Глава 6
Золотой век
Современники Теодориха говорили о временах его правления как о поистине Золотом веке, о возврате прежних счастливых дней, поскольку несколько десятилетий, предшествовавших его приходу к власти, были отмечены беспросветной нищетой и тяжкими условиями жизни его народа. И эту счастливую перемену как друзья, так и враги Теодориха единодушно считали результатом проводимой им политики. Рим вновь стали называть — и уже в последний раз — Felix Roma, то есть счастливым Римом.
Как же удалось Теодориху добиться столь разительных перемен за довольно короткое время своего правления? Ни государственные, ни экономические органы управления страной не претерпели каких-либо существенных изменений. Все дело в том, что Теодориху удалось принести многострадальной Италии такой бесценный дар, как мир, который он стремился оберегать на протяжении всей своей жизни. Именно это было совершенно необычным в те жестокие времена. Армия его остготов была надежной защитой от набегов воинственных, жадных до чужого добра варваров. Сам король принимал весьма решительные меры к тому, чтобы и в самом государстве, и на его границах спокойствие сохранялось настолько долго, насколько это было возможно. Кроме того, его правительство проявляло крайнюю осторожность в таком вопросе, как повышение налогов, и гарантировало полное освобождение от налогов и государственную поддержку в тех случаях, когда речь шла об освоении новых земель или возникновении форс-мажорных ситуаций (стихийные бедствия, пожары и т. п.). Финансовое положение страны во времена правления Теодориха было очень стабильным, что позволяло правительству осуществлять мероприятия, имевшие чрезвычайно большое экономическое и экологическое значение: строились и реставрировались водопроводы и бани, для создания новых посевных площадей осушались болота. «Принимались все меры по сохранению, увеличению и рациональному использованию природных богатств страны независимо от того, о чем шла речь — о добыче полезных ископаемых или лове рыбы».
На новую, более высокую ступень поднялись сельское хозяйство, торговля, ремесла — словом, вся экономическая жизнь страны, — что позволило поддерживать на определенном уровне благосостояние ее жителей, несмотря на значительное увеличение размеров самого государства. Обновленное Остготское королевство было полно, если можно так выразиться, юношеского задора и за очень короткий промежуток времени достигло небывалых темпов развития. А поскольку, как уже говорилось, римляне привлекались к работе в органах самоуправления наравне с готами, то в широких римских кругах очень скоро примирились с фактом единоличного правления Теодориха. Дело зашло настолько далеко, что некоторые римляне и это вызывало вполне заслуженные насмешки Теодориха — начали стараться внешне походить на готов: в одежде, прическах и т. д. Можно сказать, что из всего латинского населения страны крайне враждебно по отношению к готам была настроена лишь одна (правда, обладавшая довольно заметной властью) группа, а именно сплотившиеся под флагом крайнего национализма знатные латифундисты. Но и им было невыгодно препятствовать неуклонному росту процветания страны в обстановке мира и порядка. И в течение очень многих лет после смерти короля-еретика — когда его народ даст последний отчаянный бой за свое существование и уже потеряет Равенну — ортодоксальные священники будут с благодарностью и грустью вспоминать то воистину счастливое время. Один из таких священников, Аноним Валесиан, который родился, может быть, в уже ставшей императорским городом Равенне, оценил времена правления Теодориха весьма примечательными словами:
«В его время Италия на протяжении 30 лет наслаждалась мирной жизнью, которая продолжалась и при его преемниках. Все, за что он ни брался, ему удавалось… Он щедро раздавал нуждающимся и деньги, и продукты питания, а поскольку он сумел прекрасно наладить работу органов управления, государственная казна, которую он принял совершенно пустой, быстро наполнилась. Он не предпринимал никаких мер, направленных против ортодоксальной религии. Он дал народу цирковые и другие театральные зрелища, поэтому его часто сравнивали с Траяном и Валентинианом I — настолько похожи были его дела на деяния этих императоров… К нему стекались деловые люди со всех концов страны. Судебные органы Италии осуществляли в его время правосудие настолько хорошо, что если кто-либо решался для улучшения своего благосостояния вложить куда-либо свое золото или серебро, то он мог быть уверен в том, что они сохранятся так же надежно, как за каменной стеной. Он повелел, чтобы ни один город Италии не имел городских ворот, а там, где они уже были, получили приказ никогда их не запирать; каждый мог заниматься своим делом в любое время дня и ночи. В его время на один солид можно было купить 60 четвериков пшеницы или 30 амфор вина».
Высокий уровень развития экономики и стабильное финансовое положение страны особенно сильно проявились в двух областях: в литературной жизни и в обеспечении сохранности общественных зданий и памятников. В то время как личное участие остготского короля в делах, относящихся к первой области, было лишь символическим — он мог создать благоприятные условия для ее развития, — то ко всему, что касалось второй области, Теодорих относился с искренним рвением и не жалел средств на уход за памятниками и зданиями. Перестраивая, реставрируя и придавая новый блеск величественным сооружениям и монументам, которые несли на себе следы умирания когда-то могущественнейшей Империи, Теодорих хотел лишний раз подчеркнуть, что он пришел в Италию не для того, чтобы разрушить все, связанное с этой Империей; нет, он всегда восхищался ее делами и сделает максимум возможного, чтобы вдохнуть в нее новую жизнь.
Особого внимания Теодориха в этом деле удостоились две столицы — Рим и Равенна. Имя остготского короля тесно связано с этими городами Италии. В новом дворце, который Теодорих построил для себя в Равенне, есть его мозаичный портрет. (Описание этого портрета сделал Агнелл, равеннский священник первой половины IX века, которому мы обязаны многим ценным сведениям о церковных сооружениях его родного города.) Так вот, на этом портрете Теодорих представлен одетым в кольчугу, в правой руке он держит копье, в левой — щит; рядом со щитом — символическое изображение Рима с дротиком в руке и в шлеме; на той стороне, где король держит копье, символическое изображение Равенны, направляющейся к королю: ее правая нога опирается на море, а левая — на сушу. Господствующая над морем и сушей Равенна украшалась с поистине королевской щедростью, а в Вечном городе производились масштабные реставрационные работы. Постоянная работа по улучшению состояния этих двух столиц была для Теодориха не обузой, а любимым занятием.
Как известно, в античной древности было семь знаменитых чудес света. Рим, в котором находилось большое количество ценных памятников архитектуры, остготский король считал восьмым из таких чудес. Несмотря на тяжкое испытание, которому подвергли Вечный город вестготы Алариха I и вандалы Гейзериха, его по-прежнему украшали древние монументальные сооружения: театры, термы, базилики и опустевшие языческие храмы. Сохранили свой великолепный вид и форум Траяна и Капитолий. По образному выражению Кассиодора, Вечный город все еще населял «весьма многочисленный народ статуй и целый табун бронзовых и мраморных коней». Но были, разумеется, и поврежденные, и в значительной степени разрушенные здания. Во многих сооружениях были извлечены железные скобы, скреплявшие мраморные и травертиновые плиты; блоки и колонны старых зданий либо использовали для возведения новых, либо готовили из них жженую известь. Ради ценных материалов разрушали даже мраморные и бронзовые статуи. В каких масштабах все это происходило, мы можем судить по такому факту, что сам Теодорих поступал подобным образом: он приказал использовать для строительства своей резиденции в Равенне мраморные блоки разрушенного императорского дворца Пинкир. Однако вскоре Теодорих опомнился и попытался с присущей ему энергией устранить все нанесенные Риму повреждения, как это уже делал до него император. Ярким свидетельством этих усилий Теодориха являются его указы, которые впоследствии Кассиодор и один из его учеников опубликовали под названием «Variae».
