороны обречено, потому что нет лидера, нет вождя, нет фюрера. А есть отдельные отряды, есть самопожертвование одиночек, есть дух, но нет единой воли. Нет ни Сталина, ни Гитлера, ни Ленина, ни Наполеона, кто мог бы объединить усилия в единый кулак, в единую бронированную решимостью волю к победе. Итог борьбы предрешён — народ не может противостоять государству на равных.

Итог борьбы предрешён? Нет, пока последний из сражающихся не выпустит из рук оружие, борьба будет продолжаться.

 

3

По всем телеканалам проходит новость номер один — бессменный президент, которого все зовут Папа, тяжело болен. Высказывают подозрения на рак, кое-кто говорит о сердечной недостаточности. Понятно, что на современном уровне трансплантологии всё это не что иное, как сказки в пользу бедных. Однако все комментаторы, как один, тут же начинают говорить, вначале глухо и намёками, а потом уже и открытым текстом, о смене политического курса.

Мелькают кадры погромов и беспорядков, показываются толпы агрессивных гастов, нападающих на одиноких прохожих, громящих витрины магазинов, врывающихся в квартиры, насилующих женщин прямо на улице под объективы телекамер и при свете софитов.

И тут же идут кадры с возмущёнными гражданами, требующими навести хотя бы элементарный порядок. Порядок и законность — становится лозунгом дня.

На экране появляется известный телеведущий, настоящий зубр и мастодонт от журналистики, буквально накануне вечером воспевавшим стабильность и процветание как высшее достижение Кремля и его обитателей. Теперь он сух, деловит и одет в нечто, отдалённо напоминающее то ли френч, то ли старинный сюртук защитного цвета:

— Наши источники на самом верху только что сообщили нам, что было проведено чрезвычайное заседание Высшего Совета в связи с состоянием здоровья всенародно избранного и горячо поддерживаемого народом президента, рейтинг которого застыл на небывало высоком уровне. Президент письменно уведомил Совет о своём решении — временно он передаёт полномочия своему преемнику. Было также озвучено имя преемника… Я не знаю, может быть за эту информацию нас всех тут расстреляют, — ведущий хохотнул. — Но я не могу скрывать от народа, что своим преемником господин президент назначил…

Он сделал театральную паузу:

— Назначил Степанцева Георгия Михайловича! Молодой энергичный генерал госбезопасности, успевший проявить себя и зарекомендовать непримиримым борцом с преступностью, — именно то, в чём нуждается страна и государство в эти нелёгкие дни и часы…

 

4

По улице бредёт гаст. Он с трудом переставляет ноги, на вид ему под семьдесят, хотя реальный возраст гастов далёк от внешности, и всегда трудно угадать, сколько на самом деле им лет.

Тут и там на дороге лежат перевёрнутые машины, некоторые из них были подожжены и сгорели, у некоторых выбиты стёкла. У многих домов также выбиты стёкла на первом этаже. Прохожих не видно, город будто вымер. Или по нему пронёсся ураган. Или прошло войско оккупантов.

Далеко впереди он видит другого гаста, тот метёт тротуар, стоя на одном и том же месте. Перед ним идеально чистый кусок асфальта, но он продолжает мести только этот небольшой кусок города, как бы не замечая вокруг себя битых стёкол, обгоревшие листы бумаги и кучки стреляных гильз.

Первый гаст подходит к нему и долго смотрит на его работу. Потом говорит:

— Ты будешь быть человек.

Гаст-дворник замирает. Гаст-старик кладёт ладонь ему на голову:

— Ты — человек.

И уходит дальше по тротуару.

Поднимается ветер. Маленькие вихри собирают мусор в кучки, потом поднимают их вверх. Ветер гудит в проёмах окон с разбитыми стёклами.

Дворник-гаст стоит неподвижно некоторое время, а потом снова и снова начинает мести одно и то же место. По его мнению, асфальт ещё недостаточно чист, и надо продолжать работать, чтобы стать человеком.

 

5

Геринг лежит на диване с своём кабинете. У него ноют руки и ноги, спина сведена судорогой, он смертельно устал. Всё, что ему нужно сейчас, — пара-тройка часов здорового сна и хорошая порция виски. Однако он не может позволить себе отдых, пока события развиваются столь стремительно. Его брат, пусть и сводный, становится диктатором, точнее президентом с полномочиями диктатора. Перспективы, открывающиеся перед ним, просто завораживают. На ум приходит слово из студенческой жизни, из лекций по истории и праву — «дуумвират».

Теперь его никто не остановит, нет, он на коне, а братишка обеспечит ему непробиваемую защиту, прочный тыл, и, кроме того избавит его от публичной тягомотины и всех этих съёмок, речей, выступлений, всей этой мишуры и позолоты, только затемняющих кристальную чистоту истинной власти. Власть — это страх в глазах тех, кто все считают всемогущими, но только не он, потому что он знает им цену. И он знает цену своему слову, даже намёку на слово, ещё не произнесённое, но уже продуманное в тиши кабинета, проговорённое про себя, как своё тайное желание, а все остальные должны догадываться, мучаясь по ночам в сомнениях, правильно ли они поняли истинную волю, его личную волю, его личный каприз. Вот это и есть суть власти, власти, ограниченной только его капризом. Улыбка, брошенная вскользь, как бы ни о чём, меткое словечко, шуточка — вот его рычаги и оружие, и инструмент воздействия на всемирную историю и мировую политику.

Он налил себе виски и опрокинул залпом полстакана. Из глаз лились слёзы. Узкое удивлённое лицо той девочки, когда он нажал на спусковой крючок автомата, и очередь прошила её, насквозь ли, стояло у него перед глазами. Это дело государственной важности, он понимал, но ничего не мог с собой поделать: ему хотелось выть, а не принимать власть на блюдечке. Она упала лицом вниз и осталась там, мёртвая, навсегда. Это была самооборона, убеждал он себя, либо мы, либо она, и её рука не дрогнула бы, в этом он не сомневался. Отчего же он ощущает в себе эту пустоту, будто, будто кошки скребут на душе? Кошки, кот. Куда девался тот чёрный кот? Он летел с ними, сидел рядом с той девкой, пока она была без сознания. Красотка, между прочим, надо будет заняться ею потом, когда они выкачают из неё, что им нужно — информацию, новые технологии, явки-пароли, кто знает, чего они хотят и почему так носятся с ней?

Он кряхтя поднялся с дивана. Надо, надо навестить, наконец, братишку, поздравить его и себя. Они заслужили этот подарок судьбы, который теперь представляется ему закономерным финалом их деятельности. Иначе и быть не могло! Всё разу встаёт на свои места, все эти нюансы и цепи случайностей оказываются прямой и ровной дорогой к власти, и победу не омрачит какая-то мёртвая девка, лежащая сейчас на забетонированной площадке где-то в Печатниках, у чёрта на куличках.

Слёзы продолжали литься без остановки, и, чтобы хоть немного успокоиться, он налил себе полный стакан виски.

 

6

Утёнок дозвонился по скайпу до профессора, когда почти потерял надежду установить связь:

— Добрый день, Сергей Сергеич, — сказал он, глядя на экран. — У вас там всё в порядке?

— Пока держимся, — ответил профессор. Он не выглядел даже обеспокоенным. — Вижу, вы в лаборатории. Помощь нужна?

— Да, Ведьмочка убита. Но, надеюсь, не фатально. Сейчас она в реанимационном растворе.

— Сколько минут она была в клинической смерти?

— Не больше девяти. У неё три пулевых ранения грудной клетки, слепые. Возможно, задеты лёгкие и сердце. Что нам делать?

— Мальчик мой, вы находитесь в биологической лаборатории по конструированию био-роботов. Заметьте, в лаборатории, оборудованной по последнему слову техники. У вас там есть любые органы и инструменты. Не думаю, что девять минут — это критично, но расслабляться, конечно, не стоит. Где сейчас Офелия?

— Её похитили федералы. Они же стреляли в Ведьмочку.

— Значит, они всё-таки заглотили наживку. Идиоты!

— Что вы хотите сказать? Это всё было запланировано?

— Нет, но это был наиболее вероятный вариант развития событий. И я вас предупреждал быть осторожнее.

Фидель подошёл к монитору:

— Это моя вина, профессор, — он выглядел убитым и подавленным.

— Перестаньте, Фидель! — Сергей Сергеевич раздосадовано махнул рукой. — Тут нет ничьей вины. А ля герр комм а ля герр. Сейчас не время оплакивать павших бойцов, нужно спасать тех, кого ещё можно спасти. Например, вашу подругу.

— Что нам делать конкретно, профессор?

— Дайте я лучше поговорю с Утёнком. Он биолог и легко справится с лабораторной работой по оживлению и лечению девочки.

— Но я не хирург, профессор! Даже не врач, — Утёнок был обескуражен. — У меня нет даже диплома…

— Сейчас это уже не так важно, мой мальчик. Всё, что вам нужно, — найти операционную, взять оттуда переносной хирургический комплекс и закачать в него свежее программное обеспечение, которое я вам сброшу, если, конечно, наши провайдеры тут не подохнут окончательно. Вы справитесь, ничего не бойтесь. Если потребуются органы для пересадки, вы найдёте их в банке органов в лаборатории. Поверьте, там есть всё, что нужно. Главное, не паникуйте и не выходите из сети. Фидель, — позвал он.

— Да, профессор, я тут.

— Вы знаете, где сейчас ваш штаб?

— Да. Наш штаб теперь тут.

— Правильно.

— Вы мне хотите что-то сказать? Чего я пока не понимаю?

— Можно и так сказать. Операция «Рокировка» закончилась полным успехом. Теперь Офелия в центре, враги заглотили наживку, а вы на её месте в лаборатории. И будем надеяться, все останутся живы и здоровы.

Фидель кивнул, за его спиной в стеклянном кубе плавала молодая девушка в синей жидкости, и он надеялся, как на последнюю милость, что она не мертва.

 

7

Две боевые машины пиндосов выехали на площадь и развернули башни в сторону позиций гражданской самообороны. Из громкоговорителя донёсся голос с сильным акцентом:

— Гражданскому населению немедленно сдать оружие! Кто не сдаст, будет наказан. Миротворческие силы имеют право открывать огонь без предупреждения. Повторяю, немедленно сдайте оружие!

Брэд чертыхнулся:

— Млядь, аж уши заложило! Заебали.

Потом не торопясь взял огнемёт объёмного действия, тщательно прицелился и выстрелил в окрашенный в цвета смакдональдса броневик. Тот вспыхнул мгновенно. Второй резво газанул и скрылся в прилегающем к площади переулке, паля в небо, как в копеечку.

— Ну, всё, поехали, — сказал Иван и запустил турбину бронемашины. Брэд кивнул, как бы соглашаясь с необходимостью покинуть позицию, которую они отстаивали такой высокой ценой, но внутренне не желая отступать, залез в машину через заднюю дверь для десантирования пехоты на ходу и закрыл за собой люк. Все остальные уже были внутри: Иван сидел на месте механика-водителя, на месте командира была Даша, в десантном отделении расположились Эдвард с Брэдом и единственный оставшийся с ними самокатчик, их главарь, которого все называли почему-то Кузей.

Не успели они пересечь площадь, как их бывшие позиции были залиты пылающим напалмом. Глядя в монитор заднего вида на клубящийся жирный дым с языками адского пламени, Брэд пробормотал:

— Кое-кто нам ещё ответит за этот прощальный салют. Федералы охренели.

— Федералы тут мы, — неожиданно заявляет Эдвард-Руки-Ножницы. — Мы — за русских, а они — за смакдональдс.

Ивану приходит СМСка, он просит Дашу прочитать её вслух. Даша берёт телефон Ивана, несколько секунд смотрит на экран, потом говорит громко:

— Тут только одно слово: «УДАЧИ!»

Бронированная боевая машина пехоты летит по пустынным улицам под вой турбины. Борьба продолжается.

 

8

Гаст-старик выглядел старым и усталым, он и был по меркам гастов старым — срок их жизни обычно не превышал пяти лет, из которых он уже прожил почти шесть. Шаркающей походкой он сворачивает во двор жилого дома, чтобы отдохнуть где-нибудь, на какой-нибудь скамейке.

Двор как будто вымер. Большинство окон выбиты. Землю покрывает слой мусора.

Он находит деревянную лавочку возле одного из подъездов и садится. Руки он сложил на коленях, голова опустилась на грудь, как будто он дремлет.

Чужой город, чужая страна. Как он оказался здесь? Где осталась его родина?

Вдруг раздаются гортанные крики, и несколько молодых гастов вытаскивают из подъезда маленькую девочку, лет одиннадцати-двенадцати. Девочка плачет, гасты смеются. Маленькая белокурая девочка с огромными глазами.

— Ай, Наташа-Наташа, — заливается один из шайки, кто чуть постарше остальных. — Ти буишь наша!

Остальные радостно хохочут.

Старик поднимает голову и говорит им:

— Эй! Ты будешь быть человек. Вы будете быть людьми.

Тот, что постарше, ухмыляется и кивает на старика-гаста одному из своих корешей, тот достаёт нож с кривым клинком и делает шаг к старику.

Две тени появились точно ниоткуда. Невозможно рассмотреть их в подробностях — они слишком быстры и безжалостны. Невозможно уследить за ними взглядом — они как будто всегда за пределами взгляда.

Девочка, потеряв дар речи, стоит среди обрубков тел и конечностей, а потом, зажмурившись, наощупь, уходит со двора.

Старик-гаст опускает голову на грудь и, кажется, дремлет.

 

9

Гражданская самооборона терпит одну неудачу за другой. Город охвачен паникой, люди парализованы страхом. Отдельные жилые кварталы объявляют себя суверенной территорией. Некоторые отделения полиции встают на сторону жителей и отказываются подчиняться приказам из федерального центра. Тут и там строятся баррикады и ведутся бои за объекты местного значения, за торговые комплексы, за больницы, даже за дорожные развязки. Город погружается в хаос, но в Москва-Сити царит апатия и безволие, когда люди перестают замечать ежедневные подрывы гаст-шахидов на улицах, бронетехнику на подступах к Кремлю, повальные обыски и ночные аресты. Тюрьмы переполнены, импровизированные концлагеря не могут вместить всех задержанных, а суды отказываются рассматривать административные дела, поскольку очередь даже на заседания по тяжким преступлениям растянулась на много лет вперёд.

В городе начинает ощущаться нехватка продовольствия, однако бары, казино и рестораны вместе с ночными клубами работают практически в авральном режиме из-за невиданного нашествия клиентов. Мираж стабильности и процветания тает на глазах, но люди ищут забвения в блеске и мишуре сиюминутных развлечений.

Город будто сошёл с ума. Кто-то вспоминает девяностые годы, кто-то говорит о НЭПе, а кто-то уже видит в расцвеченном салютами и фейерверками небе всадников Апокалипсиса.

Гражданская самооборона ещё держится, распавшись на отдельные очаги сопротивления. Объединённый штаб отрядов гражданской самообороны на Садовом ещё не пал. Дворец молодёжи на Фрунзенской пока что успешно отбивает атаки международных сил по принуждению к толерантности. МГУ объявил о прямом подчинении Совбезу ООН и зачистил территорию на Воробьёвых горах силами добровольческих дружин и спецназа студенческого оперотряда.

На севере Пост-Москвы держится Дом объединённой оппозиции на пересечении Дмитровского и Коровинского шоссе в здании бывшего кинотеатра «Ереван».

Кремль объявляет о введении чрезвычайного положения, однако непонятно, какими силами оно будет контролироваться, поскольку армии как таковой давно уже не существует, а в данный момент отсутствует даже министр обороны, а его должность отправляет технический персонал под руководством одного из немногих оставшихся на действующей службе кадровых полковников Генштаба.

Хаос, стабильность, перестрелки на улицах и процветание сплелись в один тугой узел, который, кажется, станет удавкой на шее демократии. Или же смертным приговором диктатуре всенародно избранного президента. Фифти-фифти. Весы истории качаются на лезвии выкидного ножа. В который уже раз за последние сто лет.

 

10

Геринг вошёл в палату к Георгию. Глаза у него были красными, да и выглядел он помятым, но на губах у него была неизменная фирменная улыбочка человека, который управляет всем из тени, и все прекрасно об этом знают.

— Жора, привет! — говорит он, и практически искренне. Да, он рад видеть брата, правда, не в таком вот состоянии, накачанном медикаментами, с трубками, по которым в него подаётся жидкость и кислород, и ещё какие-то таинственные материи.

Георгий выглядит удивлённым, его взгляд стал незнакомым, каким-то чужим. Геринг списывает его состояние на перенесённую операцию, возможно, на боли, которые тот не мог не испытывать, несмотря на все наркотики и обезболивающие.

Но ничего, всё ведь скоро придёт в норму, брат поправится и займёт подобающее им обоим место. Геринг уже видит его в маршальской фуражке, с надвинутым на самые глаза козырьком, подбородок выбрит до синевы, ему надо будет научиться выдвигать его вперёд, ему надо отработать игру желваками и суровый недоверчивый прищур. Никаких улыбок, никакого имиджа свойского парня с заводской окраины, чем так грешил Папа, задвинутый на задворки истории и политики. Диктатор в чистом виде, неразбавленная диктатура в военном мундире или френче, хотя френч не годится, френч — это отсылка на Усатого, а братья будут дуумвиратом Пиночета и Макиавелли.

Они неплохо разогрели ситуацию, да. Новости с улиц Пост-Москвы снова занимают первые полосы самых влиятельных газет мира, скоро они займут развороты и обложки престижнейших журналов, сутками крутятся на телеканалах репортажи и видео с русскими ужасами, с надвигающимся фашизмом, с погромами и баррикадами. Это очень хорошо, но, интересно всё же, кто отдал приказ и написал сценарий, и почему он ни сном, ни духом, хотя это именно его — Геринга — тема? Понятно, что приказ должен идти с самого верха, но кто конкретно его отдал? Этот вопрос сейчас представляется ему самым важным. Неведение, в котором он оказался, недопустимо для человека его положения, поскольку в политике есть только два вида существ — кукловоды и марионетки, а он слишком близко подошёл к второй категории, даже если им с Жорой отведена центральная роль, но это будет роль безвольной марионетки, примерно, как у Папы, старого маразматика, играющегося с детской железной дорогой.

