НОВЫЙ ЗАКАЗ

Летом 1775 года Екатерина решила приобрести подмосковное имение Черная Грязь. Была оформлена купчая.

Здесь в свое время был построен своеобычный деревянный дворец, который в 1722 году описал камер-юнкер голштинского герцога Берхгольц:

«Дом в Черной Грязи построен на китайский манер, с отлогими крышами на два ската, с галереями, по которым можно ходить перед окнами вокруг всего строения, и со многими маленькими башнями, со всех сторон открытыми и обтянутыми только парусиной для свежести воздуха и защиты от солнца. Он весь деревянный, но так как раскрашен и стоит на высоком месте, то издали кажется великолепным. Комнаты внутри его, кроме одной залы, очень невелики, низки и с низенькими окнами, исключая, впрочем, еще комнатки в правом павильоне и во втором этаже, которая довольно высока и служит князю спальней, потому что находится близко от одной из галерей, откуда прекрасный вид».

Екатерина мечтала о большой загородной резиденция. Эти желания в 70-е годы подогревал и Григорий Потемкин.

— Черногрязье, матушка, весьма подходящее место для русского Лувра, — говаривал Потемкин. — Ваш архитект, господин Баженов, учитывая его талант и фантазию, может приличное царское село основать в оном месте…

— Как ты сказал? — перебила Екатерина, — Царское село… Пожалуй, недурственно, — задумчиво произнесла императрица и тут же решительно добавила: — Быть посему.

Итак, Черные Грязи были переименованы в Царское Село, или, иначе говоря, Царицыно.

Остановившись ненадолго в Коломенском, Екатерина на своей блестящей карете, запряженной осьмью лошадьми, в сопровождении кавалергардов и царедворцев, отправилась в погожие дни осматривать новое владение. В Царицыне ее встречал Потемкин, позаботившийся о том, чтобы имение и вся окружающая обстановка произвели на императрицу хорошее впечатление, оставили приятные воспоминания. И без того живописные пруды были украшены яркими плавающими ладьями, небольшими пристанями — мостками для схода к воде. В глубине парка был сооружен большой шалаш из свежепахнущего сена. Сюда планировалось подать полдник, а затем отсюда же насладиться «сельским праздником».

Были согнаны статные крестьяне-косцы. Девушки, разодетые в яркие самобытные сарафаны из домотканой материи, пели песни, водили хороводы. Крестьянские подростки на лошадях соревновались в удальстве и ловкости.

Екатерина пребывала в хорошем настроении. Ей все здесь нравилось.

— Вот, Григорий, чего не хватает нам. Мы, городские обитатели, привыкли всюду лоск наводить, дивиться красивостям, далеким от естества. А ведь дикость сама по себе красивость имеет. Важно особливо не тиранить ее. — Екатерина мечтательно помолчала, глядя на небо и высокие кроны деревьев. — Красив Лувр, спору нет. Но древние замки, хоть и нет в них лоску, больше взору приятны и дикостью своею пленительны, ибо грубость их сродни с природою.

Это не было твердым убеждением Екатерины. Скорее всего это было сказано под настроение. Но Потемкин решил не упустить удобного случая, сыграл в унисон и выдал импровизацию за давно продуманную идею.

— Потому, Ваше величество, мне и приглянулись здешние места. Я давно думаю, что ежели строительство здесь учинить в мавританском вкусе, не тираня при том естество, а, напротив, украшая дикость руинами, то приятность для взора может получиться необыкновенная.

Эти пожелания были высказаны и Баженову, когда ему давали поручение составить план строительства в Царском Селе.

Архитектор учел эти пожелания, но не пошел у них на поводу. «Баженов задался целью, — справедливо указывает советский исследователь Е. Н. Шемшурина в книге «Царицыно», — создать в Царицыне национальный русский ансамбль на основе синтеза русских и классических композиционных принципов, но, подчиняясь «высочайшему» заданию, присоединил к этому некоторое количество готических и псевдоготических деталей». Этот стиль затем определят как «новое национально-романтическое направление русской архитектуры». Следует при этом заметить, как подчеркивает другой советский исследователь творчества Баженова, В. Снегирев, что зодчий «несомненно, исходил из элементов так называемого московского барокко, а не из чужеземного, уже умершего готического стиля… Обращаясь к русской архитектуре XVII века, Баженов не копировал ее, он возрождал ее в претворенном виде, обогащая новыми приемами и мотивами.

Глубокие мысли руководили Баженовым, когда он независимо от придворной моды создавал проекты своих построек, именуемых готическими. Он зажегся мыслью «вернуть к жизни» старорусскую национальную архитектуру, памятники которой были ему так понятны, так дороги».

Главным строительным материалом зодчий избрал красный кирпич и белый камень. Уже одним этим он желал «протянуть руку» допетровским постройкам, напомнить о старорусской архитектурной культуре, показать эстетику сочетания белого натурального камня и обычного кирпича.

Василий Иванович на сей раз решил отказаться от монументальности, величественных форм, характерных для дворцовых построек. Ибо русская природа, окружающая обстановка и поставленная перед самим собой задача диктовали иное: скромность, соразмерность, сочетание построек с ландшафтами, ненавязчивая ансамблевость, усадебная теплота.

В 1776 году проект был готов в виде панорамного чертежа — «Вида села Царицына».

***

Василий Иванович прежде всего решил поделиться замыслом нового строительства со своими коллегами — непосредственными помощниками и вновь набранными учениками, среди которых были Семен Орфанов, Николай Кузьмин, Иван и Николай Урюпины и другие. Правда, первоначально архитекторская команда при Царицыне существовала больше как бы на общественных, самодеятельных началах, так как официально нигде не была утверждена и денег на ее содержание не отпускали. Предстояло вначале определить объем работ, утвердить смету. Но Баженов, помятуя о том, что с началом строительства у него будет дел по горло, — да и заниматься подбором мастеров, их обучением будет уже поздно, тем более что была команда «со строительством не мешкать» — регулярно проводил занятия с самого начала, когда план застройки только еще складывался.

