Когда Трейси вошла в дом, она сразу же направилась в свою комнату, благодаря Бога, что Элси нигде не было видно. У нее не было ни малейшего желания продолжать дискуссию об опасном развитии ее чувств к Мэтту Рамсею. Она переоделась в блузку персикового цвета и брюки, решив, что шорты и так вызвали разговоры и нарекания, достаточные для одного дня. Взяв блокнот и ручку, она направилась в гостиную, разыскивая Кендала Рамсея, и нашла его играющим в шашки с Лестером.

— А, Трейси, входите, входите, — сказал Кендал, когда она замешкалась в дверях.

— Я не хочу вас беспокоить.

— Чепуха. Лестер меня разгромил и рад, что у меня появилась отговорка, чтобы покинуть поле боя. Лестер, иди поговори с Элси, а меня оставь с этой восхитительной леди.

Лестер от души рассмеялся и удалился из комнаты. Трейси села на диван.

— Я подумала, а не могу ли я прямо сейчас получить от вас кое-какую информацию, мистер Рамсей? — сказала она.

— Естественно, можете. А что вы хотите знать?

— Ну, — Трейси засмеялась. — После моего великого урока верховой езды сегодня утром… Ваше ранчо, кажется, простирается на необозримом пространстве, но все же, как оно велико?

— Элси сказала мне, что вы еле ходите после того, как прокатились на Мейбл, — рассмеялся Кендал. — Но я вижу, что вы прекрасно это пережили.

— Думаю, что жить буду.

— Надеюсь, Мэтт терпеливо отнесся к вашей неопытности?

— Он проявил образцовое терпение, — заулыбалась Трейси.

— Хорошо. А теперь ваш вопрос. У нас примерно четыре тысячи пятьсот голов скота в двухстах секциях.

— Секциях?

— Да, это земельная мера. Что-то около ста двадцати восьми квадратных акров. Две тысячи миль, если так вам понятнее.

— О Боже, — изумилась Трейси, — это же больше площади некоторых городов.

— И каждый участок обнесен изгородью, которую время от времени нужно ремонтировать. Это никогда не кончающаяся, вечная работа, это крест для ковбоя.

— Это чем-то похоже на кодекс ковбоя?

— Нет, кодекс ковбоя — это ряд разных правил. Мэтт разве не говорил вам об этом?

— Только немножко. Это было… очень интересно, — сказала Трейси, улыбаясь, потому что в памяти тотчас всплыл эпизод в роще.

— Думаю, что вы и Мэтт назвали это по-другому — перемирие.

— Мы прекрасно ладим друг с другом. Ладно. Что же я еще хотела спросить у вас? — она склонилась над блокнотом и начала его листать. Услышав смешок Кендала, она не подняла головы, потому что боялась прочитать то, что было написано на его лице. Кендал Рамсей был умным человеком, и Трейси испугалась при мысли, что старый джентльмен знает о ее связи с его сыном. С другой стороны, может быть, Кендал благословит их союз и пожелает им приятного времяпровождения.

В течение следующего часа Трейси записывала лист за листом размышления Кендала о ранчо. Его глаза загорались при воспоминании о том, как он построил это ранчо много лет назад и оно стало самым большим и процветающим в окрестностях Далласа. Первоначальный проект дома состоял из одной комнаты, той, где они сейчас сидели. Здесь жена Кендала Алида готовила еду в большом каменном камине, который Кендал сам построил.

— Мы привезли с собой только диких лошадей, — сказал Кендал. — Мы сами приучали их к седлу. Теперь у нас уже нет времени для таких вещей, хотя Мэтт и другие парни делают это время от времени.

— Это же опасно, — нахмурилась Трейси.

— Это великолепно! Победа человека над животным делает мужчиной любого из нас. Мы уже перестаем быть сильным полом, особенно со времени этой дурацкой эмансипации. Все битвы с нами выигрывают они. Так не должно быть, эти идиотские идеи привели к полной неразберихе. И не сделали женщин счастливее.

— Вы шовинист, мистер Рамсей?

— Да, черт возьми! И горжусь этим. Жены и матери — вот кем должны быть женщины. И вам, мисс Трейси Тейт, нужно найти хорошего мужчину, чтобы он заботился о вас, пока вы не остались при своем интересе.

— И все же, что вы еще мне расскажете о ранчо?

— «Рычащее «Р»» никогда не закроется, Трейси. Фермеры работают здесь днями и ночами. Я вижу, как Мэтт уезжает до рассвета и возвращается таким усталым, что у него нет даже сил пообедать. Но его могут тут же вызвать назад из-за какого-нибудь ЧП и он едет. Земля притягивает к себе тех, кто ее любит. И любая женщина, которая полюбит фермера, должна будет понять его преданность земле.

— Звучит почти угрожающе, — тихо сказала Трейси.

