Глаза Трейси расширились от удивления, когда Мэтт остановился у большого дерева примерно футах в тридцати от дома и расстегнул застежку на рубашке. Вытащив из-за пояса джинсов, он сбросил рубаху на землю. Густая поросль вьющихся черных волос покрывала его грудь и сужалась только у пояса брюк.

Рука Трейси медленно поднялась и повисла в воздухе, она посмотрела на нее с ужасом и поняла, что она совершает воображаемое путешествие по груди и плечам Мэтта. Схватив сумасшедшую руку другой, она крепко сжала их и положила на колени.

Когда шляпа Мэтта последовала за рубашкой, Трейси поняла, что ей пора убираться с веранды. Мужчина, вероятно, собирался совершить сеанс стриптиза, но не подозревал, что за ним следят зрители. «Ну, иди же!» — приказала она себе и осталась сидеть, словно завороженная, в шезлонге, а глаза ее неотрывно следили за Мэттом. Его рука пошарила в траве за деревом и вдруг вынырнула из нее с длинным шлангом, из которого текла кристально чистая вода. Он нагнулся и тщательно сполоснул голову и верхнюю часть туловища этой водой. Трейси тихо рассмеялась от собственной глупости; она вообразила, что он разденется донага прямо здесь, во дворе.

Солнечный луч скользил по голове Мэтта и по его спине. Когда он двигался, мышцы на спине начинали перекатываться, вздуваясь под кожей. Трейси вдруг стало неудобно в шезлонге, в нижней части живота и во всем ее теле вдруг образовалась какая-то тяжесть, а сердце ее стало отбивать быстрый ритм. Она не была наивным ребенком и хорошо понимала, что означали все эти ощущения. Это было желание близости, ответ ее тела на вызов, заключенный в прекрасном мужском теле.

Но на расстоянии тридцати футов он так действовал на нее! От одного его внешнего вида у нее поднималась температура. Смешно! Нет, хуже того, это действительно напоминало болезнь. Но тогда почему же она продолжала смотреть на Мэтта, как он стряхивал воду с волос, теперь напоминая ей мокрую собачонку, как он выключал шланг и поднимал с земли свою рубашку и шляпу?

Ладони Трейси прошлись по ее лбу, потом по щекам, чтобы удостовериться, что румянец спал. Боже, ее лицо все еще горело, и в приступе паники и почти отчаяния она облокотилась на спинку шезлонга и закрыла глаза, делая вид, что спит. Она слышала, как Мэтт приблизился к ней, раздался скрип открывающейся двери.

— Вы тоже можете попробовать это, — сказал Мэтт.

Трейси открыла один глаз и уставилась на высокую фигуру, стоявшую рядом с ней.

— Что вы сказали? — спросила она, зевая, как будто только что пробудившись ото сна.

— Можете сполоснуться под шлангом, если хотите, — сказал он. — На деле это не менее приятно, чем смотреть на это со стороны.

— Что вы хотите этим сказать? — удивилась Трейси, выпрямляясь в шезлонге.

— Хорошо, Тейт, как хотите, — сказал он, проходя на кухню. Его гортанный смех долго еще продолжал звучать в ее ушах после того, как он ушел.

Мэтт знал, что она на веранде! Гнусный негодяй показывал свое шоу, хорошо зная, что она подсматривала за ним. Какой эгоистичный мерзавец! А может, он испытывал извращенное удовольствие от того, что проделывал перед ней? А еще он смеялся над ней! Звук этот, низкий и гудящий, явно соответствовал человеку, его издающему, а тембр и окраска вызывали странные ощущения в позвоночнике.

Трейси решила, что ей нужно взять себя в руки. Это же просто безумие, всегда мужчины были от нее без ума, но никак не наоборот. Что с ней случилось? Это адская жара так подействовала на нее, или действительно с ней вообще не все было в порядке?

Трейси снова пощупала лоб, желая проверить, нет ли у нее солнечного удара, затем откинулась на спинку шезлонга и закрыла глаза. Медленно сосчитав до двадцати, она сделала глубокий вдох и пришла к выводу, что вновь способна здраво мыслить. Итак?! Она задумалась, открыв глаза и постукивая себя пальцем по подбородку. Мэтт Рамсей — самодовольный тупица. У него красивое тело, он это знает и выставляет его напоказ, как только у него есть такая возможность. Он понимает, что выглядит довольно соблазнительно. Все, что ему нужно, чтобы убедиться в этом, — посмотреться в зеркало. Можно еще отхлестать женщину плеткой. Вот она и стала одной из них, лучшей или худшей, но, увы, стала. Но это только его мнение. Она мудрее его, и это позволяет получить иммунитет к его физическим совершенствам.