Баженов неторопливо и на сей раз без волнения пояснял общий принцип задуманного им плана, останавливая внимание лишь на отдельных, наиболее важных строениях.

— Ныне мы привычку имеем, — говорил Баженов, обращаясь к коллегам, — во всем симметрию искать и все постройки располагать по геометрическим осям. В этом нет ничего дурного. Но мы забыли, что древние зодчие, особливо наши соотечественники, и асимметрию ценили, отчего цельность композиции не нарушалась, а, напротив, живописность приобретала. Сие есть закон природы, порожденный самой природою. В этом нетрудно убедиться, взирая на эти пруды и овраги, холмы и деревья, луга и реки. Здесь есть гармония, но нет симметрии.

Баженов проводил свою беседу под открытым небом, точнее — под липовыми кронами. На стволах деревьев — эскизы, планы будущих построек, развернутая панорама — «Вид села Царицына». Такая «аудитория» позволяла зодчему вести беседу более конкретно и наглядно.

— Словом, друзья мои, — продолжал Василий Иванович, — я не намерен тиранить природу, и, надеюсь, что она мне ответит тем же. Посему главное здание замыслил я не в виде единого дворца, как то принято, особливо в городе, а видится он мне павильонами усадебного типу. Анфилады парадных залов обратил я в сторону парка. Сии строения займут центральное место на подъездной площади. В центре среднего корпуса — главный вход во дворец.

— Чем объяснить, — поинтересовался П. Плюсков, ученик Ухтомского, — что столь невелик по ширине своей центральный корпус?

— Именно благодаря этому, — пояснил Баженов, — я хочу добиться включения в сей важный интерьер зеленой лужайки, коя взор ласкает и весьма прелестно вписывается в раму портала. Покои светлейших особ, — продолжал Василий Иванович, — расположил я в боковых корпусах, форму квадрата имеющих. Тот, что обращен к прудам, предназначается матушке-императрице; другой, супротив Хлебного дома — для ее наследника. В сей дворцовый ансамбль войдут и другие постройки. Скажу обо всех поочередно.

Большой кавалерский корпус для именитых гостей и Лакейский дом. Расположил я их по берегам прудов и оврагов. Особливое значение, как видно на плане, решил я придать третьему корпусу, имеющему форму круга, ибо сие диктуется его местоположением. По той же причине здание венчает богатая декором башня, весьма удобная для обозрения окраин и сельских праздников, если таковые будут иметь место. Фасад корпуса, как изволите видеть, имеет общий со всеми зданиями вкус: цоколь из белого камня, стреловидные окна с декором из того же материалу, красный кирпич и прочее. Но есть и отличие — узорная кладка над окнами и белокаменные кокошники у входа, легкость и дальнюю привлекательность сему строению придающие. Дабы укротить готику и придать строению спокойный ритм, я дал корпусу горизонтальную направленность, призвав на помощь линии парапета, широкий антаблемент и прочие успокоительные в архитектуре чередования, кои весьма важны и для других зданий, мною запроектированных…

Баженов бесшумно ступал по сочной траве, прогуливаясь между деревьями, где были развешаны его работы. Указкой ему служила осиновая палочка с маленькой веточкой на конце, которой он временами отгонял назойливых комаров. Коллеги слушали внимательно, делали наброски отдельных деталей и частей зданий, копируя рисунки архитектора.

— Перейдем к следующему строению того же порядку, к Полуциркульному дворцу, названному мной Малым, — продолжал Василий, указывая на парковую площадь, Березовую перспективу и на пруды у холма, обращая тем самым внимание слушателей на натуру и предоставляя им возможность самим отыскать названное здание на рисунке и мысленно перенести на то место, где ему в будущем надлежит быть. — Полукружие фасада сего здания обратил я к прудам. С одной стороны открывается величественный холм, очертания коего я повторяю в формах строения. Сюда же глядит и овальный зал, могущий служить столовой. Главный же фасад — парковый. Белокамье придает ему легкость и изящество, кои белоствольным березам свойственны. Потому и обратил я фасад к Березовой перспективе, она живым продолжением сего здания явится. Сей фасад полусферическим куполом увенчан, чем придает спокойствие всему дворцу, как, скажем, крона дерева венчает и укрощает первичную высоту ствола. Посему, как мне думается, оное строение, будь то со стороны холма, прудов или парковой площади, будет словно рожденное самой природою.

Следующее строение — дворец подле боку садового. Это здание опять же не архитектурным насилием и каменным нагромождением, а самым местоположением и всей натурою в композицию завязано.

Василий сделал паузу. Неторопливо поменял на стволе дерева эскизы, выставив рядом с панорамой отдельные рисованные детали строения.

Паузой воспользовался ученик Баженова.

— Кажется мне, господин Баженов, что сие здание, вами исполненное, имеет детали, особливо оконных проемов, не менее, а более крупные, нежели в других строениях, включая, между прочим, и Главный дворец. Продиктовано ли это его великой величиною или сии отклонения другую причину имеют?