— Ну, вы пока не живете здесь. Моя Алида смогла увидеть эту страну моими глазами и хотела родить дюжину детей, чтобы они скакали по ее полям рядом с нами. Она была маленькой, хрупкой и слабой женщиной. Однажды зимой она заболела воспалением легких и умерла. Да благословит Господь ее душу. Как я любил эту женщину! Другой такой больше не было.

— Добрый вечер, — сказал Мэтт, входя в комнату. — Вы оба уже готовитесь к традиционной вечерней выпивке?

— Конечно, сынок, — сказал Кендал. — Я говорю, что Трейси превращается в прелестную наездницу.

— Она отлично справилась с лошадью сегодня, — сказал Мэтт, демонстрируя ямочки на щеках, когда улыбнулся, передавая им бокалы.

Трейси рассмеялась.

— Мейбл больше не захочет разговаривать со мной.

— Она теперь твой друг навсегда, — утешил ее Мэтт, усаживаясь на свое обычное место и вытягивая вперед длинные ноги. — Клянусь Богом, даже мой черный жеребец Рудольф волнуется за твое задание.

— Обед подан, — сказала из дверей Элси. — Жареная курица и бисквиты.

— Курица? — размышляла вслух Трейси, направляясь в столовую. — Просто одна из тех, что ходят по ферме? Или она была чьей-то цыплячей мамой?

Усевшись за стол, Трейси внимательно осмотрела блюдо с курицей. Выглядит нормально, решила Трейси. Но ведь эта бедная птичка встала утром, полная сил и жизни, и вдруг — чик! Голова долой! Жестоко. Даже очень.

— И еще кое-что, — сказала Элси, возвращаясь в комнату с миской в руках. — Морковь, причем свежая, прямо с огорода.

Трейси подняла голову и увидела, что глаза домоправительницы блестели от сдерживаемого смеха. Не устояв, она громко расхохоталась и смеялась все время, пока не ушла на кухню. Трейси передала блюдо с овощами Мэтту, затем отрезала маленький кусочек курицы и положила его в рот. Она сразу же решила, что птица сделана великолепно. В конце концов, у бедняжки не было даже имени.

— Кстати, Трейси, — сказал Мэтт, — а что это за шутка у тебя с Элси насчет огорода? Я что-то пропустил или не понял?

— Да, — ответила Трейси.

— Ты собираешься мне сказать, что это такое?

— Нет.

— У вас уже есть секреты?

— Да.

— Это все, что ты мне можешь ответить? — негодующе взвыл Мэтт.

— Нет. Я просто отвечаю тебе так, как и ты мне отвечал недавно, только «да» и «нет». Вот так-то, Мэтью Рамсей.

— И ты сама в это веришь? — спросил Мэтт, глядя на отца.

— Трейси Тейт, — рассмеялся Кендал. — Я очень рад, что вы здесь. Я получаю от этого больше удовольствия, чем от всего, что случилось в этом году. Передайте морковку Мэтту. Да-да, ту самую морковку из загадочного огорода.

Ужин прошел быстро, и обстановка за столом была на редкость приятной. Мэтт рассказывал о событиях на ранчо отцу. Для Трейси это звучало как еще один отчет о починенных изгородях, хотя, очевидно, было важно, какой именно загон был сломан и где располагались проломы.

— Персиковый пирог? — спросила Элси, просовывая голову в дверь.

— В меня больше ничего не влезет, — сказала Трейси.

— Нет, спасибо, — ответил Кендал.

— А на твой кусок пирога положить немного мороженого? — спросила Элси у Мэтта.

— Две ложечки, пожалуйста.

Трейси улыбалась, наблюдая, как Мэтт наслаждается своей порцией десерта. Он был похож на малыша, вкушающего какое-то волшебное блюдо, и она даже была уверена, что на минуту в его глазах промелькнуло разочарование, когда тарелка перед ним оказалась пустой. В Мэтью Рамсее было столько разных сторон, что делало почти невозможным изучить его сложную натуру. Сколько же еще она откроет сторон его души? Неужели он так и не уберет ту защитную стену, что построил вокруг себя, и не позволит ей заглянуть в его личную жизнь немного дальше, чем он это уже сделал? Неужели она сама решится войти в эту опасную зону?

— Трейси, — окликнул ее Мэтт.

— Что? Ой, извини. Я видела сон наяву.

— Тебе подать кофе?

— Нет, спасибо.

Расположившись на сей раз в гостиной, Кендал опять поинтересовался у Трейси, как идет работа над статьей.

— Пока это еще не статья, а серия отрывочных рассказов по теме, — ответила она с улыбкой. — Вы не собираетесь совершить объезд своих владений, чтобы я могла их осмотреть целиком?

— Только не в это время года, — сказал Кендал. — И это делается вовсе не так, как показывают по телевизору.

— Да?

— Да. Мы используем вертолеты, чтобы с их помощью загнать скот в нужный нам район. Потом животных грузят на машины, чтобы отвезти на скотный двор.

