— Остановись! — закричал Мэтт, когда они уже были на полпути к конюшне. — Что это такое?

— Что? Что это такое? — переспросила Трейси, уставившись на землю, куда он показывал пальцем.

— Не на земле — на твоих ногах. Я так понял, что у тебя есть сапоги!

— А что, по-твоему, это такое? Тапочки? Обувь для игры в теннис? — закричала Трейси, задрав ногу вверх и размахивая ею в воздухе до тех пор, пока не поняла, что сейчас сядет на землю.

— Ради всех святых, женщина! — взвыл Мэтт. — Я имел в виду сапоги, а не этот хлам.

— Послушай, ты, дубина, — заорала Трейси, уперев руки в бока, — я заплатила уйму денег за…

— Дубина? Ты говоришь — дубина? — на его лице появилась противная ухмылка. — Меня всяк обзывали за мою долгую жизнь, но никогда — дубиной. Это что-то плохое, не так ли? Точно, по крайней мере, звучит мерзко.

— Не знаю, — засмеялась Трейси. — Это вырвалось у меня помимо моей воли.

— Можем проверить. Я выберу десяток самых здоровенных мужиков, выстрою их в ряд. Потом ты, не я, а ты, назовешь их этим словом, ну, а я посмотрю, что получится.

— Нет. Забудь. Ты просто очень разозлил меня, потому что оскорбил мои сапоги.

— Они просто не могут быть часть экипировки западного фермера.

— И что из этого?

— Это же касается и твоей попы, — сказал Мэтт, возобновляя прерванный путь к конюшне.

— Какого черта? Что тебе не нравится в моей попе? — завизжала Трейси, устремляясь за ним.

— Лично я нахожу ее очаровательной, она прекрасно умещается в моих руках и…

— Мэтт!

— Тем не менее, — сказал он, откашливаясь и стараясь быть серьезным, — ей будет тяжело привыкнуть к тому грубому материалу, из которого сделано седло. Поэтому так же, как и твои сапоги, твоя попа не может стать частью экипировки фермера с Запада. Понятно?

— Ты странный, — сказала Трейси, оглядывая Мэтта сверху донизу.

— Только потом не говори, что я не предупреждал тебя, — пожал он плечами с большим недоумением.

— Доброе утро, хозяин, — сказал маленький, кривоногий человек, появившийся из конюшни.

— Это Винди, — кивнул Мэтт. — Познакомься, это Трейси. Лошади готовы?

— Вы еще спрашиваете. Я сейчас приведу их.

Винди исчез в большом красном здании, а потом неожиданно появился, ведя под уздцы двух лошадей. Одну из них Трейси сразу узнала, именно на ней накануне приехал Мэтт, другая… Лошадь была огромная и казалась круглой, ее масть не поддавалась никакому описанию. Большие круглые глаза подмигнули Трейси, Трейси подмигнула лошади.

— Я ей не нравлюсь.

— Вы неправы. Вы ей симпатичны. Старушка Мейбл любит всех, правда, Мэтт?

— Конечно, — согласился Мэтт. — Мейбл, как игрушка, мы ее специально держим для тех, кто ни разу не садился в седло. Ну, ладно, Трейси, садись.

— Не могли бы мы, ну, это… переговорить кое о чем? — умоляюще спросила Трейси, чувствуя, как блины в ее желудке превращаются в камень.

— Послушай, Трейси, — сказал Мэтт, снимая шляпу, приглаживая волосы и опять надвигая на лоб свой стетсон. — Там примерно двадцать голов скота, их нужно загнать в загон. Но я дал отцу слово, что ты получишь урок верховой езды. Именно это я сейчас и собираюсь сделать. Ну? Или ты сама сейчас же садишься на лошадь, или я сам затолкаю тебя на нее?

— Ого! — присвистнул Винди.

— Ладно уж! Но как я усажу одну деталь моей экипировки в седло?

— Поставь ногу в одно стремя, — подсказал Мэтт, — а потом подтяни свое тело и перебрось ногу через седло.

— А за что держаться?

— Вот за что, — сказал Мэтт, указывая на рожок в седле. Винди засмеялся. — Прекрати, Винди.

— Извините, хозяин. Но я думаю, что было бы намного легче, если бы вы подняли и усадили эту хрупкую девчушку в седло. В противном случае, Мэтт, вы потратите на это целый день.

— Хорошая мысль, — Мэтт протянул свои огромные ручищи к Трейси.

— О Бог мой, вот и дождалась, — пролепетала она.

Мэтт обнял ее за талию, и она тут же очутилась в воздухе, а затем, со звонким шлепком, приземлилась в седло. Ей показалось, что земля находится на расстоянии десяти миль от нее, и от страха она еще крепче ухватилась за рожок седла и плотно закрыла глаза.

— Трейси, — позвал Мэтт, — открой глаза и сядь прямо.