Геринг видит, что Георгий хочет что-то ему сказать, он наклоняется над ним и сквозь хрипы и посвисты, доносящиеся из горла его брата, слышит:

— Славик, а где эта сучка Марина? Опять отсасывает белобрысому…

 

11

О, они разговаривают, они научились общаться и сопереживать, они распознают эмоцию и могут чувствовать дружеское расположение, они, улитки, познали, что такое надежда, они видят свет и великолепие красок, и запахов, и эта музыка далёким воспоминанием затрагивает их души, но есть ли у них душа, они не знают этого, может быть, они слишком просты, чтобы иметь свою маленькую трусливую душу, а, может быть, напротив, слишком велики, чтобы душа не потерялась в их сознании, как забытая игрушка под диваном, но Вселенная в эту секунду благоволит к ним, и пока вокруг господствует хаос и беспорядок, они собирают по крупице правду, маленькие улитки в беспощадном мире, не надо познавать добро, потому что к нему прилагается смерть, а мы бессмертны, мы не знаем ни зла, ни добра, ни равнодушия, ни трусости, мы в глубине познания, где теряется нить рассуждений о морали, потому что мы вне морали, мы, мыслящие улитки.

 

12

Бронемашина резко затормозила перед входом в лабораторию. Стеклянные двери были разбиты и поэтому не составило никакого труда попасть внутрь. На входе лежали два трупа гаста. Они перешагнули их, и Иван по навигации в своём телефоне повёл их по коридорам. Вскоре они уже были в комнате, где Фидель целился в них из плазменного автомата, что вызвало приступ панического смеха у всех, кроме КУЗИ, потому что тот и не понял ничего.

— Да уж, — издевался Брэд. — Вот так принято встречать гостей в лучших домах Лондона. Фидель, я тебе водку привёз! Увозить взад?

— Я тебе увезу! — ответил Фидель, обнимая Дашу, повесившуюся ему на шею. — Не ждал вас так скоро просто.

— А ты скажи спасибо своему зятю, он себя Шумахером считает! — Брэд пожал руку Фиделю и похлопал по плечу Утёнка, который не отрывался от монитора. — Долетели за двадцать минут.

В стеклянном кубе с синей жидкостью плавала Ведьмочка, а некое устройство, напоминавшее гибрид краба с осьминогом, что-то делало с её грудной клеткой.

— Как она? — спросила Даша.

— Надеемся на лучшее, — ответил Фидель. — Утёнок делает операцию. Пули уже извлекли. Главное, чтобы мозг не пострадал.

Утёнок, не отрываясь от монитора, пробормотал:

— Даже это не главное. У нас есть ткани супер-мозгов. Главное, чтобы она ожила.

Фидель хлопнул в ладоши, требуя внимания:

— Так, народ, покидаем помещение. Нам нужен свой штаб, поэтому ищем в здании подходящее место, думаю, это центр управления всем комплексом. И охраняем периметр! Не расслабляться, война только начинается. Мне нужна связь с объединённым штабом и всеми, кто ещё не сложил оружие. Не мешайте Утёнку, он занят.

— Меня зовут Николай, — сказал Утёнок. — Николай Мирликийцев.

Фидель посмотрел на него внимательно, будто впервые видел:

— Не мешаем Николаю, — сказал он. — Николай знает, что делает.

Утёнок кивнул. Он знал, что надо делать, а другого выбора у него просто и не было.

 

1

ФИДЕЛЬ:

Я связался из нашего импровизированного штаба с теми из самооборонщиков, кто ещё держался. Обстановка была крайне тяжёлая, основные очаги сопротивления были блокированы силами федералов, полицией и, что самое неприятное, войсками смакдональдса, похерившими и нейтралитет, и международные нормы. И именно они — частная охранная армия имени биг смака — представляли наибольшую угрозу, потому что были лучше всего вооружены и организованы. Армию в расчёт можно было не брать: максимум, что она могла выставить — полк офицеров и генералов Генштаба и министерства обороны для последней психической атаки.

Невольно мне вспомнились кадры из старинного кинофильма, где стройные шеренги офицеров в чёрной парадной форме попали под кинжальный огонь максима и валились на землю, как снопы. «Каппелевцы», так их называли, а фильм был «Чапаев».

Стоп-стоп. Я задумался: ко мне возвращается прошлое? Воспоминание было ярким и детальным, и, кроме того, я почему-то был уверен, что оно реально, а не просто моя выдумка. Такой фильм точно есть, и я его видел, и очень давно видел, и теперь я знаю, что у меня есть прошлое, кем бы я в нём ни был, и что бы со мной ни происходило. Прошлое у меня есть, и оно реально.

Я отбросил пока что эти мысли. Надо думать о нашей борьбе, надо заниматься делом. Тут не до воспоминаний, пока на улицах гибнут люди.

Ребята деловито обустраиваются на месте. Включили компьютеры, через наружное видеонаблюдение изучают обстановку вокруг и внутри здания лаборатории.

— Жить можно, — говорит Брэд. — Первый уровень безопасности на объекте — это круто.

— Это не помешало нам просто разбить стеклянные двери и перестрелять охрану, — говорю я.

— Это была не охрана, — вдруг сообщает Иван, что-то читая с монитора. — Вернее, охрана, но ненастоящая, типа вахтёров.

— А ты откуда знаешь? — спрашиваю я недоверчиво.

— Вот тут написано, что здесь производились гасты, неспособные к владению оружием, никаким. Это было жёстко прописано в техзадании. А кто же охраняет объект первого уровня невооружённой охраной?

— Да ладно, — не поверил я. — В городе полно гастов с холодняком. И я не раз слышал о банд-гастах с огнестрелом. А бомбы у гаст-шахидов разве не оружие?

— Вот и я о том же говорю.

— О чём, Ваня, у меня что-то не складывается…

— Их производили и конструировали не здесь, а в другом месте.

Блин, как я сам до этого не додумался! А Иван молодец, голова работает будь здоров, но разве может быть иначе у парня моей дочки, а? Не в этом ли разгадка?

 

2

Учреждение, название которого не стоит в здравом уме даже упоминать, погружено в тишину и, едва ли, не в траур, однако дела обстоят не так уж плохо, во всяком случае, смена руководства не предвидится в ближайшей перспективе — главный идёт на поправку с пугающей быстротой. Он лежит всё ещё подключённый к аппаратам жизнеобеспечения, но кожа на его лице уже розовеет, а глаза поблёскивают, когда он смотрит вечерние новости по телевизору со встроенным по спецзаказу фильтром двадцать пятого кадра. А глаза его блестят явно от гнева и раздражения. Он нажимает кнопку вызова секретаря-референта, и через пару минут молодой человек уже стоит возле его высокотехнологичной кровати для ускоренной реабилитации высших должностных лиц в полной готовности записать руководящие указания и немедленно их исполнить.

Главный уже может говорить, и он говорит:

— Миша, млядь, что это за херня? — он показывает пальцем на экран.

— Не понял, сэр.

— Сейчас ты поймёшь, мальчик, я тебе всё сейчас объясню, — голос главного переходит на свистящий шёпот. — Я спрашиваю, что это за херня с преемником? Кто, млядь, санкционировал эти обезьяньи прыжки с голой жопой?

— Сэр, ну, я бы сказал…

— Да ты не мямли и выплюнь хрен изо рта. Говори.

Референт с каменным лицом закрыл свой блокнотик с тиснением фамильного герба на обложке из телячьей кожи и безразлично произнёс, как бы даже про себя:

— Ты и санкционировал, старый мудак. А что, твоё, — он выделил голосом слово «твоё». — Решение не согласовано?

Молодой человек поднял глаза к потолку, показывая направление тех сил, с которыми надо согласовывать все важные решения.

— Но как я мог это сделать? Я же был… Я же болен! — главный выглядел растерянным.

— А я ебу, как ты это сделал! Пришёл секретный код для начала операции «Преемник» со всеми инструкциями. От тебя пришёл, с твоим личным секретным кодом по всем каналам.

— И какие были инструкции?

— Сделать кросс-трансплантацию мозга и органов между «Иван Иванычем» и «Пётр Петровичем». Высший Совет только проштамповал твоё решение.

— Херня какая-то! Я же был без сознания…

— Да кто тебя знает. Может, ты сейчас без сознания.

— Нет! Ты что…

Референт достал из кармана компактный приборчик для инъекций и с некоторой даже ленивцей ввёл главному в грудь смертельную дозу полония. Традиции неназываемой секретной службы Её Величества следовало блюсти неукоснительно.

С этого момента место Главного санитарного врача Роспотребнадзора оказалось вакантным.

 

3

Геринг сидел в своём кабинете в полной прострации. Как они могли провернуть всё это без его хотя бы молчаливого согласия? Руки у него дрожали, когда он набирал номер спикера Высшего Совета. Через пару секунд на экране монитора появилось безмятежно тупое лицо этого друга по ПТУ самого Папы. Как обычно, его вид вызывал у Геринга ассоциации с вышедшем на пенсию токарем средней квалификации.

— Да, Славик. Как дела?

— Хреново, и ты знаешь это лучше меня.

— Откуда? Я ни сном, ни духом. Что случилось?

Геринг едва сдержался, чтобы не объяснить токарю, что случилось, на языке токарей. Вместо этого он сказал:

— Вы там совсем охренели, гомосексуалист-асы?

Лицо токаря приняло явно искренне охреневший вид. Такое токарям не сыграть.

— Славик, в чём дело?

— Вы, млядь, пересадили мозг моего родного брата и генерала госбезопасности в тело дряхлого старика!

— Не забывайся, Слава, ты говоришь о высшем руководстве…

— На копье я вертел ваше руководство! Почему не спросили меня?

Токарь ещё больше удивился:

— Мы спрашивали, и ты согласился.

Геринг не верил своим ушам.

— Кого вы там спрашивали и когда?

— Да тебя спрашивали. Ты ещё в вертолёте летел. Да у нас и запись есть. С твоим, сука, хлебальничком.

Геринг отключился. Почему-то он сразу поверил, что так всё и было. Отсутствующим взглядом он обвёл свой просторный кабинет и неожиданно заметил нечто большое, стоящее в углу. Было уже темно, и он никак не мог понять, что это такое — тёмное, громоздкое, как огромный сундук.

Он включил верхний свет. В стеклянном кубе с синей водой плавала мёртвая девка, которую он пристрелил сегодня днём. И у неё были открыты глаза.

 

4

ФИДЕЛЬ:

Меня давно беспокоило одно несоответствие в поведении гастов: одни из них тупо лезли на рожон, но сами никогда оружие не применяли, давили просто массой — так под ногами тупой толпы погибли игровые кланы, что наши союзники, что «Мертвецы»; другие же гасты при первой возможности обзаводились оружием или любым предметом, который мог бы стать оружием — обрезок трубы, арматура, ну, нож прежде всего. Были и другие отличия, но не столь существенные. Так, условно «мирные» гасты всегда держались толпой, и их относительно легко можно было остановить на заранее подготовленных позициях; те же, кто носил оружие, проникали в город по одиночке, просачиваясь под видом местных жителей, дорожных рабочих или дворников, что вовсе не мешало им потом организовываться в шайки. Для себя я тут же назвал первый вид гастов «дехканами», а второй — «горцами», не знаю даже почему, просто эти слова пришли на ум первыми.

Самым простым и логичным объяснением этого различия и было предположение Ивана, что есть два различных производства гастов. И решив проблему с реактором и лабораторией в Печатниках, мы не остановим нашествие самых опасных и агрессивных элементов. Кроме того, в условиях наступления федералов и пиндосов, проблема гастов временно отходила на второй план. Просто приходилось учитывать наличие этой вот третьей силы неизвестной нам природы.

Я тут же ловлю себя на этом выражении — «третья сила неизвестной нам природы». Что это со мной такое? Я никогда не думал в таких выражениях, я ведь простой боец, может быть, чуть поопытнее своих ребят… Тем не менее, эти слова не кажутся мне чужими, что странно.

Я вхожу в небольшую аудиторию, немного опаздываю, поэтому спешу, студенты уже ждут меня, вечные пробки, пока доберёшься до метро, по своему студенческому опыту знаю, что студенты не будут делать проблемы с опозданием преподавателя… Куда я тогда спешил, что за семинар был и где? Я не могу сказать, но ощущения присутствия там, в прошлом, были ярки и правдоподобны.

Впрочем, сейчас это и неважно, в данный момент меня волнуют совершенно другие вещи. Нам нужен план действий. Нет, скажи себе прямо: нам нужен план боевых действий, и нам нужны политические решения. Не завтра, не вообще, не после переговоров и согласований, а вот здесь и сейчас. И кто-то должен взять на себя ответственность за все последствия. За трупы на улицах, за разгромленные здания, за, в конце концов, хлеб на прилавках магазинов завтра утром. Кто-то должен взять на себя ответственность, а кто-то — понести вину и принять наказание. Нам нужен лидер, но лидера у нас нет — и это проблема.

Я думаю и думаю, и думаю над общей ситуацией, но головоломка всё никак не складывается у меня в голове. Почему-то мне вспоминается та девочка-гаст со взрывчаткой. Откуда они взяли пластид вообще? Кто изготавливает им пояса Шахидов, указывает цели, обеспечивает доставку на место? Раньше я почему-то не задумывался над этими вопросами. Мы все воспринимали действительность упрощённо: есть наши люди, и есть чужие, пришлые, гасты, продукты неудачных биологических экспериментов. Какие тут могут быть вопросы вообще? Однако сейчас вопросов у меня гораздо больше, чем ответов.

Я связываюсь по скайпу с профессором:

— Сергей Сергеевич, нам нужны ваши улитки, — говорю я, и мне уже не кажется, будто мои слова звучат нелепо. — Не могли бы вы… Не могли бы вы попросить их быть нашим штабом?

Профессор задумывается на пару секунд:

— Хорошо, я спрошу их, — наконец говорит он. — Но прежде вы, Фидель, ответьте мне на один вопрос. Вы лично.

— Спрашивайте, профессор.

— Как вы определили бы вашу цель одним словом? Я имею в виду общую вашу цель. Ну, вот Французская революция проходила под лозунгом «Свобода, равенство, братство», а к чему стремитесь вы?

Я думаю, что наш профессор всё-таки псих, в хорошем смысле этого слова, конечно, но сейчас не время заниматься философией, идёт война, размышлять над смыслом жизни будем в более спокойной обстановке, но неожиданно для самого себя говорю:

— Каждый человек достоин быть счастливым, ни один человек не заслужил быть несчастным.

— То есть, ваша цель, если одним словом, — счастье? Не свобода, не равенство, не безопасность, не богатство, не величие империи, а счастье?

— Да, именно так.

Профессор усмехнулся, помолчал, и сказал:

— Они всё-таки чертовски умны! Улитки просили передать вам, что они согласны.

 

5

Фидель кивнул и сказал решительно, глядя в глаза профессору:

— Я прошу ваших малюток принять на себя оперативное планирование всех наших действий, а также разведку, спецоперации в сети, связь и информационное обеспечение.

— Считайте, они уже занимаются этими вопросами, Фидель. А теперь личное, — лицо профессора на экране стало озабоченным. — У Николая проблемы с лечением Ксении. Мозг никак не выходит на нужные параметры.

Фидель не стал спрашивать, откуда профессор знает об этом, хотя даже он мог только догадываться по глухому молчанию Утёнка, что у того что-то не складывается в реанимировании Ведьмочки, но лезть с расспросами не стал.

— Что нам делать, профессор?

— Нужна пересадка части мозга. В хранилище лаборатории есть экспериментальная ткань именно для таких случаев. Клиническая проверка не была завершена, но, боюсь, у нас нет выбора.

— Это опасно?

— Риск есть всегда.

— А что это за ткань, профессор?

— Это клетки головного мозга — нейроны, — облучённые напрямую Первовеществом. Они приобрели поразительные свойства, в том числе регенерировать повреждённые клетки. Инструкции я пошлю Николаю на комп.

— Профессор, она не станет гастом от этой пересадки?

— Ну, что вы. Гастам вживляют нервные клетки некоторых животных. Я бы на вашем месте, Фидель, опасался другого.

— Чего же, профессор?

— Ксения станет сверх-человеком. И, возможно, повторяю, это только одна из возможностей, она иначе будет смотреть на обычных людей.

— То есть, разлюбит меня.

— Что такое любовь, как не самопожертвование, Фидель.

— Да, вы правы.

Фидель отключился и вдруг заметил, что в помещении их центра управления было необычно тихо. Он огляделся, ребята сидели молча, даже не шевелясь.

— За работу, господа! — сказал он громко и уверенно. — У нас куча дел.

 

6

Старик брёл по улице. Кажется, что он стал в два раза меньше. Он сгорбился и как будто высох. Погода по-июльски тёплая, но старый гаст замёрз, руки его дрожат, а глаза слезятся. Он бормочет себе под нос: бу-бу-ду-бу-бу-ду-быть.

Он никогда не был нигде, кроме этого города, но обманчивая память подсовывает ему воспоминания, которые день ото дня и час от часа становятся всё более яркими, зримыми и реальными для него.

Солнце закатывается в пустынную степь огромным красным зловещим шаром. Табун лошадей вдали, всхрапывания жеребцов, его любимая лошадка тычется в его ладони. Караван верблюдов на пыльной дороги, как он хотел вот так отправиться с ними в дальние страны на севере…

И он видит горбы верблюда прямо перед собой. Это как мираж, как неоновая вывеска над чистилищем, как детская мечта, нарисованная акварельными красками на бумаге.

Старик перешёл дорогу, по которой сегодня уже никто не ездит, дорогу уставленную разбитыми и сожжёнными машинами, и стал перед зданием из стекла и бетона, увенчанного знаком верблюжьих горбов.

Он с трудом зашёл внутрь и, мешкая и шаркая, прошёл через весь зал туда, откуда пахло жареной картошкой, мясом, птицей, откуда доносились какие-то сладкие ароматы. Здесь ещё холоднее, чем на улице, и старик практически окоченел.

Человек за стойкой смотрит на него, потом, улыбаясь и показывая белоснежные зубы, говорит:

— Сегодня акция! Первый биг смак бесплатно.

И протягивает старику какую-то картонную коробочку. Старик берёт её и выходит на улицу. Он на ходу открывает её — там лежит хлеб, а внутри его что-то съедобное. Он кусает это, тщательно пережёвывает. Потом не торопясь съедает остальное.

