Брэм остановил продуктовую тележку и запустил руки в шевелюру.

– Послушайте, Глори, – сказал он, – теперь и у нас в доме есть что перекусить. Разве можно провести вечер без того, чтобы чего-нибудь не пожевать? В каждом доме должна быть полка с какими-нибудь закусками.

Глори прищурилась.

– Полка – да, но не целый же буфет. У нас скудный бюджет, помните?

– Значит, так, – сказал Брэм. – Заканчиваем бакалейную экскурсию, потому что нам надо поговорить. Если, конечно, вы не хотите поссориться из-за пустяков прямо здесь, среди картофельных чипсов. – Он быстро двинулся вдоль по проходу, свернул за угол и исчез из виду.

Глори кинулась за ним.

Пока Брэм выводил машину со стоянки, Глори скользила по сторонам отсутствующим взглядом, а на него глядела не иначе как исподлобья.

Неужели действительно Брэм вспылил из-за чипсов? – думала она недоверчиво. Ну конечно, нет. Она чувствовала, что все выяснится, только когда они придут домой.

«Придут домой», – эхом пронеслось в мозгу. В офисе она целый день была озабочена тем, чего Брэм ожидает от нее сегодня вечером.

Кроме того, ее беспокоило и то, что весь этот их эксперимент вызывает у нее не просто профессиональный интерес, но и слишком уж теплые чувства.

Она вспомнила тот странный трепет, пробежавший по ее спине, когда сегодня она увидела, как Брэм поджидает ее на крыльце, и вложила ключ от своего дома в его открытую ладонь.

В гостиной он обнял и крепко поцеловал Глори, – ее немедленно окатило волной горячего желания.

– Я дома, – сказал он, когда наконец отпустил ее.

– Добро пожаловать, – это все, что она сумела ответить. Но сразу после этого в спектакле что-то разладилось. Брэм сказал, что они пойдут покупать продукты, как только она переоденется. Она ответила, что пойдет в магазин в том, в чем приехала с работы, и тут он заворчал, как старый медведь, и с тех пор все дуется.

Дома Брэм отнес сумку с продуктами на кухню.

– Вот что, – сказал вдруг он. – Мы собирались сейчас общаться, дорогая жена.

Он широким шагом вошел в гостиную и встал у окна. Глори пристроилась в любимом уголке дивана и вопросительно глядела на него.

– Кажется, какие-то проблемы? – спросила она, чопорно сложив руки на коленях. – Уверена, что вы сердитесь не из-за пакета с чипсами или кулечка арахиса.

– Факт, – подтвердил Брэм, не слишком стараясь сдерживаться. – Вы в этом браке все время диктуете: отношения, сроки, выражения, термины. Глори, мне этого уже выше головы! Вы, именно вы, решили, что мы будем изображать недавно поженившуюся парочку с очень скромным бюджетом и поэтому считаем каждое пенни и не можем даже заказать эту чертову пиццу. Ну так вот, доктор Карсон… нет, миссис Бишоп. Я очень много работаю. Так же я работал и сегодня и заслужил право насладиться чем-нибудь сверх лимита! И еще одно. Ваша одежда. Ну неужели у вас нет каких-нибудь джинсов? Ну вот. Я все сказал… Это – к вопросу об общении.

Глори вскочила, ее зеленые глаза буквально метали молнии.

– Нет, вы сумасшедший! – Она всплеснула руками. – Вы стояли и декламировали, словно бредили. И вы называете это общением? По-моему, это просто истерические вопли… И вообще не надо вопить! – завопила она.

– Почему не надо? Только потому, что ваши родители всегда вопили? Вы сказали, что они все еще женаты. Как вы думаете, почему? Может быть, они действительно любят друг друга? Просто они вспыльчивые и несдержанные. И только это травмировало ребенка, плакавшего в туалете! И поэтому вы не верите в вечную любовь. Брак – это не глава из учебника, Глори. Это реальность, это жизнь. Хорошие времена, плохие времена – бывает всякое.

Брэм стукнул себя в грудь.

– К черту ваши считанные пенни и ваши россказни о том, как я должен себя вести в своем доме! В этом доме будет пицца!

– Я… я, по-вашему, скряга? Вы просто придираетесь! – вскричала Глори со слезами в голосе. – Значит, по-вашему, я отвратительная жена? Диктатор?

– О, Господи, – прямо-таки взмолился Брэм, ероша волосы. – Нет, вы не отвратительная жена. Вы только слишком напористы.

– Выходит, я диктую своим клиентам? Выходит, они сидят по вечерам без пиццы только потому, что я им ее не разрешила?

Брэм засмеялся и покачал головой.

– Поверьте мне, они тайком приносят пиццу глубокой ночью. – Он подошел к дивану и протянул ей руку.