Рис. 40. Кирпич с именем Теодориха (из базилики святых Сильвестра и Марии)
Теодорих ввел должность специального городского архитектора, в обязанности которого входил надзор за реставрацией зданий и сохранением их в надлежащем состоянии. Ему помогала в работе существовавшая и прежде Служба охраны статуй, следившая за состоянием всех городских скульптур. Их деятельность в Риме была чрезвычайно плодотворной. Государство затратило огромные средства на строительство кирпичных заводов и мастерских. Во многих светских и церковных зданиях того времени можно было найти кирпичи с клеймом Теодориха. Был отреставрирован целый ряд крупнейших сооружений Рима: гигантский императорский дворец на Палатинском холме, огромный (и сильно разрушенный) театр Помпея, величественное (и почти не подвергшееся разрушению) здание Амфитеатра Флавиев (Колизей). Привели в порядок и постоянно использовавшийся Большой цирк, верхние этажи которого довольно сильно пострадали от времени. Из средств, полученных от введения налога на вино, король ежегодно выделял определенную сумму на приведение в порядок стен Рима. Значительные суммы тратились также на обеспечение функционирования гигантских водопроводов, общественных терм и купален, великолепной, достойной самых высоких похвал системы канализации, а кроме того, на содержание чиновничьего аппарата. Особо нужно подчеркнуть то, что Теодорих выделял из своих собственных средств Деньги на строительство ортодоксальных церковных зданий. В годы его правления для Папы Симмаха были построены различные часовни в церкви св. Петра, рядом с этой церковью — церковь апостола Андрея, базилика св. Панкратия и базилика двух святых Пап: Сильвестра и Мартина Турского. Из стен последней базилики извлекли кирпич с именем Теодориха. Эта базилика — построенная на средства некоего Палатина, который, вероятно, был одним из высокопоставленных готских чиновников Теодориха и поэтому, как и король, особо чтил святого Мартина, поскольку был родом из Паннонии, — сохранила свой облик до наших дней. Жак благодаря стараниям Теодориха, стремившегося удовлетворить все духовные и мирские потребности Рима, этот город за очень короткий срок помолодел и украсился новыми зданиями. И, пожалуй, Эннодий не слишком сильно преувеличивает заслуги Теодориха, описывая в своем панегирике его деятельность такими словами:
«Я вижу, как в лежащий во прахе город вливается новая красота, как повсюду во благо государства встают новые дворцы, а старые обретают былое величие. Я вижу полностью возведенные здания там, где совсем недавно я видел лишь их проекты. Весь Рим, мать городов, стряхнул с себя все увядшее и прямо на глазах помолодел».
А вот что говорит о Теодорихе упомянутый выше Аноним Валесиан: «Король любил строить новые здания и придавать прежний блеск стареющим городам, что, безусловно, следует считать одним из самых больших его достоинств». Нам известно о строительных работах в Террачине, Сполето, Парме, Павии и Монце. В Павии, совершенно по-особому укрепленном городе, по приказу Теодориха были построены дворец, купальни, амфитеатр и возведены новые городские стены.
Наиболее пристальное внимание Теодорих уделял двум городам — Равенне и Вероне. Оба этих города король сделал своими резиденциями, руководствуясь в первую очередь соображениями военной безопасности.
Рис. 41. Вид на Верону
Как уже упоминалось выше, на вершине холма Сан-Пьетро, господствующего и над всем городом Вероной, и над ее окрестностями, был построен огромный, хорошо укрепленный дворец. (К сожалению, в настоящее время от него остались лишь жалкие остатки, скорее всего — обводных стен и восьмиугольных башен по углам.) В качестве дворцовой церкви Теодорих использовал одну из двух церквей: либо расположенную поблизости от дворца церковь св. Петра, либо, что вероятнее, весьма интересующую нынешних историков строительного искусства церковь Сан Стефано, наиболее Древние элементы которой клирос и крипта, возможно, восходят именно к тем временам. И отнюдь не случайно Теодорих отдавал предпочтение Вероне, ибо этот город, в котором уже были прекрасные термы, великолепный римский театр и большая Арена и в котором сам Теодорих приказал соорудить новые термы и акведуки, был хорошо укрепленной крепостью. Именно сюда Теодорих приезжал всякий раз, когда этого требовали интересы безопасности его государства; правда, приезжал он в Верону и тогда, когда ему становилось или слишком жарко, или слишком скучно в расположенной на равнине и окруженной болотами Равенне.
Находясь в Равенне, Теодорих мечтал о том времени, когда этот город будут окружать не бесплодные болота, а пышные сады. Эннодий говорит об этом так:
«Теперь, после того как поле битвы стало красным от крови,
Ты разведешь здесь сады и украсишь их пурпурными цветами.
Роскошные кустарники подарят тебе прекрасные плоды,
Деревья подарят тебе чудесные фрукты —
Такие же благородные, как и ты.
Зеленая трава узнает своего господина и молча поприветствует его;
Всему, к чему ни прикоснется король, он отдает тепло своего сердца.
Благодарная земля громко скажет мне о том,
Для кого растут на ней деревья.
Здесь, исполненный благодати,
Явится моим глазам великий вождь».
Рис. 42. Арена города Вероны
Рис. 43. Дворец Теодориха в Вероне (городская печать Вероны XII века)
А в Вероне, стоя на вершине холма, где для него был выстроен дворец, Теодорих с удовольствием вдыхал свежий горный воздух и любовался открывающейся его взору великолепной картиной: прямо у его ног лежал огромный город и блестела излучина реки Атесис, на юге перед ним расстилалась широкая лента реки Пад, за которой виднелись Апеннины, а на севере и западе красовались заснеженные вершины Альп. Здесь, где его никогда не тревожили воспоминания о годах, проведенных в императорской резиденции, он чувствовал себя единственным властелином этого прекрасного города. Это была его Верона! «Verona tua», — так называл ее Эннодий. В героическом эпосе город Верона фигурирует под именем Берн.
И тем не менее, столицей и главным деловым центром нового государства была отвоеванная у Одоакра Равенна, которая стараниями Теодориха превратилась в неприступную крепость и в которой, как в прежней императорской столице, находились все правительственные учреждения. Правительство Теодориха состояло, как известно, и из готов и из римлян, и эта двойственность не могла не наложить свой отпечаток на нравы его двора и жизнь его столицы. В Равенне всегда были сильны традиции прежнего блестящего образа жизни, свойственного римлянам, но на этом фоне было не менее заметным великолепие германского двора Теодориха, выросшего и получившего образование в Константинополе. Этот двор — со своим королем, непохожим ни на какого другого монарха, с его женой, в характере которой прекрасно уживались и царственная гордость и мягкая доброта, с роскошными празднествами и пирами, с певцами и арфистами, исполнявшими хвалебные и героические песни, с высшими готскими военачальниками, обладавшими опытом, мудростью и почти неограниченной властью, с мощными отрядами королевской гвардии и воинскими турнирами юных готов, — да, этот двор был поистине германским. Но были и римские аристократы, которые также занимали весьма ответственные посты, были яркие представители греческой и римской культуры, греческие и римские гувернантки, учителя, литераторы, художники и врачи — и все они являлись неотъемлемой частью римского уклада жизни в Равенне. Таким образом, королевский двор был ярким отображением всех идеальных устремлений своего монарха, который, постоянно заботясь о сохранении у германцев боевого духа и инициативы, тем не менее с готовностью принял многие римские обычаи и постарался дать и воспитание, и образование римской матроны как своей дочери Амаласунте, так и своей племяннице Амалаберге.