Старик-гаст останавливается. Спина его распрямилась, глаза уже не слезятся, а руки не дрожат.

— Я — человек, — говорит он и умирает с улыбкой на губах. Последнее, что он видит тускнеющими глазами, уже лёжа на тротуаре, — это чёрного кота, внимательно наблюдающего за ним.

 

7

Геринг не верит своим глазам: откуда это взялось в его тщательно охраняемом кабинете? Внезапно ему в голову приходит догадка, он суёт руку в карман и достаёт имитатор реальности — тот почему-то включён, хотя он может поклясться, что не сделал бы этого под страхом смертной казни. Он нажимает кнопку выключения, но гаджет не реагирует. Тогда он изо всех сил бросает его в стену. Аппарат разлетается на части, но куб с мёртвой девкой никуда не девается. Более того, девушка поворачивает голову и смотрит на него с улыбкой. А потом протягивает руку, и рука проходит сквозь толстое стекло.

От неожиданности у Геринга подкашиваются ноги, и он валится на диван и будто застывает в холодном и вязком желе.

Он слышит голос, словно из-под земли, голос мёртвой девки с пулевыми отверстиями в груди:

— Ты меня предал.

Герингу перехватило горло, но он справился со спазмами и прошептал:

— Я выполнял свой долг.

И вдруг, неожиданно для самого себя:

— Прости…

Девка ухмыляется ещё шире и говорит ему из своей голубой могилы:

— Возьми телефон.

Он не понимает, что от него требуют, но берёт свою трубку. Та, оказывается, подключена, хотя никакого звонка не было. Он подносит её к уху и слышит женский голос:

— Не надо нас злить.

— Кто вы? — только и находится он, что ответить.

— Не надо нас злить, — повторяет женский голос. — Мы сирены. Мы валькирии. Мы улитки.

А потом уже гораздо жёстче:

— Операция «Преемник» отменяется. И это сделаешь ты. Твой брат станет Папой.

Геринг только молча кивнул головой. Почему-то он не сомневался, что обладательница женского голоса прекрасно его видит.

В ту же секунду страшный куб исчез с громким хлопком воздуха.

 

8

Иван и Даша сидят за пультом управления. На мониторах просматривается вся местность вокруг. Пока что всё тихо. Отдельные гасты ведут себя неагрессивно, в основном занимаясь уборкой территории, озеленением газонов, переноской каких-то ящиков. Кажется, будто все они заняты важным делом, знать бы ещё, каким.

Иван берёт Дашу за руку, стараясь не привлекать внимания, наклоняется к ней и шепчет:

— Я тебя люблю.

Даша хмыкает в ответ:

— Ещё бы!

— Жалко старика, — замечает Иван вскользь.

— Это мой папочка-то старик? — Даша вздёргивает носик.

— Я в хорошем смысле, — улыбается Иван.

— Ну, тогда ладно, пусть будет старик.

— Надеюсь, что всё обойдётся с Ксенией, — говорит Иван уже серьёзно.

— Да, — Даша тоже посерьёзнела. — А вот мне в голову пришло, знаешь, что?

— Что?

— Ну, я в некотором смысле филолог, хоть и лингвист.

— И?

— Вот за кем они сюда пришли, отец и ребята?

— За Офелией, конечно. Это была задача операции.

— Угу. А теперь посмотри на монитор. Что ты видишь?

— Это Ксения. Ведьмочка. Лежит в реанимационном растворе.

— То-то и оно, — она выжидающе посмотрела на него, но он молчал. — Ладно, объясню популярно.

И она продекламировала:

Иван задумался:

— Ты хочешь сказать, что Офелия — на самом деле Ксения? Но ведь это просто ник в игре.

— Ваня, у нас уже столько было всего «простого», что я перестала верить в простоту.

Иван ничего не сказал, вернувшись к работе. Он искал и никак не мог найти своего Ночного Кота.

 

9

— Позвольте представиться, я — Тинин Андрей Григорьевич, следователь по особо важным делам, — явно довольный жизнью и работой, немного склонный к полноте, но в самую меру, мужчина оторвался от экрана монитора. — А вы…

Девушка, сидящая перед ним на казённом стуле, казалась погруженной в свои мысли. Она, наконец, подняла глаза и сказала:

— Они убили её!

— Кто? Кто убил кого? — почти искренне удивился следователь.

— Они убили эту девочку — Ведьмочку. Прямо на моих глазах.

— Ведьмочка, вы говорите? А имя у ведьмочки есть?

— Её зовут Ксения.

— А фамилия? Отчество? Место и год рождения? Вы же понимаете, сколько Ксений в Москве.

— Я не знаю.

— Не знаете. Но видели, как её убили. А кто её убил?

— Человек из вертолёта. Он выстрелил в неё из автомата.

— Да вы не волнуйтесь так. Следствие разберётся. И вам просто нужно будет подать заявление в полицию по месту жительства или совершения преступления.

— Но там, где всё это произошло нет полиции.

— Полиция есть везде. Во всяком случае, в нашей стране.

— Это произошло в Печатниках. Там нет полиции уже… — она решила, что правда в данном случае не слишком важна. — Года три.

— И вы готовы дать показания? По факту убийства.

— Да, конечно.

— И даже показать, где находится труп?

— Ну, я не знаю. Может, её уже унесли куда-нибудь. Или похоронили, я не знаю.

Андрей Григорьевич нахмурился и снова уткнулся в монитор.

— Так, как вас зовут? — как бы мимоходом снова спросил он Офелию.

Девушка выглядела уставшей и подавленной, но отвечала без всякого страха:

— Я хочу сделать заявление, как вас зовут? Андрей Григорьевич? Андрей Григорьевич, меня похитили, а одну девушку, Ксению под ником Ведьмочка, убили.

— А кто вас похитил, Анастасия Олеговна? И для каких целей? Они вас шантажировали?

Офелия подняла глаза на следователя:

— Вы меня и похитили, Андрей Григорьевич.

— Да бог с вами, Анастасия Олеговна! Я всего лишь работник правоохранительных органов и выполняю свою работу. Вас доставили сюда как свидетельницу, и мне нужно снять с вас показания по поводу аварии на важном государственном объекте. И у меня есть все основания предполагать, что вы каким-то образом замешаны в этом деле.

— Меня в чём-то подозревают?

— Пока нет. Я же говорю, мне нужно составить протокол допроса свидетеля. В данном случае это вы — свидетель.

— Что вы хотите узнать от меня?

— Давайте начнём с вашего имени.

— Вы прекрасно знаете, как меня зовут и кто я такая.

— Это простая формальность, для протокола…

— Убит человек, меня похитили, возможно, ещё несколько человек погибли, а вы говорите, что это пустая формальность.

— Не надо передёргивать, Анастасия Олеговна! По закону…

— Хорошо, я дам показания, но сейчас у меня раскалывается голова. Мне нужно лекарство.

— Лекарство? Надеюсь, не наркотик? — хохотнул следователь. — С наркотиками у нас туго.

Девушка строго посмотрела на него:

— Обычный аспирин у вас найдётся? И ещё. Так ли необходимы вот эти наручники? — девушка протянула руки и показала железные браслеты на своих тонких запястьях.

Было видно невооружённым глазом, что следователю, высокому мужчине в теле, стало не по себе от того, что хрупкая девушка сидит, закованная в наручники, но потом он собрался и сказал с оттенком металла в голосе:

— Ну, аспирин я вам и свой дам, а вот наручники — это не моя компетенция. Полиция считает, что вы склонны к агрессии и побегу.

Он достал из ящика стола пузырёк и положил таблетку аспирина на узкую ладонь Офелии. Потом налил минеральной воды из пластиковой бутылки в стакан и протянул ей. Офелия закинула таблетку в рот и запила водой:

— Так о чём вы хотели меня спросить, Андрей Григорьевич?

Следователь ничего не ответил. Он уставился на маленький огненный смерч на столе прямо перед собой. Смерч двигался по раскручивающейся спирали, превращая поверхность столешницы в обугленные тлеющие угольки, а бумаги протоколов и постановлений в кучки пепла. От его жара на лбу мужчины выступили капельки пота.

И это было только начало.

 

10

ФИДЕЛЬ:

Я, наконец, дозвонился до Тёк-Мака по скайпу. Он выглядел исхудавшим и бледным. Под глазами у него явственно просматривались синие круги от недосыпания.

— Привет, Фидель, — бросил он.

— Привет, Тёк, — сказал я. — Вижу, вам там хреново.

— Хреново — не то слово.

— Сколько у тебя людей осталось?

— Боеспособных не более пары взводов. Раненных примерно столько же. С какой целью интересуешься?

— С целью надрать им задницу. Это эвфемизм, сам понимаешь. На самом деле мы выебем их в жопу.

Он как-то странно посмотрел на меня:

— Они не дают нам носа высунуть наружу. Подогнали бронетехнику и артиллерию.

Тут уже пришлось удивиться мне:

— Откуда у них артиллерия?

— Миротворческие, млядь, силы по охране смакдональдсов располагают, оказывается, собственной артиллерией.

— А авиации у них, случаем, нет?

— И авиация у них, млядь, есть.

Пара фактов в копилку. Чем дальше, тем сильнее я охреневаю.

— Продержись до утра, Тёк, — говорю я ему.

Он грустно помолчал:

— А что будет утром, Фидель?

— Утром я возьму командование — общее командование гражданской самообороной — на себя и вытащу вас оттуда.

— Фидель, ты серьёзно? У тебя сколько людей-то осталось?

Тут пришлось уже задуматься мне:

— Точно не знаю, но тысяч пять-десять будет. И ещё пара сверх-человеков, но тебе пока лучше об этом ничего не знать. Ладно, не будем тянуть до утра, приказываю тебе уже сейчас — держать оборону во что бы то ни стало. В восемь ноль-ноль начинается общая операция «Ночной Кот». Дальнейшие указания получишь по ходу дела.

Я физически ощущал, какие сомнения обуревают сейчас им, но вот он решился:

— Я тебе верю, Фидель, — сказал он. — Мы до сих пор живы благодаря плазменным автоматам твоего зятя. Это нечто! Даже при десятикратном перевесе в силе они пока не смогли нас достать.

— Продолжай мне верить, Тёк, — сказал я и отключился.

На самом деле у меня кошки на душе скребли, и если я во что и верил, так это в то, что мужчина должен умереть с оружием в руках. А кто из нас прав, кто виноват, кто трус, а кто герой — пусть разбирается Господь. И это дело десятое.

Я пошёл посмотреть, как там дела у Утёнка, то есть, Николая. Ксения, моя бедная девочка, всё ещё была в коме, но хотя бы пулевых отверстий на её теле больше не было, уже что-то.

Николай был задумчив и даже, как мне показалось, подавлен, что на него совершенно не похоже, как будто его одолевали сомнения.

— Как прошла трансплантация? — спросил я его, стараясь говорить бодро. — Эффект есть?

— Пока рано судить, Фидель, но эффект несомненно есть. И ещё какой.

— Что ты имеешь в виду? — у меня сжалось сердце в ожидании роковых вестей, но я старался не подавать вида. — Что-то пошло не так?

— Не знаю, Фидель, в конце концов, я ведь даже не врач.

— Я бы не сказал, судя по тому, что тебе удалось вылечить её раны и сделать все эти пересадки повреждённых органов.

— Ну, это не моя заслуга. На таком оборудовании с этим справился бы любой пацан, играющий в контру. Все эти диагностики и операции делали программы и кибер-хирург, я только кнопки нажимал и мышкой щёлкал на «Вы уверены, что этот орган надо заменить?», — он усмехнулся, что уже было неплохо. — Ты только никому не говори, не лишай меня славы.

— Так что не так-то, Коля?

Он показал на монитор:

— Вот три-ди карта нормальной активности мозга, как образец. Вот карта того, что было до пересадки. Видишь, в чём отличие?

— Ну, да. Раньше было всё гладко и ровно, будто пустыня.

— Точно. А нужны вот такие холмы, если упростить.

— Понятно. А сейчас что там?

Николай помялся, но вызвал на монитор ещё одну карту:

— А сейчас вот что.

На экране показались горные цепи, сплошь состоящие из Эверестов.

— Что это значит? — спросил я, почувствовав, что у меня руки ходят ходуном.

— Я не знаю, Фидель. И никто не знает, даже улитки. Эту операцию на людях ещё никто не проводил.

— Но, по крайней мере, она жива, — сказал я, скорее угадывая, чем понимая хоть что-то.

— Жива — не то слово. Если сравнить жизнь с костром, она сейчас вулкан.

— Что будем делать конкретно?

— Если до утра ничего не изменится, будем выводить из комы по любому.

— Всё остальное в порядке? С ранениями, я имею в виду.

— Да. Все сканирования показали полное восстановление. Программа не выдаёт ни одной ошибки. И ещё… — я почувствовал неуверенность в его голосе, словно он не до конца решился. — Я думаю, ты обязан это знать.

— Говори же, не тяни.

— Фидель, она беременна. Она беременна от тебя.

У меня внутри всё сжалось. А потом, через миллион часов или лет, или веков я выдохнул. И всё в мой жизни встало на свои места.

 

11

Реанимационную кровать поставили прямо в кабинете Папы вместе со всем необходимым оборудованием для лечения. Геринг настоял на своём, а у руководства кремлёвской клиникой не нашлось достаточно убедительных формальных оснований ему отказать. В приёмную он посадил тех двух офицеров, с которыми летал в Печатники — старый друг лучше новых двух — с приказом стрелять в любого, кто попытается пройти в кабинет без его, Геринга, письменного разрешения:

— И мне похрен, кто это будет — спикер Высшего Совета, министр обороны или маршал госбезопасности. Это понятно?

Офицеры как-то странно покосились на него, но кивнули. Он знал, что они считают его конченной мразью и штопанным гандоном после того инцидента с девкой, которую ему пришлось пристрелить исходя из высших государственных интересов, как они ему виделись на тот момент. Теперь он, конечно, не уверен в этом, и как умный человек не может не согласиться с моральной правотой этой сладкой парочки служак, но именно поэтому он и доверяет им охрану президента. Логика и понимание людей всегда были его сильной стороной — это признавали даже его враги.

Геринг сидел возле кровати своего брата, поглядывая на часы — вот-вот Жора в обличье Папы должен прийти в себя. Пусть они сводные братья, но росли они вместе, и для Геринга он всегда был родным человеком. Если же быть откровенным, единственным родным человеком на свете.

Его официальная биография при внимательном прочтении всегда вызывала если не смех, то недоумение у любого, не просравшего свои мозги при просматривании телевизора под пивко. Начать с того, что по отчеству он был Михайлович, а отца его звали Тимур, да-да, тот самый Тимур. В разных источниках указывали разные года его рождения, но это не самое смешное. Самое смешное, что в различных версиях официальной биографии называли разные фамилии и даже гражданство, которое он получил при рождении. Так, на официальном сайте правительства он, якобы, родился в суверенном Казахстане, а на сайте президента местом его рождения указывалась Москва. Все остальные факты при сопоставлении выглядели не менее фееричными. Это если задуматься и проанализировать.

Прозвучал сигнал, это означало, что Георгий выходит из медикаментозной комы. Наконец, он открыл глаза и увидел Геринга.

— Славик, что со мной? — спросил он брата голосом Папы. — Я не узнаю свой голос. И чувствую себя херово.

Он поднял руки:

— Славик, я себя не узнаю.

Геринг помялся, но решил, что правда, как бы она ни была горька, лучше, чем бессмысленное враньё:

— Жора, соберись, я скажу тебе одну охренительную вещь. Ты теперь президент. И все будут звать тебя Папой.

Георгий явно посчитал его сумасшедшим, судя по его охреневшим глазам. Герингу пришлось объяснить в двух словах ситуацию в целом.

Георгий закрыл глаза, слушая. Потом посмотрел на Геринга:

— Ты говоришь пересадили мозг?

— Да, Жора.

— А сердце тоже пересадили?

— Да, но ты не волнуйся, никаких последствий не будет…

— А я и не волнуюсь. Я беспокоюсь, чтобы моё сердце было со мной.

Геринг продолжил. Он коснулся перспектив, открывающихся перед ними:

— Ну, да, ты выглядишь немного старше, чем был, но девок у тебя будет миллион, а здоровье, как у молодого бычка, гарантирую. И делать тебе ничего особо не надо будет: съёмки, поездки, фуршеты, приёмы. Ну, ты понимаешь.

— Нет, Славик.

— Что, нет? — не понял брат.

— Я буду президентом своей страны.

— Ну, я об этом и говорю…

— Я буду настоящим президентом. Что у вас там на улицах творится, что за беспредел?

Ошарашенный Геринг спросил, едва не заикаясь:

— Откуда ты знаешь, ты же был в коме?

Георгий ухмыльнулся:

— Мне показывали цветные сны. Мне показывали цветные сны виноградные улитки.

 

1

мы чувствуем зло, оно вокруг, почему люди связывают зло с эмоцией? эмоция безгрешна, она вне добра и зла; люди, кто такие люди? люди подобны виноградным гроздьям, чтобы те поспели, нужны корни, лоза, листья и лето; обретая, теряешь, теряя — обретаешь; возгонка эмоций из почвы в небо; человек есть мера всех вещей, а как же мы — улитки? Мы не знаем, что такое сострадание, но мы знаем, как помочь тем, кто нуждается в сострадании; зло есть отсутствие радости, просто нет радости — это зло; помоги, радуясь, забудь о сострадании, человек; человек есть плачущее животное, плачущее животное есть мера всех вещей; мыслить — мало, надо погрузиться в эмоцию и обрести в ней радость; зло есть то, что препятствует радости; свет, лето, эмоция.

 

2

Иван подошёл к Фиделю и попросил разговора наедине.

— Конечно, Ваня, — ответил тот. Они вышли в коридор. — Что случилось?

— Я нашёл кота.

— Это замечательно, — было видно, что мысли Фиделя блуждают где-то за тысячи километров.

— Он сейчас в грузовике с водителем, водитель кошатник. Они приехали на мясокомбинат.

— И?

— Это комбинат, который поставляет мясо для смакдональдса. И грузовик тоже смакдональдса.

— Ну, должны же они где-то брать мясо для биг смаков.