— Ты портишь ее представление о нас, отец, — сказал Мэтт, поднимаясь. — Ладно, нас ждет еще бумажная работа. К сожалению, фермерство имеет и это измерение, третью сторону, как и все остальное. Трейси, почему бы нам не встретиться на кухне через пару часов, чтобы поесть еще пирога?

— Еще пирога?

— Но он же очень вкусный.

— Хорошо, я приду.

— Пора спать, мистер Рамсей, — сказал Лестер, входя в комнату.

Следующий час Трейси провела в своей комнате, переписывая на чистовик свои разрозненные записи, потом пошла в холл. Сквозь щель в двери кабинета был виден слабый свет, и она на минуту остановилась, представив красивое лицо Мэтта, склонившегося над бумагами. Писанина эта была, очевидно, не самой приятной из его обязанностей на ранчо, но он тем не менее появился в кабинете в то же время, что и накануне вечером, чтобы закончить последний пункт обязательств перед отцом и ранчо. Откладывание работы или ее затягивание, определенно, не были пороком Мэтью Рамсея.

Трейси прошла через кухню и вышла на заднюю веранду. На небе было больше звезд, чем в предыдущую ночь, и она даже вздохнула при виде этой божественной картины. Казалось, что над ней вдруг раскрылся зонтик из сияющих точек на фоне черного неба, и с этого зонтика на землю лился серебряный свет. Залаяла собака, потом перестала, и тишина наполнила все окрестности, она, как в вату, завернула все вокруг. Трейси впервые ощущала такое состояние, и ей показалось, что все застыло в торжественной тишине. Единственный звук, который доходил до ее ушей, был звук ее же бьющегося сердца, и она слегка задрожала, когда на нее накатило неясное беспокойство.

— Трейси, — позвал Мэтт, выходя на веранду.

— Привет.

— Ты в порядке?! Я чувствую, что ты вся, как натянутая струна.

— Я не привыкла к такой тишине. Она вызывает страх. Я чувствую, что это затишье перед бурей. Ничто не шелохнется, ах, Боже мой, как занудно звучит это описание.

— Ничуть. Просто это ощущение новое, ты к нему не привыкла, вот и все. Но я тебе кое-что скажу, Трейси. Только здесь человек может познать себя, прислушаться к тому, что происходит в его душе. Здесь только ты сама, земля и небо. Отсюда некуда убежать от того, что ты обнаружишь, когда пристальнее вглядишься в себя.

— А ты, Мэтт? Тебе приятно то, что ты обнаруживаешь в себе?

— В большинстве случаев. Правда, иногда мне приходится пересматривать кое-что, касающееся меня. Бывают моменты, когда я чувствую себя очень одиноким.

— Почему же ты не женишься? — тихо спросила Трейси.

— Я — Мэтью Кендал Рамсей с ранчо «Рокочущее «Р»», — сказал он с ноткой усталости в голосе. — Это означает деньги и власть. Я просто никак не могу понять, как ко мне относятся женщины, что им важно: я сам, или то, чем я владею. Пару раз я делал попытки доверять женщинам, и оба раза делал ошибку, Я решил, что не стоит рисковать. Эй, извини. Я не хотел тебе рассказывать о своей «горькой» судьбе. А ты? Ты красивая женщина, Трейси. Трудно поверить, что ты все еще не замужем. Ты сделала выбор в пользу карьеры?

— Совсем нет. У множества женщин есть и то, и другое. Я думаю, что чем-то похожа на тебя, Мэтт. Я жду человека, для которого буду представлять интерес как целостная личность, а не как кольцо или еще какая-нибудь безделушка из его коллекции ювелирных изделий. Я не ищу любви, но и не бегу от нее, — она пожала плечами. — Я жду ее.

Мэтт задумчиво покачал головой. Он смотрел на нее, и, казалось, целую, захватывающую дух вечность его взгляд не отрывался от ее карих глаз. Серебристый люминисцентный свет от мерцающих звезд отбрасывал тени на его лицо, и Трейси вновь ощутила шевельнувшееся в ней желание. Даже в полутьме она могла видеть тепло и нежность, излучаемые его глазами, и она почти инстинктивно двинулась ему навстречу.

Мэтт прижал ее к своей широкой груди, руки Трейси сомкнулись на его шее. Их губы встретились и открылись навстречу друг другу, их языки нашли друг друга. Тихий стон вырвался из горла Мэтта, когда его большие и сильные руки скользнули по спине Трейси и прижали ее ягодицы к напрягшемуся телу, растворяя ее в себе.

Поцелуй становился более страстным, волна желания затопила Трейси, превращая огонь, тлевший в ней, в бушующее пламя. Ее груди были прижаты к груди Мэтта, и она вдруг вспомнила тот наивысший миг наслаждения, который вызвал его рот на ее напрягшихся холмиках. Как она хотела его, хотела, чтобы он наполнил ее живительной влагой, перенес в такое место, где были бы они наедине со своим рождающимся чувством.

— Трейси, — пробормотал Мэтт, целуя ее стройную шею, — ты самая желанная женщина на свете.