— Трейси, дорогая, — позвала ее Элси, появляясь на веранде.

— Слушаю, Элси.

— Мистер Рамсей встал и ожидает тебя в гостиной. Тебя проводить?

— В ней есть большой камин?

— Конечно.

— Тогда я знаю, где она, — сказала Трейси, поднимаясь с шезлонга.

— Мистер Рамсей был так рад, узнав, что вы приехали писать статью в журнал.

— А его сын совсем не рад, — сказала Трейси, поправляя волосы.

— Мэтью? Ах, он только рычит, но не кусается. Нет, не совсем так. Только попробуйте испортить парню настроение и тогда узнаете, что такое дикий зверь. Я думаю, что ваш приезд наложил дополнительные обязательства и заботы на него, и мне кажется, что он представлял все это несколько иначе.

— Чепуха! Он уверен, что я сорву ему всю работу на ранчо и развращу всех его святых работничков. Мэтью Рамсей очень ограниченный человек и не видит дальше собственного носа.

— У меня создалось впечатление, что вы оба с характером, — сказала Элси, нахмурившись.

— Это мягко сказано, — засмеялась Трейси. — Будем надеяться, что на мистера Рамсея я произведу более приятное впечатление.

— Он милый человек, — сказала Элси. — Это была для него ужасная трагедия, тот день, когда случился удар. Ведь накануне он был полон жизни. Ну, ладно, иди к нему, а я займусь тут обедом.

Трейси легко нашла дорогу в гостиную и остановилась в дверях, рассматривая человека, сидящего перед камином в кресле-качалке. У него были густые седые волосы, сидел он очень прямо, что давало возможность видеть ширину его плеч. Никто бы не усомнился в том, что он — отец Мэтта, так велико было сходство. Кендал Рамсей был просто Мэтт в старости, но Трейси надеялась, что мистер Рамсей будет более приятным человеком в общении.

Тот факт, что глаза, внимательно смотревшие на нее, когда она входила в комнату, были того же голубого оттенка, что и у Мэтта, не удивил ее. Трейси подошла ближе к пожилому человеку.

— Здравствуйте, мистер Рамсей. Трейси Тейт — это я.

— А вы даже красивее, чем описывал Боб, — сказал Кендал Рамсей. — Садитесь и чувствуйте себя, как дома.

Трейси села на диван неопределенного цвета, больше всего напоминавшего овсяную кашу, и скрестила стройные ноги. Она сдержала улыбку, заметив, что Кендал оценивающе посмотрел на ее коленки, и подумала, что в молодости он, должно быть, не пропустил мимо ни одной юбки. Каков отец, таков и сын. В этом нет ни малейшего сомнения.

— Уверен, что вы знаете, как мне приятно, что о моем ранчо будет материал в «Детройтской строке», — сказал Кендал Рамсей.

— Боб тоже очень рад этому, — сказала Трейси, мило улыбаясь. — Плохо только, что не все придерживаются этого мнения.

— Я знаю, что вы имеете в виду отношение Мэтта ко всему этому. Но пусть вас это не смущает. Последнее слово все равно за мной, вы получите свободный доступ на ранчо и необходимую помощь.

— Это очень вдохновляет меня, мистер Рамсей, и я ценю вашу помощь.

— И, конечно, вы получите любую лошадь и…

— Мисс Тейт не умеет ездить верхом, — заявил Мэтт, внезапно появившийся в комнате.

— Так научи ее, — решительно сказал Кендал.

От удивления брови Мэтта поползли вверх. Он бросил угрожающий взгляд на Трейси. Она тоже взглянула на него, но ее взгляд скорее напоминал взор невинного агнца. Мэтт резко повернулся и направился к бару у стены. Трейси обратила внимание, что он переоделся в брюки типичного западного покроя и белую рубашку, расстегнутую так, что были видны вьющиеся волосы на груди. Казалось, что одежда сидела, как влитая, на его сильной спине, плоском животе и мускулистых бедрах. Трейси молила Бога, чтобы он не заметил ее пристального внимания, когда шел мимо нее через комнату к бару.

— Как обычно, папа? — спросил Мэтт, взглянув через плечо на отца.

— Да.

— А вам, мисс Тейт? — даже не обернувшись, буркнул он.