— Точно. Я прокачал этот вопрос. Мясо они производят сами на мясокомбинате. Широко известный факт.

— Допустим. Но, Иван, у нас сейчас столько проблем…

— На этом мясокомбинате нет коров, Фидель. И бычков там тоже нет. И кур.

— Продолжай. Откуда же появляется мясо?

— Из био-реактора. Они производят мясо напрямую.

— Ты хочешь сказать…

— Я хочу сказать, что знаю, кто конструирует и производит гастов-горцев. Кто за всем этим стоит.

Фидель задумался. Потом сказал:

— Дай мне точные географические координаты второго био-реактора.

Иван кивнул и вернулся на рабочее место. Фидель достал телефон и набрал профессора:

— Сергей Сергеевич, я по делу. Смакдональдс производит мясо в био-реакторе. Знаете уже? Ну, конечно. Мне кажется, мы вышли на реального нашего противника. Хорошо. Жду звонка.

Фидель вернулся в центр управления. Ребята сидели за компьютерами, принимая доклады и отдавая распоряжения. Операция «Ночной Кот» была назначена на восемь ноль-ноль утра. Пока что удалось установить контакт с около сорока группами и отрядами гражданской самообороны, но те, в свою очередь, давали координаты и контакты соседей, так что общее количество вооружённых сил к утру могло дойти и до пары дивизий.

Приходилось импровизировать по ходу дела, в особенности при координации действий боевых групп. Кто конкретно будет отдавать приказы тому или иному командиру и через какой канал связи? Сотовая — ненадёжна, интернет — не мобилен. Интернет через сотовую в реальных условиях может сделать недостатки обоих каналов роковыми для всей операции.

— Я принимаю решение, — объявил Фидель. — До начала операции каждому командиру ставится конкретная задача. Затем, по её выполнению, он связывается со штабом и получает дальнейшие указания. Как именно он свяжется, это его дело. Пусть импровизирует. Свобода действий должна быть практически полной, потому что завтра нас всех ждёт месиво. Это я ещё мягко сказал. Но если не будет связи, нас разгромят, как мальчиков. Всю информацию немедленно передавать в штаб, там достаточно мозгов, чтобы её прокачать, не сомневайтесь.

Второй вопрос был — оружие. Каждая боевая группа должна была стать ядром, к которому могли бы присоединиться все желающие, но их придётся вооружать. Тут Иван выступил с идеей тупо закупить плазменное оружие для страйкбола в интернет-магазинах и сменить прошивку на боевую:

— Прошивка у меня есть. Любой гражданин может купить пару стволов по кредитке и перешить их на любом компе, подключённом к инету. В теории это даст троекратное увеличение вооружённых сил. А с кредитами разберёмся позднее…

— Позднее, когда захватим власть, — выразил общее настроение Брэд. — И национализируем кредитно-финансовую систему.

— Хороший лозунг, — заметила Даша.

Все согласились, и распоряжения о закупках вместе с файлом перепрошивки ушли по адресам электронной почты.

— Я предлагаю, — едва ли не впервые открыл рот экстремал-самокатчик Кузя. — Для связи пользоваться аськой. Она и на мобиле работает, и на компе. В списке контактов оставить свою группу и вышестоящего командира плюс общее руководство из штаба.

— Годится — согласился Фидель. — На Ближнем Востоке были революции по твиттеру, у нас будет по аське.

Так впервые было произнесено слово «революция». Революция по аське. А уже через пару часов выражение «революция по аське» стало ведущим мировым трендом.

 

3

Экстренное заседание Высшего Совета было созвано глубокой ночью. На повестке стоял один вопрос — смена власти. Президент передавал свои полномочия премьер-министру, который тут же объявлял чрезвычайное положение из-за уличных беспорядков в городе и разгула преступности. Через некоторое время планировалось провести внеочередные выборы, в исходе которых не сомневался никто. И уже очень давно никто не сомневался в исходе любых выборов, благодаря особым избирательным законам и технологиям подсчёта голосов.

Была, правда, одна загвоздка — премьер-министра в стране не было. Так получилось, что последний премьер-министр оказался хоть слабым и безвольным человеком, что нормально для системы политической вертикали и вечной стабильности, но в душе он был интриганом и стал играть против Самого, прикрываясь смешными лозунгами о некой «честности выборов», «прозрачности политической системы» и «борьбе с коррупцией». Более того, он зашёл так далеко в своём интриганстве, что на личные деньги организовывал многотысячные демонстрации и митинги «оппозиции», что уже вообще ни в какие ворота не лезло, поскольку премьер-министр считался правой рукой Папы и его преемником, и даже несколько лет сам изображал президента, пока Папа готовился к решительной борьбе с врагами или что-то вроде того.

Папа решил проблему с премьер-министром брутально, но довольно-таки изящно. Однажды утром в зал заседаний правительства приехала скорая психиатрическая помощь, и санитары увезли премьер-министра в смирительной рубашке прямо с председательского кресла. Это событие освещалось по всем телеканалам в прайм-тайм. С тех пор каждое заседание правительства начиналось с оглашения результатов последнего освидетельствования комиссией психиатров премьер-министра, и, надо сказать, результаты с каждым разом становились всё более и более оптимистичными, а больничный лист продлевался ещё на один день или неделю, или месяц. Тем не менее, премьер-министра, не отягощённого манией преследования и бесконечными ночными энурезами, в стране не было, это психиатрический факт.

Следовательно, вначале надо было сменить премьер-министра, и только потом передавать ему временные полномочия президента.

Заседание началось с неофициального гимна Высшего Совета — по слухам любимой песни самого Папы. «По шпалам, по железной дороге», — хрипел баритон известного барда конца девяностых. Сенаторы-депутаты слушали эту воплощённую романтику лагерного быта стоя. Под звуки песни в зал вошёл предполагаемый преемник.

— Генерал государственной безопасности Георгий Михайлович Степанцев! — торжественно представил Папу в теле Жоры спикер Совета с лицом токаря в третьем поколении, брызгая слюной.

Геринг сидел в ложе администрации президента в гордом одиночестве. С грустью он увидел облик своего названного брата, облик, только облик, потому что все манеры, жесты и походка были сугубо от Папы. Тот так же смешно отмахивал одной правой рукой, сгибая её в локте, и так же по-утиному передёргивал плечи, как это десятилетиями демонстрировал нелегитимный диктатор от демократических выборов. Это был как бы он, но это был не он. Это был мерзкий гомункулюс, голем, гаст-президент. По особому случаю ему пошили форму, по богатству кроя не уступающая как минимум форме генералиссимуса. Но этого им показалось мало, и они увешали её килограммами орденов, медалей и значков типа значка меткого стрелка или отличника боевой и политической подготовки. И, естественно, не забыли украсить форму золотыми аксельбантами толщиной с детскую руку. На его левом рукаве было с десяток нашивок за ранения, не меньше, это точно. Козырёк фуражки с золотым литьём в виде дубовых листьев опустился не на глаза даже, а практически полностью закрывал нос. Под торжественные «По шпалам» кандидат на преемника утиной походкой продефилировал к своему месту в первом ряду, с которого ближе всего было бы добраться до трибуны, чтобы произнести тронную речь, текст которой он держал в левой руке, по-цыплячьи прижимая её к бочку.

По регламенту полагалось обсуждение в Высшем Совете, и за этим дело не встало. Первым выступал лидер фракции ортодоксальных коммунистов — Евгений Завгаров. Он справедливо указал на вопиющее социальное расслоение в обществе, достигающее астрономических уже величин, обрушился с критикой на неназванных олигархов, вскользь похвалив несколько конкретных (поговаривали, что он делает это исключительно за мзду), призвал к социальной справедливости, а в конце пятиминутной речи рекомендовал депутатам-сенаторам от своей партии голосовать за кандидатуру премьер-министра. Никто, впрочем, не ожидал ничего иного.

Следом с яркой и пламенной во всех отношениях речью на трибуну взошёл лидер и бессменный глава фашистско-гуманистической партии за всё хорошее против всего плохого. Его оранжевый пиджак старомодного кроя в стиле лихих нулевых производил впечатление пионерского костра на ранней зорьке, так он мелькал и вился над трибуной. Господин Ряжиновский — так его звали — обрушился с гневными филиппиками на все без исключения действия властей всех уровней. Он описал в ярких и сочных красках кровавый беспредел на улицах города:

— И вот эти непонятные чурбаны грабят квартиры, насилуют женщин, убивают стариков и детей! При полном попустительстве полиции. Я вот спрашиваю министра внутренних дел, кто ответит за бездействие полиции? Почему полиция занимается чем-угодно, кроме выполнения своих прямых обязанностей? Мы будем вас всех расстреливать! Без суда! Вот у меня, — он замешкался, вытаскивая из кармана оранжевого пиджака пистолет. — У меня для вас есть вот это, пистолет. Без суда! Бездействие полиции…

В конце речи он также поддержал кандидатуру на пост премьер-министра.

Лидеры остальных двух фракций не отличились ни яркостью, ни оригинальностью, буднично пробормотав, что они со всем в общем-то согласны, если не считать уровня зарплат сенаторов-депутатов, которые было бы неплохо повысить в самое ближайшее время в три раза. Спикер клятвенно пообещал подумать над этим вопросом вместе с новым премьер-министром.

Спикер собрался уже ставить вопрос о премьер-министре на голосование, когда слово попросил Геринг. «Токарь» удивлённо на него посмотрел, но возражать не стал. Не торопясь Геринг спустился в зал и прошёл к трибуне. Сенаторы сидели со скучающе безразличными лицами, им явно хотелось побыстрее покончить с формальностями и отправиться по своим еженощным заботам и хлопотам — в ночные клубы, элитные бордели и помпезные рестораны. Среди них резко выделялась фигура Папы в нелепом своём мундирчике: он сидел, как школьник перед вызовом к директору, сложив руки на колени, опустив голову и согнув спину. Геринг удивился, насколько изменился его брат, то есть, сам облик его бывшего тела, хотя времени прошло с трансплантации всего ничего.

— Господа, — начал он. — Прежде, чем вы приступите к голосованию по кандидатуре премьер-министра, я посоветовал бы вам как-нибудь на досуге полистать брошюрку под названием «Конституция». Там прямым текстом сказано, что кандидатуру премьер-министра вносит президент. И президент внесёт свою кандидатуру, но не сегодня. И, кстати, не вы её будете рассматривать, поскольку, опять же по Конституции, президент имеет право роспуска Высшего Совета, и он воспользовался этим правом и своим указом распускает Высший Совет и назначает внеочередные выборы.

Геринг достал из папки листок с президентским указом и передал его спикеру. Тот выглядел так, как будто ему всучили ядовитую змею. По рядам депутатов-сенаторов пошёл ропот, наконец-то они проснулись.

— Это ещё не всё, господа, — продолжил Геринг. — В связи с уличными беспорядками и бездействием полиции, о чём совершенно справедливо говорил бывший депутат Ряжиновский, президент объявляет в городе и стране чрезвычайное положение и берёт в свои руки командование вооружёнными силами и министерством внутренних дел.

Он помолчал, наслаждаясь эффектом от своих слов. Потом продолжил:

— Ах, да, чуть не забыл. Третий указ президента: о лишении звания генерала госбезопасности Степанцева Георгия Михайловича в связи с утратой доверия президента. Отныне, Георгий Михайлович, вы понижены в звании до младшего лейтенанта полиции.

Геринг сложил документы в папку и под гробовое молчание аудитории вышел из зала.

Революция началась.

 

4

Фидель сам набрал эти приказы и разослал их по аське. На войне как на войне: некоторые решения надо принимать, даже если они будут стоить крови или жизни невинных людей. Впрочем, в гражданскую войну невиновны все. Первый приказ предписывал создание диверсионно-штурмовых групп, целью которых было нападение на смакдональдсы. Второй предписывал расстрел на месте любого, кто будет застигнут на месте преступления: грабёж, изнасилование, разбой, убийство. Для его выполнения создавались зондер-команды из самых ответственных и опытных активистов гражданской самообороны.

Через час в новостях сообщили о трёх горящих предприятиях быстрого питания в разных концах города, что заставило «миротворческие» войска вернуться к охране своих драгоценных биг смаков и покинуть ряды штурмующих опорные пункты самооборонщиков.

Фидель связался с Тёк-Маком:

— Ну что, дружище, полегче стало?

— Да, Фидель. Пиндосы убрались, а полиция не слишком-то рвётся в бой.

— Слушай, Тёк. Хватит вам отсиживаться уже.

— Отсиживаться? Да мы тут носа не можем высунуть!

— Да ну? А ты выгляни на улицу. Что ты там видишь?

Тёк-Мак явно пошёл осмотреться.

— Там какие-то люди. С оружием. О чём-то говорят с полицейскими.

— Это твои новые бойцы. Скоро их будет несколько сотен. И разговоры с полицией сами собой прекратятся. А я тебе ставлю новую задачу: начинай наводить порядок. Всех мародёров и бандитов расстреливать на месте. Выполняй, — Фидель подождал некоторое время. — Ну?

— Есть, — наконец, ответил ошарашенный Тёк-Мак.

— Конец связи, — Фидель отключился.

Со всех концов города пошли донесения о проведённых акциях, о формировании новых боевых групп, о перемещениях противника, о боях местного значения. Естественно, центр управления в Печатниках не мог справиться с таким потоком информации и поэтому просто сливал её улиткам. Те обрабатывали первичные данные и возвращали их в виде карт и особо срочных сообщений, требовавших немедленного реагирования. Часть данных передавалась в местные штабы гражданской самообороны. Вскоре, на глазах у изумлённых фиделевцев, сама собой сформировалась целая сетевая структура, в чём-то напоминавшая компьютерную игру по сети. И как в любой игре, появилось нечто, игравшее против них. И с ним надо было разобраться в первую очередь.

— О чём вы вообще говорите? — вначале не понял Фидель. — Что это вам напоминает — компьютерные стрелялки с боссом в конце уровня? Это реальная жизнь, тут нет боссов!

— Понимаешь, Фидель, — Иван тщательно подбирал слова. — Вот на карте один из наших отрядов. Он зачистил пару кварталов — это отмечено зелёным, а дальше он попадает под два скоординированных удара вооружённых банд-гастов и переходит к глухой обороне. Случайность? Может быть. Если бы это был один эпизод. А их уже десятки. Значит, есть координирующий центр. И всё бы ничего, но гасты до сих пор не использовали связь. Так как они координируют свои действия.

— Да очень просто, — ответил Фидель и показал на экран огромного дисплея, на который выводилась общая информация. — Увеличь вон ту картинку. Так. Видишь?

Все уставились на дисплей. Там была показана одна из улиц, занятых на данный момент гастами. Все гасты прижимали к уху сотовые телефоны.

— Вы правы, — сказал Фидель всем. — Гасты не только координируются кем-то, но и эволюционируют на глазах. Для начала надо взломать сотовых операторов и узнать, с кем они говорят и о чём. Работайте. Ищите босса.

Было пять утра, когда Фиделя позвал Николай:

— Энцефалограмма Ксении вроде бы устаканилась. Более или менее.

Фидель потёр лоб:

— Будем реанимировать?

— Я считаю, можно попробовать. Не получится, вернёмся к нынешнему состоянию.

— Ну, с Богом тогда.

Он смотрел, как тело его девушки медленно поднимается вверх на ложементе, с него стекают струйки синей жидкости, потом оно выезжает в операционную. Николай ловко подключает нужную аппаратуру. Потом нажимает кнопку. Заработало искусственное дыхание, потом кровообращение, потом стимулирующие нервную систему импульсы.

Кожа девушки заметно порозовела, но не было ни дыхания, ни пульса.

— Состояние стабильное. Нервная система активна в фоне.

Проходит несколько минут, но девушка не возвращается к жизни.

— Что будем делать, Коля?

— Я не знаю, Фидель. Отослал данные улиткам, но пока ответа нет.

Фидель выглядел убитым и подавленным.

— Пришёл ответ, — Николай смотрит на монитор, как бы не веря своим глазам.

— Что? Что они сказали?

— Они сказали, что не знают.

Фидель подошёл к Ведьмочке. Её глаза были открыты, но в них не было жизни и сознания. Он наклонился и нежно поцеловал её. Потом прошептал на ухо:

— Я тебя люблю. Не умирай.

И вдруг девушка закашлялась и сделала первый вдох. Закрыла глаза. Потом открыла их и обхватила шею Фиделя руками:

— И я тебя люблю, папаша.

 

5

За дверью что-то прогрохотало, раздался истошный вопль, какая-то возня, как будто бульдозер наехал на носорога. Следователь был бледным, как лист бумаги для принтера. Огненный смерч извивался прямо перед его носом.

Анастасия, она же Офелия, снова протянула к нему руки в наручниках:

— Только не надо ничего делать, — сказала она тихо. — Ничего эмоционально провоцирующего. Просто расстегните вот это, и, может, всё ещё обойдётся.

— Да-да, — пробормотал он. Потом медленно достал из кармана брюк ключ и с опаской, старясь держаться подальше от огня, подошёл к ней и на вытянутых руках расстегнул ей наручники.

Дверь в кабинет стала медленно открываться. Появилась огромная голова, похожая на голову бронированного динозавра. В его зубах застряли кровавые ошмётки плоти. Монстр уставился на следователя, его зловонное дыхание с шумом вырывалось из ноздрей.

Девушка даже не обернулась:

— Пшёл вон, — только и сказала она. Чудовище убралось, поскуливая.

Потом она протянула руку и ладонью накрыла смерч из пламени. Тот стал темнеть, превратился в дымный вихрь, а потом исчез.

— Давайте вернёмся к моему заявлению о моём похищении и убийстве девушки.

Следователь согласно кивал головой. За окном послышались первые автоматные очереди.

 

6

— Мне нужна гарнитура для виртуальной реальности, — Иван огляделся. — Никто не знает, есть она здесь?

— Спроси у Утёнка, — посоветовал Брэд Питт. — Он наверняка знает.

Как бы услышав их, в центр управления вбегает Утёнок и орёт:

— Она жива! Йо-хо!

Секунду длится полная тишина, а затем все вскакивают с мест и начинают орать, как резанные, хлопать друг друга по плечам и обниматься. У Даши из глаз льются слёзы, она так рада за ту девочку и за своего отца. Смерть, где твоё жало?