— Похвально, друг мой, — с улыбкой заметил Василий Иванович, — весьма похвальна ваша зоркость. Отклонения от принципу есть — это верно. И об этом я имел в виду сказать особливо. Здание сие предназначено для торжеств, о чем говорят, к примеру, трехарочные входы и фасады, венчанные гербами государства Российского. Но мне не хотелось подчеркивать огромность его за счет увеличения объемов и общего утягчения. Здесь, как и повсюду, я сохранил спокойный тон во внешнем наряде и умеренность в размерах здания. Но убранство фасада, укрупненные детали декора подчеркивают торжественность и увеличивают масштабы сего здания. Однако сие характерно, как извольте заметить, лишь для Главного фасада. Далее, чем ближе к парковому фасаду, тем менее крупны формы. Столь же не вдруг здание облегчается и кверху. Например, второй этаж по высоте своей — близнец первому, но выглядит несравненно легче, а достигается сей обман зрения белокаменными кружевами. Резьбою по камню надлежит обработать и оконные проемы. Все это не токмо облегчит здание, но и свяжет его с природою и, несмотря на парадность и исключительность дворца, придаст единость с другими строениями. Касательно же Управительского дома, — продолжал Баженов, — скажу немного. Его место — за Лакейским домом, подле оврага. Парапет, портик, антаблемент, фронтон — все это некоторое сходство с Лакейским домом имеет разве что в других пропорциях. Но чтобы придать ему некоторую особость, применил я на углу здания четырехколонные портики, чем и выделил фасад корпуса.

Названные мною здания и составляют дворцовый ансамбль. Да, кстати, войдет в него и церковь.

Баженов предпочел в тот день воздержаться от рассказа о декоративных сооружениях, составляющих немаловажную часть ансамбля, ибо считал, что это тема отдельного разговора, и весьма длительного. Он придавал большое значение этим «второстепенным» постройкам и хотел посвятить их комментированию специальные занятия, так как ученикам и мастеровым предстояло проделать каменно-ювелирную работу, чтобы достичь того эффекта, на который рассчитывал архитектор, проектируя декоративные сооружения.

Главный въезд в Царицыно намечался со стороны Москвы и Каширы. Но путь преграждал овраг. На этом месте Баженов запланировал парадный мост длиной 6, а высотой 50 саженей. Это прекрасное сооружение со множеством декоративных кирпичных столбов, обелисков, белокаменных украшений было исполнено в духе XVII века.

Применяя все те же строительные материалы, кирпич и белый камень, Баженов добивается большого эффекта. Его мост легок, изящен. Достигается это благодаря умелой планировке стрельчатых арок, использованию проемов, белокаменных вставок, сочетанию пучков белых колонн. Если в дворцовых постройках Баженов за счет планировки, пропорций, декоративных деталей облегчал верх зданий, то иную, противоположную задачу — с использованием тех же проемов, строительных «секретов» — он ставит перед собой, проектируя парадный мост. В результате сказочно-кружевное сооружение, несмотря на свою фактическую основательность, словно парит в воздухе.

Не менее интересен другой мост, Фигурный, расположенный на северо-западе, на пересечении въездной аллеи, которая является как бы продолжением Шепиловской плотины и Березовой перспективы. Его основательные башни, соединенные ажурной галереей, тоже кажутся легкими благодаря умелому использованию белокаменных украшений и несут на себе отпечаток своеобычной русской архитектуры XVII века.

Верхняя галерея Фигурного моста — это целый комплекс декоративных сооружений, весьма своеобразных. Кирпичная стена фигурной кладки со множеством стрельчатых проемов чем-то напоминает парапеты царицынских дворцов. Оригинальны по своей архитектуре многочисленные башни, каменные «светильники», украшенные обелисками. Все это создает определенный настрой при въезде в ансамбль, на дворцовую площадь, и для восприятия самобытных построек в Царицыне.

Есть нечто общее с Фигурным мостом у другого строения — Фигурных ворот, замыкающих Березовую перспективу. Арка ворот зажата башнями, имеющими общую схему с башнями моста. Но это далеко не буквальное повторение. При всей своей монументальности, устремленности ввысь Фигурные ворота в то же время характерны своей интимностью и даже сказочностью. Это впечатление усиливается за счет необычных белокаменных узоров, свисающих как кружева в поле центральной стрельчатой арки, декоративного убранства ворот, многочисленных скульптурных фигур, которые, к сожалению, не сохранились до нашего времени. Характерно то, что, проектируя эти ворота, Баженов использовал тот же архитектурный прием, что и при создании моста через овраг. В Фигурных воротах, в противоположность дворцовым зданиям, зодчий перенес акцент белого цвета на нижнюю часть строения, а верхнюю часть, массивные башни, облегчил в основном за счет пластического решения и декоративных деталей. Таким образом, Фигурные ворота, особенно сама арка, при всей своей массивности словно парят в воздухе.

К сооружениям, выполняющим двоякую роль — функциональную и декоративную, — относятся Хлебные ворота и галерея, соединяющая дворец и Хлебный дом.

Советскими исследователями, в частности, А. Михайловым, были обнаружены документы, на основании которых установлено, что Баженов первоначально планировал строить галерею между Хлебным домом и дворцом Павла в 1782 году, а построена она была в 1784 году. Следует, кстати, отметить, что планы строительства в Царицыне зачастую нарушались не только из-за несвоевременного финансирования, но и отдельных корректив, изменений, которые вносились в проект по желанию Екатерины II.

Особенно уникальны в баженовском исполнении ворота, занимающие треть длины галереи. Башни в данном случае являются не столько опорами арки, сколько самостоятельными, весьма своеобразными двухъярусными сооружениями, увенчанными шпилями — пирамидами и многоярусными башенками. И все это очень органично связано с галереей, которая отличается изяществом и, несмотря на обилие декоративных деталей, скромностью.

Цилиндрической формы арка, известная под названием «колючей», благодаря эффектному применению зодчим простого строительного материала тоже выглядит сказочной.

Василий Баженов тщательно продумывал каждую деталь в проектируемых сооружениях. Это видно хотя бы на примере декоративных парковых башенок, расположенных у дворцовой площади и между Главным и Малым дворцами. Детали декоративных сооружений, казалось бы весьма второстепенных, выполнены зодчим с таким же вниманием и мастерством, столь же продуманно их пластическое решение и местоположение, как и все остальное, что включает в себя царицынский ансамбль.