Глори робко вложила свою руку в широкую ладонь Брэма и позволила ему обнять себя, ласково и успокаивающе.

– Теперь насчет криков, – сказал он, глядя прямо ей в глаза. – Трудно остановиться, если уж начнешь. Забудьте все, что я сказал о ваших родителях. Я и впрямь вышел за рамки. И, Глори, не вздумайте сомневаться в ваших профессиональных способностях. Просто трудно быть объективным в своей собственной семье. А мы всегда будем стараться найти компромисс. О'кей? У нас все будет в порядке!

– О'кей, – тихо согласилась Глори. – Извините, что я, не обсудив с вами, решила, что мы нуждаемся в деньгах.

– Ну, и я прошу извинить меня за то, что так разбушевался.

Глори улыбнулась.

– Может, закажем гигантскую пиццу?

– Ах, вот как? Одну минутку. – Тут Брэм склонился к ней и страстно ее поцеловал. Душа его пела! Он жаждал этого поцелуя, он желал эту женщину!

Глори уже ни о чем не думала, она могла только чувствовать. Она желала Брэма Бишопа!

Он упивался этим поцелуем, вдыхал цветочный аромат ее тела, всем существом отзывался на прикосновение ее груди, слышал стук ее сердца и не слышал своего.

Он чувствовал, что Глори сдается. Ах, Глори!

Руки Брэма скользили по ее блузке, ощущая под ней изгибы женского тела. Он скользил по краю, теряя контроль над своей головой. Скользил… над бездной.

Вдруг Брэм отстранился.

– Нет, – сказал он, едва узнавая свой собственный голос.

– Брэм! – в полузабытьи пролепетала Глори. – Что-нибудь не так?

– Я же вам говорил, что занятия любовью не входят в программу наших предсвадебных тренировок. Я вам обещал.

– Но ведь вы хотите этого, разве нет? – спросила Глори.

– Да, но…

– Значит, это вы решили, что мы не будем заниматься любовью? Стало быть, теперь вы диктуете условия?

– Но…

– И никаких «но» – я хочу этого так же сильно, как вы. Любите меня, Брэм! Пожалуйста!

И была такая мольба, такая беззащитность в ее голосе, что Брэм тут же подхватил ее на руки, прошагал из гостиной в спальню, откинул покрывало на кровати, открыв зеленые простыни.

– Глори, – заглядывая ей в глаза, спросил он, – вы уверены? Не пожалеете?

– Я уверена, Брэм, – мягко ответила она. – Не пожалею.

– Не могли бы вы распустить волосы?

Улыбка тронула губы Глори. Она подняла руки, вытащила шпильки из волос. Почему она готова сдаться? Господи, почему она готова сделать это?

Потому что она этого хочет.

Потому что она хочет, хотя бы раз в жизни, пройти все предстоящее, не анализируя. Сейчас она хочет только чувствовать!

Потому что она желает Брэма так сильно, как никого и никогда прежде!

Потому что Брэм Бишоп умеет любить, поскольку сам всю жизнь был окружен любовью.

Глори помотала головой и растрепала рукой волосы, упавшие до пояса шелковистым светло-желтым каскадом.

– О, Господи! – сказал Брэм, едва дыша. – Какие у вас красивые волосы, да и вы сами так красивы! – И он пропустил между пальцев ее шелковистые пряди.

– Благодарю вас.

Глори начала медленно раздеваться, глядя в голубые глаза Брэма, затуманившиеся от желания.

Она сбросила одежду и осталась стоять перед ним обнаженная, женственная и гордая.

У Брэма пересохло в горле, и это мешало ему говорить. Как же дать ей понять, что он ценит эту щедрость, эту доверчивость…

Брэм тоже быстро сбросил одежду. Он никогда еще не желал женщину так сильно, как желал сейчас Глори Карсон. Но, помимо физического желания, в нем возникли ранее неведомые странные, удивительные эмоции.

Опустив Глори на кровать, он стал осыпать поцелуями ее тело. Потом, вытянувшись рядом с ней, поднял руку к ее груди и принялся поглаживать ее соски.

Она тихо замурлыкала от удовольствия, проводя рукой по спине Брэма и ощущая, как переливаются под ее ладонью упругие мускулы.

Они целовались, обнимались, открывали в теле друг друга удивительные тайны. Все, что они находили, становилось предметом их любви и радости.

Время для них перестало существовать, они забыли обо всем на свете.

– Пожалуйста, Брэм, – прошептала Глори, чуть не рыдая.

– Конечно, – прошептал в ответ Брэм, скользя губами по шелковистой коже ее живота.

Он приподнялся и встретился взглядом с ее изумрудно-зелеными глазами. Когда он вошел в нее, мягкая теплота ее женственности приняла его.