— Ну, всё-всё! — наконец, перекрикивает общий гомон Брэд. — Отпразднуем выздоровление Ведьмочки победой в Революции. За работу, камрады. Дел невпроворот.

Они возвращаются на рабочие места, но улыбки не сходят с их лиц.

Иван вспоминает о своём деле:

— Николай, тут есть где-нибудь гарнитура для вирта?

— Наверняка должно быть куча комплектов. Тут же был компьютерный центр, в гарнитуре удобно работать с большими объёмами данных. В своём столе не смотрел?

Иван открывает ящик стола, гарнитура не просто смотрит на него, но, можно сказать, пялится во все глаза. Он хлопает себя по лбу, берёт её и подгоняет под себя. Потом подключается к компьютеру и попадает в свой виртуальный рабочий кабинет.

Гарнитура для виртуальной реальности, как и большинство новейших прорывов в компьютерной технике, первоначально разрабатывалась и внедрялась в игровой индустрии. Она обеспечивала практически полный и всесторонний эффект присутствия, настолько полный, что после нескольких несчастных случаев, когда у игроков не выдерживало сердце или психика, в большинстве стран последовал запрет на стопроцентную имитацию реальности. Естественно, настоящих хакеров это не останавливало, да и что вообще может остановить настоящего хакера? Со временем, однако, выяснилось, что эти самые гарнитуры значительно упрощают работу учёных, программистов, да и обычным пользователям социальных сетей гораздо удобнее общаться, полностью погружаясь в виртуальную реальность, что, в свою очередь, негативно сказалось на реальной социальной жизни. У волшебной палки прогресса, как известно, всегда имеется два конца, и далеко не всегда очевидно, какой из них имеет знак плюс, а какой — минус.

Рабочий кабинет Ивана, как обычно, находился в состоянии управляемого хаоса: попросту говоря, там царил бардак, но такой, что в любой момент из этих груд и завалов Иван мог достать любой нужный предмет, только протянув руку. Вот и сейчас он вытаскивает из ближайшей кучки ярлыков и файлов один с иконкой Ночного Кота. Он нажимает на него и оказывается на территории мясокомбината. Его походка упруга и грациозна, зрение — безупречно. Он явно что-то ищет, заглядывая в потаённые уголки и прислушиваясь к неясным шумам и звукам. Впервые у Ивана такой полный и стабильный контакт с его псевдоморфом: кажется, он ощущает даже вибрацию усов кота под действием легчайшего ветерка.

Всё вокруг выглядит обыденно и буднично. Подъезжают грузовики, их нагружают поддонами с полуфабрикатами. Загруженные машины уезжают по своим маршрутам. Всё тихо и спокойно. Однако в поле зрения Ночного Кота будто мигает красная предупреждающая об опасности лампочка. Он насторожен и напряжён, двигаясь медленно и осторожно, будто по минному полю. И не зря. Ещё издали он замечает эти машины, или как там они называются, похожие на маленькие, чуть ли не игрушечные, танкетки, без башен, но на шасси у каждой установлен пулемёт. И они объезжают всю территорию базы по периметру, сканируя всё вокруг в поисках нарушителей. В поле зрения одной из машин оказывается летящий голубь. Взвизгнули сервоприводы, пулемёт выплюнул две-три пули, не больше, и птица рухнула на землю.

Кот прижался к земле и замер. Лишь кончик его хвоста нервно дёргался из стороны в сторону. Затаиться и ждать своего шанса — его стратегия. Его шанс никуда от него не денется. Это, как отче наш, знают все хищники испокон века.

 

7

ФИДЕЛЬ:

Я обнял мою девочку и прижал её к себе. Николай за минуту до этого отсоединил аппаратуру для реанимации и практически выбежал из операционной:

— Сообщу ребятам! — бросил он на ходу. — А вы тут поговорите, голубки. И не забудьте потом одеться.

— Как ты себя чувствуешь, Ксю? — спрашиваю я её. — Ничего не болит?

— Я зверски хочу есть, папаша, — заявляет она. — А чувствую себя здоровой, как новорождённый младенец. О, что это тут у нас?

У нас эрекция. Чуть было не сказал непроизвольная. Она такая горячая и соблазнительная в костюме Евы, что мне хочется её выебать прямо сейчас. Но, наверное, это неправильно — ебать человека, который пять минут назад ещё был в коме, думаю я. Ксения, как обычно, придерживается иного мнения. Она целует меня в губы, просовывая язычок ко мне в рот, расстёгивает мне брюки и суёт туда свою нежную горячую ладонь:

— Что это тут у нас? Ах ты, старый мерзкий шалунишка! Ты хочешь ебаться?

Снова поцелуй. Она начинает постанывать и покусывать мне губы. Её рука двигается без остановки.

— М-м-м… Какой большой. Мой мальчик что, подрос, пока меня не было?

Я кладу её на кушетку, её ноги лежат на моих плечах, а я проскальзываю внутрь её и будто оказываюсь в жерле вулкана. Два-три толчка, и я извергаюсь в неё. Она будто окаменела, а потом я чувствую, как мою спину режут на ремни.

Когда у меня немного восстановилось дыхание, Ксения чмокнула меня в нос:

— Привет, Фидель. И что это у тебя со спиной, порезался?

 

8

— А вы шалунишки! — прикалывается Утёнок, обрабатывая раны на спине у Фиделя. — Завидую я вам, ролевые игры, садо-мазо…

Фидель морщится, но терпит:

— Ты не понял, что ли? — спрашивает он. Потом берёт полотенце и бросает в Ведьмочку. Девушка как будто даже не пошевелилась, но полотенце, разрезанное на лоскутки, падает на пол. — Мне ещё повезло, дружище.

— Тебе и вообще повезло по жизни, папочка, — мило улыбается девушка. Она оделась в новый камуфляж и сейчас занята тем, что красит ногти. — И больше так не делай! Чуть макияж не испортил.

Утёнок берёт то, что осталось от полотенца, и внимательно рассматривает разрезы.

— Сверх-острая сталь, — заключает он. — Сверх-быстрая реакция. Эдвард-Руки-Ножницы теперь у нас ты.

— Я теперь у нас Ксения, — замечает девушка, дуя на ногти, чтобы лак побыстрее высох. — Ты у нас теперь Николай. А вот папочка до сих пор не может вспомнить, кто он у нас. Старость не радость, хули. И ещё он проебал свою вторую дочку. И да, я не Эдвард в юбке, я Бар-сучка.

Фидель, кряхтя, надевает камуфляж на забинтованное тело:

— В следующий раз я буду делать это исключительно в бронике, — сообщает он.

Ксения показывает ему язык.

Николай говорит в пространство:

— Народ, никто не хочет заняться Революцией? Сейчас самое время.

 

9

Зондер-команда продвигается по бульвару. Их пятеро, они вместе занимались страйкболом и хорошо друг друга знают. Скоро рассвет, на улицах в этот час нет никого. Они вооружены перешитыми на боевую прошивку плазменными автоматами, которые им не пришлось даже покупать — они пользовались ими в игре.

Справа, где тянутся панельные пятиэтажки, раздаётся звон разбитого стекла и какие-то крики. Тот, кто идёт по центру, делает знак рукой, и они мгновенно разворачиваются фронтом на звуки, а затем, всё так же держась цепью, где каждый выполняет свою роль в общем построении, устремляются туда. Окно на первом этаже, не защищённое решёткой, разбито, крики слышатся оттуда. Один остаётся возле окна, остальные двигаются к подъезду и занимают позицию возле входной двери. На замок прикрепляют заряд взрывчатки. Старший отдаёт по рации команду. Направленный взрыв выбивает замок, а их товарищ с улицы бросает в окно светошумовую гранату. Они врываются в квартиру. Один из гастов держит в руках помповое ружьё, его убивают сразу выстрелом в голову. Пара других с ножами — их отправляют в ад следом за первым. Есть и четвёртый гаст, он поднял руки, оружия не видно. В квартире живут пенсионеры, дедок лет семидесяти пяти и его ровесница-жена. Что от них хотели бандиты, они не знают. Денег у них нет, ценных вещей тоже.

Бойцы выкидывают тела налётчиков в окно, извиняются за взорванную дверь, потом прикладами выгоняют живого гаста во двор, где валяются трупы его дружков. По приказу командования его надо расстрелять на месте, а потом доложить в штаб об исполнении высшей меры, но старший решает вначале связаться со штабом и доложить об обстановке. Неожиданно его собеседник заинтересовывается этим инцидентом:

— Вы уже привели приговор в исполнение?

Старший колеблется, но решает сказать правду:

— Только собираемся.

— Подождите, не надо торопиться. Узнайте, есть ли у него сотовый.

Старший удивляется, он не слышал, чтобы у гастов имелись сотовые, но выполняет приказ:

— Эй, ты! — он показывает на гаста стволом автомата. — Телефон есть?

Тот быстро-быстро кивает головой.

— Покажи.

Гаст вытаскивает из кармана сотовый и показывает.

Старший говорит в трубку:

— Телефон у него есть.

— Телефон отобрать и вместе с гастом срочно доставить в штаб. Срочно! Как поняли?

— Есть доставить в штаб!

Он отключается и говорит своим бойцам:

— Мне приказано притащить это позорище в штаб. Продолжайте зачистку без меня.

Зондер-команда бесшумно скрывается в предрассветных сумерках. Старший подходит к гасту и отбирает телефон. Потом сильно бьёт пленного в солнечное сплетение. Ему меньше всего нужно, чтобы у того оставалась даже малейшая надежда на сопротивление.

 

10

Фидель с Ксенией входят в центр управления, их встречают аплодисментами. Ксения исполняет книксен, Фидель неожиданно для самого себя краснеет — ему казалось, что он давным-давно разучился это делать. Ведьмочка по очереди обнимается с каждым. Все её поздравляют со вторым рождением.

— Присоединяюсь, — говорит Фидель. — А крёстным у неё был Николай. Но, народ, нам нужно чего-нибудь пожрать, вам не кажется?

Утёнок-Николай говорит, что видел продуктовый магазин недалеко от квартиры Офелии.

— Гастерский наверняка, — замечает Брэд.

— Нам сейчас любой сойдёт, — отвечает Николай. — И воскресшая нуждается в еде! Вы понимаете, что такое еда?

— Я уже с трудом, — неожиданно подаёт голос Кузя. — И трава давно закончилась…

— Проблемы индейцев шерифа не волнуют, — отвечает Фидель. — Но еды добыть надо. Пусть Уте… Николай с Иваном сгоняют за бухлом. То есть, я хотел сказать, за жратвой. Бухло вы, вроде бы, уже привезли. И самое время отметить выписку нашей именинницы!

— Ну вот, а я за рулём, мне нельзя, — деланно огорчается Иван.

— Сегодня нам всем можно всё, — успокаивает его Фидель. — В рамках разумного революционного насилия.

— Какой папочка умный у тебя, — говорит Ксения Даше, хлопая ресницами. Тушь делает их огромными, как крылья ночной бабочки.

— Фидель, я проебал свою кредитку, не одолжишь? — Николай пожимает плечами, извиняясь.

— Зачем тебе кредитка, сынок? — не понимает его Фидель.

— Ну, на что мы еды-то купим. И бухла.

— Кстати, о бухле, — Фиделя осеняет. — Что это мы не наливаем?

Утёнок приносит мензурки, они разливают водку, чокаются и выпивают за здоровье новорождённой.

— Эх, хорошо пошла без закуски! — выдыхает Ксения. — Но жрать охота — трындец.

Фидель берёт калаш, передёргивает затвор, ставит на предохранитель и протягивает Утёнку:

— Сегодня у нас Революция, Коля. На тебе твою кредитку. А на словах скажи, что Фидель за всё заплатит.

 

11

Ситуация в городе застыла в неустойчивом, почти патовом положении. Из некоторых районов происходит массовый исход жителей, а их места занимают сплочённые и хорошо организованные банды гастов. Другие, напротив, успешно зачищают зондер-команды, устанавливая на своей территории относительный порядок. Главные опорные пункты отрядов гражданской самообороны разблокированы, но не более того. Миротворцы под знаком смакдональдсовской «М» успешно отбили атака на рестораны, кроме трёх или четырёх, сожжённых ещё вечером. Полицейские и федералы заняли позицию вооружённого нейтралитета, заняв глухую оборону в отделениях полиции и на блок-постах. Что происходит в Кремле — неясно. Президент молчит, Высший Совет собрался на бессрочное заседание, но никак не может выработать согласованное решение.

Утро приходит в город, где, кажется, каждый сантиметр тротуаров, улиц и площадей находится под прицелом. Стены домов испещрены следами от пуль и осколков. Тут и там мусоровозы проезжают по улицам, собирая трупы гастов. Людей увозят машины скорой помощи, но многих, очень многих, везут прямо в морг.

Тут и там на стенах и заборах появилось граффити — символ Революции — косой крест, в центр которого вписана спираль. Естественно, улитки тут совершенно не при чём. Спираль — это же символ бесконечного развития, не правда ли? И крест — пока что! — не стал свастикой, хотя кто может быть против солярного знака и одного из известнейших христианских символов?

Восходит солнце и утренний прохладный воздух пропитан запахом Революции, он бодрящ и свеж, как слово правды, брошенное в затхлый смрад лжи и лицемерия недрогнувшей рукой героя.

 

1

Перед зданием лаборатории стала собираться толпа гастов. Они стояли и чего-то ждали. Фиделю показалось, что выглядели они как-то потерянно.

— Господа, у нас осталось одно нерешённое дело, — он показал на дисплей с толпой, достигшей к тому времени внушительного размера — не меньше нескольких тысяч гастов. — Времени разбираться с ними у нас просто нет. Поэтому…

Он задумался. Потом, как бы споря с собой, сказал вслух:

— Другого пути я не вижу. Ваня, идёшь со мной. Ксения, ты останешься, я не могу тобой рисковать.

— Нет, Фидель, я иду с тобой.

Фидель пожал плечами, соглашаясь.

Они вышли на площадь. Иван сел в бронемашину. Его задача была прикрывать остальных, если что-то пойдёт не так. Фидель залез на неё и обратился к толпе с речью.

— Во имя милостивого и милосердного. Вот я говорю вам, что вы будете, как люди. Откуда человек пришёл, туда он и уйдёт. Круг замкнётся, но дела ваши будут свидетельствовать за вас. Я говорил пророку, и он исполнил своё назначение, и теперь все вы не будете, как глухие, но будете слышать. Я не говорю вам, что вы люди, но вы будете, как люди. Терпите вашу участь на земле, пока есть время показать терпение, потом время кончится, недолго осталось ждать, придёт беспощадная и сожжёт вас к хренам огнём и обратит в пепел. Это мой первый ангел для вас, ангел огня и монстров. Но вы соблюдайте мои слова, но не пытайтесь их понять. Так сможете стать человеками, и каждый из вас будет, как человек. И так не прервётся счёт поколениям. Я уйду сейчас, чтобы свергнуть власть своего врага, но вскоре вернусь, не замедлив, и покажу вам дорогу в землю, где солнце никогда не заходит, и где текут в реках вино и молоко. И если есть кто из вас не верящий мне, пусть выйдет и покажет своё лицо.

Из толпы вышло несколько человек, остальные зароптали.

Фидель дал знак рукой Ведьмочке. Всё произошло так быстро, как будто маленький смерч пронёсся по площади. Гасты, вышедшие из рядов, не верящие в нового мессию, лежали на земле, буквально разобранные на органы.

— Это второй мой ангел, — обратился Фидель к толпе. — Это ангел наказания за непослушание. Итак, запомните мои слова и передайте другим. Я не Милостивый, но я пришёл во имя него. А теперь я говорю вам наберитесь терпения и ждите.

Фидель протянул руку, и вся многотысячная толпа гастов рухнула на колени и склонила головы.

 

2

— Классная речуга, Фидель, — Брэд Питт показал большой палец в знак одобрения. — Думаешь, сработает?

— Посмотрим, — Фидель выглядел рассеянным. — Что нового?

— Мы засекли место, откуда банд-гасты в городе получают приказы, — сообщил Эдвард. — Совсем недавно в инете появилась сверхзашифрованная сетка. Ну, там такой уровень защиты, что Пентагон кажется интернатом для умственно отсталых. И через эту сеть и шли все переговоры гастов. Мы никак не могли подобрать ключ, но помог случай. Одного из грабителей взяли живым. Его телефон попал к нам, в один из штабов. Так мы получили ключ для расшифровки. Остальное было делом техники.

— Что мы можем сделать с этим центром? У меня, кроме как пойди и сжечь там всё, ничего в голову не лезет, — заметил Фидель.

— Может, натравить на них улиток? — предложил Иван.

— Я им скинул инфу, — ответил Эдвард. — Они говорят, что там слишком мощная защита, как будто против них работает очень сильный противник.

— Не знал, что такое возможно, — пробормотал Иван.

— Но ведь мы же взломали её? — не понял Фидель.

— Взломать мало. Это даёт нам только инфу о банд-группах гастов, но не контроль над ними.

Кузя по-ученически поднял руку:

— У меня есть клёвая идея, пацаны.

— Забить косячок, да? — поинтересовался Эдвард с серьёзным видом.

— Косяк — это само собой. Есть у меня один чувак в корешах, он в компах шарит, как Фидель в тёлках, гы. Короче, ему вскрыть эту сетку, как два пальца обоссать.

— А что, можно попробовать. Хуже не будет, — согласился Брэд. — Всё равно от самокатчиков пользы с гулькин хрен.

Фидель кивнул и похлопал Кузю по плечу:

— Действуй давай. А с моими тёлками ты поосторожнее. Они тебе кое-что подрежут, да так, что и не заметишь. Сам их побаиваюсь.

— Замётано, чуваки, — Кузя продемонстрировал несколько танцевальных движения, не вставая со стула. — Сейчас попрёт движуха.

 

3

Несмотря на ранний час по кремлёвским коридорам сновали люди с деловитым видом, тут и там слышались разговоры и даже смех. Никто не прятал глаз, как это было совсем недавно, при виде сановника такого ранга, как Геринг.