— Если нетрудно, белого вина, пожалуйста, — ответила Тейт.

— Девушку зовут Трейси, — сказал Кендал, — Ты разговариваешь, как надутый индюк, Мэтт.

— Бог простит, — сказал Мэтт с улыбкой, направляясь к тому месту, где сидели Трейси и отец. Он подал им напитки.

На лице его опять появилась эта ямочка от улыбки. Трейси сделала глоток из бокала, вдыхая аромат мускуса, исходивший от его лосьона после бритья. Теперь он усаживался, вытягивая свои длинные ноги, отчего натянулись брюки на бедрах и… Боже, этот человек никогда не перестанет быть мужчиной!..

— Вы так оделись специально к обеду? — спросила Трейси, обращаясь к Кендалу Рамсею.

— А вы что, думаете, мы едим нагишом? — тут же парировал Мэтт.

Замечание сына показалось Кендалу таким смешным, что он залился искренним смехом. Трейси удалось выдавить из себя только слабую улыбку. Когда она взглянула на него, он поднял свой бокал, салютуя ей.

— Нет, — сказал Кендал, отдышавшись от смеха. — Мы одеваемся здесь очень просто. Вы прекрасно выглядите в том, что на вас надето, Трейси. Приберегите свои шикарные платья для особых торжеств.

— Как повешение, например? — ядовито спросила Трейси, глядя в глаза Мэтту. Он засмеялся и опустошил свой бокал.

— Наряду с другими событиями, — сказал Кендал, весело рассмеявшись.

— Мы, наверное, кажемся мисс Тейт дикарями, папа, — сказал Мэтт. — В конце концов, она прибыла из такого шикарного города, как Детройт.

— Наоборот, — сказала Трейси, — я редко одеваюсь к обеду. — «Ох, нет, — подумала она, — зачем я дала ему такой козырь?»

— О, — произнес Мэтт, в глазах его плясали чертики. — А разве вы не боитесь простуды, сидя в…

— Я хотела сказать, — пояснила Трейси, сжимая зубы, — что после трудного рабочего дня я заворачиваюсь в халат и ем перед телевизором.

— В одиночестве? — спросил Мэтт невинным голосом с наивным выражением лица.

— Ну, только если у меня не запланирована оргия, — взорвалась Трейси. Ее слова стали новой причиной для веселья Кендала, а Мэтт улыбнулся и покачал головой. «О Боже, — думала Трейси, чувствуя, как ее щеки покрывает румянец, — неужели я могла это сказать?» Что с ней происходит? Весь ее профессионализм, ее холодный расчет, где он? Мэтт Рамсей — вот причина. Она должна немедленно запретить ему над ней издеваться. Он невозможный, самоуверенный, он…

— Обед на столе, — сказала Элси. — И еще, мистер Рамсей, Лестер вернулся.

— Лестер — моя сиделка, — пояснил Кендал Трейси. — У него был выходной день. Ну, что пошли обедать?

Мэтт сразу же поднялся и покатил кресло по пушистому ковру через холл в комнату, куда Трейси не заглянула, когда первый раз искала кухню. В столовой стоял огромный стол, вокруг которого были расставлены стулья в чехлах из зеленого бархата. С потолка свешивалась сверкающая люстра, у дальней стены стоял буфет и горка для фарфора. Мэтт подвез отца к столу, потом придержал стул Трейси, которую посадили справа от Кендала. Сам он сел напротив ее и положил в тарелку огромную порцию вареной картошки. Появилась Элси и поставила на стол громадную тарелку с большими порциями еды.

Трейси посмотрела на Кендала и тут же занялась тем, что стала раскладывать ростбифы на тарелки. Вдруг на нее нашло минутное оцепенение, когда она сообразила, что же было действительно не так. Со времени их знакомства Кендал не сделал ни одной попытки поднять правую руку с колен. Удар, вероятно, поразил его правую руку и ногу. Трейси никак не могла поверить в то, что ее тренированные глаза сразу же не увидели эту деталь. Но с головой у Кендала все было в полном порядке. Он был умен, наблюдателен и не лишен чувства юмора. Трейси почувствовала острую жалость, когда представила, как трудно было отцу Мэтта усидеть без дела в кресле, когда жизнь на ферме била ключом.

Трейси передала блюдо Мэтту; у всех уже были полные тарелки. После того, как Трейси откусила первый ломтик мяса, она высоко оценила кулинарное искусство Элси.

— Элси просто поразительная стряпуха, — сказал Кендал.

