Эмили лежала на высоко взбитых подушках, глядя на туалетный столик, заставленный цветами. Весь последний час медсестра так и сновала туда-сюда, и Эмили улыбалась всякий раз, когда она вносила очередной букет.

Сейчас Эмили снова улыбнулась. Должно быть, Шеп сразу сел на телефон. Клер прислала чудесный букет свежесрезанных цветов, Мэрили – фиалки в плетеной корзиночке. Эмили была приятно удивлена, получив нарциссы от родителей Шепа. А Шеп заказал самый огромный букет из розовых и фиолетовых гвоздик, прекраснейших из всех, какие приходилось видеть Эмили. Все цветы были такими чудесными, что, глядя на них, Эмили чувствовала себя какой-то особенной.

Она осторожно пошевелилась и решила, что у нее все болит, но не до такой степени, чтобы жаловаться врачу. Она прекрасно выспалась, потом ей принесли повидать малышей, после этого Эмили проглотила, сколько смогла, малоаппетитной больничной пищи.

Близнецы. Дочка и сын. Девочка и мальчик. Двое красивых младенцев. Она до сих пор не могла поверить, что дала жизнь близнецам. Доктор Формен был удивлен не меньше ее. Он сказал, что давно не помнит случая неожиданного рождения близнецов, потому что большинство современных женщин делают ультразвук.

Близнецы. Интересно, что сказал Шеп, когда доктор сообщил ему о рождении сына и дочери? И о чем он думает теперь, успев переварить эту новость? Как она любит его. Улыбка Эмили вдруг исчезла, она нахмурилась, вспомнив, что они с Шепом за это время успели поговорить, кажется, обо всем, но ни разу не заводили речи о будущем.

Потому что у них нет общего будущего.

Несмотря на страстные заверения Шепа в том, что их ждет впереди много чудесных недель, Эмили не верила в это.

Она вздохнула, стараясь прогнать от себя неприятные мысли, от которых к глазам подступили слезы. Ей показалось, что эти дни, проведенные с Шепом, украдены ею, и теперь останутся только воспоминанием.

Конечно, Шеп будет навещать их – Эмили не сомневалась в этом. Она представляла себе, как он появляется с кучей подарков для малышей, проводит с ними несколько дней – возможно, недель, – а потом, как всегда, уезжает.

Он обязательно настоит на финансовом участии в воспитании детей, но его сын и дочь никогда не будут знать по-настоящему своего отца. Она и сама не знала его по-настоящему до этой недели. Но зато теперь Эмили знает его, и от этого любит даже больше, чем раньше. Теперь он нравится ей как человек. Она обрела в его лице настоящего друга.

И все же Шеп есть Шеп. Он не может переделать себя. Он никогда не привыкнет к оседлому образу жизни. И Эмили должна помнить это. Теперь у нее двое детей, которых придется растить одной. И она справится с этим. Обязательно справится.

Стук в дверь отвлек Эмили от ее невеселых мыслей.

– Да, войдите.

На пороге появился Шеп.

– Привет. Надеюсь, что не разбудил тебя.

Он закрыл дверь, но не спешил подойти к кровати.

– Нет. Я хорошо выспалась, но уже давно проснулась.

Почему Шеп стоит у двери? Он казался каким-то напряженным, почти нервным и вовсе не был похож на счастливого отца.

– Спасибо тебе за цветы.

– Не за что.

– Я удивилась, получив букет от твоих родителей.

– Они… ну… им очень жаль, что они были так холодны с тобой в прошлом, Эмили. Они признали, что были несправедливы к тебе. Им хочется узнать тебя поближе и стать настоящими бабушкой и дедушкой нашим детям.

– Понимаю.

– Мы… хм-м… мы можем поговорить об этом позже. Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо. Кое-где болит немного, но ничего особенного.

Эмили во все глаза смотрела на Шепа. Они оба сумасшедшие. Что же будет дальше? Детальное обсуждение погоды за окном? Шеп вел себя так, словно их только что представили друг другу и им трудно найти тему для разговора. Как насчет малышей? Скажет ли он что-нибудь о своем сыне и дочери? И что с ним вообще такое?

– Ты выглядишь очень хорошо, просто потрясающе…

Подойдя к тумбочке, Шеп стал растерянно перебирать цветы, стоя спиной к Эмили.