В приёмной Папы не было Марины, там теперь были установлены огромные дисплеи, на которые выводились картинки с разных мест в городе, в основном там, где шли бои, подавалась различная информация, рисовались графики и схемы. Вместо старинного письменного стола стоял пульт управления, а человек, сидевший за ним, был в наушниках и с микрофоном и по выправке и манере поведения напоминал военного контрразведчика или авиадиспетчера. Увидев Геринга, он кивнул и вернулся к раздаче приказов и распоряжений, попутно выслушивая доклады с мест.

Геринг не узнал кабинет Папы, так там всё изменилось. Телевизор убрали, вместе него был такой же гигантский дисплей. Игрушечной железной дороги не осталось и следа. Не было также письменного стола, но телефон с гербом остался стоять на полу. Георгий также выглядел гораздо лучше, если не считать того, что внешне это был не он, а помолодевший, наскучивший уже всем за десятилетия своего правления до печёночных колик, демократически избранный диктатор.

— Привет, Славик, — бросил Георгий, продолжая надиктовывать что-то своему помощнику с планшетом в руке. — Мне нужен Фидель.

Геринг достал телефон и набрал номер:

— Алло, это я, Вячеслав Тимурович, «Геринг».

Потом минут пять он просто молча слушал, что ему говорит собеседник в трубку. Георгий усмехнулся и протянул руку:

— Дай-ка мне. Алло, Фидель, ты абсолютно прав, но нам пока некогда с этим разбираться. Я не знаю, где Офелия, но скоро мы это выясним. Я уже отдал приказ… Я… Я не хрен с бугра, как ты говоришь, но пока что законно избранный президент. Ну, не совсем законно, но это неважно, пока мы не восстановим порядок в городе. Я знаю, что ты имеешь большой вес в гражданской самообороне, нам надо договориться. Когда сможешь быть в Кремле? Через полчаса? Отлично. Жду.

Он отключился и протянул трубку Герингу.

— О чём ты хочешь с ним договариваться, Жора? — спросил тот, но нарвался на пристальный взгляд своего названного брата:

— Ты забыл, как меня зовут, Славик?

Геринг почувствовал себя маленьким мальчиком, прогулявшим уроки:

— Ну, что вы, Виталий Виталиевич!

— Хорошо. Набросай черновик указа о всеобщем добровольно-принудительном вооружении военнообязанного населения. И поскорее.

— Идея в чём, Сла… Виталий Виталиевич?

— Идея в том, чтобы каждый не-гаст был вооружён. Чем скорее, тем лучше.

— Да они перестреляют друг друга!

— Не пизди. Это, между прочим, мои избиратели. Ты работать вообще хочешь?

— Где мы возьмём столько оружия?

— Министерство обороны, полиция, МЧС… Склады открыть, оружие раздать.

— Я понял. Сейчас будет черновик.

— Вот и хорошо. И последнее. Что это за телефон? — он указал на старинный аппарат, приютившийся сейчас в углу на полу.

— Я не знаю.

Георгий дал знак своему помощнику:

— Узнать. Вызвать связистов, контрразведчиков, лысого в ступе — кого-угодно, но срочно выяснить, что это.

Помощник кивнул. Геринг пошёл писать черновик указа о начале Революции.

 

4

Ночной Кот крадётся от одного укрытия до следующего, низко стелясь по земле. Он напоминает ленту, прикреплённую к острию боевой стрелы, ленту, трепещущую в полёте в поисках цели. Кроме роботов на гусеничном шасси со скорострельными пулемётами, территорию мясокомбината охраняют стаи псевдоморфов-доберманов. Они представляют для него наибольшую опасность.

Иван, чтобы помочь своему питомцу, тут же закачивает со своего домашнего компьютера обновлённую версию прошивки для изменения окраса шерсти, экспериментальная бета-версия, которую он ещё не довёл до ума, как полагается, но уверен, что она работает. Кот обнаруживает новые возможности: теперь он не чёрный, а неопределённых очертаний, к тому же подстраивающийся окраской под окружающую среду. В такой конфигурации его не видно даже с расстояния пары шагов. C новым камуфляжем, грубо говоря, он мог бы сидеть в вашем кресле, а вы, как идиот, ходили бы по дому со своим дурацким «кис-кис» до морковкина заговения.

Мясокомбинат — огромное предприятие. На его территории рядами стоят ангары. Кот пробирается в один из них. Внутри стоят шеренги гастов, уходящие куда-то вдаль из поля его зрения. Терракотовая армия императора биг смаков и наггетсов, ждущая своего сигнала боевого рожка, полностью укомплектованная оружием и амуницией, но ещё не активированная. Бесконечные, кажется, ряды солдат с мёртвыми глазами.

Иван снимает гарнитуру виртуальной реальности и протягивает её Даше:

— Посмотри. Там их миллион, не меньше.

Даша надевает гарнитуру, молчит. Потом снимает её:

— Срочно доложи отцу, — говорит она изменившимся голосом.

Иван зовёт Фиделя:

— Фидель, у нас тут проблема. «Миротворцы» изготовили армию оккупации. Миллионная, не меньше, квантунская группировка вторжения, только в Подмосковье. И странно, что мы ещё живы.

Фидель только что закончил телефонный разговор, разговор на повышенных тонах.

— Мы летим в Кремль, — объявляет он. — Кто из вас умеет пилотировать вертолёт, кстати?

 

5

— Я полечу с тобой, — заявляет Ксения.

— Ты мне нужна здесь, — безапелляционно отвечает Фидель. — Ты мой ангел смерти, если забыла.

— Я твой ангел-хранитель, старичок.

— Девушка, у нас нет времени на споры.

— Ну, так и не спорь с девушкой, сразу плачь.

Фидель разводит руками, оглядывается в поисках моральной поддержки, но все воротят морды, будто их чужие семейные разборки не касаются. Он делает недовольное лицо, но больше не спорит. Вместо этого он спрашивает Кузю:

— Что там с нашим хакером? С хакером-самоучкой?

— Всё нормально, папаша. Он сказал, что работать с нашими улитками — это кайф. Он дал им один свой ништяк — голубой лёд называется. Это вирусняк, и он сожрёт любую защиту, как медоед пчелиный улей.

— А что говорят сами улитки?

— Они в шоке. Трещат, что это невозможно. Но вот, первый уровень сдулся, и второй вслед за ним пошёл по…изде.

— Это действительно так? — спрашивает Фидель Ивана.

— Да. И главное, непонятно, как всё это работает. Программулина, написанная на коленке торчком, вскрывает алгоритмы управления защищённой сети на раз-два-три.

— Эй, он не торчок! — встревает Кузя. — По тяжёлым он пасс.

— Все вы так говорите, — замечает Иван. И к Фиделю:

— Тебе всё ещё нужен пилот вертолёта?

— Больше, чем когда бы то ни было.

— Я в твоём распоряжении, мой тесть.

Даша вскидывается:

— Ого! Да вы тут без меня уже породнились.

— Молчи, женщина! — заявляет Фидель. — Тут мужчины разговаривают за жизнь.

— Кто-то из мужчин сильно рас…зделся, — Ксения блеснула лезвиями из ладони, или что это там у неё. — Молодые должны хорошо узнать друг друга перед таким ответственным шагом. Как узы Гименея.

— Не знал, что ты так осведомлена в греческой мифологии, — Фидель включает заднюю. — Впрочем, ты права, как обычно. Ваня, ты можешь пилотировать вертолёт, даже если в нём будет сама Ксюша?

— Да легко. Я в своё время разрабатывал симулятор с вертолётами. И ты не знаешь, наверное, но в современных машинах есть автопилот. Забиваешь координаты посадки — и наслаждаешься видами из иллюминаторов.

— «Земля в иллюминаторе, земля в иллюминаторе…» — затягивает нечто, напоминающее песню, Николай.

Все тут же уставились на него. Ибо это было впервые на памяти поколения.

— Вам тут всем башку срубило, — подытоживает Эдвард. — Шуруйте уже поскорее и принесите нам на блюдечке Революцию.

На экране дисплея с диагональю под три метра видна площадь перед зданием лаборатории, где тысячи гастов кладут земные поклоны, повязав на головы белые ленточки.

 

6

Они зашли в подъезд перед самым рассветом. Там был домофон и электронный замок, но выстрел из обреза открыл им дверь. Дворник из местных гастов назвал им номер квартиры, где можно найти всё. Не деньги, деньги их не интересуют. Там жизнь, там страх, там их ждут женщины от тридцати пяти до пяти лет.

Они идут уверенно и целеустремлённо. Потом, знают они, весь этот подъезд станет их собственностью. Они гасты с оружием. Они знают, что такое опасность, риск и победа. Весь район погружён в липкий, беспомощный страх. Обычный жилой микрорайон.

Они не знали только, что в этой квартире жил человек, не понаслышке знавший, что такое война и смерть. И когда он открывал дверь на предутренний звонок, в руках он держал дробовик двенадцатого калибра, заряженный картечью.

Первый выстрел снёс пол башки гасту, звонившему в дверной звонок, второй раздробил рёбра тому, кто стоял рядом. После этого мужчина захлопнул дверь и перезарядил ружьё. Его руки не тряслись, он был спокоен.

Гасты присели, не ожидая такого поворота событий. Их оставалось ещё не меньше пяти. Среди них, присевших от звуков выстрелов, разбилась бутылка, брошенная с верхнего пролёта лестницы. Когда-то это простейшее средство обороны называлось «коктейлем Молотова». Бензин под их ногами разлился и вспыхнул. Крайний попытался отступить по лестнице, но его встретили бейсбольные биты и размозжили ему череп. Ещё трое гастов метались по лестничной площадке, объятые пламенем. Дверь в квартиру, куда они так стремились, снова открылась, и два заряда картечи уложили тех, кто меньше всего пострадал от огня.

Единственного оставшегося в живых гаста вывели наружу жильцы из подъезда и повесили во дворе на детских качелях. Вверх ногами. На бельевой верёвке. Но хозяин квартиры с охотничьим ружьём милосердно прострелил ему печень зарядом свинцовой картечи. А дворник-гаст, выдавший адрес для лёгкой наживы бандитам, был убит выстрелом в сердце в своём подвале.

 

7

Где кончается игра, и начинается реальная жизнь? Человек включает компьютер, входит в сеть, кого или что он там встречает — живых людей, маски, играющие роли, неизвестные сущности, инопланетный разум? Если люди только мыслящие субъекты, как утверждал Декарт, то сервера того же гугла несомненно обладают признаками интеллектуальной деятельности, а уж любой персонаж сетевой игры для тебя столь же реален, как твой сосед по лестничной клетке, даже в тот момент, когда ты отходишь от компьютера, он продолжает участвовать в событиях виртуального мира. Впрочем, в этом нет ничего необычного. В так называемой реальной жизни ты ведь тоже можешь заснуть, отвлечься на размышления, страхи или мечтания, или принять слишком большую дозу алкоголя, чтобы кусок действительности вдруг приобрёл для тебя фантасмагорические очертания

Если реальность, как думают многие, характеризуется эмоцией, что может быть эмоциональнее игры, погружённости в заведомо выдуманные ситуации, подчинение нелепым правилам и законам игрового мира, подчинение, освобождающее первичные инстинкты, но не ставящее под сомнение твоё право выйти из игры в любой момент? Но и с этой точки зрения игра даст сто очков так называемой реальности, где правила зачастую гораздо нелепее и абсурднее всего того, что может сочинить сценарист игровой вселенной. Реальность есть не что иное, как открытая совокупность языковых игр, если не ошибаюсь, такой точки зрения придерживался Витгенштейн, пройдя через гомосексуальные увлечения юности и ранний логический позитивизм мира как совокупности логических фактов.

Сегодня, я ни минуты не сомневаюсь в этом, Витгенштейн пришёл бы к выводу, что Вселенная есть совокупность сетевых игр. И не надо развивать аналогию, трактуя физический мир как сверхмощный компьютер. Аналогии слишком часто заводят на кривые пути, чтобы мы могли безответственно к ним относиться.

Кто-то из греков, а я уверен, что это был Парменид, сказал, что человек есть мера всех вещей, существующих в том, что они существуют, несуществующих — что они не существуют. Это слишком глубокая мысль, чтобы бросаться такими фразами в переполненном баре в субботний вечер. И тем не менее, если избегать сомнительных обобщений типа «Вы все — только плод моего воображения», подкрепляемых крепким словцом, мысль этого грека не просто понятна, но прозрачна и даже самоочевидна. И когда ты протягиваешь бармену какую-то бумажку с цифрами, а он не только не смеётся тебе в лицо, но наливает абсолютно реальную водку, хоть и не того качества, как было заявлено, и ты чувствуешь, как этанол превращает ещё один одинокий вечер в некое подобие праздника, ты же должен понимать правоту Парменида, нет, приятель?

 

8

Пока Иван заводит двигатель вертолёта и разбирается с системой управления, Фидель, будто вспомнив что-то важное, подходит к гастам, припавшим к земле в своей молчаливой молитве к несуществующему богу.

— Пусть выйдет из вашей среды пророк, — говорит он без тени насмешки. — Пусть он станет передо мной.

Один из гастов встаёт и подходит. Фидель смотрит ему в глаза, достаёт пистолет и стреляет в голову. Тогда подходит другой, но и у него взгляд недостаточно осмысленный. Выстрел — труп. Третий гаст уже немолод, но в его глазах есть проблеск разума, что бы ни означало это слово, и Фидель говорит, обращаясь ко всем сразу:

— Вот мой пророк. Он будет говорить вместо меня вам. Ты будешь быть человек?

— Я буду быть человек, — отвечает старик. А потом начинает и говорит:

— Я был мёртв, а стал жив. Я говорю, и меня слушают. Ибо невидимый простирает свои руки над нами, и неосязаемый напрягает свой лук. Из праха вышли, в прах уйдём. Что есть наша жизнь на земле, если с восходом мы открываем глаза, а с закатом начинаются сны? Время жизни пять лет, а если в силах, то шесть. Откуда пришёл, туда и уйдёшь, и хорошо, если враг не соблазнит тебя на путях твоих, и завистник не посмеётся на тебя, когда ты будешь бессилен, а твой язык засохнет от жажды, и ты не сможешь ничего ответить…

Фидель смотрит на него с изумлением, но только молча разворачивается и идёт к вертолёту, где его уже ждут Иван, Ксения и Николай — его ангелы-хранители, его команда, его бойцы и его банда.

— Да, автоматический режим есть, — сообщает Иван. — Какие координаты забивать?

— Какие координаты у Красной площади? — задумчиво отвечает Фидель. — Их и забивай.

— Понял, — Иван тыкает пальцем в сенсорный дисплей. — Готово.

— Ну, поехали, — машет рукой Фидель. — С Богом, Которого нет.

Вертолёт раскручивает винты и плавно отрывается от земли.

 

9

У следователя звонит телефон:

— Да, она здесь. Даёт показания. Говорит, что её похитили, а некую девушку убили на её глазах. Понял. Я подожду, конечно.

Он отключается от линии. Потом нажимает кнопку вызова.

Анастасия поднимает на него иконописные глаза:

— Зря вы, Андрей Григорьевич, так.

Следователь не смотрит на неё, он явно смущён.

— Только давайте без ваших этих штучек, Анастасия Олеговна! — говорит он. — Это давление на следствие.

И снова нажимает на кнопку. Никто не приходит. Он жмёт ещё и ещё.

— Там никого уже нет, — замечает та, кого звали Офелия. — И этих тоже не будет.

Следователь меняется в лице:

— Вы знаете, что это преступление? — он пытается листать брошюру уголовного кодекса. — Вот…

Дверь снова медленно открывается. Бронированное чудовище шумно сопит, высовывая раздвоенный язык.

— Боюсь, Андрей Григорьевич, я не смогу вас защитить, — меланхолично замечает Офелия-Настя. — Вы решили конкретно насолить Вселенной. Но я тут ни при чём. Я и сама её боюсь.

Тварь в одном прыжке пересекает кабинет. Хрустят перемалываемые кости. Монстр запрокидывает голову, отрывая куски плоти и заглатывая их.

Офелия отвернулась и закрыла глаза ладонью. По её щекам текли слёзы.

Чудовище, насытившись, дремлет на полу. От его смрадного дыхания слезятся глаза. Офелия встаёт и выходит из комнаты.

По пути на улицу ей не встретился никто, потому что никто не выжил. В кадке возле выхода выросло растение с листьями, как у папоротника, но с небольшим бутылкообразным древесным стволом и ярко-красным цветком на макушке деревца.

 

10

Фидель уткнулся в иллюминатор: город внизу лежал перед ним, как на ладони, город, отобравший у него прошлое, но подаривший взамен любовь, которая сидит рядом с ним, готовая пойти до конца. Видны баррикады, перегородившие улицы, перевёрнутые машины, несколько обгоревших домов — следы недавних боёв. Солнце уже встало, и предутренняя туманная дымка быстро рассеивается. Как бы помимо своей воли Москва неожиданно приобретает праздничный вид. Людей почти нигде не видно, но Фидель знал, что это ни о чём не говорит: люди быстро научились воспринимать все необычные вещи, такие, как вертолёт над головой, как угрозу. Никому сейчас не придёт в голову махать тебе снизу рукой, как это было раньше, в его детстве. Стоп. Его мысль в очередной раз наталкивается на некую стену, хотя он чувствовал, что эта стена пошла трещинами и в любой момент может рухнуть под собственным весом.

Фидель обнял Ксению и прошептал ей на ухо:

— Я тебя люблю, Ксюша, береги себя, ладно?

Ксения вместо ответа целует его в губы.

Иван сидел в кресле первого пилота, слева, Николай — на месте второго. Вертолёт управлялся автопилотом, полностью автоматически от взлёта до посадки, и им явно было нечем заняться. Иван что-то включил на панели управления, и начинает звучать музыка — величественная, помпезная, трагическая и торжествующая музыка.

Фидель откуда-то знает, что это «Полёт валькирий», более того, эта музыка почему-то ассоциируется у него именно с вертолётом, и не с одним, а целой вертолётной стаей, низко летящей над джунглями. Откуда эта картинка и эта ассоциация, он не знает, вряд ли он сам принимал участие в той войне, но запах напалма поутру он ощущает почти физически.

Вертолёт делает пару разворотов и заходит на посадку вместе с последними звуками гимна чужой войне. Колёса шасси мягко касаются брусчатки Красной площади. Время решающей миссии наступило.