— Она уже давно работает здесь? — спросила Трейси.

Кендал кивнул головой.

— Больше тридцати лет. Элси очень рано осталась вдовой и пришла к нам, когда Мэтту было четыре года. Моя жена тогда только что умерла, и мне нужен был кто-нибудь, чтобы присматривать за ребенком. Я даже не представляю, что бы мы делали без нее все эти годы.

Трейси кивнула головой в знак согласия с Кендалом, взяла еще немного молодого зеленого горошка и украдкой сквозь ресницы взглянула на Мэтта. Его воспитала неродная мать и суровый фермер — вот откуда его независимость и мрачный характер. Разве у Элси было время выслушивать страхи, надежды и мечты маленького мальчика? Разве Кендал сажал его на колени по вечерам и читал ему у камина сказки? Следующее высказывание Кендала только подтвердило ее догадку.

— Все было по-другому в те дни, — сказал Кендал. — Элси готовила еду для всех работников и приносила ее нам, когда мы были на выгоне. Мэтт впервые побывал в загоне для скота, когда еще не ходил в школу. Он быстро стал взрослым, но это было необходимо.

— Я сомневаюсь, что мисс Тейт интересно мое детство, — сказал Мэтт. — На северном склоне в загоне опять сломалась ограда.

Кендал нахмурился.

— Ты пригнал лошадей назад?

— Да, но я хочу поменять почти все ограждение. Большая часть ограды сломана.

— Хорошо. Возьми еще людей, если нужно. Там самые ценные лошади.

Обед прошел в непринужденной обстановке. Мэтт подробно рассказывал отцу обо всем, что произошло на ранчо за весь день. Он говорил тихо, спокойно и терпеливо отвечал на все вопросы, иногда спрашивал совета. Трейси чувствовала, что эти двое мужчин относятся друг к другу с большим уважением и изумлялась, как Мэтту удавалось ввести отца в курс всех дел на ранчо.

— Надеюсь, мы вас не уморили этой скукой до смерти, — наконец сказал Кендал, улыбаясь Трейси.

— Конечно же, нет, — ответила она. — Мне бы следовало делать кое-какие записи. В конце концов, цель моего визита сюда — разузнать, чего стоит управлять такой фермой, как ваша.

— На самом деле? — пробурчал Мэтт, а потом издал такой звук, который можно было назвать храпом.

— И первым делом вы должны сесть верхом на лошадь, — сказал Кендал Трейси. — А ты, Мэтт, первым делом завтра утром дай первый урок верховой езды Трейси.

— Так скоро? — удивилась Трейси. — Я не тороплюсь, времени достаточно.

— Я лично позабочусь об этом, папа, — сказал Мэтт, в глазах его загорелись смешинки.

— С нетерпением буду ждать этого события, — с трудом изрекла Трейси, глядя на Мэтта.

— У вас есть сапоги или высокие ботинки? — спросил он.

— Конечно, — ответила Трейси, думая о своих великолепных сапогах из шевро, с трехдюймовыми каблуками, которые привезла с собой. — А что, не у всех есть сапоги?

— Будем пить кофе в гостиной? — спросил Кендал.

Мэтт выпил бренди вместо кофе, а Кендал рассказывал о многолетней дружбе с Бобом Эдвардсом. Трейси старалась слушать внимательно, но какая-то часть ее существа постоянно ощущала присутствие Мэтта в комнате. Он опять сел, вытянув ноги перед собой, наслаждаясь своим напитком, а Трейси не могла не смотреть на его прекрасную фигуру. Чертово ощущение внизу живота снова пугало ее, она была страшно зла на себя за то, что на нее так действовала сногсшибательная притягательность Мэтта. Ничего подобного с Трейси раньше не случалось, и эти новые ощущения приводили ее в страшное замешательство, почти в панику.

— Извините, мистер Рамсей, но вам пора в постель, — произнес низкий мужской голос.

Трейси подняла глаза вверх и увидела высокого плотного мужчину, входящего в комнату. На нем была надета белая накрахмаленная рубашка и темные брюки, и он чем-то напоминал профессионального борца с медведями-гризли.

— Лестер, познакомься, это наша гостья, Трейси Тейт, о которой я говорил тебе, — сказал Кендал.

— Мисс Тейт, — сказала Лестер, кланяясь ей, — надеюсь, вам здесь понравится.

— Спасибо, я тоже на это надеюсь.

— Ну, тогда спокойной ночи, — пожелал им Кендал. Лестер развернул каталку и повез его из комнаты. — Увидимся завтра.