– Эм, я… – Он повернулся и взглянул на нее. – Я не знаю, что сказать.

Эмили смотрела, нахмурившись, как он подходит к кровати. Присев на стул, он взял ее за руку. С замиранием сердца Эмили изучала его лицо, пытаясь понять, о чем он думает и что сейчас скажет.

– Что случилось? – тихо спросила она. – Что ты не можешь сказать? Ты волнуешься, я чувствую это. Поговори со мной, Шеп. Ты ведь писатель, у тебя не должно быть проблем со словами.

– Что же я должен сказать? «Да, кстати, спасибо за чудесных малышей»? Или: «Два в одном, Эмили. Спасибо за отличную работу»? Или тебе больше понравится так: «Сын и дочь, Эмили. Неплохой результат дня»?

– Я не понимаю. Ты явно чем-то расстроен, но…

– Да, я расстроен. – Шеп неожиданно повысил голос. – Потому что не могу облечь в слова то, что думаю и чувствую. Боже правый, Эмили, я видел их – наших малышей. Мы с тобой создали два маленьких чуда! Да, да, чуда! Они такие крошечные, сморщенные, красные, но они самые красивые… – Шеп смолк от нахлынувших эмоций. – Черт побери, сказать тебе «спасибо» – это не сказать ничего. Еще не изобрели таких слов, которые могли бы выразить, что я чувствую. Я… – Он только покачал головой.

– Шеперд… – Глаза Эмили наполнились слезами. – Ты говоришь замечательно. Просто ты так странно выглядел, когда вошел сюда. Я подумала… я сама не знаю, что я подумала. – Она улыбнулась сквозь слезы. – И наши детишки действительно самые красивые на свете.

Шеп с трудом сглотнул, затем улыбнулся.

– Эти волосики на голове у нашего сына – он похож на панка. Ты уверена, что с ними все в порядке? Они действительно должны быть такими красными и сморщенными?

– Все образуется. Новорожденные выглядят именно так. Тем более, нашим малышам пришлось жить девять месяцев вдвоем в одной тесной комнате. Доктор доволен тем, что они набрали хотя бы такой вес.

– Здравствуйте, здравствуйте, – сказала медсестра, заглядывая в дверь. – О, и папочка тоже здесь, ну разве не замечательно? Я привезла вам кое-кого для компании. – Открыв дверь, она втолкнула в комнату тележку.

– У вас есть пятнадцать минут, чтобы полюбоваться на свое потомство, а потом я заберу их.

Шеп вскочил на ноги.

– Господи, вы привезли их сюда? С ума сошли? Вы что, не знаете, сколько микробов летает в воздухе в таких местах? Они должны быть в изоляции, как астронавты. И вы не должны уходить. Что, если они заплачут? Что мы будем с ними делать? Играть? Во что играть? В бейсбол, что ли? Нет уж, леди, везите моих детей обратно, туда, где им положено быть. И не позволяйте никому даже дышать на них по пути.

Медсестра оторопело уставилась на него.

– Вы просто прелесть, – сказала она Шепу. – Видала я на своем веку спятивших от радости папаш, но вы всех переплюнули.

– Эмили, – взмолился Шеп. – Поговори с этой медсестрой. Она возит наших детей по больничным коридорам в корзине для белья. Подумай о микробах.

Эмили рассмеялась.

– Сядь, Шеп.

– Но…

– Садитесь. – Медсестра легонько толкнула его ладонями в грудь. – Вот так-то лучше.

Взяв сверток в розовом одеяльце, она вложила его в руки Эмили. А затем взяла голубой сверток.

– Девочку маме, а мальчика…

Шеп напряженно выпрямился на стуле, с ужасом глядя на нее.

– Папе, – закончила медсестра. – Готовы?

– Нет.

– Шеп, – сказала Эмили, продолжая улыбаться. – Согни руки, словно хочешь сложить их на груди.

Он медленно сделал так, как ему велели.

– Ну вот.

– Черт побери! – тихо выругался он, когда медсестра вложила ему в руки сверток с новорожденным сыном.

– Миссис Темплтон, – сочувственно сказала медсестра, направляясь к двери. – Вам не позавидуешь.

– Все будет в порядке, – заверила ее Эмили.