— Нет!

— Пошла ты к черту! — заорал Мэтт. — Ну, Винди, а теперь что? У тебя есть еще в запасе блестящие идеи?

— Давай я займусь ею, хозяин, — сказал Винди. — У меня больше опыта общения с особами женского пола. Вы вопите, как раненый вепрь, а ей нужно, чтобы вы были с ней ласковы.

— Прекрасно, — сказал Мэтт, закатывая глаза к небу.

— А теперь, милая, — сказал Винди, поглаживая Трейси по коленке, — на спине Мейбл вы будете в такой же безопасности, как дитя в колыбели. Она, может быть, даже задремлет после того, как вы проедете полмили. Вы будете в большей безопасности на спине Мейбл, чем в роскошном автомобиле на улицах Детройта. Кроме того, вы самая хорошенькая девушка из всех, кого мы тут встречали за многие годы, и, конечно же, мы хотим, чтобы вы уехали отсюда здоровой и не поломанной.

«Какой набор чепухи», — пробормотал себе под нос Мэтт.

Трейси приоткрыла один глаз и подозрительно посмотрела на Винди. Руки у нее уже начинали болеть оттого, что она так крепко держалась за рожок седла, к тому же заныла онемевшая от напряжения спина.

— Ребенок в колыбели? — переспросила она.

— Да, мадам, — Винди с готовностью подтвердил свои слова. — А теперь сядьте ровненько. Молодец. Открой другой глаз, дорогая. Как вы прекрасно выглядите. Мэтт собирается пригласить вас на удивительную прогулку верхом, и вы потом скажете мистеру Рамсею, что все было просто замечательно. Хорошо?

— Хорошо, — еле слышно согласилась Трейси.

— Она готова, Мэтт. Все дело в том, как ты умеешь разговаривать с этими маленькими проказницами.

— С лошадьми или женщинами? — засмеялся Мэтт, садясь в седло.

— С обеими. Ты должен с обеими разговаривать только ласково, — заулыбался в ответ Винди.

Мэтт наклонился к Трейси и передал ей поводья, показывая, как их нужно держать, потом внимательно посмотрел в ее побледневшее лицо. Глаза ее казались огромными под полями шляпы.

— Трейси, — спокойным голосом сказал он, — я не позволю ничему плохому случиться с тобой. Все будет отлично, я обещаю. Ты готова отправиться в путь?

— Да, — сказала Трейси, буквально выдавливая из себя улыбку.

— Ну, теперь он сумеет дать урок, — сказал Винди, возвращаясь на конюшню.

Мэтт повел Мейбл вперед, пока толстая старая лошадь не поравнялась с его, и они отправились в дорогу. Работники ранчо, мимо которых они проезжали, бросали работу и с восхищением смотрели на женщину, которая скакала на лошади рядом с их хозяином. В знак одобрения они кивали головами.

— Ну как, у меня получается?

— Ты прошла экзамен на выдержку и красоту у моих рабочих.

— Что ты сказал?

— Ничего. Ты ездишь, как профессионал!

— На самом деле? — Трейси радостно улыбнулась.

— На самом деле. Я думаю, что ты очень храбрая. Ты ведь была очень испугана, правда?

— До смерти. Я все еще в отвратительном состоянии, но теперь уже ни за что не сдамся.

— Ты молодец. Ну ладно, прибавим немного скорости. Если ты решишь, что для тебя это слишком быстро, просто дай мне знать, и мы немного сбавим темп. Но я уверен, что ты и с этим справишься. Сожми колени и двигайся в такт с лошадью.

— Это звучит весьма двусмысленно. Извини. Люди, находящиеся на грани нервного срыва, не могут отвечать за свои слова.

— Понимаю, — мрачно сказал Мэтт, пытаясь спрятать улыбку.

— О Боже! — вскрикнула Трейси, когда они вдруг резко прибавили скорость и поскакали через открытое поле, засеянное травой.

Несколькими минутами позже она уже думала, что скачка — это совсем неплохо. Она продолжала ударяться о седло, зубы скрипели, но в общем это было восхитительно. Мейбл пахла довольно гнусно, но она потихоньку привыкала к этому запаху. Мэтт и его лошадь были как одно существо, в то время как Трейси походила на человека, играющего на цимбалах, но, черт возьми, это было здорово.

— Наша ферма расположена на черноземных почвах Техаса, — сказал Мэтт. — Это самая плодородная земля во всем штате.

— Что же вы здесь выращиваете? — спросила Трейси, охватывая взглядом зеленые пастбища, выглядевшие, как хорошо ухоженные площадки для гольфа в Мичигане.

— В основном это пастбища для скота. Мы используем их поочередно, чтобы не испортить почву. Самое главное здесь — вода. Она важна и для скота, и для человека. Без воды здесь нельзя далеко уходить от дома, Трейси, а также нужно всегда носить шляпу.