— Спокойной ночи, отец, — сказал Мэтт, поднимаясь.

— Спокойной ночи, мистер Рамсей, — сказала Трейси.

— Мне предстоит поработать с бумагами, — сказал Мэтт, как только Кендал и Лестер покинули комнату. — Думаю, что вы сможете развлечься сами.

— Конечно.

— Прекрасно. — Он вышел из комнаты, и Трейси чрезвычайно трудно было сдержаться и не показать ему вслед язык.

Трейси вернулась в свою спальню и в течение следующего часа детально записывала свои впечатления о доме и обеде, который им сегодня подавали. Она, конечно, записала, что ремонт загонов является одной из самых важных обязанностей на ранчо. Потом ей стало интересно, кому в Детройте до этого было дело.

Почувствовав какое-то беспокойство и подобие страха, она спустилась в холл и увидела полоску света, пробивающуюся через щель в двери кабинета, обнаруженного ею еще во время первого осмотра дома. Это, вероятно, было частное владение Мэтта, подумала она, где он в тишине подсчитывает, сколько яиц снесли куры и сколько из них вылупилось цыплят.

Она прошла через сверкающую чистотой кухню на веранду. Толкнув дверь, она вышла в звездную ночь. Было все еще очень тепло, но чувствовалось отсутствие палящего солнца. Вскоре она очутилась около большого бассейна. Подсветка делала кристально чистую голубую воду такой притягательной. Трейси сняла босоножки, закатала брюки до колен и погрузила ноги в прохладную воду. Она болтала ногами в воде, шевелила пальцами и вскоре почувствовала, как ее отпускает напряжение утомительного дня.

Кроме тихого журчания воды, в ночи не раздавалось ни одного постороннего звука, и спустя полчаса Трейси впала в дремотное состояние.

— Ты похожа сейчас на маленькую девочку, — неожиданно раздался голос Мэтта, и Трейси подпрыгнула от удивления.

— Вы напугали меня до смерти, — сказала она резко.

— Извини, — рассмеялся Мэтт. — Я не думал шпионить за тобой. Ты была где-то в своем собственном мире.

— Здесь красиво, — тихо сказала Трейси. — Так тихо. А я уже привыкла к постоянным навязчивым звукам улицы, шуму города.

— Я бы просто не обращал на это внимания, — сказал Мэтт. Он принес плетеное кресло и уселся в него. — А у тебя красивые коленки, — добавил он неожиданно, наклоняясь к ней и рассматривая ее ноги.

— Ради Бога, — сказала она, быстро поднимаясь на ноги и опуская брюки вниз.

— Глупо. Теперь все ваши брюки будут мокрыми.

— Они высохнут.

— Вот. — Он взял другое кресло и пододвинул к ней. — Садитесь.

Трейси плюхнулась в кресло и сложила на груди руки. Она вела себя глупо и знала об этом, но это было лучшее, что она могла придумать, чтобы защитить себя от той странной реакции, которую вызывала у нее близость Мэтта.

Она не нравилась ему, он не нравился ей, и, если ее тело перестанет предавать ее, все будет просто превосходно.

— Мой отец нашел, что вы восхитительны, — сказал Мэтт.

— Он просто очаровательный человек. Должно быть, ему трудно свыкнуться с мыслью, что он инвалид. Я думаю, что с вашей стороны просто замечательно держать его в курсе всех событий, происходящих на ферме.

— Он создал эту ферму из ничего, на голом месте. И она все еще его, здесь каждый дюйм принадлежит ему. И если он не может поехать на нее, в моих силах привезти ее к нему.

— Вы очень любите его, — сказала Трейси после минутной паузы.

— Конечно. Ведь он мой отец. И, кроме этого, он прекрасный человек.

В голосе Мэтта было столько эмоциональной глубины, что Трейси сидела, боясь вымолвить слово. Под твердой, непроницаемой оболочкой скрывался человек, способный на удивительные чувства. Когда он говорил об отце, в голосе его звучала почти материнская нежность. Любил ли он когда-нибудь женщину с такой силой? Боже, на что же это будет похоже, если этот страстный человек обратит всю силу своих чувств, своей души на единственную любимую женщину? И что бы делала она, Трейси Тейт, если бы вся его физическая и умственная энергия была направлена на нее? Это было выше ее понимания, и Трейси даже бросило в дрожь, когда она представила, как Мэтт сжимает ее в своих объятиях.