Баженова не менее волновало и другое: как сохранить прелесть первозданной природы, не выделить на ее фоне, а органично вписать в нее то, что будет создано искусными руками человека? Как заставить кирпич и камень звучать соглаено с окружающим миром, столь же слаженно, как уживаются кряжистые дубы и стройные белоствольные березы, луга и овраги, пруды и чащобы? Именно любовью к русской природе, почитанием ее неповторимой естественности отличается проект зодчего, где учтены и с любовью сохранены естественные лужайки и ручейки, изгибы прудов и березовые хороводы, тенистые аллеи и лесные тропинки, пропадающие в зарослях и болотах. И Баженов, можно сказать, своего добился. Не случайно П. П. Свиньин, исследователь и целитель русской старины, в 1823 году замечал: «Вступая в сад, зритель невольно забудет строения царицынские и пленится прелестью природы, — обширные пруды, тенистые аллеи, зелень с умением прибранная, бесконечные дорожки, беседки и домики, везде разбросанные, беспрестанно занимая зрение, производят разнообразные впечатления, и прогулка в садах царицынских оставит в душе приятнейшее воспоминание».

***

В 1776 году составленный Василием Баженовым план царицынских построек был в целом одобрен. Но архитектор, памятуя о возможных организационных сложностях, каковые возникали при работе над неосуществленным московским кремлевским дворцом, еще ранее, в 1775 году, составил «Памятную записку, что доложить е.и.в. по селу Царицыно». В ней он просил уточнить и решить ряд вопросов: «откуда деньги получать на строение села Царицына, чтоб работникам не замедливать уплату одного дня по окончании их дел; также выдавать за треть или на половину работы, а особливо тотчас платить по окончании дня без всякого притеснения поденщикам», как заготовлять камень — «дрова на обжиг кирпича, черепицы и извести, наймом или покупать или партикулярно». Баженов напоминал, что в Царицыне еще нет кирпичных заводов, а посему, чтобы не задерживать строительство, «не соблаговолено ль будет взять заимообраано или в зачет с заводов Кремлевской Экспедиции». Василий Иванович беспокоился о привлечении и закреплении хороших работников, особенно подрядчиков: «Подрядчиков, знающих свое дело, усердных и нежадных к большому интересу, беречь таких (следует) и отдавать им против других в будущий год с малою и передачею, а незнающих и не своего дела и в торги не допускать; ибо такие только бывают при переторжке для магорычей, а если за ним установится цена, то такой совсем и дело оставит». Необходимо также, замечал Василий, беречь трудолюбивых и талантливых каменщиков, своевременно платять им, «дабы они не расходились лутчие по другим городам».

В мае 1776 года началось строительство. Баженов велел заложить три здания вдоль Березовой перспективы, в том числе Кавалерский корпус с круглым залом, а также Фигурный мост, Малый дворец и «Дворец против боку садового» (Оперный дом). Работы шли достаточно успешно. Уже в августе того же года Баженов доносил в Петербург, что строительство Фигурного моста заканчивается, «прочие же три дома в половине уже возведены, которые неотмеено в нынешнее летнее время еовсем к концу приведены будут, есть ли не захватит ненастье».

Однако к концу года начались перебои в поступлении строительного материала, так и не пришло разрешение брать белый камень в селе Коломенском, «которого лежит там несколько тысяч без употребления». Была некоторая неопределенность и в смысле дальнейшего финансирования. Из первоначально выделенных на строительство тридцати тысяч рублей к концу года оставалось только полторы тысячи. Василий Иванович представил «Ведомость употребленным деньгам для строения села Царицына», в которой пояснял, что «Сей остаток должно употребить за четырнадцать тысяч черепицы, жалованья по генварь необходимым чинам при разных должностях, притом на многие расходы, яко то плотникам, за теску камня, за резьбу, что еще производится в селе Царицыне, и на непредвидимое». В своей записке от 12 августа

1776 года, предназначенной для доклада императрице, Баженов спрашивает: «Будет ли что строиться на 1777 год: те ли дворцы, из коих один почти весь выбучен, а другой рвами изготовлен, или что другое в прибавок? …Такая ли же сумма определена будет на строение, или с прибавкою?.. Откуда получать деньги, и на том ли основании, как нынешний 1776 год производилось, или как лутче заблагоразсудится?»

И все же, несмотря на организационные неурядицы, строительство продолжалось. В 1777–1778 годах были закончены ранее начатые строения. В 1777 году появилась возможность приступить к строительству главного дворца. Оно велось в течение двух лет и было закончено в 1782 году. После этого были заложены Большой кавалерский корпус и Управительский дом.

Зодчий мечтал завершить весь объем работ за два-три года, а строительство растянулось на целое десятилетие.

В эти годы Баженов особенно остро ощутил личную материальную неустроенность. Росла семья, увеличивались долги частным лицам.

Гордый и самолюбивый архитектор был вынужден обратиться за помощью. Он пишет Завадомскому «Изъяснение», в котором просит кабинет-секретаря похлопотать о выдаче ему из казны (заимообразно) 15 тысяч рублей, чтобы расплатиться с долгами и хоть как-то поправить свои семейные дела. Однако последовал отказ. Это вынудило Баженовых объявить об очередной продаже дома вместе с библиотекой, собранием художественных работ, дорогих и нужных для архитектора эстампов. В «Московских ведомостях» (№ 9, 10, 11, 1776) было дано объявление:

