Конец лета. 28 августа — осенины, солнце засыпает, но с утра еще — ясно.

Иван Александрович с рассвета сидел за письменным столом. В раскрытое окно лился с пустыря пряный запах полыни. Где-то рядом, в поле, озабоченно прокричали журавли. «Наверное, деток наставляют, готовят к дальнему пути», — подумал Иван Александрович.

Авдотья Ивановна с кухаркой спозаранку отправились по грибы. Рабочие в литографию еще не пришли. Тихо в доме. Хорошо, легко работается.

Вдруг заунывная песня послышалась со стороны Мстёры, стала приближаться, и вот уже показалась шеренга, человек в десять, — калики перехожие, слепцы. Шли они, держась друг за друга, и пели грустную, щемящую душу песню:

Кому повем печаль мою? Кого призову к рыданию?..

Первый из них держал в руках берестяной бурачок для милостыни.

Иван Александрович уже не раз слышал «Плач Иосифа Прекрасного» и давно собирался записать его. Он вышел навстречу окруженным уже детьми слепцам, позвал их к себе во двор, усадил за стол, сам поставил самовар.

Слепцы с удовольствием угощались, рассказывали о своих судьбах и путях-дорогах, продиктовали Голышеву свою песню, потом спели еще «Плач Адама и Евы». Иван Александрович и его записал. А позднее, с комментариями, опубликовал их в губернской газете.

Настоящее удовлетворение приносили теперь Голышеву только археологические изыскания. «Составленное мною исподволь, в продолжение 2–3 лет, издание древностей Богоявленской церкви… встречено было с особенным участием любителями отечественной старины», — писал он. «Древности Богоявленской церкви в слободе Мстёре» вышли в 1870 году. Шестьдесят страниц текста и двадцать прекрасных рисунков-литографий внутреннего вида храма, его старинных предметов, церковной утвари и книг. Он снова подробно описал свою Мстёру для тех, кому не досталось первой книжки, и особенно досконально — церкви, главные иконы их и ризницы, надгробия и старинные могильные камни. Отлично сумел передать красоту каждого древнего культового предмета.

Через губернатора Самсонова он послал новый альбом императору и наследнику. Император откликнулся «высочайшей благодарностью», цесаревич прислал пятьсот рублей серебром. Великий князь Владимир благодарил «за ученые и художественные труды и многолетние занятия, которые радуют сердце каждого истинно русского человека», изволил обратить внимание на «прекрасно исполненные рисунки древней Богоявленской церкви ел. Мстёры» и прислал в подарок золотые часы. Граф Панин отблагодарил своего бывшего крепостного за «Древности» серебряной кружкой, а новый владелец Мстёры, граф Комаровский, писал, что ему «чрезвычайно приятно было увидеть этот замечательный труд», и называл альбом о древностях Богоявленского храма поистине роскошным, выражал уверенность, что издание «не пройдет незамеченным»: «Изыскания и история оной церкви составлены очень добросовестно и хорошо. Дай бог, чтобы Ваши труды на художественном поприще не прошли бы безвестными для окружающих Вас жителей Мстёры и чтобы Ваш пример животворно и просвещенно подействовал на окружающую Вас среду».

Однако односельчане читать «замечательный труд» своего земляка не собирались. Отпечатал Голышев всего двести экземпляров альбома, предвидя, как трудно его будет продать. Сто экземпляров отдал в пользу церкви Богоявления безвозмездно. Подарил альбом своим важным знакомым в Москве и Петербурге. Хотел часть издания продать. Разослал местным знакомым и некоторым зажиточным староверам, но продал только пять экземпляров трехрублевых альбомов, отпечатанных на простой бумаге.

Московский книготорговец Манухин, поклонник сестры Катерины, будучи во Мстёре, взял с собой в Москву на комиссию десять экземпляров «Древностей» и «Лубочных картинок» да и вернул спустя время обратно запачканными и измятыми.

Денежные расходы на альбомы, таким образом, не оправдались, а прекрасных отзывов было хоть отбавляй. Секретарь императорского русского географического общества барон Ф. Р. Остен-Сакен писал, что издание «заслуживает полнейшего внимания, как по интересу предмета, так и по изяществу и основательности исполнения». Профессор Казанский откликнулся: «Своим трудом Вы дали историческую известность Вашему храму, употребив так много труда и вместе с тем, конечно, много и денежного пожертвования, на подобные издания не решаются, опасаясь издержек, и Соборы Столичные». «Русские ведомости», делая обзор новинок, отмечали: «Первое место, без сомнения, должны занимать рисунки древностей Богоявленской церкви Владимирской губернии Вязниковского уезда в слободе Мстёре… Художественная сторона издания очень хороша и может поспорить со многими столичными литографиями».

В том же 1870 году вышла еще одна брошюра Голышева, а по существу — монография: «Лубочные старинные народные картинки, происхождение, гравирование и распространение, с тремя рисунками».

У русского лубка история была богатой. Особенно широкое распространение он получил в конце XVIII столетия и после войны 1812 года.

Народу лубочные картинки полюбились: они позволяли в каждой избе устраивать картинную галерею, приносили в самые глухие уголки России любопытные сведения, а то и свободный взлляд на царское правление.

Потому не очень поощрялось печатание лубка власть имущими. Преследуемы были народные картинки окружною грамотою 1674 года патриарха Иоакима, указом 1721 года Петра I, указом 1744 года Святейшего синода… Но все-таки до Николая I печатание картинок шло без цензуры. Николай I урезонил печатников, но лубок продолжал здравствовать, технология печати картинок совершенствовалась.

Голышев подробно описал все эти способы печати, а потом перешел к подробному рассмотрению прежних, теперь редких, картинок.

Как-то офеня привез ему из дальних краев деревянную доску, по краю ее вилась полустертая славянская вязь, нравоучительное сказание-изречение о двенадцати добрых друзьях, с которыми человек не должен расставаться: это — правда, чистота, любовь, труды, послушание, смирение, воздержание, рассуждение, неосуждение, покаяние, молитва, милость. «О человече, имей сих 12 другов, зело много добра ими получиши, его же и не чаеши, воздадут тебе сугубо не во сто но паче тыся-ще». Рисунок-отпечаток с этой доски был приложен к книге.

Потом Голышев рассказал еще о пятнадцати прежних картинках, выгравированных на меди. В «Аптеке духовной» предлагался такой рецепт врачевания грехов: «возьми корень нищеты духовныя, на нем же ветви молитвенные процветают цветом смирения, изсуши его постом, воздержанием, изотри терпеливым безмолвием, просей ситом чистой совести; всыпь в котел послушания, налей водою слезною, и накрой покровом любви, и подпали теплотою сердечною, и разжется огнь молитвы, подмешай капусты благодарения и уваривши довольным смиренномуд-' рием влей на блюдо разсуждения… и часто прикладай на раны сердечныя и тако уврачуеши болезни душевныя от множества грехов».

Следом шли картинки со стихами «Голландский лекарь и славный аптекарь», «О глупой жене», «Сказка о воре и бурой корове», «Назидательный урок матерям», новый вариант картинки «Мыши кота погребают»…

Замыкал монографию «Синодик гравера XVII века Василия Андреева». Книга предназначалась для исследователей и коллекционеров лубка. Разослав издание по своим знакомым, Голышев получил прекрасные отзывы о монографии.