— Замерзла? — спросил Мэтт.

— Что? О нет, все хорошо, но я думаю, что пора идти в дом. — Она поднялась с кресла. — Сегодня был насыщенный день.

— И у вас плотное расписание на завтра, — сказал Мэтт, поднимаясь и останавливаясь рядом с ней.

— Даже так?

— Помните, мы завтра начинаем уроки верховой езды. Встретимся на кухне в пять часов.

— Утра? До полудня?

— Точно.

— В пять?

— Закройте рот, а то наловите мух, — сказал он, улыбаясь и демонстрируя свою в высшей степени привлекательную ямочку.

— Но почему так рано? Разве лошадям не нужен отдых?

— Это нормально время, когда здесь просыпаются все. Мы встаем примерно в четыре часа утра, завтракаем и принимаемся за работу.

Трейси нахмурилась.

— Для меня звучит очень мрачно.

— Зато вы увидите восход солнца. Это прекрасное начало дня.

— Хорошо, — вздохнула она. — Я сумею убедить себя, что совершенно очарована этим.

— Вам это действительно понравится, — сказал Мэтт, приподнимая пальцами ее подбородок. — Доверьтесь мне.

Трейси стояла, как зачарованная, когда Мэтт опустил голову и слетка прикоснулся губами к ее губам. Она моргнула, чтобы убедиться, что все это ей не приснилось, когда он вдруг прижал ее к груди и стал жадно целовать в губы, отчего ноги ее вдруг стали ватными. Каждая извилина ее мозга кричала, чтобы она со всех ног бежала от этого высокого и сильного мужчины. Но между телом и мозгом ее произошло короткое замыкание, и вот она уже стояла на цыпочках и обнимала Мэтта руками за шею, приближая его к себе.

Их языки встретились в темных закоулках ее рта, его руки путешествовали по ее стройным бедрам и все яростнее прижимали ее к себе. Его мужской орган отчетливо ощущался через тонкую ткань ее легких брюк. Его чувственные губы легонько прикасались к ее шее, на минуту замерев возле быстро бившегося пульса.

Спираль желания стала сильнее и яростнее раскручиваться внутри Трейси и подчинила себе все ее существо с пугающей, неконтролируемой скоростью. Руки Мэтта, огрубевшие от работы, приблизились к груди Трейси, гладя ее с нежностью, о которой она даже не подозревала. Ее соски напряглись и отчетливо выступили через кружевную ткань бюстгальтера. Она тихо застонала, когда пальцы Мэтта заскользили по напрягшимся вершинам ее полных грудей.

— Трейси, — пробормотал он, когда ее губы прикоснулись к его.

Он назвал ее Трейси, а не Тейт, и никогда еще ее имя не звучало так хорошо, как сейчас. Она хотела дотронуться до него и почувствовать, как его мускулы трепещут под ее рукой. Она никогда еще с такой полной отдачей, похожей на экстаз, не реагировала на мужчину. Она парила над разумом и действительностью, но ей на это было наплевать.

Вдруг Мэтт издал звук, похожий на всхлипывание, и разжал ее руки у себя на шее.

— В пять, — сказал он. — На кухне.

— Хорошо, — сказала она дрожащим голосом.

— Спокойной ночи, Трейси.

— Спокойной, Мэтт. — Она подобрала свои разбросанные босоножки и на дрожащих от неутоленного желания ногах направилась к дому.

У двери на веранду она остановилась и посмотрела назад. Мэтт все еще стоял лицом к бассейну, его руки были глубоко спрятаны в карманы брюк. Он стоял, не шелохнувшись, глубоко погруженный в свои думы. Его плечи были прямыми и сильными, а мощь, исходившая от его плоти, казалось, прорывалась к Трейси через расстояние. Где были его мысли, что выражало сейчас его красивое лицо? Физически он был возбужден их коротким свиданием, но были ли задеты его чувства.

А она? Боже, конечно, да! Мэтт дал ей почувствовать нечто гораздо более важное, чем желание или страсть. Это заставляло ее смеяться и плакать одновременно. В ней пробудилось желание рассказать ему о своих секретах и расспросить его о тайных и сокровенных мыслях. Время до пяти утра покажется ей бесконечным. Она чувствовала, что может влюбиться в Мэтью Рамсея, но этого не должно было случиться.