— Ох, Мэтт, — шептала она, слегка откидывая назад голову, потрясенная силой наслаждения, испытываемого от его поцелуев.

Мэтт вновь нашел ее рот и стал страстно целовать ее губы, от чего ноги Трейси подкосились. Она чувствовала все его мужское естество, возвещающее о своем желании, на своем теле. Если бы она только могла послушаться своего тела и получить в свои объятия самого прекрасного мужчину на земле, разделить с ним то, что обещали его ласковые руки, и насладиться прелестями их союза! Но ее сердце было всецело отдано ему, а мысли, грустные мысли, не оставляли ни на минуту, переплетаясь с ее страстью.

Отдав свое тело Мэтту Рамсею, она отдастся его заботам и вручит ему всю себя, но она сейчас не могла этого сделать. Она была на грани того, чтобы влюбиться в Мэтта к ей нужно сделать шаг назад, чтобы этого не случилось. Ее вновь охватила волна странной грусти, когда она положила руки ему на грудь и легонько оттолкнула его.

Мэтт глубоко вздохнул и провел руками по ее щекам, потом опустил руки вниз.

— О да, Трейси Тейт, — сказал он голосом, в котором чувствовалось напряжение, — ты мне очень нравишься. Мой отец — не единственный человек, которому доставляет радость твое пребывание здесь.

— Я тоже рада быть здесь, — прошептала Трейси.

— Никогда не бойся тишины ночи, Трейси. Прими тот покой, что она тебе предлагает.

Трейси подняла глаза к звездному небу и улыбнулась. Это не была больше абстрактная тишина, в тени не поджидал злобный враг. Разделив с ней очарование звездной ночи и дав спокойствие ее душе, Мэтт показал ей красоту природы, точно так же, как раньше раскрыл для нее великолепие восхода солнца. Она смотрела вокруг и вслушивалась в тишину с чувством понимания, изумления и трепета.

— Спасибо тебе, Мэтт, — нежно сказала она.

— Ты разве не хочешь того пирога, который мы собирались есть?

— Не знаю, думаю, что нет. Я пойду лягу.

— У тебя был тяжелый день. Увидимся утром.

— Спокойной ночи.

— Трейси! Прошло много времени с тех пор, когда я так разговаривал, я имею в виду, разговаривал так, как сейчас с тобой. Для меня это имеет большое значение. Спокойной ночи, приятных снов.

Трейси лежала в кровати, уставившись в темноту, моля Бога, чтобы желание, наполнявшее ее, исчезло, растворилось. Мэтт приоткрыл еще одну дверь, позволил сделать еще один шаг в свои мысли, когда поведал о мимолетных мгновениях одиночества, которые наступали у него из-за имени и богатства, которыми он владел. Он платил немыслимую цену за годы каторжного труда и решимости продолжить дело, начатое отцом.

И все же, когда он целовал ее, ласкал своими сильными, нежными руками, он ничего не утаивал от нее. Защитная броня падала с него, когда он брал ее в свои объятия и отдавал себя в ее руки. Значило ли это, что и в нем пробуждались чувства? Или же он обладал достаточной силой, чтобы не позволить этому случиться?

«Спокойной ночи, Мэтью Кендал Рамсей, — прошептала Трейси. — Сладких тебе снов».

Пронзительный звук будильника вывел Трейси из состояния глубокого сна. Она села в кровати и накрыла рукой эту чепуховину, мешавшую ей спать. Потом со вздохом откинулась на подушки и снова закрыла глаза.

Половина пятого утра! Боже, это же сумасшествие! Неужели коровы не могут начать мычать, куры кудахтать, лошади завтракать в более подходящее время? Мэтт стоял у плиты, когда она вошла в кухню. Сегодня на завтрак были тосты по-французски.

— Привет, — сказал он, наклоняясь и быстро целуя ее. — Все хорошо. Ты распустила волосы, тебе это больше идет.

— Рада, что тебе нравится.

— Я не могу сегодня утром отправиться на урок верховой езды с тобой, — добавил он, подавая ей тарелку с едой.

— Почему? — она отнесла тарелку к столу и присела на стул.

— Мне действительно нужно быть на пастбище. Замена изгородей — не такая уж ерундовая вещь, как кажется.

— Твои работники не могут этим заняться сами?

— Конечно, могут. Но у меня есть и своя доля работы.

— Я понимаю, но ведь ты же хозяин. Я думала, что ты можешь взять выходной, когда захочешь.

— Нет, — сказал он, усаживаясь на стул напротив нее. — Так не пойдет, Я не имею права спрашивать со своих работников больше, чем делаю сам.

— Кодекс ковбоя? — нахмурившись, спросила Трейси.

— Да. Послушай, я подумал вот о чем: попрошу Винди повозить тебя по ранчо и показать тебе все. У нас есть специальный фургон.

— Прекрасно, — сказала Трейси. В ее голосе, однако, чувствовалось разочарование.

