Проехал Шкотово, с его перевалом Большой тёщин язык. Дальше Артём. Не попадись мне сегодня тот солдатик, отправил бы уже отсюда багаж. А потом бы поехал в аэропорт, который здесь рядом. Впрочем, кто знает, что лучше.
Только сейчас я вспомнил, что мне так и не принесли обещанный камуфляж. Так, что не зря я оставил их без вознаграждения за тротил. Ну и поделом им, не будут обманывать.
Перед самым въездом в город, свернул влево. Дорога сразу запетляла, следуя рельефу. По обеим сторонам начался лес. Назвать его тайгой не решаюсь, так, как хвойных деревьев почти не осталось, вырубили в своё время, когда строился Владивосток. На короткое время показалась северная оконечность Уссурийского залива. Потом дорога пошла между сопок и моря не стало видно. Пропетляв, дорога круто повернула влево и стала спускаться к заливу, а потом пошла вдоль него. Между дорогой и берегом показался какой-то пионерлагерь. Нет, это не тот, что мне нужен.
Тут дорога стала удаляться от моря, и подниматься вверх, а внизу показался полуостров со строениями. За ним была бухта Емар, на берегу которой недавно построили лагерь «Океан», Дальневосточный аналог «Артека». Не всем детям, особенно жителям Чукотки, Камчатки, Якутии и Магаданской области, на пользу пребывание на Чёрном море. Да и сам перелёт очень долгий, плюс разница в часовых поясах. А здесь тёплое море, в котором можно купаться до октября.
Что, в своё время сыграло не на пользу жителям Приморья. Хрущёв в начале октября 1959 года, по дороге из Пекина в Москву, прилетел во Владивосток. Очень удивился, что местные жители ходят в рубашках с короткими рукавами и стоит замечательная летняя погода. А в Москве, мол, уже первый снег прошёл. И отменил северную надбавку. Это ему и спустя десятилетия не могли простить.
Выбрал наиболее удобное место и остановился. Да, жаль, нет бинокля. Правда, на СВТ есть прицел. Но он так крепко закреплён, что даже пытаться не буду снимать. Впрочем, сам лагерь мне не особо интересен. То, что я хочу сделать, к этому месту имеет опосредованное значение, хотя и занимает главное место в предстоящих событиях. Вот такой парадокс.
Долго не стал здесь задерживаться и поехал дальше, внимательно осматривая окрестности. Справа от дороги построили городок для сотрудников лагеря. Стали чаше попадаться встречные машины.
А вот знаменитая Шамора, воспетая Мумий-Троллем. Она, как и многое, переименована. Сейчас это бухта Лазурная. В «той жизни», через два месяца, по случаю попаду на Фестиваль Авторской песни «Приморские струны». Добираться будем во время тайфуна. Ручеёк, делящий пляж надвое, который воробью по колено, придётся преодолевать по пояс, борясь с сильным потоком, чтобы не унесло в море.
Где-то посредине бухты, дорога резко повернула вправо. Буквально через сто метров перекрёсток, с отходящей влево дорогой. Я, озадаченный увиденным, остановился. Достал Атлас и стал искать это место. Та, что влево, кое-как обозначена. А той, что пошла прямо, и явно поперёк полуострова, нет и намёка. По той, что есть на карте я и проезжал в своё время. Она так и будет, петляя, долго идти вдоль берега, а потом войдёт в город, в районе бухты Тихой. А вот эта, неизвестная, меня заинтересовала. Решил проехать по ней, сколько возможно.
Вначале она шла по ровному месту. Слева даже был какой-то аэродром, с лёгкими самолётами. Потом, дорога неуклонно стала подниматься вверх, иногда отклоняясь в стороны. В одном месте был очень крутой поворот вправо, а потом снова влево. Поднявшись на невысокий перевал, я увидел Амурский залив. Потом пошёл плавный спуск. Больше крутых изгибов не было. По обеим сторонам пошли дачные посёлки и наконец, я выехал на трассу. Это была дорога Владивосток-Аэропорт, а далее на Хабаровск и Находку. Определиться бы, только в каком месте я оказался.
Повернул налево. Только проехал совсем не много, как всё мне стало ясно. Это был район станции Океанская. Дождавшись, когда проедут встречные машины, я довольный, развернулся, и поехал обратно. Всё стало понятно. И явно недавно положенный асфальт, и место, где дорога выходит на трассу.