— Ты какой-то слишком серьезный.

— Да, ты права. Жара, солнце, отсутствие воды могут убить тебя, но у вас в городах есть свои опасности, например, большое уличное движение. Эти деревья направо — наши своеобразные фруктовые сады.

— Фруктовые деревья на животноводческой ферме?

— Да. Мы продаем фрукты, жертвуем на благотворительные нужды, а еще Элси печет такие сладкие пироги — пальчики оближешь. В общем — вкусные фрукты. У нас держат цыплят, кур, свиней, немного молочных коров. Здесь есть все, Трейси, почти все, что нужно человеку для жизни, и здесь он видит, как все расцветает под его руками.

Трейси взглянула на Мэтта, услышав в его голосе гордость, потом ее взгляд вновь переключился на землю, простиравшуюся перед ней. Трудно было даже представить, что «Рокочущее «Р» имело такие неограниченные возможности. То, что Трейси привыкла покупать в овощном магазине, сейчас было перед ней в натуральном виде. Но, если бы ей нужно было приготовить цыпленка, она бы предпочла своего, городского, в отличной целлофановой упаковке.

— Почему бы нам не остановиться передохнуть? — спросил Мэтт.

— О нет, мне так нравится скакать на лошади.

Они все ехали и ехали, и на протяжении всего пути картина не менялась, только кое-где попадались одинокие кусты, да еще то, что Мэтт называл хлопковыми деревьями. Трейси казалось, что они ходят по одному большому кругу — так все было однообразно. Мэтт вдруг показал на большую группу деревьев, стоящую впереди.

— Вон там хорошее местечко. Давай остановимся там ненадолго.

Когда они подъехали к этому тенистому островку зелени, Мэтт соскочил с седла привязал поводья к ветке и только потом протянул руки, чтобы помочь Трейси сойти на землю. Она даже не шевельнулась, и он с удивлением приподнял край своей шляпы, с любопытством глядя на Трейси.

— У тебя какие-то проблемы?

— Я не могу сдвинуться с места.

— Что?

— Ноги меня не слушаются.

— Да?

— Мэтт, я говорю совершенно серьезно. О Боже, я теперь не сдвинусь с места и останусь так сидеть до конца жизни. — Ай-ай-ай, — закричала она, когда Мэтт приподнял ее и поставил на землю.

— Вот так, — уверенно произнес он.

Трейси нагнулась, посмотрела на свои ноги, щупая их пальцами, как бы ожидая, что их может не быть на месте.

— Ничего не чувствую, они парализованы, — с ужасом сказала она.

— У тебя просто плохо циркулирует кровь. Иди сюда, посиди на траве, — позвал Мэтт.

— Я не могу идти.

Со вздохом Мэтт поднял Трейси на руки, понес ее сквозь деревья к приютившемуся под ветвями ковру густой травы и осторожно усадил на землю. Трейси откинулась на землю, оперлась на руки и, бросив шляпу на траву, с жалостью уставилась на свои онемевшие ноги.

— Я сейчас же вернусь, — сказал Мэтт, исчезая за деревьями.

Вскоре он вернулся с ружьем в руках.

— Не пристрели меня, ладно? — смеясь, сказала Трейси. — Я не лошадь с переломанными ногами. Зачем тебе ружье?

— Мы не можем сидеть без защиты, — объявил Мэтт, опуская ружье на траву рядом с собой. Никогда не узнаешь, откуда может появиться нежданный гость.

— Да?

— Не волнуйся. Я с тобой.

— Но я хорошая добыча для какого-нибудь ужасного зверя. Я ведь даже не могу двигаться.

— С тобой все в порядке, — сказал Мэтт, становясь на колени рядом с ней. — Ты просто слишком крепко сжимала колени.

— Но…

— Я тебе помогу, — сказал он.

В следующее мгновение Трейси знала, что Мэтт собирался сделать, и открыла рот, чтобы громко протестовать. Но, когда его большие руки опустились на ее бедра и начали нежно массировать ее тело, она не могла произнести ни слова. Она быстро взглянула Мэтту в лицо, но оно не выражало ничего, что дало бы ей ключ к чувствам, возможно, переполняющим его. Зато у нее никаких сомнений не оставалось в том, как он действовал на нее. Ее переполняло желание, а руки Мэтта гладили икры ног, потом снова вернулись к бедрам. Она едва могла дышать. А ведь он еще не брался за ее правую ногу. К подобным ощущениям невозможно было привыкнуть. Она или умрет, или сама начнет срывать одежду с Мэтта.

— Уже гораздо лучше, — сказала она, надеясь, что ее голос звучит ровно.

— Так быстро? А как насчет другой ноги?

— С ней все отлично, — сказала она, поднимая ногу и вращая ею в воздухе. — Как новенькая.