Брэм настроился на медленный темп и следил по лицу Глори, не причиняет ли ей боли, навалившись на нее всем своим весом. Она подняла бедра, и он ускорил ритм, а Глори двигалась синхронно с ним.

Они исполняли танец любви, старинный, как вечность, и новый, как будто придуманный ими. Ритм превратился в тяжелое, оглушительное биение, уносящее их далеко-далеко… И наконец перебросившее их через пропасть в забвение экстаза.

– Брэм!

– Ах, Глори!

Тесно прижавшись друг к другу, они медленно вернулись к реальности, в комнату, на зеленые простыни.

Силы Брэма иссякли. Он повалился на спину, крепко прижимая к себе хрупкую женщину.

– Глори, – шепнул он, пресыщенный любовью. Она не была больше Глори из Чикаго, она была Глори из Техаса. Она была его Глори! – Ты ни о чем не жалеешь?

– Ни о чем.

Несколько минут прошло в сладостном молчании, затем Глори тихо засмеялась.

– Ты чего? – спросил Брэм.

– Просто вспомнила шестую, самую распространенную, причину развода.

– Что же это за причина?

– Секс, лишенный вдохновения.

Брэм хмыкнул. Слова Глори прозвучали по-мужски грубовато.

– Полагаю, мэм, – сказал Брэм, – опасность номер шесть нам не грозит!

– Да, сэр, полагаю, вы правы!

Они замолчали, сморенные блаженной усталостью, и, положив головы на одну подушку, погрузились в глубокий сон.

Несколько часов спустя они проснулись и снова потянулись друг к другу, не сдерживая переполняющих их эмоций.

Они снова любили друг друга и снова засыпали.

– Глори! – сказал Брэм после одной из вспышек любви. – Мы так и не поели пиццы!

– Завтра.

– Да, завтра. Вот и начались наши бесконечные «завтра».

Глори слегка нахмурилась в темноте. Наши бесконечные «завтра»? – думала она сквозь сон. Ну нет. У нас только две недели.

Две недели они проведут вместе, как муж и жена, смеясь, болтая, занимаясь любовью. Она это знает, так же как знает и Брэм. Ведь знает же? Ну конечно, знает. Так что не думай ни о чем, Глори Карсон. Живи в свое удовольствие, и все!

Она крепко прижалась к Брэму и погрузилась в приятную дремоту.

* * *

На следующее утро Брэм стоял на кухне, глядя в окно и потягивая кофе.

Обычно перед тем, как отправиться на работу, он сам готовил себе обильный завтрак, но сейчас был не в состоянии проглотить ни крошки.

О чем думает Глори, вспоминая ночь их любви? Не возникло ли у нее при свете нового дня сожалений? Или она улыбается, испытывая такой же прилив счастья, какой испытывал он, проснувшись сегодня?

Он услышал, как выключился душ, и понял, что Глори может появиться в любой момент.

Брэм себя чувствовал совершенно разбитым. Ночь, проведенная с Глори, физическая и эмоциональная близость – все это было для него совершенно новым, богатым, глубоким и ни на что не похожим испытанием.

Между ним и Глори Карсон произошло нечто важное, и он твердо решил докопаться, что же именно.

– Брэм!

Он так быстро повернулся, что чуть не пролил кофе.

Перед ним была опять психолог доктор Карсон. Волосы уложены узлом на затылке. Темно-голубые слаксы, светло-розовая блузка, темно-синяя спортивная куртка. И доктор Карсон не улыбалась.

– Доброе утро, – приветствовал ее Брэм, стараясь говорить как можно развязнее. – Есть хочешь? Я с удовольствием поджарю тебе пару яиц.

– Нет, спасибо. Я всегда завтракаю только кофе и йогуртом.

Брэм присел за стол. Глори присоединилась к нему через несколько минут с чашечкой кофе и маленькой коробочкой йогурта.

– Все в порядке? – спросил Брэм, внимательно посмотрев на нее.

Глори отпила кофе и встретилась с ним глазами.

– Надеюсь, Брэм.

– Что это значит? Ты не знаешь, все ли в порядке, Глори? Нам ведь было хорошо этой ночью?

– Замечательно, – улыбнулась она. – Такой дивной ночи давно уже не было в моей жизни! Но… – продолжила Глори.

Брэм напрягся.

– Но? – переспросил он.

Глори вздохнула, и на ее лице не осталось и следа улыбки.

– Брэм, ночью ты сказал, что у нас будут бесконечные «завтра». Ты, может быть, даже этого и не помнишь. Тогда, наверное, не стоит и говорить.

Брэм нахмурился.

– Я ясно помню это и могу повторить еще раз. Сейчас и наступило одно из этих «завтра». Мы переживаем его. Вместе.