— Ты должна понять, Трейси, что «Рокочущее «Р»» не похоже на Детройт. Мы не смотрим на часы и не оставляем работу в определенный час. Если нужно что-то срочно закончить, никто не уйдет до тех пор, пока не сделает это.

— Но почему ты всегда отдаешь так много времени работе?

— Так нужно делать, если живешь на этой земле.

— И тебе это нравится?

— Да, — он кивнул головой. — Да, очень.

Когда они выходили из кухни после завтрака, Мэтт улыбнулся, увидев, как Трейси потянулась за своей шляпой и водрузила ее на голову.

— Всегда носи шляпу, ковбой, — сказала она, направляясь к задней двери. — Ох, Мэтт, взгляни на небо. Оно даже красивее, чем вчера. Невероятно!

— Красивое, правда. Пошли.

— Подожди, я хочу посмотреть на него еще минуточку. Я никогда не смогу описать его в своей статье. Словами это сделать невозможно.

— Я же говорил тебе, что ты скоро будешь восхищаться восходами солнца, как все мы тут, — смеясь, сказал Мэтт. — Но тем не менее время идет.

— Ой, извини.

Винди стоял у ограды, наблюдая за дюжиной лошадей, пасшихся в загоне, когда подошли Мэтт и Трейси.

— Ваша лошадь готова, хозяин, — сказал Винди. — Парни седлают ее.

— Хорошо, — сказал Мэтт. — А ты не отвезешь Трейси на прогулку на пару часиков в нашем фургоне?

— Конечно, отвезу. Это будет стоить вам пятьдесят центов, дорогая.

— Спасибо, — сказала Трейси. — Скажи, а там есть голубые лошади? — спросила она, показывая на лошадей в загоне.

— Голубые кто? — изумился Мэтт, сдвигая шляпу со лба.

— Я где-то записывала это. Твой отец говорил, что тебе все еще приходится объезжать голубых лошадей.

Глаза Мэтта расширились, а Винди издал такой звук, как будто подавился порцией жевательного табака.

— Трейси, это зеленые лошади, — поправил ее Мэтт, разразившись смехом. — Зеленые, значит, молодые, еще дикие лошади. Голубые лошади? Подумать только! А мне это нравится.

— Голубые, зеленые — нет никакой разницы, — недоуменно пожала плечами Трейси. — Но тем не менее я благодарю вас за уточнение информации для статьи.

— Мы, конечно, будем давать точную информацию, — сказал Мэтт. — Бог свидетель, Трейси, мы не хотим, чтобы жители Детройта думали, что мы разводим здесь голубых лошадей.

«Детройт, — вдруг подумала Трейси, — да, это ее дом. То место, куда самолет доставит ее через несколько дней. В Детройте не будет таких запоминающихся восходов солнца… и не будет Мэтта Рамсея».

— Винди, — спокойно произнес Мэтт, — я вручаю Трейси твоим заботам. Смотри, чтобы с ней ничего не случилось. Понятно?

Винди удивило беспокойство в голосе Мэтта, и он внимательно взглянул на него. Едва заметная улыбка промелькнула на лице старого ковбоя.

— Хозяин, не волнуйтесь, этой дорогуше не о чем беспокоиться со мной, — проговорил он. — Я хорошо понимаю, что мне доверен особо ценный груз.

— Хорошо, — хрипло сказал Мэтт. — Трейси, увидимся позже.

— Всего хорошего. Приятно тебе провести день, — выпалила она и тут же подумала, что это самое дурацкое пожелание для человека, который будет весь день работать не покладая рук.

— Я постараюсь, — сказал Мэтт, направляясь к амбару.

Трейси стояла, пока мужчины не выехали со двора. Когда Мэтт проезжал мимо, он приложил пальцы к краям шляпы, как бы салютуя ей. Она улыбнулась и помахала ему рукой, не двигаясь, пока он не пропал из виду. Винди шумно откашлялся, выводя ее из романтического состояния. Она повернулась к нему с испуганным видом.

— Да, я знаю, — прошептала она. — Из-за меня нарушены все ваши планы.

— Он хороший человек, — в тон ей тихо проговорил Винди.

— Простите?

— Мэтт Рамсей очень похож на своего отца. Он работает больше и дольше других. Я уважаю этого парня. Но, дорогая, он очень одинок. Хозяин не может просто посидеть и поболтать с работниками. Ему нужно соблюдать дистанцию, чтобы они хорошо понимали, что такое хозяин. Я только что видел выражение глаз Мэтта. В них была какая-то сердечная боль.

— Он болен? — вскрикнула Трейси.

— О Боже, нет, — засмеялся Винди. — У него проблемы с сердцем вызваны одной хорошенькой девушкой с волосами цвета спелой ржи и глазами цвета шоколадного пудинга. И эта девушка — ты, моя сладкая.

— Я… гм. Ну, понимаете…

— Ладно, дорогая, давай поедем на прогулку.