— Вздор! — улыбаясь, сказал Мэтт. — Я знаю, что это не так, ведь я достиг почти совершенства в массаже.

— Мэтт, прекрати. Ковбои вообще-то не говорят таких слов, как «вздор» или «чепуха», не так ли?

— Говорят. Это вообще-то неотъемлемая часть ковбойского кодекса.

— Да? Может быть, ты расскажешь что-нибудь еще о ковбойском кодексе для моей статьи?

— Может быть, — медленно процедил он, кладя шляпу на землю и садясь рядом с ней. — Специальный ковбойский кодекс дает точные выражения для обозначения различных состояний и понятий:

— Каких, например?

— Неужели ковбой, оказавшийся вдруг по воле случая в тени деревьев с хорошенькой женщиной, будет рассуждать об особенностях местных диалектов вместо того, чтобы целовать ее?

— Правда? — прошептала Трейси.

— Правда.

Он был, действительно, готов целовать ее.

Мэтт обнял ее за шею, привлек к себе и нежно прикоснулся к ее спине. Он поцеловал ее страстным поцелуем, губы его были горячими и пахли чем-то очень вкусным. Трейси вдруг почувствовала, что Мэтт увлекает ее за собой на мягкую траву, но не сделала ни малейшей попытки этому воспротивиться и обняла Мэтта за шею. Он понемногу перемещал центр тяжести и наконец положил свою огромную тяжелую ногу на ноги Трейси. Облокотившись на траву, он взял ее голову в ладони и, разжав ее губы, нашел язык. По ее телу прокатилась волна страстного желания. Пальцы Мэтта скользнули вниз, на минутку задержавшись у основания шеи, на пульсирующей вене. Затем его пальцы двинулись вниз, расстегнули блузку. Он приподнял голову и посмотрел на ее полную грудь, просвечивающуюся сквозь кружево бюстгальтера. Его глаза были светящимися и голубыми, когда Трейси встретилась с ним взглядом.

Трейси чувствовала, как почва уходит у нее из-под ног, и ей захотелось убежать от этого ощущения. Она уже не могла упасть, потому что была на земле, но почти потеряла сознание, когда Мэтт расстегнул застежку бюстгальтера и начал ласкать ее нежные груди. Его губы проложили влажную дорожку между ее грудями, и она почти задохнулась, когда он взял розовый сосок в рот и начал ласкать его твердый бутон губами. Ее рука затрепетала на его спине, ощущая, как напрягаются его мышцы. Другая грудь тоже получала свою толику удовольствия, она напряглась и набухла, когда желание дошло до самого пика.

Трейси ощутила на своем теле пульсирующий мужской орган. Она чувствовала его давление на свою нежную плоть, но ей было приятно это ощущение, возникшее вместе с ощущением, что ее женственность доводила Мэтта до исступления. О Боже, как она хотела его! Он войдет в нее, заполнит все ее тело своей мужской плотью, поглотит ее, сольется с ней и поднимет на недосягаемые высоты вне времени и пространства. Трясущимися руками она расстегнула рубашку Мэтта, провела руками по вьющимся волосам на его груди. Он был необыкновенно красив, сильный и гладкий, как кусок гранита, доведенный мастером до совершенства. И сейчас он принадлежал ей. Она отдаст ему всю себя и примет от него все, что он захочет ей дать. Она задрожала от предвкушения того, что ее ожидало, тело ее заныло от желания, но Мэтт продолжал ласкать ее груди руками, языком, губами.

— Ох, Мэтт, — простонала Трейси, когда его пальцы проскользнули за ремень ее джинсов.

— Ты такая красивая, — хрипло проговорил он. — Твоя кожа, как бархат слоновой кости. — Он потянулся, чтобы поцеловать ее стройную шею. — Я хочу тебя, Трейси. Здесь. Сейчас.

Странный гам от множества переплетающихся фраз прозвучал, как эхо, в мозгу Трейси. «Я хочу тебя, Трейси. Здесь. Короче, Тейт, зачем ты здесь? Я не хочу тебя здесь… Не хочу…»

— Нет! — выдохнула Трейси, резко отталкивая Мэтта. — Боже мой, нет!

— Что случилось? — спросил Мэтт, стараясь говорить спокойно. — Твое тело говорит мне…

— Тело? — с трудом проговорила Трейси, садясь и поправляя одежду. — Это все, что я значу для тебя. А как же я, человек? Я, сующая свой нос во все дела любопытная журналистка из большого города, которая собирается совратить всех твоих работников и нарушить распорядок твоей жизни, помнишь? А знаешь что? Моя голова, как-никак, приставлена к этому телу, на которое ты собираешься наложить лапу, но ты не получишь одно без другого. Ты испытываешь ко мне физическое влечение здесь, но ты бы послал меня к чертовой матери с этого ранчо, если бы только мог.