– Не уверен, – пробормотал себе под нос Шеп и посмотрел сверху вниз на младенца, который неожиданно открыл глаза и тоже посмотрел на него. – Эгей… ну, привет, парень, как жизнь? Он смотрит на меня, Эм. Господи, какой он маленький! Почему он так смотрит на меня? Что я должен делать?

Быстро моргая, чтобы удержать навернувшиеся слезы, Эмили думала о том, как она любит этого человека. Милый, добрый, нежный, замечательный Шеп. Если бы только можно было увезти его на необитаемый остров и остаться там, чтобы этот чудный момент любви и нежности длился вечно.

– Мы назовем его Майкл Шеперд Темплтон? Ты выбрал такое имя? – спросила Эмили.

Шеп вскинул на нее взгляд, затем снова посмотрел на малыша.

– Мне очень хотелось бы. Привет, Майкл. Майк. Я твой папа, Майк.

– Лиза Эмили Темплтон, – сказала Эмили лежащей у нее на руках дочери. – Этот странный мужчина – твой отец.

Шеп рассмеялся.

– Я вовсе не странный, я просто сошел с ума от счастья, вот и все. Чертовски волнующий момент. – Он вдруг осекся. – Надо мне прекращать ругаться и вообще – следить за своим поведением. Не стоит оказывать дурное влияние на своих собственных детей.

– Влияние?

Эмили снова почувствовала себя несчастной. Чтобы оказывать на детей какое-либо влияние, надо находиться рядом с ними, а не Бог его знает где.

– Можно мне посмотреть на его ножки? – вдруг спросил Шеп.

– На ножки? Ну конечно. Просто разверни одеяльце. Я уже делала это, когда их привозили в первый раз. Они – само совершенство. Оба – и мальчик, и девочка. Давай же, разверни.

Шеп медленно откинул одеяльце.

– Никогда в жизни не видел таких маленьких детей, – почти с ужасом произнес он. – У него неровные коленки, но это ничего. У меня такие же. – Он посмотрел на Лизу, которую успела развернуть Эмили. – Какая маленькая! Привет, Лиза. Ты можешь до конца поверить во все это, Эм?

Глаза их встретились, и Эмили улыбнулась.

– Нам очень повезло, Шеп.

– Я знаю. Я действительно понимаю это. И я не собираюсь воспринимать это как само собой разумеющееся – ни этих малышей, ни тебя, ни нашу любовь друг к другу. Теперь у нас есть все, Эмили.

«Кроме будущего, нормального семейного будущего», – подумала Эмили.

Она умудрилась снова выдавить из себя улыбку и стала заворачивать Лизу.

Шеп откинулся на спинку стула и смотрел на Майка, который уже успел заснуть. Ему так много хотелось сказать Эмили. Прежде всего он попросит ее как можно скорее снова выйти за него замуж. Он расскажет ей о книгах, которые собирается написать, о том, что хочет купить для них всех огромный дом с множеством комнат, в котором обязательно будет кабинет для него и студия для Эмили. Он научится обращаться с младенцами и обязательно будет помогать ей. Они будут жить все вместе, под одной крышей, счастливой дружной семьей – и так каждый день. Он будет писать, Эмили рисовать, и они вместе станут воспитывать детей. О, черт побери, это будет просто потрясающе!

«Но не стоит говорить об этом сейчас, – сказал себе Шеп. – Эмили выглядит замечательно, но она наверняка устала». Родить близнецов – пожалуй, хватит на один день. Он подождет, пока они заберут малышей домой.

В дверь просунулась голова медсестры.

– Ну что – все выжили?

– Мы с Майком достигли взаимопонимания, – сообщил ей Шеп. – Вы видели его пальчики на ногах? У него просто потрясающие пальчики!

– Просто фантастические, – кивнула медсестра. – Я тоже сразу это заметила. – Она ловко положила младенцев в тележку. – Мистер Темплтон, сейчас вы должны уйти, но вы можете прийти завтра поиграть с пальчиками Майка. И вашей дочери, конечно, тоже. А теперь миссис Темплтон надо немного отдохнуть. У вашей жены был тяжелый день.

Шеп кивнул.

– Да, сейчас пожелаю ей спокойной ночи и уйду.