Этого не произойдет, думала она, входя в дом и направляясь в свою комнату. Десятидневные флирты были не в ее стиле, особенно с человеком, лишившим ее возможности думать четко. Она не позволит себе влюбиться в Мэтта. Тогда ей придется вернуться в Детройт с обгоревшим носом и разбитым сердцем. Ее и раньше целовали, значит и этот поцелуй ей почти безразличен.

Решив взять ситуацию под контроль, Трейси расстелила кровать и скользнула на прохладные простыни. Она думала, что немедленно заснет, как только ее голова коснется подушки, но вместо этого металась по постели еще час. При одной мысли о Мэтте ее одолевало желание и она была не в состоянии выкинуть его образ из головы.

Она должна взять себя в руки. Она вела себя, как идиотка, как истосковавшаяся по сексу старая дева, которая преследует всех, кто носит брюки. Она не настолько плоха, нет. Ее мысли вертелись вокруг одного длинноногого мужчины, чьи брюки, невесть почему, отличались от других. Она теряла рассудок, и это было очень скверно, потому что жить ей оставалось еще довольно долго.

«Я становлюсь истеричкой, — громко сказала она темной комнате. — Не успела я встретить Мэтта Рамсея, как уже схожу с ума. Хотелось бы мне не забывать, что он мне не нравится».

Наконец, она заснула. И, когда будильник зазвенел в половине пятого, она не поверила. Она ведь только что закрыла глаза, а сейчас ей нужно вылезать из уютной постели и залезать на лошадь. На лошадь? На одно из этих огромных созданий, которые машут своими пушистыми хвостами?

«Я абсолютно разбита», — пробурчала Трейси, направляясь в ванну, чтобы принять душ.

Вспомнив, какими тяжелыми были ее волосы накануне из-за жары, она высоко подняла свою шапку волос и закрутила узлом на макушке, зафиксировав для надежности шпильками. Она надела плотно облегающие джинсы с каким-то интересным и важным названием на заднем кармане и клетчатую хлопчатобумажную рубашку. Надев сапоги, она направилась на кухню, хваля себя за пунктуальность. Будет лучше, если она придет туда раньше Мэтта и докажет ему, что она может хорошо себя чувствовать в такое время.

Но ее мечтам не суждено было сбыться. Она увидела его, стоящего возле плиты и жарящего блины, тут же кипел кофейник. Она опять посмотрела на его удивительно гармоничное тело, которое выглядело так замечательно в джинсах и голубой ковбойке. Сердце опять начало бешено биться, и она почувствовала, как непрошеный румянец вновь подбирается к ее щекам.

Да, она действительно попала в беду. От одного вида этого человека она теряла власть над собой. И если прошлая ночь была доказательством того, что он мог сделать с ней простым прикосновением, тогда она определенно переживала несчастье.

— Доброе утро, — радостно пропела она, входя на кухню.

— Вижу, тебе это удалось, — сказал Мэтт, не поворачиваясь к ней, и переворачивая в воздухе очередной блин.

— Конечно. У тебя еще никогда блины не прилипали к потолку?

— Прилипали.

— Элси тебя заставляла счищать их?

— Да.

— Молодец она. Кофе готов?

— Нет.

— Почти готов?

— Да.

— Почему ты не отвечаешь, как положено? — спросила Трейси, опускаясь на стул.

Он повернулся и улыбнулся ей, ямочка на щеке показалась порочно соблазнительной.

— Сколько тебе блинов?

— Ноль. Ни одного. Тост и кофе, вот и все.

— Так не пойдет, — сказал Мэтт, накладывая три толстых блина на ее тарелку и поднося ей. — Ты должна съесть плотный завтрак. Это самая главная еда дня.

— Вот дьявол!

— Давай, начинай. А что случилось с твоими волосами?!

— Они собраны на макушке, — сказала она, поднимая глаза от страшной тарелки. С минуту он смотрел на нее, потом нахмурился. — Боже, Мэтт, я бы никогда не сделала такую прическу, если бы знала, что тебе она не понравится, — заметила она с ноткой сарказма в голосе.

— Ешь, — пробурчал он, указывая на ее тарелку, а затем снова подошел к плите.

С отрешенным видом Трейси помазала верхний блин маслом, потом сверху накапала сиропа и смотрела, как он стекает с блина, образуя лужицу в тарелке.

В одном она была совершенно уверена, подумала она, втыкая вилку в рыхлый и мягкий блин. У нее не может быть никаких общих проблем с Мэттом, она не окажется втянутой в серьезные отношения с Мэттом, если он и дальше будет так держаться с ней. Он, и в самом деле, сводил ее с ума. Он буквально запихивал в нее еду, которую она не хотела, делал двусмысленные замечания в ее адрес. Груб, он очень груб.