Назад ехал медленно, сосредоточенно осматривая то, что находится по бокам от дороги, изредка останавливаясь, чтобы разглядеть более детально. Но, пока такого, что могло меня устроить, я не находил. Вот впереди показался участок дороги с двумя крутыми поворотами. Приглядевшись, я понял, что он более всего подходит для задуманного. Для исключения сомнений, я проехал до бухты. Больше ничего подходящего не нашлось.
Останавливаться в приглянувшемся месте не стал, а проехал дальше. Немного погодя, проехав одиноко стоящий прямо на перевале дом, увидел, что вправо и влево уходят наезженные грунтовки. Выбрал правую. Почти сходу она стала очень круто изгибаться в разные стороны, и также круто подниматься вверх, далеко уводя меня от дороги. Наконец она вышла на хребет и пошла вниз. В одном месте увидел с обеих сторон какие-то канавы. Остановился посмотреть. Судя по всему, это были старые окопы. Наверно, ещё с гражданской войны остались. Заодно осмотрелся по сторонам, восхищённый открывшимся видом. Ни разу не приходилось наблюдать одновременно и Амурский и Уссурийский заливы. Эх, жаль, нет с собой даже завалящего фотоаппарата. Мой «Зенит» остался в палатке. Решил осмотреться и запомнить как можно подробнее, то, что можно увидеть с этого места. Даже пришлось воспользоваться компасом и сделать пометки на Атласе.
Между Амурским заливом и тем местом, где стоя я, было какое-то озеро или водохранилище. Решил проехать столько, сколько возможно. Для меня это очень важно знать. Наконец, она пошла слегка вниз. Дальше был небольшой подъём. Я остановился. Не похоже, что она куда-то выведет. Осмотрелся по сторонам и, найдя промежуток между деревьями, загнал машину в него, чтобы не попалась никому на глаза. Дальше пойду пешком, тем более что справа от дороги деревьев становилось всё меньше, и машина бы просматривалась издалека. Минут через пять, за деревьями, увидел забор из колючей проволоки. За ним было свободное пространство, с бетонными выпуклостями, крашеными пятнами в три цвета. Дорога обходила территорию слева, а потом только с обратной стороны вела к воротам. Перед ними был домик с высокой будкой, из которой выглядывал солдат.
Здесь мне делать нечего. Посмотрел в сторону Уссурийского залива. Склон, обращённый к нему, в нескольких местах также был огорожен и имелись всякие строения. Чем ниже, тем их становилось больше. Я слышал, что на сопках в окрестностях города много частей, но не думал, что столько. Пришлось возвращаться назад. Но на асфальтированную дорогу не стал выезжать, а постарался лесом подъехать как можно ближе к интересующему меня месту. Но всё равно, метров за сто пришлось остановиться.
Вышел из машины и поискал глазами дорогу. Отсюда не видно. Значит, и меня с дороги тоже не видать. Теперь нужно выбрать место для подготовки, а заодно всё обдумать в деталях. Деревья были до самой кромки обрыва. На этом подковообразном участке при прокладке дороги срезали часть склона. Длина метров сто, а высота от одного до шести метров. На самом верху была нависающая кромка, держащаяся исключительно из-за дёрна.
Стараясь не высовываться, прошёл весь участок и выбрал самое подходящее место. Время было три часа дня. Значит, засветло смогу всё подготовить, а завершение наметил на ночь. Финишную работу придётся делать, спустившись к дороге. Ночью можно вовремя успеть увидеть появившейся автомобиль. Правда, от перевала со стороны Уссурийского залива ехать всего метров двести. Так, что придётся делать всё очень шустро.
Ввернулся к машине и приступил к разгрузке. Первыми выгрузил газовые баллоны. Потом уже, то, что мне принесли солдаты. Закончив с этим, решил хорошо поесть, чтобы потом не отвлекаться. Хотя, дров кругом было навалом, но воспользовался примусом. И себя не выдам и его освою.
Плотно поел и стал перетаскивать груз к дороге. Баллоны пришлось катить, что было очень неудобно, из-за деревьев и кустарника. Всё оружие пришлось взять с собой, так, как не хотелось оставлять его без присмотра, даже в закрытой машине. При себе оставил только ПМ. Расстелил полиэтилен и уложил на него первый баллон. Потом стал приматывать изолентой на одну сторону двухсотграммовые тротиловые шашки. На один баллон решил закрепить десять зарядов. Приматывал их в шахматном порядке. Потому, что если крепить их в одну линию, то все десять не поместятся, так, как надо ещё вставлять электродетонаторы.
