Открыв собственный салон, Жанна Ланвен изменила свою жизнь: она закончила печальный героический роман о потерянном детстве, страхе нищеты, заботе о голодных малышах и ссылке из мира почетных горожан в убогую провинцию и вступила в телесериал о деловых людях, в парижскую жизнь.

Квартал для элегантных людей

Еще с тех времен, когда Пале де ла Сите был резиденцией французских королей, роскошь и аристократизм стали символами всего квартала до самого правого берега.

Набережные и мосты дарили и простым смертным возможность блистать: лотки торговцев манили вас яркими лентами, разными побрякушками и красивыми безделушками.

Сердцем торговли с давних пор были районы около Пти Понт, Галери дю Пале, на острове Сите и на улице Квинкампуа на правом берегу Сены.

Город менялся, центр был перенесен. С тех пор, как и во время правления Марии Антуанетты, искусство одеваться стало одним их важнейших умений при дворе, а прически становились все сложнее, правый берег от окрестностей Пале-Рояля до площади Вандом был невероятно модным районом, где находились самые шикарные магазины элегантных новинок.

Новые бутики, постепенно вытеснившие лотки торговцев безделушками, предлагали уже готовые изделия, головные уборы разнообразных форм и размеров: большие чепцы, токи и шляпки, украшенные цветами и перьями, накидки, плащи, воротники и галстуки, сапоги, изящно расшитые туфли, муфты, веера и тысячи сортов кружев, лент, шелков, тафты, бархата и искусственных цветов на любой вкус.

Французская мода становится известной во всей Европе, благодаря пресловутой «кукле с улице Сент-Оноре», одно название которой говорит о том, что эта улица была центром моды. Именно здесь в 1770 году знаменитая Роза Бертен открыла свой магазин под вывеской «Великий Могол», рядом с магазинами, «Тре Галан», «Дофин», «Буке Галан», «Корбей Галант».

Роза Бертен – «министр моды», 1780-е годы. Гравюра Жанине с портрета художника Ж. Дюплесси.

Фонд А. Васильева

Роза Бертен обанкротилась в 1787 году, но то, что у нее работали около тридцати мастериц, ей оказывала милости сама королева, невиданная до этого смелость, с которой она принимала на вооружение все новое, – это сделало ее не просто владелицей известного когда-то магазина модных товаров, а первой модисткой, создавшей основы ремесла, совершенно новый стиль и даже некоторое количество собственных моделей. В 1865 году появился новый силуэт: маленькая шляпка, украшенная хрустальными колокольчиками, «шляпка Ламбаль». Она была создана по мотивам соломенной шляпки с белыми цветами, которую Роза Бертен придумала для принцессы с таким именем – родственницы Марии Антуанетты.

Но пришло время, и мода старого режима уже не вдохновляла творцов нового столетия, стали меняться каноны женской красоты, и квартал Розы Бертен стал печально угасать. В романе «Кузина Бетта» Бальзак писал, что в районах, окружающих Лувр, царило «дикое запустение… множество домов с разрушающимися фасадами, владельцы которых потеряли всякую надежду поправить дела и даже не пытались обновить их». Во времена Второй империи эти грязные узкие улицы стали пристанищем для воришек и проституток, но после реновации 1877 года они вновь превратились в модный район Парижа. Здесь блистали витрины квартала Сент-Оноре, маня покупателей модными новинками.

Улицы и прекрасные галереи, построенные между блоками зданий, ожили; покупатели и просто праздношатающиеся зеваки снова любовались «магазинами новинок», которые предлагали любые товары: от простой галантереи до изысканных шалей, накидок, шляп, плащей, дорогого кашемира и шерсти – всего того, что мы привыкли видеть в парижских ателье мод.

Усилия, потраченные на обновление квартала, не прошли даром: торговля процветала, товары становились все разнообразнее и изысканнее, а витрины все элегантнее. В 1880 году Эмиль Золя, живший неподалеку, к северу от площади Гайон, на улице Катр-Септамбр, был так впечатлен этим районом, что посвятил ему роман «Дамское счастье». Действие романа происходит во времена Второй империи, и в нем отражены все те сведения, которые автор собрал, слушая своих современников и наблюдая за быстрым развитием «Бон Марше» или серии бутиков «Карусель дю Лувр». Золя копил информацию, напрямую общался с Францем Журденом, автором проекта этого огромного современного магазина и будущим архитектором «Самаритен».