Винди положил ружье под сиденье фургона, и они отправились в путь в направлении, противоположном тому, куда они с Мэттом ездили накануне.

— Где вы спите, Винди? — спросила Трейси.

— У меня есть очень уютная комната в дальнем конце амбара. Я слишком стар, чтобы болтаться по баракам с этими головорезами.

— А разве здесь нет управляющих, или мастеров, или кого-нибудь в этом роде?

— Есть. Фарго — мастер, а Дасти — второй человек после него, хотя, как вы понимаете, все приказания исходят от Мэтта. Мэтт такой же хозяин, каким был Кендал Рамсей до него. Это великое бремя на плечах человека, великое бремя.

— Когда Мэтт говорит об этой земле, он напоминает человека, говорящего о своем ребенке, — тихо сказала Трейси, — или о женщине, которую он любит… В его голосе яростная гордость, которую нельзя описать словами.

Винди кивнул головой.

— Конечно, вы правы. Хороший фермер любит свою землю, нет слов. Хорошенько посмотрите вокруг, Трейси. Это божественная страна, дорогая.

Трейси прикрыла глаза рукой, чтобы заслониться от солнца, поднимающегося к зениту. В любой стороне, куда она бросала свой взгляд, перед ней простирался ковер из густой зеленой травы. У группы раскидистых деревьев лошади паслись на мягкой траве, и вдали виднелось несколько прудов. Пейзаж напоминал картинку с открытки. И, как бы вплетенные в этот пейзаж, окутывали ощущения спокойствия и размеренности, которых Трейси раньше не испытывала.

— Ох, Винди, — произнесла она, волнуясь так, что перехватывало горло, — здесь прелестно. Трудно поверить, что это требует таких больших физических затрат от человека.

— Земля берет, но земля и дает. Знаете, перед самой Гражданской войной в самом центре Техаса стоял какой-то солдат. Он оглядел природу и ту красоту, что его окружала, и сказал: «Я слышу шаги миллионов, которые придут сюда». И они пришли, Трейси, но здесь, в «Рокочущем «Р»» все осталось в своей первозданной красоте, такой, которую увидел когда-то солдат. Это земля Рамсеев. И те из нас, кто принадлежит этой земле, удивительно счастливые люди.

— Как это может человек принадлежать?

— Просто любить эту землю, дорогая, просто любить.

— Но…

— Я не могу этому научить тебя, это то, что зарождается внутри. Некоторые люди не чувствуют этого, поэтому и болтаются, как перекати-поле. Другие просто знают, чего они ищут. А теперь еще подъем, и ты увидишь две или три ветряные мельницы.

Трейси кивнула с отсутствующим видом, хотя страстные слова Винди дошли до ее сознания. Что на самом деле означало «принадлежать», по-настоящему принадлежать этой земле, которую так любили эти люди, той, которой Мэтт отдавал себя всего, без остатка. Они говорили о ней в приподнятом стиле, но никогда не обсуждали вопрос, что же эта земля забирала у них.

Трейси глубоко вздохнула, чтобы этим вздохом задержать спокойствие и красоту, окружающие ее. Мэтт, стройный и гордый, ехал по своему ранчо, и он имел на это все основания. Он был хозяином, правителем… или он был..? В конечном счете, может земля управляла им?

Винди сделал большой круг, показывая ей обещанную ветряную мельницу, огороженные загоны, где содержались наиболее ценные породы быков, огромную территорию, поросшую москитовыми кустарниками, позволяющими земле восстановить силы после скота. Наконец, они вернулись к амбару, и Трейси улыбнулась своему провожатому.

— Спасибо тебе, Винди, — сказала она, целуя его в щеку. — Огромное спасибо.

— Не за что, дорогая. И не ищи средства от своей болезни сердца, потому что его еще не изобрели.

— Моего… но вы сказали…

— У вас с Мэтью Рамсеем одинаковые проблемы. Нам, наверно, следует посадить вас обоих на карантин.

— Ой, ради Бога, Винди, — засмеялась Трейси. — Пока.

Трейси поспешила в свою комнату, схватила блокнот и ручку. Пятнадцать минут спустя все такой же девственный лист бумаги лежал перед ней. Было невозможно описать словами все, что она увидела и почувствовала во время поездки с Винди. Как словами описать, как передать ту ауру спокойствия и умиротворения, которой она была совершенно лишена в пыльном и шумном Детройте? Какие слова передадут те эпитеты, которыми она бы наградила «Рокочущее «Р»»? «Красивое», «хорошенькое», «прелестное» были слишком слабыми словами, слишком легковесными, чтобы передать увиденное.

Жестом отчаяния Трейси бросила блокнот и ручку на кровать и направилась в кухню, где она увидела Элси, пекущую пирог.

— Хочешь облизать миску? — спросила Элси, когда Трейси уселась за стол.

— Ой, как здорово! — воскликнула Трейси. — Я не делала этого с тех пор, как была маленькой девочкой.