Поставил баллон и стоя на коленях только начал оборачивать вокруг него моток чёрной ленты, как вспомнил про железнодорожные костыли. Пришлось сходить за ними к машине, они так и лежали под ногами пассажирского места, вот я о них и забыл. Приложил с противоположной от тротила стороны и стал приматывать их заодно с ним.
— Помочь? — неожиданно раздался голос за спиной.
Я резко обернулся. Метрах в пяти за толстым деревом стоял мужик, вернее парень, лет тридцати, явно младше меня. Тьфу ты, всё мыслю старыми категориями. Для меня нынешнего, он старше. Одет по «моремански». В смысле, что так в основном одеваются моряки загранплавания. Джинсы, кроссовки, майка с надписью «Сингапур» и головой льва, лёгкая ветровка. На голове бейсболка. За спиной что-то висит, так как на левом плече видна синяя лямка. Чего его занесло именно в это место? Загадка. Вряд ли меня выследили. Милиции ни к чему этот маскарад. Кроме него, больше никого не видно. Но не факт, что он один. И что мне с ним делать? Стрелять? А за что, только за то, что оказался в ненужное время в ненужном месте? Прогнать? А если он расскажет, что видел меня за подготовкой к диверсии? Ладно бы, если после того, как всё произойдёт, а вдруг раньше? Может сыграть в открытую? Если не привлеку на свою сторону, то хотя бы не навредит.
— Ты кто такой, диверсант? — спросил он с улыбкой, не дождавшись ответа.
— А тебе не всё равно? Лучше помоги привязать тротил к баллону, сам ведь напросился.
Тот слегка опешил от такой наглости. Но из-за дерева не выходил. Я слегка повернул голову вправо и влево, старясь услышать или увидеть, есть ли ещё здесь кто-нибудь.
— Так ты действительно диверсант? — сказал, а сам высматривал удобный путь к побегу отсюда.
— Допустим, если это так, то почему ты вступаешь со мной в разговоры, а не бежишь докладывать, куда надо?
Он замешкался с ответом, видимо подумал, что ему так и нужно было сделать. Потом сказал, неуверенным голосом:
— Ну,… мне нужно было убедиться.
— Ага. Я, значит, даю утвердительный ответ, и ты довольный своей догадкой, идёшь сообщать. Я же, продолжаю готовить бомбу, как ни в чём не бывало. Вместо того чтобы взять автомат и тебя застрелить, — произнося последние слова, я откинул мешок, достал АКМС и направил в его сторону, но высоко над головой. — Но я же этого не делаю. Не только потому, что услышат. Я могу и с Макарова это сделать, вот так, — и я вынул из кобуры пистолет, а автомат повесил стволом вниз. Понимаю, что это смахивает на ребячество, но как по-другому разруливать эту ситуацию, я не знал.
Тот так и застыл на месте. Наверно, до него дошло, что он поступил необдуманно, окликнув меня.
— Скорее всего, ты прав… Глупость я сморозил… Но, если это не подготовка к диверсии, то что? — наконец произнёс он.
— Обычная подготовка к теракту, — произнёс я равнодушным голосом, наблюдая за его реакцией.
— А в чём разница?
— Диверсия направлена на объект, хотя и могут пострадать люди. А теракт на человека, но при этом может подвергнуться разрушению объект. Хотя, бывает, что одно с другим взаимосвязано. Но цель у каждого своя. Впрочем, я в этом вопросе дилетант. Первый раз взялся за это дело.
Визитер, пытаясь осмыслить мною сказанное, внимательно рассматривал всё лежащее на траве. Газовые баллоны, тротил, на которых была заводская надпись. Россыпь детонаторов, катушка кабеля, подрывная машинка. Было понятно, что ему внове, видеть и слышать об этом. Так, как мне с ним поступить, снова задал вопрос самому себе. Связать? А потом?
— Как я понимаю, для моего незавидного положения никакой разницы нет. Что в лоб, что по лбу. Финал один.
— Не обязательно. Я даже могу тебя отпустить, после того, как скажу, кого хочу ликвидировать. Хочешь знать, кого?
По нему было видно, что и узнать хочется и боязнь, что это только усугубит его положение. Наконец, он решился и спросил:
— Обязательно вот таким способом? Можно ведь кирпичом по голове. Или из оружия. Тем более, оно у тебя есть.