Как только медсестра увезла детей, Шеп поднялся. Эмили посмотрела ему прямо в глаза.

– Все считают, что мы женаты, Шеп, – сказала она. – И не стоит разубеждать их. Вчера я сказала доктору Формену, почему в свидетельствах о рождении должно значиться Темплтон, а не Тайсон. Он ведь знал меня только как Эмили Тайсон. Но ты, конечно, можешь поправлять всякого, кто называет меня твоей женой.

– Но ведь ты не поправила медсестру.

– Нет. Я считаю, что это не касается никого, кроме нас. Не считаю необходимым объяснять всем и каждому, что мы разведены и на самом деле я – твоя бывшая жена. Но ты можешь говорить всем то, что считаешь нужным.

– Да, действительно? – суховато произнес Шеп. – Ты даешь мне пустой подписанный чек.

– Что ты имеешь в виду?

Шеп наклонился к Эмили, так что губы его оказались совсем рядом с ее губами.

– Я имею в виду, – произнес он, глядя ей прямо в глаза, – что если, как ты сказала, я могу говорить по этому поводу то, что считаю нужным, я скажу, что нам надо немедленно пожениться. Я скажу, что никогда не хотел этого развода. Я скажу, что в моих мыслях, в моем сердце, в моей душе ты всегда была и остаешься моей женой.

– Я…

– Я не собирался касаться этого вопроса сегодня, Эм. И не стану развивать эту тему, потому что ты явно устала и тебе необходимо отдохнуть. Я люблю тебя, Эмили, и я люблю наших малышей. И не собираюсь отказываться ни от тебя, ни от них. Подумай об этом.

– Шеп…

– Молчи, Эмили, лучше я поцелую тебя.

Поцелуй был долгим и самозабвенным. Эмили каждой клеточкой своего тела словно впитывала в себя Шепа. Она с готовностью отвечала на его поцелуй. Но как только Эмили попыталась привлечь Шепа к себе еще ближе, он вдруг отстранился.

– Спокойной ночи, Эм, – произнес Шеп дрожащим от страсти голосом. – Хороших тебе снов.

С этими словами он встал и вышел из комнаты.

Растерянная, ничего не понимающая Эмили положила руку на сердце, чувствуя, как отчаянно оно бьется.

– О Боже, – произнесла она, стараясь собраться с мыслями.

Слова Шепа снова и снова эхом отдавались в ее голове.

Что он имел в виду? Эмили почти не сомневалась: Шеп хотел, чтобы все шло, как раньше.

Глаза Эмили вдруг сузились, она забарабанила пальцами по одеялу. «Что ж, у меня есть новости для мистера Темплтона, – подумала она, закипая от гнева. – Я не дам ему снова ворваться в мою жизнь с этим ужасным чемоданом и начать с того места, где он закончил». Пусть даже не думает. Прошли те дни, когда Шеп Темплтон делал все по-своему. Он может целовать ее хоть всю неделю до воскресенья, но она и не подумает сдаться. Шеп может мотаться по всему свету, если ему это нравится, но, вернувшись, он будет навещать детей, когда это удобно ей. Она не позволит ему врываться в их жизнь, когда у него будет настроение, а потом снова уезжать навстречу новым приключениям.

Быстрым сердитым движением Эмили смахнула слезы. Незабываемая счастливая неделя осталась в прошлом. Пора взглянуть в глаза реальности. Она понимала, что ничего не изменилось. Правда, теперь она лучше знает Шепа, он сумел завоевать ее доверие и стать ей необходимым, но тем более она должна быть твердой в своем решении. За неделю она привязалась к нему больше, чем за три предыдущих года их брака. И теперь ей будет еще труднее переживать разлуку с ним. Шеп не создан для того, чтобы стать настоящим мужем и отцом. Да, как ни грустно, это было именно так.

Эмили, поморщившись, опустилась на подушки и, закрыв глаза, тут же увидела Шепа.

Шеп бежал по пляжу при серебристом свете луны и звезд.

От переполнявших его эмоций мускулы напрягались еще сильней. Он старался изо всех сил расслабить свое напряженное тело и успокоить какофонию голосов у себя в голове.

«Ты идиот, Темплтон! Ты все испортил. Проболтался за минуту до того, как выйти из палаты Эмили. Черт побери, не надо было говорить все это сегодня», – мысленно ругал он себя.