«Архитектора и артиллерии Капитана Василия Баженова каменный о двух жильях дом, в коем до 16 покоев под лестницею каменная баня, деревянный флигель людской о трех покоях и четвертая топлюшка, два погреба с сушилками, каретный сарай, конюшня на четыре лошади, два анбара для хлеба, сад с прудиком, с редкими яблонями, грушами, вишнями и другими для украшения деревьями; оранжерея, в коей близ ста дерев, в том числе персики, разных родов вишни и сливы, пять больших лимонных и оранжевых деревьев и других по нескольку; также при оранжереях и светлица о четырех покоях для садовников; в доме же его до 50 картин редких мастеров, книг архитектурных до ста, также немалое число эстампов, рисунков и прочего, что до художества принадлежат; да жены Аграфены Баженовой, недвижимое имение, состоящее в Пензенском уезде, в Завальном стану, по обе стороны реки Хопра, село Покровское, Березовка тож, в коем церковь Деревянная, утварью весьма снабженная; крестьян по последней ревизии 190 душ, а на лицо мужеского пола с 240, из коих в выключку назначено 40 душ; лесу дровяного по Хопру рощами верст на 6, мельница об одном поставе, земли по урочищам душ на 500, также и сенных покосов с четвертями, что явится по писцовым книгам; есть ли кто пожелает купить по 80 руб. душу или перевести его долги на себя, те б благоволили явиться к помянутому архитектору самому, в доме его, состоящем на берегу Москвы-реки в Средних Садовниках, в приходе церкви Софии Премудрости божии».

Вообще с приобретением и содержанием собственного дома Баженову не везло всю жизнь. Первую покупку он сделал в октябре 1773 года у фабриканта К. М. Матвеева. Но через три года был вынужден продать дом, чтобы расплатиться с долгами. В 1776 году семья Баженовых переселилась в Царицыно. Здесь они жили как бы на казенной квартире. Года через два Баженов вновь сделал попытку приобрести собственный дом. На этот раз на Воронцовом поле, в приходе церкви Николая Чудотворца. Продал ему этот дом генерал А. А. Волков. Казалось, что дела пойдут на поправку. Радость в семье была безмерная. Баженов даже рискнул частично перестроить дом, надеясь, что на сей раз семья осядет в своем «гнезде» более основательно. Но вскоре пришлось продать и этот дом.

Потом Баженовы столь же недолго владели домом за Плющихой, неподалеку от Девичьего поля, в приходе церкви Воздвижения на Пометном вражке.

Постоянная нехватка денег, долги вынудили Василия Баженова нарушить его собственный принцип: согласиться на частные заказы, проектирование отдельных сооружений.

В 1776 году Баженов строит дом Прозоровского на Большой Полянке, в 1780 ходу — дом Долгова на 1-й Мещанской. Эти сравнительно небольшие жилые дома имеют свои отличительные особенности, некоторые новшества, привнесенные архитектором в планировку и внешний облик подобного типа зданий. Напомним, что в XVIII веке небольшие жилые дома строили по установившейся традиции, дома украшались наличниками и другими деталями с непременным расчленением строения по этажам карнизами — тягами. Баженов заметил, что этот прием подчеркивает малую высоту этажей. Василий Иванович избирает другой путь. Во внутренней планировке он использует объемные композиции. А для внешнего вида он избирает приемы, характерные для дворцовых построек. Зодчий связывает этажи в одно целое, расчленяет фасады коническими и коринфскими пилястрами. В результате небольшое здание приобретает величавость, широту, архитектурное достоинство, становясь в один ряд с более богатыми домами и даже дворцовыми постройками. Именно этим и характерны дома Прозоровского и Долгова. Этот же принцип Баженов распространяет и на другие здания, спроектированные им, в частности, для А. Долгова, родственника владельца дома на Мещанской, для Румянцева (на Маросейке), для Бекетова (на углу Тверской и Георгиевского переулка), для Юшкова (на Мясницкой).

Приемы, присущие для светских сооружений, Василий Иванович использует и при совдании Скорбященской церкви на Ордынке, усадебного храма в селе Влахернском, церкви в усадьбе Пехра-Яковлевское (1779–1786 гг.). Здесь он умышленно придает колоннам тяжеловесность, подчеркивая их функциональное назначение. Большое внимание, как и в царицынских постройках, архитектор уделяет гармоничности строения с окружающей природой. Он умело использует пейзаж: живописный холм, обрывистый берег, гладь пруда. Это находит свое отражение и в силуэте храма, своеобразного с различных углов зрения. Столь же горячо и заинтересованно, как и при создании ансамбля в Царицыне, Баженов, выполняя отдельные заказы, продолжает возрождать и старорусские архитектурные традиции. Василий Иванович предложил построить в Старках — Черкизове (усадьбе князя Черкасского под Коломною) церковь в духе древнерусской архитектуры.

Строительство осуществилось. Церковь Баженова в Старках — это своего рода сказка в камне. Старорусские архитектурные мотивы в ней очевидны. Но вместе с тем Баженов широко использовал готику, не очень характерную для русских церквей. И получился, таким образом, весьма своеобразный храм: архитектурная одежда — старорусская, а сам силуэт — новый, не имеющий ничего общего с русским зодчеством и традициями церковных построек. Видимо, тут сказалось влияние на Баженова масонов, которые все чаще стали поговаривать о своем желании реорганизовать православную церковь.

 

ПАУТИНА «БРАТСТВА»

Екатерина Великая, ненадолго остановившись в Вышнем Волочке, прибыла в Москву в первых числах июня 1785 года.

Главнокомандующий граф Брюс, сменивший либерально настроенного графа Чернышева, докладывал:

— В Москве и окрест неспокойно. Случаются крестьянские бунты.

— Сие от неустроенности, нерадивых хозяев и непонимания своих истинных бед, — устало и равнодушно отвечала Екатерина. — Читайте, господа, «Выбранные российские пословицы», не без моего старания изданные. Там сказано: «Тому будет всегда счастливо, кто пашет не лениво». А коли иной мужик не тем занялся, то повинен в том не токмо он сам, но и дворяне, не могущие вольностью распорядиться, законы соблюсти и мужика уму-разуму научить. С них и спрос… Ну а что Москва? Все республикою желает стать?