Когда роман вышел в свет, Жанна Ланвен уже работала самостоятельно в течение двух лет. Стремительное триумфальное и немного пугающее развитие капитализма, угасание маленьких магазинчиков и мастерских, специализирующихся только на одном виде товара – нижнее белье, чепцы, перчатки, ткани, зонты, – все это в довольно мрачной манере подробно описано в романе, показаны география и социальные условия, при каких происходил этот процесс. Роман помогает понять условия, в которых формировались ее характер и профессиональные устремления, о чем она мечтала и на что могла рассчитывать, начиная свое собственное дело – дом моделей под своим именем.

Появление больших магазинов на обновленных улицах правого берега не мешало развитию коммерческих предприятий, торговавших предметами роскоши. Весь квартал полностью был отдан модной индустрии, магазины занимали бóльшую часть улицы Риволи, за одним заметным исключением – «Бон Марше» Аристида Бусико. Известные же кутюрье благоденствовали на улице де ла Пэ. Первопроходец Ворт расположился в 1858 году в доме под номером 7. Каролина Ребу, модистка, которую открыла Полина фон Меттерних, в 1860 году переехала в дом 23. В соседнем здании с 1875 года царил Дусе, признанный законодатель парижской моды. Дом Леспио размещался на другой стороне той же улицы, недалеко от салона мадам Виро, модистки самой императрицы Евгении, о ней говорили, что она придумывает шляпки на месте, украшая головы клиенток тканями, кружевами, газом и втыкая шпильки и искусственные цветы им прямо в волосы. Прогуливаясь здесь в 1892 году, Эдмон де Гонкур не узнавал знакомого когда-то квартала: «Когда я иду по улице де ла Пэ, мне кажется, что я вижу не вывески с именами Ребу, Дусе, Вевера и Ворта, а… ищу оставшиеся в памяти бутики и магазинчики, процветавшие здесь пятьдесят – шестьдесят лет назад и которых больше нет.

Чарльз-Фредерик Ворт в 1890 году.

Фото Надара. Фонд А. Васильева

Мне удивительно, что я больше не нахожу… там, где сейчас красуются магазин бижутерии Раво или парфюмерия Герлен, старой английской аптеки, находившейся справа или слева от большой двери под номером 15».

Императрица Евгения, около 1869 года.

Фото Диздери из коллекции Роми. Фонд А. Васильева

Принцесса Полина фон Меттерних. Фото Надара, около 1865 года. Фонд А. Васильева

От биби до канотье

Жанна Ланвен начала работать под вывеской со своим именем, а вскоре и со своим фирменным знаком, как раз в то время, когда дамские шляпки только-только стали радикально менять и форму, и функцию. Так получилось, что она была одной из последних, кто создавал шляпки в старинной манере, и одной из первых, кто их модернизировал.

Эти изменения подчинялись логике развития моды. С конца Прекрасной эпохи считалось правильным придерживаться такого силуэта: если шляпа широкая, то платье должно быть узким, и наоборот. Во времена Директории носили экстравагантные шляпы невероятных размеров и воздушные изящные платья. В конце царствования Луи-Филиппа в моду снова вошли широкие юбки-корзины, которые веком раньше служили для того, чтобы скрывать беременность.

В эпоху Второй империи дамы носили платья с турнюрами, лифы, поднимавшие грудь, и скромные незаметные шляпки.

К платьям с турнюром, откровенно повторявшим моду времен конца правления Людовика XIV – юбки на кринолине, гладкие спереди, а сзади украшенные сложными драпировками и складками, подчеркивавшими тонкую талию, требовались маленькие шляпки, крепившиеся высоко на прическе.

Они были похожи на букетик из цветов и лент, которые делали у Бонни, когда в ее салон поступила работать Жанна.