– Это верно, но «завтра», которые мы проведем вместе, не бесконечны. У нас две недели, несколько дней из которых уже истекли. – Видя, что он хочет возразить, Глори подняла руку. – Погоди минутку… Пожалуйста, послушай меня. Я нисколько не жалею, что мы занимались любовью. Мы взрослые люди. Но, Брэм, я осталась прежней и продолжаю верить в то, во что верила. У нас с тобой разные желания. Ты хочешь жениться и обзавестись детьми. Меня же это вовсе не привлекает. И пока мы оба это понимаем, все в порядке.

– Значит, я для тебя развлечение на две недели? – спросил он, прищурившись. – А потом меня побоку?

– Мы же договорились на две недели, – сказала она, чуть повысив голос. – И прошу об этом не забывать. Ты собираешься стать образцовым мужем, я же только пытаюсь понять, что такое супружеская жизнь. Пусть так оно и останется!

Брэм оттолкнул кресло, встал, прошел через кухню и, ухватившись за раковину, уставился в окно невидящим взглядом.

Черт возьми, негодующе подумал он. Выходит, он для Глори совсем ничего не значит, не оставил в ее душе ни малейшего следа. Словно этой ночи и не было! Спокойно, Бишоп, держи себя в руках!

Прошедшая ночь была реальным фактом, и Глори не могла вычеркнуть из нее ни мгновения. Они не только занимались любовью, но и создали пищу для воспоминаний, и он рассчитывал на то, что они не скоро изгладятся из ее памяти. А из ее сердца?

Глори смотрела на Брэма, видела, как напряглось его мускулистое тело, и почти реально ощущала исходившее от него раздражение.

Как все запутано, думала она, нахмурившись. Если он с самого начала намеревался ее соблазнить, то добился своего. Так чего же теперь злится?

Он, наверное, не привык, чтобы ему с самого раннего утра читали лекции о правилах игры.

Правилах игры? Нет, это слово тут неуместно. Она вовлечена не в сексуальную игру. Она бы никогда не пала так низко. Вчера она менее всего думала о том, какой опыт ей удастся извлечь из этой сцены в постели. Она была искренна в своих чувствах.

А что будет потом, зависит от того, что скажет и сделает Брэм, когда снова заговорит. Только бы он не оторвал раковину, вцепившись в нее так крепко!

Когда Брэм снова повернулся к ней, его лицо было совершенно бесстрастным.

– Ты добилась своего, Глори, – сказал он. – Меня занесло куда-то не туда. Приписывай это сексуальному послевкусию или чему хочешь. Две недели, а потом ты пойдешь своей дорогой, а я постигну искусство быть образцовым мужем и пойду своей. Я не лукавлю, мы ведь так и договаривались. Нет проблем. Не пройдет и двух недель, как я исчезну из твоей жизни!

– Вот и прекрасно, – ответила Глори. Но почему у нее такое чувство, будто температура в комнате упала градусов на двадцать? Почему ей вдруг стало так холодно и пусто? – Что ж, прекрасно, я рада, что мы это обсудили, – закончила она.

Брэм медленно подошел к столу, но не сел.

– Конечно, – сказал он, – общение – великая штука, если владеешь этим искусством. – Он помолчал. – Ладно, мне пора. До вечера. Знаешь что? Я заберу тебя после работы, и мы отправимся в знаменитую пиццерию, а потом ко мне.

– С удовольствием.

– Ладно, женушка. Мне пора на работу.

– Пока.

– Глори, Глори, – покачал головой Брэм. – Проводить не менее важно, чем встретить, неужели ты не понимаешь?

– Ладно уж, так и быть, – она встала. – Провожу тебя до двери.

– В этом нет необходимости, – возразил он, обняв ее. – Можно как следует попрощаться и на кухне.

Брэм так неистово поцеловал Глори в губы, что ей пришлось схватить его за плечи, чтобы не упасть. Наконец он отпустил ее, посадил в кресло и придвинул к ней чашку кофе.

– Счастливо, дорогая, – сказал Брэм и, насвистывая какую-то веселую мелодию, пошел к двери.

– Тебе тоже счастливо, – ответила Глори, дыша уже ровнее.

* * *

Закрыв за собой входную дверь, Брэм тотчас же перестал насвистывать. Итак, Глори Карсон объявила ему войну. Она снова командует, да еще устраивает ему нагоняй, напоминая, какая пропасть их разделяет. Она надежно спряталась за непроницаемой стеной.

Что ж, доктор Карсон забывает об одном очень важном факте. Он – Брэм Бишоп из «Бишоп констракшн», и строить дом – его профессия. Но, кроме того, у него имеется и кое-какой опыт в разрушении…