— Одно не имеет никакого отношения к другому, — зарычал Мэтт, поднимаясь и садясь на траву. — Ты красивая и очень желанная женщина, с готовностью отвечающая на мои ласки. И что бы ни случилось, это не имеет ничего общего с теми неудобствами, которые ты причиняешь.

— Неудобства? Вот как это ты, оказывается, называешь? — Трейси быстро поднялась на ноги.

— Трейси, ради всего святого, я…

— Ты не понимаешь ни слова из того, что говоришь. Я не отрицаю того, что хочу быть с тобой, Мэтт. Но ведь ты для меня гораздо больше, чем просто гора мышц и нежные руки. Я точно не знаю, но чувствую, что ты гораздо сложнее, чем хочешь казаться. Я видела выражение твоего лица, слышала нежность в твоем голосе, когда ты разговаривал с отцом. Я видела твою гордость за ваше замечательное ранчо. Может быть, я придала этому слишком большое значение, но я так не думаю. Ты бываешь почти груб и очень резок, но это не имеет значения, потому что это далеко не все в тебе… Ладно, не будем больше об этом.

— Я слушаю тебя, Трейси, — нежно сказал Мэтт.

— Все это не имеет значения, — упрямо сказала она, уставившись в землю и обхватив себя руками за плечи.

— Нет, черт возьми, имеет, — сказал он, поднимаясь на ноги и резким движением обняв ее. — То, что ты говоришь, очень важно. Женщинам никогда не было важно разобраться во мне как человеке, целостной личности, они видели тело, ценили хорошего любовника. Трейси, я не хвастун, но это так, в постели у меня все в порядке. Мне даже трудно поверить, что твои слова обо мне, — это всерьез.

— Но это правда, — сказала Трейси. — Для меня ты гораздо более, чем самец, ты для меня прежде всего человек.

Мэтт рассмеялся.

— Я это знал, — сказал он, грозя ей пальцем. — Я знал, что в этом слове заключен какой-то похабный смысл.

Она пожала плечами.

— Это я сделала его таким.

— Ты смешная девчонка, — прошептал он, обнимая ее. Его подбородок покоился у нее на макушке. — Как ты думаешь, что я собираюсь с тобой сделать?

— Для начала не издевайся над моей работой. Я также предлагаю тебе застегнуть рубашку, чтобы я не набросилась на твое обнаженное тело.

Мэтт отступил назад и застегнул рубаху, ухмыляясь и качая головой. Он поднял их шляпы и ружье, обнял Трейси за плечи и повел ее туда, где их терпеливо ожидали лошади. Подняв Трейси в седло, он вскочил на свою лошадь.

— Ты выиграла, — заявил он, надвигая шляпу на нос. — Я больше не скажу ни одного слова по поводу твоей командировки от редакции. Я окружу твое пребывание здесь духом понимания и сотрудничества. Как тебе это нравится?

— Звучит великолепно. — Трейси улыбнулась. — А чего мне это будет стоить?

— Договор: оставайся такой, какая ты есть, потому что ты мне очень нравишься, Трейси Тейт.

Трейси посмотрела на Мэтта с удивлением, но ничего не сказала. Они в молчании повернули на ранчо. Все, что только что произошло, решила Трейси, можно записать в разряд забавных происшествий, стараясь забыть о своих больных ногах и отбитой в седле заднице. Трейси готова была кричать от отчаяния, сознавая, что он видел в ней только доступное тело, но ведь и о себе он сказал, что такое отношение к нему вызывает брезгливость. А она и не знала, что мужчины требуют к себе уважения даже рано утром. Интересно! Ну, ладно, теперь мистер согласен ладить с ней до тех пор, пока она выполняет задание редакции. Но не прочь заняться с ней любовью. Куда же это дальше заведет?

Они ехали молча, каждый был погружен в свои мысли. Трейси сосредоточила внимание на своем бедном теле, в котором каждая косточка молила о пощаде.

— Мэтт, — наконец спросила она, — ты уверен, что мы едем в нужном направлении? Вообще-то глупый вопрос. Ты же живешь здесь. Неужели мы так далеко заехали?

— Да.

— Мы уже подъезжаем?

— Нет.

— Ты видишь, что я уже начинаю обгорать?

— Да.

— Черт побери, Мэтт, ты опять собираешься говорить только да и нет?

— О?!

— О Боже, ну и стручок же ты.

— Стручок? — от изумления брови Мэтта поползли вверх. — Еще одно из твоих грязных словечек. И к какой части тела относится это слово?

— Нет, на самом деле ты не стручок. Эти похожи на пивные кружки, маленькие, слабенькие и худенькие мужичонки в костюмах в полоску. Отвергаю это слово. Ты дубина. Это тебе больше подходит.

— Не стоит обзывать людей, которые сильнее и больше тебя, Трейси. Они могут превратить тебя в отбивную.