В течение последующих сорока лет чем шире становилась юбка, тем заметнее уменьшалась шляпка. Успех модного Дома «Мадемуазель Ланвен» был связан с новой тенденцией: с начала 1895 года силуэт становился все тоньше, линия талии на платьях поднималась, повторяя стиль эпохи Империи, а величина шляп поистине поражала. Из оригинального милого аксессуара шляпа превратилась в полноценный элемент дамского гардероба.

В начале последнего десятилетия XIX века шляпка была еще небольших размеров, иногда это был простой овал из фетра или соломки, поднятые вверх или закрывающие лицо поля были скрыты под перьями, цветочками и пайетками.

Шиньон служил лишь пьедесталом для шедевра, венчавшего прическу. Шляпа-капот уступила место маленькой биби, едва прикрывавшей прическу. Насколько простой и легкой была основа этой шляпки, обычно сделанная из тюля или соломы, настолько сложными были украшавшие ее элементы – крылья птиц или бабочек, пайетки, бусины из стекляруса или настоящего стекла, вышивка золотой и серебряной нитью, гирлянды из искусственных или живых цветов, россыпь бантов и лент. Ленты нужны были для завязок на подбородке, ими закрепляли цветочные букетики, а бóльшая часть просто украшала шляпку, красуясь сверху как пышный кочан капусты. Но новые фасоны уже были на подходе. Воображение модисток будоражило искусство старых мастеров. Форма широкополой шляпи «Ватто», щедро украшенной лентами, была данью памяти как целой эпохи, так и самого художника.

Шляпа «а-ля Рембрандт» на голове Одетты де Креси, когда она ненадолго появляется в самом начале романа «В поисках утраченного времени», была скорее похожа на большой черный берет, украшенный султаном, знакомый нам по некоторым автопортретам художника. Заимствование элементов моды предшествующих веков было очень популярно. Времена Людовика XV вдохновили мастеров на создание шляпы «а-ля бержер» из золотистой соломки; шляпы «Шарлотта» из белого пике, а также украшений из больших перьев и замысловатых орнаментов. Директория проявилась в виде маленьких треуголок под таким же названием – Директория и полу-Директория. Конечно, эти новинки повторяли, в основном, мужскую моду прошлых лет, заимствуя высокий прорисованный силуэт: канотье из твердой соломки, задрапированный в тюль цилиндр, шляпа-амазонка из простого фетра и уже упомянутая треуголка. Мода становилась все более экзотичной, использовались новые материалы и цвета, которые раньше не применялись. Лето 1890 года увлеклось черным и желтым.

Вслед за возникновением детской моды появились и шляпы, которые уже указывали не только на социальное положение владелицы, но и на ее возраст. «Маленький капот» воплощал фантазии модисток в миниатюре. «Капот молодой девушки» по-прежнему скрывал лицо, затеняя естественный румянец юности и пудру. Если юность уже прошла, это был уже не старый капот меньшего размера, а уже новый незатейливый, скромный головной убор.

Появляется новый тип покупательниц. Каждая женщина теперь могла иметь свой набор оригинальных шляп. Именно большие магазины, как ни парадоксально, позволяли это: можно было купить простую шляпу, как бы основу, которую каждая дама могла украсить так, как ей заблагорассудится. Но по-настоящему роскошные, уникальные шляпы были украшены перьями экзотических птиц, воздушными кружевами, кусочками меха и даже целыми фигурками животных. Это и делало их такими исключительными. Такие шляпы можно было приобрести только у известных модисток. Создание шляп в конце того века давало возможность заработать огромное состояние.

Непростое начало

За годы работы на других Жанне не удалось много накопить. С тех пор как она стала жить самостоятельно, бóльшую часть заработка она отправляла родителям, почти все остальные скромные средства уходили на ежедневные нужды. Но теперь молодая женщина знала все хитрости ведения дел. Она прекрасно представляла себе, как работает ателье и магазин, училась у других деловой хватке, используя все свое трудолюбие и азарт, и разделяла уверенность своих коллег в будущем коммерческом процветании. Работая под своим собственным именем, став хозяйкой своей судьбы, Жанна могла наконец дать свободу своим честолюбивым мечтам и добиться успеха и благосостояния.