О своей столице, в которой еще при жизни императрицы Галлы Плацидии (ум. в 450 году), обладавшей тонким художественным вкусом, были построены многие великолепные здания, прежде всего — церкви и дворцы, Теодорих заботился истинно по-королевски. Он привел в порядок городской водопровод, который проложили еще при Адриане, и теперь жители были надолго обеспечены столь нужной им чистой водой. Он построил новые и отремонтировал старые термы, возвел здание Большого Гостиного двора (так называемую базилику Геркулеса) и многие другие крупные сооружения, отличавшиеся новизной архитектурной мысли и ставшие истинным украшением Равенны.
Рис. 44. Капитель базилики Геркулеса (?) в Равенне с монограммой Теодориха
Среди них в первую очередь следует назвать построенный в восточной части города (позади церквей Сан Аполлинаре Нуово и Сан Джованни Евангелиста) дворец, передний фасад которого был обращен к западу, а задний — к находившемуся на востоке морю. Теодорих «изо всех сил старался приблизить завершение строительства дворца, однако ему не было суждено дожить до его освящения; правда, портики, расположенные по периметру дворца, он успел закончить». Так говорится в одной из древних равеннских хроник. Королевский дворец Теодориха строился, вероятно, по образцу императорского дворца Халка в Константинополе. Литературные источники свидетельствуют о том, что во дворце были обращенная к морю трапезная, широкие галереи; стены были облицованы мрамором и украшены великолепной мозаикой. То здание, которое сегодня гиды представляют приезжающим в Равенну туристам как дворец Теодориха, действительно принадлежало ему, но в более поздние годы подверглось реконструкции. Истинный облик этого дворца времен Теодориха мы не в силах восстановить.
Рис. 45. Реконструированный дворец Теодориха в Равенне
Мы имеем лишь весьма приблизительное представление о том, как в то время выглядело главное здание, в котором находились покои и церемониальные залы короля и которое было окружено двориками и стенами.
На его переднем фасаде находилась центральная часть изображения города Равенны, полная картина которой представлена в самом низу южной стены созданной по воле Теодориха церкви Сан Аполлинаре Нуово. И хотя у нас нет полной уверенности в том, что эти изображения идентичны, мы все же вправе допустить такую возможность. Построенное совершенно в античном духе главное здание выглядело, по нашей гипотезе, как импозантное двухэтажное строение, крыша которого была сделана из красной черепицы.
Рис. 46. Передний фасад главного здания дворца Теодориха в Равенне
Рис. 47. Фронтон главного здания дворца Теодориха в Равенне
В центре переднего фасада этого здания четырьмя мощными белыми колоннами был образован фронтон, под которым находился высокий главный портал. Свод над этими четырьмя колоннами образовывали три полукруглые арки, два средних антрвольта которых были украшены прелестными изображениями богини Виктории; каждая из них держала в обеих руках зеленые гирлянды. Остальные элементы переднего фасада располагались по обе стороны от главного портала. Как с той, так и с другой стороны были установлены четыре колонны, размеры которых были несколько меньше по сравнению с колоннами главного портала. На эти колонны опирались три полукруглые арки, и уже каждый антрвольт украшали фигурки богини Виктории с гирляндами в руках. Над этими арками, опираясь на белые мраморные лежни, возвышался второй этаж. Слева он был разделен на пять, а справа — на шесть арочных пролетов, в антрвольтах которых также красовались те же богини с теми же гирляндами в руках. Представив себе именно таким передний фасад главного здания и призвав на помощь всю свою фантазию, мы можем попытаться представить себе, как выглядел весь дворец Теодориха. Это был действительно великолепный дворец; ни у одного германского короля — и до Теодориха, и после него — такого дворца не было.
Рис. 48. Фрагмент мозаичного пола дворца Теодориха
Рис. 49. Главный неф дворцовой церкви Теодориха
B Равенне был и еще один комплекс строительных сооружений, связанных с именем Теодориха: новые или отреставрированные арианские церкви. Самая известная, отличавшаяся пышным убранством арианская церковь была построена по приказу Теодориха рядом с его дворцом — по сути дела, это была дворцовая церковь. Речь идет о базилике св. Мартина, в которой было три продольных нефа, а поперечный неф — такой встречается в нынешних церквях — отсутствовал. Потолок базилики был сделан из очень дорогих материалов, и поэтому современники дали ему пышное название: «caelum aureum». Теперь эту базилику знают как церковь Сан Аполлинаре Нуово: примерно в 850 году в нее были доставлены из города Классе реликвии святого Аполлинария, — и охраняют ее как памятник архитектуры; стены этой церкви украшает великолепная мозаика времен Теодориха Великого. В этом отношении она является уникальной: такой изумительной мозаики, которой облицованы стены главного нефа этой старинной базилики, нет больше ни в одном храме. На человека, впервые вошедшего в эту церковь, ее главный неф, освещаемый солнечными лучами, которые попадают в него из двух боковых нефов, производит неизгладимое впечатление. Мозаика обеих стен главного нефа разделена на три расположенных друг над другом участка. Верхние из них находятся под самым потолком, на них изображены 26 сцен из жизни Иисуса Христа и его мученическая смерть. Мастер, создавший эти мозаичные картины (возможно, их было двое), великолепно — совершенно в античном стиле — скомпоновал их. Использованы довольно простые орнаменты, но их цветовое решение — выше всяких похвал. Средние участки обеих стен главного нефа выполнены из такой же великолепной мозаики тех лет, которая изготавливалась на золотой основе. На каждом из этих участков — одиннадцать окон, между которыми находятся огромные изображения шестнадцати персон: это люди в одежде апостолов, которые держат в руках закрытые книги или свернутые в трубку рукописи и о функциональной роли которых мы не можем сказать ничего определенного.
Нижние участки обеих стен сделаны из мозаики времен Теодориха только лишь в начале и конце — середина этих участков, на которых изображены весьма колоритные процессии, сделана из мозаики более позднего периода: времен архиепископа Агнелла (556–569 гг.), который, после распада Остготского королевства, освятил эту арианскую церковь, после чего в ней стали проводиться ортодоксальные богослужения. Перечислим то, что было создано в этом храме по приказу Теодориха. На южной стене главного нефа (стене апостолов) в непосредственной близости от входа находится изображение города Равенны (ср. с рис. 46). Отчетливо видна внутренняя сторона расположенной на заднем плане городской стены. Внешняя сторона этой стены, которая должна была находиться на переднем плане, — отсутствует. Справа на этом месте расположен портал, в проеме которого находилось изображение человека (впоследствии уничтоженное по приказу Агнелла). Сохранилась небольшая мозаичная картина на тимпане: Спаситель, несущий свой крест, и рядом с ним два топчущих змею человека.
Рис. 50. Южная стена (стена апостолов) главного нефа дворцовой церкви Теодориха
Рис. 51. Северная стена (стена евангелистов) главного нефа дворцовой церкви Теодориха
Слева, вместо городской стены, был изображен описанный выше новый дворец Теодориха. В проемах трех больших центральных арок и шести меньших по размеру боковых арок переднего фасада дворца, вероятно, находились мозаичные портреты самого Теодориха (в главном портале) и восьми его высокопоставленных придворных.