Граф немного растерялся: именно эту тему он и собирался затронуть, но никак не ожидал услышать сие от императрицы..

— Есть сведения… Московские мартинисты поговаривают об организации какой-то малой республики в Сибири, коя могла бы стать заразительным примером для первопрестольной, а затем и для всей империи..

— Забавно. Выходит, что мартышки сами просятся в сибирские остроги. Но будет ли их кандальная республика заразительна для всех? Сомневаюсь. Впрочем, продолжайте.

— Выходит «Вечерняя заря». Журнал, матушка, весьма странный, политикою вроде бы не занимающийся, но колобродства в нем предостаточно. В каждом нумере содержатся нелепые умствования масонов о теософии и каббале, а также идеи, направленные на раскол христианства. Издатели глумятся над правоверными, объявляют гражданские хлопоты делом суетным и греховным, не признают никакой мудрости века, кроме божественного откровения мистиков. Богословским наукам они дают свое толкование…

— О коих нет сомнения, — перебила Екатерина, — что они не новые, но старые, да к тому же от праздности и невежества возобновленные мартышками разных орденов. Я полагаю, граф, что речь идет об изданиях Новикова. И не токмо о «Вечерней заре».

Собеседник императрицы замешкался..

— Как вам сказать… Спору нет, издатель Новиков не хуже и не лучше других масонов, упражняющихся в колобродствах. К тому же на «Вечерней заре» стоит его издательская марка. Но сдается мне, что верховодит в этом журнале, как и в Собрании университетских питомцев, не столько Новиков, сколько некто Шварц, агент розенкрейцеров и диктатор в русских ложах.

— Откуда, граф, такая осведомленность? Насколько мне известно, масоны сор из своих берлог не выносят и перед обществом не исповедуются.

— Не смею возражать. Однако факты говорят о том, что Новиков не столь отвращается от словесности и христианско-гражданских дел, как его собратья по ордену, кои видят свою задачу лишь в распространении сомнительного учения. Среди книг Новикова мы встречаем произведения для детского чтения, сочинения по философии, истории, математике, географии, кои противоречат, как мне кажется, их морали. К тому же есть у масонов правило: тот, кто выказывает себя ученым и умным, а тем паче не проявляет смирения, тот делает предательство. Похоже, Новиков не из податливых. Одно это говорит о том, что в Типографической компании наметился раскол.

— Тем лучше, — все так же устало и равнодушно, задумчиво глядя в одну точку, заметила Екатерина. — И все же за колобродства и вредные книги рано или поздно ответствовать будет издатель Новиков. Пусть будет горькая наука тем, кто именует себя патриотом отечества, а танцует под дудку иноземных проходимцев и не почитает власть, освещенную богом, коему верны истые христиане.

— У них, смею заметить, матушка, свой бог, — силясь скрыть непрошеную улыбку, сказал Брюс и открыл небольшого формата записную тетрадь. — Цитирую: «…ты не должен иметь иного Бога, кроме Бога Иегова, в тебе живущего». То же и во второй заповеди: «Ты не должен в уме твоем никакого чужого или странного Бога формировать и образовывать, хотя бы то было и по небесному подобию; ибо ты не ведаешь, чему ты в оном поклоняешься или кому служишь». И это мартинисты именуют «Законами райскими, данными от самой премудрости».

Граф не спешил со своими комментариями. Ему интересно было, как отреагирует на такое документальное сообщение сама императрица. Но вопреки ожиданиям бурного возмущения не последовало. Екатерина после паузы неторопливо стала размышлять вслух:

— Не ведают, кому поклоняются… и кому служат… А посему поучают умники, не надлежит свою веру иметь, коя совесть национальную пробуждает… Потому долой православие? Не только. Долой земных и небесных идолов… Если нет в этом премудрости, то хитрости иудиной, пожалуй, с избытком… Что же вы замолчали, граф? — спросила Екатерина, неожиданно перейдя на властный тон. — Продолжайте!

Уловив внутренний настрой императрицы, Брюс оживился:

— Сказывают, что наши мартинисты имеют тайную переписку с берлинскими розенкрейцерами, а также получают от них указания и разного рода наставления.

— О чем?

— Сие покрыто мраком, как и многие откровения в ложах пред лицом заезжих проходимцев. Но я так полагаю: кому нечего скрывать перед богом, царем и отечеством, тот не станет таиться.

— Займитесь этим, голубчик, как следует. И не спешите. Помните, что масоны — хитрые бестии. А пока суд да дело, попросите архиепископа Платона испытать кого следует в законе нашем и на веру в христианство. Может, чего и прояснится. Советую также освидетельствовать книги, до святости относящиеся, но издаваемые не Синодом, а воровски и самовластно набираемые в типографиях масонов. Вы хотели что-то еще сказать? — спросила Екатерина, обратив внимание, что Брюс открыл новую страницу в своей тетради и ждет подходящего момента, чтобы продолжить доклад.

— Простите, Ваше величество, не хотелось бы более докучать своим присутствием, но есть дела, кои требуют вашего самоличного мнения и соизволения для принятия мер. Речь идет о знатнейшей особе. Дозвольте зачитать некоторые слова песни, кою масоны распевают в ложах, а также сочли за возможность опубликовать недавно в первом томе журнала «Магазин свободно-каменщический». Вот эти вирши:

— Кто автор? — резко перебила императрица.

— Весьма сожалею, но не могу знать. Автор аноним. Считаю долгом своим заметить, что изложенное в стихах, как нам удалось установить, соответствует тайным планам берлинских розенкрейцеров. Я излагаю, что именно по этой причине прусский посол зело часто бывает в Гатчине, пытаясь иметь тайные сложения с великой особой.

— Слышала. А кто еще?