Но это было только начало. Путь предстоял долгий и трудный, даже опасный. Несомненно, многие, как и она, пытались поймать удачу, конкуренция была жестокая, и поводов опустить руки – множество. Но Жанна была упорна, серьезна и изобретательна. Можно только восхищаться ее уверенностью в себе, способностью меняться, достигая намеченного, и умением понять, что выбранное направление неверно, когда достичь желаемого не получалось. Ум и проницательность никогда не изменяли ей, они помогали принимать правильные, хотя и резкие порой решения, как, например, перестать заниматься оформительскими проектами в 1920 году. Она обладала двумя качествами, которые уберегали ее от инертности и идейного застоя. Первое – абсолютная неспособность быть полностью довольной собой, что делало ее суровой, требовательной и властной с близкими, но помогало постоянно совершенствоваться в профессии, все время идти вперед, не довольствуясь достигнутым. Второе – удивительная интуиция, позволявшая определять, что именно привлечет внимание современников: точность оценки, умение чувствовать изменения вкусов, угадывать, что будет цениться в обществе и что будет приносить деньги. Удивительно не то, что Жанна пыталась найти выход из неблагополучной ситуации, в которой она оказалась, благодаря судьбе, поражает в этой женщине то, что она никогда не останавливалась. В профессиональной сфере, в управлении состоянием она была проницательна, тонко чувствовала изменения моды. Отстраненность, отсутствие какой бы то ни было ностальгии и желания вернуться к прошлому, но сложно даже представить, как она была одинока!

В 1885 году Жанна сняла первое помещение – две комнаты под крышей дома на улице Марше Сент-Оноре. Ателье-бутик, которое она открыла, совершенно не было видно с улицы, вывески тоже не было, да и в справочниках, профессиональных или модных журналах его невозможно было найти. Сюда приходила только одна клиентка: горячая поклонница этого нового салона, полностью доверявшая владелице. «Дом» только открылся, репутация еще не наработана, а будущее было туманно. Твердо решив рискнуть и надеясь на успех, Жанна смогла найти небольшую поддержку: ей дал взаймы триста франков поставщик Ремон, который позволил пользоваться запасами его сырья. Сумма была выплачена в срок, включая оговоренные проценты. Если подходил срок выплаты кредита или внесения арендной платы, а девушка понимала, что, к несчастью, не располагает нужной суммой, то предупреждала возможную неприятную ситуацию, переделывая модели, которые отдавала оптовикам, и продавая их в магазины розничной торговли. Часто бóльшая часть дохода не попадала к ней в руки.

Все эти расчеты и долги не смогли угасить ее страсти добиться успеха. Она проводила часы в одиночестве, ничего не делая.

Это время могло быть использовано для чего-то более стоящего, например для работы с оптовиками. Больше всего ей не хватало хоть какой-то рекламы, никто не отличал ее салон от множества других. Часы ожидания тянулись бесконечно.

Даже самые уверенные в себе и решительные люди не смогли бы в такой ситуации не задуматься о правильности выбранного пути. Вероятно, Жанна размышляла: она оставила работу, где ей платили за усердие и профессионализм ради этих безрадостных дней, которые она проводила одна в бесконечной тревоге?!

Разумно ли она поступила? Единственным преимуществом новой жизни была слабая надежда продавать свои изделия дороже, без посредников, и, соотвественно, больше зарабатывать. Надежда превращалась в утопию. К чему тогда все эти усилия, все сложности и беспокойства, связанные с самостоятельным управлением делами, если все чаще ты снова оказываешься в положении простой работницы?!

И Жанна чуть было не сдалась, но появилась возможность работать вместе с подругой, та продала недвижимость, и они обосновались на новом месте – на этот раз на улице дю Сирк.

Очень быстро подруги достигли критической черты, и стало ясно, что управлять таким объемом дел вместе не получается.