— Кто это сказал?

— Это часть ковбойского кодекса, — глухим и хриплым голосом объяснил Мэтт.

— До сих пор твой ковбойский кодекс доставляет мне только массу неприятностей.

— Неправда. То, что случилось в той рощице, было просто прекрасно. Да, было замечательно. Я думаю, что мы неплохо пообщались.

— На словах или…

— И так, и по другому. Ты же не будешь отрицать, что наши тела так же прекрасно подходят друг другу, как две части картинки-головоломки. Разве твоя грудь не отвечала на мои прикосновения? И потом, твои губы… Сладкие, мягкие, чувственные губы, которые…

— Мэтт, ради всего святого!

— Я болтаю только для того, чтобы ты отвлеклась и не думала о своем разбитом теле. Я просто хочу тебе помочь, — Мэтт улыбнулся.

— Если ты это называешь болтовней, то что тогда в твоем понимании разговоры на интимные темы? Мальчик, уже становится очень жарко.

— Ранчо вон за тем холмом. Представь себе ванну, полную прохладной воды. Тебе сразу станет легче.

— Я представила. А что ты собираешься делать?

— Найти своих работников и помочь им загнать скот в загон.

— Мэтт… Я действительно ценю то, что ты сделал для меня, нашел время для этой поездки. Я сделаю все, от меня зависящее, чтобы не мешать тебе и только наблюдать из тени деревьев за всем, что происходит на ферме. Я думаю, что Боб до конца не осознал, какое бремя он возложил на ваши плечи, иначе он никогда не прислал бы меня.

— А ты все еще жалеешь, что приехала сюда? — тихо спросил Мэтт.

Трейси немного помолчала и задумчиво проговорила:

— Нет.

— Почему?

— Боже мой, Мэтт, ты действительно хочешь, чтобы я сказала? Я рада, что я здесь, потому что ты очень отличаешься от тех мужчин, с которыми я встречалась, ты порождаешь во мне такие чувства, о которых я даже не подозревала. О Боже, неужели я все это могу высказать вслух? Это все проклятая жара! Она опять начинает действовать на меня. Она абсолютно размягчает мозги.

Мэтт засмеялся.

— Можешь быть уверена, мне это понравилось. У нас на этот счет будет серьезная дискуссия попозже.

— Да?

— Конечно, мадам, — сказал Мэтт, надвинув шляпу на лоб и постукивая себя по макушке.

— Как хочешь, — сказала Трейси, пожимая плечами и чувствуя, что не может сдержать улыбку.

Винди встретил всадников широкой улыбкой и аплодисментами в адрес Трейси. Мэтт опустил ее на землю, и Трейси издала при этом слабый стон, так как едва держалась на ногах.

— Ты дойдешь до дома? — спросил Мэтт.

— Конечно. Увидимся позже, — сказала Трейси, помахав ему рукой в воздухе. С огромными усилиями передвигая ноги, она направилась к дому.

— Что вы делали? — спросила Элси, когда Трейси буквально ввалилась в комнату.

— Катались на лошадях.

— Бог мой, ты буквально ни жива ни мертва.

— Нет! Я мертва.

— Бедняжка! Иди в ванну и полежи в горячей-прегорячей воде. Меня никто бы не заставил сесть на этих животных. Ты заметила, как ужасно они пахнут?

— Да, это привлекло мое внимание, — сказала Трейси, выходя из кухни. — О Боже мой, я умираю.

И в довершение ко всему Трейси обнаружила, что ее нос и щеки обгорели, отчего ее лицо разделилось на нижнюю красную и обгорелую часть и белый незагорелый лоб. Она стянула с себя одежду и погрузилась в кипяток, издавая громкие стоны. Она сидела, не двигаясь, пока вода не остыла, потом встала под душ и намылила волосы. Затем, завернувшись в полотенце, она прошмыгнула в спальню, бросилась на кровать и тут же провалилась в глубокий сон.

Спустя час Трейси проснулась и потянулась, чтобы проверить состояние своих болевших мышц. Ванна и сон здорово помогли ей, усталость и боль почти исчезли. Она надела на себя белые шорты и красную блузку, расчесала спутанные волосы. Надев босоножки, она направилась в кухню.

— Ну вот, теперь ты свежа, как маргаритка, — смеясь, сказала Элси. — Как насчет ленча?

— Думаю, что я проспала его. Я сама что-нибудь приготовлю.

— Не беспокойся. Я приготовила большую порцию фруктового салата и вкусные сдобные булочки к нему. Зато ты проспала мистера Рамсея. Он отправился отдыхать.

— Я просто поброжу немного после ленча, а поговорю с ним позже, — рассудила Трейси.

