Диктор, чеканя каждый слог, передавал материалы для местных газет. Но трое слушали этот диктант так внимательно, как будто хотели запомнить каждое слово.
Но до конца дослушать эту диктовку им не удалось: по коридорам с этажа на этаж полетел звонкий голос дежурного:
— Застава, выходи строиться!
По деревянному полу торопливо загрохотали кованые солдатские сапоги.
Сорвался с места ефрейтор Кузнецов. Санька с Костей выбежали за ним.
Прошли считанные секунды, а уже перед фасадом здания заставы в две шеренги выстроились пограничники. Дежурный докладывал:
— Товарищ майор, по вашему приказанию погранзастава построена!
Молодцеватый и торжественный майор Чистов вскинул руку к козырьку фуражки, скомандовал:
— Вольно!
Окинул строй быстрым взглядом и вдруг, как будто спохватившись, подал команду:
— Застава, смирно! Равнение направо!
Костя впервые видел военный строй. Его так и подмывало пристроиться к солдатам на левый фланг, вытянуться в струнку и таким же вот четким рывком повернуть голову направо — в сторону, откуда приближалась открытая легковая машина, в которой ехали полная женщина и трое военных — два полковника и молодой лейтенант.
Машина остановилась перед серединой строя. Женщина, несмотря на свою полноту, легко спрыгнула на землю, вслед за ней сошли полковник с лейтенантом. По дороге мелкими старушечьими шажками торопилась Ефросинья Никитична и на ходу прикладывала к глазам белый носовой платок. Приехавшая женщина побежала навстречу ей, вытянув вперед руки и приговаривая:
— Фросенька, миленькая ты моя! Да ты не бегай — я сама подойду!
А майор Чистов докладывал:
— Товарищ полковник! Пограничная застава имени Павла Степановича Горностаева построена для встречи дорогих и почетных гостей!
А главный почетный гость — это была долгожданная Мария Васильевна Горностаева — плакала совсем как обыкновенная женщина, обнимала и целовала Ефросинью Никитичну. У Кости тоже почему-то навернулись слезы на глазах. Нервно покусывал губы майор Чистов. Будто для того, чтобы вынуть соринку из глаза, отвернулся в сторону пожилой полковник. Часто-часто мигал глазами молоденький лейтенант. Вроде бы еще суровее стали солдаты…
Ефросинья Никитична бережно гладила гостью по плечу и утешала:
— Вот и приехала, славная ты моя!.. Ну, чего же так расстраиваться? Успокойся, Машенька. Вон тебя солдаты ждут. Иди-ко, поздоровайся…
А солдаты продолжали стоять по команде «смирно» — торжественные, строгие. Многих из них Костя уже знал. Но раньше он видел их не в строю, и это были обыкновенные молодые парни, только одетые в военное обмундирование, — всегда веселые, разговорчивые. А теперь это были не просто парни в военной форме, это были настоящие солдаты: отважно решительные, дисциплинированные.
Не узнавал Костя и собственного отца. Обычно медлительный, теперь Сергей Иванович Шубин, вооружившись фотоаппаратом, по-молодому бегал с места на место и только успевал щелкать затвором. Ничто не ускользало от объектива «зоркого»: ни доклад Чистова полковнику, ни четкий строй пограничников, ни плачущие от радости женщины, ни мальчишки, каким-то образом пристроившиеся к левому флангу пограничников.
«Молодец, папка! — мысленно похвалил его Костя — Это пригодится и для школьного музея».
Умиротворенные, притихшие, взявшись за руки, как девочки-первоклассницы, Мария Васильевна и Ефросинья Никитична подошли к строю. Теперь Костя разглядел: на груди у каждой из них по ордену Красной Звезды и по медали «За победу над Германией». И это было неожиданным для Кости. Нет, видимо, не зря называют Ефросинью Никитичну знаменитым пограничником, не зря ее так уважают и солдаты и офицеры…
Мария Васильевна остановилась перед серединой строя и сказала тихим, срывающимся голосом:
— Здравствуйте, сыны мои!
И вздрогнул воздух, и далеко вокруг разнесло чуткое пограничное эхо дружный, радостный возглас солдат:
— Здравия желаем, Мария Васильевна!
Она прижала руки к груди, подошла к полковнику и попросила:
— Григорий Кузьмич, дайте, пожалуйста, «вольно».
— Есть, Мария Васильевна! — полковник отрывисто козырнул и скомандовал: — Вольно!
По шеренгам прокатился легкий шумок, похожий на шелест. Суровые, строгие, минуту назад казавшиеся неприступными, лица солдат вдруг преобразились, подобрели сразу. И теперь солдаты в самом деле стали похожими на сыновей этой женщины. Она подошла к Чистову, по-матерински поцеловала его и сказала довольным голосом:
— Вот и увидела, кто командует нашей заставой!
— А это кто, Машенька? Ну-ка, узнай! — Ефросинья Никитична подвела ее к капитану, замполиту заставы.
— Василек? — растерянно спросила Мария Васильевна. — Не может быть!
— Он самый, ваш бывший подносчик патронов! — радостно ответил капитан.
— Вон ты какой вымахал! — Мария Васильевна добрыми глазами оглядела замполита с ног до головы и покачала головой: — Был Василек, парнишка, а теперь смотри ты — капитан!.. Весь в батюшку родного, только тот вроде покрупнее был. Был… А я вот и сейчас его голос слышу.
Лицо Марии Васильевны помрачнело вдруг.
Сколько хороших людей полегло тут!.. — со вздохом проговорила она, взглянув в сторону границы. — Сколько тут святой крови пролито!..