Салон напоминал соломинку, которую быстрый ручей несет по каменистому руслу: любая сложность выбивала из колеи, а непростых моментов в торговом деле немало. Жанна решила, что не должна больше прибегать к чужой помощи. Трех месяцев было достаточно, чтобы она поняла: разделение рисков имеет смысл только в случае неудачи, а ее план был совершенно другим – достичь успеха. Итак, она снова решила работать одна – и на этот раз все получилось!

Произошла забавная случайность: ее новым адресом стала улица Матюрен, где несколько лет до этого Жанна работала у «Кордо и Логоден». Но на этот раз колесики этого сложного механизма, который она так хорошо изучила, крутились уже только для ее собственной выгоды, и круг клиентов постепенно расширялся. Доход увеличивался, расходы окупались, дом разрастался, клиентов становилось все больше, а это приносило еще больший доход и так далее… Молодая хозяйка даже приобрела трехколесный велосипед с багажной корзиной, чтобы развозить заказы: эпоха героических курьеров, бегущих за омнибусом, завершилась, уступив место разуму и модернизации.

Отныне ничто больше не угрожало благополучию Жанны, кроме того что мода на шляпы пройдет. Создание новых моделей занимало все время, остававшееся после работы с клиентами, бухгалтерских расчетов и приема товаров.

Отделка и изобретение новых элементов шляпного декора стали для нее единственным мерилом прогресса. Ей было недостаточно независимости и расширения коммерческих интересов, на тот момент она ставила перед собой цель – добиться вершин в профессии, как она тогда это понимала, наблюдая за работой ателье мадам Бонни и Дома Феликс, где множество работниц трудились не покладая рук, над созданием прекрасных шляп.

Но ее Дом моды должен носить имя Ланвен, и патроном будет она сама.

Образ знаменитых домов моделей настолько прочно укрепился в ее памяти, что после того, как она вернулась в те места, на улицу Матюрен, в 1889 году Жанна переехала еще раз в дом 16 на улице Буасси д’Англа. Она расположилась не где-нибудь, а в двух шагах от улицы Фобур Сент-Оноре и магазинов своих первых работодателей, Бонни и Феликс.

Улица Буасси д’Англа, 16

С тех пор, как Жанна стала работать самостоятельно, прошло четыре года. Она сняла еще комнату на четвертом этаже, скромную, но вполне подходящую для отдыха. Переехав на улицу Буасси д’Англа, Жанна уже не помышляла о переезде.

Наоборот, она все расширяла и расширяла свои владения, прибавляя к номеру 16 и другие здания.

В 1890 году переезд предприятия Рабурден, которому принадлежали магазины и передвижные склады в домах от номера 16 на улице Буасси д’Англа до здания на углу улицы Фобур Сент-Оноре, дал ей надежду, что однажды и ее бизнес вольется в эту широкую артерию моды, где уже работали известные парфюмеры, роскошные магазины, такие как Эрмес. Ее манил к себе этот современный Пактол, она пока не могла охватить его весь, от берега до берега, но все же… этаж за этажом, дом за домом… Ей удавалось откусывать от этого пирога, пусть и маленькими кусочками.

Здание под номером 22 на улице Фобур де Сент-Оноре позже станет сердцем Дома Ланвен, оно возвышалось на месте бывшего аристократического особняка. Незадолго до этого его перестроили, и как в большинстве парижских доходных домов, на первом этаже находились коммерческие помещения, там были антресоль, четыре этажа и мансарды для слуг. Каждый этаж был разделен на две квартиры. На самом деле владение растянулось вдоль улицы Буасси д’Англа, с нее был виден фасад здания с огромными величественными эркерными окнами, самыми большими в столице. На эту же улицу выходили окна двух жилых домов. Со стороны улицы Фобур Сент-Оноре виден единственный балкон на втором этаже, придающий зданию вид классического богатого особняка – этот образ вполне гармонировал с окружающими домами.

Тем не менее в квартале располагались не только роскошные магазины и шикарные особняки. В «Ежегодном альманахе торговли и промышленности» первое упоминание салона Жанны Ланвен по этому адресу, в доме 22 на улице Фобур Сент-Оноре, – 1893 год. Возможно, молодая модистка пользовалась только складом для хранения материалов и готовых товаров и пока не могла позволить себе снимать целое ателье. Согласно тому же «Ежегоднику», предприятие «Мода Ланвен (мадемуазель Жанна)» в 1893 году зарегистрировано на улице Буасси д’Англа, а по адресу: дом 22, улица Фобур Сент-Оноре, находилось предприятие, торговавшее вином.