Все эти портреты были также уничтожены по приказу Агнелла. Вместо них в тех девяти проемах, где они были, появились мозаичные занавеси (заполнившие собой образовавшиеся пустоты). Справа и слева от центральных арок королевского дворца располагались изображения различных зданий Равенны: ротонды, базилики, баптистерия и других. На северной стене главного нефа (стене евангелистов) был изображен окруженный городской стеной и омываемый морем портовый город Классе. За этой стеной — на внешней стороне которой находились портреты по меньшей мере трех человек, в то время как четвертый стоял в проеме городских ворот (эти портреты также уничтожили по приказу Агнелла) — можно было увидеть различные здания города Классе: цирк, портик, церковь и т. д. На синих волнах моря, блестевшего под лучами солнца, покачивались три позолоченных корабля.
Рис. 52. Иисус Христос и добрая самаритянка (мозаичное панно, расположенное на верхнем участке одной из стен главного нефа дворцовой церкви Теодориха)
Ко времени правления Теодориха можно отнести также изображения сидящей на троне Святой Девы Марии с младенцем Христом на руках и самого Спасителя; они располагались на противоположном конце главного нефа — неподалеку от алтаря.
Находились ли во времена Теодориха на длинном участке между изображениями города Классе и Девы Марии с Христом какие-либо другие фигуры, которые впоследствии могли быть уничтожены Агнеллом, или этот участок изначально был таким, как сейчас, нам не известно. Вероятнее всего, мозаичные работы во времена Теодориха так и не были полностью выполнены, ибо король почил в бозе до того, как строительство этой церкви было завершено. Доподлинно мы знаем одно: архиепископ Агнелл, руководивший художественными работами в этой церкви, распорядился поместить на двух длинных участках обеих стен главного нефа мозаичные портреты 26-ти великомучеников и 22-х юных дев, которые выходят из городов Равенна и Классе и жертвуют свои жизни во имя торжества учения Спасителя.
Рис. 53. Фарисей и мытарь (мозаичное панно, расположенное на верхнем участке одной из стен главного нефа дворцовой церкви Теодориха)
Рис. 54. Портовый город Классе (мозаичное панно дворцовой церкви Теодориха)
В любом случае нет никаких сомнений в том, что дворцовая церковь Теодориха была подлинным архитектурным шедевром того времени. С какой гордостью вступал под своды этой, в то время самой богато украшенной церкви окруженный своей свитой король! Можно представить себе, какие чувства обуревали Теодориха, когда он присутствовал на торжественных богослужениях, которые его придворный епископ проводил на готском языке. Наверняка он с чувством искренней благодарности к Богу вспоминал те времена, когда был заложником в Константинополе, когда совсем юным вступил на престол своего отца, когда, став взрослым, привел свой народ — через немыслимые опасности и тяжелейшую борьбу к той заветной цели, о которой он боялся даже мечтать! Какие горячие молитвы возносил он здесь своему Богу. Как искренне благодарил Его за золотой век, который наступил и для него самого и для его народа!
В религиозных — арианских — верованиях Теодориха и о его жизни, посвященной служению своему народу, мы знаем достаточно много; правда, дошедшие до нас скульптурные и литературные памятники, рассказывающие о нем, содержат слишком много противоречий. Можно, конечно, утверждать, что возведение дворцовой церкви и забота об ее великолепном убранстве объясняется отнюдь не религиозными причинами, но не следует забывать о достаточно большом количестве арианских храмов в Равенне, Цезарее и Классе, в которых проводились многочисленные богослужения. Кроме дворцовой церкви был в Равенне еще один арианский храм, носивший имя святого Феодора (ныне — церковь Сан Спирито), который часто посещал и сам Теодорих.
Так же как и большая церковь св. Мартина, уступающая ей по размерам церковь св. Феодора имела свой собственный, выстроенный по приказу Теодориха, баптистерий (ныне — церковь Санта Мария ин Космедин). Разумеется, убранство этого баптистерия не шло ни в какое сравнение с убранством церкви св. Мартина, да и сам он был всего лишь бледной копией большого старинного католического баптистерия, расположенного рядом с базиликой Урсианы (ныне это — собор). Кроме того, мы располагаем сведениями о двух арианских церквях — св. Анастасии и св. Андрея, — которые бесследно исчезли с лица земли. Нам известно о существовании четырех арианских церквей в других городах Остготского королевства: это — церковь св. Евсевия, церковь св. Георгия, церковь св. Сергия в городе Классе и церковь св. Зинона в Цезарее.
Рис. 55. Мозаика купола арианского баптистерия в Равенне
У нас есть сведения о трех епископских домах, один из которых находился в Равенне, неподалеку от дворцовой церкви Теодориха, в то время как два других располагались за чертой города. Есть все основания предполагать, что каждый из названных выше трех городов имел своего собственного арианского епископа; имя одного из них нам известно: его звали Унимунд, и он руководил постройкой церкви св. Евсевия. И, вероятнее всего, все эти готские храмы — а мы знаем это совершенно точно о церкви св. Анастасии — имели многочисленный штат священнослужителей.
Две арианские церкви, в которых часто проводились богослужения на готском языке, были и в Риме. Одна из них церковь св. Агаты, расположенная неподалеку от Квиринала, уже со времен Рицимера проводила арианские культовые ритуалы. Вторая находилась на Целийском холме рядом с Латеранским дворцом, в бедном и довольно пустом квартале, в котором жили готы; впоследствии ее стали называть церковью св. Северина. Так что, хотя у нас и нет других достоверных сведений о местонахождении арианских церквей во времена Теодориха, можно с очень большой долей вероятности предположить, что названные выше несколько храмов не были единственными во всей Италии. И, пожалуй, мы имеем полное право считать, что в других крупных городах Италии, а также в плотно населенных готами округах наряду с ортодоксальными церквями существовали и арианские, имевшие собственных арианских священников.
Рис. 56. Страница рукописи «Codex argenteus»
Дошедшие до нас фрагменты произведений готской церковной и теологической литературы еще более наглядно, чем имеющиеся у нас сведения о различных арианских храмах, свидетельствуют о религиозности готов и, конечно, в первую очередь — всех готских клириков. Абсолютно все эти фрагменты представляют собой части рукописей того времени, когда остготы поселились в Италии. Прежде всего следует сказать о церковных текстах на готском языке, большая часть которых содержит изложенный в семи кодексах Новый Завет. Назову лишь самый известный из этих кодексов, а именно «Codex argenteus», хранящийся в настоящее время в Упсале и содержащий 330 страниц Евангелия; священный текст был написан серебряными, а в некоторых местах и золотыми, буквами на пурпурном пергаменте. Эта рукопись дает нам ясное представление о том, какого высочайшего уровня достигла готская каллиграфическая школа VI века. Внешнее оформление этого Кодекса производит не менее сильное впечатление: большинство входящих в него рукописей, в которых изложены библейские сюжеты, имеют переплеты, украшенные золотом и драгоценными камнями.