— Тогда угощайся. Высунь язык и лижи здесь. Видишь этот маленький стаканчик крема? Это для Мэтью. Когда он был маленьким, он, бывало, садился у стола и вылизывал миски до блеска. Когда он пошел в школу, то сказал, что трудно просто так отказаться от этого занятия. Он смотрел на меня своими большими голубыми глазами и говорил, что ему еще, наверно, рано идти в первый класс. И я стала прятать для него остатки крема. И делаю это уже почти 30 лет. Когда Мэтт видит пирог или торт на десерт, он всегда ищет чашечку с кремом.

— Это прекрасно, — сказала Трейси, вынимая палец изо рта. — Вы очень любите его, правда?

— Как своего собственного сына. Да, я люблю Мэтта, но ведь и ты его любишь, дочка.

Трейси нахмурилась.

— Вы что, договорились с Винди сегодня? Миска чистая, спасибо. И до свидания.

— От своего сердца не убежишь, девочка, — бросила ей вслед Элси, когда Трейси выходила через заднюю дверь. — Даже не старайся.

Она совсем не любила Мэтта Рамсея, думала Трейси, решительно направляясь к бассейну. Абсолютно не влюблена! Конечно, ей было очень трудно удерживать его на расстоянии, и, когда он дотрагивался до нее, она превращалась в кисель. Ну и что же? Это не значило, что она была влюблена в него. Конечно, не влюблена. Разве не влюблена? С разной интонацией, на разные лады повторяла Трейси.

«Боже, помоги мне!» — молила она шепотом. Она сняла туфли, закатала джинсы до колен, потом села на край бассейна. «Черт побери! — выругалась она. — Я опять забыла свою шляпу».

Она быстро надела туфли и поплелась назад к дому. На пути она встретила Элси, выходящую с веранды с корзиной в руке.

— Хочешь, пойдем со мной на огород и нарвем свежих овощей к обеду? — спросила Элси.

— Конечно, — ответила Трейси, и хорошее настроение сразу вернулось к ней. — Я раньше никогда этим не занималась.

— Тогда надень шляпу, дорогая.

— Конечно. Знаю.

— Да, да, я понимаю, что ты это уже должна знать.

Огород был огромный, с ровными рядами грядок. Нигде не было видно ни одной сорной травинки.

— Что делать? — спросила Трейси, потирая руки.

— Я готовлю овощной салат, поэтому мне нужно много разных овощей.

— Хорошо, но как я узнаю, что есть что и созрели они или нет?

— Вот как? — нахмурилась Элси.

— Ну, понимаете, если я вытяну морковку, а она окажется маленькая, могу я снова ткнуть ее в землю, чтобы она дозрела?

— Боже мой, — рассмеялась Элси. — Неужели ты никогда не работала на огороде?

— Нет. Все мои овощи выстроены и выложены ровными рядами в овощном отделе супермаркета.

— Как тебя обидела жизнь, дорогая. Ну, да ладно. Это морковка. Если вершок размером в мою ладонь, можешь вытащить ее.

— Понятно. Я буду очень аккуратно мерить. Не волнуйся, Элси. Я быстро разберусь в вершках морковки.

Трейси прекрасно провела время, наполняя корзинку разными свежими овощами, и Элси довольно серьезно объявила ей, что у Трейси природный дар находить самые лучшие экземпляры из тех, что может предложить огород. Трейси была очень довольна собой и вызвалась почистить овощи и приготовить салат.

— Конечно же, — сразу согласилась Элси, внося корзину с овощами на кухню. — Давай перекусим, и ты можешь начать.

Рецепт этого салата, думала Трейси, стоя под душем, будет прекрасным подарком журналу для гурманов. Это будет великолепный салат и произведет фурор, когда Элси подаст его на стол. Она вела себя глупо, но, с другой стороны, было удивительно превратить дары огорода в изумительное творение кулинарии. Но накормить отходами овощей свиней Трейси категорически отказалась.

Одетая в белые брюки и голубую шелковую блузку, Трейси присоединилась к Кендалу в гостиной. Несколько минут спустя сердце ее забилось, как сумасшедшее, когда в комнату вошел длинноногий улыбающийся Мэтт. Он поздоровался, потом сделал им напитки, а Трейси наблюдала за каждым движением его мускулистого тела.

Мэтт улыбнулся ей, когда передавал бокал с белым вином. На нем были темные брюки и зеленая рубашка с длинными рукавами и перламутровыми застежками. Он сел на свое обычное место и вытянул ноги, и когда он поставил свой напиток на край стола, Трейси заметила что-то белое, обернутое вокруг кисти его правой руки.

— Мэтт, у тебя забинтована рука? — спросила она.

— Я поцарапал ее о колючую проволоку.

— Винди, должно быть, был в ударе. Ему страшно нравится оказывать первую помощь, — сказал Кендал. — Он тогда достает свой чемоданчик и лечит всех подряд.