Ленч был просто восхитительный, и Трейси без конца благодарила Элси, пока та, смеясь, не выпроводила ее из кухни. Солнце спряталось за небольшую тучку, и Трейси была этому очень рада. Она прижала конец большого пальца к носу и состроила смешную рожицу. Дойдя до амбара, она опять увидела Винди и радостно улыбнулась маленькому человечку.

— Привет, Винди.

— Здравствуйте, дорогая. Как дела у лучшей наездницы нашего ранчо?

— Очень болят те места, о которых воспитанные девушки не должны упоминать, — смеясь, сказала Трейси. — Винди, можно мне войти внутрь амбара?

— Конечно, можно. Я здесь главный, понятно? Я уже слишком стар, чтобы работать на пастбищах или полях, поэтому моя обязанность — лошади и разное оборудование. Входите, вся экскурсия будет стоить только двадцать пять центов.

Трейси была захвачена и очарована всем тем, что ее окружало, рассказом Винди об инструментах и приспособлениях, находящихся в этом огромном здании. Оно было чистое и аккуратное, все предметы здесь были на месте, и, вероятно, это было самое святое место на ранчо. Винди нашел для Трейси карандаш и бумагу, и она сделала набросок того, что позже будет статьей. Время пролетело незаметно, и она только перестала писать, уселась в старое скрипящее кресло, взяла из рук Винди чашку кофе, когда вошли несколько работников фирмы, ведя на поводу лошадей.

— Ну, вот и мальчики вернулись, — сказал Винди, направляясь в их сторону.

Трейси наблюдала, как мужчины расседлывают лошадей. Они, в свою очередь, смотрели на ее красивые ноги, но ее это почему-то не оскорбляло. Они не глазели, а именно смотрели, а к этому она уже привыкла. Вскоре около дюжины мужчин ходили около ее кресла, смеясь и разговаривая, а Трейси изумлялась их жизнерадостности после целого дня, проведенного в седле на этой жаре.

До нее донесся знакомый голос, она подняла голову и увидела Мэтта, входящего в амбар. Он сразу заметил ее и замер в дверях с грозным выражением лица.

«Ого-го», — подумала Трейси. Инстинкт подсказал ей, что она что-то сделала неправильно. Он надвигался на нее. О Боже, если можно убивать одним взглядом, то скоро ее бренные останки отвезут домой.

— Привет, Мэтт, — весело сказала она, поднимаясь на ноги и запихивая записи в карман.

— Что ты здесь делаешь? — зарычал он.

— Винди показывал мне амбар.

— А что ты показывала моим работникам? — спросил Мэтт осипшим от негодования голосом.

— Не будь дураком, я…

Мэтт схватил ее за руку и почти по воздуху потащил к двери. Она вежливо улыбалась работникам ранчо, делая вид, что ничего страшного не происходит, просто ее тащит такой огромный, как гора, человек. На лету она помахала рукой Винди.

— Приходите еще, дорогая Трейси, — крикнул он ей вслед.

Мэтт все еще тащил ее, пока они таким образом не оказались на полпути к дому. Трейси изо всех сил старалась не отставать от Мэтта, но у нее, к сожалению, не было возможности открыть рот. Вдруг он резко остановился у большого дерева и отпустил ее. Осматривая ее с высоты своего громадного роста, он стоял, уперев руки в бока, на его плотно сжатых скулах ходили желваки. У Трейси зародилась нехорошая мысль, что, будь она мужчиной, Мэтт не задумываясь, съездил бы ей по носу.

— Из-за чего ты так взбеленился? — спросила она в надежде, что ее голос звучит тихо и размеренно, а главное — с уверенностью, которую она, увы, сейчас не ощущала.

— А какого черта ты делала в амбаре, выставляя себя наполовину голой напоказ мужчинам? — завопил Мэтт.

— Что? Да это же смешно! Винди показывал мне оборудование, в этот момент пришли твои парни. Кроме того, это вполне добропорядочные шорты. Что случилось с твоим обещанием помогать мне в моем задании? Ты сказал, что я могу…

— Пошли со мной. Мое предложение не предусматривало, что ты будешь выставлять себя напоказ перед…

— Перед кем? Перед Винди? Кто он, этот старикашка?

— Нет, конечно же. Он работает здесь еще с тех пор, когда меня не было на свете. Я говорю не о нем.

— Тогда кого же ты нанимаешь? Убийц, грабителей, насильников? Это абсурд! — Трейси сложила руки на груди.

— Боже правый, — сказал Мэтт, тяжело вздыхая. — Пожалуйста, обрати внимание на то, что я тебе сказал. Я доверю свою жизнь половине этих ребят. Но некоторых я очень плохо знаю, потому что они только сезонные рабочие. Другие кочуют от ранчо к ранчо. Я проверяю их мышцы, а не моральные устои. Мне наплевать, что они делают в свободное от работы время, если они справляются со своими обязанностями в течение дня. Но одна вещь очевидна — их не остановить, если они захотят побаловаться с тобой.

