К. П. Я попытаюсь обозначить основные вехи по всей нашей проблеме философии возраста. Если бы Александр Куприянович также прибег к такой форме представления своего содержательного и во многом новаторского материала, то его выводы, наверняка, прозвучали бы иначе, чем мои. Напомню хотя бы его формулу индивидуального возраста: «возраст как минимальный внутренний объем бытия во времени, Sein als Zeit (бытие как время)».

Будем помнить, что «краткие выводы» в нашем случае – это вовсе не обязательный ритуал, но всего лишь риторический прием.

Итак, первое: что есть возраст? Возраст для меня – это столкновение циклического и линейного времени. Я упоминал, что относительно индивидуальности линейное время присутствует как концепт бессмертия или как идея авторствования – как «попытка создать нетленное» (выход к бессмертию через материализацию).

Второе. Для оценки возраста я предлагаю некий, как мне представляется, конструктивный критерий: возраст может быть оценен с точки зрения отношения к дому. Скажи мне, как ты относишься к дому, и я скажу, в каком ты возрасте. Или ты строишь дом, или готовишь его для следующих поколений, или уютно пригрелся в родительском гнёздышке. В качестве примера возьмем «Кота в сапогах». Старшему брату достается мельница, так сказать, «родовой замок». Младшему достается кот, метафора номада, метафора свободного движения. В данном случае младший и оказался наиболее «успешным», разрешившим загадку дома. В русских семьях нередко младшенький остаётся с родителями, тогда как старшие вылетают из гнезда (или их оттуда выталкивают).

Наконец, третье. В зависимости от того, какую стратегию бытия ты выбираешь, можно выделить возраст материальный и возраст духовный. Есть люди, проживающие только материальную стратегию и только материальный возраст, а есть люди, проживающие возраст духовный. Чаще всего люди живут в этих двух возрастах одновременно.

Вспомним роман Э. Канетти «Ослепление»127. В нем повествуется об учёном-китаисте, который заложил окна стеллажами с книгами и пытается замкнуться в коконе своей духовной жизни. Этот человек выбирает только духовное развитие. Но такая однобокость в романе Э. Канетти заканчивается печально. Впрочем, как мне представляется, значим сам этот безумный донкихотский порыв сосредоточения на духовности, попытка преодоления материальной цикличности мира, выхода за его пределы. Императив человека, да и социума, в том, чтобы иметь ясный горизонт духовного возраста, не упуская из виду возраст материальный.