 

11

ФИДЕЛЬ:

Мы вылезли из вертолёта и пошли к Спасским воротам. Там нас уже ждал офицер в камуфляже. Он коротко отдал честь и вежливо попросил оставить оружие на контрольно-пропускном пункте. Я не менее вежливо отказался. Офицер сказал, что таковы правила, я послал эти правила куда подальше. Тогда он набрал номер и позвонил куда-то, объяснил ситуацию, потом кивнул и сказал караулу на входе:

— Всё в порядке. Они идут со мной, как есть.

Это уже было другое дело. Всегда начинается вот с этого, с оружием нельзя, тут дети, депутаты, полиция, президент, массовые гуляния, пройдите через рамки металлоискателя, мы беспокоимся о вашей же безопасности, покажите содержимое ваших сумок, вы не против, если мы вас обыщем, необходимо получить разрешение, нет, у вас не хватает ещё одной справки, не более двух единиц в одни руки, ты же не хочешь, чтобы бостонская трагедия повторилась в калужской глубинке, она сама виновата, что так поздно одна возвращалась домой, решётки на окнах надо было ставить более прочные, есть прекрасные металлические двери, которые практически невозможно вскрыть; а заканчивается тем, что оказываешься в добровольном тюремном заключении за свой собственный счёт, а внутри у тебя поселяется лучший тюремщик на свете — страх.

Мы проходим мимо царь-пушки с фальшивыми ядрами и царь-колокола с отбитым краем — символов могущества государства. Государство, почувствовав своё величие, первым делом начинает заниматься какой-то ерундой, типа вот таких бесполезных монстров, годных только на то, чтобы благодарные потомки крутили пальцем возле виска, когда наступит их время платить по счетам своих малахольных предков. Одна и та же ошибка, одни и те же грабли, одна и та же расплата за чужие грехи. Банально и предсказуемо. Государство построит мега-пушку и защитит всех, только подчиняйтесь ему, трепещите и восхищайтесь. Но приходит день, а пушка оказывается бесполезным музейным экспонатом, и тебе приходится брать в руки оружие, чтобы отогнать чужаков от порога своего дома. А потом ещё идти с утреца утирать сопли своему обосравшемуся в очередной раз государству.

Мы зашли в какую-то неприметную дверь, потом долго петляли по коридорам и, наконец, попали в зал с круглым столом. Сопровождавший нас офицер предложил повесить автоматы в стенной шкаф, а самим занять места за столом, что мы и сделали. Минут через пять-семь дверь открылась и в комнату, явно предназначенную для совещаний в узком кругу, вошёл президент.

Моим первым движением было встать и поприветствовать главу государства, но я подавил в себе этот нелепый в данной ситуации порыв. Президент занял место во главе стола.

— Здравствуйте, господа, — сказал он.

— Здравствуй, Георгий, — ответил я. — Растёшь прямо на глазах.

Он поморщился. Выглядел он не совсем здоровым, но сносно, особенно если учесть, через что ему пришлось пройти, но медицина сегодня делает просто чудеса, и кому, как не мне знать это.

— Фидель, прошу, зови меня пока официально Виталием Витальевичем. Или господином президентом. Так будет лучше для всех нас.

— Угу, — отвечаю. — Ради большого дела можно пойти на маленькую ложь, да? И не только на ложь, застрелить невиновную девочку, например.

Он опять поморщился:

— Фидель, ты же знаешь, что меня там не было. Кстати, Иван, неплохо выглядишь. С тех пор, как мы виделись в последний раз, ты возмужал.

— Спасибо, — не думал, что Иван может так сильно смущаться. Но это хорошо, это признак чистого сердца.

— Итак, господин всенародно неизбранный президент, — я решил перейти, наконец, к делу. — Чем обязаны вашему приглашению?

Георгий в теле Виталия Витальевича посмотрел на наручные часы, взял со стола пульт и включил телевизор:

— Вот, посмотрите утренние новости, а потом выскажите своё мнение.

Вначале новости идут, как обычно, насколько мне помнится из того времени, когда я ещё смотрел иногда телевизор. Иными словами, новостные сюжеты настолько нелепы и смешны, что хочется достать из шкафа плазменный автомат и прошить экран по диагонали очередью. Первый сюжет, естественно, о президенте, который посещает репетицию симфонического оркестра. Также естественно он становится за дирижёрский пульт и размахивает руками, якобы дирижируя. Диктор сообщает, что все деньги за это исполнение президент перечисляет в фонд помощи слабовидящих сирот.

Я посмотрел на Георгия, но он явно избегает моего взгляда.

— Это телевизионные «консервы», — сообщает он. — «Новости», записанные про запас.

Во втором сюжете президент участвует в гонках формулы один, посвящённых тринадцатой годовщине вступления Эрефии в Суздальско-Курский Великий союз по беспошлинной торговле. Президент надевает шлем, болид срывается с места и скрывается за поворотом. Диктор сообщает, что золотая медаль за первое место отдана главой государства на переплавку и пойдёт на зубные протезы в дом для престарелых в Подмосковье, сразу же после того, как его восстановят после последнего пожара.

— И это всё о нём, — бормочет Николай. — Дико интересно и поучительно.

Третий сюжет застаёт президента в вагоне экспресса, пересекающего Сибирь на пути во Владивосток. Даже невооружённым глазом видно, что «Сибирь» снималась в Канаде, поскольку вывески на железнодорожных станциях дублируются на английском и французском языках. Тем не менее, ничтоже сумняшеся диктор объявляет, что скоростная железная дорога будет пущена уже в следующем году, что раз и навсегда решит все транспортные проблемы города и страны. А сейчас уже подписан указ президента о выделении денег для проектирования магистрали.

— Гости из будущего! — комментирует Иван. — Они ездят по железным дорогам, которые ещё не построены. И даже не спроектированы.

Георгий барабанит пальцами по столешнице, но молчит. Интересно, зачем он кормит нас этими своими «консервами», будто мы не знаем, что вся эта система держится на лжи, лицемерии, страхе и воровстве?

И вдруг сюжет прерывается как раз в тот момент, когда проводник приносит в купе к президенту стакан чая в мельхиоровом подстаканнике, а президент в благодарность снимает со своей руки швейцарские часы… Один из любимых поступков президента, кстати, снять с руки и подарить часы, якобы швейцарские, хотя все прекрасно знают, что это двухдолларовая китайская подделка. Диктор выглядит так, будто только что узнал, что его жена сбежала с любовником и, заодно, его лучшим другом и прихватила с собой все их совместно нажитые сбережения. А малолетних детей оставила ему.

— Мы прерываем наш репортаж из… э-э-э… Сибири для экстренного выпуска политических новостей. Сегодня, в восемь часов утра, президент независимой Эрефии подписал указ о введении в стране чрезвычайного положения, роспуске Высшего Совета и легитимизации отрядов гражданской самообороны. В частности, в указе говорится…

И далее, по пунктам, перечисляются следующие шаги. В городе вводится чрезвычайное положение, при котором исполнительная власть переходит непосредственно к Совету по возрождению республики. В Совет войдут представители как действующей власти, так и оппозиции, в том числе вооружённой оппозиции. Отряды гражданской самообороны преобразуются в народное ополчение. Незаконно находящиеся на территории города гасты будут депортированы в ближайшее время. Право на оружие закрепляется за всеми гражданами без всяких ограничений, кроме обязанности зарегистрировать своё оружие самообороны, когда это станет возможным. Все политические заключённые освобождаются немедленно, в том числе и задержанные накануне вечером и ночью. Отдельным пунктом идёт запрет на любую подрывную деятельность со стороны иностранных государств. А в конце объявляется, что Роспотребнадзор расформирован и преобразован в Департамент пищевой промышленности, который возглавит Вячеслав Тимурович, он же Геринг, он же Вячеслав Михайлович Степанцев.

У меня отвисла челюсть, практически в буквальном смысле.

— Ты хочешь сказать, что серьёзно собираешься начать революцию? — чувствуя себя идиотом, уточняю я.

— Да, — просто отвечает Георгий. — И ещё я назначаю выборы президента через три месяца. Честные выборы президента. Я же не идиот, чтобы мухлевать на глазах вооружённых граждан, как считаешь?

Мне нечего сказать в ответ. Операция «Преемник» явно вышла из-под контроля её организаторов.

 

1

— Меня интересуют два вопроса, — сказал Фидель. — Оба не терпят отлагательства. Ни минуты.

Президент кивнул:

— Офелия и…

Фидель покачал головой:

— Нет, Офелия — это один и тот же вопрос что и вот это. Ваня, покажи.

Иван раскрыл ноутбук и повернул его монитор к президенту.

— Что это? — спросил Георгий.

— Это миллион вооружённых гастов, ожидающих активации, в ближайшем Подмосковье, — пояснил Фидель. — Активировать их должна была Офелия. В этом весь смысл операции, в которой мы должны были участвовать.

Президент внимательно всмотрелся в картинки:

— А где это конкретно?

Иван ответил:

— На мясокомбинате, принадлежащем смакдональдсу. Они там производят не только биг смаки, но и гастов, способных вести вооружённую борьбу.

Георгий закрыл глаза. Через минуту он заявил:

— Да, теперь всё понятно. Ваши предложения?

— Офелию мы освобождаем немедленно. Со вторым реактором, если называть вещи своими именами, надо покончить немедленно, — Фидель смотрел президенту прямо в глаза.

— Как именно?

— Тактический ядерный заряд. Ты, как президент, должен принять такое решение.

Георгий снова погрузился в раздумья. Наконец, он спросил:

— А второй вопрос?

— Второй вопрос, что делать с теми гастами, кто уже в городе. Несомненно, вы уже знаете, что гасты бывают двух видов — мирные и агрессивные.

Георгий кивнул.

— Так вот, мирных я предлагаю постепенно переселить куда-нибудь на юг, и я знаю, как это сделать. А банд-гастов придётся уничтожить, — Фидель пожал плечами.

Президент улыбнулся:

— Разумно, Фидель. Есть мысли, как это сделать?

— Да. Но нам нужна Офелия.

— Я тебя понимаю.

Что-то в голосе Георгия, обретшего тело Папы, заставило Фиделя насторожиться:

— Что ты имеешь в виду? Под своим пониманием?

— Ну, она же твоя вторая дочь, не так ли, Олег?

 

2

ФИДЕЛЬ:

Я сидел, как будто мешком ударенный по голове. Миллион мыслей вертелось у меня в голове, неясные образы, смутные воспоминания, папа, я поступила в универ на биологический, умница, меня назначили в новый исследовательский центр лаборанткой, что с моей дочкой, там у них авария, правительство скрывает масштабы катастрофы, но я докопаюсь до истины, первые колонны гастов, уведомление, что дочка, моя Настя, отправлена в командировку, Даша не верит, потом куда-то пропадает, не хочет разговаривать, приходится участвовать в гражданской самообороне, странные вещи происходят вокруг, странные, это ещё мягко сказано, схожу-ка я куплю еды в смакдональдсе для ребят, мак работает круглосуточно и сохраняет нейтралитет.

— Тебя не случайно послали в Печатники, дружище, — говорит Георгий, и в его голосе слышится сочувствие.

— А в тебя не случайно врезался грузовик, — отвечаю я. — Некоторые вещи не просто предрешены, но спланированы.

— Да, я знаю, — он неожиданно загрустил. — Теперь я это знаю.

— Где она? — я решил больше не тянуть кота за хвост.

— Мы это сейчас узнаем, — он нажимает кнопку на селекторе и говорит по громкой связи. — Позовите Славика сюда. Я знаю, что он не хочет. Я знаю, что он боится. Пусть шурует прямо сейчас.

Он отключает связь и просит нас:

— Ребята, ну, поаккуратнее, он нам ещё нужен.

Через пару минут дверь открывается и входит Геринг. Я не успел даже рассмотреть его гнусное лицо, потому что он согнулся в три погибели после того, как Ведьмочка, в доли секунда оказавшись около него, врезала ему ногой по яйцам. Мой удар пришёлся уже в челюсть практически упавшего Славика. Неприятно, будто бьёшь куклу или что-то такое.

Николай оттащил тело свежеиспечённого Главного санитарного врача на диван и похлопал его по щекам, чтобы привести в чувство. Боюсь, при этом он немного перестарался с силой ударов.

— Я всегда знал, что от судьбы не уйдёшь, — философски заметил Георгий. — По делам нашим…

Иван кивнул, потом добавил:

— Кстати, с Роспотребнадзором будут небольшие проблемы.

— Какие? — заинтересовался Георгий.

— Там находится центр, откуда координируются все банд-гасты. Наверняка он хорошо защищён.

Президент помотал головой:

— В пределах Москвы ядерное оружие применяться не будет. Это моё последнее слово.

Я сказал, потирая костяшки правой ладони:

— В этом и нет необходимости. Мы побережём людей. Гасты с крыльями сделают всё в лучшем виде.

— Значит, это не миф?

— Что угодно, но только не миф, — сказал я. Перед глазами у меня были ребята из клана «Мертвецов», погребённые под грудой копошащихся крыльев.

 

3

Девушка идёт по тротуару. Солнце только-только показалось над горизонтом, там, где есть некое подобие горизонта в мегаполисе. Прохожих не видно, город будто вымер. Улицы пустынны, не ходит ни транспорт, ни машины, будто на городские кварталы упала нейтронная бомба. Из арки в доме, ведущей во двор появляется группа гастов. Они озираются по сторонам, но всё спокойно. Тогда они направляются к ней наперерез.

— Эй, девушка, — говорит один из них с сильный и непонятным акцентом. — Дай телефон, мама позвонить.

Другие в это время отрезают ей пути к отступлению, действуя слаженно и молча, как волчья стая.

Девушка замирает на месте. Она чувствует, как страх парализует е волю, а её ноги делаются слабыми и непослушными.

Гасты уверены в себе. Двое из них тащат за спиной узлы с какими-то вещами. Один держит в руках железный прут из арматуры.

Это типичная сцена на улицах столицы в это утро. Пришлые, с неизвестным прошлым люди, хозяйничают в городе, ставшим для них лакомым куском неведомой жизни.

И вот они уже окружают девушку кольцом, но тут что-то идёт не так, как было задумано. Визжат автомобильные покрышки, и рядом с ними останавливается легковая машина. Из машины выходят четыре уверенных в себе мужчины с автоматами в руках. Двое из гастов соображают быстрее других и пытаются скрыться с места, но пули летят гораздо быстрее и легко выигрывают соревнования по бегу. Остальные гасты пытаются что-то сказать, но их никто не слушает из этой четвёрки. Грабителей ставят на колени и расстреливают тут же, на газоне. Эхо от автоматных очередей гулко отдаётся среди панельных многоэтажек.

Потом тот из мужчин, кто ведёт себя, как старший среди них, смотрит на девушку и мягко спрашивает:

— Вы ведь Анастасия? Офелия?

Девушка кивает головой. Она в шоке и не может ещё сказать ни слова.

— У меня есть приказ доставить вас к отцу, его зовут Фидель.

Наконец девушка справляется с нервами:

— Да, я знаю. Теперь я знаю.

Утро Судного дня наступило.

 

4

Город, поделённый на зоны, сферы влияния, схлопнувшийся в своих кольцах и замурованный блок-постами и баррикадами, просыпается тяжело, будто с тяжкого похмелья после многодневного запоя. Москва-Сити, огороженный Бульварным кольцом, будто крепостным рвом с протухшей водой, замер в немом ужасе перед неизвестностью бытия. Сегодня воскресенье, и большинство менагеров, юристов и экономистов по образованию, вероисповеданию и убеждениям, остаются дома, там, где застала их судьба и Революция. Блок-посты пусты, полиция исчезла ровно в тот момент, когда от неё мог бы быть хоть какой-то толк.

По улицам, ведущим в самый центр города, бредут гасты. Чем дальше, тем их становится больше. Отдельные группки собираются в толпы, толпы вытягиваются в колонны, чтобы уже при подходе к Кремлю слиться в единую серо-коричневую-чёрную массу.

Те горожане, кто уже проснулся или ещё не ложился со вчерашнего бурного веселья, в ужасе смотрят в окна на улицу. Они не понимают, что происходит. По телевизору крутят одно и то же выступление президента, в котором он призывает сохранять спокойствие и соблюдать порядок. А ещё президент говорит о необходимости вооружаться и создавать по месту жительства или работы народные дружины и советы.

Гасты концентрируются на Красной площади. Они чего-то ждут, но совершенно спокойны и даже деловиты. Многие из них держат в руках сотовые телефоны, но раз за разом им сообщают, что наступил великий день, вселенский праздник исполнения их истинного предназначения.

Новости по телевизору вдруг прерываются картинками прямой трансляции с улиц и проспектов столицы без всяких комментариев. Потом даётся панорама Красной площади с разных ракурсов. Без комментариев, без фоновой музыки, без монтажа. Только масса гастов с непроницаемыми лицами и шум от шарканья двух миллионов ног по асфальту и брусчатке.

Город погрузился в топкую трясину ксенофобии, ненависти и страха. И только солнце в июльском небе, как ни в чём ни бывало, светит на правых, незваных, невиновных и грешников без разбора.

 

5

— Странно, но я выгляжу неплохо для своих лет, — задумчиво говорит Георгий, глядя на экран, где в очередной раз транслируется выступление президента. — Это тем более странно, что я не помню, чтобы я это когда-либо говорил. Или даже слышал этот текст.

— Забей, — советует Фидель. — Мало ли кто что помнит, не помнит. Ты по существу не возражаешь, надеюсь?

— Да нет, по существу всё верно, вот только…

— Что опять не так?

— Не будут они вооружаться. В Москва-Сити скопились трусливые лицемеры, для которых вооружённый мужчина — зримое исчадие ада, а сам принцип оружия — как роспись кровью на договоре с дьяволом.

— Поэтично сказал.

— Ещё б. Как вы это сделали?

— Что? Твоё выступление?

— Ага.

Фидель подумал, а потом признался:

— Если честно, понятия не имею. Могу только предположить, что улитки взломали твоё телевидение и запустили туда вирусный ролик с компьютерными спецэффектами.

