Пелагея Зиновьевна вернулась домой и застала дочь на кушетке. Закусив от жалости к самой себе кулачок, Зиночка неподвижно сидела в той самой позе, в какой ее оставил Виталий Андреевич. Последнее его «прощай» все еще звучало в ее ушах.

«Он ушел навсегда. Но почему ушел? Он же меня любит… я это вижу. И ушел… Почему?»

Зиночка подняла навстречу матери мутные, воспаленные глаза, в которых застыли слезы.

— Ушел, — ответила Зиночка на безмолвный вопрос матери. — Совсем ушел…

Пелагея Зиновьевна в душе твердо решила, что управу на своевольство «этого Виталия» надо искать в обкоме. «Схожу к секретарю Степану Васильевичу Кудю, расскажу ему все без утайки. Он депутат, я за него голосовала. Все говорят, что он самостоятельный человек».

Но, когда Пелагея Зиновьевна узнала, что Виталий Андреевич «ушел совсем», она облегченно вздохнула. «Слава богу. Теперь не надо будет никого беспокоить». И она повторила вслух:

— И слава богу…

Пелагея Зиновьевна подошла к дочери, хотела по привычке пригладить ее растрепавшиеся волосы, но раздумала.

— Привела бы себя в порядок, что ли. А то похожа на… — Пелагея Зиновьевна не договорила, на кого похожа Зиночка, и вздохнула. — Прохвост окаянный, еще корчит из себя порядочного.

— Мама, почему ты не любишь его? Он же хороший человек. Его все так уважают.

— Кто это его уважает? — вспыхнула мать. — Такие, как ты которых он обманывает, да те, кто его еще не знает.

— Мама! Неправда это. Неправда. Он хороший человек. Он и… тебе купил подарок.

Зиночка поспешила в комнату и вернулась оттуда с шалью в руках.

— Вот…

Мать побледнела, схватила шаль и швырнула ее на пол.

— Я… своей дочерью не торгую… — Голос ее стал резким. — Слышишь! Не торгую. Так и передай ему. А для подарков у меня есть сыновья.

— Мама, — зарыдала Зиночка. — Он же меня любит! Хочет с женой разводиться.

— Дура! Набитая дура! Больше мне нечего тебе сказать. Разве в одной женитьбе депо? А совесть-то где твоя?

После размолвки с матерью Зиночка осталась наедине со своими тревожными думами. Как быть? Хотелось, чтобы случилось что-то необыкновенное. Например, развалился бы дом… или земля остановилась в своем вечном беге. Порой Зиночке начинало казаться, что мать права в своих нареканиях на Виталия. «Зачем я ему нужна?» Потом думала с горечью: «Ну и пусть он ушел от меня навсегда. Мне остается его сын». Но постепенно все ее мысли свелись к одному: «А… все равно… Лишь бы пришел. Хоть разок…».

Зиночка решилась объясниться с Виталием Андреевичем последний раз. «Увижу его один разочек, и все. Всего один раз. А потом уже никогда не буду с ним встречаться».

Она вырвала из блокнота цветной лист бумаги и быстро написала записку. «Отнесу и передам в руки». Но идти к Дому народного творчества у нее не хватило сил.

Листок бумаги, который нес ее любовь и ее муку, она сложила вчетверо и надписала: «Виталию». Затем вложила в конверт и еще раз надписала: «Областной Дом народного творчества, директору Виталию Андреевичу Дроботу. Лично».

Но сразу отправить так и не решилась. Это письмо еще два дня лежало у нее в кармане. Оно обжигало руки, когда они нечаянно касались шероховатой бумаги, леденило душу, когда Зиночка о нем вспоминала. В сердце все же жила маленькая надежда: «Может быть, он все-таки придет?»

Но Виталия Андреевича не было. И, отчаявшись, она решила опустить послание в широкий зев почтового ящика.