На основе имеющихся сведений о хорошей постановке теологического обучения и широких интересах остготских клириков можно сделать вывод, что готы не ограничивались лишь чтением Библии на готском языке, которую перевел для них с латинского языка Вульфила; они усердно штудировали и латинскую Библию, обращая особое внимание на имеющиеся разночтения (разумеется, речь не идет о каком-либо строго научном систематическом сравнении). Более того: различные вариации сюжетов, изложенные в готской Библии, нашли свое отражение в латинских рукописных текстах Библии VI века. И эти филологические усилия ярко свидетельствуют о весьма важном культурном феномене: о высоких духовных исканиях остготов, исповедовавших арианство, и об их дружеских отношениях с римскими ортодоксальными богословами.
Тем, что сегодня в нашем распоряжении есть произведения теологической литературы на готском языке, мы обязаны прежде всего трудам остготских писателей и богословов, а также ставшей впоследствии широко распространенной практике переписывания этих трудов. К сожалению, до наших дней сохранилось очень небольшое количество рукописей на готском языке.
Одной из таких рукописей, написанной неизвестным автором на готском языке и затем переписанной на латыни, является переработанный в виде проповеди комментарий к Евангелию от Иоанна, кратко излагающий его первые семь глав. Сохранились всего лишь восемь страниц, написанные в две колонки великолепными крупными буквами, которые — вместе с другими знаменитыми в то время шедеврами готской литературы приобрел для Миланской библиотеки кардинал Фридрих Борромойс. В нашем распоряжении есть и еще одно свидетельство великолепного мастерства остготских каллиграфов фрагмент календаря вестготских праздников, созданного во Фракии примерно в 390 году. Все остальные произведения остготской литературы, написанные на готском языке, после распада их королевства почти полностью исчезли. А те рукописи, которым посчастливилось пережить это тяжелейшее для готов время, не только не пытались спасти — хотя бы из интереса к этому народу, а сознательно уничтожали. За одним-единственным исключением (речь идет о «Серебряном кодексе»), все имеющиеся у нас рукописи сохранились только потому, что с них сначала соскабливали готские буквы, а затем на этом пергаменте писали ортодоксальные тексты на языке отцов, то есть на латыни (палимпсесты). К счастью для нас, описанная выше процедура, которую практиковали в VII–VIII веках в североитальянском монастыре Боббио, выполнялась не слишком тщательно, что позволяет нам разобрать, хотя и с трудом, тексты, написанные на готском языке.
Остготские богословы читали и переписывали и такие арианские тексты, которые были написаны на латинском языке. Так, в уже упоминавшемся выше палимпсесте, содержащем и готский и латинский тексты, было предложено полемическое разъяснение отдельных глав Евангелия от Иоанна. В другом палимпсесте VI века, изготовленном в монастыре Боббио, мы находим фрагменты арианского комментария к Евангелию от Луки. А в Парижской рукописи, написанной унициальным (курсивным) шрифтом рукой искусного готского каллиграфа VI столетия, содержится отредактированная копия письма арианского епископа Максимина к святому Амвросию, епископу Медиоланскому.
Все эти богословские труды, которые изучали и применяли в своей жизни остготы, безусловно, не являются результатом их собственных усилий: они попали к ним, вместе с переводом Библии, сделанным Вульфилой, из греко-римского мира культуры Балканского полуострова. Точно так же как и в церковном искусстве, в котором готы следовали римским образцам и использовали римские методы работы, они не были слишком оригинальными и в своей богословской литературе. И, разумеется, лучшее, что есть в их церковной культуре, готы во многом позаимствовали у греков и римлян.
Рис. 57. Готский меч из захоронений в Ночере
Сказанное выше в известной степени относится и к деятельности готов в светских областях культуры. С самого рождения остготы учились владеть оружием и, по воле своего короля, признавали лишь одну достойную профессию — защитников Италии. Все найденные нами остготские захоронения указывают на это. Когда в 1898 году в Номере (провинция Умбрия) были вскрыты 165 могильных холмов, выяснилось, что всем взрослым мужчинам в могилу обязательно клали меч, а иногда также копье, кинжал и щит; всем юношам — лук и трехгранные стрелы; и даже в могилах женщин были найдены короткие стилеты. Другие извлеченные из этих холмов предметы ярко свидетельствуют о стремлении остготов к дорогим элегантным украшениям. Они были прилежными учениками римлян и очень скоро оценили по достоинству все богатства римской культуры. (К сожалению, их действительно золотой век не мог продолжаться бесконечно.) Как одежда, так и украшения, изготавливаемые готами, несли на себе явный отпечаток римской культуры и были такими же великолепными и дорогими. Предметы, найденные в Кастельтрозино (провинция Марке), еще раз со всей очевидностью подтверждают это.
Рис. 58. Готская фибула из захоронений в Ночере
Рис. 59. Готские украшения из захоронений в Ночере
Рис. 60. Готские ожерелья и крест из захоронений в Кастельтрозино
Рис. 61. Готские серьги и фибула из захоронений в Кастельтрозино
Все украшения, обнаруженные и в Ночере, и в Кастельтрозино, были эмалированными, так как эмали пользовались особой любовью у варваров. Какие же именно украшения нашли археологи в обоих захоронениях? Это — ожерелья из стекла, кораллов, жемчуга и драгоценных камней, золотые и серебряные кольца, браслеты, серьги, пояса с дорогими пряжками; фибулы, предназначенные для скрепления одежды и носимые на плечах; гребни и заколки для волос; различные сосуды для питья и великолепные седельные украшения. Найденные в могилах знатных воинов доспехи были очень дорогими. В 1854 году при раскопках в Равенне археологи извлекли из земли остатки украшенных гранатами золотых доспехов, которые принадлежали то ли Одоакру, то ли Теодориху. Некоторые женские украшения были целиком сделаны из золота. Так, в окрестностях города Чезены (находящейся не слишком далеко от Равенны) был найден комплект украшений знатной готской дамы, которые представляли собой либо чисто золотые изделия, либо золотые изделия, инкрустированные драгоценными камнями и жемчугом. В этот комплект входили: большая фибула в форме стилизованного орла; великолепные серьги и кулон; заколка для волос с дорогим декоративным диском; кольцо (надеваемое на палец); сплетенное из золотых проволочных колец ожерелье. Благодаря этим находкам мы получили ясное представление о той благополучной или, точнее сказать, богатой жизни, которую вели в течение долгих мирных лет воины Теодориха и члены их семей.
Рис. 62. Остатки золотых доспехов из захоронения в Равенне
Рис. 63. Золотая инкрустированная гранатами фибула в форме стилизованного орла из захоронений близ Чезены
Рис. 64. Золотые серьги из захоронений близ Чезены
Это впечатление усиливается еще больше, когда мы знакомимся с сохранившимися произведениями светской литературы: либо написанными специально для готов на латинском языке, либо переработанными для них с уже существующих рукописей. Так, изгнанный из Константинополя греческий врач Анфим, который, возможно, жил среди остготов в Италии и был личным врачом самого Теодориха, написал на латинском языке руководство, содержавшее краткие медицинские рекомендации о том, как нужно питаться, какие продукты вредны, а какие — полезны для здоровья. Он посвятил это руководство королю франков Теудериху, сыну Хлодвига, к которому Теодорих часто посылал его с различными поручениями. Другой греческий врач, Орибасий, который, так же как и Анфим, был тесно связан с готами, перевел на латинский язык свои труды. И все-таки медицинской литературы, предназначенной специально для германских племен, многие представители которых охотно шли «в услужение и обучение» к обоим названным выше врачам, было очень мало. «В основу Biblioteca gotica легли две Парижские рукописи 8907 и 10233». В жизнь Остготского королевства все глубже проникала античная римская культура, и остготы старались поделиться ее ценностями с братскими германскими народами. В этой связи можно еще раз упомянуть о том, что уже было сказано выше: о стремлении Теодориха к установлению дружеских отношений с другими германскими королями.