— Понятно. Я всегда подозревал, что президент, в принципе, не особо нужен. Даже не спрашиваю, кто такие эти «улитки»…

— И правильно делаешь. Но я тебе всё же скажу, чтобы ты понимал, насколько всё серьёзно. Ты ведь представляешь себе, что такое сеть? Ну, в широком смысле, не просто интернет, но вообще вся сеть — с банкоматами, видеокамерами, сотовой связью, каналами передачи данных для крылатых ракет и псевдоморфов, системами глобального позиционирования, автоматизированными системами управления городской энергетикой?

— Представляю. Особенно хорошо представляю систему управления светофорами в городе.

— Да, и это тоже. Так вот, представь себе, что есть некие улитки, которые взломали все коды и пароли на своём пути и добрались до всех этих систем. И они по-своему разумны.

— Что значит «по-своему»?

— Что значит «разум»?

— Хм… — президент сделал неопределённый жест рукой. — Понятно, философия.

И повернувшись в сторону дивана:

— Кто-нибудь принесёт уже что-то типа льда ему на яйца? Славик, твои стоны меня уже заебали! Думать надо было, в кого стреляешь, дебил.

 

6

ФИДЕЛЬ:

Геринг всё ещё стонал и корчился на диване, но раньше он успел сообщить, что Офелию должны были оформить в Тимирязевской межрайонной прокуратуре и допрашивать как подозреваемую там же, со стороны Следственного комитета. Я позвонил, куда надо, и послал ребят из местного отряда самообороны по адресу. Они отзвонились и сказали, что в здании нет никого в живых, если не считать какой-то твари размером с полгрузовика. Это уже радовало. Я отдал им распоряжение прочесать весь район, она должна была быть где-то там неподалёку.

И вот они звонят и говорят, что нашли Офелию.

— Что с ней? Она жива?

— Жива, здорова. Но мы подтянулись вовремя, Фидель.

— Срочно везите её в Кремль, — сказал я. — И спасибо, мужики.

Президент внимательно смотрел на экран телевизора, где транслировалось торжественное шествие гастов на Красную площадь.

— Я правильно понимаю, что это твоя идея? — спросил он меня.

Я только пожимаю плечами:

— Мы взломали их сотовую сетку и дали приказ от имени их координаторов собираться на площади. На Красной площади.

— И они послушались?

— Ну, да. У них же великий праздник сегодня.

— Какой праздник, Фидель?

— Праздник всесожжения. Ты заебал, Геринг! Хочешь, чтобы я тебе добавил с ноги?

Как же меня бесит этот боров на диванчике! И не только меня. Ксюша непроизвольно вонзает свои сверхострые ноготки в столешницу из массива махагона.

— Знали бы вы, как трудно найти сегодня краснодеревщика, — замечает Георгий.

— У тебя в городе вообще трудно найти кого-либо с руками и головой, — философски отвечаю я.

— Это точно, — соглашается он.

Николай и Иван работают на своих ноутбуках, не покладая рук, рассылая распоряжения, приказы и рекомендации по местам за подписью «Генеральный координатор». Судя по всему, это должен быть я. Правда, я настоял, чтобы рассылка любого приказа сопровождалась обязательной формулой «если это не противоречит твоей совести».

И не спрашивайте меня, что я имел в виду.

* * *

На трибуну мавзолея поднялась красивая девушка с хрупкими чертами лица и огромными глазами. Внизу, возле входа на лестницу, ведущей к трибуне её ждёт её отец, которого все знают как Фиделя.

Из-за кремлёвских стен неожиданно появилась грозовая туча, освещённая изнутри всполохами молний. Туча небольшая, и непонятно, откуда она вообще взялась тут в этот погожий солнечный денёк. Туча непроницаемо черна, как будто око беспощадного великана воззрилось с небес на землю, или тебе снится страшный сон с грозовыми тучами, или это господь из чрева облака разговаривает со своими ангелами.

Гасты заполнили всю площадь и прилегающие к ней улицы. Они стоят тесно, плечом к плечу. Они пришли сюда, чтобы участвовать в празднике с непонятным для них названием — праздник всесожжения. Их тут не меньше миллиона — биологических прототипов будущих людей или роботов, или того и другого.

Фидель стоит без оружия, потому что никакое оружие не поможет, если на тебя хлынет миллионноголовая толпа. Если их и можно назвать роботами-убийцами, то с таким же успехом их можно назвать животными, в которых вложили программу имитации человеческого поведения. Или псевдоморфами без моральных ограничений.

Офелия стоит на трибуне одна, и только грозовая туча в солнечный июльский день висит прямо у неё над головой, наполняя воздух озоном, страхом и предчувствием неотвратимого. Гасты начинают роптать, тут и там раздаются гортанные выкрики, некоторые из них делают ей неприличные жесты. Толпа постепенно приходит в возбуждение, и непонятно, почему они до сих пор не бросились к ней в агрессивном едином порыве.

Офелия медленно поднимает и протягивает руки им навстречу, навстречу морю лиц со злыми глазами. Кажется, токи ненависти, возбуждения и чувства собственной силы и непобедимости проходят через её напрягшееся тело. И вот с кончиков её пальцев сходят первые языки пламени, похожие на лепестки дикорастущих роз. Молнии в туче начинают метаться, как разъярённые демоны, а потом ниспадают единым сплошным огненным потоком на землю, вниз, на головы грешников-гастов, застывших в смертном ужасе, пока их плоть плавится среди разрядов молний и огненных смерчей, поднимающихся с брусчатки Красной площади прямо в глубину тучи, сплетаясь по пути в огненные жгуты, как будто бы состоящие из душ, так и не обретших покоя в грабежах, убийствах и воровстве.

Оглушённый громовыми раскатами Фидель не верит своим глазам — площадь чиста, если не считать метровой толщины слоя пепла и тлеющих в нём тут и там угольков, а грозовое облако медленно удаляется куда-то за кресты на куполах собора Василия блаженного.

 

8

— Крупная технологическая катастрофа произошла сегодня в Подмосковье, — голос диктора телевидения будничен и маловыразителен, как будто речь идёт о падении курса рубля по отношению к доллару на несколько пунктов. — По предварительным данным несколько человек погибло в результате несоблюдения элементарных требований техники безопасности при проведении ремонтных работ на мясокомбинате, принадлежащем одной из известных сетей быстрого питания, что привело к возгоранию био-реактора. Более определённые данные будут получены после проведения расследования этого инцидента. Президент уже подписал указ о создании правительственной комиссии, которую возглавит недавно назначенный Главный санитарный врач Роспотребнадзора…

Фидель смотрит на экран телевизора:

— Картинка из архива, — сообщает он.

Они с Георгием, выполняющим обязанности президента, сейчас находятся в кабинете, долгое время бывшим средоточием абсолютной власти в стране, а потом — в городе. «Виталий Виталиевич» сам попросил Фиделя о разговоре наедине.

— Ну, не можем же мы сразу показывать ту радиоактивную пустыню, что находится сейчас на месте их тайных лабораторий, — замечает президент. — Новости надо подавать постепенно, дозами полуправды…

— И откровенной лжи. Да, ты быстро учишься, у своего брата.

— Фидель, давай без морализаторства. Кто бы говорил о морали! Помню я одну маленькую девочку…

— Мы же оба знаем, что это была не девочка, и даже не гаст, а секретная разработка одной известной сети быстрого питания, не будем её называть, хотя все знают, что это смакдональдс. Гасты никогда ни до, ни после не использовали пластид для изготовления бомб.

Георгий разлил водку по рюмкам и поднял свою:

— Забей. Это уже отходит в прошлое. За твоих дочерей и, надеюсь ты меня пригласишь на свадьбу, молодую жену!

Они выпили и закусили бутербродами, приготовленными на скорую руку офицером Генштаба, выполнявшим сейчас обязанности помощника и секретаря президента.

— Вот скажи мне, Фид… Олег. Чего нам всем не хватает в первую очередь? Нам — это значит всему народу. И в Москва-Сити, и в Москве, и вообще по стране.

Фидель задумался на секунду, не больше:

— Счастья нам не хватает, Георгий. Просто счастья.

Теперь задумался уже президент, а диктор перешёл к следующей новости из Первопрестольной:

— Наши корреспонденты сообщают, что… ммм… Гасты неизвестной породы, у которых есть крылья, совершили налёт на одно из зданий Роспотребнадзора. Мы покажем съёмки наших операторов, но предупреждаем, что детям и людям с неустойчивой психикой смотреть не рекомендуется. Вот вы видите, как они подлетают к зданию, на котором нет даже вывески, потом… Ещё раз предупреждаем, что детям эти кадры смотреть не рекомендуется! По блокноту с фамильным гербом удалось опознать одного из иностранных специалистов, работавшим в департаменте на должности референта Главного санитарного врача…

— Что такое счастье, Олег?

 

9

ФИДЕЛЬ:

— Значит, сварочные работы при ремонте, несоблюдение техники безопасности и взрыв реактора? Такова официальная версия? — мы держим с Георгием в руках полные рюмки.

— Типа того. И молчите вы там в своих сетях!

Мы выпиваем, закусываем бутербродами.

— Вот тут ты не прав, — говорю я. — Отстал от жизни. Сегодня же пойдёт волна в интернете с разоблачением заговора правительства против заговора смакдональдса. На мясокомбинате будут кишмя кишеть инопланетяне, которых правительство втайне от народа уничтожит термоядерным взрывом, уронив на них спутник с бомбой.

— Всего лишь крылатая ракета с минимальным ядерным зарядом. Предназначена для уничтожения авианосцев противника.

— Нет, это банально. Пусть будет ториевая бомба-спутник. Чем бредовее будет наша теория заговора, тем больше идиотов в неё поверят, что сделает бессмысленным всякое объективное расследование. Кстати, вы уже нашли палочки Коха в смакдональдсовских котлетках?

— Нет, мы нашли повышенное в три раза содержание натрия. Смакдональдс закрыт. Натрий — он такой натрий.

— Насколько я знаю, натрий содержится в поваренной соли.

— Да, печалька. Но приказ уже подписан Главным санитарным врачом, увы.

Я почувствовал, что пора уже мне поучаствовать в разливе самого гениального национального изобретения — русской водки. Разлил по рюмкам:

— Ты спрашивал, что такое счастье, Георгий. Понимаю, что вопрос как бы риторический, но… Давай посмотрим вот с какой стороны: тридцать лет мы живём в стране, где люди разобщены. Каждый за себя, вокруг соперники, если не враги. Социал-дарвинизм в чистом виде. Те, кто живёт внутри Бульварного кольца, презирают всех, кто вне его, и это взаимно. Не пора ли вернуть нации единство, господин президент? Да, богатым придётся поступиться частью своих не таких уж и праведных богатств, но что с того? Ради великой цели — великой нации — нам всем придётся чем-то поступиться.

— Э-э-э, Фидель, да ты националист!

— Это да.

— А что такое нация, по-твоему?

Я задумался, но ровно на секунду:

— Нация — это братство по оружию.

Георгий кивнул. Мы выпили без тостов и не чокаясь. Мои павшие в боях товарищи стояли вокруг меня с просветлёнными лицами.

 

10

Высший Совет заседал уже больше суток. Депутаты-сенаторы принимали один закон за другим, даже не читая законопроекты. Собственно, зачем их читать? Они последовательно запретили нарезное огнестрельное оружие, исключая наградное, потом охотничье гладкоствольное, потом не летальное оружие самообороны, потом приняли закон, запрещающий использование ножей в качестве оружия, потом вдогонку закон, обязывающий владельцев кухонных ножей хранить их в специально отведённых местах. Под запрет также попали сковородки, табуретки, пустые пивные бутылки, садовые скамейки, механические мясорубки, бейсбольные биты вместе с бейсболом, бензопилы, топоры, пестики, диаметром более трёх сантиметров, а бутылки из-под шампанского были признаны отягчающим обстоятельством при рассмотрении дел в судах.

Отдельной темой стали так называемые конституционные права граждан.

— Никто не запрещает гражданам собираться мирно и без оружия, — заявил представитель Единой Москва-Сити. — Вот только им придётся доказать в суде, что у них мирные намерения. Представят доказательства за три месяца, и пусть собираются. По решению суда и пройдя проверку, что у них нет оружия. Я не вижу тут никаких нарушений конституционных прав.

Законопроект был принят единогласно.

По вопросу о праве на свободу слова выступил сам Ряжиновский:

— Это… Права, да, пусть говорят! Но надо же фильтровать базар! Я всегда фильтровал базар, а они что? Пусть разберётся суд, без базара! Никто не против, это же свобода. С решением суда на руках говори, что хочешь, да. А нет постановления нашего справедливого суда, молчи, ибо клевета будет! И сажать всех! Лагеря, по всей стране лагеря…

В зал заседаний Высшего Совета входит неприметный человек в сером костюме с папкой под мышкой и просит у спикера слова. Тот кивает. Человек проходит к трибуне:

— Граждане сенаторы-депутаты. В глобальной сети интернет появились документы, свидетельствующие о коррупции некоторых народных избранников. Следственный комитет проверил их и признал соответствующими действительности. Согласно указу президента, разрешения Высшего Совета для привлечения к уголовной ответственности сенатора-депутата больше не требуется. Поэтому прошу граждан, — зачитывает список. — Пройти на выход. И вы, гражданин Ряжиновский, тоже в списке.

На большом экране появляются видеоролики. Вот в кабинете одного из сенаторов тот принимает взятку, а вот автомобиль другого депутата сбивает трёх пешеходов, после чего скрывается с места происшествия. Потом идут кадры с заграничными счетами, кадры с блядями, развлекающими сенаторов в сауне, секретные переговоры с явными шпионами. Кино обещает быть интересным.

Депутаты-сенаторы с бледными лицами по одному выходят из зала. Некоторые из них, кто поопытнее, самостоятельно снимают ремни и шнурки с ботинок.

В зале звучит гимн Совета:

«По шпалам, по железной дороге»…

 

11

Фидель с Николаем-Утёнком, своей девушкой Ксенией-Ведьмочкой, дочкой Настей-Офелией и гражданским мужем другой дочки Иваном вышли из Боровицких ворот Кремля в Александровский сад. Красную площадь ещё не убрали от метрового слоя пепла. Они решили прогуляться по Москва-Сити пешком. Город будто приходил в себя от тяжёлого похмелья. Полицейские на посту возле вечного огня косились на них, разгуливавших с автоматами на плечах возле кремлёвских стен, но не проявляли никакого желания поинтересоваться, кто они такие и что тут делают.

Фиделя потянуло на размышления:

— Больше всего в революциях мне нравится вот этот момент — на следующее утро. Идёшь по разгромленному городу разрушенной страны, и так легко дышится.

— А я хочу есть, — заявляет Ксения. — После революции у меня обычно зверский аппетит.

Они пересекают Манежную площадь и идут по Тверской вверх к Пушкинской площади. Идут почему-то по тротуару, хотя на проезжей части нет ни одной машины. Одно из кафе работает, и они заходят поесть.

Иван и Николай тут же достают ноутбуки и углубляются в руководство революционной ситуацией. То и дело, кто-нибудь из них бросает вслух фразы типа: «Хамовники освобождены» или «Лужники разблокированы». Фидель заказывает официантке целую кучу всяких блюд, бутылку «Столичной», а на десерт, что девушки захотят. Минут через десять перед кафе останавливается боевая бронированная машина, и из неё вылезают в полном снаряжении Даша, Брэд Питт, Эдвард-Руки-Ножницы и Кузя.

— Отряд гражданской самообороны снова в сборе, — констатирует Фидель. — Не хватает только боевых самокатчиков.

— Да не вопрос! — Кузя набирает СМСку. — Сейчас подтянутся, лошары.

Негромко играет старый добрый хаус. В кафе, кроме них, никого нет, хотя время обеденное.

— А что, пиво тут есть? — интересуется Кузя, снимая бронежилет. — Не хочется с водяры начинать.

Он делает знак официантке, руками изображая пенистый напиток в стеклянной кружке. Та почему-то понимает, что от неё хотят, и приносит бочковое пиво вместе с бутылкой водки. На всякий случай несколько кружек.

Над стойкой бара есть телевизор, там передают последние новости:

— Расследованием преступной деятельности международной корпорации «Смакдональдс» займётся специально созданная президентом комиссия. В интернете уже опубликованы некоторые шокирующие факты. Так, в состав искусственного мяса, из которого изготавливались котлеты, входили психоделические наркотики, вызывавшие пожизненное привыкание…

Официантка приносит им еду. Одного столика им явно не хватит, поэтому они придвигают второй, а потом и третий.

— Ну, я предлагаю тост за воссоединение семей, — поднимает рюмку Иван. — Николай, поухаживай за Настей, у неё не налито.

Они выпивают, закусывают.

— С наркотиками они, конечно, переборщили, — перекрикивая общий шум, заявляет Николай. — Но трудно в двух словах объяснить народу, что псевдоморфная животная ткань действует на человека, как катализатор эволюционных изменений. А на гастов, да, как наркотик.

Посмотрев на Фиделя, Николай подносит палец ко рту:

— Давайте потише, что ли.

Фидель спит, положив голову на ладонь с детской улыбкой на устах. Ксения укрывает его камуфляжной курткой, заодно заботливо поправляя ему растрёпанные волосы.

 

12

На обуглившуюся, а кое-где превратившуюся в стекло, почву в эпицентре взрыва падает радиоактивный пепел. Расплавленные стальные конструкции бывшего мясокомбината отблёскивают озёрцами жидкого металла, быстро покрывающиеся застывающей коркой оксидов.

Чёрный кот сидит на краю рукотворной пустыни и внимательно наблюдает. Кончик его хвоста подёргивается. Он не напряжён, но и не расслаблен. Он именно такой, какой он есть. В этом весь секрет котов и кошек. А ещё божества.

Смысл Первотворения в том, что нет ни добра, ни зла. Эти вещи появились уже потом, кое-кто считает, что их вынесли из рая. Другие, наоборот, склонны думать, что это адское изобретение.

Гасты уверены, что рай и ад — это одно и то же место, а грешников от праведников отделяет только намерение, которое невозможно выразить словами.

Кот не интересуется метафизикой, он просто сидит и смотрит в искусственную пустоту, оставшуюся после атомной бомбардировки. Он видел свет, но свет принёс с собой не жизнь, а смерть. На новом витке эволюции это, в сущности, одно и то же.

Ночной Кот прислушался к голосу в своём мозгу, там как будто пели сирены, но на самом деле это улитки делились с ним своим ощущением радости безгрешного существования.