— Кто-нибудь другой и смог бы, но не я. До сегодняшнего утра я и не собирался ничего подобно затевать, а сейчас летел бы себе покойно в самолёте домой в Москву. Но тут предложили тротил. И я решил, что раз подвернулся такой случай, то грех им не воспользоваться. Вдруг, и выйдет толк и польза от этого.
— Какая же может выйти польза от убийства?
— Если бы у тебя было возможность убить Гитлера, ты бы это сделал, зная наперёд, что он сможет натворить?
— Конечно! Но здесь нет никого, кто мог бы был под стать ему.
— Не обязательно быть таким как фюрер, чтобы натворить дел всемирного масштаба.
— Возможно, ты знаешь больше чем я. И кто он?
— Первый Президент СССР.
— Нет у нас такой должности.
— Будет. Им станет Горбачёв.
— Зачем? Разве должность Генерального Секретаря меньше? И с чего ты взял, что он им станет… Хотя, раз ты из Москвы, то вполне можешь знать больше. Но убивать из-за этого, считаю глупостью. Как говорится в той пословице про дитя…
— А ещё я не большой любитель пиццы.
— При чём здесь она? — удивился он.
— При том, что он через несколько лет станет сниматься в США, в рекламе. И не только про неё. Ещё какие-то сумки будет рекламировать.
— Генеральный Секретарь станет заниматься рекламой!? Ты наверно свихнулся.
— Почему так плохо обо мне думаешь. Я сам несколько раз видел её по телеку. Какая-та американская фирма, делающая пиццу, наняла его. И он с удовольствием согласился. Большего позора для великой страны, я не припомню в истории.
Нежданный гость с какой-то жалостью оглядывал меня, словно врач в психбольнице. Он даже подошёл к баллону и тротилу. Взял одну шашку, чтобы удостовериться, что это не розыгрыш, затеянный для него.
— Для чего ты костыли приматываешь? — спросил он, чтобы, как врач, отвлечь пациента от навязчивой идеи.
— Чтобы увеличит поражающую способность.
— И как ты хочешь его… убить?
— Закопаю в склон обрыва. А когда он будет мимо проезжать, подорву.
— Он будет здесь проезжать? — указал он в направлении дороги.
— Да. В пионерлагерь «Океан».
Он снова окинул взглядом смертоносное снаряжение.
— Если всё это взорвать, погибнет не только он, но и совершенно невинные люди.
В ответ, я только развёл руками.
— Откуда ты знаешь, что так будет? Чёрт с ней, с рекламой, сдалась она тебе. Или тебе завидно?
— Ты прав. Не в рекламе дело. А что ты скажешь на счёт того, что бандеровцам на Украине поставят памятники, присвоят Героя, советские флаги запретят, а в День Победы будут избивать фронтовиков и срывать награды? Что в Латвии по улицам будут маршировать бывшие эсэсовцы, и их будут охранять от победителей? А за ношения советских наград будут привлекать к уголовной ответственности? В Эстонии станут судить Героя Советского Союза за то, что в войну расстрелял предателей и полицаев, а памятник освободителям Таллина снесут?
Чем дальше я говорил и распалялся, тем больше видел в его глазах страх, от того, что он оказался так близко от самого настоящего сумасшедшего, да и вдобавок, вооружённого. В его взгляде была видна обречённость. Он полагал, что живым отсюда точно уже не уйдёт. Если только не решиться на то, чтобы рвануть к дороге, вдруг я не сумею попасть в него. Я это увидел и вовремя остановился.
— Ты, наверное, решил, что я свихнулся? — и, не дожидаясь ответа, добавил, — Я бы на твоём месте подумал также.
— То, что ты сейчас наговорил, просто не может быть! Такое невозможно в Советском Союзе никогда!
— Тут ты прав, в СССР такого бы не было. Но Советского Союза нет, а прибалтийские страны вступили в НАТО.
— Какие такие прибалтийские страны? Швеция и Финляндия? Они же объявили нейтралитет!
— Нет, не они, а Эстония, Литва и Латвия. Украина и Грузия тоже туда сильно стремятся.
После моих слов, он окончательно убедился, что имеет дело с ненормальным. На худой случай, что ему снится кошмарный сон. Он даже попытался незаметно от меня, ущипнуть себя за ухо. Но сон оказался явью. Опасаясь, что он предпримет какой-нибудь отчаянный поступок, который может оказаться трагическим, я решил ему вкратце рассказать, откуда всё это знаю