— Доподлинно известно, что весьма знатные господа, в частности Панин. Являясь масонами и выполняя, как мне думается, указания берлинских мастеров, они также находятся в сношениях с Великим князем и одобряют его самоличную политику с иноземцами. Если же говорить о других московских мартинистах, то здесь видною фигурою является архитектор Баженов.

— Позвольте… — Екатерина с недоумением уставилась на Брюса. — Вы сказали, Баженов?

— Именно так. Он уже несколько раз наведывался в Гатчину. Есть подозрение, что масоны передают через него Великому князю свои зловредные книги, пытаясь обратить наследника престола в свою веру.

Екатерина прищурилась, нервно потерла кончиками пальцев виски, словно пытаясь устранить мигрень. Без всякой властности, напряженно в это время о чем-то думая, спросила:

— Велика ли правда, граф, в ваших словах?

Брюс растерялся, ибо привык, что императрица не подвергает сомнению ни один из его докладов. И вдруг закралось недоверие. Почему?

— Дайте соизволение, матушка, произвести аресты и кого следует допросить, особливо Новикова и Баженова, — уверенно отчеканил граф. И это прозвучало больше как требование, чем просьба. — Дозвольте развеять все ваши сумнения!

— Аресты? Зачем? — равнодушно спросила императрица. — И не рано ли? А потом не забывайте, мой сокол, что Панины — это одно, Новиков — другое, а Баженов… Политику от художеств отличать надобно, — легкий прищур и игриво-загадочная улыбка неожиданно придали лицу Екатерины решительность, азартный настрой. — А что Баженов? Сколь велика его фигура в их секте?

— Насколько мне известно, русские братья высокие масонские градусы не имеют. Их держат при себе орденские начальники. И вообще, сдается мне, что многие русские братья, находясь в опьянении от масонских таинств, коими заманивают их в свои сети начальники ордена, являются не столько обманщиками, сколько обманутыми.

— В чем еще, кроме вышеозначенного, вы усматриваете невольную зловредность Баженова?

— В тайном отступничестве. Смею пояснить. Спору нет, Баженов личность одаренная. Его архитектура пленительна взору русского человека, ибо имеет черты неповторимые, близкие по духу. Нo вместе с тем сия архитектура оскорбительна. На оный предмет я много беседовал с людьми, имеющими отношение к зодчеству, но не причастными к масонству. Они поведали мне тайну. И дело даже не в том, что баженовские строения в Царицыне украшены множеством масонских символов. Сие малый грех. А великий — в другом. Господин Баженов в качестве композиции, построения царицынского ансамбля избрал не дворцовый принцип, а монастырский. Только вместо собора он означил увеселительный дворец, вместо часовен и церквей — беседки для кавалеров и дам, и так далее. Сдается мне, что это издевательство над святынями православия, что, видимо, является обязанностью масона. Потому, может быть, архитектор столь старательно и прикрывает этот срам русским убранством, чтобы тем самым пленить взор соотечественника и заставить его забыть обо всем остальном.

— Но ведь не ровен час, когда сие может перестать быть тайной.

— И я того же мнения. Но тогда повинен в этом будет не столько архитектор, выполнявший высочайший заказ, сколько владелица Царицына, поручившая составить и осуществить проект.

— Вы полагаете, граф, что это сделано сознательно?

— Не могу знать, — искренне и твердо ответил Брюс. — Только сдается мне, что Баженова готовили на эту роль давно, чтобы связать его клятвами, воспользоваться знаменитым архитектором в своих интересах или, на худой конец, сделать из него великомученика, коего способны понять и оценить лишь члены ордена.

— Довольно, — неожиданно прервала императрица. — Премного благодарна вам, граф. Одно запомните: есть множество способов укрощать зловредность. А сейчас, любезный, оставьте меня.

***

В Коломенском дворце Екатерина Великая задержалась ненадолго. Сопровождаемая свитой, она спешила в Царицыно. Баженову накануне сообщил об этом в записке начальник Кремлевской Экспедиции Михаил Михайлович Измайлов.

В доме Баженовых был полный переполох. Аграфена Лукинична не знала, за что браться. Перебрала все платья, все камзольчики для детей. Во что одеться самой — так и не могла решить до последней минуты. А ведь сама императрица пожелала видеть семью в полном составе!

Василий Иванович был рад этой встрече по-своему и тоже испытывал волнение. Насколько он понял, императрица назначила осмотр царицынских строений. Правда, не везде еще были закончены внутренние отделочные работы. Но строительство в целом завершалось. Наконец-то можно отчитаться за проделанную работу, размышлял Баженов. И слава богу. Можно будет не урывками, а по-настоящему заняться другими проектами.

…Летняя коляска с откидным фартуком и богатыми резными украшениями с позолотой влетела, словно на крыльях, в парадные въездные ворота. Несколько всадников, сопровождавших карету, резко осадили лихих коней и остались у Фигурного моста. Остальные, соблюдая четкий строй и интервал, устремились дальше, по Березовой перспективе.

Осмотр длился недолго. Екатерина Алексеевна, нигде не задерживаясь, прошла лишь приемные залы на втором этаже дворца, бегло осмотрела парадную анфиладу. Затем поднялась по трехмаршевым лестницам, побывала в аванзалах, в большом приемном зале, в боковом корпусе, где располагались ее жилые покои.

На внутренней замкнутой дворцовой площади, на парковой лужайке все было готово для того, чтобы начать деловое обсуждение проделанной работы. Генеральный план застройки и панорамный рисунок Царицына Баженов велел расположить на отдельных щитах.

Екатерина Алексеевна, закончив осмотр главного дворца, вышла на лужайку в сопровождении свиты.

Небрежно окинула взглядом чертежи и рисунки, кокетливо улыбнулась аккуратно одетым и присмиревший от любопытства детям Баженова.