Модели Жанны Ланвен, 1920

Трудно представить себе что-то более несочетаемое, чем шляпы и вино! С 1908 года Дом Ланвен располагался в здании, которое до этого занимали предприятия, не имевшие ничего общего с модой: фирма Костес с 1894 года торговала дичью и домашней птицей; фирма Эрикур – маслом и яйцами. К слову сказать, в начале века великий Дом «Эрмес» делил адрес Фобур Сент-Оноре, 24 – то есть здание напротив дома 22, на другой стороне улицы Буасси д’Англа, где он находится и сейчас, – с неким Гертрихом, торговцем сырами.

Первые результаты

Вначале работы было так мало, что нет ничего удивительного в том, что Жанна была не против соседства с винными бочками, тетеревами и сливочным сыром. Удивительно другое – она вполне успешно выдерживала конкуренцию в таком разнообразном соседстве. После исследования архивов Дома обнаружились бухгалтерские документы 1890-х годов: бухгалтерию вел Габриэль, младший брат, которому тогда было семнадцать лет. В 1890 году торговый оборот составлял 13 711 франков и 75 сантимов, а в следующем – уже вырос до 17 504 франков 60 сантимов. В тогдашней ситуации около 4000 франков уходило поставщикам; в кассе находилось 417 франков, на складе хранилось товаров на 806 франков.

Доход – 3145 франков и 80 сантимов, из которых 1719 франков – долг одной из клиенток, вероятно «кокотки».

Для сравнения, годовое жалованье младшего лейтенанта французской армии в среднем равнялось 2700 франкам, командира роты – 3500, а майора – 5001. Учитель получал около 100–200 франков в месяц, в зависимости от квалификации, рабочий – в среднем 2 франка в день, а ребенок – 50 сантимов.

Кукла в кабинете Жанны Ланвен, конец 1930-х годов.

Фонд А. Васильева

Сама Жанна не так давно зарабатывала лишь 25 франков в месяц. Изменился ли уровень ее жизни в 1890 году?

Получалось, что ее ежедневный доход составлял примерно 4 франка – не намного больше, чем раньше. Но теперь Жанна не так зависела от сезона, ей не надо было отправляться на заработки за границу, она украшала интерьер своего магазина и могла вкладываться в свое будущее. Изображения самого магазина относятся к более позднему времени – к 1908 году.

Фрагмент работы Эдгара Дега «У модистки», 1882

Шляпы разнообразных форм в интерьере будуара… В кресле сидит большая кукла – образец элегантной дамы в миниатюре, пример для подражания. По легенде, которую невозможно проверить, Жанна обдумывала модель шляпы диаметром 1,87 метра. Точно можно сказать одно: если даже тогда она еще и не успела выставить на витрину такую шляпу, то понимала, благодаря своему потрясаю-щему чутью на новые тенденции, что в моде грядет революция.

О ней же самой ничего не известно. Никто не знает, о чем она думала, каковы были ее желания, страдания. Детали ее прошлой жизни остаются загадкой. Всегда плохие воспоминания и честолюбивые амбиции. Каков был образ модистки?

Дега любил рисовать скромных мастериц.

Этот образ особенно удался в знаменитой серии пастелей начала 1880-х годов, одна из которых позже окажется у Жанны, – «У модистки». В представлении художника, модистка – лишь силуэт, наполовину скрытый за зеркалами, рабочими столами и самими шляпами. Иногда нам виден профиль, реже – симпатичная мордашка. Модистка всегда скрывается за продавщицей, ее не назовешь красавицей, но, к счастью, ей не нужно конкурировать с клиентками.

Серьезная девушка

Долгое время обстоятельства складывались так, что Жанна была далека от любовных приключений.