Круг интересов варварских народов не ограничивался лишь заботой о хлебе насущном и других материальных атрибутах повседневной жизни. Рождалась — и это в равной мере относится к вестготам, вандалам и франкам их собственная литература, которая была поставлена на службу национальным интересам этих народов; в произведениях этой литературы говорилось о славном прошлом этих варваров, а панегирики и хвалебные песни прославляли существующую в тот момент времени власть (с фрагментами произведений такого рода мы уже познакомили читателя). Наибольшую известность приобрел медиоланский диакон и преподаватель риторики Эннодий. Его панегирики Теодориху появились примерно в 508 году, по случаю проведения триумфальных празднеств в Равенне и Медиолане. В них давалась чрезвычайно высокая оценка деятельности остготского короля и особо подчеркивалось чувство благодарности, которое ортодоксальное население испытывало к нему. Для Теодориха подобные панегирики были тем более ценными, что они исходили из уст человека, находившегося в близких отношениях с самыми знатными и самыми образованными людьми тогдашней Италии. Одним из наиболее ярких представителей тех кругов, которые с самого начала стали верно служить остготскому королю, прилагая огромные усилия для налаживания дружеских отношений между варварами и римлянами, был сенатор Кассиодор, сделавший очень многое и для того, чтобы приобщить готов к античной римской культуре. Тесное сотрудничество римского сенатора и остготского монарха — типичный образец налаживания взаимодействия могущественных германцев и носителей древней римской культуры в годы раннего Средневековья. На протяжении всей своей жизни Кассиодор был одним из главных государственных деятелей Остготского королевства. Будучи придворным историографом Теодориха, он посвятил и всю свою литературную деятельность защите его идеалов и интересов. Свою «Мировую хронику» он написал в 519 году в честь зятя короля — Эвтариха. А в своем знаменитом труде «12 книг» он рассказал о прошлом этого народа так, как если бы готы всегда были самым тесным образом связаны с римской культурой, а их правящие династии были такими же древними и благородными, как и римские. Вот что было сказано об этом литературном произведении Кассиодора: «Утрата одного этого произведения для нас, немцев, почти так же невосполнима, как гибель двадцати книг „Германских войн" Плиния Старшего. Даже крайне скудная выписка, сделанная Иорданом из произведений Кассиодора еще при его жизни, позволяет сделать вывод о глубокой эрудиции Кассиодора, давшего в них весьма высокую оценку также и греческим историкам и географам. Как известно, Иордан был романизированным готом. Его труд, написанный в 551 году в Константинополе, — это первое сохранившееся до наших дней историческое сочинение, созданное германцем на латинском языке».
Рис. 65. Теодорих Великий (из немецкой рукописи XII века)
Рис. 66. Кассиодор (из той же немецкой рукописи XII века)
Если говорить о влиянии готских властей на литературную жизнь образованных римских кругов, следует признать, что оно практически отсутствовало. Однако сам Теодорих считал литературу важнейшей составной частью римской культуры, которой, как мы помним, он искренне восхищался и поэтому делал все для ее развития. В первую очередь он позаботился о создании системы образования. Сравнивая королевство Теодориха с провинцией Африка, где власть находилась в руках вандалов, подавлявших в зародыше всякое стремление к образованию, можно сказать, что у готов дело обстояло совсем по-другому. В Италии, а столетие спустя и в вестготской Испании, резко усилилась тяга к образованию. О личном вкладе короля в развитие просвещения в стране, о его интересе к римской литературе и римскому искусству, в чем вряд ли приходится сомневаться. В своем панегирике Эннодий говорит об этом чрезвычайно выразительно:
«Стало законом, что ты побуждаешь людей к овладению искусством красноречия, отмечая наградами их старания… Тебе обязаны своим появлением все достойные уважения трактаты… Ведь блестящее искусство риторики наших предков почти уничтожила ржа ужасающего пренебрежения… Благодаря тебе настали совершенно другие времена!».
Особенно заботливо относился Теодорих к тем занимавшимся литературным трудом римлянам, которые были его придворными или состояли на государственной службе. А вот к литературным устремлениям своих собственных соплеменников король хотя он и дал гуманитарное образование своей дочери Амаласунте и своей племяннице Амалаберге относился с гораздо меньшей симпатией. И поскольку сам он не умел писать, ему совершенно не хотелось, чтобы сыновья готов посещали занятия римских преподавателей, так как он считал, что умение читать и писать сделало бы их менее отважными в бою. Ведь именно привыкшей к мечу руке своих воинов, из которой Теодорих изъял и книгу и перо, он был обязан установлению в стране мира, что привело ее к быстрому экономическому прогрессу, а это — совершенно необходимое условие для повышения интереса к литературе и, следовательно, подъема литературной жизни. Как бы там ни было, именно Теодорих подготовил почву для дальнейшего расцвета в стране римской литературы, которая полвека спустя получила мировое признание, став квинтэссенцией римской духовной культуры и отразив в своих произведениях германский мир Средневековья. (Кстати говоря, из этих произведений мы узнаём, что вестготские монархи, правившие в VI–VII веках, сыграли в деле развития литературы совершенно такую же роль, что и Теодорих.)
Разумеется, период расцвета римской культуры в Остготском королевстве был слишком непродолжительным для того, чтобы принести ощутимые плоды. Пока еще отсутствовали те продуктивные силы, которые в глубокой древности создали превосходные условия для этого расцвета. Во всех произведениях того времени, которые дошли до наших дней, нет ни одной оригинальной идеи, которая могла бы привести к созданию новых литературных шедевров. Язык, так же как и литература, был отмечен печатью отсутствия прогресса. Во многих видах литературы тех лет: назидательной, утешительной, развлекательной — царил застой, и лишь в научной литературе было подобие жизни: делались выписки из классических трудов, переводы, составлялись сборники.
Всю литературу того времени можно сравнить с учебным заведением, где одни усердно изучали великолепные образцы прошлых лет, а другие пытались копировать их, стараясь оживить прошлое, чтобы использовать его в настоящем. В то время, с целью приобщения населения к чтению, было принято решение опубликовать целый ряд сочинений древней классической литературы (кстати, именно благодаря такому решению эти сочинения сохранились до наших дней). Количество людей, занимавшихся литературной деятельностью, было весьма небольшим; впрочем, то же самое можно сказать и о читателях. В основном это были представители знатной римской аристократии и их ближайшее окружение, которые унаследовали от своих отцов тягу к образованию и живой интерес к литературе и естественным наукам. Поэтому нет ничего удивительного в том, что истинным центром литературной жизни Империи стало образованное римское общество.
Во главе этого общества стоял один из выдающихся сенаторов — патриций Симмах, потомок того язычника Квинта Аврелия Симмаха, который был известен как писатель, а также и издатель произведений Тита Ливия. Патриций получил хорошее литературное и риторическое образование, и поэтому ему был доверен контроль над Римским университетом, выпускники которого занимали самые разные государственные должности. Кроме того, он активно занимался литературной деятельностью. Так, патриций Симмах написал «Историю Рима» в семи книгах: с помощью таких же, как и он сам, богатых людей выпустил в свет великолепные издания сочинений античных писателей (лучшие рукописи произведений Вергилия и Горация, которыми мы теперь располагаем, — результат именно этих усилий). Как выдающийся литературный меценат Симмах снискал к себе огромное уважение и в Италии, и в Византии; он поддерживал дружеские отношения как с живущим в Константинополе выдающимся грамматиком Средневековья Присцианом, так и с живущим в Медиолане Эннодием, который видел в нем мудрого покровителя и наставника. Философ Боэций находился с Симмахом в родственных отношениях, так как был мужем его дочери Рустицианы; внимая мудрым советам Боэция, Симмах уже в юношеские годы стал зрелым мастером.