Остановившись, Шеп уперся ладонями в колени и наполнил прохладным воздухом свои горящие легкие. Мускулы раненой ноги молили о пощаде. Повернувшись, Шеп направился к дому. Морской ветерок остужал пот, катящийся по его телу, сердце постепенно возвращалось к нормальному ритму, мускулы расслаблялись, но мысли по-прежнему были тревожными.

Он велел Эмили напоследок подумать обо всем этом. Но Шеп вовсе не хотел, чтобы она думала о его словах. Дойдя до машины, Шеп понял, что все это звучало так, будто он не оставляет Эмили выбора. Он был, наверное, похож на Тарзана. «Я – мужчина, ты – женщина, поэтому молчи и повинуйся». Господи, и надо же быть таким идиотом!

Бормоча под нос самые нелестные отзывы о собственной персоне, Шеп поднялся по ступенькам и сразу же направился в ванную комнату. Через несколько минут он уже стоял под горячим душем.

Шеп нисколько не сомневался, что Эмили сейчас просто в бешенстве. И она наверняка придет к заключению, что он высокомерный болван, без которого она прекрасно сумеет прожить.

Он натянул чистые джинсы и направился на кухню. Там он съел, привалившись к кухонному столику, три сандвича с ветчиной, запив их пакетом молока. Взяв в руки половину золотой монетки, свисавшую с цепочки на шее, он долго смотрел на нее, чувствуя, как накатывает на него усталость и отчаяние.

– Ах, Эм, – вслух произнес Шеп. – Я не знаю, как сделать это, как мне добиться того, чтобы ты снова верила в меня. Как только я пробую, все идет не так.

Покачав головой, Шеп запер дом на ночь и отправился в спальню.

«Мне нужен совет, – решил он, прежде чем погрузиться в сон. – И еще необходимо научиться держать на замке свой рот». Может быть, его план – выложить все Эмили, когда она вернется домой с детьми, – тоже был неудачным, а он просто не понимает этого. Надо обязательно с кем-то посоветоваться.

– Вот такая ситуация, папа. – Шеп сидел на диване, зажав плечом телефонную трубку. – Два шага вверх – три шага вниз. Я так все запутал, просто ужас.

– Да, ты прав, – сказал сенатор Темплтон.

– Вот спасибо, – пробормотал Шеп.

– Как я понял, ты считаешь, что нужно дождаться подходящего момента, чтобы сообщить Эмили, что ты хочешь прожить жизнь с ней и с детьми.

– Она с детьми приезжает завтра. Я помогу им устроиться, а потом посажу ее перед собой и все выложу. Правильно?

– Нет, неправильно.

– Черт побери! – выругался Шеп, сжав пальцами переносицу.

– Почему ты думаешь, что она поверит тебе? Эмили просто пропустит мимо ушей все, что ты говоришь, все, что обещаешь, потому что в прошлом ты много раз нарушал свои обещания. Мы с тобой знаем, что ты действительно изменился, что хочешь прожить жизнь с Эмили, но она имеет полное право не поверить ни одному твоему слову.

– Потрясающе, просто замечательно. – Перехватив трубку рукой, Шеп наклонился вперед. – Может быть, она поверит документу, подписанному кровью? Что же мне делать, отец?

– Ничего.

– Что?

– Не стоит излагать Эмили свой знаменитый план на будущее. Но и не надо, собрав ненавистный ей чемодан, отправляться в погоню за новой историей. Не надо давать Эмили никаких обещаний. Просто будь рядом, день за днем, помогай ей с детьми, демонстрируй свою любовь и уважение.

– Но она может в любой момент вышвырнуть меня отсюда.

– Да, ты, конечно, рискуешь. Если до этого дойдет, тогда и будешь думать, что предпринять. А пока научись для разнообразия держать на замке свой рот. Не говори ни слова о будущем.

– Понял. – Последовала продолжительная пауза. – Но объясни мне хотя бы, почему я должен вести себя так.

– Шеперд, для человека, который имел репутацию легкомысленного плейбоя до того, как встретил Эмили…

– Легкомысленного плейбоя! Кто это, интересно, говорил обо мне такое? – возмутился Шеперд.

– Это была правда.

