Вернувшись на шоссе, он снова перевалил через того самого «лежачего полицейского», и в этот раз не смог удержать вопль. Милашка и сбитый зверек скакали по машине, в воздухе парили клоки меха. Вялые мухи дико зажужжали и полезли в уши Рокко.
Глотая кровь, Клей счистил иней с переднего стекла и стал ждать, когда Кэти с ним заговорит. Он знал, что уже достаточно болен, чтобы видеть галлюцинации, и с нетерпением их ждал. Все что угодно, что может помочь. Он вдруг понял, что посмотрит на нее, а она улыбнется и подскажет, что делать дальше.
Эдвард пробормочет «Пааап? Пааап?», как он делал, когда Клей читал ему сказки на ночь и накрывал одеялом до подбородка. Он дотронется маленькой ручкой до шеи Клея и придаст ему сил — столько, сколько надо, чтобы все это закончить.
Разве может быть иначе? Кэт засмеется, будет чертить пальцем по его колену, и тогда у него хватит наглости, чтобы зайти достаточно далеко.
Вот какое воспаленное безумие должно твориться вокруг. Чего хорошего в том, чтобы нахрен свихнуться, если не будет твориться настоящего бреда?
— Кэти, — сказал он. — Ради бога… — он не мог дотянуться до ее подбородка. — Кэт, слышишь?
— Оооообоооо…
Даже призрак чихуахуа не прыгает вокруг, заливаясь лаем. Ничего. Он не получал от своей смерти никакого удовольствия.
Он дотронулся до волос Кэти, легко погладил, пытаясь понять, чем она стала после столкновения на всей скорости с полной свободой.
Она стала еще бледнее, сидела тихо, и смотрела, кажется, с немым укором и неколебимой жесткостью. Неужели она все еще ненавидит его за все ошибки?
— Боже, милая, неужели у нас все было настолько плохо?
— Ооообоооо…
Он никогда этого не понимал. Она всегда его немного сторонилась. Вот здесь был он и и не мог поделиться всем, что было на душе, а она была там с какими-то своими секретами. Так жизнь была рискованной, но и более интересной. Никогда не знаешь до конца, чего от нее ожидать, и ей тоже нравилось балансировать на краю.
Пару раз он приходил домой и заставал ее в форме чирлидерши. Однажды ей было весело, она была возбуждена, и они занялись этим прямо на полу, грубо и зло, неплохой был матч. В другой раз она сидела на диване рядом с помпонами, оба их школьных фотоальбома были разорваны в клочки, парившие по комнате. Она так рыдала, что ему пришлось принести из кухни бумажный пакет, чтобы спасти от гипервентиляции.
— Рокко, урод, ты еще держишься?
— …
— Жив еще?
— …ааах…
Наклонившись, Клей сплюнул еще крови на коврик. Потом на минуту закашлялся, в глазах плыли золотые и оранжевые потоки. Он сжал баранку крепче, пока кулаки не хрустнули, и огромный комок в груди рассосался.
— Ладно, я спросить хотел…
— Агаааа?
— Ты поимел мою жену до или после, как она умерла?
— Ах…
Внезапно это стало очень важным.
— Давай, поделись со мной, я же стараюсь наладить контакт.
— …нра…
— Еще раз?
— …
— Эй, ну мне-то можно сказать.
— Мне понравилось…
— Чего?
Даже с немногочисленными извилинами, в которых кипела наркота, Рокко смог вернуться в наш мир на пару секунд.
— Мне реал понравился…
— Чего понравилось?
— …ее зад.
— Да?
— Я повеселился… трахал ее и…
— И?
— Пристрелил тебя… убил тебя, мужик.
— Зато честно.
Клей подождал еще пять минут, пока не нашел подходящую обочину. Притормозив, взял еще две упаковки героина, разорвал их, открыл рот Рокко, ухватился за его раздувшийся язык, потянул и всыпал дурь ему в глотку.
— На здоровье.
Рокко тут же начало трясти, он давился, потом обоссался, бился о пассажирское сиденье с такой силой, что Кэти тряслась, а подбородок болтался, как иногда во время секса.
Воздух разорвал протяжный вой. Мимо пронеслись две полицейских машины, но ни один коп на него и не взглянул. Иногда лень идет на пользу.
Клей вернулся в машину. Опрыскал освежителем с яблоком и корицей по Каприче, и мухи жужжали и болтались в ароматном тумане.