Мэтт принес две чашки кофе и тарелку с шестью или семью блинами, уселся за стол и начал есть. Трейси под пристальным взглядом Мэтта тоже откусила блин и нашла его восхитительным.

— Будь я проклята, — сказала она, — ты умеешь готовить.

— Да.

— Давай не будем снова так разговаривать, — попросила она.

— Ты что-то сегодня злющая с утра, — сказал Мэтт, улыбаясь. — Положи сахар в кофе и подсласти им свое расположение ко мне.

— Ты толкаешь меня на нехороший поступок, Мэтт Рамсей.

— А что ты собираешься сделать со мной? Ударить? — спросил он, глядя на нее поверх края чашки.

Одна мысль о том, что ее рука коснется его мускулистого и твердого, как гранит, живота, напомнила ей о мраморной скульптуре античного атлета, и она покачала головой.

— Нет, — медленно промолвила она — Я придумала что-нибудь еще.

— Например, убьешь меня с ласковым и нежным выражением лица? Выразишь тем самым заботу обо мне?

— Едва ли это подойдет.

— Да? Прошлой ночью у меня создалось впечатление, что тебе нравится быть любимой.

— Я никак не ожидала, что ты принадлежишь к той категории мужчин, которые один раз поцелуют, а потом долго-долго об этом болтают, — зло сказала Трейси.

— Я не сказал об этом ни единой душе, — проговорил он, положив руку на сердце. — Два человека, которых это касается, знают об этом, и этого достаточно.

— Тем не менее этого больше не случится.

— Почему нет, Трейси? — спросил Мэтт с нежностью в голосе. — Мы никому не причинили боли. Я лучше буду целовать тебя, чем ссориться с тобой.

— Я…

— Течение событий подсказывает, что следующие десять дней нам придется проводить вместе, и мы не сможем постоянно находиться в состоянии войны. Ты великолепно чувствовала себя в моих объятиях, а твое тело прекрасно гармонирует с моим. Я думаю, что нас ждет впереди прекрасное время.

— Я не люблю дешевых связей, Мэтт, — сказала Трейси. Голос ее предательски дрожал от его чувственного красноречия.

— Если бы я думал, что они тебе нравятся, я бы никогда не поцеловал тебя, — спокойно сказал Мэтт. — У меня было достаточно много легкомысленных женщин. Заканчивай свой завтрак. Становится поздно.

Разве во всем этом был хоть малейший смысл, задумалась опять Трейси, отчаянно качая головой. Мэтт хотел ее бесконечно целовать, говорил о том, как прекрасно они подходят друг другу физически, но он не хотел легкого десятидневного флирта. Вот так?!

К своему удивлению, она с наслаждением съела весь свой завтрак. Она помогла Мэтту аккуратно сложить грязную посуду в мойку, а он объяснил ей, что Элси проснется немного позже, чтобы покормить завтраком отца.

— Нужно найти тебе шляпу, — сказал Мэтт, разглядывая целую коллекцию шляп на вешалке у заднего крыльца. — Вот, кажется, то, что нужно. — Он надвинул соломенную ковбойскую шляпу ей на голову.

— Я выгляжу сногсшибательно? — рассмеялась она.

— Думаю, что да, — тихо сказал он, приподнимая ее подбородок и крепко целуя в губы.

Трейси чувствовала, какое глупое выражение лица было у нее, когда они вышли на свежий утренний воздух.

— Взгляни сюда, — торжественно промолвил Мэтт, показывая рукой на восток.

Трейси, не мигая, смотрела на линию горизонта. Оттенки алого, оранжевого и желтого переплелись и растворились друг в друге, чтобы потом снова разделиться и составить причудливую разноцветную мозаику. В отличие от Детройта здесь не было высоченных зданий, которые загораживали бы весь вид, и у Трейси создалось странное впечатление, что, если она пойдет дальше и дальше, она просто свалится с края земли.

— Однажды в иллюстрированном журнале я видела фото восхода солнца на Западе, — произнесла Трейси задумчиво. — Но тогда я подумала, что такое бывает только на журнальных картинках.

— Нет. Природа дарит нам такое зрелище каждое утро, а этот день будет особенно красив.

Все было прекрасно! Ее только что поцеловал великолепный мужчина, ее живот был полон блинами и — о Боже, нет… Как она могла забыть? Она собиралась впервые в жизни забраться на живую лошадь!