Наряду с Симмахом чрезвычайно активное участие в литературной жизни страны принимала известная римская семья: патриций Пробин, его сын Цетег и его дочь Блезилла. К этому кругу людей принадлежал и Эвгиппий, который прославился как автор обширной антологии (составленной на основе сочинений Августина), а также жизнеописания св. Северина. Свой первый труд он посвятил одной из родственниц Кассиодора — набожной, весьма почитаемой готами Пробе — в благодарность за то, что Проба предоставила в его распоряжение свою библиотеку. Второй, гораздо более известный труд Эвгиппий написал, став аббатом монастыря, расположенного в окрестностях Неаполя, так как именно в этом монастыре покоились останки св. Северина — апостола времен Великого переселения народов.
Прекрасным цветком римской культуры называет в своем панегирике Эннодий благородную матрону Варвару, о которой нам известно, что она была вызвана ко двору в Равенну и стала воспитательницей готских принцесс. Кассиодор поддерживал знакомство с названными выше людьми, хотя он никогда не был в Равенне.
С членами еще одной семьи, сделавшей очень много для развития духовной и литературной жизни в стране, Эннодий находился в родственных отношениях. Речь идет о семье консула Фавста, решительного и преданного сторонника Папы Симмаха. Его сестра, Стефания, называла Эннодия «самым блестящим светочем Ортодоксальной Церкви». Консул Фавст и его сыновья. Мессала и Авиен, были видными чиновниками Остготского королевства и всячески поддерживали не только Папу Симмаха, но и самого Теодориха. И они, и другие знатные римляне, имена которых известны нам благодаря Эннодию (о некоторых из них Эннодий говорит в свойственном ему восторженном тоне), занимали различные должности при дворе короля в Равенне, и их образ мыслей, безусловно, влиял на мировоззрение Теодориха.
То, что тогдашние священнослужители города Рима были образованными людьми, писавшими литературные сочинения, — общеизвестно. Таким человеком был и упомянутый выше аббат Эвгиппий. Благодаря трудам ученого общества, которое собиралось один раз в неделю для обсуждения различных богословских вопросов, мы имеем представление о церковной жизни города Рима, находившейся в тот период времени в состоянии упадка — как в сфере образования, так и в области литературы. В это общество входили не только клирики, но и миряне, и его деятельностью интересовался такой известный человек, как патриций Симмах. На собраниях этого общества юный, но уже ставший знаменитым Боэций пытался решать трудные догматические вопросы, используя диалектический метод древних философов. В целях правильного понимания и разумного обоснования таинств веры он обращался к философским трудам Аристотеля, что нашло свое отражение в его богословских трактатах; за то, что эти трактаты были написаны Боэцием, мы должны быть благодарны названному выше обществу, а за их публикацию — Папе Иоанну I.
Несмотря на то что Боэций весьма серьезно интересовался теологическими проблемами, все же основной наукой, которой он посвятил всю свою жизнь, была философия. Разумеется, его трудно назвать выдающимся философом, так как Боэций в основном пропагандировал идеи великих философов древности, но он сделал очень многое для того, чтобы, осуществив перевод сочинений Платона и Аристотеля и дав свои комментарии к ним, познакомить с этими философскими трудами и своих современников, и потомков. Целиком выполнить эту тяжелейшую работу ему удалось только в отношении сочинений Аристотеля, посвященных логике. Сделанный Боэцием перевод этих сочинений и его собственные комментарии к ним легли в основу школьного учебника логики, который широко использовался в течение последующих семи веков. Приведенная в нем латинская диалектическая терминология была общепринятой на протяжении всего Средневековья и сохранилась до наших дней. А богословские трактаты Боэция, которые прокомментировал не кто иной, как Иоанн Скот Эриугена, сыграли выдающуюся роль в деле развенчания схоластических богословских спекуляций и догматических методов Средневековья. Словом, в кругу римских теологов Боэций, безусловно, был незаурядной личностью, настоящим эрудитом, в котором «как в зеркале отразился весь блеск греческой науки!».
Для многих сочинений того времени характерно пробуждение интереса к прошлому римской Церкви. В начале VI века один из сторонников Лаврентия составил сборник жизнеописаний Пап. Открывался этот сборник биографией претендовавшего на папский престол Лаврентия, а за ней шли описания жизни Пап, портреты которых находились в базилике св. Павла, о чем уже шла речь выше. А вот сторонники Папы Симмаха шли на прямую фальсификацию исторических документов, которые свидетельствовали о событиях, касавшихся римской Церкви IV века, чтобы доказать, что, несмотря на то трудное положение, в котором оказался в результате происков своих врагов Симмах, именно он является легитимным Папой. Отсюда следовал такой вывод: поскольку Симмах — истинный Папа, то он не может быть вызван в качестве ответчика в какой бы то ни было суд. В VI веке эти так называемые симмаховские фальсификации были включены в перечень норм церковной юрисдикции, а еще один автор использовал их при составлении второго сборника жизнеописаний Пап. Этот сборник, получивший название «Книга Пап», вышел примерно в 530 году из-под пера неизвестного нам и не слишком образованного клирика, который весьма произвольно толковал исторические события и пользовался самыми разными источниками, но только не теми, которые находились в папских архивах. Наибольшее внимание автор «Книги Пап» уделил современным ему событиям. Нас же больше всего интересуют в этом сборнике описания римских церквей и тех произведений искусства, которые их украшали.
Церковная жизнь тогдашнего общества отражена и в некоторых литературных произведениях. Это прежде всего — достаточно хорошо известные работы членов римской курии, а также знаменитого в Равенне и высоко оцененного Кассиодором монаха Дионисия Малого, предложившего считать началом нового летосчисления рождество Христово; к этим работам можно добавить отредактированный им «Сборник папских декреталий» и перевод книги «Соборные каноны». В огромную заслугу Дионисию Малому нужно поставить и перевод сочинений греческих Отцов Церкви на латинский язык. Знаковым символом богословской литературы VI века были переводные книги, различные сборники и комментарии.