Присесть на заранее приготовленные кресла знатным особам, прибывшим в Царицыно, не пришлось. Екатерина спокойно, но властно произнесла:

— Нам и без того все ясно. Не правда ли?

Все согласно закивали головами.

— А ясно нам то, — продолжила императрица, — что деньги на строительство затрачены понапрасну. — Не обращая внимания на растерянные лица, Екатерина размеренным шагом разгуливала по лужайке и словно в такт своей походке чеканила слова: — Лестницы чрезмерно узки, своды зело тяжелы, комнаты и будуары тесны, залы, будто погреба, темны…

Слова били Баженова наотмашь. Он отказывался что-либо понимать. В голове все спуталось. Сердце учащенно билось. Хотелось кричать, спорить или бежать прочь, куда глаза глядят. Но все его мышцы онемели, тело до невозможности отяжелело. Он стоял как вкопанный, не в силах сделать малейшего движения, не в силах произнести хоть слово.

Екатерина продолжала:

— Мы полагаем, что ошибку господина Баженова, неудавшийся проект, достойно исправит его ученик, архитектор Казаков. Любезный Михайло Михайлыч, — обратилась императрица к Измайлову, — прикажите учинить изрядные поломки и представить на обозрение новый проект дворца. На сей случай, господа, мы так и порешим.

***

8 июня Екатерина Алексеевна, не вдаваясь особливо в подробности и следуя мирному и спокойному тону предыдущих писем, писала своему сыну Павлу Петровичу и великой княгине Марии Федоровне:

«…Я здорова и уже на обратном пути; ночевать буду в Торжке, а завтра приеду в Вышний Волочек? Петровский дом очень хорошенькая квартира, два другие же, т. е. новые дворцы, Московский и Царицынский, не окончены; последний внутри должен быть изменен, ибо так в нем бы невозможно жить; Коломенский же такой, каким я его оставила. Москва улучшается; строят много и весьма хорошо; водопровод большое предприятие, над которым теперь работают. Прощайте; будьте здоровы; обнимаю Вас. Мое почтение принцессе Виртембергской».

 

СУДЬБА АНСАМБЛЯ

Дворец в Царицыне был разрушен не сразу. M. M. Измайлов пытался было найти выход из создавшегося положения, хоть как-то помочь Баженову. Переживал за своего друга и М. Казаков. Коллеги договорились: Баженов без особого на то дозволения сделает новый вариант дворца и представит свой ранее, чем это сделает Казаков. Но ничего из этого не вышло, опять труд был потрачен зря! Екатерина отвергла работу Баженова, даже как следует не познакомившись с нею. В феврале 1786 года пришло распоряжение «о разборке в селе Царицыне построенного главного корпуса до основания и о производстве потом (нового здания) по вновь конфирмованному учиненному архитектором Казаковым плану».

Казаков в своем варианте дворца пытался по возможности сохранить избранный Баженовым стиль старорусской архитектуры. Но ему также не повезло. Дворец был запроектирован трехэтажным, с акцентом на центральную часть здания. Однако в ходе строительства пришлось многое переделать, так как ассигнования постоянно урезывались. В результате получилась большая разница между проектом и осуществленным зданием. Было нарушено единство дворца, высота среднего корпуса значительно понижена, что повлияло на первоначальные размеры плана и создало впечатление расплывчатости здания. Остались также неосуществленными богатые декоративные украшения, сосредоточенные по проекту на третьем этаже. В результате дворец утерял характерные для других царицынских построек детали, стилевые особенности. Наконец, строительство вообще не было завершено. В 1793 году здание было покрыто временной крышей, а в 1796 году, после смерти Екатерины, строительство прекратилось, дворец, как и другие царицынские постройки, был заброшен.

На уникальный архитектурный ансамбль в Царицыне на протяжении двух веков была, так сказать, наложена печать невезения. Кстати, этот ансамбль состоял не только из каменных палат. Его дополняли живописные аллеи, декоративные руины, беседки, мостки, пристани, статуи, вазы, оранжереи. В парке находилось также множество деревянных хижин, избушек, были сооружены живописные пещеры, украшенные естественным камнем, мхом, раковинами.

Одно время Царицыном управлял Н. Б. Юсупов, владелец Архангельского. Он уничтожил многие парковые постройки, приказал снять белокаменные портики казаковского дворца.

В 1835 году Николай I велел архитектору Белоголову снять обмеры, чтобы перестроить дворец и приспособить его для казарм или военного училища. Потом от этой затеи отказались.

В 1860 году царицынские здания были сданы в аренду под завод. К счастью, планы заводчиков остались неосуществленными.

В 1882 году с дворца были сняты кровли, ценные художественные изразцы печей проданы частнику. Словом, строения постепенно гибли, растаскивались, что называется, по косточкам. Однако сами строения, лишенные крыш и безжалостно заброшенные, простояли века, выдержав и жестокие холода, и проливные дожди, и натиск любителей-туристов.

В 1936 году архитекторы Борщ и Зундблат предложили приспособить царицынские постройки под гостиницу-ресторан. Их проект был одобрен экспертной комиссией. Однако это предложение, будь оно осуществлено, привело бы если не к разрушению, то, во всяком случае, сильному искажению и еще более значительной утрате исторического памятника архитектуры.

Более разумный план предложил в 1945 году архитектор Д. В. Разов. Он составил проект реставрации зданий для использования их под библиотеку, архивы, выставочные залы.

Но и этот план остался неосуществленным.

В сентябре 1972 года было принято решение начать реставрацию и восстановление царицынских строений. Парк и архитектурные сооружения были переданы Академии художеств СССР.

Царицыно превратится в городок молодых художников. В его дворцах разместятся факультеты Института имени В. И. Сурикова. Малый дворец отведен под музей, здесь будут храниться материалы, связанные с историей строительства и возрождения ансамбля.