— Для забав нужны двое, — возразила Трейси.

— Совсем не обязательно. Слушай, не могу же я на каждом повесить табличку с надписью, хороший это человек или плохой. С сегодняшнего дня ты будешь ждать, когда я освобожусь. Ты можешь поболтать с Винди, но когда появятся остальные парни, убирайся из амбара подобру-поздорову.

— Ну… пф…

— Трейси, — сказал Мэтт, и голос его потеплел. — Я не хочу, чтобы с тобой что-нибудь случилось. Просто послушай меня, ладно?

— Хорошо, — она вздохнула, прикрывая лицо руками. — Ты ведь хозяин этого ранчо.

— А по ковбойскому кодексу никогда и ни при каких обстоятельствах не спорь с хозяином, — сказал Мэтт, медленно опуская голову.

Поцелуй был долгим и крепким, и когда Мэтт крепко прижал ее к себе, Трейси почти растворилась в его объятиях. Он нежно поддерживал ее за спину одной рукой, в то время как другая гладила ее шею. Его рот как бы наказывал за что-то, целуя ее яростно, потом вдруг стал нежным и страстным, а его язык начал исследовать самые сокровенные уголки ее рта. Ее руки томно прошлись по его груди, обняли за шею, прижимая Мэтта к себе.

Чувства Трейси были обострены до предела. Она ощущала аромат лосьона после бритья, терпкий запах пота и знакомый уже запах лошадей. Она почувствовала, как сильные мышцы бедер Мэтта прижимаются к ней, а его рука скользит по ее ягодицам, отчего их близость становится еще больше.

Боже, как же чудесно было находиться в сильных руках Мэтта, думала Трейси. Он, казалось, пробуждал к жизни самые сокровенные части ее тела, о существовании которых она даже не подозревала. Она только сейчас с некоторым изумлением обнаружила эти тайники своей личности и глубину своих чувств, и ей хотелось понять и познать их до конца.

— Трейси, — пробормотал Мэтт, медленно отступая назад. — Сейчас не время и не место для этого.

— Что? — мечтательно прошептала она.

— Привет, — засмеялся он.

— О! Да! Да! Конечно! — сказала она, приглаживая волосы.

— Увидимся позже, — сказал он, вздохнув.

— Хорошо, Мэтт. Я сейчас пойду встречусь с твоим отцом, если он уже проснулся.

— Отлично, — Мэтт бодро поцеловал ее и направился к амбару.

— Уже можно выходить? — раздался голос рядом.

— Элси! — выдохнула Трейси, когда домоправительница показалась из-за дерева.

— Я шла из сада, — сказала Элси, подходя к тому месту, где стояла Трейси, лицо которой теперь пылало явно не от загара. — Я не хотела мешать вам.

— Я… ну, понимаешь… я…

— Я говорю правду, — весело рассмеялась Элси. — Мое старое сердце затрепетало от радости, когда я увидела, как Мэтт целует тебя, Трейси. Он уже давно должен был найти такую женщину, как ты. Ты не уступаешь ему, высказываешь свое мнение и, вообще, одному Богу известно, какая ты маленькая лапочка. Ты честная и открытая. Ты совсем не такая, как многие из тех, кто старался изо всех сил забросить сюда удочку.

— Элси, я…

— Ты влюблена в Мэтью, дорогая? — нежно спросила Элси.

— Я ведь только что встретила его.

— Не имеет значения, когда встретила. Я знала своего Билли три часа и четырнадцать минут, когда поняла, что пропала. В любви часы не помощники. Она приходит и берет сразу за сердце — и это все, что важно.

— Элси, я никогда не имела дела с такими мужчинами, как Мэтт, — тихо сказала Трейси. — Я чувствую себя с ним, как… И все это кажется смешным.

— Почему?

— Потому что я скоро вновь сяду в самолет с этой пугающей пустотой в душе. Самая умная вещь для меня — это держаться от него подальше.

— Почему?

— Боже мой! Неужели все техасцы разговаривают только односложными предложениями? Элси, я отказываюсь влюбляться в Мэтта. Я просто никогда не позволю этому случиться.

— Это самая большая глупость, какую я когда-либо слышала, — сказала Элси, направляясь к дому.

— А для меня — не самая, — резко отпарировала Трейси.

«Или да?» — думала она, медленно шагая вслед за Элси к дому. Неужели она на самом деле могла не обращать внимания на те чувства, которые пробудил в ней Мэтт? Разве она сможет держать его на расстоянии в следующий раз, когда он коснется ее? О Боже, неужели было уже поздно что-либо исправить? Была ли она, по определению Элси, пропащей? Если она на самом деле влюбится в Мэтта, то приговорит себя к пожизненному страданию. А когда она будет покидать это место, то просто разрыдается и выдаст себя. И потом длинными, одинокими ночами она будет плакать, плакать, плакать…