– Ну, может быть… Но я и не знал, что обо мне говорят.

– В Вашингтоне любят сплетни, ты ведь знаешь. Но дело не в этом. Для человека с твоим послужным списком ты удивительно плохо разбираешься в женской психологии.

– Зато мой отец настоящий эксперт, – поддразнил сенатора Шеп.

– Так слушай внимательно.

– Есть, сэр.

– Если ты заставишь Эмили сесть и выслушать тебя, изложишь свои планы и дашь обещания, она сразу насторожится.

– Она построила между нами настоящую стену, которую не сдвинуть с места.

– И правильно сделала. Я тоже не стал бы тебе доверять.

– Большое спасибо, отец!

– Не стоит благодарности, сынок. А пользуясь моей замечательной стратегией, ты сможешь сыграть на одной вещи, общей для всех женщин.

– И что же это такое?

– Любопытство, мой мальчик. Ты рядом с ней, ты помогаешь ей ухаживать за новорожденными, но не говоришь ни слова о завтрашнем дне. Эмили начнет интересовать, о чем ты думаешь, что у тебя на уме. Наконец любопытство победит, и она сама спросит тебя о планах на будущее. А спросив, будет готова услышать все, что ты имеешь ей сказать. А до этого у вас будут дни, недели – сколько там понадобится, чтобы настолько раздразнить ее любопытство, – и за это время ты сможешь доказать свою искренность.

Шеп признал правоту отца.

– Понимаю. Пусть время покажет… Я думаю, ты прав. Я надеюсь, что ты прав. Так много поставлено на карту, так много, отец! Спасибо тебе за совет.

– Надеюсь, он поможет тебе, Шеп. А теперь расскажи мне о моих внучатах.

– О, Эмили, эти малыши – само очарование!

Сидящая на стуле у кровати Клер сжала руку Эмили. Клер была высокой, красивой рыжеволосой женщиной, выглядевшей гораздо моложе своих сорока двух лет.

– Я видела их в детском отделении, прежде чем зашла к тебе. У Лизы волосы Шепа, а Майк – весь в тебя, как ты и говорила мне по телефону. Шеп бормотал что-то невразумительное, когда позвонил мне. Я так и не смогла понять, действительно ли ты родила близнецов или он просто сошел с ума.

Эмили рассмеялась.

– Действительно близнецы, Клер. Хотя, признаюсь, я сама была в шоке, когда это произошло. Ты буквально на минуту разошлась с Мэрили. Она поехала заказывать вторую кроватку. Но если ее не доставят до завтра, дети могут пока поспать в разных концах той, которая у меня есть. – Она замолчала. – У меня мало молока, Клер, и поскольку мне все равно придется докармливать малышей из бутылочки, доктор говорит, что лучше вообще не кормить грудью. Я была немного разочарована, но после того, как подержала на руках детей, ничто уже не может испортить мне настроение. Не могу дождаться, когда нас отпустят домой. О Боже, не представляю, как я со всем справлюсь! Но почему ты так хмуришься, Клер?

– Ты все время повторяешь «я». А какое место отводится Шепу?

Улыбка Эмили тут же погасла, и она отвела глаза.

– Никакого, – тихо произнесла Эмили, теребя пальцами одеяло.

– Ты сказала, что не будешь думать о будущем, пока не родишь. Что ж, ты родила. Очевидно, у вас с Шепом еще не было времени детально обсудить будущее.

– В общем, не было. – Эмили снова посмотрела на Клер. – Но вчера он сказал нечто такое, что заставило меня понять…

Вздохнув, она рассказала Клер, почему решила остаться в разводе, вместо того, чтобы снова выходить замуж за Шепа и вовлекать теперь уже не только себя, но и детей, в водоворот его беспокойной жизни.

– Тебе не кажется, что ты должна как можно скорее сказать ему об этом?

– Нет. Я не хочу, чтобы счастливый момент прибытия домой наших малышей был омрачен неприятными разговорами. Все равно скоро все выяснится само собой. Шепом овладеет обычная страсть к перемене мест, и он отправится в погоню за очередной историей.

– Мне кажется, я все-таки задушу его, – сказала Клер.

– Нет, не стоит. Моей вины в этом столько же, сколько его, если не больше. Шеп Темплтон никогда не изменится, Клер, никогда.