— Я знаю, — засмеялся Мэтт. — Но я забинтовал руку после того, как принял душ, так что Винди тут ни при чем.

— Бог мой, — сказала Трейси. — Я видела в редакции, как мужчины уходили с работы домой после пореза руки бумагой. Насколько серьезна твоя рана?

— Кодекс ковбоя гласит, что, если не умрешь до утра, значит, рана совсем не опасна, — засмеялся он.

— Воистину, это так, — серьезно добавил Кендал.

— Он же болен, серьезно болен, — пробормотала Трейси, но Кендал услышал ее и восхищенно присвистнул.

— У меня жареная свинина и домашний яблочный пирог для вас, — сказала Элси из дверей. — И салат, приготовленный мисс Трейси Тейт.

— А мы готовы, — сказал Мэтт, поднимаясь со стула. — Ты сама приготовила салат, Трейси?

— Ну и что? Ведь все знают, что вершки морковки должны быть такой же длины, как ладонь. Вот тогда она доделана?

— Доделана?

— Забудь это, Мэтт. Это огородный жаргон.

— Ну, вот, — сказала Элси, когда все уселись за стол, и она поставила тарелку Кендала перед ним. — Все в порядке? Позовите меня, если буду нужна. Мэтью, у тебя бинт. Что случилось?

— Ничего. Просто Винди отрабатывал свою технику врачевания на мне.

— Дай-ка я посмотрю, — решительно сказала Элси.

— Я голоден! — запротестовал Мэтт.

— Давай руку!

— Сдавайся, сынок, — со смехом сказал Кендал. — Ты уже должен был давно понять, что с Элси спорить бесполезно.

— Человек может умереть от голода, — заворчал Мэтт, расстегивая запонки на манжете.

«Мой Бог», — прошептала Трейси, когда Элси задрала рукав рубашки Мэтта.

Повязка была шириной в шесть дюймов, и свежая кровь проступала через несколько слоев марли. Элси крепко нажала на это место пальцами, и Мэтт буквально взвился в кресле.

— Черт возьми, ты делаешь мне больно! — закричал он.

— Рана плохая, — задумчиво сказала Элси.

— Она не болела, пока ты не стала нажимать на нее, — все еще ворчал Мэтт, убирая руку и застегивая запонку.

— После обеда, на кухне, я получше осмотрю твою рану, Мэтт, — сказала Элси, выходя из комнаты.

— Папа, женись на этой женщине, чтобы держать ее под контролем, — взмолился Мэтт.

— Не могу, — сказал Кендал, — Я сам знаю, когда встречу свою половину. Дай ей осмотреть свою рану, и она успокоится.

— Маленькая рана! — закричала Трейси. — Да она же огромная! Неужели вы не видите эту кровь? Это ужасно. Мэтт, ты должен показаться доктору или…

— Мэтт, женись на этой женщине, чтобы держать ее под контролем, — с ехидцей сказал Кендал.

Оба раскатисто захохотали, а Трейси стала пунцовой и, чтобы ничего не говорить, засунула целую ложку картошки в рот.

Мэтт, как обычно, ввел отца в курс дела о событиях на ранчо, потом они вернулись в гостиную, чтобы выпить кофе. Когда Мэтт сел в кресло, он посмотрел на руку и увидел, что кровь проступает даже через рубашку.

— Черт, — сказал он. — Я только что купил эту рубашку. Теперь она запачкана кровью, и ее трудно будет отстирать.

— Подложи свой носовой платок, — невозмутимо сказал Кендал.

— Но… — опять начала Трейси, но не закончила мысль и только отчаянно махнула рукой.

Мэтт сделал так, как велел отец, и продолжал наслаждаться бренди. Трейси вся эта сцена показалась странной. Человек истекал кровью, его беспокоила боль, а он сидел и переживал по поводу испачканной рубашки. Что бы здесь случилось, если бы кто-нибудь поранил или сломал ногу? Может быть, они отметили бы это событие карандашом на календаре, чтобы вернуться к нему, когда им позволит свободное время?

Конечно же, это не было просто представлением, которое Мэтт устроил в ее честь. Кендалу надоело говорить о ране сыну, да и самому пострадавшему тоже. Кендал просто констатировал факт, который имел место, и в его голосе не звучало ни заботы, ни волнения.

Это было невероятно! Физические затраты, которые требовались на ранчо, были выше ее понимания. Читатели журнала никогда не поверят, что существует такая жизнь. Она и сама с трудом могла представить это, а теперь была свидетельницей и участницей этой жизни.

Как может жена фермера привыкнуть к тому, что муж изнуряет себя непосильной работой? Неужели она сидит рядом и просто ждет, когда он сунется лицом в землю? Почему никто не топнет ногой и не потребует прекратить это безумие? А что бы делала при таких обстоятельствах она, Трейси Тейт, рожденная и выросшая в городе? Она не думала об этом, но одно она знала точно: если бы из раны Мэтта начала капать кровь и образовала на полу лужу, она сама потащила бы его в больницу.