Так же как и Рим — хотя и в несколько меньшей степени, — центром литературной и духовной жизни были еще два знаменитых города Северной Италии, бывших какое-то время императорскими резиденциями: Медиолан и Равенна. В Медиолане находилась знаменитая школа, в основе которой лежала пришедшая из Галлии система обучения семи свободным искусствам. Окончившие эту школу получали хорошее светское образование на античной основе (что примерно соответствует тому уровню образования, который дают наши гимназии) и возможность учиться дальше — в образовательных учреждениях более высокого уровня. Эту школу организовал архиепископ Лаврентий; грамматику в ней преподавал Девтерий, а риторику диакон Эннодий, правая рука архиепископа. Выпускниками этой школы были такие известные люди, как Парфений и Аратор; первый, будучи высокопоставленным чиновником Франкского королевства, возглавлял его министерство культуры, в то время как второй, ставший чуть позже диаконом римской Церкви, написал знаменитую книгу «О деяниях апостольских». Боэция же Эннодий оценивал не слишком высоко. Он даже отпускал в его адрес весьма колкие шутки: он говорил, что в руках Боэция меч и копье немедленно превратились бы в прялку и тирс; как верный поклонник Венеры, он постоянно избегал трудов, присущих Марсу. Хотя Эннодий и написал великолепное послание в защиту Папы Симмаха во время возникшей схизмы, два агиографических сочинения и несколько гимнов, он все-таки был скорее светским писателем, чем теологом. Безусловно, он получил весьма хорошее образование и умел довольно туманное содержание своих произведений облекать в античные классические формы. Однако очень многим из этих произведений свойственны высокопарность и манерничание, а изящно выстроенные формы не в силах скрыть их внутреннюю пустоту; так что в большинстве случаев нам трудно понять истинный смысл сочинений Эннодия и все они для нас чуть-чуть «несъедобны».
Если же говорить о духовной и литературной жизни такой резиденции Теодориха, как Равенна, то вряд ли нужно специально убеждать читателя в том, что вся она — и при дворе, где отдавали предпочтение взглядам не только высокообразованного, но и весьма практичного Кассиодора, и в греко-римских школах — была поставлена на службу новому правителю Италии. Подводя итог всему сказанному выше, можно с полным правом утверждать: в Италии начала VI века кипела довольно бурная духовная жизнь, благодаря тому что интересы всех служителей искусства и науки (как образованных готов, так и римлян и греков) — литераторов, архитекторов, художников, ученых совпадали, ибо старания каждого из них всемерно поощрялись королем. Все они придавали государству, возглавляемому варваром Теодорихом, тот блеск, который заставлял римлян вспоминать о годах, когда Римская империя находилась в зените своего могущества. Им казалось, что вновь наступили счастливые времена.
И короля, благодаря которому вернулся этот Золотой век, и литераторы, и художники прославляли как римского императора. О панегириках в его честь уже говорилось выше, а во многих городах страны ему были установлены памятники из весьма дорогостоящих материалов. В зданиях Рима, Неаполя, Турина, Павии, Равенны и некоторых других итальянских городов появились портреты Теодориха, сделанные из великолепной цветной мозаики. К сожалению, все эти монументы либо полностью уничтожены, либо серьезно повреждены; у нас осталось лишь описание того памятника Теодориху, который Карл Великий приказал перевезти из Равенны в Ахен: это — конная статуя из позолоченной бронзы; в левой руке Теодорих держит щит, в правой — поднятое для броска копье.
Рис. 67. Золотая монета с портретом Теодориха (в натуральную величину)
Только благодаря столь высокому признанию заслуг Теодориха была отчеканена — вопреки всем традициям — золотая монета с его портретом. Согласно весьма сомнительному утверждению, эта монета была найдена в окрестностях г. Сенигаллии (чуть севернее портового города Анконы). Затем она попала в коллекцию господина Франческо Гнекки из Милана, дружеской любезности которого я обязан фотографией этой уникальной монеты.
Диаметр монеты составляет 33 мм, ее масса — 15,32 г. На лицевой стороне (аверсе) монеты отчеканен поясной портрет короля. На нем — пластинчатые доспехи и хламида, закрепленная на правом плече круглой фибулой. Непокрытая голова Теодориха демонстрирует его красиво причесанную густую шевелюру. Правую руку он держит перед грудью в благословляющем жесте, а в его левой руке — изображающая земной шар сфера, на которой стоит Виктория, богиня победы, с венком и пальмовой ветвью в руках. На аверсе выбита надпись: Rex Theodericus Pius Princ[eps] I[nvictissimus] S[emper]. Ha реверсе монеты повторено изображение Виктории, стоящей на шаре, и выбита надпись: Rex Theodericus Victor Gentium. Comob — указание на Монетный двор Константинополя, хотя эта монета, вне всякого сомнения, отчеканена либо в Риме, либо в Равенне. Со стороны реверса к монете припаяны два золотых крепления для застежки, посредством которой можно было носить эту монету как украшение. В качестве комментария к изображению Теодориха на этой монете приведем фрагмент из панегирика Эннодия:
«Лишь в тебе одном счастливо объединяются доброта и властность, заставляющая людей повиноваться твоим приказам. Ты мог бы просто в силу своего высокого происхождения быть их господином, но тебе присущи и великолепные человеческие качества. Принадлежность к блестящему королевскому роду дала тебе в руки скипетр; и уже одного этого было бы достаточно, чтобы быть правителем, даже если бы у тебя отсутствовали все заслуги, которые дают человеку его незаурядные способности. Но твоя великолепная внешность не является твоим единственным достоинством, ибо твой королевский облик озарен пурпуром благородства. Сереры [50] присылают тебе одежды, изготовленные дорогостоящими червями; дарят великолепные огромные покрывала, диадему с переливающимися разными цветами драгоценными камнями, самоцвет, который стережет огромная змея; каждое украшение, которое исполненный почтения мир посылает тебе, становится, коснувшись твоего тела, еще краше, и значение его возрастает, что свидетельствует о том, что оно наконец-то нашло своего господина. Белизна твоих щек великолепно гармонирует со здоровым румянцем. Глаза полны юношеского огня, им почти незнакома печаль. Благородные руки, несущие строптивцам погибель, щедро раздают подданным заслуженные ими награды. Никого не стал бы я прославлять лишь за его знатность и богатство; другим правителям диадемы дарованы их судьбою, на голову моего короля ее надела рука самого Господа Бога. Те правители лезут из кожи вон, чтобы все обратили внимание на их роскошные наряды; мой король предпочитает сохранять свой простой, неизменный облик; а если бы ему вдруг захотелось принарядиться — он мог бы одеться в любые, в самые дорогие чужеземные наряды! Правитель Италии может быть совершенно разным человеком: в гневе он так же страшен, как удар молнии, в радости он так же прекрасен, как синее безоблачное небо. И еще до того, как он раскроет уста, посланники других народов знают, чего им ждать: дружественного мира или ужасающей войны».
Рис. 68. Аверс золотой монеты с портретом Теодориха (увеличенное изображение)
Рис. 69. Реверс той же золотой монеты (увеличенное изображение)
Золотая монета с портретом Теодориха, о которой речь шла выше, попала в захоронение, скорее всего, почти сразу же после распада его королевства. Так что ее по праву можно назвать символом того Золотого века, который принесло Италии правление Теодориха и который очень быстро закончился, когда короля не стало.
Но еще очень долго жили в Италии воспоминания об этом благословенном времени. И не только в Италии. Живший в Константинополе историк Прокопий человек, которого отличали широкий кругозор, глубокие знания и богатый жизненный опыт, — очень высоко оценивал деятельность остготского короля в середине VI века. Почти сразу же после смерти Теодориха его королевству будет нанесен последний, разрушительный удар. «Его мощная Длань, — так пишет Прокопий, — всегда заботилась о соблюдении порядка и была лучшей защитой права и закона. Он всегда надежно охранял свою страну от набегов соседних варваров; его мудрость и отвага внушали страх и уважение к нему далеко за пределами его королевства. Он старался избегать любой несправедливости по отношению как к своим подданным, так и к другим народам… Теодориха часто называли тираном, а на самом деле это был истинный император, ни в чем не уступавший всем тем, кто волею судьбы был облачен в пурпур.»