Повзрослев раньше времени, она словно пропустила тот период в жизни девочки, когда, по общему мнению и по велению природы, она перестает быть ребенком и готова выйти замуж. Как будто время остановилось. Казалось, Жанна жила так, словно ей все еще тринадцать, свято соблюдая наказы старших в любых обстоятельствах не доверять обещаниям мужчин и не соглашаться ни на какие их предложения.

Любовный мир ей не нравился, она боролась с ним презрением.

Постоянное щебетание работниц в ателье давало ей полную картину того, что в этом мире происходит. Всегда была какая-то история: приказчик, работавший этажом выше, друг семьи, какой-нибудь юноша под прицелом кокетливых глаз. Каждый жест, каждое слово обсуждали и всякое утро строили догадки о намерениях, истинных или выдуманных… У каждой работницы были свои предпочтения, планы, поклонники, и все по очереди обменивались замечаниями и комментариями по поводу рассказанных друг другу историй, а потом комментариями комментариев… Смешки, толчки, пожатия плечами, сомнение, восхищение, разочарование, надежда – все понималось с полуслова, а глаза никогда не отрывались от работы.

Жанна держалась в стороне от всего этого.

Она помнила обо всех опасностях, которые подстерегают молоденьких работниц, только начавших самостоятельную жизнь, и обо всех ошибках, какие они совершают. Она читала об этом в романах. Сколько скромных работниц каждый год оставались одни, брошенные после того, как забеременели?!

Сколько молоденьких матерей-одиночек пропадали в водовороте Парижа?! В литературе можно найти множество таких примеров, а история полна ужасных, но вполне ординарных и похожих друг на друга случаев. Даже несмотря на то, что положение модистки было более безопасным, чем положение швеи в ателье мод, несчастных девушек, потерявших престижное место в салоне и скатившихся на самую низшую ступень, на какой может находиться женщина в обществе, было немало. Совершив непоправимую ошибку один раз, несчастные вынуждены были повторять ее снова и снова, чтобы выжить.

Моральная аксиома, которую разделял даже прогрессивный Золя, гласила: «Женщина в Париже не может жить своим трудом».

Все это привело к тому, что Жанна вообще не доверяла сердечным порывам. Работа и обязанности для нее были важнее чувств. Силой обстоятельств она оказалась в положении женщины, которая никогда не выйдет замуж. По этому поводу от нее никто не слышал вздохов сожаления. Она не уделяла внимания этой стороне жизни. Но в работе она стремилась сделать других женщин более соблазнительными.

Все, что она получала от торговли шляпами, молодая девушка тут же вкладывала в свое дело, чтобы расширять его и приумножить доход. Понимая, что не может похвастаться своей внешностью, Жанна предпочитала держаться в тени, поэтому ее фотографии в молодости почти невозможно найти.

Но к тридцати годам характер ее изменился. Трудные времена миновали. В семье наконец прекратилось бесконечное появление на свет малышей. Самые младшие уже достигли подросткового возраста, и каждый раз, навещая их, Жанна видела, что братья и сестры становятся все взрослее. Самая младшая сестра, родившаяся в 1881 году, поглощала все ее внимание – Мари-Аликс, ее также называли Мари-Луиза. Жанна испытывала к ней особенное чувство. Поскольку она покинула дом за год до ее рождения, у Жанны с сестрой не было общих тяжелых воспоминаний о пережитых нищете и трудностях, как с остальными. Сестра не была для нее причиной лишений, которые она испытывала в детстве, а четырнадцать лет разницы делало их отношения больше похожими на отношения матери и дочери. Мари-Аликс могла в полной мере наслаждаться вниманием старшей сестры. В отличие от братьев, Жанна была для нее воплощением надежды и успеха. Старшая сестра посвятила ее в тайны профессии и научила вести дела, они стали ближайшими соратницами и были очень близки.

В самом начале доверительные отношения между ними возникли, когда братья пустились в любовные авантюры. Жюль-Франсис стал посещать вдову, имевшую дочку, которая была едва ли не младше Мари-Аликс. Их первый ребенок, Мари-Мадлен, увидел свет в Париже 1 мая 1893 года. Отец признал дочь только четыре года спустя, когда женился на ее матери.

Личная жизнь Габриэля тоже проходила вне брачных уз.

Камилла Альбертина Клерк, его будущая жена, сначала родила ему сына, маленький Габриэль-Эмиль появился на свет 1 марта 1895 года. Эти отношения не вписывались в общепринятые рамки приличий и не могли вызывать одобрения Жанны, которая сама была скромна, осторожна и очень уважала принятые в обществе правила.

Все эти истории снова, теперь на новом витке, ввергали семью в череду трудностей, связанных с воспитанием малышей.

Жанна относилась к пополнению семьи очень сдержанно, если судить по ее отстраненному поведению. Но несмотря на то что она всегда была холодна, немного высокомерна и даже враждебна к мужчинам, Жанна скоро перестала избегать своего «врага». Наступило время объявить войну старым страхам, преодолеть скованность, ей уже было тридцать лет. Финансовые сложности отступили, модный магазин стал надежной гарантией благополучной жизни. Но было нечто другое, никак не связанное с материальным положением: воспоминания вызывали у Жанны глубокую грусть, горечь, тяжелые чувства, мешавшие вести себя так, как ей бы хотелось, – воспоминания о потерянном детстве. К чему приведет рождение ребенка?

Ее снедали тревога и страх, перед ними были бессильны и ее уверенность, и ее стойкость. Думая о своем собственном ребенке, она вспоминала свое трудное прошлое, все обиды и унижения, видела несчастные озабоченные лица отца и матери. Ей нужно было победить саму себя и окончательно оставить все это в прошлом.

Сильнее страха и затаенной горечи, которые Жанна всегда умело скрывала, было желание материнства.

Хотя положение одинокой матери было для нее возможно, учитывая финансовую и профессиональную самостоятельность, оно совершенно не соответствовало ее представлениям о благополучной буржуазной жизни, к которой молодая женщина так стремилась.

Учитывая все это, можно понять, почему замужество стало для нее необходимым злом.

Какой же она была, кроме того что умела блестяще вести дела?

Давайте посмотрим на нее.

На фотографии, сделанной в 1900 году в ателье Поля Надара, мы можем хорошо разглядеть черты Жанны Ланвен. Фотография оформлена, следуя принятому тогда клише, в виде сдержанного чинного буржуазного портрета: однотонная обивка стен, портрет вырезан в форме овала и приклеен на белую подложку в рамке, имитирующей стиль времен Людовика XVI.

Жанна Ланвен, 1900-е годы

Она кажется маленькой, с короткими руками и ногами и довольно плотной фигурой. Над длинным решительным носом белеет лоб, придающий лицу тревожное выражение – морщин еще нет, лишь небольшая складка, но это уже не лицо ребенка. Русые длинные волосы уложены сзади в узел, а спереди легкие волнистые пряди обрамляют очень крупное лицо. Кожа молочно-белая, руки пухлые. Матовый цвет лица, модная тогда бледность…

Молодая женщина спокойно смотрит на фотографа.

Взгляд живой, но отстраненный, небольшие глаза наполовину скрыты под густыми ресницами, брови приподняты. Лицо выражает грустную кротость, но в его выражении словно таится желание удивляться, угадывается добродушное любопытство, уверенное спокойствие и даже некая усталость, словно собственная скромность немного утомляла ее. Узкие сжатые губы придавали ее лицу выражение лукавой серьезности, как бывает у людей, которые любят смеяться, но боятся показаться легкомысленными.

Весь ее образ излучает серьезность. Никто никогда и не говорил о Жанне Ланвен по-другому, никто не скрывал, что она была сурова и требовательна. Уважение, которое вызывали ее сдержанность и строгость, так же как и уверенность, о чем часто говорили, было вполне заслуженно. В ней не было хрупкости, беззащитности и растерянности, ничего интригующего, и эта отстраненность не давала возможности сблизиться с ней.

Молодая модистка всегда держится в стороне, как бы на вторых ролях, и всем чужая.

Изменяла ли она когда-нибудь этому образу? Была ли она другой? В те времена, когда Надар сделал этот портрет, в жизни Жанны произошли большие перемены: она вышла замуж и родила ребенка.